Не до конца разобрался с тем, какую книгу мне больше напомнил «Дом на краю света». Что-то от семейной саги, вроде цикла Фолкнера (манерой изложения от лица разных героев), что-то от маркесовских «Ста лет одиночества» (3 поколения героев, дом), что-то от «Татарской пустыни» Буццати (ребята проспали всю свою жизнь). Всё это в весьма ограниченном объёме, отчего у меня создалось стойкое ощущение некоторой вторичности.

Не понравилось, что все герои говорят одинаковым языком. И язвительный Джонотан и заторможенный Бобби и экспрессивная Клэр и вообще все. Особенно это заметно в описании ранних лет. Этакие девяти- и одиннадцатилетки, склонные к анализу и самокопанию. Взирающие на жизнь с высоты прожитых лет.

«Джонни давай сделаем монтаж!» Сюжет рваный, целостного описания нет. Размеренное повествование внезапно прыжком за 2 абзаца перемещается вперёд на 7 лет. Как прожили герои эти годы – не всегда ясно. От этого неясное ощущение, что главные герои вроде статистов (ну, или они на старости лет вспоминают яркие события молодости, а рутину уже подзабыли). В фильме (а я посмотрел и фильм, что в моём понимании говорит, скорее, о том, что произведение понравилось, чем нет) это вообще доведено до абсурда. Там герои без эмоций покривлялись на экране 10 минут, прошло 7 лет, покривлялись, прошло ещё 7 (года их там, кстати, не берут).

Прекрасно понимаю тех, кому понравилось произведение, но сердцем прочувствовать его не смог, а разумом не захотел.

Мне понравилась структура романа. Это классическая семейная сага, где читатель наблюдает за историей семьи на протяжении нескольких десятков лет. Каждая глава, это отдельный взятый год, который описывает фрагмент из жизни одного или нескольких членов семьи. Хронология прямая, без постмодернистских штучек, год за годом, автор показывает нам как взрослеют и меняются герои.

Каннингем, действительно хороший писатель, который убедительно вырисовывает своих героев. Я наслаждался его языком, с интересом наблюдал за жизнями героев где-то до середины романа. Но, есть одно большое но, которое где-то со второй половины романа мне мешало наслаждаться этой книгой.

Автор пытается затронуть в своём произведении кучу тем: СПИД, гомосексуальные отношения, семейное насилие, проблема отцов и детей, клептомания, проституция, наркотики, секс, измены, гендерное самоопределение, расизм и далее по списку, всё о чём популярно говорить/снимать/писать последние десятилетия в Америке. Мы это уже не раз читали и уже сводит скулы от всех этих проблем, тем более, что автор ничего нового и не сказал-то. Так вот, возвращаясь к своему «но», которое мне мешало наслаждаться романом. Каннингем, тонкий психолог, который довольно объёмно и убедительно вырисовал своих героев, начал через некоторое время откровенно издеваться над ними. Все вышеописанные темы, о которых автор написал в своей книге, относятся к одной семье! Я вполне спокойно могу себе представить себе семью, где сын гомосексуалист умирает от СПИДа или что отец много выпивает и поднимает руку на детей, или что дочка выходит замуж за нелюбимого человека, чтобы сбежать из семьи (это не спойлеры, если что). Но когда каждый отдельно взятый член семьи отклонение от «нормы», а взаимоотношения между членами семьи оставляет желать лучшего, семья превращается в какой-то паноптикум. Поэтому, перестаешь верить героям, потому что понимаешь, что это плод воображения отдельно взятого человека, который описал их не как людей, а как функции.

Ладно, на момент написания романа, в 1995 году, действительно, эти темы были животрепещущи для американского народа, но, повторюсь, можно было намного лучше этот роман написать. За примером далеко ходить не надо «Богач, бедняк» Ирвина Шоу 1970 года или «Сага о Форсайтах» Голсуорси. Обе книжки затрагивали проблемы взаимоотношения в семье и актуальный проблемы в обществе и получалась у них намного лучше и интереснее.

Небольшая по объему книга состоит из десяти всем известных сказок. Только вот нет в них «жили они долго и счастливо». А есть суровая правда жизни, как она есть. Никогда не знаешь, что находится в голове у героя такой вот сказки, а Каннингем мастерски это показал. Он показал как живется на самом деле не таким как все, будь ты человек-лебедь или карлик; или что случилось с Рапунцель и Белоснежкой после «жили они долго и счастливо». Каннингем мастерски переплетает знакомые всем сказки с современной реальностью, сказки написанные для современных людей.

Я понимаю почему книга многим не понравилась — не все хотят погружаться в ту депрессию на страницах книги, и узнать героев любимых сказок с другой стороны. Но книга определенно должна понравиться любителям автора и настоящих сказок, например, братьев Гримм. Не причесанных для современных деток, а именно тех, где Спящую красавицу снасильничал принц, или как на самом деле закончилась Красная Шапочка. Потрясающие иллюстрации дизайнера Юко Симидцу сказка об Оловянном солдатике. Такой трогательный и какой-то жизненный.

Модернизированные сказки — одна из примет нашего времени. Рецепт прост: берётся классическая история Андерсона, Перро или братьев Гримм и вперёд! Твори, выдумывай, пробуй! Другое дело — не у всех получается. Эта сказка, пожалуй, к фанфикам можно отнести с натяжкой, так она написана в жанре хоррора.

Я люблю такой хоррор, качественный. С постиронией на тему о вечной любви. Безволосая Рапунцель ждет в хижине своего принца, который сорвался с высоты замка и выколол оба глаза о терновый куст.

Он ищет ее по всей земле, бродит и испытывает одиночество, боль и насмешки, терпит издевательства и голод. Наконец, он находит ее. Покрытый струпьями, изуродованный и счастливый. Он познал погружение в зловонную тьму — тот, который лишь годом раньше с царственным блеском, неукротимый и отважный, взбирался по золотым косам на высокую башню.

И она скрывает от него, что косы давно лежат безжизненными змеями. Она кладет их рядом с собой в постель. Принц гладит их и верит, что его Рапунцель так же красива.

До дрожи.

А поутру они проснулись...

Так могла бы быть озаглавлена рецензия-отзыв на книгу,

кабы эти слова раньше меня не придумал Василий Макарович Шукшин...

Напрасно беспокоились мои хорошие знакомые о том, как я восприму книгу на такую не слишком привлекательную для меня тему. Однако всё срослось и получилось, потому что тема мужского гомосексуализма вовсе не является центральной в романе. А просто помогает автору обозначить другие, более важные и значимые моменты. При этом сразу скажу, что вряд ли сумею озвучить все те мысли и чувства, которые мелькали и переменялись во мне во время чтения.

Прежде всего, это книга о нескольких людях из, наверное, не слишком типичных, но всё же и не чрезмерно незаурядных семей. Возможно, это более-менее классические средние американцы. Жители большого города (а всё действие происходит в Большом яблоке — в Нью-Йорке), они и живут совсем городской жизнью людей среднего возраста.

Каннингем, в общем-то, не сильно раскрывает внутренние механизмы появления в Питере вот этого явно гомосексуального влечения и чувства. Хотя как-то что-то пытается проговорить внутренним голосом своего героя. Но вот лично я так и не понял, с чего это вдруг у Питера стрельнуло вот это гомофильское, да ещё и в стадии «я тебя люблю» — не просто там «я хочу тебя», а именно проговорённое «я тебя люблю», — ведь, вроде бы, в его жизненной истории не было ничего такого, что явно намекало бы на скрытую или подавляемую им мужскую гомосексуальность. Или я просто этого в книге не заметил...

