В те далёкие годы исторические книги пользовались у меня неизменным успехом, а с таким захватывающим сюжетом – это было стопроцентное попадание в десятку. К тому времени самое известное у нас в стране произведение Дюма-отца уже было мной прочитано, поэтому первое, самое главное и ёмкое моё впечатление от книги Сергиенко было: «Кеес, адмирал тюльпанов» это советские «Три мушкетера» для детей. Ассоциации прямые и недвусмысленные. Отважная четвёрка отправляется в полное опасностей путешествие – близкая историческая эпоха и география событий. Приключения, интриги и тайны – от центральных персонажей зависит жизнь сильных мира сего и даже судьба всей страны. По ходу повествования нам предстоят встречи с благородными пиратами, жестокими разбойниками и коварными иезуитами – обойдусь без спойлеров и обвинений в плагиате, но намекну, что после «Кееса» никакой интриги в «Ногах из глины» Праттчета для меня не было. Борьба, жизнь, смерть и объединяющая их любовь…

Любовь в детской книге – тема скользкая. И Сергиенко отлично справился с задачей, тонко и расчётливо. И в сюсюканье не свалился, и с пафосом не пережал, по-доброму посмеявшись над воздыханиями всех, объятых страстью нежной. Навсегда запомнил я восхитительные «романтические» стишки из главы, где сочиняли письмо Эглантине:

- В мадригале должны быть трое: он, она и ещё один он, — объяснил Караколь.

И Кеес тут же выдал:

Захариус с сестрицей увидели утят.

Сестра сказала: «Птицы».

- Цыплята! — крикнул брат.

Гулял тут Мартин у реки.

- А вы, — сказал он, — индюки!

Думаю, и современный читатель найдёт для себя в книге немало интересного среди малоизвестных исторических фактов и этнографической информации о Голландии, умело втиснутых Сергиенко в относительно небольшую по объёму повесть: легендарные герцоги Альба и Вильгельм Оранский, интервенция и революция, наёмники и гёзы, кломпы и сыр, мельницы и дамбы. Недаром эта книга была рекомендована для внеклассного чтения советским школьникам.

Что ещё запомнилось? Невероятно реалистичные, даже натуралистичные описания войны и жёсткая авторская оценка этому любимому развлечению всех времён и народов, поданная от лица главного героя. Детские писатели, рискнувшие коснуться военной темы, обречены были действовать двумя основными вариантами. Чаще всего они безжалостно приглаживали и выхолащивали суровую правду, являя миру глянцевую картинку в стиле «Макара-следопыта», где «наших» иногда ранят, а враги картинно и бескровно пачками падают на дальнем плане. В более честном варианте использовался приём, после «Человека с бульвара капуцинов» известный как «монтаж»: все драматичные и трагические события остаются за кадром – как у Катаева в «Сыне полка».

Нет, я понимаю, что современного читателя, тем более – зрителя-геймера, удивить сложно. Но для детской книги тех времён, в условиях до предела милитаризированной культуры, это было чрезвычайно смело… В результате военным-то я всё равно стал, но сцена ночного боя на дамбе навсегда врезалась в память, став первым ударом, положившим начало разрушению дурацкого романтического ореола, по каким-то причинам образующегося у большинства мальчишек, вокруг всего, связанного с войной.

Трудно поверить что «Кеес, адмирал тюльпанов» – дебютная книга автора. Великолепно поданы даже второстепенные персонажи, оживляемые запоминающимися яркими деталями, чьи образы прописаны мелкими сочными штрихами, будь-то вечно жующий Михиелькин, отрыгивающий пивом Железный Зуб, матрос-гёз, хохочущий вместе со всеми после собственной экзекуции за сон на вахте, капитан Соверейн, лениво вгоняющий в мачту нож за ножом. Хохмач, шутник и проныра Лис – просто украшение повести. А в Кеесе я вообще родственную душу признал после его слов об отношении к насекомым: «…всё то что летает, ползает, жужжит, шевелит усиками. Словом, мешает жить».

Да, и умело «давить» слёзы из читателя Сергиенко начал уже здесь – искусство, доведенное им до совершенства в «До свиданья, овраг!»

Надеюсь, у меня получилось заинтриговать потенциальных читателей. Не так давно я уже предлагал «Кеес, адмирал тюльпанов» одному из наших сосайтников. Тот её прочёл племяннику, говорит, вышло всё как нельзя лучше. Так что и вам рекомендую. Во всяком случае, для чтения подрастающему поколению.

