До жути приятно писать отзывы на такие произведения, — и трудно не сорваться на общие, скомканные, шаблонные слова. Трудно не захлебнуться впечатлениями. Ибо «Схизматрица» — произведение исключительное: яркое, значительное, из тех, что созидают направления и задают пути. При всём при том необычайно цельное, так что даже непонятно, с какого боку к эдакой громаде подступиться, чтобы начать анализ.

Можно поставить роман у истоков киберпанка. «Схизматрица» разительно отличается от классических образцов жанра, — но отличается прежде всего по форме. А вот идеологически им очень близка: здесь и технологическая модификация человека, и далеко не последняя роль информационных технологий в описываемом мире, и чёткая общественная позиция героев, близкая генетически «левым» идеям. Однако Стерлингу удалось даже больше, чем задать тон киберпанку. Изначально сформулированной целью Стерлинга, Гибсона и компании была ревизия и глубокая реформа научной фантастики. Очищение НФ от устаревших шаблонов, оживление важнейших принципов в новых условиях. Подходом именно к такой задаче и стоит считать «Схизматрицу». И подходом во многом успешным.

«Схизматрицу» по праву можно назвать произведением футурологичным. Конечно, здесь вы встретите множество явных анахронизмов — бросаются в глаза магнитные ленты и видеокассеты, другие детали. Стерлинг не стал выдумывать «неизвестных технологий 22-го века». Однако сам подход к построению картины будущего — вот он как раз системен и интересен. Он построен на нескольких основных положениях.

Первое — применение синергетического подхода к рассмотрению общественных процессов. В 1977 году Илья Пригожин, неоднократно упоминаемый в книге, получил Нобелевскую премию за свою теорию диссипативных структур, так что синергетика была на слуху. Стерлингу оставалось поймать эту волну.

Схизматрица, эта фантастическая общественная форма, представляет собой разбитое на множество мелких неравновесных ячеек человечество. Здесь порядок неустойчив, и самая маленькая флуктуация — действие одного человека, одна безумная идея, одно лишь событие — ведёт к хаосу, переорганизации и кристаллизации новой системы отношений. Система открытая и принципиально неравновесная: то это связано с космической экспансией в Солнечную систему, эдакое расширение «человеческого газа», то с приходом Инвесторов — пришельцев с других звёзд, то с иными событиями, сотрясающими общество. Едва установится хрупкое равновесие, так тут же мир рушится на глазах и потом, долго и мучительно, ищет новые решения и выстраивает Новый Порядок.

Второе основание мира «Схизматрицы» — философия постгуманизма. Человек не приспособлен, почти беззащитен перед Космосом, этой новой средой обитания. Оставшись прежним, ему не выдержать ударов судьбы. И единственный выход для жителей Схизматрицы — меняться вместе с миром. Технологическая модернизация организма, генетические модификации, «шейперский» и «механистский» подходы в их противостоянии, слиянии и взаимодействии, развитие информационных технологий и нанотеха, тонкая химическая регуляция — только этот колоссальный набор ухищрений позволяет человеку остаться на плаву и участвовать в громадной творческой деятельности: научной, культурной, идеологической — самоорганизации человечества.

Человек в нарисованном Стерлингом мире — часть сложной и многогранной, неустанно эволюционирующей системы. И часть активная, определяющая будущее всей структуры, часть развивающаяся и эволюционирующая вместе с ней.

Но вся эта философия в «голом» виде, в самой живой формулировке, не имеет и толики силы воздействия стерлинговского романа. Глубокие и новаторские размышления неразрывно связаны здесь с остросюжетным повествованием, перед нами боевик, эдакий философский триллер — редко кому удаётся сочетать столь разнородные элементы. И неслучайны неоднократные отсылки к Шекспиру — именно с великого драматурга старается брать пример Стерлинг. «Публика-то у нас какая? Бляди, фермеры, два десятка пиратских шаек да полсотни беглых математиков. Драки и танцы всем им понравятся». В результате роман читается на одном дыхании. Уже на протяжении полугода после прочтения не могу избавиться от почти детского восторга по поводу этой книги.

А уж то желание нового, желание развития и совершенствования, что оставляет «Схизматрица» Стерлинга — вообще бесценно.

Так что прошу прощения за, возможно, несколько излишне эмоциональный отзыв, но... произведение до сих пор не оставляет мне выбора.;)

Многие критические отзывы на данный роман — слишком явное следствие недопонимания авторского замысла, неверного подбора «ключей» для его истолкования. Конечно же, читатель может с полным правом поставить это в вину автору. Не разъяснил, туманно сформулировал, был неточен. С другой стороны, все ключи находятся в самом творчестве Лема и лежат относительно на виду.

Во-первых, описание мира будущего, который мы находим на страницах «Фиаско», кратко изложено уже в монографии «Фантастика и футурология» 1970 года. Том второй, «Проблемные поля фантастики», глава IX — «Утопия и футурология». Там описываемый мир датирован серединой третьего тысячелетия, а узнаваемые инновации, играющие принципиальную роль в сюжете «Фиаско», приведены по датам изобретения/внедрения. На собственном примере Лем разбирает достоинства и недостатки масштабных «хронологий будущего» — литературные и футурологические. Очевидно, замысел в своей основе ещё тогда владел его воображением, и роман 1986 года стоит рассматривать как венец многолетней работы, замыкающий множество заранее подготовленных мотивов творчества в единое целое.

