Статья написана 24.02.1998 г.
«Извне» (англ. From Beyond, известен также под названием «С того света») — кинофильм 1986 года режиссёра Стюарта Гордона. Поставлен по мотивам рассказа Говарда Филлипса Лавкрафта «Извне» 1920 года. Премьера фильма состоялась 5 июня 1986 года.
Отсутствие мало-мальски свежих идей и благоговение сценаристов перед антиквариатом сделали свое черное дело – я, как потребитель, вляпался в очередное видеогнилье; отстойник памяти пополнился – рядом с «Реаниматором» плюхнулось «Извне».
В ту пору, когда Г.Ф.Лавкрафт изливал свой депресс на читателей, о шишковидной железе было известно немного – но достаточно, чтобы раскрутить воображение мастера «черной фантастики». Рудимент третьего глаза в глубине черепа – каково, а?! а вдруг этот глаз что-то видит? а если видит, то ЧТО?..
По сюжету третий глаз протирают электромагнитным резонатором – почему-то со вполне акустическими камертонами. Профессор, исчерпав свою потенцию в садомазохистских опытах, решает разгрузить усталый мозг от гнета крыши и поглядеть третьим глазом – не завалялось ли какого кайфа по ту сторону? знамо, что вовне живут одни медузы с челюстями на брюшке и летучие рыбы без крыльев и без глаз – одна из них немедля цапает профессорского ассистента за скулу, а другая откусывает голову научному руководителю проекта. Поначалу труп без головы привлекает внимание полиции, но расшалившиеся рыбы тайком выедают мозг у прокурора – и тот запросто выпускает из дурдома подозреваемого в убийстве ассистента, чтобы тот с дамой-психиатром и негром-полисменом повторил фокус и доказал, что голову у шефа откусили монстры. Жаль, что доклад об этом следственном эксперименте не читают из-за титров в конце фильма.
Походя ассистенту делают «сканирование мозга» (компьютерную томографию, вообще-то) и констатируют, что «его шишковидная железа резко увеличена» (!). Другой бы в судорогах бился, марая белье, а наш живчик, глядите, уже запускает профессорскую машинерию! Пообщавшись немного с зубатыми медузами и покойным профессором (мокрым, голым и произвольно меняющим внешность в широких пределах), герои не находят ничего лучше, как заночевать в зловещем доме. Лично я сбежал бы только потому, что трижды вылетевшие стекла чердачного окна оказываются целехоньки к каждому последующему взрыву без всякого участия стекольщиков, но шишковидные железы действующих лиц уже так основательно потеснили рассудок, что им на все начхать. Мало того – психиатрине средь ночи втемяшилось, будто одного раза мало; вновь вылезает сильно деформированный профессор, а в подвале объявляется впечатляющая живая кишка (похоже, шишковидная железа режиссера) обхватом с трубопровод Уренгой-Ужгород. Профессор, весь в соплях как Чужой, уговаривает присутствующих перебираться к нему в дивный новый мир, и, хотя агитатора кое-как отрубают от сети, соблазн пускает корни – у ассистента изо лба вырастает все та же железа, а врача обуревает тяжкий эротизм; заодно сбывается и зрительский прогноз о полисмене – режиссер отдает его плотоядным мухам.