Отзыв — часть статьи, размещённой в АК: http://fantlab.ru/blogarticle17356

Выходу адекватной электронной версии посвящается.

Бывают книги, кардинально меняющие мировоззрение. Я с детства не любил собак. И тому есть причины, от мерзкой овчарки во дворе, исподтишка кусавшей за ноги, до крохотулечки утипусика, принесенного папой с работы для охраны двора и быстренько скинутого на мои впалые плечики. Кроха же за годик вымахала в невероятных размеров тварь, излишне любвеобильную и не дававшую элементарно пройти мимо. Любимым занятием этого мастодонта было положить лапы мне на плечи и начать по-собачьи танцевать вкруговую. Я был мал и слаб, просто физически не мог освободиться, засим ежедневно неоднократно переживал маленький стыд и позор при каждом выходе из дома. Отец рассказам не верил, будучи в будни на работе. А при нем кобель, не упомню клички, вел себя так, как и ведут нормальные беты в любой стае животного мира при появлении вожака — заискивал и подлизывался. Я его ненавидел и частенько отыгрывался мелкими детскими подлостями на более слабых песиках.

Но эта книга моментально примирила меня с собаками, убрала злость и ненависть. Потрясающе написанная повесть, очень душевная, добрая, но и страшная, достаточно почитать истории живущих в овраге собак. Тот же Черный, на мой взгляд, вполне имеет право не любить людей, будучи брошенным уезжающим из деревни хозяином. Еще и пинка получил за верность, бедняга...

Однако даже постоянные хлопоты, вечный поиск еды, уши начеку, а вдруг приедут ловцы собак, не оскотинили этих существ до того состояния, в котором может оказаться даже человек, и в этом главное достоинство этой замечательной книги. Она учит пониманию и доброте, утверждая единственный постулат окружающего мира — поступай с другими так, как хочешь, чтобы поступали с тобой.

Прочитавший это никогда не обидит животного, будь то кот или собака. Если он человек, конечно...

Я не полюбил собак, конечно, но я их хотя бы понял, что и несу с собой уже сорок лет после первого прочтения этого чудесного произведения.

ХОРОШЕЕ СЛОВО «ЖИЗНЬ», ИЛИ ПОЧЕМУ СОБАКА ДРУГ ЧЕЛОВЕКА

Когда-то человек и собака жили вместе, но шло время, человек стал злым – и собака покинула его, веря, что когда-нибудь доброта вновь вернётся к человеку, и старые друзья снова заживут вместе. Эта «красная линия» магистральной канвой проходит через всё произведение, потому что собака пусть и обиделась на человека, но глубоко внутри хранит любовь к нему, и в душе – его вечный друг.

Мир глазами собак. Маленькая трогательная история бездомных псов, когда-то брошенных хозяевами и нашедших приют в обычном овраге, рядом с новой застройкой.

«Бывают дни, когда небо хворает мокрой лихорадкой». «К осени ближе наливаются грустью собачьи глаза». Из таких простых, но волшебных предложений и состоит магия и внутренний мир произведения — почти сказки – грустной и весёлой одновременно, щемячьей, как бездомная собачья жизнь.

Собачье счастье небольшое – вынь да положь, чужого не трожь. Но истинное счастье для любого пса – это иметь Своего Человека, не просто Хозяина, а именно Человека: доброго и хорошего, которому готов служить до конца своих дней, до последнего собачьего вздоха. Это как для ребёнка-сироты найти папу и маму, но для пса и того больше: найти друга. Настоящего Друга. Того, кому на заветное «дай лапу, друг!» вместе с самой лапой готов отдать целое сердце. В общем того, кто в собачьем мире зовётся «Свой Человек».

Ведь самое дорогое в этом мире – доброта, истинное золото, цвет которого – цвет самой жизни.

«Я знаю, где лежит золотое колечко. Я понюхал его и понял, что колечко носил добрый человек». Чувство доброты, простой доброты, собачьей или человеческой, не имеет значения, потому что доброта лишена личностей – это главное чувство всего произведения, и кто, как не собаки, понимаю его особенно остро. А жизнь бездомных собак остра до ран от любых чувств. «Раньше Человек и Собака разговаривали на одном языке. Нам незачем учиться человечьим словам, пока люди будут такими», — безжалостным приговором звучат суровые слова Чёрного.

Бездомный пёс – это собачий сирота, детдомовец о четырёх ногах, оставшийся без самого дорогого – без Своего Человека, и вынужден горько мириться с этим. Почему? Потому что тебя бросили. И слеза обиды навсегда обожгла сердце. Ведь собаки, как дети. Детская боль сродни собачей, потому что она невинна, потому что нет ничего обидней детских слёз, а собачьих слёз никто не видел. Но они есть. Поверьте.