Во-вторых, там же обнаруживаем подробный разбор романа Уильяма Голдинга «Повелитель мух», а также нескольких классических НФ-произведений о межзвёздных дорелятивистских кораблях, «ковчегах», с точки зрения правдоподобия описанной там социальной инволюции замкнутых коллективов. Малых групп, отпочковавшихся от большого общества. Ещё подробнее проблема разбирается в «Философии случая». А в примечаниях к первому тому «Фантастики и футурологии» можно найти расширенный вариант критики «Повелителя мух» с позиций социологии. Там Лем разбирает материалы дневников, хроник и социологических исследований, в том числе касающихся поведения групп заключённых в нацистских лагерях. Основы социодинамики замкнутых групп, обозначенные автором там, – точнейше воспроизводятся в поведении экипажа «Гермеса». Большинство принятых ими диких и нелогичных решений, на которые сетуют читатели, объясняется именно такими эффектами.

Таким образом, нарисованная в романе схема абсолютно последовательна и таки опирается на вполне актуальные научные представления. Недодумки или произвола в этом отношении нет.

Ну а дальше — вопрос цельности и убедительности художественного образа, в который Лем вписывает свои размышления.

«Фиаско» становится в художественном отношении своего рода «парадным портретом» человечества или даже, скорее, человечности. Только понятой не как абстрактный гуманизм, как борьба всего хорошего против всего плохого. Нет, человечность героев «Фиаско» — это набор имманентных свойств человека как биологического существа. Как индивидуальных, так и социальных. Со всеми противоречиями и скрытыми внутренними конфликтами. И здесь то, что в ходе эволюции увеличило адаптивность человеческого рода, вся самопожертвенность, экспансивность, повышенная агрессия и склонность к отчаянным авантюрам малых групп (которые обеспечили выживание вида в условиях прохождения «бутылочного горлышка« или при колонизации удалённых уголков Земного шара) – всё это оказывается в условиях сложнейшего технического предприятия – Контакта, установления межцивилизационных связей с представителями инопланетного вида – губительной бедой.

Отдельная проблема, по аналогии с тем, «кто же такие квинтяне?», — а кто же является полноценным и полномочным представителем человеческого вида?

По идее, предельно обезличенный главный герой Марк Темпе, — то ли Пиркс, то ли Парвис, размороженный после гибели на космическом фронтире, восстановленный из частей тел многих людей, — максимально типичный и обобщённый человек в разношёрстной компании на борту «Эвридики». Он оторван не только от человечества, как все прочие члены экипажа. Он изгой ещё и во времени, им безвозвратно потерян любой социальный контекст, который окружал его до первой гибели. Кажется, именно его, а не учёных мужей или исполненного истовой, но и ищущей веры священника, ставит Лем воплощением Человека.

И наделён Темпе человеческим в высшей степени набором личных качеств. Это, как уже сказано, не смиренный искатель духовных истин, и не кабинетный учёный. Не «фаустовский человек», взыскующий истины. Нет, это больше прометеевский образ. Человек, стремящийся активно подчинять и преобразовывать мир. В сложной ситуации именно он, «дикарь», невежда в сущности, станет неформальным лидером и лицом группы Контакта. Именно такие личности в истории вели за собой, спасали, обороняли, защищали и возглавляли. Какое ещё воплощение побед и завоеваний Человечества вам нужно?

Он буквально напрашивается на роль эдакого «человека-в-себе».

Однако в романе именно этот набор качеств человека-победителя приводит всё предприятие к эпохальному, апокалиптических масштабов краху. И этот прометей принесёт огонь не только на Землю, но и на Квинту:

»... и, когда вознесённая к небу паутинная сеть вместе с антеннами, ломающимися в пламени, упала на него, он понял…»

На другом уровне представителем человечества оказывается весь экипаж «Гермеса» и «Эвридики». Но эти группы тоже сработали не лучшим образом, коль скоро вся ситуация оказалась в руках одного человека с биометром вместо молотка в руках.

С другой стороны, эпизодами, умело добавленными деталями, техническими справками и экскурсами перед нами открывается панорама всего человечества, стоящего за спинами людей «Гермеса» и «Эвридики». Да, это человечество тоже не лишено своих проблем, его начинания неидеальны, и подчас довольно болезненно неидеальны. Оно напоминает того «ущербного бога», нарисованного Крисом Кельвином на последних страницах «Соляриса». Но в целом как раз оно развивается успешно, постоянно преобразует себя и мир вокруг себя. Оно куда больше похоже на цельный и эволюционно успешный организм, чем каждый из героев романа в отдельности. И, возможно, в многочисленных отсылках, в образе коллективно разумных муравейников из виртуального сна Темпе, в самых квинтянах таится намёк именно на это. Возможно, они – зеркало для человечества, по Лему. Отдельный человек или ограниченная группа людей не могут служить достойным представителем Человечества. Только само Человечество. А эти ложноножки, выброшенные Человечеством в безграничность космоса, в сторону звёзд, неизбежно рвутся как слишком хлипкие. В силу биологических и физических ограничений.

То же, что лежит за рамками Окна Контакта, уже слишком мало походит на человека, и для Контакта с ним не приспособлено. Если там что-либо вообще находится.

Да, роман ещё можно покритиковать за старомодность некоторых описанных технологий, за чрезмерную расплывчатость и лишь смутную наукообразность других, за эскизность и неполноту некоторых образов, но…

Возможно, я слишком восторжен, в противовес нередким отрицательным оценкам этого романа. Но для меня «Фиаско» — одно из важнейших и масштабнейших полотен Станислава Лема, продирающий до внутреннего холодка финальный аккорд его художественного творчества, подводящий итог многим линиям его размышлений. Один из важнейших романов жанра.

