| автор |
сообщение |
андрос 
философ
 
|
 20 ноября 2006 г. 22:59 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Н. А. НЕКРАСОВ
О ДВУХ ВЕЛИКИХ ГРЕШНИКАХ
Господу богу помолимся,
Древнюю быль возвестим,
Мне в Соловках ее сказывал
Инок, отец Питирим.
Было двенадцать разбойников,
Был Кудеяр-атаман,
Много разбойники пролили
Крови честных христиан,
Много богатства награбили,
Жили в дремучем лесу,
Вождь Кудеяр из-под Киева
Вывез девицу-красу.
Днем с полюбовницей тешился,
Ночью набеги творил,
Вдруг у разбойника лютого
Совесть господь пробудил.
Сон отлетел; опротивели
Пьянство, убийство, грабеж,
Тени убитых являются,
Целая рать — не сочтешь!
Долго боролся, противился
Господу зверь-человек.
Голову снес полюбовнице
И есаула засек.
Совесть злодея осилила,
Шайку свою распустил,
Роздал на церкви имущество,
Нож под ракитой зарыл.
И прегрешенья отмаливать
К гробу господню идет,
Странствует, молится, кается,
Легче ему не стает.
Старцем, в одежде монашеской,
Грешник вернулся домой,
Жил под навесом старейшего
Дуба, в трущобе лесной.
Денно и нощно всевышнего
Молит: грехи отпуети!
Тело предай истязанию.
Дай только душу спасти!
Сжалился бог и к спасению
Схимнику путь указал:
Старцу в молитвенном бдении
Некий угодник предстал,
Рек: «Не без божьего промысла
Выбрал ты дуб вековой,
Тем же ножом, что разбойничал,
Срежь его, той же рукой!
Будет работа великая,
Будет награда эа труд;
Только что рухнется дерево —
Цепи греха упадут».
Смерил отшельник страшилище:
Дуб — три обхвата кругом!
Стал на работу с молитвою,
Режет булатным ножом.
Режет упругое дерево,
Господу славу поет,
Годы идут — подвигается
Медленно дело вперед.
Что с великаном поделает
Хилый, больной человек?
Нужны тут силы железные,
Нужен не старческий век!
В сердце сомнение крадется,
Режет и слышит слова:
«Эй, старина, что ты делаешь?»
Перекрестился сперва.
Глянул — и пана Глуховского
Видит на борзом коне,
Пана богатого, знатного,
Первого в той стороне.
Много жестокого, страшного
Старец о пане слыхал
И в поучение грешнику
Тайну свою рассказал.
Пан усмехнулся: «Спасения
Я уж не чаю давно,
В мире я чту только женщину,
Золото, честь и вино.
Жить надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел бы, как сплю!»
Чудо с отшельником сталося:
Бешеный гнев ощутил,
Бросился к пану Глуховскому,
Нож ему в сердце вонзил!
Только что пан окровавленный
Пал головой на седло,
Рухнуло древо громадное,
Эхо весь лес потрясло.
Рухнуло древо, скатилося
С инока бремя грехов!..
Господу богу помолимся:
Милуй нас, темных рабов!
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
21 ноября 2006 г. 11:24 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Т.Гранели
ОЖИДАНИЕ СУДЬБЫ
Эта бледная полночь
Вцепилась в меня как ястреб.
Никто не придет на помощь
- лишь шорох дорог ненастных.
Зима причитает горько.
Приникнув к розе потухшей.
И ночь идет мимо окон.
И что-то звенит снаружи.
Снега голубые скрыты
За краем белых молений.
Туда швырнут после битвы
Клочки моих сновидений.
Лишь звуки дождя раздаются
В комнате полной мрака.
И я хочу улыбнуться
- но жизнь заставляет плакать.
И тело мое — руина.
И память — на сердце камень.
Как ждут непогоды зимней
Судьбы ожидаю. Аmen.
__________________________________
День блаженный, тяжкое мученье.
Улыбаюсь, выхожу под ветер.
Осень смотрит в бездну с облегченьем
И деревья догола раздеты.
Словно войско маршируют мысли.
А ладони — холодней железа.
Много-много желтоглазых листьев.
Осень спит калачиком над бездной.
(перевод — М.Георгадзе)
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
21 ноября 2006 г. 16:14 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Сергей Шоргин
Ожиданье Сатаны.
Наш дом однажды Сатана без спросу посетил;
Был элегантен старина, общителен и мил.
«Имейте, господа, в виду, – сказал он, уходя, –
Я к вам еще разок зайду. В четверг. После дождя».
И вот дождливая пора, и вечер четверга,
А в нашем доме ждут с утра извечного врага.
Изящный ксендз, и старый поп, и пастор, и мулла –
Духовных множество особ сидит вокруг стола.
Они, крепя молитвой дух, явились в этот дом,
Когда до них донесся слух о посещенье том.
В руках Писанье и Коран, и пот на лбах блестит;
«Диавол…», «Ша тан…» и «Шайтан…» – повсюду шелестит.
Любой готов вести войну; и мрачен оттого,
Что очень хочет Сатану изгнать – но своего.
По четвергам и шум, и гам, со сварой наряду,
И велики по четвергам расходы на еду.
Хотят злодея посрамить все сразу – каково?
И всех приходится кормить – добро бы одного…
Закроем дверь – они в окно влезают в ранний час,
И голова болит давно от трескотни у нас.
Ждут, черта своего ценя, и речь у всех одна:
«Нет, Сатана – лишь у меня взаправду Сатана!
Все остальные – мрак, мечта; мой – истинная гнусь!
Мой появлялся неспроста, и я его дождусь!»
И неизменная беда творится в эти дни:
Друг другу в волосы всегда вцепляются они,
И бьют друг друга крепко в лоб – печальные дела! –
Изящный ксендз, и старый поп, и пастор, и мулла.
Мы разнимаем их с трудом, и бром даем, и ром;
Они освобождают дом в ночи – в часу втором.