Те, кто прочёл эту книгу в детстве, наверняка будут смотреть на бездомных псов понимающими глазами и, может даже, пронесут любовь к ним через всю жизнь. Те же, кто ознакомится с ней в зрелом возрасте, придут к неизбежному выводу, что по большому счёту некоторые собаки лучше иных людей. Злой пёс – это боль и обида на человека, это жестокость человека, глубоко вошедшая в сердце пса. Приласкайте его – оно потеплеет.

Если бы я прочла эту книгу в детско-подростковом возрасте, то она немедленно вошла бы в список любимых книг. И как так получилось, что она мне не попалась вовремя? Впрочем, лучше поздно, чем никогда. И, конечно, познакомиться с историй Нидерландов под властью католической Испании для ребенка лучше было бы по этой книге, а не по великому, но очень и очень жесткому произведению Шарля де Костера. К сожалению, даже в очень адаптированном варианте самую известную советским школьникам книгу на эту тематику все равно так и хочется отнести в категорию «16+«. А вот Сергеенко удалось передать ту же атмосферу, избежав как чрезмерно кровавых подробностей, так и всяких скабрезностей. Прекрасно переданные исторические детали, захватывающие приключения, мягкий юмор, романтика и сдержанный трагизм делают книгу настоящим шедевром.

«Бородинское пробуждение» Константина Сергиенко (Детгиз: 1977, 1990) — незабвенная «хроноопера», написанная в те годы, когда сам термин этот еще не был толком знаком отечественному читателю. В конце 70-х, когда по бескрайним снегам застойной России уже курсируют румяные гладковско-рязановские гусары, распевая свои баллады и куплеты, время от времени по-давыдовски отчаянно «рубясь в песи» с отступающим неприятелем. Когда поручик Ржевский, верхом на рояле (ужасно скользком инструменте) уже прочно въехал в брутально-перченые сегменты отечественного устного фольклора, и уже вовсю фраппирует остротами про голых лебедей и мокрую воду — Наташу Ростову, прибывшую туда же прямиком из оскароносной экранизации классика, сделанной Бондарчуком в таких масштабах и при таких ресурсах, что, кажется, хватило бы (с бережным соблюдением всех деталей реконструируемой эпохи) еще разок с барабанным боем дойти до Парижа.

Главный герой, современник с разбитым сердцем, едет рефлексировать по местам боевой славы, тесно связанным, к тому же, с его личной лирической мифологией. Засыпает в стогу, а просыпается в 1812-м.

Далее следует красочная и страшная экскурсия. Наполненный потом, кровью и порохом репортаж с места событий, снятый на дрожащую камеру «мокьюментари» из самого сердца ада. Со всеми легендарными и полулегендарными эпизодами: от воздушного шара Леппиха (снаряженного, но так ни разу не использованного), предназначенного для атаки Антихриста с воздуха — до обеда с тремя переменами блюд, устроенного Милорадовичем в виду неприятельских батарей, от упражнений генерала Костенецкого с банником — до восьми лошадей убитых под Барклаем, «будто искавшем смерти». От сгинувших в дыму и пламени романтических «генералов двенадцатого года» Багратиона, Тучкова, Кутайсова… до бесчисленных и позабытых Иванов, Петров, Ермилов и Федотов, от усачей-гренадер с «егориями» до пятнадцатилетних корнетов и прапорщиков, штрафами отучающихся формулировать мысли по-французски. От бивачной гусарской лирики (персонажем которой невольно становится сам герой) до рукопашной рубки на всех ключевых позициях «Бородинского дела» — Колочь и Утица, Семеновские флеши и Курганная высота…

Панорама самой жестокой бойни самой героической нашей эпохи, «русской античности», войны, на которую поднялись всем «миром», подкупающая тщательной детализацией и широтой охвата.

Ожившая «Бородинская панорама» Рубо. Самый, возможно, пронзительный фрагмент которой и ждет героя в конце его нежданной экскурсии. Безымянная орудийная позиция при овраге (Рубо тоже был мастер – не только по части охвата, но и детализации), так всегда щемившая сердце и будоражившая воображение в детстве: точно по центру между погребенными под слоями трупов флешами и ядрами вывернутой наизнанку мешаниной крови и глины — батареей Раевского. Безымянная позиция в самом эпицентре этой «битвы артиллерий» (посчитано, на каждую секунду(!) сражения приходилось 10 пушечных и 100 ружейных выстрелов), с навсегда смолкнувшей пушкой и навсегда смолкнувшими артиллеристами.

