ВАРИАНТ "СКУНС"
(далее под катом встречается ненормативная лексика)
Утопить корабль дерьмом?
Элементарно.
Даже своим собственным.
Капитан-лейтенант Карл-Адольф Шлитт, Кригсмарине, U-1206
Над Уралом сгущались летние сумерки 44 года, теплый летний воздух становился густым и, смешиваясь с таким же вещественным смогом из многочисленных домен, мартенов и котельных, ложился на землю тяжелой, дурманящей периной. Выползали откуда-то комары размером, говорят, с крупных собак, и, пряча в этом дыму свое злорадное контрабасовое гудение, охотились на усталых тружеников тыла, которые понуро тащились домой после трудовой вахты.
Но в одном из цехов Н-ского оружейного завода обстановка была далека от спокойной уверенности окончания смены. Собственно, само окончание было под большим вопросом, так как цех не успевал планово трижды перевыполнить суточный план по сдаче фронту авиационных бомб ОФАБ-500 весом в 500 убийственных килограмм. Умело нацеленная, такая бомба спокойно ломала хребет широкому мосту или довольно крупному кораблю, ну а от танка или самоходки оставались только воспоминания и, в некоторых случаях, фирменные значки Порше, Майбах или Мерседес, фильтры от сигарет и обгоревшие губные гармошки.
В данном конкретном случае приемщики упирались из-за того, что СМЕРШ пригрозил расстрелять каждого десятого, если опять повторится вредительская история с недовложением взрывчатки, хотя избежать этого было просто невозможно — мало того, что ее привозили заведомо меньше, чем было нужно, так еще и отказывались списывать на глушение рыбы, которая составляла существенную часть рациона рабочих семей и без которой приходилось жрать всякую дрянь, от которой вот сегодня, в частности, почти вся бригада страдала жестокой диареей.
- Срёте вот вы, вместо того, чтобы работать — орала здоровенная приемщица, — Не знаю я, чем вы там собираетесь энту бонбу оснащать, но чтоб через час полная была! И никаких таких отступлений по массе!!! А я пойду к парторгу! — и, круто развернувшись, ушла.
"Склад готовой продукции открыт" — отметил про себя бригадир и повернулся к своим страдальцам
- Да, мужики, — сказал бригадир своей притихшей зеленоватой гвардии, — Надо что-то придумать. Надо придумать. Бывает, решение под ногами валяется. Надо его искать. Посмотреть на вещи нестандартно. Вот чем мы сегодня весь день занимаемся? — вопросил сам себя бригадир и осекся... Решение выплывало само. Вернее, выливалось. Но было уже не до терминологии...
Сейчас уже невозможно выяснить, кто и как собирал некое вещество, которое в результате было загружено в корпус бомбы и плотно укупорено то ли со стороны детонатора, то ли со стороны стабилизатора. Факт остается фактом — бомбу тихой сапой сунули в склад продукции, прошедшей контроль, изъяв оттуда совершенно настоящую и исправную для предъявления необъятной бабище.
А утром деловитые зэки под конвоем погрузили бонбы на грузовики, и уехал смертоносный груз доблестных уральцев вносить свой пусть маленький, но такой нужный вклад в общее дело победы над коварным врагом...
Долго ли, коротко ли, грыз это командир самолета 51-го гвардейского минно-торпедного полка Красножопого Балтийского флоту лейтенант Женя Пудов травинку. Прекрасный летчик, настоящий командир и просто светловолосый и голубоглазый красавец Евгений всегда грыз травинку, глядя, как готовят к вылету его самолет. Стояла певучая прибалтийская осень, все вокруг начинало пламенеть красками пышного угасания, и импортный "бостон" был так органично вписан в сентябрьскую прелесть аэродрома, что Жене захотелось водки. Собственно, водки хотелось всегда — кто не летал на торпедоносцах, тот не поймет. Летному составу минно-торпедной авиации можно было бы смело и гораздо более стильно написать ту главу бессмертного произведения Дейла Карнеги, в которой говорится о "жизни в отсеке сегодняшнего дня", ибо пока на складах были торпеды, а разведка находила в море хоть какие-то цели, говорить о завтрашнем дне летчика-торпедоносца было даже не глупо, а как-то бессмысленно — все равно что о возможности побродить по Венере голышом с балалайкой.