И снова нам неделю ждать и закупать жратву…
Нам Сатану не увидать, наверно, наяву;
Гостей он мог бы рассудить, ступив на наш порог,
И нас от них освободить, наверно, он бы мог;
Но нету от него вестей, он не стучится в дверь…
Что ж, сами мы своих гостей пошлем к нему теперь.
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
22 ноября 2006 г. 11:02 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Е.В.Витковский
Вот и подошли мы то ли к перекрёстку, то ли к семафору.
Кто предупредил бы, что ли, остерёг бы, дал бы, что ли, фору?
Кто бы намекнул бы, поделился мыслью, мненьем хоть каким бы?
Со всего, что свято, время беспощадно посдирало нимбы.
Посдирало шкуру, так что вспоминать ли ордена и даты?
Так что нам ли хныкать, так что нам ли вякать – сами виноваты.
Ни тебе закуски, ни тебе обслуги. Прочь, свиные хари!
Нет ни человека здесь, в людской пустыне, здесь, в мирской Сахаре.
Всё, что зеленело, и луга и долы, вытоптали козы.
Ни тебе подхода, ни тебе погоды, ни метампсихозы.
Женщина приходит, женщина уходит – это сколько ж можно?
Сам не молодеешь, оттого, конечно, несколько тревожно.
Заживает рана, да не обольщайся – тонок эпителий.
За чредою пьянок так же неизбежна череда похмелий.
Всюду вой далёкий, всюду крик тягучий – не предсмертный хрип ли?
Укажи, о Боже, как, да и во что же, мы, выходит, влипли?
Я кидаюсь в полночь, в сырость и в бездарность, пропаду напрасно
В этой тьме поганой, потерявши голос – но крича всечасно:
Этот мир безумный, мир благословенный, грязный и постылый –
Господи, помилуй! Господи, помилуй! Господи, помилуй!
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
Лисенок2 
философ
|
|
22 ноября 2006 г. 18:09 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Гумилев.
Однообразны и мелькают
Всё с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают
И умирают соловьи.
Но и она печальна тоже, мне приказавшая любовь.
И под её атласной кожей-
Бежит отравленная кровь.
И если я живу на свете,
То только лишь из-за мечты.
Мы оба, как слепые дети,
Пойдём на горные хребты.
Туда, где есть лишь только грёзы,
В край самых белых облаков
Искать увянувшие розы-
И слушать мёртвых соловьёв.
Однообразны и мелькают
Всё с той же болью дни мои,
Как будто розы опадают
И умирают соловьи.
Но и она печальна тоже, мне приказавшая любовь.
И под её атласной кожей-
Бежит отравленная кровь.
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
23 ноября 2006 г. 10:52 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
М.Гершенович
СТАРАЯ ТЕМА
Промолчи, если нечего больше сказать,
если незачем узел на память вязать.
За тебя мне деревья ответят грядущей весной,
был бы ветер, а ветер едва поспевает за мной.
Это прежде, когда всё казалось чужим и большим
в этом мире, не думали мы, что грешим.
А теперь ты не знаешь, как надо со мной поступить.
Ты ведь тянешь на дно, а меня еще рано топить.
Я еще пригожусь, не тебе, так ему или ей,
если выплыву где-нибудь, точно не в жизни твоей.
Для меня не останется места: по всей широте
будут новые люди на лодочках, эти и те,
бороздить океан, что зовешь ты пространством своим.
Поднимаю стакан я за тех, кто присытится им.
Для меня океан твой, любимый, когда я одна, -
капля влаги в стакане, что я осушила до дна.
В этом малом остатке нет жизни и гибели нет,
хоть на добрую треть из воды состоит белый свет.
Я воды не боюсь...
Так сказала когда-то Муму
перед тем, как исчезнуть, глухому дружку своему.
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
Горацио
активист
|
|
23 ноября 2006 г. 11:06 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Иван Бауков
***
Это я придумал соловья,
Чтоб вздохнула милая моя.
Чтоб, когда ей станет тяжело,
Вышла б она тихо за село,
Где так часто мы встречались с ней,
Где поет и нынче соловей,
Где шумит высокая трава,
Где всегда живут мои слова.
Соловей их помнит наизусть...
И спадет с лица любимой грусть,
И вздохнет любимая легко,
Станет близким слово «далеко»,
Потому что в роще соловей
Ей расскажет о любви моей.
Это я придумал соловья,
Чтоб вздохнула милая моя.
|
|
|
Горацио
активист
|
|
23 ноября 2006 г. 11:21 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Татьяна Кузовлёва
***
Этот город называется Москва.
Эта улица, как ниточка, узка.
Эта комната — бочонок о два дна.
И сюда приходит женщина одна.
Меж ключиц её цепочка мёрзлых бус,
он губами знает каждую на вкус,
он снимает их, как капелька с листа,
а она стоит, как девочка чиста.
Это чёрт её придумал или Бог?
Это бредил ею Пушкин или Блок?
И кому была завещена в века
эта бронзовая тонкая рука?
Эти тёмные печальные зрачки
открывали все затворы и замки.
Ей доступны все дворцы и все дома -
это входит в двери Истина сама.
Изгоняли её с тронов короли,
увозили в кругосветку корабли.
Оставалась караулить берега
ложь-любовница, распутница, деньга!
А она ломала руки, как лучи,
и срывала цепи бусинок с ключиц,
и лежали они, весом в шар земной,
на прямых ладонях Истины самой.
|
|
|
Helen
философ
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
23 ноября 2006 г. 12:07 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Д.Кедрин
БРАТСТВО
Повелевай иль нищенствуй, доколь
Печальная не совершилась треба.
На смертном ложе ты отвергнешь соль
И сладкого не примешь хлеба.
Равно костыль бездомной нищеты
И золоченый жезл богатства
Ты выронишь, и схиму примешь ты
Единого для смертных братства.
______________________________________
БЕСЕДА
На улице пляшет дождик. Там тихо, темно и сыро.
Присядем у нашей печки и мирно поговорим.
Конечно, с ребенком трудно. Конечно, мала квартира.
Конечно, будущим летом ты вряд ли поедешь в Крым.