Но бог с ним, со всем вот этим. Лично мне гораздо более интересными показались внутренние метания Питера. Каннингем довольно много времени и места отводит в романе именно внутренним монологам Питера, совмещая их с какими-то внешними моментами из его жизни — с прогулкой по ночному Нью-Йорку, поездкой к клиенту, с вечерне-ночными бдениями. И вот как раз вся эта внутренняя кухня мне была интересней всего. Ибо Каннингему удалось, как мне кажется, ухватить многое из реальной внутренней жизни реальных людей. По крайней мере, многие эти движения души были мне близки и понятны. Пусть и не все разделяемы. Что именно близко и понятно? Ну, например, не помню кто именно, Ребекка или Питер, говорит, что то и дело ловит себя на мысли, что так и не стал взрослым, а просто научился притворяться им — тоже такие мысли мелькали в своё время в голове — зачётно! И вообще все вот эти внутренние брожения мужчины в возрасте «середина жизни» — у меня в этот критический период было очень острое и болезненное ощущение полного одиночества, и я врубал погромче «Калинов мост» на виниле и сидел на полу, переваривая свои внутренности вместе с мозгами (или что там у меня вместо них). Всё-таки прав был один не слишком известный доморощенный философ, произнёсший «Все мы по-разному одинаковые». И как раз в этой одинаковости и заключена способность понимать и чувствовать движения души другого человека.

Чтобы не раскрывать извивы сюжета, ограничимся только тем, что Питер, испытав все вот эти чувства и прожив описанные в романе события, обрёл в себе силы на то, чтобы заново попытаться выровнять вдруг покачнувшиеся семейные устои. Избрав для этого, наверное, не самый простой, но, вероятно, самый правильный путь — поговорить с Ребеккой открыто и обо всём. И мы не знаем, что ждёт этих двух людей — всё это осталось за кадром, за пределами книжной обложки. Но мы знаем, что оба они всё-таки преодолели внутренний личный кризис, что и мы, и они можем надеяться, что и семейный кризис тоже будет преодолён.

Ну а то, что автор использует в качестве заднего плана и фона этого романа, на самом деле представляет собой особый интерес. Это я о культурной составляющей. И Каннингем не единожды делает смысловые вбросы в виде аллюзий на те или другие произведения культуры — даже я при всей своей небогатой в этом смысле грамотности какие-то вещи узнал и вспомнил. Что касаемо того творчества, о котором идёт речь в романе — все эти псевдокартины и псевдовазы и псевдоскульптуры в моём понимании вряд ли являются по-настоящему культурными продуктами. Да, какими-то проявлениями личностей тех людей, которые сотворили и сотворяют все эти безделушки, являются, но что из всего этого станет шедевром, а что отправится на свалку (безусловно большинство) — это мы сможем узнать только по прошествии времени. Но вот я бы ни одно из описанных произведений в свою домашнюю коллекцию не взял — наверное, вкус у меня не тот, не подходящий… Всё равно, что пролёт уличного старого испещрённого подростковыми надписями и рисунками дощатого привокзального забора утащить и поставить на свой приусадебный участок — бр-р-р-р…

Если бы у Франзена не было «Свободы», то, не смотря на все недочеты и несуразности, на совершенно чуждые мне проблемы, затронутые в романе, на его узкую целевую аудиторию, на нелогичность поступков и общую непривлекательность главных персонажей книги, я бы назвал Каннингема новым живым классиком современной литературы в жанре семейной саги. У него получилась глубоко личная и прочувствованная книга. Нравится мне писатели, которые серую обыденность, в которой ничего интересного не происходит, могут преподнести настолько красочным языком и настолько стильно, что произведение западает в душу и, не смотря на внушительный объем, читается быстро и легко. Среди таких амбициозных американских романов, которые критики единодушно и (нередко) небезосновательно признали «великими» и причислили к современной классике сразу после их выхода в свет, прочитанных мною за последние пол года, оказались уже упомянутый шедевр Франзена (в то время как его «Поправки» дочитал с трудом, а «Безгрешность» вообще не осилил), «Маленькая жизнь» Янагихары (которая на поверку оказалась мыльной гей-оперой с примитивными, раздражающими персонажами, нелогичными поступками, тупостью и сопливой романтикой – писалась явно под женскую аудиторию до 18) и вот это обсуждаемое творение неизвестного мне доселе автора. Ну что ж, он оказался в золотой середине между упомянутыми романами – переходной вехой, недостающим звеном между женским и мужским романом – до Франзена не дотянуться, но с Янагихарой легко справился.

Что касается гей-темы, то я «не в теме», поэтому жизненные метания, поступки, размышления и переживания главных персонажей мне не близки, а порою и непонятны. Да и перебор у автора с этими участниками гей-парада жизни – в одной только семье их каждый второй, и это не принимая во внимание лиц нетрадиционной сексуальной ориентации, которые в эту семью не входят!)) А те, кто остался, лучше бы тоже пополнил их ряды, так как им от автора досталась незавидная участь трансвеститов, наркоманов, преступников, душевнобольных, больных СПИДом и прочих маргиналов… Не будучи гомофобом, описанная однополая любовь меня не шокировала и не возникало желания как можно быстрее прекратить чтение, но вот все постельные сцены вызвали глубокое недоумение – создалось впечатление, что автор, описывая подробности происходящего, сам возбуждался настолько, что делал это одной рукой, в то время как другая рука помогала снять напряжение – следовательно, голова в процессе написания этих сцен задействована не была – давно не читал таких примитивных описаний, будто написанных школьником, а не серьезным автором. Без этих сцен роман только выиграл бы.

Вторая претензия – ко всем без разбору главным персонажам, а их здесь много. Нет НИ ОДНОГО (!) позитивного, все ненавидят друг-друга, единственный волевой гетеросексуальный персонаж-мужчина показан тираном, педофилом и деспотом, остальные мужские персонажи безвольны и теряются на фоне женщин и вечно стремящихся найти свое место в этом мире геев и трансвеститов – при этом даже они, к которым автор относится с нескрываемой симпатией, любовно и трепетно выписывая их ранимость и чуждость жестокому миру (сказывается его собственная сексуальная ориентация), не вызывают никакого сочувствия и участия. Единственный более-менее позитивный персонаж книги – трансвестит Кассандра – такой себе Йода, гуру, который пытается всех примирить, зрит в корень, изредка выдает мудрые сентенции и хоть немного думает о будущем, на фоне остальной инертной массы, которая болтыхается в своем болоте, в своих проблемах, в своем эгоизме и ненависти.

В общем, автор – такой себе гей-вариант Франзена, размышления которого, как и психология и поступки персонажей его романа, подозреваю, будут более понятны людям с нетрадиционной сексуальной ориентацией. Сбавил несколько баллов только потому, что не вхожу в данную целевую аудиторию романа. Словом же автор владеет на девятку (минус балл за ужасно примитивные постельные сцены). В качестве контрольного ознакомлюсь еще с одним, самым известным, его произведением, «Часы», в котором, надеюсь, геев будет поменьше (да и объем произведения не столь уж пугает), и на этом знакомство буду считать завершенным.

Автор использует ряд концептов, которые мне в принципе очень нравятся: снег, одиночество, экзистенциональный кризис, творческая проблематика и т.д. Все это можно так интересно раскрыть. При чтении данного романа складывается ощущение, что автор просто стер четкую грань между внутренним миром героев и внешним и при этом сделал оба мира удивительно размытыми. Кому-то это может показаться эффектным, мистическим и загадочно элегантным, а кому-то недоделанным и даже слегка халтурным.