Жутко недооценённое произведение, на мой взгляд, едва ли не лучшее во всей эпопее о «Дюне».

Да, возможно, уже не так захватывает, как первая часть, не так ошеломляет сразу и бесповоротно. Пожалуй, дело в том, что мир уже утратил свою новизну, а новых деталей Герберт ввёл не так уж много, это может и отпугнуть читателей, которым нравились именно эти элементы в предыдущих книгах серии.

Но — какое блестящее социологическое построение, исследование проблемы власти, прогресса, роли личности в истории, роли диктатора в истории.

Общество в тысячелетней стагнации, под железной пятой жестокого тирана. Кошмарная несправедливость и тупость корыстолюбивой власти, — или часть великого плана, Золотого пути к звёздам, разработанного тончайшим политиком и наиболее умелым администратором за всю историю человечества? Лето II Атрейдес — чудовище на троне или блестящий мыслитель и правитель?

Социум, взятый под полный его контроль, начинает напоминать натянутую тетиву или сжатую пружину, готовую распрямиться и вышвырнуть его с трона, уничтожить правителя вместе со всей системой... Неужели мудрый Червь не видит этого, не замечает? А может, прекрасно и видит, и замечает, но не спешит принимать меры... потому что знает: та же самая пружина даст и новый небывалый толчок прогрессу и развитию человеческого рода. А жертвой этому прогрессу должен стать он сам, Великий Бог-Император.

Однозначно моя любимая книга цикла.

Не могу удержаться от написания ещё одного отзыва на книгу, — более подробного. Тем более, в свете относительно недавних событий, чрезвычайно интересно обратить внимание на некоторые стороны произведения и, может быть, произвести более широкий анализ ситуации.

Дело в том, что данный роман замечательнейше иллюстрирует, кем, собственно, является Юрий Никитин для отечественной фантастики, какова роль его произведений.

Немного хронологии: впервые роман вышел в 2002 году, и был тогда, помимо художественного произведения, неким учебником для начинающих писателей, содержал практические советы по работе с текстом, работе над образами и пр. В 2004 году вышла переработанная версия: советы по литературному ремеслу отошли в изрядно «потолстевшую» книженцию «Как стать писателем», «Великий маг» стал именно фантастическим романом. Обратите внимание на даты.

Итак, что за книга перед нами? Это фантастика «близкого прицела», научно-социальная. Действие происходит в пределах двадцати лет от момента написания.

Автор рисует картину заката привычной нам «бумажной» литературы. Книги давно перешли на электронные носители, читатели массово избавляются от устаревших многостраничных томов. Настало время нового шага — сама Буква, основной информационный кирпичик литературы прошлого, пошатнулась на своих позициях. Рождается новое искусство — импатика! Синтез литературы, компьютерной игры и кинофильма, основанный на новых элементарных устойчивых образах — импах.

А бумажные книги тем временем идут в утиль, не идут, текут просто нескончаемым потоком: горят колоссальными пожарами, погребают под собой мусорные свалки, погибают под гусеницами бульдозеров и переполняют специально вырытые бездонные могильники.

Знакомая картинка?

Ну, теперь-то знакомая. Вернор Виндж, «Конец радуг». Не так радикально, куда более скромно: в измельчители идёт переводимая в цифру библиотека университета Сан-Диего, зарождается, едва-едва намечаясь, новый вид искусства. Нечто на стыке театрального представления, музыки, словесности и манипуляций с виртуальной реальностью. Общие черты этого нового искусства можно понять из мельком отпущенных замечаний где-то в концовке вещи. Несколько по-иному, но проблематика, в общем, та же: те же протесты престарелых книгочеев, тот же футурошок у старшего поколения, та же ещё неуверенная, но уже близкая поступь рождающегося Нового. 2006 год, дорогие любители фантастики!

Вторая центральная тема «Великого мага» — инфовойна, война идей. Инфистика. Крупнейшие мыслители, философы, писатели организуют информационное пространство, проводят в нём молниеносные атаки и информационные сражения. Бьют сокрушительные удары по морали, ценностям, идеям вражеских обществ. Эти умы, мощнейшие генераторы информации, правят миром!

Казалось бы, не шибко. Вот в западной фантастике, взять киберпанков, или того же Винджа, информационная война — это нечто из области IT. Сумасшедшие хакерские атаки, неразбериха в передачах пакетов данных по Сетям, а у нас, мол, такое вот местечковое понимание войны идей, по традиции далёкое от технических тонкостей... Не тут-то было, друзья!

2004 год. Выходит роман Брюса Стерлинга «Зенитный угол». Об информационной войне в технологическом понимании. Ну, вот оно, вроде как, оно самое. Ан нет, Стерлинг рисует иную картину. Он показывает очередной этап развития Сети. Из чего-то неподконтрольного, вольного и непокорного, но опасного, она спешно превращается в прочную связь, которая сможет объединить мир, орудие упорядоченного и цивилизованного обмена информацией — вот, по Стерлингу, смысл бума информационной безопасности начала двухтысячных. И только в конце, на самых-самых последних страницах проскакивает: главный герой открывает блог, один из первых в Сети. Никто ещё не знал, что такое блоги, а он уже завёл свой. Его привлекает в блогах... «борьба идей«! Дословно.

Выходит, «Великий маг» — это не что-то отстало-нетехнологичное. Это следующий этап. Это рассуждения о сути нового этапа в развитии информационного пространства Земли. Как Никитин написал ещё в «Имаго», указывая на Интернет, «мир един»(с).

