Понимаю, что не анекдот, но уж очень понравилось. Сэм Дмитрий Конаныхин Жизнь Гришки Филиппова, прожитая им неоднократно
цитата 1. Он чавкает. Он постоянно чавкает, облизывая пальцы. Он постоянно чавкает, облизывая пальцы, жирные от пирожков с повидлом. Жирные пирожки с повидлом Сэм покупает в буфете соседнего цеха — чтобы их купить, надо выйти из секретной комнаты нашего Пятого сектора, пройти по сумраку длинного коридора, в котором звякают тусклые люминесцентные лампы, показать пропуск на посту охраны на третьем этаже, показать пропуск на выходе из корпуса и выйти в апрельский туман, сгустившийся под голубыми елями. Мимо голубых елей, наискосок, по тропинке, выйти к углу огромного цеха, свернуть в боковую обшарпанную дверь, потом, по сквознякам коридоров, мимо инструменталки, дойти до буфета и там купить пять обжигающих пальцы пирожков с повидлом. Пять жирных пирожков с повидлом — это стандартный завтрак Сэма в течение двадцати пяти лет. Он съедает пять пирожков в те дни, когда завод строит системы для Лунной ракеты, он съедает пять пирожков, когда высоко в небе стыкуется Союз с Аполлоном, Сэм облизывает пальцы, когда Большая страна строит невиданную крылатую машину, позднее получившую имя татарской вьюги, он облизывает трясущиеся длинные пальцы, когда мы придумываем новый старт для ракеты с именем сибирской реки. Длинными жирными пальцами Сэм обляпывает клавиатуру своего компьютера до невозможной липкости. Целыми днями скрючившийся Сэм смотрит в мешанину линий своих систем. Он очень-очень медленно пользуется графической программой, медленно ищет нужные картинки в нужных библиотеках готовых образов, медленно расставляет клапаны в нужные по топологии места, записывает в спецификациях схемы, долго-долго пишет инструкции продувки, заправки, слива, дренажа, он всё делает невыносимо медленно. Большие уши, плотно прижатые к большой голове с залысинами, большие роговые очки, почти горб — Сэм очень сильно сутулится и ходит медленно-медленно. Он похож на большую старую птицу с взъерошенными перьями на макушке. Слишком длинные руки. Слишком длинные ноги. Слишком длинные пальцы. Жирные пальцы. Сэм постоянно шаркает, его ботинки вечно в грязи, он похож на сомнамбулу — каждое утро он приходит раньше всех, включает 286-ой компьютер и пропадает на весь день, рисуя и рисуя жёлтые линии на чёрном экране. Рядом с ним лежат распечатки его инструкций — заправка, слив, подслив, циклограммы. Его никогда никто не проверяет, никогда не тревожит — если Сэм слышит, что его зовут, если ему удаётся услышать, что его зовут, — он медленно поднимает ощипанную голову с сальными волосами, улыбается широко, встаёт, распрямляется и шаркает к телефону. Или идёт в комнату к Бобу Криштулу, моему учителю, быстрому, как ртуть. Оттуда Сэм выходит через полчаса, опять садится на засаленный стул и опять пропадает до вечера. Ровно в пять часов он выключает компьютер, собирается, медленно одевается, очень аккуратно заматывает шею мохеровым шарфом (подарок наших пускачей из Индии), надевает старую шапку, старомодное пальто и выходит — всё тем же тёмным коридором, в котором уже полгода как не заменяются лампы, потом мимо двух охран, мимо голубых елей, по огромной территории приговорённого завода, машет на проходной синим пропуском-вездеходом, выходит на улицу и медленно шаркает домой. Сэм до отвращения никогда не ошибается. Старый Сэм, Сэм, с его липкими длинными пальцами никогда не ошибается. Он работает омерзительно безупречно. Если Сэм простужается, какая бы ни была запарка, у нас никто не прикасается к его работе — проще подождать неделю, чем пытаться сделать так же, как он — безупречно, одним стилем, но сначала разобраться в том, в чём разбирается он и, конечно же, Боб. И, конечно же, Сова — наш главный по Изделию. 2. Накануне майских меня неожиданно вызывает Боб: — Гриша, заскочи. — Сейчас, Борис Элемович! Да, Борис Элемович? — Гриша, прикрой дверь. Садись. Давно тебе хотел сказать: Семён Викторович очень хорошо о тебе отзывается. Он даёт тебе самые лучшие рекомендации. "Сэм?! Шаркающий, подслеповатый, старый Сэм, Сэм, с его липкими длинными пальцами?!" — Это очень хорошо, Гриша. Семён Викторович говорит, что ты уже почти не делаешь ошибок. Он видел твои схемы. Это хорошо. Он сказал, что тебе уже можно давать третью категорию. "Мне?! Всего лишь третью?! Да я уже…" — Очень хорошо, Гриша, что ты столькому научился так быстро. Видишь, мы долго ждали, пока ты вырастешь, пока ты закончишь институт, пока ты придёшь к нам, чтобы мы, уже пожилые, могли тебя научить… "Да чему меня может научить этот старый липкий Сэм?!" — Потому что, Гриша, мы помним… Ты знаешь, почему Семён Викторович такой? — Семён Викторович? Я не спрашивал… Он какой-то заторможенный. — Гриша-Гриша… Сэм… Семён Викторович перенёс тяжелейший инсульт. Он должен был умереть. Понимаешь, Гриша… Это были комплексные испытания. "Буран" стоял на столе, мы отслеживали циклограмму по водороду… — Боб закуривает, старательно выдыхая дым вверх, где под потолком его комнатки неподвижно висит плотная венерианская облачность. — Это было сложно, Гриша. Изделие на старте. Комплексные. Все на взводе, госприёмка… И, ты понимаешь, Гриша… У нас всё получилось. Всё шло к концу. И вдруг Сэм вскочил из-за своего пульта, перескочил к водородчикам и дал две команды на подрыв предклапанов. Опоздай он на две секунды... — Опоздай он на две секунды, и была угроза разрушения главного бака "Энергии". Не работали датчики. Мы давили главным расходом, датчики давления молчали. Он увидел по давлению и температуре дренажа на дожигалках. Сэм молодчина… Он вернулся в Залесск, и через два дня — инсульт. Мы его спасали целый год. Ты знаешь, что Сова каждый день с ним по лесу гулял? Не знал?.. Вот, смотри, я хотел тебе показать… Боб поднимает руку к полке справа над головой, не глядя, находит какой-то альбом. — Вот, погляди. Это студенческая группа Сэма. А вот и наш Сэм. Невероятно стильный красавец Сэм. — Знаешь, Гриша… Сэм был лучшим в выпуске ленинградского Технологического. Ты знаешь, что он после Блокады был в Свердловске? Он тебе не рассказывал? Их вывезли через Ладогу. Тех, кого смогли вывезти. Их впервые накормили уже в поезде. Сэм мне говорил, что он с тех пор полюбил пирожки с повидлом… Слушай, Гриша, сколько сейчас? — усталый, старый, немного грустно улыбающийся Боб смотрит на часы, прячущиеся в сизых облаках. — Гришенька, не в службу, а в дружбу, метнись в тринадцатый цех, купи нам пирожков. Мне — три. Сэму — пять. А я чай поставлю, поговорим, Семёна Викторовича позову, обсудим с ним, как раз тебя посадим на систему… Вот ты и стал инженером, Гриша. Ну… почти уже стал... Давай, беги, а то пирожки закончатся. Беги-беги, Гриша...
|
––– Любовь никогда не перестает... ап. Павел Не указывайте дорогу Любви. отец Олег |
|