Само проявление неопределенности здесь можно понять, ведь книга о личном кризисе. Все герои чего-то ищут, вернее – ждут, когда все вдруг изменится само, потому-то в книги столько статики. Действие происходит внутри героев. Они размышляют, страдают.... и ничего не меняют. Два брата, которые цепляются друг за друга, потому что по сути им больше не за что цепляться. Все проходит мимо, как снег, где-то рядом ходят люди, у которых все хорошо, которые счастливы или хотя бы знают, что делать дальше. Но это не они.

Мне показалось, что в книге слишком много самого Каннингема. Здесь, например, не сцена разговора двух братьев, а сам Каннингем, который старательно ее воспроизводит, не бег полуголого Баррета по улице, а любовно описывающий это автор. Неудивительно, что его проза порой кажется вымученно-неестественной. Чтобы уж совсем добиться оригинальности, он местами пытается добавить поток сознания, но ситуацию это, честно говоря, не спасает. Для потока сознания нужны интересные глубокие герои. Здесь же их нет. Есть неплохие наброски, но они так и остаются набросками. Что мне понравилось, так это метафора осколка в глазу.

Если говорить о книге в целом, то, пользуясь терминологией Чехова, в ней раскиданы ружья, которые так и не выстрелили и просто мозолят глаза, зато обильно присыпаны снегом, ведь красиво же, экзистенционально, одиноко и эффектно.

Не читал Часы и вообще — первая книга Каннингема, с которой ознакомился. Не вдохновляет. Это в чистом виде мыльная опера с историей семейки, в которой младшее поколение распределено в соответствии с трендами: адюльтер, СПИД и гомосексуализм дадены строго по одному каждому из младшего поколения. Сам жанр увесистой как бы семейной саги — достаточно распространенный коммерческий формат, что у них, что у нас ( недавно вот Учителя Дымова Кузнецова читал в том же направлении). В рамках достижений жанра книга Каннингема ничего не дает ни в социальном ни в психологических пластах. Ну еще одна бесцветная семейка, ни один из муравьев которой не заинтересовал. Чуть фактурней остальных в книге трансвестит — и то сравнительно. Диалоги средние, сексуальные сцены посредственные — все сильно уступает, допустим, Энн Тайлер. Не понимаю, зачем можно писать такого рода вещи при живом Франзене?

О, Господи, что я скажу? Какие промолвлю слова?

И глас с небес мне ответил: «Вся наша плоть… трава!»

Баптистский гимн

Дочитала вчера. Сейчас буду судорожно собирать слова, чтобы сказать что-нибудь.

Я привыкла к тому, что Каннингем намеренно держится подальше от политики. Что его «ниша» — довольно реалистичные рассказы об одиночках с неспешными внутренними рефлексиями, перемежаемые потрясающими видами природы, преломленными восприятием тех, кто смотрит — на панораму ли вечернего Нью-Йорка, на пустырь ли в Кливленде, на пустыню ли в Финиксе. Да, я еще с «Дома на краю света» заметила, что писатель неровно дышит к историческому роману, но больше тяготеет все-таки к современности. К эстетским картинкам ужаса и обреченности, описанным с таким блеском, что далеко не сразу веришь в то, что материалом послужила наша окружающая действительность. «Избранные дни» стали для меня тем еще сюрпризом. Не только потому, что у Каннингема, оказывается, тоже была мама (с), но также из-за довольно лихой мешанины жанров и отзвуков моих любимых писателей, которые никак не ожидаешь встретить здесь. В этих временах и этих точках пространства, в этом волшебном фонаре, меняющем картинку, стоит только ее встряхнуть (как, например, я неожиданно встретила мотивы Сэлинджера в «Начинается ночь»). И потому, что все игры на поле исторического романа и «сай-фай» с явным отголоском антиутопии подчинены четкому и, как всегда, гуманистичному замыслу. В данном случае — сверхгуманистичному. Была ужасно рада повстречать на страницах книги не только стайку странных людей, бредящих строчками из Уитмена (как, впрочем, и его самого, в самых разных обличьях), но и Брэдбери, Кафку, Паланика (да, мне это не показалось), а также Кинга, выпавшего прямиком из «Темной башни», Оруэлла с его «1984» и даже Пинчона с «Лотом 49» (привет тебе, о Надия, бесплодная надежда землян).

При всем при том Каннингем, как всегда, пишет только по-своему, неизменный и такой разный в одно и то же время. В этот раз он обошелся даже без эпиграфа — тот на первый взгляд случайными стихотворными строчками разбросан по всему произведению. «Гражданская поэтика» Уолта Уитмена задает тон и темы для повествования. Пожалуй, это самая «общественная» и одновременно аполитичная вещь, прочитанная мной у Каннингема. Оно и понятно: 11 сентября было чересчур живо в памяти, а вокруг ходили люди, по-разному травмированные этим жутким событием. Каннингем дает своим героям, таким разным и одновременно таким похожим, одно и то же средство ускользнуть от, казалось бы, привычного, но невыносимого существования: поэзию, которая исподволь начинает влиять на их жизнь и определять ее. А читателю остается только идти вслед, пугаясь до смерти, облегченно выдыхая, потирая нос после безобидного авторского щелчка и умирая вместе с ними. Чтобы понять: мир так огромен и многообразен, что мы не успели увидеть даже половины. Главное — не угробить его совсем. Все остальное еще можно попытаться исправить. Все, кроме смерти близких. Но и ее можно пережить.

Это мой третий роман Каннингема (четвёртый, считая «Дикого лебедя», но тот стоит особняком), и с каждым разом оценка всё ниже и ниже. Автор снова и снова повторяет сам себя, и я начинаю думать, что, написав пронзительный и гениальный «Дом на краю света», он продолжает просто по инерции обсасывать одну и ту же тему.

Итак, что мы имеем? Один гей, один наркоман, одна немного-не-отсюда-девушка, одна стареющая рокерша и несколько второстепенных персонажей в том же духе. И все они, конечно, неудачники по жизни, так и не нашедшие себя, растерянные, плывущие по течению в ожидании чего-то, что изменит их жизни, какой-нибудь великой любви или гениальной песни. Словом, всё это мы уже где-то видели.

Понравился магазинчик Лиз и история Бет, отсылки к музыке и литературе. При этом я совершенно не поняла смысл названия и того, как обыгран момент с осколком в сердце из андерсеновской сказки.

Хорошо, но много. Уставала читать, хотелось пролистать даже. Думаю, это потому, что меня зацепили истории Константина, Мэри и Сьюзен, а Билли и Зои и тем более детей — нет. Они оказались мне совершенно чуждыми, не заинтересовали и не заставили задуматься.

Константин и Мэри. Великолепная иллюстрация «семьи», где за красивым фасадом скрывается полнейший ад. Вроде и любовь есть, и дети желанные, и деньги в итоге появились, но все члены несчастны. Больше всего я ненавидела Константина, редкостная тварь, псих и домашний тиран. Хотя и Мэри внесла свою лепту, предпочитая красоту и порядок реальной жизни. Но её я понять могла: совсем молоденькая девушка, сбежала в брак из такой же деструктивной родительской семьи, поверила обещаниям парня...

Сьюзен, Билли и Зои. Бедняжки дети. Сьюзен, внешне самая благополучная, носит внутри свой маленький ад. Зои — шлюха и наркоманка, мать-одиночка, «из тех, о которых пишут газеты». При этом показана вроде как милым, трагичным и положительным персонажем, но меня бесила ещё с первой сцены, где она младенцем беспричинно орёт. Билли — ни то, ни сё. Зато читать про него и Гарри было радостно.