Герой возвращается в 1812-й, чтобы стать его частью, слиться с эпическим полотном Рубо, слиться с изрытым ядрами и политым кровью неровным ландшафтом русской истории, раствориться в ней без остатка.

Потому что разнятся эпохи и мешаются года. Рассыпаются в пыль ветхие монографии и зарастают травой позабытые фортификации. Но и для празднично-парадной кутузовской армии, в маскарадном блеске этишкетов и позументов, под посвист флейт идущей навстречу врагу. И для красноармейцев, со своими махоркой и кирзой, залегающих в ожидании фашистских танков в окопы — между бородинских стелл и памятников. И для уснувшего (вот только проснувшегося ли…?) легкомысленного современника с его разбитым сердцем и несчастной любовью — одна смерть на всех. Одна история на всех. И одна на всех страна. Сами знаете, как называется.

Давно я влюблён в такие истории — с мальчишками, приключениями, историческими событиями... В этой книге всё «срослось» — классные персонажи, опасности, главный герой — пацанёнок.

Странноватый умник «а ля Паганель», горбун со звучным именем Караколь, словно из «Города Мастеров»,

«настоящий» Вильгельм Оранский, отцы-иезуиты — «рыцари плаща и кинжала», ландскнехты-наёмники (туповатый Железный Зуб)...

путешествие,

интриги,

перевороты,

покушения,

и любовь.

Эта книга гордо стоит на полке рядом с другими «историческими» книгами, и я надеюсь, что подрастающее поколение тоже откроет её, прочитает и проникнется духом приключений.

«Я, Железный Зуб, продался его преосвященству Сатане за так. Чего удыстоверяю. Железный Зюб».

«Ты же у него душу купил. Или врал?»

«Рыцарь с кислой рожей».

И мудрый человек из Кампена; и Рыжий Лис, граф Аренландский, и Железный Зуб, оказавшийся на поверку Оловянным...

«Ах, что за жизнь, дери-нога!»

«Тридцать три якоря мне в бок, если вру!»

Умели же когда-то замечательно писать для детей. Надеюсь, не разучились.

До свидания, овраг! — удивительная небольшая повесть.

Тем, кто любит, ценит истории про животных, «от» животных (анималистическое фэнтези), про социум, кто для детей своих ищет книги «со смыслом», с моралью...

Волею судеб оставшиеся без хозяев собаки живут в овраге коммуной.

Кто-то потерялся, кого-то бросили... кто-то ждёт и тоскует, кто-то озлобился.

Живут и выживают, воруют, отбирают, попрошайничают...

История про наивного щенка, попавшего в эту среду, в Овраг.

Немного и про людей, ведь все эти псины были чьими-то ДОМАШНИМИ питомцами.

У ЭТИХ собак тоже — всё как у людей...

Интересная история.

Давно пора было включить в список автора на «Фантлабе» этого отличного писателя! Сергиенко — великолепный фантаст даже в «реалистических» своих вещах: ну какой там твердокаменный реализм в «Пегасе» или в «Днях поздней осени»? Элемент сказочности, фантастичности присутствует и там. А «Кеес», одна из любимых книг детства, задал мне загадку, которую не могу решить по сей день. Собственно говоря, этот вопрос появился у меня, когда я перечитывала эту замечательную книгу классе в 10-м: заинтриговала родина Эле. Ясно, что это север Европы, но где? На сей счет у меня возникали разные догадки, вплоть до самых фантастичных. и вот несколько лет назад мне попало в руки новейшее издание «Кееса», несколько отличающееся от той книги, которую я читала в детстве. В ней брат Мудрилы, «дядя Пончик», становится вдруг Еремеем Ивановичем, а о родине Эле говорится. что она находится во владениях великого князя Московского. Помня «Белого ронделя», можно предположить, что это Прибалтика или близкие к ней земли (описание домика среди роз вроде соответствует). Но как быть со следующим указанием: «это был остров, а название его, извиняюсь, забыл. С одной стороны бескрайнее море, с другой – устье большой реки. Отсюда начинались московитские земли». И к тому же единственный названный по имени географический ориентир — гора Голгофа! Все это как-то не очень состыкуется с реальной географией тех мест. Единственная гора с таким названием на севере Европы, насколько я знаю, находится на Анзерском острове. Но если предположить, что родина Эле находится на берегу Белого моря (это-то и была «безумная версия»), то это совершенно не состыкуется с описанными ею приметами родного края, в том числе с климатическими условиями, даже если предположить, что места, где прошло детство, воспринимаются как самые прекрасные в мире. Может, здесь мы имеем дело с фантастической «альтернативной географией»?