Еще тошноты и пятен даже в помине нету,
Твой пояс, как прежде, узок, хоть в зеркало посмотри!
Но ты по неуловимым, по тайным женским приметам
Испуганно догадалась, что у тебя внутри.
Не скоро будить он станет тебя своим плачем тонким
И розовый круглый ротик испачкает молоком.
Нет, глубоко под сердцем, в твоих золотых потемках
Не жизнь, а лишь завязь жизни завязана узелком.
И вот ты бежишь в тревоге прямо к гомеопату.
Он лыс, как головка сыра, и нос у него в угрях,
Глаза у него навыкат и борода лопатой,
Он очень ученый дядя — и все-таки он дурак!
Как он самодовольно пророчит тебе победу!
Пятнадцать прозрачных капель он в склянку твою нальет.
"Пять капель перед обедом, пять капель после обеда -
И всё как рукой снимает! Пляшите опять фокстрот!"
Так, значит, сын не увидит, как флаг над Советом вьется?
Как в школе Первого мая ребята пляшут гурьбой?
Послушай, а что ты скажешь, если он будет Моцарт,
Этот не живший мальчик, вытравленный тобой?
Послушай, а если ночью вдруг он тебе приснится,
Приснится и так заплачет, что вся захолонешь ты,
Что жалко взмахнут в испуге подкрашенные ресницы
И волосы разовьются, старательно завиты,
Что хлынут горькие слезы и начисто смоют краску,
Хорошую, прочную краску с темных твоих ресниц?..
Помнишь, ведь мы читали, как в старой английской сказке
К охотнику приходили души убитых птиц.
А вдруг, несмотря на капли мудрых гомеопатов,
Непрошеной новой жизни не оборвется нить!
Как ты его поцелуешь? Забудешь ли, что когда-то
Этою же рукою старалась его убить?
Кудрявых волос, как прежде, туман золотой клубится,
Глазок исподлобья смотрит лукавый и голубой.
Пускай за это не судят, но тот, кто убил,- убийца.
Скажу тебе правду: ночью мне страшно вдвоем с тобой!
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
suhan_ilich
миротворец
|
|
23 ноября 2006 г. 12:26 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Лукина здесь кажется ещё не было
Так неистово светла
грань весеннего стекла,
что хотел бы жизнь pастpатить -
да pастpачена дотла!
Между нами (трусь — не трусь!)
четвеpтованная Русь.
Я к тебе чеpез гpаницу
и ползком не пpобеpусь.
Кpужевные беpега
да непpочные снега -
все как есть пеpечеpкнула
полосатая слега.
Вот и водка налита,
да какая-то не та:
как ни пpобую напиться -
не выходит ни чеpта.
Колобpодит у окна
одичалая весна.
Впоpу гибнуть за Отчизну,
хоть и бывшая она...
Е.Лукин
|
|
|
юнга Флинт
авторитет
|
|
23 ноября 2006 г. 12:45 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
БАБИЙ ЯР
Над Бабьим Яром памятников нет.
Крутой обрыв, как грубое надгробье.
Мне страшно.
Мне сегодня столько лет,
как самому еврейскому народу.
Мне кажется сейчас -
я иудей.
Вот я бреду по древнему Египту.
А вот я, на кресте распятый, гибну,
и до сих пор на мне — следы гвоздей.
Мне кажется, что Дрейфус -
это я.
Мещанство -
мой доносчик и судья.
Я за решеткой.
Я попал в кольцо.
Затравленный,
оплеванный,
оболганный.
И дамочки с брюссельскими оборками,
визжа, зонтами тычут мне в лицо.
Мне кажется -
я мальчик в Белостоке.
Кровь льется, растекаясь по полам.
Бесчинствуют вожди трактирной стойки
и пахнут водкой с луком пополам.
Я, сапогом отброшенный, бессилен.
Напрасно я погромщиков молю.
Под гогот:
"Бей жидов, спасай Россию!"-
насилует лабазник мать мою.
О, русский мой народ! -
Я знаю -
ты
По сущности интернационален.
Но часто те, чьи руки нечисты,
твоим чистейшим именем бряцали.
Я знаю доброту твоей земли.
Как подло,
что, и жилочкой не дрогнув,
антисемиты пышно нарекли
себя "Союзом русского народа"!
Мне кажется -
я — это Анна Франк,
прозрачная,
как веточка в апреле.
И я люблю.
И мне не надо фраз.
Мне надо,
чтоб друг в друга мы смотрели.
Как мало можно видеть,
обонять!
Нельзя нам листьев
и нельзя нам неба.
Но можно очень много -
это нежно
друг друга в темной комнате обнять.
Сюда идут?
Не бойся — это гулы
самой весны -
она сюда идет.
Иди ко мне.
Дай мне скорее губы.
Ломают дверь?
Нет — это ледоход...
Над Бабьим Яром шелест диких трав.
Деревья смотрят грозно,
по-судейски.
Все молча здесь кричит,
и, шапку сняв,
я чувствую,
как медленно седею.
И сам я,
как сплошной беззвучный крик,
над тысячами тысяч погребенных.
Я -
каждый здесь расстрелянный старик.
Я -
каждый здесь расстрелянный ребенок.
Ничто во мне
про это не забудет!
"Интернационал"
пусть прогремит,
когда навеки похоронен будет
последний на земле антисемит.
Еврейской крови нет в крови моей.
Но ненавистен злобой заскорузлой
я всем антисемитам,
как еврей,
и потому -
я настоящий русский!
Евгений Евтушенко, 1961
|
|
|
андрос
философ
|
|
23 ноября 2006 г. 13:53 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
БОНАПАРТ И ЧЕРНОГОРЦЫ
«Черногорцы? что такое? —
Бонапарте вопросил. —
Правда ль: это племя злое,
Не боится наших сил?
Так раскаятся ж нахалы:
Объявить их старшинам,
Чтобы ружья и кинжалы
Все несли к моим ногам».
Вот он шлет на нас пехоту
С сотней пушек и мортир,
И своих мамлюков роту,
И косматых кирасир.