Бен и Джамаль, внуки. Казалось бы, что может уродиться в третьем (а то и больше) поколении вышеописанного кошмара. И да, они вас не разочаруют — такие же странные и противные, как можно ожидать. Развязка с Беном меня вообще убила =_=

Мне понравился роман, но не понравились герои, поэтому такая оценка. Ценителям семейной саги понравится. Да и извечные темы Каннингема на месте: внутреннее одиночество, неприкаянность, печаль.

Я чувствую этот роман настолько остро, что что бы я о нём не сказала, это будет настолько незначительным и настолько мало отражающим мои реальные ощущения, что вроде как не стоит и пытаться. Но сейчас я его перечитывала и, кажется, готова немного структурировать мысли.

Для меня это однозначно книга из серии «умом не понять, аршином общим не измерить». Он либо проникает тебе под кожу, либо нет. А пытаться осмыслить... О чём этот роман? О потерянности, о неприкаянности, о жизни в ожидании жизни, о любви — странной и неприменимой к действительности, о бесконечном внутреннем одиночестве.

Герои в конце концов перестали притворяться и позволили себе быть собой. И получили... что-то очень странное, но, похоже, действительно своё.

Это роман-настроение, роман-ощущение, роман-впечатление. Он проникнут духом шестидесятых (и, в большей степени, тоски по ним). Это роман-саундтрек (не зря постоянно упоминается музыка, которую слушают ребята).

Для меня он совершенен от первого до последнего слова, я получаю бесконечное удовольствие от чтения каждой строчки. Я так и вижу текст, написанный убористым почерком, ведь у Каннингема очень чёткий слог, он пишет несколько отстранённо, но отстранённостью не внешнего наблюдателя, а внутренней, как будто он заперт внутри истории, видит её изнутри, но ничего не может поделать и только рассказывает её — тихо и размеренно.

Можно растащить на цитаты, не раз я просто зависала над фразами, перечитывала их, проникалась, осознавала, размышляла. Бесконечно глубокий роман.

Очень сложно писать отзыв на книгу, прочитанную энное количество лет назад. Не только потому, что за это время ты изменился. Странно и чудесно при перечитывании встретиться с тем собой, каким ты был, впервые открывая этого замечательного писателя.

Для меня это редкий случай, когда знакомство началось с первого романа, причем выбрала я его сама, по наитию, с выставки современной прозы. И, конечно, тогда я еще не знала о хитрой манере писателя проговаривать самое главное между строк, как бы случайно показывая важные детали, пряча подлинные чувства и намерения за недоговоренностью и обмолвками. Я еще не слышала группу «Дорз» и не смотрела культовые «Волосы», не читала Теннесси Уильямса и не могла оценить всего богатства культурно-исторических отсылок в романе.

Тогда меня просто сшибло с ног, но я, кажется, сумела уловить в прозе Каннингема главное: неизменно человечное, неизменно человеческое.

Нет нужды много разглагольствовать об идее и теме романа. Как сказал Паланик в предисловии к сборнику эссе, «все мои книги посвящены одиноким людям, которые ищут, к кому бы им прибиться». Это более чем справедливо и для сочинений Майкла Каннингема.

Перечитав, я убедилась, что романные привязанности остались неизменными: мой любимый персонаж — Бобби. Он оказался далеко не таким безобидным, как мне помнилось, но был вправе поступать так, а не иначе. Обаяшка Джонатан на поверку вызывал снисходительную усмешку, а подростковый нигилизм Клэр — растерянную улыбку (как и еще молодой автор, довольно-таки эмоционально восклицающий на заднем плане: «Зачем, ну зачем вы это делаете?!»). Отрешившись от навязанного мне взгляда Джонатана, я наконец-то смогла проникнуться к Эрику чисто человеческим сочувствием. И не осуждать Элис за ее апатичность и созерцательность.

Мир — довольно пугающая штука. И как же здорово, что иногда в нем появляются такие книги, как «Дом на краю света». Пусть даже сам писатель ее не любит.

Что есть сказка? И чем она отличается от лжи? Те версии, что родители читают перед сном грядущим своим любимым чадам, сильно отличаются от тех монстров, что породила современная культура. Ну вот, скажем, представьте себе прочитали вы ребенку «Красную Шапочку», а после зарывшись в своей комнате в теплое одеяло, читаете кровавую версию, где Шапочка и Бабушка забивают топором Серого волка. Ну, и что? Ныне такие сказки весьма-весьма популярны в глазах взрослой публики. Достаточно вспомнить маму таких сказочек – Анджелу Картер или нашего современника Нила Геймана. Обладатель Пулитцеровской премии за художественную книгу 1999 г. Майкл Каннингем затейник еще тот, его сказки сродни постмодернизму смешанные с суровой реальностью.

Сборник «Дикий лебедь и другие сказки» – это пересказы с комментариями, продолжения знакомых с детства сюжетов, современная обработка сказочного мотива. Проза Каннингема тут ближе к творчеству Картер, нежели Гейману. В сказках автора нет ничего волшебного, больше приземленного и обыденного с обыгрыванием вполне человеческих ситуаций и пороков. Но разве это плохо? Все волшебство словно тает в серости нашей жизни, растворяется, создавая свои особенные причудливые смеси. И это сложно с чем-либо сравнить. Нет в сказках Каннингема типичных свойств, которые бы позволили адекватно оценивать его творчество. Тут и напрашивается вывод: сборник постмодернистских сказочек. А почему бы и нет? Присутствует разрушение знакомого мироустройства, сквозит неприкрытая авторская ирония над сказочными догмами. Задумываться над принадлежностью к жанру (сказка у Каннингема весьма условна, только ввиду фант. элементов) не стоит, рассказы сами кричат о контркультурной зависимости.

Но перейдем ближе к делу.

К сожалению не все рассказы удались. Есть раскрытые, приятные истории, а есть слабо обработанные и не совсем интересные. Поэтому сборник вышел не совсем ровным и гладким, как того можно было ожидать, а несколько шероховатым и местами поверхностным. И какой же контраст вызывают такие неровности как блеклый «Раз:очарование» и отличный «Стойкий, оловянный». Первая треть сборника сильно грешит слабыми историями, когда ближе к концу поспешно решает исправиться увлекательными вещицами. Среди лучших, но не шедевров, стоило бы отметить уже упомянутый «Стойкий, оловянный», «Чудовища» и «Маленький человечек». Абсолютно непонятный рассказ «Отравленные». Но скорее всего, сборник будет логично читать по порядку, так как сладенькое в нем все же оставлено напоследок.

Такие книжки очень тяжело советовать. Неприятные, мрачноватые исполнения сказок, наполненные с лихвой отторжением и недоумением не у всех вызовут радость и восторг. Лютовать можно яро, насколько ужасно автор обошелся с оригиналом, как сильно испортил впечатление, а вот влюбиться в истории, пожалуй, будет намного сложнее, проникнуться их атмосферой и содержанием. Первое, что впечатляет – качество исполнения. Написано хорошо, можно сказать, вкусно и образно и в то же время отстраненно. Это скорее плюс чем минус, за историей наблюдаешь как из зала, нежели вживаешься внутрь. Надо заметить, что театральность создает свой особый эффект.

