|
Я работала программистом в конструкторском бюро на оборонном предприятии. В 1994 году задержка выплаты зарплаты достигла нескольких месяцев, пришлось уйти. Нашла работу программистом на Вычислительном центре коллективного пользования (ВЦКП), которое приватизировал его коллектив. Работали здесь директор Центра, его заместитель, бухгалтер, ведущий программист, программист и около десяти девочек-операторов, выпускниц ПТУ №13. Здесь выполняли бухгалтерские расчеты для трех районных поликлиник, двух больниц, тубдиспансера, нескольких АТП, трамвайного и троллейбусного депо.
Мы с Лизой Мановой делили на двоих одну комнатку, где стояли две ПЭВМ, два АЦПУ и четыре письменных стола. Лиза отвечала за работу программ, на которых выполнялись расчеты. Я не знаю, все ли было написано именно ею. Знаю, что значительная часть программ была разработана не в СССР, полученные исходники, написанные на Паскале, были приспособлены к нашим условиям. Доработки, внесение изменений в соответствии с изменениями законодательства, какие-то новшества по желанию заказчиков — все это делала Лиза. Я осваивала язык программирования Foxpro — делала с нуля программу учета пробега шин и ремонтов троллейбусов для троллейбусного депо. При приеме на работу меня предупредили, что их программист готовится к выезду на ПМЖ в Израиль. Им нужен был программист, который сможет ее заменить.
Это надо видеть — два интроверта в одной комнате. Несколько дней мы ограничивались утренним приветствием и вечерним прощанием. К тому же грохот работающих АЦПУ не настраивал на разговоры. Я имела возможность ежедневно видеть перед собой ее черные с первой сединой волнистые волосы, небрежно закрученные в узелок и прикрепленные к затылку. Не полная, но и не худощавая, одета, как и я, в видимость одежды, единственное назначение которой — прикрыть тело. В одной и той же вытянутой кофточке неопределенного цвета. Пару ей составляла несменяемая темная прямая юбка чуть ниже колена, крепкие ноги обутые во что-то, промокавшее в слякоть.
Примерно на третий или четвертый день она обернулась ко мне и я, наверное, впервые увидела ее лицо.
Ни следа косметики, ничего яркого, выразительного, привлекающего внимание. Круглый овал, круглые щеки, с небольшой горбинкой нос, четко очерченные, но не полные, губы. Ее карие глаза будто извинялись — с нижнего ящика стола она достала полиэтиленовый пакетик (из тех, которые мы мыли и просушивали для многократного использования) и протянула мне сухарики: "Угощайся". Я удосужилась на "Спасибо, я не голодна". Но она уже решилась на поступок: "Бери, не стесняйся", — и смущенно улыбнулась. Я взяла кусочек сухарика, сгорая от такого же смущения. При росте 165 см мой вес тогда вряд ли был больше 50 кг. Жили впроголодь — хлеб, чай, на ужин овощной суп. Лиза проигрывала мне в росте до пяти сантиметров. Возможно, сухарики не давали ей усохнуть.
Совместное разгрызание сухариков настроило на обмен словами. Теперь мне полагалось сделать свой шаг к знакомству:
- Так ты твердо решила уехать?
- Да, моя старшая дочь с мужем уже там.
- И как им?
- Муж пошел работать в кибуц.
- Что это? — я впервые услышала это слово.
- Это что-то вроде колхоза. Возле земли трудно работать. Он очень устает. Но потом будет иметь льготу на обучение по другой специальности. Дочка закончила языковые курсы и сейчас работает по специальности. Она закончила мехмат университета. Наших мехматовцев там ценят, она без труда нашла работу.
- Они не планируют перебраться в Европу? — я знала, что многие евреи из нашего конструкторского бюро выехали в Израиль, чтобы потом эмигрировать в Германию или США.
- Нет, мы останемся в Израиле.
Позже она рассказала, как долго не могла найти работу, когда с мужем и двумя дочками приехали в Харьков. После успешного собеседование и одобрительных кивков головой руководитель брал в руки ее паспорт. И тут же каменное лицо — мы не можем Вас взять. В пятой графе был записан приговор — "еврейка". Израиль для нее был единственной страной, где национальность не будет приговором.
- Что тебя удерживает в Харькове?