Собственно, вывод-то напрашивается только один. Юрий Никитин — единственный современный фантаст в России, который способен идти в ногу с западными коллегами, рассуждать о проблемах сопоставимой сложности, рисовать достоверную картину ближайшего будущего. Да, исполнение, возможно, специфическое, но предлагаю взглянуть на суть.

Хех, да причём не только «идти в ногу», но и опережать иной раз на шаг, смотреть дальше и глубже!

Вот она какая, футурологическая фантастика ближнего прицела. Самая «хардовая» фантастика нынешнего дня.:wink:

Совершенно фантастический труд, лежащий в основе современной футурологии. Нетривиальный ход мысли, блестящие догадки, запутанные логические цепочки, и, на выходе, — предсказания, которые сбываются.

Конечно, не обошлось без шероховатостей и неточностей в некоторых рассуждениях о современной науке. Но в этой книге заключено именно то мировоззрение и тот взгляд на мир, которого всё сильнее не хватает сегодняшнему обществу. А будущее, странное и новое, всё ближе и ближе. Сумеем ли мы разглядеть его? И — сконструировать, таким, которое нужно нам?

Один из лучших романов в творчестве Азимова — и во всей мировой фантастике. Внушительный поток научной информации, тонкие гипотезы и предположения, злободневнейшие проблемы современного общества и высокие абстрактные построения. Такого впечатляющего и проработанного образа параллельной вселенной, к примеру, я не встречал более нигде.

Великолепное произведение.

Шедевр, не иначе.)

Редкий подарок для любителя НФ в наши дни. Мощная цельная картина будущего, настоящего, что уже у порога, но мало кому заметно.

Книга ломает многие стереотипы, что даже сейчас считаются нерушимыми в нынешней не слишком научной фантастике. Ну, и, конечно, огромное спасибо автору, именно отсюда узнал, что такое трансгуманизм.)

Однозначно лучшее в отечественной фантастике последних лет.

Человек и неостановимость прогресса, человек — и неумолимость Природы, человек — и бездонность Вселенной, её тайн и непостижимых пространств. Человек, со всей его силой — одной, и множеством слабостей, со всеми изъянами и несовершенствами, с противоречивой путаницей чувств, затмевающих разум, — и на пару с ним единственно и делающей его человеком.

И человечество, тоже подобное Океану и новому богу, созданному Крисом, «увечному, всегда желающему больше, чем может»...

Не прошло ещё время жестоких чудес, и всегда есть смысл двигаться вперёд, продолжая бесплодные попытки понять, и ждать на берегу океана Времени и Пространства новых ответов.

Абсолютный шедевр.

Редкая вещь в наше время — настоящая хардовая НФ. Со смелыми научными идеями, острой работой ума.

Идея уменьшения размеров человека сама по себе не новая, достаточно вспомнить «Фантастическое путешествие» Азимова, но вот Мегамир и возможную жизнь в нём так не описывал ещё никто. Попутно поднимаются проблемы возможной адаптации человека к новым условиям и цены прогресса со всей этической стороной вопроса. Что, естественно, только в плюс книге.

Кто важнее для целого народа: великий воин и полководец, что совершит подвиги, которые воспоют в песнях, одержит славные победы и... оказавшись в плену противоречий, запустит цепную реакцию братоубийственной войны, где каждый прав и никто не виноват? Или поэт и философ, чья идея положит конец всем войнам разом и разрубит гордиев узел устаревших обычаев и неразрешимых конфликтов?

Новый взгляд на бессмертную «Илиаду» Гомера и великолепный рассказ о взрослении рода человеческого.

Одна из любимых книг Никитина.

Яркая авторская позиция по поводу роли писателя в обществе, чрезвычайно интересная идея видеокниг и самого развития литературы на ближайшие десятилетия. Дальнейшее развитие идеи инфовойны, заложенной ещё в рассказах «Безопасность вторжения» и «Убить человека».

Ну и, конечно, отличная демонстрация мощи литературы, которая способна перекраивать границы и выбирать пути развития для всего человечества.

Никитинские рассказы — нечто изумительное. Короткие и чёткие, как выстрел, острые, как лезвие лучшего клинка. Пожалуй, равного ему мастера рассказа нет в нашей фантастике.

10 баллов, естественно.

Отличная повесть. Возможно, чуток небрежно и недоработанно, черновик-с, но сама задумка — просто блеск.

Заключительному диалогу Горбовского и Тойво Турнена «о мотивах спасения мира» просто цены нет, так и просится расхватать на цитаты.

Ну, здесь, в принципе, уже всё и без меня сказали.

Совершенно исключительная книга. Настолько точно провидеть (читай: углядеть тренды уже существующие и возможные, экстраполировать и развить) — это надо уметь. Один из лучших образцов социальной фантастики, скорее всего, за всю её историю.

Пожалуй, где-то в тройке любимых книг Стругацких она у меня прописалась.

Очень хорошая повесть, из всего пока прочитанного у Олди (читал, правда, не очень много: «Песни Петера Сьлядека», «Дайте им умереть» и «Орден Святого Бестселлера») понравилась больше всего.

Целый букет интересных тем, довольно нетривиально рассмотренных: проблема личности и общества, сущности Добра и Зла, даже в какой-то мере вопрос отцов и детей. Совершенно замечательная игра с библейскими сюжетами, одно «искушение зелёным змием» в концовке чего стоит!))

Не абсолютно оригинальная, но одна из тех, что ещё не успели «затаскать», научно-фантастическая концепция, показанная довольно правдоподобно.