Из чреватого монстрами дома действие плавно переносится на родину, в психушку, где железа торжествует уже вовсю. Именно она – а кто же еще? – подсказывает главврачихе идею немедленно вправить сексуально-воспаленные мозги коллеги-конкурентки высоковольтным разрядом; она же отводит глаза вооруженной охране, когда влекомый торчащей из переносицы железой ассистент топает в местный морг подзакусить. Впечатляет слаженность действий жертв профессора – пока ассистент высасывает у персонала соображательные органы, превращая атмосферу непоняток в триумф некомпетентности и недееспособности, его подруга под шумок линяет из дома скорби, походя затарившись адской машиной (вероятно, бомбы с часовым механизмом там выдают буйным при выписке). Резонатор к тому времени научился включаться сам собой, и к приезду наших лохатых тормозов в доме уже бушуют нездешние силы и ходуном ходит асимметричный слизистый профессор. Оказавшись в излучаемой извне ауре нетрадиционного секса, сладкая парочка немедля начинает готовиться к сеансу, но, как на грех, леди откусывает джентльмену железу (вы не о том подумали) и он сливается с бывшим шефом в одну кашу, которая сама с собой месится за справедливость. Бомба тик-так, тик-так; милосердные летучие зубатки освобождают даму от пут, дама выносит телом окно (оно опять целехонько!) и тут ба-бах! Дом горит, соседи смотрят, чудом уцелевшая дамочка откровенно слетает с катушек и хохочет. По мне, поздновато она заржала – мы начали угорать едва не с начала сеанса.
Если без злопыхательств, то меня всегда изумляла реакция российского зрителя на видеоужасы. Зомби, пауки и прочая небыль нас не шокируют, а забавляют. Видимо, нашим киношникам стоило бы напрячь железу и тряхануть Запад серией подлинных жахов и фантасмагорий – «За тобой приедут в полночь», «Молчи, если хочешь жить», «Мама, меня угоняют в Афган» (часть 2 – «..в Чечню») и т.д.
И я предвижу реакцию их зрителя, чья железа опухла от лицезрения загробных тварей – «Ну, это русские загнули через край! ну, я понимаю – маньяк, ну панки восстали, но чтоб вот так!..»
Осмелюсь напомнить, что кошмары Лавкрафта создавались в близкой к хаосу обстановке Великой Депрессии, когда видеть глазами было небезопасно – и автор, чтобы не впасть в грех конкретной идеологии и не сжечь свой ум безысходной тоской, зажмурился и открыл третий глаз. Ему – как рентгенологу кости скелета – открылась чувственная квинтэссенция грубых повседневных страхов: ископаемый довременной ужас, необоримое вырождение, озверение и врожденная монструозность человека, слепая и злобная исступленность науки, готовой распахнуть любой ящик Пандоры... и читатель понял писателя! и как же было не понять, если они попали в эмоциональный резонанс – руководимая инстинктами и фобиями мелкая сошка, многострадальная инфузория социума, и чутко-пугливый сочинитель, из самосохранения погрузившийся со штормовой поверхности житейского моря в пучину незримых, но осязаемых движений души. Писатель, съёжившийся с головой под одеялом на пару с обывателем, грузил последнего своими страхами – и находил полное взаимопонимание дрожмя дрожащего визави.
С тех пор многое изменилось, но внимательная масс-культура взяла заметно утратившие почву под ногам приемы Лавкрафта на вооружение; шишковидная железа, бывшая средством передать читателю настроение автора, стала целью – и ее напряженно массируют, чтобы зрителям стало страшно, как в грозных 30-ых. Я полагаю, что стремление это нарочитое и натужное, т.к. ТЕХ страхов уже нет по жизни, и жанр вырождается в своего рода китайскую классическую оперу, где важна не эмоциональная достоверность, а красивость исполнения. Не будь рекламной накачки – потребление ужастиков давно бы снизилось до реально невысокого уровня фанства, да и психиатры прямо говорят, что жанр стал сродни психотронной диверсии, где злоумышленники – кучка коммерческих мракописцев, а жертвы – мы все.
И в заключение: лично я очень благодарен Лавкрафту (но не его эпигонствующим экранизаторам!) за эталонные образцы жанра «перенесенного страха», где ужас перед реальностью одевает маску ирреального ужаса.
А кстати – как вы думаете, почему чем дальше, тем больше у нас комильфо живописать ужасы тоталитаризма – голод, духовный гнет, «безумное молчание», бараки и колючую проволоку?..
Третий глаз – зоркий, а главное – открыв, его нельзя зажмурить.