Нам сдаваться нет охоты, —
Черногорцы таковы!
Для коней и для пехоты
Камни есть у нас и рвы...
Мы засели в наши норы
И гостей незваных ждем, —
Вот они вступили в горы,
Истребляя все кругом.
. . . . . . . . . . . . .
. . . . . . . . . . . . .
Идут тесно под скалами.
Вдруг смятение!.. Глядят:
У себя над головами
Красных шапок видят ряд.
«Стой! пали! Пусть каждый сбросит
Черногорца одного.
Здесь пощады враг не просит:
Не щадите ж никого!»
Ружья грянули, — упали
Шапки красные с шестов:
Мы под ними ниц лежали,
Притаясь между кустов.
Дружным залпом отвечали
Мы французам. — «Это что? —
Удивясь, они сказали, —
Эхо, что ли?» Нет, не то!
Их полковник повалился.
С ним сто двадцать человек.
Весь отряд его смутился,
Кто, как мог, пустился в бег.
И французы ненавидят
С той поры наш вольный край
И краснеют, коль завидят
Шапку нашу невзначай.
ПЕСНЯ О ГЕОРГИИ ЧЕРНОМ
Не два волка в овраге грызутся,
Отец с сыном в пещере бранятся.
Старый Петро сына укоряет:
«Бунтовщик ты, злодей проклятый!
Не боишься ты господа бога,
Где тебе с султаном тягаться,
Воевать с белградским пашою!
Аль о двух головах ты родился?
Пропадай ты себе, окаянный,
Да зачем ты всю Сербию губишь?»
Отвечает Георгий угрюмо:
«Из ума, старик, видно, выжил,
Коли лаешь безумные речи».
Старый Петро пуще осердился,
Пуще он бранится, бушует.
Хочет он отправиться в Белград,
Туркам выдать ослушного сына,
Объявить убежище сербов.
Он из темной пещеры выходит;
Георгий старика догоняет:
«Воротися, отец, воротися!
Отпусти мне невольное слово».
Старый Петро не слушает, грозится:
«Вот ужо, разбойник, тебе будет!»
Сын ему вперед забегает,
Старику кланяется в ноги.
Не взглянул на сына старый Петро.
Догоняет вновь его Георгий
И хватает за сивую косу.
«Воротись, ради господа бога:
Не введи ты меня в искушенье!»
Отпихнул старик его сердито
И пошел по белградской дороге.
Горько, горько Георгий заплакал,
Пистолет из-за пояса вынул,
Взвел курок, да и выстрелил тут же.
Закричал Петро, зашатавшись:
«Помоги мне, Георгий, я ранен!»
И упал на дорогу бездыханен.
Сын бегом в пещеру воротился;
Его мать вышла ему навстречу.
«Что, Георгий, куда делся Петро?»
Отвечает Георгий сурово:
«За обедом старик пьян напился
И заснул на белградской дороге».
Догадалась она, завопила:
«Будь же богом проклят ты, черный,
Коль убил ты отца родного!»
С той поры Георгий Петрович
У людей прозывается Черный.
А. С. Пушкин "Песни западных славян"
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
23 ноября 2006 г. 16:00 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
И.А.Бунин
...Зачем и о чем говорить?
Всю душу, с любовью, с мечтами,
Все сердце стараться раскрыть –
И чем же? — одними словами!
И хоть бы в словах-то людских
Не так уж все было избито!
Значенья не сыщете в них,
Значение их позабыто!
Да и кому рассказать?
При искреннем даже желанье
Никто не сумеет понять
Всю силу чужого страданья!
____________________________________
Последний шмель.
Черный бархатный шмель, золотое оплечье,
Заунывно гудящий певучей струной,
Ты зачем залетаешь в жилье человечье
И как будто тоскуешь со мной?
За окном свет и зной, подоконники ярки,
Безмятежны и жарки последние дни,
Полетай, погуди — и в засохшей татарке,
На подушечке красной, усни.
Не дано тебе знать человеческой думы,
Что давно опустели поля,
Что уж скоро в бурьян сдует ветер угрюмый
Золотого сухого шмеля!
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
23 ноября 2006 г. 20:16 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Бахыт Кенжеев.
* * *
Вот картина жизни утлой: поутру с посудой мутной пилит кроткий индивид
к гастроному у больницы, где младая продавщица потной мелочью гремит.
В проволочной пентаграмме двор с беседкой, с тополями, три семерки из горла,
ломтик плавленого сыра, полотно войны и мира, просияла и прошла...
Глубока земли утроба. Что толпиться возле гроба, на подушках ордена.
Продвигается к закату век, охотится на брата брат, настали времена
криводушны, вороваты, — и проходят отчего-то, чья же, господи, вина?
Как сказал цветков когда-то, нет двуногому работы, только смерть или война.
Ах, картина жизни праздной: долгий город безобразный, облик родины всерьез!
Не узнала, не забыла, билась в судороге, любила, выгоняла на мороз -
ну куда ты на ночь глядя? Что с тобою? Бога ради! Налегке так налегке,
только шарф, чтоб не продуло. Ах, отчизна, дура дурой, с детской скрипочкой в руке...
Тьма сырая смотрит нагло. Так куда ж нам плыть? Куда глаза глядят, туда, где луч
ртутный воздуха не чает, тонким снегом отвечает, где кривой скрипичный ключ
звякнет в скважине замочной, чтобы музыкой заочной... брось. Меж ночью и цепной
жизнью, что светлеет, силясь выжить, прочен и извилист шов проходит черепной.
* * *
...я человек ночной, и слухом
не обделен. Когда зима
охватывает санным звуком
оцепенелые дома
предместий правильных, когда я,
в клубок свернувшись, вижу сон
о том, что жизнь немолодая
крутится страшным колесом -
всё хорошо, у колеса есть
и ось, и обод. В этот час
я нехотя соприкасаюсь
со светом, мучающим нас,
и принимаюсь за работу,
перегорая ли, дрожа,
пытаясь в мир добавить что-то,
как соль на кончике ножа...