Есть, правда, и несколько вопросов. В частности, очень уж местами всё это напоминает желание покидать комьями грязи в хрустальный дворец, да и вообще не могу поверить, что «объединённое» человечество так вот бездарно замкнётся в себе, не сподвигнется на ошеломляющее ускорение темпов прогресса. Да и напрочь утерять понятие о Добре и Зле ему вряд ли грозит. И что, в конце концов, может сделать действительно важного для такого существа один-единственный человек, не гений, хоть даже и личность?

Но, что определённо хорошо, в книге есть, о чём задуматься, с чем соглашаться и спорить, по отношению к чему вырабатывать позицию, что принимать или не принимать. Очень важное качество для произведения.

На порядок выше того, что читал у Олди прежде, где в основном стоило любоваться языком и стилем и кивать старым проверенным истинам, коротая вечерок в мягком уютном кресле.

Даже десятку поставлю.)

Книга о неистребимости жажды познания и творчества. Человек всегда найдёт путь к звёздам и созиданию нового. Как бы сам ни хотел убежать от того и другого.

Хотелось бы, чтобы так и было. Особенно в нашем обществе, приобретающем всё более черт Диаспара.

Великолепный роман классика НФ.

В своё время эта книга просто потрясла до глубин души. Показала то, что сам раньше от себя постоянно отгонял, боясь задуматься.

Теперь вижу, что чего-то архинового здесь нет, ибо имел опыт чтения различной философской литературы на эту тему. Но всё равно впечатляет. До сих пор. А уж как сильно это повлияло на мировоззрение тогда, после первого прочтения...

Даже десятку поставлю.)))

Просто замечательный роман, лучший во всем цикле!

Честно сказать, было несколько неожиданно увидеть столь яркое произведение после первых четырёх книг цикла, когда, казалось бы, всё уже сказано и ясно до последней точки над i. Но нет — история лесного варвара-оборотня Мрака свежа и интересна.

Трое расходятся по вновь избранным путям. Мрак, которому предсказана смерть до первого снега, решает пройти хоть весь мир и найти свою любовь, которую до того видел лишь мельком. На этом пути его ждёт дружба и предательство, чудеса храбрости и низость трусости друзей и врагов, и целый град испытаний. Любовь несчастная и, в итоге, — чистая и незамутнённая, спасающая жизнь.

Эта история достойна того, чтобы её узнать, такая любовь достойна того, чтобы её воспеть.

Без колебаний, — 10/10.

Совершенно замечательный рассказ, с этаким сарказмом над человеком. И его вкусами.:biggrin:

Ещё один камень в основание развитой позже темы инфовойны. Совершенно новый оригинальный метод «устранения» неугодного человека. Только, как оказалось впоследствие, вовсе не обязательно засылать в каждом конкретном случае секретного агента. Можно проделать такое со всей страной сразу. А ещё чаще происходят самоубийства.

Ещё одно сбывшееся предсказание.

Замечательный исторический роман. Из допущений — лишь те два года, что Владимир провёл «за морем» после изгнания из Новгорода. В остальном вполне согласуется с общепринятой версией. Да и почему бы не провести их русскому князю наставником и другом сына варяжского конунга на службе базилевса, заодно «замутив» с византийской принцессой?))

А произведение только выигрывает...

Первая прочитанная мной книга Никитина.

Фантастика высочайшего уровня, подвластная в отечественной литературе единицам.

Понимаешь, что рассказы хорошие, сразу, но вот влюбляешься в них потом, когда сумеешь оценить все их грани.

Великолепный сборник. До сих пор время от времени нахожу в нём нечто новое.

Всего одно допущение: об изменении генотипа одновременно с фенотипом, а какую высоту обретает Любовь! И насколько её подгонка людей друг к другу оказывается тоньше и выше простой подгонки плоти к плоти и даже генов к генам.

Один из самых великолепных гимнов Любви в отечественной фантастике.

Одна из любимейших книг Никитина. Логичное развитие сказанного в «Я живу в этом теле», «Русские идут» и предшествовавших «Скифах».

И, как венец произведения, — имортизм, едва ли не лучшая идея Никитина за всю писательскую карьеру. А там дальше и до трансгуманизма недалеко...)

Без всяких сомнений ставлю 10.

Потрясающий рассказ! Прямо устав Настоящего Человека.))

Можно расхватывать на цитаты.

Очень впечатлило при первом прочтении и впечатляет до сих пор.

Более историчная и в то же время более философская по сравнению с первой частью. Основная смысловая нагрузка пришлась именно на вторую книгу. С редким психологизмом описывается становление личности великого князя и нелёгкий выбор дальнейшего пути для Руси. Тонко схвачено отличие христианских ментальности и идеалов от языческих.

Одна из тех книг Никитина, что просто приводят в восторг.

Если однажды исполненный скепсиса к научной фантастике любитель «высоколобой» литературы обратится за советом, способным побороть его предубеждение, «Город перестановок» Грега Игана будет в топ-5 книг, которые порекомендую. Наряду с произведениями Станислава Лема, Питера Уоттса, Брюса Стерлинга.

Причём, приступая к чтению, я подобного эффекта вовсе не ожидал. Прочитанное прежде «Отчаяние» оставило весьма сдержанное одобрение. При неоспоримой эрудиции и стремлении автора потягаться со сложными вопросами из области эпистемологии, социальной футурологии, а также множестве оригинальных находок, тот роман Игана всё же страдает от многих недостатков. От капитальных провисаний сюжета, слегка идеологизированной акцентуации некоторых второстепенных деталей (типа особенностей постгендерного общества), — и от спорных и попросту взятых с потолка ответов на те самые «непростые вопросы», например, философии науки.