Перед читателем новые трактовки сказки на новый лад. Грубые, неотесанные, насмешливые истории из детства, превращенные в полусказку для взрослых. Детям, конечно, такое опасно читать, но вот взрослым очень даже может придется по вкусу. Тем более Каннингем, оставил богатое поле для воображения, залив его острым соусом жизненного опыта. Впрочем, предупреждение оставлю внизу: чернуха чернушная. Читать строго по глоткам, употреблять в надлежащем виде. В книге полно алкоголя, пошлостей, насилия и других мерзостей жизни, что, безусловно, превращают сказку в реальность. Маргинальность от них плещется морем.

Итог: книженция для любителей Анджелы Картер или просто разрушенных архетипов жанра. Подобно среднему по качеству алкоголю со странным привкусом – не всем придется по душе. Благо у Каннингема шикарный язык, превращающий волшебство с реальность в гремучую смесь. Сказки, однако, на любителя.

Считаю, что такую прозу надо рекламировать!

Читаю этого писателя с восторженным изумлением и неизменной легкой завистью. Кажется, что некуда уже быть таким одаренным, ан нет – с годами Каннингем, как вино, только становится лучше. Почему же я читаю его с такими огромными перерывами (последний – больше 10 лет)? Ответ прост: после я долго и мучительно отрываюсь от его книг. Каждая из них – откровение, и взгляд на мир под каким-то другим углом, и боль от его несовершенств, и радость от узнавания неких человеческих черт, присущих в том числе и мне. Я пишу сейчас эту рецензию по той простой причине, что хочется поскорей освободиться от всего этого.

Давненько, в «Доме на краю света», уже мимоходом всплывала тема «хищных грациозных юношей на Западных сороковых улицах». Но Каннингем не был бы собой, если бы не переосмыслил ее, придав мимолетной эротической грезе Джонатана фундаментальность и остроту подлинной трагедии. Болезненные мотивы Томаса Манна оживлены вкраплениями неуемного романтизма Мелвилла, основательного психологизма Толстого, исповедальной богемности Бодлера, смиренного любопытства джойсовского «Улисса», блестящего шика Фицджеральда и раздумчивости самого Каннингема. (Кстати, художник-подмастерье Тайлер в футболке «Сожри богатых», не усмешка ли ты в сторону Чака Паланика?) Такой пронзительной ясности, такой достоверности Донне Тартт не достичь никогда.

Итак, Нью-Йорк, наши дни. Главный герой, Питер Харрис, – типичный невротик. Под нашим неусыпным наблюдением за какую-то неделю он совершает свой путь от этапа клише до эксплозии. Его жена кажется счастливой, его несомненно любимая дочь чахнет на периферии в гостиничном баре (вспоминаем о мечте Джонатана заделаться барменом), его дело умеренно процветает. Питер движется от Ничто к Вечности по неизменным маршрутам: работа – дом – музеи – редкие вечеринки. Его в общем-то все устраивает, вот только чертова бессонница. Предательское сознание собственной заурядности, а заодно чувство, что жизнь проходит, не дают уснуть, и герой мечется по модной дизайнерской квартире, втайне желая, чтобы его ночное одиночество разделил хоть кто-то, и боясь этого.

Очень скоро его желание осуществится.

«Прелестный мальчик… мы с его бедной матерью были неразлучны… Забыла, чем он занимается… Боюсь, что ничем… Ах да, играет на рояле… Или на скрипке, дорогой мистер Грей?»

О. Уайльд

А вот и воплощенный идеал «нулевых» – радостно скалится Харрису из душевой кабинки. Сохранив роковую беспомощность Дориана, создатель также наделил его бледной прекрасностью и южным говорком Брика Теннесси Уильямса. Разумеется, Миззи-Диззи совершенно наплевать на заведенные здесь порядки, дважды покласть на жизнь приютившей оболтуса родни, а «болтовня старого дядюшки Питера» нужна ему «как прошлогодний снег». Он – полная противоположность хозяину дома. В свои 23 Итан Тейлор болтается без дела, походя разбивает сердца, плотно наркоманит и не видит в этом ничего такого. Впрочем, он хорошо воспитан, неглуп, умеет держать себя и даже способен вести беседу. Неудивительно, что все, с кем по ходу действия сталкивает Миззи Каннингем, считают его умным, значительным и «особенным». Как и «дядюшка», очарованный Миззи настолько, что в его глазах парень схож с ангелом. Тут читателю самое время вспомнить, что говорил о них бравый инспектор Глебски… Но мы забегаем вперед.

Неловкое возобновление знакомства перерастает в странные, мучительные для Питера отношения, чем-то похожие на поиски новых художников для галереи. Всю свою жизнь Харрис мечется между служением Красоте и погоней за чистоганом. Галерейное дело – та же коммерция, но с налетом избранности. Потому-то взрослый Питер так маниакально приценивается ко всему и всем, отмечает бренды, мысленно раздает характеристики. А от нечаянной встречи с посредственной картиной может и блевануть. Но Миззи с ходу оценить не получается. Итан похож на сон о самом себе, и чем дальше, тем больше он становится утонченным кошмаром. А заодно – индикатором общего непорядка в семье Харрисов. И странным катализатором, запускающим в мозгу Питера бурную реакцию, которая проявляет всю накопившуюся за годы скорбь, все неудобные воспоминания, все несбывшиеся мечты о недоступном и прекрасном.

То, что вытворяет в романе Миззи, – эстетическая проституция. Ни больше ни меньше. Но – с поправкой на нравы Западных сороковых. Красивый как изваяние Родена, бесстыдный как пан – и недоступный, как хентайные статуэтки. Достаточно вспомнить сцены с обнаженкой. Нагота в данном случае – иллюзия абсолютной открытости, призванная набросить покров на истинное содержание слов и поступков. Идеальный способ обезоружить собеседника, заставить его смотреть, но не слушать. Как яркая картинка в клипе, отвлекающая внимание от несовершенной звуковой дорожки. (К слову о ней: как и последующая картинка, обе были бы на месте в порнофильме, но мы-то смотрим добротную драму в галерейных декорациях.)

«…люди со сверхдоминантой отличаются высокой стеничностью. Например, наркозависимые в поисках дозы показывают железную волю к победе, бесстрашие, упорство и силу духа, они смеются в лицо опасностям и не склоняются под ударами судьбы, потому что у них есть высшая цель».

П. Бесчастнов

На первый взгляд все в романе так. Так, да не совсем. При рассмотрении любой, самой бесцельной жизни важна предыстория. И если взглянуть на детство Итана непредвзято, увидишь, что, в сущности, мальчик – конечно, мерзавец, но в то же время просто продукт своей среды. Хрупкая фарфоровая безделушка с каминной полки в обшарпанной плантаторской усадьбе. Ручной работы, красивая с виду, но с обширным внутренним браком. Лишенная ориентиров и элементарных связей с миром, пытающаяся «вклеиться» в него посредством наркотиков и увязающая все глубже. По первом прочтении я жутко злилась на Миззи. Жалость к Харрису застила мне глаза. Но, перечитав, я увидела, как этот ричмондский шалопай все же пытался быть с Питером честным. Плетя интриги, со скуки сочиняя многоходовку, изображая доступность – все же старался оградить от неминуемого разочарования.

Не могу сказать, что мне нравится Миззи, что как персонажа я его уважаю. И все же, отступив от картины чуть дальше, прочтя между строк намеки писателя, теперь я считаю Итана менее виновным в произошедшем. Он сделал то единственное, что ему оставалось. Можно любой ценой пытаться спасти свою задницу, но при этом сохранить остатки совести. Можно даже посадить кого-то на короткий поводок – только, увы, он способен мертвой петлей затянуться на твоей собственной шее.

