Андрей Гелианов «О превращении форм»

Концептуальный модернистский сборник малой прозы Андрея Гелианова «О превращении форм» – это череда будто бы не связанных друг с другом рассказов, на деле последовательно фиксирующих фазовый переход писателя из творческой молодости в творческую зрелость. Это книга-отчет о трех стадиях полного метаморфоза автора: прядение кокона, гистолиз и гистогенез – ну а какое имаго получилось в процессе превращения форм, узнаем в следующем романе Андрея Гелианова «А А А».

Сборник «О превращении форм» опубликован под одной обложкой с романом «Причалы», но это сочинения разных периодов писательской жизни: «Причалы» наряду с романом «Алхимия во время чумы» и сборником «Сад, где живут кентавры» написаны до дебютной материальной книги (по стечению обстоятельств ею стал позднейший «Сад»), а «О превращении форм» – уже в процессе подготовки «Сада» к печати и после его выхода в свет и номинации на премию Андрея Белого. Выбор концепции метаморфоза для первой постдебютной работы говорит о серьезности отношения Гелианова к литературному труду: автор пробился к институциональному свету сквозь толщи сетевого самиздата, и эту перемену необходимо отрефлексировать – кто он теперь? куда он? зачем? Поскольку Андрей Гелианов – настоящий писатель, он рефлексирует художественными средствами, рассказывая истории о трансформациях героя.

Стадии прядения кокона соответствуют рассказы «Изгнание воображения» и «О превращении форм». В первом из них, выросшем из хохмы в литературном клубе Infinite Read», предлагается альтернативная версия последних лет жизни Овидия: он не был сослан в Томы Октавианом Августом, а лишь вообразил это и до самой смерти просидел в саду собственного дома, представляя, что живет среди варваров на берегу Черного моря; в рассказе перемежаются точки зрения самого Овидия, заточенного в своих фантазиях, его жены, наблюдающей безумие поэта со стороны, и некого ребенка в современном мире, наследующего дух автора «Метаморфоз». Мотив предварительной стадии метаморфоза тут очевиден: утрата связи с реальностью, замыкание во внутреннем мире, предвидение преображения в новую форму в ином времени.

Заглавный рассказ «О превращении форм» написан Гелиановым как специально для меня, на мою тему и в моем стиле: с обилием числовых данных и выписок научных фактов из биологии, палеонтологии и астрономии рассказчик свидетельствует о стадиях разложения возлюбленной. Если в «Изгнании воображения» происходит информационная блокада, то здесь – остановка физиологических процессов: обычная творческая жизнь далее невозможна, предыдущие тексты воспринимаются автором как отжившие свое и уходящие в прошлое. Себя писатель пока еще ощущает живым, в то время как свои сочинения кажутся ему умершими; отсюда столько случайной научной фактуры и чисел, которые Гелианов ненавидит и считает неуместными в художественной литературе. Этот рассказ – похороны текста.

Процесс полного метаморфоза запускают подобные вбросам гормонов тройки микрорассказов «Галерея сильфид: Три гностических испарения» и «Галерея сильфид: Три памяти о дыхании», вводящие сквозного персонажа сборника, которого можно рассматривать как смутно ощущаемую цель писательского преображения (хотя автор наверняка вам скажет, что ему просто нравится этот парень) – ровесника и возможного двойника Христа, неопифагорейца-долгожителя Аполлония Тианского.

Стадии гистолиза соответствуют рассказ «Свиноленд!», поэма «О полете реки» и рассказ Mogador Blue. «Свиноленд!» – это кровавое аниме о бесчеловечном способе генерации звуковых волн, используемых для воспитания подрастающего поколения в Японии: преступникам дают погрузиться в блаженное наркотическое состояние на несколько недель, а затем по-японски жестоко заставляют раскаяться в преступлениях в преддверии ужасающей смертью в рукотворном аду. «Свиноленд!» не только повествует о переделке человеческого тела в условно-свиное (скорее в свинину, чем в свинку), но и продолжает физиологическую тему рассказа «О превращении форм»: на этапе прядения кокона мы видели прощание с прекратившими функционировать органами, а на этапе гистолиза видим уже в прямом смысле их утрату.

Снабженная подробным предисловием поэма «О полете реки» декларирует утрату писательского «я»: Гелианов утверждает, что он только переводчик, а поэму написал на персидском языке его знакомый дворник-таджик. Текст подается как чужое произведение, хотя явно написан самим Гелиановым, большим любителем ближневосточной мистики, и тематически четко укладывается в концепцию сборника, поскольку рассказывает о мысленном путешествии дворника из официозного Исфахана в вольный город Шираз; кроме того, поэма рождена характерным для автора способом – как реакция на теракты в ширазской Зеркальной мечети, так что тут ему внимательного читателя декларацией «это не мой текст» не обмануть. Но важен сам прием: на середине сборника гистолиз добрался до писательского ядра, и то, что еще сознает себя как Гелианова, уже не узнает собственные тексты и вынуждено достраивать объяснения, как эта прекрасная персидская стилизация к нему попала.

В Mogador Blue, повествующем о традиции американцев и европейцев уезжать для ретрита в Марокко, гистолиз доведен до конца: с одной стороны, в рассказе почти ничего не происходит, с другой стороны, персонажи находятся в чуждом для них месте и выбирают между натурализацией (метаморфозом из западного человека в араба) и растворением в океане. Пути назад для них нет – герои, а вместе с ними и автор должен лишь определиться: стать кем-то новым, отбросив старую жизнь, или умереть? Здесь, конечно, можно увидеть и традиционные эмигрантские мотивы привыкания к новому месту и неоднозначности разрыва с Родиной, о чем пишет каждая волна эмиграции, начиная с «Машеньки» и «Подвига» Владимира Набокова, но в рамках метаморфической концепции сборника важна трактовка Mogador Blue именно как окончания фазы деструкции прежнего творчества перед началом фазы конструкции нового.

Наконец, стадии гистогенеза соответствует рассказ «Зимний состав», сюрреалистическое железнодорожное путешествие, отсылающее читателя к романшам Антуана Володина, но вместе с тем и к рассказу «Некийя/Коммос», поскольку контрагентом Эрнана и Кнапфеля выступает агент 418. Здесь мы можем наблюдать процесс формирования нового, самому автору еще непонятного творческого тела – этап самосознания себя в новых границах пока не наступил, и писатель наравне с читателями знакомится с новыми нарративными структурами и языковыми формами, что образуются в нем в относительном беспорядке под действием чертежей «Галерей сильфид». Именно здесь Гелианов достигает одного из модернистских идеалов – текучести образов и смыслов, переливающихся друг в друга под действием не до конца ясных, но вполне детерминированных сил. Этот идеал характерен скорее для поэзии, и тем мощнее «Зимний состав», что эволюция текста и автора запечатлена в рассказе прозой по поэтическим законам. На мой взгляд, на сегодня «Зимний состав» – сильнейший текст Андрея Гелианова.

В финале мы читаем третью версию «галерей сильфид» – «Галерея сильфид: Три древних воздуха». Это еще один вброс гормонов, на сей раз подающих сигнал о завершении гистогенеза и инициирующих выход из кокона нового, превращенного полным метаморфозом Андрея Гелианова. Поскольку тут сборник-куколка и заканчивается, мы не видим, в кого преобразился писатель. Интрига откладывается до «А А А».