Каким-то чудом «Город перестановок», принадлежащий к тому же условному циклу Игана «Субъективная космология», избегает ловушек, в которые угодило «Отчаяние». То ли звёзды так сошлись, то ли мне роман очень уж попал «в настроение», то ли правда получился намного тоньше и продуманней, но интегральное впечатление сильнее на порядок. Причин тому, думается, несколько.

Действие романа происходит в середине XXI века, когда стала возможной «загрузка» — электронное копирование структуры нейронных связей человеческого мозга и запуск полученной программы на мощных ЭВМ. Таким образом достигается некая форма «цифрового бессмертия», и Копии людей могут существовать неограниченно долго в виртуальном окружении, смоделированном в недрах распределённых вычислительных процессов. При этом будущее «Города перестановок» вовсе не выглядит чрезмерно чуждым и фантастичным. При чтении постоянно чувствуешь высочайшую степень правдоподобия и достоверности. Как Иган достиг подобного сложнейшего для hard sci-fi эффекта?

Во-первых, мир «Города перестановок» базируется на ряде очень правдоподобных допущений, показанных со свойственной автору глубиной проникновения в проблему. Закон Мура в описываемой реальности закономерно оборвался с исчерпанием ресурсов полупроводниковой технологии, любой рост вычислительных мощностей сопряжён с массой финансовых и инженерных затрат. Потому ни одна из бессмертных Копий не способна функционировать даже со скоростью обычного человеческого мышления, не говоря уж о том, чтобы запустить программы, человека превосходящие. Сверхинтеллекта нет, и технологическая сингулярность Винджа и Курцвейла безнадёжно задерживается.

Вообще, описываемый мир далёк от утопических прогнозов. Политические и экологические кризисы, растущая безработица – постоянный фон происходящего. Наука занимается, по сути дела, освоением современных нам идей, пусть на другом технологическом уровне, но знакомых, в общем-то, образованному читателю и в наше время.

Роман написан в 1994 году, но и по сей день читается очень современно и актуально. Пока что время подтверждает обоснованность Игановского подхода.

Во-вторых, герои романа – не только узнаваемые типажи, но и уникальные личности со впечатляющим количеством индивидуальных штришков к психологическому портрету. Каждый снабжён букетом личных проблем и бытовых трудностей, никто не прост, но все понятны и психологически достоверны.

Более того, научные работники, как и я, возможно, «словят» при чтении особый кайф от необычайно яркого ощущения «это про нас». Среди героев нет, как иной раз бывает в более шаблонной и безыскусной НФ, абстрактно-обобщённых «гениев всех наук», они — вполне типичные представители научно-инженерной прослойки со всеми узнаваемыми чертами и жизненными неурядицами. Постоянная эквилибристика между интересом к высоким абстракциям и поиском вполне приземлённого заработка, хоть сколько-то близкого к специальности; неуклюжесть в обустройстве быта при витании в эмпиреях.

Кроме того, эрудиция Игана и здесь срабатывает на 100% в пользу произведения. Если кто-то из героев рассуждает о проблемах расчётных методов квантовой химии, то я, занимавшись лет 5 сопряжённой областью, верю, что тот знает, о чём говорит. Или, если речь о некой работе на стыке кибернетики и биологии, то чрезвычайно легко представить, что кто-то из друзей, занятых в той области, лет через сорок мог бы исследовать именно такие вопросы.

Подобный подход позволяет Игану решать сразу несколько задач.

Во-первых, роман приобретает ресурс «прочности» и правдоподобия. Этот ресурс позволяет постепенно заводить рассуждения даже в крайне отвлечённые и абстрактные области без риска сделать повествование слишком фантастичным, потерять внимание читателя. Ведь тот уже на крючке сопереживания вполне понятным и человечным персонажам (даже если те – электронные Копии в симулированном виртуальном мире).

Во-вторых, проработанные психологические портреты – более чувствительный камертон для нетривиальных вопросов о личностных реакциях и глубинных последствиях столкновения персонажей с описанными технологиями и вообще идейным фоном повествования.

Примерно две трети романа (первая часть, «Конфигурация «Эдемский сад»») сюжет развивается весьма неспешно. По сути дела, перед нами экспозиция, которая может показаться затянутой. Обширные флэшбэки, раскрывающие предысторию четверых центральных персонажей и связанных с ними действующих лиц второго плана. Ирония в том, что всё, что можно сказать о достоверной, сколько-то реальной судьбе этих персонажей, насколько вообще может быть достоверной и реальной научная фантастика, с первой частью романа и завершается. В принципе, прочитай кто сразу после неё эпилог, — получит вполне завершённую «реалистичную» историю. Затесавшаяся же между этими фрагментами текста вторая часть («Город перестановок») уводит в принципиально непознаваемые глубины альтернативных реальностей, свободная от рамок верификаций и фальсификаций. Абсолютная непроверяемость и полёт фантазии, и тем не менее всё равно в неком важном смысле «научная», как и прочая фантастика Игана.

По сути, по впечатлениям от первой части можно решить, что перед нами умный, конечно, но не поражающий воображение (да и не стремящийся к тому) НФ-роман о «загрузке». Причём тем менее впечатляющий для сколько-то искушённого читателя, что многие сложные вопросы той же философии сознания, связанные с парадоксами копирования личности, Иган обходит стороной. Вопрос, обладает ли сознанием электронная симуляция личности, «решается» явочным порядком, коль скоро среди фокальных персонажей сразу несколько – «обитатели» компьютера.

Парадокс множественности копий и проблема персональной идентичности тоже почти игнорируются, поскольку по сюжету, в силу возобладавшей в обществе негласной конвенции, большинство персонажей считают свои Копии полноправной частью своей личности, даже если симуляции функционируют параллельно с оригиналом.