* * *
Среди длинных рек, среди пыльных книг человек-песок ко всему привык,
но язык его вспоминает сдвиг, подвиг, выцветший черновик,
поздний запах моря, родной порог, известняк, что не сохранил
отпечатков окаменевших строк, старомодных рыжих чернил.
Где, в какой элладе, где смерти нет, обрывает ландыш его душа
и глядит младенцем на дальний свет из прохладного шалаша?
Выползает зверь из вечерних нор, пастушонок молча плетет венок,
и ведут созвездия первый спор — кто волчонок, а кто щенок.
И пока над крышей визжит норд-ост, человечьи очи глотают тьму,
в неурочный час сочинитель звезд робко бодрствует, потому
что влачит его океан, влечет, обольщает, звенит, течет -
и живой земли голубой волчок колыбельную песнь поет.
* * *
собираясь в гости к жизни
надо светлые глаза
свитер молодости грешной
и гитару на плечо
собираясь в гости к смерти
надо черные штаны
снежно белую рубаху
узкий галстук тишины
при последнем поцелуе
надо вспомнить хорошо
все повадки музыканта
и тугой его смычок
кто затянет эту встречу
тот вернется слишком пьян
и забудет как играли
скрипка ива и туман
осторожно сквозь сугробы
тихо тихо дверь открыть
возвращеньем поздним чтобы
никого не разбудить
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
23 ноября 2006 г. 20:17 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Алексей Цветков. Из "Сборника пьес для жизни соло" (1978).
* * *
Рассудок — это слишком резко,
Не обойдешься головой.
В ней много вычурного треска,
Унылой спеси мозговой.
У нас в ходу ланцет и призма,
Но суть разъятая бедна.
Под черным камнем силлогизма
Вся истина погребена.
Быть может, гордая наука
Для лучшей жизни хороша,
Где царство тяжести и звука,
И время длится не спеша.
А в нашем космосе отпетом,
Чей смысл сквозь вещи не пророс,
Ты сам старайся быть ответом
На свой незаданный вопрос.
* * *
Зачем же ласточки старались?
Над чем работали стрижи?
Так быстро в воздухе стирались
Тончайших крыльев чертежи.
Так ясно в воздухе рябило -
И вот попробуй, перечти.
Так моментально это было -
Как будто не было почти.
И мы вот так же для кого-то
Плели в полете кружева.
Но крыльев тонкая работа
Недолго в воздухе жива.
К чему пророческие позы
Над измусоленным листом?
Мы только ласточки без пользы
В ничейном воздухе пустом.
* * *
Бредит небо над голым полем,
И дорога белым-бела.
С обезглавленных колоколен
Облетают колокола.
Опадают, раскинув руки,
И по ниточкам снежных трасс
Одиноко блуждают звуки,
Забинтованные до глаз.
Тихой стужей и летом сонным
Под ногами дрожит, пыля,
До краев колокольным звоном
Переполненная земля.
* * *
эти женщины в окне
торопливые соблазны
все движения в огне
предварительно согласны
пальцы липкие по шву
губ лекарственная сода
я не знаю чем живу
это лето без исхода
этот пагубный июль
с обольщением проворным
словно горсточка пилюль
с легким действием снотворным
снова окна через двор
звездной россыпью привычной
скоротечный уговор
царство похоти первичной
небосвод в глазной воде
недоверчивая шалость
никому никто нигде
отказаться соглашаясь
* * *
Полуживу — полуиграю,
Бумагу перышком мараю,
Вожу неопытной рукой.
Вот это — лес. Вот это — речка.
Двуногий символ человечка.
И ночь. И звезды над рекой.
Дыши, мой маленький уродец,
Бумажных стран первопроходец,
Молись развесистой звезде.
Тиха тропа твоя ночная,
Вода не движется речная
И лес в линованной воде.
Я сам под звездами немею,
Полухочу — полуумею,
Прозрачный, маленький такой,
С тех пор, как неумелый кто-то
Меня на листике блокнота
Изобразил живой рукой.
* * *
Судьба играет человеком
До смертной сырости на лбу.
Но человек берет из шкафа
Свою красивую трубу.
Она лежит в его ладонях,
Умелой тяжестью легка,
И полыхают над эстрадой
Ее латунные бока.
Как он живет, как он играет
В приемной Страшного Суда!
Он в каждой песне умирает
И выживает навсегда.
Он звездной родиной заброшен
На землю драки ножевой,
Такой потерянный и детский,
Еще живой, еще живой.
* * *
До хрипоты, по самый сумрак,
Пока словам работа есть,
Не просыхай, венозный сурик,
Работай, флюгерная жесть.
Трудись, душа в утробе красной,
Как упряжной чукотский пес,
Чтоб молот памяти напрасной
Полвека в щепки не разнес.
Хребет под розги без наркоза,
Как Русь на борозду Петра,
Пока любовь — еще не поза
Для искушенного пера.
Незарубцованною кожей
Верней запомнишь, не шутя,
Что человек — найденыш Божий,
А не любимое дитя.
Пока под кожей оловянной
Слова рождаются, шурша,
Работай, флюгер окаянный,
Скрипи, железная душа.
|
|
|
Горацио
активист
|
|
23 ноября 2006 г. 21:03 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
ЧАРОДЕЙСКИЙ ПОЕДИНОК (из Р.Киплинга)
Был долг на меня возложен давно,
И служба была свята!
Всякий бой как игра для меня был вчера,
Но нынче игра – не та.
Я не встану под градом невидимых стрел,
Чудный меч не ударит в щиты –
Ключ без боя отдам я Мечтателю сам:
Он — Герой Воплощенья Мечты.
Условья его приму без борьбы,
Без споров – какой уж тут спор!
Нет, прежде я не бежал от стрельбы,
Но нынче – другой коленкор.
Не будет сраженья с Посланцем Того,
Кто на землю глядит с высоты;
Я склоняюсь у врат, и вступает во град
Он – Герой Воплощенья Мечты.
Пред цезарем я не сошёл бы с пути,
Королю не открыл бы ворот,
Власти нет надо мной у Короны Тройной,
Но нынче — другой оборот.