- Через год младшая дочь закончит университет и тогда мы уедем все вместе.
- Твой муж не против переезда?
- Что ты, конечно нет. Он уже больше года не может найти работу. Ты же знаешь, как тяжело мужчины переживают свою невостребованость. Он по дому делает все. Но это не для мужчины — вести домашнее хозяйство. Он прекрасный радиоэлектроник, у него руки золотые, золотая голова и... пятая графа в паспорте.
- Где он работал раньше?
- Он военный. Как- то в их часть достааили неработающую радиоантенну или радар, забыла, как это называется. Не советского производства. Там очень сложная электроника. Думали, придется выбросить. Никакой документации, неизвестно, как эта штука работает. Эрик несколько месяцев с нею возился, разобрался, настроил и она заработала на нашу оборону. Он очень умный. Если такие здесь не нужні, то в Израиле пригодится.
Интроверты-работоголики не слишком настроены на разговоры. У нее были две взрослые дочки, у меня два сына младшего школьного возраста. Кулинария, косметика, лечение болезней, рукоделие — то, что сближает женщин, не попало в круг наших интересов.
Однажды Лиза пришла на работу сияющая. Куда и делось с лица привычное выражение отстраненности.
- Что случилось? — вежливо поинтересовалась я.
- Мои рассказы вошли в сборник рассказов харьковских фантастов, — сияло не только лицо, а даже ее голос.
- Ты пишешь фантастику?
Я была потрясена. Меньше всего эта усталая, обесцвеченная женщина могла быть фантастом. Ей бы больше подошло писать рассказы о тяжелой женской судьбе в стиле Марко Вовчок. Фантастика?!.
- Пишу. Если бы ты знала, какую чудесную фантастику пишут наши харьковские писатели! Ты читала Братьев Олди?
А я не читала ни братьев Олди, ни коло-либо из тех, кого называла Лиза. Про Клуб фантастов, куда она ходила, она говорила Мы, Наши. Мое увлечение фантастикой ограничилось Реем Бредбери, Станиславом Лемом, Айзеком Азимовым и братьями Стругацкими. Зарубежная фантастика затмила все, что писалось а СССР. А после рождения детей было не до фантастики.
На следующий день Лиза принесла довольно объемную книгу в твердом переплете, разрисованную фантастическими существами. Сказала, будто извиняясь: "Я пишу под псевдонимом Ли Ман."
Сборник прочла на одном дыхании. Лиза не преувеличивала талантливость авторов. Прочла и два ее рассказа. Первый со сложным сюжетом о трудной жизни людей и роботов. Второй — поразил. Женщина дождалась, когда уснули дети и муж, взяла объемную сумку и тихонько выскользнула на улицу. В городе такие же, как она, тени рыскали в поисках добычи. Женщине удалось убить какого-то человека, расчленить его и наполнить кусками мяса сумку. Так же тихо женщина вернулась домой и легла спать рядом с мужем, который даже не пошевельнулся. Утром на столе был сытный завтрак, и никто не поинтересовался, откуда он взялся.
Да, тогда нам до каннибализма оставался последний шаг. В харьковских очередях женщины, пережившие войну, уже начали говорить о сладком мясе с рынка и человеческих ногтях в колбасе
Какой помню Лизу? Мягкая, доброжелательная, интеллигентная, заваленная работой. Так оригинально и ярко составить поздравления к празднику не мог никто — это была ее общественная нагрузка. Вместе в коллективе праздновали Новый год и 8 Марта. Коллектив оказался певучим, Лиза вдохновенно распевала песни хором, шутила, была как все.
Я много раз пыталась найти Ли Ман в интернете. Она исчезла бесследно. Неприметная, усталая, с пакетиком неизменных сухариков, она днем пропускала через себя горы бухгалтерских ведомостей, а ночью, оказывается, писала свою звездную повесть "Рукопись Бэрсара", в которой высчитывала, как надо изменить прошлое, чтобы не возникла современная Империя Зла. Или изменить настоящее, чтобы в будущем не было Империи Зла?
|
цитировать
М.: 
) сольный сборник, ещё были публикации в сборниках, составленных Г.Л.Олди.
. Но я расскажу о всех прочитанных вещах.
Главное открыть страничку её — а дополнять можно бесконечно)
ресурсах. Читайте!