Нельзя, однако, не отметить захватывающие экскурсы в квантовую химию, синергетику, климатологию. Совершенно замечательны психологические зарисовки. Все из них касаются вопросов адаптации Копий к электронному существованию и принятия или непринятия людьми самой технологии «сканирования». Одна же из них мрачностью и внутренней напряжённостью навевает ассоциации с Достоевским, на которого ближе к завершению «Эдемского сада» последует и прямое указание. Ну и, конечно же, читателя ждёт одна почти безумная метафизическая теория, в духе термодинамических и статфизических размышлений Хорхе Луиса Борхеса и Станислава Лема о «Вечном Возвращении», напоминающая, к тому же, эвереттику, — монструозная «теория пыли».

Во второй же части вся степенность и выдержанность части первой идёт вразнос, и кто бы мог подумать, что именно самые безумные мотивы из заявленных выше станут ведущими в дальнейшем повествовании. События закручиваются сумасшедшим логическим водоворотом на просторах новых симулированных ab ovo (или уже сотворённых «от камня»?) миров.

Линия «загруженного» миллиардера с тёмным прошлым, Томаса Римана, оборачивается масштабной полемикой с Достоевским. Без шуток. Впервые вижу подобное в научной фантастике, но Иган на полном серьёзе и целенаправленно предоставляет атеистический ответ на концепцию «ада как отсутствия любви» из «Братьев Карамазовых». Вы точно не ожидаете увидеть подобное, но у автора собственный, и весьма последовательный, подход к обоснованию этической эволюции: самоосуждению и искуплению, доступным атеисту или агностику не в меньшей мере, чем (по Достоевскому) человеку верующему. Игановский подход базируется на внутренних этических ресурсах личности. Автор набрасывает вполне убедительный и точно интересный эскиз полностью осмысленной этики «без Творца», что, понятно, идёт вразрез с построениями русского классика.

Читателю же остаётся надеяться, что и эта версия реальности сумеет «собрать себя из пыли».

В то же время, в линии Пира (анархиста среди Копий, представителя «народа солипсистов») – трогательнейшее изображение любви бесконечного самоотречения, выходящей за пределы человеческих возможностей в прямом смысле слова. Любви, творящей во имя своего объекта целые миры и новые человечества, пренебрегая любой личностной заинтересованностью испытывающего её субъекта. Если линия Римана – отрицательное обоснование Игановской этики, то линия Пира – обоснование положительное, созидательное.

Наконец, в линии Марии Делука (молодой программистки) и Пола Дарэма (чудаковатого или даже безумного автора «теории пыли») нас ждёт столкновение «систем мира», эпическое противоборство, диффузия и переорганизация нескольких несовместимых реальностей. Решающей в столкновении будет «логическая обоснованность» миров, и попутно мы встретимся с попыткой уже не этического, а эпистемологического развенчания креационистских концепций. Герои, будучи Творцами миров сами, оказываются «понятийно избыточными» для собственной реальности, — и вытолкнуты за её пределы. Безусловно, здесь наиболее спекулятивная и фантастическая сторона романа. Иган использует множество упрощающих «визуализаций» для красоты и эффектности. Более того, сама исходная концепция эпистемологически избыточна, что охотно признаёт и сам автор устами нескольких персонажей. Однако с некоторого момента начинаешь сомневаться, не является ли и ведомый нам мир всего лишь «упрощающей визуализацией» некой более фундаментальной реальности; и в целом построения Игана оказываются художественно убедительными и определённо не лишёнными смысла.

В результате все «ниспровержения Творцов» оборачиваются гимном творческой способности человека, выводящей за пределы предустановленных возможностей и самой реальности. И художественная сила каждой из трёх линий второй части такова, что способна тронуть до слёз.

Эпилог выступает контрапунктом к величественному визионерству «Города перестановок» — будто граница между сказкой и повседневностью, тот напоминает, где заканчивается непроверяемая спекулятивная реальность и начинается действительность. Возвращение может получиться жёстким, держитесь.

«Город перестановок» — произведение цельное, продуманное, с заботливо развешанными по стенам не сюжетными даже, а философскими и аллюзийно-художественными ружьями, стреляющими через сотни страниц и в мирах, иных, чем те, где были изготовлены. Придётся смириться с некоторой, может быть, суховатостью текста и отходами от канонов НФ-строгости, вполне, впрочем, сознательными и тщательно продуманными автором. Даже если вышеупомянутое – недостатки, всё равно: «Город перестановок» – изумительная творческая удача.

Чрезвычайно актуальное произведение сейчас, в эпоху, когда информацию не просто фальсифицируют — ею воюют. Кто на Земле знает доподлинно, что происходит вокруг? Такой мир уже на пороге катастрофы, подобной катастрофе Эдема.

Яркие научные гипотезы, напряжённая работа мысли, впечатляющие картины другой жизни, захватывающий сюжет. Порой не хватает глубины образов, напряжённости конфликтов, но, при всём остальном, это простительно.

Выдающаяся вещь.

Роман интереснейшего фантаста современности — Вернора Винджа, — о ближайшем будущем. Роман замечательный и многогранный.

Мир завтрашнего дня нарисован правдоподобно, продуман до мелочей. Поражает изобилие точных деталей, рисующих картину в целом: громадные успехи медицины, вплоть до омоложения и радикального продления жизни, система образования, в которой главное теперь не знание и понимание, но поиск и интерпретация информации, организаторские навыки. Очень сочными красками показаны информационные технологии и сращивание реала и виртуальности. Поражает подробное описание даже компьютерных технологий будущего: умная одежда, дисплейные глазные линзы, пр.