С теплотой вспоминаю книжечку К.Сергиенко о нелёгких днях Голландии 1574 года. В отличие от «взрослого» «Тиля Уленшпигеля», где зверства испанцев во фламандских землях суть двигатель сюжета, и пепел отца стучит в сердце главного героя, Сергиенко описывает историю глазами подростков и благополучно подымает их из пучины бедствий. Корнелис, а проще Кеес, сын Питера Схаака, исчезнувшего бог весть куда, проживает в городе Лейдене. А когда в этот город приходят испанцы и берут город в осаду, то Кеес вместе с бродячим зверинцем горбуна Караколя отправляется в путешествие по всей Голландии. Не просто так, а с заданием пошпионить, а потом всё завертелось кувырком, и Кеес

а что ещё, вы узнаете, когда прочтёте книгу.

Разумеется, по душе мне более всего пришлись сам Кеес и его друзья, весёлые и неунывающие, несмотря на невзгоды. Особенно Мартин Слимброк, прозванный Рыжим Лисом, во всякой дырке затычка и знаток дел своего папаши – до такой степени, что вынужден от него скрываться. Этот паренёк вызывал у меня искреннее желание помогать в трудностях и разделять шутки. Правда, этот озорник в четырнадцать лет выучился курить заморское зелье – табак, и делал из этого гордый «взрослый» ритуал – дело, которое мне было не по душе, да и Кеесу по вкусу не пришлось. Но и здесь Мартин сказал одну мудрую вещь:

«Когда мамзели курить начнут – конец света настанет!»

Приключений у героев хватало, и поводов пошутить тоже. О, доля трагедии на их долю тоже выпала:

А также порадовала маленькая отсылка к России, точнее, к «московитской земле с бешеным царём». Я вспоминал эти слова, гуляя по самой что ни на есть московитской земле, в сосновых лесах.

А описание осады Лейдена, героического вскрытия плотин и изгнания испанцев вместе с их жестоким герцогом Альбой, для меня неразрывно связано с присутствием Кееса Схаака и Мартина Слимброка. И с тем, как от голода и чумы

. «Толстый Михиелькин», который в осаду исхудал, остался для меня безликим героем, и не только потому, что художник-иллюстратор не соблаговолил его нарисовать, но и потому, что события в Лейдене – это только обрамление основной истории Кееса. Помните ли вы, к примеру, как звали соседей Бильбо Бэггинса в Хоббитоне? Так и Михиелькин оказался деталью места, так же, как оказался деталью «день чёрной смородины» в Роттердаме.

И чётко помню самый зловещий момент:

«Свечи в канал. Весь ящик. Принесите другую... простую свечу…»

В книге многократно и безыскусно говорится о бедствиях войны. Умирает на руках своих солдат испанский лейтенант Орельяна, возвращаются без гроша в кармане наёмники-валлоны под предводительством гордого сержанта Готескнехта (кажется ли мне, или его фамилия переводится как «солдат Бога»?). Пробежал, пробив навылет сюжет, вальяжный и самовлюблённый лейтенант Шевалье, фанатик стрельбы из своего щегольского ружья… В «морском бою» над бывшими голландскими полями, залитыми водой из Рейна и моря, более не сдерживаемого дамбами, гибнут смелые гёзы. Свищут пули и грохочут пушки вокруг крепостей.

Но конец этой истории, конец путешествия Кееса и отступление испанцев от Лейдена остаются в памяти как счастливый конец. Теперь Кеес Схаак

и вырастет, должно быть, достойным защитником любимой Голландии. Ведь неурядицы с Испанией будут длиться ещё несколько десятилетий, и события 1574 года были только частью первого акта этой драмы…

«Небеса обетованные» в собачьем варианте.

Но эта фантазия будет пронзительнее, чем у Э. Рязанова.

Потому что в отличие от людей, собаки более беззащитны.

Даже если они умеют разговаривать...