Вот такое дерьмо. И таким дерьмом эта война была даже на отличном самолете А-20G, который, казалось, сам был не очень-то рад своему нахождению в руках этих неуклюжих мьюжиков с перегаром, которые прямо-таки старались поломать его моторы, вывести из строя радиоаппаратуру, устроить перекосы в пулеметах и окончательно убить в дикой и первобытной по своей природе торпедной атаке с воздуха на неподавленные зенитки, под несвязанными боем "мессерами"... Вот дерьмо-то, а?
Поэтому хотелось водки. Поэтому Женя грыз травинку. Поэтому это все было уже привычкой и ритуалом, и неважно было, что нет торпед, что вместо них Женькин самолет обременили двумя полутонными бомбами, пообещав подрыв через секунду после попадания, чтоб он, сбросивший их на высоте верхушек (топов) мачт немецкого транспорта, смог бы "убраться на хрен до взрыва". Такой коленкор был несколько более веселым, потому как, хоть и не приоткрывал дверь в завтра, как обложной дождь или непроглядная метель, но хотя бы намекал на ее, двери, существование, и это вселяло надежду.
А забравшись в самолет и услышав из лесной чащи многообещающую тираду кукушки, которую он на шестнадцатом "ку-ку" суеверно перестал выделять из звуков окружающей реальности, Женька совсем расслабился и засвистел. И экипаж понял — сегодня все будет хорошо...
Командир немецкого миноносца Т-18 капитан-лейтенант Пфеннинг вел свой корабль твердой рукой. Четкий пробор и стальной взгляд офицера не оставлял никаких сомнений в том, что задание будет выполнено. Сейчас командир флотилии корветтен-капитан Марк приказал возвращаться в Таллинн, но Пфеннинг заметил в паре десятков миль от Такхуны какой-то пароход без охранения и флага, и ответственность офицера Кригсмарине не позволила мириться с таким бардаком. Пфеннинг шел осматривать судно. Он стоял на ГКП своего прекрасного корабля и, твердо веря в победу, смотрел вдаль.
А двумя палубами ниже Пфеннинга и дальше в корму, сидел человек, который скорее нарисовал бы на портрете фюрера большое свиное рыло, чем обозвал бы этот корабль "прекрасным". Инженер-механик миноносца, обер-лейтенант с совсем неарийской фамилией Дайм, старый, уставший механик гражданского флота, призванный год назад, еще мог, кисло улыбнувшись, назвать "неплохим" проект миноносца 1939 года, но вот это корыто, которое, неуверенно изображая из себя маститого рысака, дрожало под ногами, было достойно, по Дайму, только одного определения — дерьмо.
- Господи, вот дерьмо-то, — бормотал Дайм, водя карандашом по продольному разрезу кораблика, на котором было прекрасно видно крупнейший конструкторский пролет образца 1937 года — невзрачную пару дизель-генераторов, не имеющих своего угла и сиротливо тусующуюся позади турбины левого борта, на низких фундаментах двойного дна...
- Смотри, крейсер!!! — орал в СПУ штурман, — Да нет, бля, почти линкор!!!
- Ты давай боевой рассчитывай, — буркнул Женька, — Орать потом будешь!
- Левее! Ниже! На боевом!
- Сброс!
- Бомбы сброшены! Попадание!!!!
- Одно?
- Взрыв один...
- Вот бля...ага, линкор. Ты пароход чё, не видел? Радист, передавай: два бомбовых попадания в крейсер... штурман, а какие у них есть крейсера?
- "Нюрнберг"
- А проще?
- Ну... "Лейпциг"...
- Бля... да проще название придумай — этот же дятел полчаса передавать будет!
- Тогда "Кёльн".
- Слышь, радист? "Кёлн"! Кальсоны, Ёлка, Людка-буфетчица, Награды. Знак мягкотелости опустим... на кой он гвардейскому экипажу?!
И радостный победоносный экипаж полетел домой, праздновать первый пока изумительный случай, когда противник так и не открыл зенитного огня...
... самолет свалился на голову неожиданно, вдруг, вынырнул из облаков и, мелькнув красными звездами, сбросил две бомбы. Первая упала в воду в районе носового котельного отделения, и со страшным грохотом взорвалась. Стальной дождь осколков рассек обшивку, пробежался по шкафуту и надстройкам, выкашивая торпедистов и зенитчиков. Через пробоины в обшивке пошла вода. Толстая приемщица далеко на Урале удовлетворенно хрюкнула во сне и сбросила с себя волосатую лапу тылового СМЕРШевца. Это была бомба, принятая в тот памятный день последней. Чувство исполненного долга — великое чувство.