Может быть, мертвым просто все равно, пусть даже они некой нематериальной частью своего существа и сумеют осознать свою смерть. Нам остается только продолжать нашу невозможную жизнь. Как можем: просто хорошо, слишком хорошо, более или менее.

Том и Дейзи Бьюкенены помирились. Я вижу в этом надежду.

Ведь, как сказал уважаемый мной психиатр, «концепция счастья в нынешнем виде – modern obsession, навязчивая идея современного мира. Это не всегда так (что совершенно не значит, что раньше было лучше). И, как всякая сверхценная идея, она имеет свои перегибы. Парадоксальным образом избыточная и безудержная концентрация на вопросах внутренней гармонии, душевного благополучия и психического комфорта оказывает дезадаптивный и вредоносный эффект на эти самые гармонию, благополучие и комфорт.

Любая сверхценная идея вредна, даже сверхценная идея об отсутствии сверхценных идей».

Мудрость психоаналитика, но что-то в ней есть.

З.Ы. Разумеется, все, написанное в отзыве, дано с точки зрения главного героя. А рассказчик из него ненадежный.

Отличный роман!

Действительно виртуозное смешение трех разножанровых повестей в единый эпос. Как мне показалось, книга менее эмоционально насыщенная (за исключением первой части), чем более ранние романы автора. Но зато технически более сложно устроенная. Это не семейная сага, столь любимая американскими читателями, скорее роман-конструктор в духе позднего Набокова. Литературная игра в бисер. В основе каждой части лежит загадка, точнее проблема: что случилось с мужчиной? что случилось с мальчиком? что случилось с женщиной? Но это ни в коем случае не бесплодное умствование, а серьезный разговор о действительно важных вещах.

Читая, не мог отделаться от мысли, что «Избранным дням» очень пошла бы экранизация в духе тех же «Часов» или «Облачного атласа». Три разных сюжетно-временных линии, которые разворачиваются параллельно и взаимодействуют друг с другом методами смежности и контрапункта.

Действие разворачивается одновременно в трёх временах (внезапно!).

Клариса Дэллуй (место действия 1990 год), идёт покупать цветы.

Вирджиния Вульф (место действия 1920 год), пишет книгу про Кларису Дэллуй, которая пошла покупать цветы.

Лора Браун (место действия 1941 год), читает книгу о том, как Клариса Дэллуй пошла покупать цветы.

Этим начало книги меня и зацепило (что правда?). И забавляет как автор пишет книгу, делая в скобках некоторые дополнения и пояснения (а что такого?) + цитаты «доставляют» (как пишет автор, есть что посмаковать).

Только начинаешь зевать пока пишут про одну «героиню», как глава кончается и уже следишь за другой. Всё действие ради концовки, на которой всё встаёт на свои места. Вот такая вот книга. Почему-то мне кажется, что женской аудитории она будет интересней. Не сказать что сюжет «WOW!», либо что он плох. Нормальный, с изюминкой, можно на досуге почитать, — за два не сколь не скучных вечера :-)

На первый взгляд это довольно простой роман. Одно место действия – Нью-Йорк. Четыре основных персонажа и несколько второстепенных, много внутренних монологов и много разговоров между людьми, одно трагическое событие, один неожиданный поворот и одно возможное свидетельство присутствия в мире высших сил. Необычен он тем, что на самом деле тут нет никакого развития сюжета и персонажей. Герои словно лягушки, которые постепенно варятся в кипятке и не понимают этого. Они испытывают какое-то смутное, беспричинное беспокойство и словно древние греки ждут, что боги вмешаются в их судьбу, а в это время жизнь проходит мимо.

Символично, что начинается роман с перевыборов Буша-младшего, а заканчивается выборами, на которых победит Обама. Один из персонажей очень переживает из-за того, что президентом будет республиканец, но если мы посмотрим на него в начале романа и четыре года спустя в финале, то увидим одного и того же человека, словно он и не жил все это время. Человек, правящий страной все это время, никак не повлиял на него персонально. И эта вот тема ожидания какого-то события, да хоть алых парусов на горизонте, которые в один прекрасный момент изменят твою жизнь, и отказа от личной ответственности за будущее, она одна из магистральных в романе.

Еще один проходной в общем-то эпизод (но мне кажется ключи к роману спрятаны именно в на первый взгляд проходных эпизодах) -- история больной шизофренией сестры одной из героинь. В какой-то момент она прекращает пить контролирующие ее поведение лекарства и сбегает из дома. Никто не знает, как она прожила все это время (достаточно продолжительный отрезок) скитаясь по улицам без денег и документов, но это точно была более полная жизнь, чем существование «овощем» перед телевизором воспоследовавшее после. А чем так уж кардинально отличается жизнь остальных героев от «овощного» существования?

Нет, все это не призыв жить ярко и умереть молодым. Дело не в яркости жизни, а в ее гармонии. Гармония с собой и с окружающим миром наполняет жизнь и если даже не придает ей смысла, то хотя бы примеряет с неизбежной смертью. А гармония по Каннингему заключается, как в умении принимать неожиданные удары судьбы, влияющие на тебя, так и в осознании того, что ты сам определяешь свой дальнейший путь. В свои 62 он понял жизнь именно так.

Это первый роман Каннингема который я прочитал. Для книги подобного жанра у него было хорошее место в топе продаж. И теперь мне интересно, почему он так хорошо продается? Для меня удивительно, что книга, в которой смысл не подается напрямую, а хорошенько спрятан, держится в десятке. И есть подозрение, что дело тут не в литературных заслугах.

Несмотря на тот факт,что процесс моего чтения «Избранных дней» несколько затянулся и вторая история/часть книги оказалась несколько суховатой,можно смело утверждать,что Каннингем писал своё произведение не зря. Лучше всего охарактеризовать прозу Каннингема можно как — поэтичную. Ты словно читаешь огромный белый стих,выполненный с таким изяществом,что порой начинает казаться,что мир окружающий нас не реален или напротив,слишком реален,настолько,что готов рассыпать от единого дуновения ветра.

Семейная сага, не так уж много я на своем веку прочитал произведений в этом жанре, а американских писателей совсем немного, но все равно представление о жанре немного имею. Из американцев до сих пор вспоминаю Гарольда Роббинса с его увлекательной Голливудской трилогией, хотя прочитана была она почти 20 лет назад, а многие детали помнятся, но вернусь к роману Каннингема, автор-очень известный, популярный писатель, его произведения пользуются заслуженным успехом и даже экранизируются. Поэтому от семейной саги этого писателя ждал очень многого, но увы не получилось, а теперь давайте разбираться, что же именно не вышло у автора.

В центре повествования семья американских переселенцев: грека Константина и итальянки Мэри, у них трое детей, о их судьбе и рассказываает роман, начинается роман в далеком 1935 году и заканчивается эпилогом 2035 года. Прежде всего резко не понравились главные герои, ни за одного героя я не мог переживать, особенно не понравились выросшие потом дети, я понимаю 70-е года, лето любви, золотые года хиппи, наркомании, легкого секса, но хотелось бы немного другого развития сюжета и поменьше откровенных подробностей. А так на первый план вышли гомосексулизм Билли, беспутность Зои с применением тяжелых наркотиков, спид, измена Сьюзен, домогательство Константина своей дочери, его измены жене, подростковые «игры» его внуков, клептомания Мэри, трансвеститы. У меня сложилось такое впечатление, что нормальных людей там вообще нет, все это ужасно раздражало. Второй главный минус, роман было просто неинтересно читать, мне было абсолютно все-равно, чем закончится этот роман, как сложатся судьбы главных героев, что для жанра семейной саги просто смерти подобно.