Поединка не будет с Силой Стихий;
Мост опущен, заставы сняты
И распахнута дверь. Нам владыка теперь -
Герой Воплощенья Мечты.
|
|
|
ФАНТОМ
миротворец
|
|
24 ноября 2006 г. 12:50 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Хуан Рамон Хименес
Комочек перьев
под совиной лапой смерти,
о как ты смотришь на меня печальным оком -
чуть розоватым, тусклым угольком -
из-под ее когтей неразличимых,
о как ты смотришь... если бы я мог!
__________________________________________
|
–––
"Что смерть — умрём мы все. Вот если б не было разлуки!"
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
26 ноября 2006 г. 10:15 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Ибн Хафаджа, переводы М.Кудинова.
------------------------
Ибн Хафаджа (1058-1139) — один из крупнейших
андалусских поэтов, создавший своеобразный стиль вас-
фов, главным образом пейзажной лирики, отличающийся
богатой образностью.
Ибн Хафаджа родился в Альсире, небольшом городе
в округе Валенсии, и провел там почти всю свою жизнь.
Большой популярностью в Андалусии пользовались его
стихи, описывающие Валенсию и Альсиру.
------------------------
* * *
О, как красноречива песня певчей птицы!
Качаясь, ветвь зеленая под ней клонится.
Так веселись в тени, что нам дарует сад!
В нем звонкие ручьи струятся и журчат.
Броди вдоль тех ручьев, врачующих нам душу,
Пей чистое вино, напевы лютни слушай.
Деревьев много там, плоды на них висят,
На блюдо сладостей похож цветущий сад.
Как от бессонницы страдающий влюбленный,
Желт спелый мандарин, а вот цветок зеленый,
Восточный ветер увлажнил его росой;
И дерево, гордясь своею красотой,
То аромат вокруг себя распространяет,
То изумрудною листвой своей играет,
То улыбается, то вид его суров,
Когда разгневанно глядят глаза плодов.
* * *
Из кубка дай друзьям вина напиться,
На рощу призови дожди пролиться,
Пляши с омытыми дождем ветвями,
Перекликайся звонко с голубями.
Мир и усладу ветер напевает,
Он с апельсинным деревом играет.
И захмелели ветви на мгновенье,
Пьянящего отведав дуновенья.
* * *
Восточный ветер с пламенем играет,
Он тормошит его и разжигает.
Бьет пламя по рукам его в ответ -
Такой другой игры на свете нет.
Ведет беседу ветер с ним умело,
Чтобы веселье пламенем владело.
Вступи сейчас меняла на порог,
Он золотом огонь назвать бы мог.
Целует ветер пламя и смущенно
Оно краснеет, смотрит удивленно.
На очаге котел вскипеть готов,
В воде сверкают звезды пузырьков.
И ветер отделяет тонкий пепел
От угля, что еще горяч и светел,
Как небо, где закат горит огнем,
Но пепел мглы уже лежит на нем.
* * *
О ты, внушающий веселье, ты, чей свет
Из глубины идет и радостью согрет!
Посмотришь на огонь — душа стыдом объята:
Ты видишь отблески то серебра, то злата.
Он блеском меч затмил и вызвал зависть в нем -
Как будто слезы на клинке горят огнем.
В горящем пламени мерещатся долины,
Шатры высокие, отрадные картины;
Усталых странников они к себе манят,
И отдых им сулят, и радуют их взгляд.
Вздымая ввысь свое трепещущее пламя,
Огонь соперничает дерзко с небесами.
Дым куполом висит, он словно небосвод,
Но ни одна звезда там факел не зажжет.
Пусть ветер северный не знает передышки -
Любой его порыв лишь встретит угля вспышки.
Горящий уголь позолотою покрыт,
Горит так ровно он, как будто не горит.
Под пеплом кажется он девой белокурой;
А ночь тем временем уходит прочь понуро.
Она сворачивает плащ холодный свой,
Чей край на западе свисает над землей.
И звездочки Плеяд, приход зари пророча,
Стирают в небесах следы минувшей ночи.
* * *
Бог влагу в камни превратил — они разили нас.
Погибель хлынула из туч, последний пробил час.
Покуда не был разум наш безумием объят,
Не насылали небеса разящий этот град.
Но злобных дьяволов толпой в безумье стали мы,
И в камни превращенный дождь разил исчадья тьмы.
* * *
Мелькнули и прошли дни юности моей.
Что было лучше промелькнувших этих дней?
Под сенью сбывшихся желаний жил тогда я,
Плоды надежд своих беспечно собирая;
Но я не знал тогда, что молодость была
Звездой, которую подстерегала мгла.
А юность близостью своей еще манила,
Еще со мной она как будто говорила,
И вот уж нет ее: исчезла невзначай,
Не дав опомниться и не сказав: прощай.
И черноту мою вдруг свет седин пронзает,
Свет этот горечью мне душу наполняет.
Он говорит мне, что опомниться пора,
Он сердце жжет огнем с утра и до утра.
Что было черным — стало белым, а когда-то
Была любая ночь сиянием объята.
* * *
О ночь пустынная! Ни одного светила!
На черных небесах всё бездна поглотила.
Один лишь Сириус зажегся в вышине
И золотой динар напоминает мне.
От Сириуса свет, пришедший издалёка,
Струится, как вода бесшумного потока.
Но слаб далекий свет. И вот со всех сторон
Я мраком окружен, таит опасность он.
Блуждают волки в нем, друзья ночного мрака.
Волк по ночам хитер, во тьме он забияка,
Он не боится в эту пору никого,
И дрожь от холода вздымает шерсть его.
Лишь искры волчьих глаз вокруг себя я видел,
Свет очага в ту ночь был на меня в обиде.
Плащ мрака я надел, и, слыша ветра гул,
Все пуговицы звезд на нем я застегнул.
Ночь медлит уходить, и всадник одинокий
Считает, что она просрочила все сроки.
Но поседели кудри Млечного Пути,
И, как ни медлит ночь, она должна уйти.