Эту книгу можно любить как хорошо знакомого тебе человека — знаешь все его недостатки, но он все равно тебе дорог. Меня «втянуло» в нее пару лет назад, этой осенью в очередной раз перечитывала. Это осенняя книга: нервная, тревожная, лиричная. Лихорадочная, я бы сказала. Удивительный для девочковой книжки сюжет: герой Машиного романа приходит неизвестно откуда, чтобы исчезнуть неизвестно куда, прошлое мешается с будущим, на лице одного человека проступают черты другого. Маша — просто хорошая романтическая барышня из интеллигентной семьи, ожидающая чего-то, Алексей — несколько невнятно прописанный персонаж, потрепанный жизнью и несчастливый молодой — ему нет тридцати — писатель (автор намекает на себя?). История, которая не может завершиться, точнее, должна завершиться по-другому и не сейчас — такую головоломку я встречала только у классических фантастов:) Невзирая на некоторую наивность, очень трогает.

Честно говоря, эту книгу, как и все остальные у автора, я ценю в первую очередь за ту тревожность и томление, что имхо является у Сергиенко авторской фишкой. Если во вторую очередь есть и другие достоинства, то прекрасно, но увы, не в этот раз. В этот раз автор разошелся и устроил винегрет изо всех «жареных тем»: совок, в котором всех травят, мистические переселения душ из одного времени в другое, экологическая катастрофа вследствие взрыва (тут как-то очень настойчиво вспоминалась Зона), зачем-то религиозные объекты и волнения. В принципе, это продолжающаяся и местами мутирующая тема из «Дней...», где тоже любовная связь, в которой один непонятый таинственный незнакомец(ка), в второй — молод и зелен, чтоб понимать. Еще непременно хоть на дюйм покажется Пушкин из какого-нибудь утюга и очеловеченный фантазией героев нечеловеческий посредник (в «Днях...» это был рояль. а здесь — ворон). У Сергиенко имхо довольно стандартный набор романтизма — классические стихи, розы, шампанское, что-нибудь средневековое и дама, подернутая поволокой. А в этом случае на этом всем еще и жирный след 90-х. Но томление, как всегда, на высоте.

XVII век. В разоренный эстонский город Дерпт (Тарту) приезжает путешественник инкогнито и сразу попадает в заварушку:

«В скитаниях случается всякое, а странствую я всю жизнь. В наше время — а, напомню, теперь год 1625-й — жизнь стоит недорого. По всей Европе идёт война, тысячи гибнут, что уж говорить о странниках на опасных дорогах, да ещё тут, в Эстляндии, где власть переходит из рук в руки и порядка, разумеется, нет.

Король шведский Густав-Адольф воюет с королём польским Сигизмундом, и, подъезжая к Дерпту, я совершенно не знал, на чьей нахожусь земле.»

И тут понеслось: заговоры, дуэли и стычки, прекрасная дама, замки, подземные ходы, клады, бунтари, ливонский орден, инквизиторский костер. Путешественник наш вроде искателя приключений, да не совсем:

«Иногда мне кажется, что я ищу самого себя. Словно бы я разделён на две части и одна потерялась. И вот я рыскаю по дорогам, городам, селениям, горам и лесам, чтобы соединиться с недостающей половиной, а пока не случится этого, я так и не узнаю своего назначения. Скитания мои бесконечны.»

И тут, конечно же, проявляется фирменный стиль Сергиенко: тоска по неведомому, тревожные полусны, таинственные образы. Барышня-видение, «чистейшей прелести чистейший образец» тоже имеется и даже вполне материальна, но, конечно, опять не такая как все, что приводит ее опекуна к мысли о ведьмах и к дальнейшим грустным последствиям. Здесь хочется гг попенять: имхо в случае с барышней он повел себя не лучшим образом.

В тексте есть вставки в виде кусков поэтической сказки, видимо, из эстонского эпоса в пересказе автора, очень красивая вещь.

Вообще же я несколько разочарована: томлений маловато — повесть все ж ближе к исторической, чем к лирической, персонажи прописаны как-то невнятно, назначение же учителя музыки и фантасмагорическое видение при обмороке в соборе очень слабо увязаны со всем остальным в сюжете.

В истории много событий, которые мы в силу темпорально-географических особенностей знаем немного. Например, про Восьмидесятилетнюю войну за освобождение Нидерландов от испанского владычества. По сути, это только «Легенда о Тиле Уленшпигеле», выдающееся произведение мировой литературы. Поэтому, хочешь не хочешь, при прочтении «Кееса» проводились аллюзии с товарищем Шарлем де Костером. И, разумеется, повесть Сергиенко проигрывала по многим параметрам. Главным образом, из-за понижения планки читательского возраста. Автору пришлось минимизировать словарный запас, глубину описываемых событий, приближать исторические локации к понятным современному подростку (1970-ых годов). Что же, так поступали многие детские писатели — но тогда надо, чтобы герои стали харизматическими.