Похвалить могу только неплохой авторский язык и само издание на русском языке очень неплохое.

В целом провальный роман, читать который не то что не обязательно, а просто не нужно, есть много более интересных и нужных книг, даже у самого Каннингема.

Трагические фигуры геев, транссексуалов, наркоманов — чтобы получить хоть малую золотую крупицу счастья им приходится преодолевать себя и сражаться со своими родными, такими далекими. Впрочем, у всех остальных на счастье нет вообще никаких шансов, кажется они просто не знают о его существовании.

Книга очень американская, даже несколько гипертрофированно-американская, со всеми язвами, болезнями и проблемами американского общества. И это настолько предсказуемо, что сюжет не содержит в себе никакой интриги, события предугадываются на раз.

Начинается всё с молодого грека Константина, который приезжает в Америку с двумя английскими словами в запасе и с молодой итальянки Мэри, которой хочется только одного, уйти из родительского дома.

Бедные европейские иммигранты, встретившиеся в стране мечты, как они считают. Они пытаются изжить в себе свои корни, они из кожи вон лезут, чтобы стать настоящими американцами.

Что могло ждать грека-строителя и итальянку-домохозяйку, у которых довольно быстро образовалось трое детей? Небольшой типовой дом в не самом благополучном районе, населённом цветными, латиносами и такими, как они. Дом, с играющими на заднем дворе детьми и вечная нехватка денег. Так оно и было, пока на Константина не сваливается неожиданное счастье в виде грека-подрядчика. С этого момента нехватки в деньгах семья Константина больше не испытывает. Волшебным образом меняется и отношение к ним окружающих, нищие европейцы смогли чего-то добиться, значит они стали американцами. Такая вот логика.

Большая часть книги — история детей, которые впитают в себя всё американское и станут полноправными членами этого, во много перекошенного, общества.

Каннингем пытается вместить в свою книгу действительно всё!

Старшая дочь Сьюзи испытает на себе домогательства со стороны отца и выйдет замуж сразу после школы за нелюбимого в общем-то одноклассника, лишь бы только уйти из родительского дома.

В среднем сыне Билли дивно ясно видится будущий гей, так оно и происходит. Самый одарённый ребёнок без усилий поступающий в Гарвард, страшно любимый матерью и столь же страшно ненавидимый отцом. Он пройдёт через бунтарство 70-х, через эпоху хиппи, секс/наркотики/рок-н-ролл, похоронит десятки своих друзей, но сам счастливо избежит СПИДа.

А вот младшей дочери Зои повезёт куда меньше, чем Билли.

Очевидно Каннингем не мог оставить эту книгу без жертвы СПИДа.

Бисексуалка и наркоманка Зои родит от темнокожего мужчины сына и будет воспитывать его на пару с трансвеститом, потому что отец ребёнка её, конечно же, бросит.

Третьему поколению семьи внимания уделено гораздо меньше, чем второму, но и этого хватает Каннингему, чтобы превратить сына Сьюзи в транссексуала, который, ко всему прочему, ещё и влюбляется в собственно двоюродного брата.

И вот тут уже наступает момент, когда хочется сказать: «Перебор!»

Слишком много фриков для одной семьи, да ещё и в течение столь короткого промежутка времени.

В целом книга неплоха, искренность, точность и чёткость переживаний, эмоциональных надрывов, с которыми она написана, очень похожи на правду. Каннингему это не сложно, гей про жизнь геев всегда сможет сказать как оно есть. Несколько персонажей удались особенно хорошо, однако перебарщивать всё же не стоило.

«Плоть и кровь» специфический роман для узкоцелевой аудитории и заявлять его книжкой для всех это как-то опрометчиво.

Традиционно ориентированное большинство наверняка воспримет роман, в лучшем случае, прохладно-нейтрально, что и неудивительно. Местами каннингемовский текст трудноперевариваемый даже для «своих в доску».

Всё же лучшее творение Каннингема это «Часы», а «Плоть и кровь» можно было и не читать.

Роман состоит из трех взаимосвязанных новелл. Впечатления у меня сложились очень разные, от восторга до недоумения. Повести объединяет фигура поэта-визионера Уолта Уитмена, одинаковые имена персонажей в каждом из фрагментов, Нью-Йорк как место действия и миска с непонятными символами. На самом деле повести связаны достаточно условно, но не к этому мои претензии. По порядку.

«В машине». Просто шедевральная повесть. Индустриальный магреализм из эпохи промышленной революции XIX века, Нью-Йорк. Сюжет довольно прост, но и необычен. Подросток по имени Лукас (инвалид детства) бросает школу и идет работать на фабрику, чтобы прокормить своих родителей. Из-за несчастного случая на производстве недавно погиб старший брат Лукаса и родители психологически не смогли этого перенести, у них полнейшая апатия, разум погружается во тьму. Бывшая невеста старшего брата тоже тянет лямку на ткацкой фабрике и в дальнейшем станет одной из главных фигур в рассказе. Будут и мистические мотивы. Каннингем здесь создал абсолютно поразительную атмосферу и глубину. Повесть проникнута очень мрачным настроением, просто тотальное ощущение безысходности – у меня волосы дыбом вставали. Это Нью-Йорк XIX века с явным инфернальным уклоном. Все эти скудно освещенные залы фабрик, грязные улицы, замученные рабочие без будущего – есть некоторые параллели с «Квинканксом» Паллисера. Полный мрак, но в то же время и очень красивый, поэтичный текст. Главный герой часто разговаривает строчками из Уитмена – это прямо как цветы, растущие на почерневших стенах устрашающего мегаполиса. Эмоции в повести просто зашкаливают, в некоторых моментах мне буквально больно было читать, столь печальна участь героев. Настоящая драма о самопожертвовании, в сюрреалистических тонах. Новелла произвела на меня колоссальное впечатление. Крепкие 10 баллов.

«Крестовый поход детей». Этот фрагмент уже явно попроще. Вполне читабельный триллер, время действия – наши дни, и опять же Нью-Йорк. Происходят террористические акты с участием детей как смертников-бомбистов. Кэт, главная героиня, работает в полиции в отделе психологической помощи. Ее работа заключается в ведении телефонных разговоров с потенциально опасными психопатами. И вот ей начинает звонить странный мальчик, любящий цитаты из Уолта Уитмена… Повесть очень бодро читается, но серьезной психологической глубины уже нет. Все не так плохо – есть раздумья Кэт о своем цвете кожи (она черная), о погибшем сыне, о ненадежном любовнике, однако мне этого недостаточно. Все же больше тут именно прямолинейный триллер, основная задумка которого как по мне, так и вообще выглядит довольно пустовато. Из повести вышел бы вполне себе голливудский фильм средней руки с налетом психологизма. Могу поставить максимум 6 баллов.

«Как красота». Совершенно не понравилось. Приключенческая НФ. С погонями, с зелеными инопланетянами. Время действия ближе к концу XXI века. Куча соответствующего антуража: ртутные костюмы, летающие железные птички-наблюдатели с лазерными пушками, роботы, какие-то аэромобили… Кое-какие размышления о психологии инопланетной расы. Не буду ничего говорить, просто такие вещи у меня кроме скуки ничего не вызывают. Вот из этой повести получился бы именно кассовый блокбастер с крутыми спецеффектами.

Лучше бы вторую и третью повести я вообще не читал. В итоге средняя температура по палате невысокая получается.