И мы подошли к тому моменту, когда в корабль попала вторая бомба, собранная последней во все тот же летний уральский рабочий день. Предлагаю вам ознакомится с личным дневником чудом уцелевшего в тот сентябрьский день 1944 года обер-лейтенанта Дайма, дневником, и поныне пахнущим эклектичной смесью самых сильных парфюмов, которые только можно было отыскать в течении всех долгих послевоенных лет:
"Второе попадание пришлось в выгородку дизель-генераторов. Почувствовав сильный удар по корпусу, я упал на палубу и закрыл голову руками. Не хватало еще так нелепо погибнуть за эту австрийскую свинью. Однако чуть приподняв голову от пайол, я понял, что закрывать надо было не затылок, нет , совсем не затылок. Эти мерзкие русские припомнили нам Ипр. Причем сделали они это самым диким, варварским, достойным их медвежьих натур способом. При падении бомба разрушила трубопровод высокого давления, ударилась в блок цилиндров ДГР N2, снесла его на хрен с фундамента и, разрушившись сама, окатила содержимым жидкой консистенции неопределенного цвета вахтенного моториста дизель-генераторов, который, упав на палубу, оказался лицом в озере содержимого прямо напротив оборванного трубопровода высокого давления, и был немедленно насыщен содержимым бомбы, так сказать, орально. Все попытки оказать ему помощь оказались безуспешными и привели к аналогичному насыщению еще троих матросов. После этого содержимое бомбы стало уже, в основном благодаря воздуху высокого давления, газообразным или, точнее, взвешенным в воздухе по всему машинному отделению N1, и находиться в нем без средств индивидуальной защиты стало невозможно. Я отдал приказ включиться в средства индивидуальной защиты и сам достал противогаз, зажмурился и одел маску, но оказалось, что при падении на скользкой палубе большой кусок содержимого бомбы оказался внутри нее, моей маски. Это последнее, что я помню перед потерей сознания. Когда я пришел в себя на верхней палубе и понял, что команда оставляет корабль, я почувствовал необходимость доложить ситуацию командиру. Вместо этого меня бросили за борт в нагруднике и сказали, что ситуация безнадежна — запустить уцелевший генератор нет никакой возможности, потому как содержимое бомбы разъедает изоляцию кабельтрасс и никто не исключает короткого замыкания. Я спросил из воды, прокричав, что с командиром. Мне ответили, что он был ранен при попытке связаться м машинным отделением с помощью пневмопочты — в ответ ему был доставлен образец заряда бомбы, который немедленно произвел свое коварное действие, мало того, крен корабля привел к тому, что падающий капитан-лейтенант Пфеннинг разместил свое лицо непосредственно рядом с выпавшим из рук образцом, вернее, прямо и непосредственно на нем. Учитывая невозможность ведения борьбы за живучесть, выход из строя командира и старшего механика, и постепенное затопление котельных отделений от осколочных пробоин, старпом приказал оставить корабль.
Впоследствии я был поднят на Т-16, на котором с остатками экипажа доставлен в Таллинн. Мы потеряли 30 человек, но видит Бог, лучше бы я задохнулся насмерть на своем боевом посту — полностью устранить ЗАПАХ (DER GERUCH) мне так и не удалось до сих пор. Остается только надеяться, что большинство немцев в той войне не испытали на себе действие этого чудовищного русского биологического оружия. Позже в госпитале нам довели под подписку о неразглашении, что эта злополучная бомба содержала в большом количестве, в принципе, обыкновенное человеческое дерьмо, доведенное условиями производства (!) и хранения до ужасающего сочетания качеств плавиковой кислоты, слезоточивого газа и цианидов сложных структур в сочетании с экзотическим ядом кураре."
Но это было позже. А в тот вечер, когда в 16 милях от маяка Такхуна, загибаясь в борьбе с силой и качеством отечественного оружия, бился экипаж немецкого миноносца Т-18, бригадир той самой команды некогда дрищущих напропалую тружеников тыла, опрокинув рюмашку первачика и погрузив ложку в янтарную ушицу, сказал жене:
- Вот видишь, мать, на што мне энтот тротил? Где ж ты в войну еще такой благодати съедобной надыбаешь? А производство... а что производство? В умелых руках, матушка,
скрытый текст (кликните по нему, чтобы увидеть)
и хуй — молоток,
да и вообще, любое дерьмо для правого дела сгодится. Налей-ка еще одну, душечька!
(с)тов.
maxez с
bigler.ru
цитировать
.