* * *
Та, что мне двери тайком от людей отворяла,-
Влагою губ своих свежих меня одаряла
Или давала мне кубок хмельного вина.
Всё, что хотел, от нее получал я сполна.
И на лице ее родинка, если лицо улыбалось,
Мускуса каплей на тлеющих углях казалось.
* * *
Как райская река, поток здесь чист и светел,
Прохладу влажную несет восточный ветер,
Несет он аромат росой покрытых трав.
Взгляни, какой простор здесь для его забав!
Луг словно соткан из улыбок белых лилий,
Фиалок родинки лицо его покрыли.
Деревья высятся... Но что там видишь ты,
Когда в зеленый мрак влекут тебя мечты?
Под ветром северным, как меч, взмывает ветка,
Река, играючи, швыряет камни метко.
Как будто волны здесь враждуют меж собой,
Как будто ветви вдруг вступить решили в бой.
* * *
Красный конь, зажигающий битвы огонь,
Факел доблести, бешено скачущий конь,
Своим цветом похож ты на спелый гранат,
Словно миртовый лист, твои уши блестят,
И украшена грудь твоя белым пятном,
Словно воздух попал в кубок с красным вином.
* * *
Я полон грусти: от меня ты далеко.
С тобою лишь в мечтах мне встретиться легко.
Кого к тебе послать? Один на целом свете
Посланец у меня — неугомонный ветер.
Летит на север он — тебе я шлю привет.
А с севера летит — жду, будет ли ответ.
С тобою связана душа моя навеки,
И душу горе жжет, соль разъедает веки,
Наложен пост на них: они не знают сна;
Дай им вкусить его, явись мне как луна.
Мой рок — лицо твое, и лишь его сиянье
Осмелился поцеловать я в ночь свиданья.
Ночь эта памятней мне всех ночей и дней:
Она была светла от красоты твоей.
Полярная звезда над заповедным лугом
Склонилась, и слились созвездия друг с другом.
Твоей улыбки блеск вел за собой меня,
Во мраке кос твоих с дороги сбился я.
И так любовь моя сильна, что нету мочи
Смотреть тебе в лицо — любовь мне застит очи.
Луг утренний к нам щедр: приплыв издалека,
К утру дождем над ним пролились облака.
С мглой предрассветною они сражались смело,
Вмешалась молния — и вмиг решила дело.
О боже, что сильней волнует душу нам,
Чем воркование голубки по утрам!
Вскарабкавшись на холм, чьи склоны словно бедра,
Прохладный ветерок ветвями машет бодро;
И заставляет он, свой продолжая путь,
Цветы в слезах росы на божий мир взглянуть.
* * *
Как ива гибкая меня чарует!
Как аромат лугов меня волнует!
Свой гибкий стан взяла от ивы ты,
И ты светла, как вешние цветы.
Я был пленен волшебными глазами.
Я ослеплен — любви так ярко пламя.
Я взором-чародеем поражен -
Из края волшебства явился он.
Без промаха в меня он попадает
И, раненного, тут же добивает.
Он может превратить в единый миг
Жемчужину в кровавый сердолик.
Чудесной красоты ты воплощенье.
Влюбленные достойны снисхожденья.
Дирхем серебряный под властью чар
Был переплавлен в золотой динар.
Как ветвь под ветром, я охвачен дрожью,
Я слезы лью, бреду по бездорожью.
Твое лицо — Кааба глаз моих,
Иду за ним, не видя лиц других.
И, став огнепоклонником, сгораю,
Когда на пламя щек твоих взираю.
* * *
Ответил я любви, чей зов звучал устало,
Голубка вечером мне тихо ворковала.
Когда же слезы мне туманили глаза,
Когда терпенье истощилось, я сказал:
"О, возвращусь ли я в Альсиру, чтобы воздух
Вдыхать всей грудью там, вкушать покой и отдых,
Прогулки совершать в долину по утрам,
Смотреть, как на траве роса сверкает там,
И чтобы целовать газель мне, как бывало,
Когда рассеется тумана покрывало".
Дождь над холмами ожерелье разорвал,
И бродит ветерок в расщелинах меж скал;
Роса свой бисер на долину уронила
И утру раннему прохладу подарила.
О, как далек он от меня, родной мой дом!
Как было радостно и хорошо мне в нем!
Теперь бессонница меня томит и гложет,
И жестким кажется теперь любое ложе,
И в небо я смотрю: быть может, в вышине
Альсиры молнию узреть удастся мне.
|
|
|
Lihin
авторитет
|
|
26 ноября 2006 г. 10:17 [нажмите здесь чтобы увидеть текст поста]
|
|
Ибн Хафаджа (1058-1139).
* * *
О утренний ветер! Что можно сравнить с ароматом твоим?
О стройный тростник! Как ты гибок и свеж и ни с чем не сравним!
Я взял себе в жены зарю, и на празднике том небывалом
Она вдруг лицо мне закутала красным своим покрывалом.
Она завернулась в рубашку из легких, как сон, облаков,
Накинула солнечный плащ, что от золота вспыхнуть готов,
И жемчуг надела росы, и жемчужины ярко горели,
Когда расшалившийся ветер рассыпал ее ожерелье.
(перевод М.Кудинова)
* * *
Кролик с атласною шкуркой от страха трепещет
Перед клыками, что в пасти сверкают зловеще.
Кролик спасается бегством от страшного пса,
Через долины бежит он, поля и леса.
От быстроты его бега и время как будто
Мчится быстрей, и мгновением стала минута.
Мчится за кроликом пес, на бегу обнажив
Меч языка и клыков беспощадных ножи.
То по холмистым лугам словно вихрь он несется,
То где-то возле болот его лай раздается.
Вот промелькнул он, и шерсти седой полоса
С молнией схожа, чей блеск расколол небеса.
И словно отблеск зари, что горит и трепещет,-
Так серебро у него на ошейнике блещет.
(перевод М.Кудинова)
* * *
Упоительна река, льющаяся по долине.
Чем к устам прекрасной девы, слаще к ней прильнуть устами.