Роман Канниггема написан при помощи принципа монтажа. Это композиция из нескольких текстов, представляющих собой рассказы нескольких персонажей об одних и тех же событиях. Роман словно пишется на глазах читателя. Такая эстетика позволяет создать иллюзию наблюдения самого процесса письма.

В романе соблюдается принцип линейности времени – сюжет движется от детства героев к их взрослению и становлению как личностей. Много говорится о музыке, которая играет в тот или иной момент прошлого, о котором рассказывают нарраторы.

Можно было бы составить своеобразный soundtrack к книге – здесь интересная задумка, найти новую плоскость для письма, дополнить знаки на бумаге музыкой, расширить пределы романа, вывести его за границы однообразного традиционного текста.

Роман можно было бы сравнить с античной трагедией, если бы поэтика Каннигема оставалась в русле репрессивной этики прошлого с его культивированием чувства вины. Нет недостижимого идеала Отца или Судьбы, или Порядка, перед которым поклоняешься и стремишься занять его место, унижая самого себя за то, что ты недостоин этого места.

Но тут совсем другое дело. Нет хищных античных и христианских богов, мстящих людям, нет понятия о беспредельном Роке, с которым единственное, что можно сделать – это вступить в схватку, заранее бессмысленную и безнадежную.

Антично-христианская этика – это переживание своего поражения перед Великим Порядком. Это — мысленная постановка себя на место Великого Судьи, постоянное наблюдение за самим собой – рабом Божим, рабом человеческих условностей, — с точки зрения господина, с точки зрения, где эти условности делаются Вечными Ценностями.

Каннигем работает уже в этике, где есть только свершившиеся факты, а не «раскаяние» и созерцание собственных мучений и обозначаемое как «добродетельность». Здесь отсутствует resentment – переживание своей слабости как силы: я осознаю свою «греховность» и поэтому я – моральный.

Взмен этому – свобода – никто не прячется в параноидальные мифы о долге перед Богом и грехе, нет тотального страха и жизни в клозете патриархальности. Нет переживания этой боязни открытого пространства как «судьбы» и «вечных ценностей». Есть переживание истории, обращенность к новому.

Нет тотальной озабоченности прошлым: можно вспомнить «Мух» Сартра где прекрасно показана репрессивная машина памяти, прошлого, мертвого. И мать одного из главных героев расцветает в новом браке после смерти своего мужа, и прах этого умершего мужа и отца – уже не имеет никакого смысла. Нет тысячелетнего проклятия и довлеющих над человеком иудео-христанства и античности, преклонения перед мертвым.

«Дом...» на первый взгляд кажется менее выстроенным, гладким и «литературным» текстом, чем отчетливо литературоцентричные «Часы» или «Избранные дни». Кажется — такой себе роман «за жизнь», про то, как люди влюбляются, ошибаются, расходятся, не слышат друг друга и угрохивают целую бесценную жизнь на ожидание мифической «настоящей жизни». Все так, но и чуточку больше. Собственно, почему бы не представить на секунду, что

А можно не мудрить и просто прочитать вот ту самую книжку «за жизнь», автор которой умудряется делать самые обыденные вещи нескучными, а ритм повествования — совершенно неутомительным. И посмотреть на собственную жизнь под этим дивным углом. «Галактики взрываются над его головой, а он в одних трусах в горошек». Воистину.

Меня искренне удивляют люди, читающие книги только потому, что они «про геев». О, новое про геев — надо прочитать. И после этого они хотят, чтобы народ спокойно относился к секс-меньшинствам? Когда сами же и раздувают этот ажиотаж.

Я двумя руками готова подписаться под словами Набокова: секс как то, секс как се — в большинстве случаев не интересен. Давайте не будем о сексе. Точно также тема гомосексуальной любви per se не интересна совершенна; ну геи, ну и что. Права геев, адаптация геев в обществе, геи и детство и материнство, геи и отношения с женщинами. *подавляет зевоту*. Я вот, например, искренне возмущена, что мои права как шатенки никак не защищаются. В нашем косном, зашоренном обществе нет ни одной организации, поддерживающей шатенок, нет ни фильмов для шатенок, ни нормальной литературы специально про шатенок — ничего. Так что геям еще очень неплохо живется на этом свете.

Это в качестве преамбулы о наболевшем. Теперь к книге. Сюжет прост и незатейлив: два совершенно обычных подростка встретились в ранней юности, осознали, что они геи, с переменным успехом жили вместе. Вот, собственно, и все. Если бы герои были гетеросексуальны, совершенно уверена, что книжку даже не стали бы издавать. Потому что в остальном сюжет совершенно ничем не замечателен. Да, секс, наркотики и рок-музыка.

Вот, кстати, о музыке. Знаете, что меня больше все раздражает в современных американских и японских писателях? Их любовь к музыкальным реалиям. Что ни герой — то сплошь сумасшедший меломан, без конца повторяются названия групп и песен, которые 99% читателей не говорят совершенно ничего. А если даже и говорят, оказывается, что это ничем не примечательная проходная песенка, которая может быть близка и интересна только тем, для кого она ассоциируется с чем-то личным. И многократные повторения чего-то непонятного и неинтересного читателям — по-моему, некоторый моветон со стороны автора. У нас по этому пути пошел Лукьяненко, что отнюдь не делает ему чести.

Другое дело, что Дом, к счастью, вовсе не о геях. Жаль, что автору довольно смутно удалось передать основной посыл, и с мастерами-психологами ему явно не сравниться. Но все-таки идея прослеживается, она сквозит в каждой строчке все четче. Простая, в общем-то, мысль, но довольно важная, имхо: что наша жизнь — это то, что происходит прямо сейчас. Не будет никакого второго шанса, не будет возможости все исправить. И отложить ничего нельзя, потому что время уходит, и река утекла за поворот.

Выбор героев в этом плане вполне оправдан: первоначально они кажутся какими-то особенными, интересными, отчасти за счет ориентации, отчасти за счет биографии. Немного не вписываются в стандартные рамки. Но по прочтении убеждаешься: они совершенно обычные. Просто люди. И тот факт, что их судьба складывается немного не так, как у большинства, еще не делает их жизнь более осмысленной и настоящей. По сути, они также бездарно тратят свое драгоценное время и душевные силы.

«Мы оба смутно надеялись влюбиться, но не слишком терзались, когда это не удавалось, полагая, что впереди у нас уйма времени. На самом деле любовь представлялась нам чем-то таким окончательным, таким тоскливым. Ведь именно любовь погубила наших родителей. Это она обрекла их платить за дом, делать ремонты, заниматься ничем не примечательной работой и в два часа дня брести по флюоресцентному проходу супермаркета. Мы рассчитывали на другую любовь, ту, что поймет и простит наши слабости, не вынуждая нас расставаться с мифом о собственной незаурядности. Это казалось возможным. Если не спешить и не хвататься за первое, что подвернется, если не дергаться и не паниковать, к нам придет та любовь, в которой будет одновременно и вызов, и нежность. То, что существует в нашем воображении, может существовать и наяву. Ну а пока мы занимались сексом. Нам казалось, что мы живем на заре новой вакхической эры, позволяющей и мужчинам и женщинам без колебаний отзываться на безобидные влечения плоти».

Ох, как же это верно. Оглядываясь на свою жизнь, я понимаю, что, в общем, не далеко ушла.

Другое дело, что Каннингем не находит никакого выхода, никакого решения. Ничего не предлагает взамен своего слегка занудного пессимизма. Да, жизнь проходит. Но надо помнить, что разруха, как всегда, в головах. И отношение к событиям собственной жизни можно менять некоторым (значительным, правда) усилием воли.