Кеес, при всем старании автора, это не Пеппи ДлинныйЧулок или Гарри Поттер. А его спутники прописаны и того меньше. В итоге получились подростковые приключения. С рейтингом 12+, где кровь немногим отличается от чечевиной похлебки. Прочитать можно, даже экранизировать можно. И даже, в целом, получить положительные впечатления. Но, положа руку на сердце, стал ли персонаж Кеес штроко известным читательским массам, пусть даже не на уровне трех мушкетеров, а, хотя бы, Тимура и его команды? Нет. А ведь это произведение даже поначалу включалось в официальную хрестоматию для внешкольного чтения.

Конечно, это не основной показатель, ведь не все, к примеру, крапивинские или булычевские персонажи стали ультра популярными. Но и послевкусие «Кееса» недолгое, вытесняется на раз другими приключенческими произведениями.

Поэтому читать советую сугубо из-за экзотики (для нас, разумеется). Возможно, у кого-то будут и ностальгические нотки по прочитанному в отрочестве.

Сказка.

Это сказка.

Красивая, интересная, душещипательная.

Пусть у героя картонное сердце, но всем бы нам такое «картонное» — и глядишь — мы стали бы чуть отзывчивее, чуть внимательнее, чуть интереснее себе и друг другу.

Любви и Добра!

Мною прочитано еще в 90-х годах. На днях скачал, снова перечитал и ни капли не разочаровался. А лишь удивился как элегантно автору удалось описать жизнь и войну, сильно ничего не приукрашивая. Так здорово описал, что, читая книгу подростком, запоминаешь приключения Кееса, описание сражений, шуточки Рыжего Лиса, занудство Караколя, а прочитав позднее, когда тебе 30+, уже сначала отмечаешь тяжелые вещи, попадающиеся в ходе повествования — прямо таки врезается в память описание смерти Боолкин от голода в осажденном Лейдене или как испанцы зарубили лодочника.

Главные герои у Сергиенко получились очень выпуклыми, реалистичными, со своими плюсами и минусами каждый и особенно удался дон Рутилио. Честно сказать, мне он всегда нравился. То, как он описан Сергиенко, просто вызывает уважение к испанцу. В бою не терял головы, вперед не лез, но нанести удар был готов, Сметсе едва ушел от него. Иезуитам не сдал Кееса, ибо пошли они нахрен. Даме сердца наврать был мастер, лишь бы своего добиться, кстати и даму нормальную нашел ;) Ловкач. Уважаю.

«Кеес Адмирал тюльпанов» — классика подростковой литературы. К сожалению мальчишеской, а у меня — девочки. Какая жаль.((( 10 — железно.

Любимейшая книга детства,читал-перечитывал множество раз,именно такой должна быть детская литература,затрагивающая серьезные исторические сюжеты.

В этом небольшом романе Константин Сергиенко собрал все активно работающие клише советской подростковой литературы о первой любви, причём вывел на передний план то, что у В.Алексеева, А.Алексина, В.Киселева, Ю.Слепухина были примаскировано, прикрыто, убрано в подтекст. В «Днях поздней осени» подтекстов нет — все существенные мотивы выпячены напоказ, буквально до пародийности. Наверно, только Сергей Иванов был столь же откровенен, как Константин Сергеенко.

Томная девочка с томиком Пушкина, непонятая ни сверстниками ни родителями, взрослый мужчина, в которого она влюбляется (в 90% советских книжек про первую любовь девочка-лоли влюбляется в папика), семейные тайны, лирический фон угасания советской империи... Всё представлено, всё подчёркнуто, как положено. Плюс — и это немаловажно для 1983 года — в роман введена тема мистики, которая именно в начале 80-х было остромодной, именно в тот период практически все более-менее популярные книги, от демонстративно китчевого «Альтиста Данилова» Орлова до псевдоинтеллектуальной «Белки» Кима, строились на теме проникновения мистики в распадающийся советский быт.

Сергиенко при написании романа просчитал всё точно, к тому же одушевил текст личным отношением — вставил в роман свои собственные мечты и фантазии о красивых и тонких старшеклассницах. Однако что-то не сложилось.

То есть, роман был обречён на успех — на головокружительный мегауспех! — и, тем не менее, почему-то прошёл почти незамеченным. Обидно, да.

В душе моей одни сомнения.

Ох, лето красное! любил бы я тебя,

<...>

Ты, все душевные способности губя,

Нас мучишь; как поля, мы страждем от засухи...