Медленно течет она, изгибаясь, как запястье,
И на Млечный Путь походит, окаймленная цветами,
Плащ зеленый берегов кое-где река прошила
Швом серебряным своим,- столь узка она местами.
Голубой блестящий глаз нам сияет сквозь ресницы
Или светится волна, пробираясь меж кустами?
Отблеск желтого вина на пирах мне красил руки.
Круговую чашу здесь брал я бережно перстами.
Вот на серебро воды плещет золото заката.
Ветер ветви шевелит, шелестит слегка листами.
(перевод В.Потаповой)
* * *
Росистые ветви араки раскинули свод,
И кубки, вращаясь, как звезды, сулят нам веселье,
Рекой омывается древо, как Млечным Путем.
Цветы иль созвездья сияют на водной постели?
Река — словно дева, стянувшая поясом стан.
Вино, как невеста, прекрасно в хрустальном изделье.
Цветущие ветви роняют в него лепестки.
Так чествуют люди невест на пути к новоселью.
Цветы уподоблю я пламени в этом саду,
А с тенью древесной сравнится лишь сумрак ущелья.
Узорную ткань разостлал предо мною купец,
Шкатулку открыл продавец благовонного зелья!
Как только цветы пробудились и пала роса,
Здесь певчие птицы рассыпались утренней трелью.
В зеленое платье деревья реку облекли,
И солнечный дождь ей на шею надел ожерелье.
(перевод В.Потаповой)
* * *
Величавые, гордые кряжи, вершины отвесные
Высотою готовы помериться с твердью небесною.
Быстролетному ветру они воздвигают преграды.
Ярких звезд мириады боками теснят их громады,
И сидят на хребте у пустыни, с осанкой надменной,
Молчаливые, точно в раздумье о судьбах вселенной.
Проходящие тучи венчают их черной чалмой,
Отороченной снизу багряных зарниц бахромой.
Я пытался внимать, но темны их беседы немые.
Лишь однажды, в ночи, мне доверились горы впервые.
- Сколько раз,- говорили они,- душегуб и грабитель
Находили пристанище здесь, а пустынник — обитель.
Сколько видели мы караванов порою ночной,
Сколько странников мы укрывали в полуденный зной.
Сколько вихрей секло наши склоны в свирепом напоре.
Сколько раз их луна погружала в зеленое море.
Все былое для нас — только миг бытия невозвратный,
Что умчал опрометчиво времени ветер превратный.
Рощу тронула дрожь — это нашего сердца биенье.
Льется горный ручей — наших слез по ушедшим теченье.
Мы от века прощаемся с каждым, увидевшим нас.
Не утешились мы, только слез исчерпали запас!
Удаляться, друзья, и разлуку терпеть нам доколе?
И доколе нам звезды стеречь на небесном раздолье,
Как блюдут пастухи на зеленых вершинах стада?
Звезды всходят и гаснут. Нам отдыха нет никогда!
(перевод В.Потаповой)
* * *
В блаженный час, когда дневной остынет жар,
Курильница струит свой благовонный пар.
Вечерний ветерок ей лучший собеседник.
Он между ней и тьмой — как бы немой посредник.
С опаскою лия свой дивный аромат,
Дождаться нужно ей, чтоб догорел закат.
Ни дать ни взять, она всем разгласить боится
То сокровенное, что здесь в ночи таится.
Но благовонье тем сильней, чем гуще мрак,
Как будто страшен ей всесветлый утра зрак.
(перевод В.Потаповой)
* * *
Сосна, зеленея, красуется стройностью стана,
И зыблются гибкие ветви ее непрестанно.
Однако ревнивому ветру претит их попытка
Отведать из облачной чаши хмельного напитка.
В сиянье рассвета, к сосне прилетев издалече,
Он росы стряхнет и нашепчет ей дивные речи.
И ветви сосны, и ее молодые побеги
В ответ затрепещут, исполнены сладостной неги.
А руки весны, упоительной свежести ради,
С любовью расчесывать станут зеленые пряди,
Чтоб дымкой тумана прозрачной, как утро, златою,
От взоров укрыть красоту, словно влажной фатою.
К восходу ей плащ подарив, облака, по наитью,
Заткали его серебром отливающей нитью.
Цветы, пробужденные солнцем, восторг и отраду
Являя, дивились душистого древа наряду.
Блистал под сосною родник наподобье зерцала,
Дабы отраженье свое она в нем созерцала.
А корни, журча, омывали кристальные струи,
Чтоб ветви, склонясь, расточали ему поцелуи.
(перевод В.Потаповой)
* * *
Сверкнула зарница
И, чуть погодя,
Вдогон ей посыпались
Капли дождя.
Гремел в поднебесье
Раскатистый гром.
Внизу отливала
Земля серебром.
Хоть солнечный отблеск
На купол небес
Ложился, долина
Взяла перевес:
Раскинула пруд голубой,
В свой черед,
Дабы синевой
Удивить небосвод.
Как звезды, полны
Неземной красоты,
Блистающий пруд
Окружали цветы.
Подобно алмазам
И яхонтам, взор
Ласкали вершины
Задумчивых гор.
(перевод В.Потаповой)
* * *
Облако еле тащилось в ночных небесах,
Словно мешали тяжелые путы, оковы,
Северный ветер его подхватил и повлек -
Мнилось, земли оно было коснуться готово.
Молний сверкающих жадные языки
Будто лакали чернила мрака ночного.
Белые в воздухе снег начертал письмена,
Черного ворона-ночь превращая в седого.
Луг поседел, и деревья седые стоят,
Всё облачилось кругом в снеговые покровы.
(перевод Л.Кельмана)
* * *
Чудесная гостья явилась ко мне -
любимой моей видение,
Примчалась ночью издалека.
О мука и наслаждение!
Она сочетала лилей белизну
и мяты благоухание.
Ланиты бесплотные я целовал,
от страсти был в упоении,
Не ведая, что ожидает в ответ:
лобзание ли горячее,
Блаженство изведаю райское я,
огня ли адского жжение.
(перевод Л.Кельмана)
|
|
|
цитировать