А.С. Пушкин

Книга небольшая, но с такой удивительной мелодикой, что хочется читать ее долго, растягивать это удивительно звучание, переданное словами и чувствами.

Казалось бы, обычная история первой любви, обычной девочки, которая как во многих историях пытается выбрать кого же ей любить, как любить, что такое любовь. Но книга сложнее, она маленький период времени человека, который пытается себя познать. И все что рядом с ней помогает ей в этом. Человечек, познавая себя с удивлением открывает для себя мир вне. Заново видит родителей, сестру, дедушку. Все что было прочитано предстает в новом виде, герои становятся другими.

Книга хороша именно рассуждениями, то как главная героиня начинает разбирать себя, свои чувства и эмоции, наконец-то мы видим что-то больше плотского удовольствия в таких историях, наконец-то мы видим рассуждения, как возникают отношения, как возникает привязанность.

Местами это еще что-то детское, не до конца понятое, разобранное, видны слова взрослых, которые ты берешь себе не понимая полностью значения слов, выражений, самой сути сказанного.

«Откуда во мне все это? Наверное, воспитание виновато, благополучная жизнь. Недаром некоторые в школе считают меня высокомерной. Но я совсем не высокомерная, просто не умею разговаривать о пустяках, а если пытаюсь, это выглядит вымученным. Наверное, слишком большие у меня запросы. А что сама собой представляю? Избалованная девочка из хорошей семьи, в сущности, легкомысленная.»

Заметны и действия, что взяты от взрослых, возможно это еще не суть будущего человека, но это образец поведения взятый со взрослых людей, которые рядом. Их победная модель, которую забираешь себе. Ты еще не в состоянии ее объяснить так, чтобы перестать замечать, но уже пользуешься, как своим собственным методом.

«Могу ли быть до конца откровенной? Наверное, нет. Вот и тебе, мой дневник, не все говорю, нет, не все. И даже не потому, что кто-то может прочесть. Просто боюсь этих слов на бумаге. Стыдно. А сколько такого сокрытого у других людей, особенно взрослых? Целые тома невысказанного, запрятанного навек.»

Эта книга преображение девочки, в чуть более взрослое существо, которая сталкивается скорее не с неизвестностью, а с ответственностью за то, что говорит и что делает. За свою жизнь. Пусть мы видим будущее через других людей, но они как пример того, что будет с тобой, если ты не будешь отвечать за то, что делаешь. И одновременно книга — это удивительное сплетение снов и мечтаний. То, что бродит в пятнадцатилетних подростках, они одновременно могут быть и рациональны, и романтичны, и точно знать, чего хотят, и вдруг осознают смерть, как что-то неизбежное, разрушающее их планы. Они одновременно знают уже немало и очень много им предстоит открыть. Они не могут подобрать слов к своим чувствам, но уже готовы рассуждать про любовь. Они бунтуют, но по-детски, не дольше своей парты. Они осознают, казнятся, ищут выход и продолжают витать в облаках.

Очень трогательная, местами ранимая книга, но так прекрасна в том, как раскрывается душа, которая задумываясь о смысле жизни с удивлением спрашивает: «Неужели я живу/родилась только ради любви?»

Это, конечно не Каверин и его распахнутые «святая святых» из книги «Перед зеркалом». Но не менее вывернутая наизнанку душа подростка.

Отсутствие в электронке непрочитанных повестей автора сподвигло меня на поход в детскую библиотеку=)Это хронологически последняя из исторических повестей Сергиенко. Книга написана в виде дневника молодого человека, путешествующего вместе с барином по Малороссии и Тавриде. Повесть, как и «Бородинское пробуждение», представляет из себя помесь краткого исторического экскурса в 18 век, эпоху правления Екатерины Второй, и романтического приключения с пиратами, дуэлями и, как водится, прекрасной незнакомкой, чье происхождение окутано тайной. К сожалению, с каждой прочитанной книгой Константина Константиновича все более теряю надежду встретить что-нибудь столь же захватывающее, что и «Дни...». Но это уже мой личный бзик, конечно.

Это безумно крутой микс готики и Стругацких, с совершенно необычной атмосферой, похожей на сон во время сна. Случайно наткнулся и считаю незаслуженно неизвестным шедевром.

Грустное произведение об одиноком человеке, который мечтает об идеале. В молодости это произведение понимается хуже, чем когда тебе уже много лет. Очень психологично, эмоционально, но вот пришелец из будущего совсем не убеждает, и вообще система экспериментов с временем ужасает (да и противоречит тому, во что я глубоко верю)