Некоторые вопросы вызывает политическое устройство мира, так, сложно вообразить причины, собравшие в одной связке Евросоюз, Россию, Индию и ещё несколько стран, но суть уловлена верно: несколько сверхдержав, поддерживающих взаимовыгодный мир, террор-организации с оружием массового поражения в руках, конфликты решаются в локальных войнах и спецоперациях, подчас с применением крутых мер. Довольно оптимистический вариант, надо сказать.

Отлично показан футурошок, который испытает даже не путешественник во времени, но современник, не уследивший за развитием технологий. В принципе, это явление заметно уже и сейчас.

Герои не сказать, что прописаны детально, но показаны разные типы личности в новом обществе. Их истории типичны, как типична, видимо, и сама ситуация, когда действия обычного человека пересекаются с операциями спецслужб и других глобальных сил, выясняющих отношения в едином информационном пространстве планеты. Затронута и тема Искуственного Интеллекта, появление которого может оказаться неожиданностью для абсолютно всех жителей Земли, и повлияет на них очень здорово — таинственный Кролик это ещё довольно мягкий вариант такого вмешательства.

Роман очень хорошо демонстрирует основные тренды научно-технического и социального прогресса в ближайшие десятилетия. Очень важно, что показана не только громадность грядущих перемен, но и звучит призыв не бояться будущего, а активно искать своё место в нём. Есть в романе и свои трагедии, но в целом он оптимистичен, и может показаться банальным хеппи-эндом, что практически все герои в итоге «нашли себя». Но ведь, в конце концов, будущее именно открывает перед человеком невиданные возможности, надо только иметь смелость ими воспользоваться.:wink:

Пару слов о переводе. Он действительно плох. Масса ляпов, видных невооружённым глазом. Тем не менее, большую часть авторских оборотов всё-таки уловить можно, даже довольно тонкий местами юмор. Так что перевода советую не пугаться, достоинств книги он вовсе не забивает. Хотя, всяко лучше в оригинале.)))

Оценку ставлю 9, всё-таки ожидал несколько большего после «Фэрмаунтской средней школы», некоторым интересным находкам этого рассказа в романе места не нашлось, хотя и присутствуют свои. Тем не менее — вещь великолепна.

Скажу сразу: эту книжку мне подарили. Так бы купил её у Никитина в последнюю очередь. Ну, может быть, только что-то из «Троих из Леса» позже.

Но уж коли подарили...

Скажу тоже сразу: мне повезло. Я сразу понял, что книжка юмористическая. В отличие... от многих. Да, стёб. Да, от Никитина. Что-то невозможное?)))

Не вынесла душа поэта... и решил Никитин написать книженцию, где можно вволю отстебать голливудские боевики, бесконечные космооперы и прочую антинаучную фантастику. Тонны оружейного свинца, гигатонны взрывов, горы выбитых зубов и неизменно сияющая улыбка Главного Героя. Честно признаюсь: я смеялся. Даже очень много смеялся. Иногда, признаюсь и в таком грешке, даже ржал. А иногда накатывали совсем другие чувства и мысли... Ну надо же, и так бывает!

Едва ли не первая действительно смешная книга в жанре юмористической фантастики, прочитанная мной, после которой даже не было стыдно, что потратил столько времени на её чтение. Отдых для ума и души, но — не только.:wink:

Хм, а за аннотацию, на мой взгляд, вообще надо отдельную премию давать.

Мраку, внезапно спасённому не только от скорой смерти, но и от самого предписания о кончине в Книге Судеб, предстоит решить, как распорядиться открывшимися возможностями. А для этого необходимо отсидеться в тихом и спокойном месте, где можно заняться непривычным делом — подумать о смысле жизни. Подменить местного тцара на троне небольшого государства Барбуссия, окружённого враждебными соседями и разъедаемого внутренними раздорами — самое оно для такой цели, не правда ли?

Очень живая и яркая книга, цикл после совершенно исключительного «Мрака» набирает обороты, становится всё ярче. «Передышка в Барбусе» — тому доказательство. Чрезвычайно захватывающая история с нехитрой моралью и доброй долей юмора и иронии.

Книга поддерживает уровень «Мессии Дюны». Теперь настало время плотнее приблизиться к вопросу о сущности власти и показать наконец, что же это за Золотой путь, которого испугался грозный император-мессия Пауль Атрейдес. Сюжет не очень ярок, но в целом это компенсируется идейным наполнением. Впрочем, самое интересное было впереди.

Суммируя уже сказанное по книгам цикла в отдельности: не самая свежая идея в блестящей обработке, до тонкостей продуманная, с затрагиванием широкой проблематики как научно-практических моментов, так и моральной стороны вопроса.

Пожалуй, поинтереснее первой части будет. Больше психологии, больше проблем власти и государства. Автор позволил себе не отвлекаться на элементы боевика, ограничившись, в основном, придворными интригами, в результате больше места осталось на прорисовку конфликтов и рассмотрение их сути.

По-прежнему много псевдофилософской воды, но раздражает это уже не настолько, как в первой книге цикла.

Читается местами скучновато, но в целом от книги получается большое удовольствие. Ну, и поразмыслить есть над чем.

Этот рассказ — ответ на лозунги: «Назад к Природе, вперёд — в пещеры!» и т.п.

Человек слишком далеко ушёл по пути технического прогресса, чтобы повернуть назад. Да, новое всегда несёт и проблемы, и неуверенность в завтрашнем дне. Но и только оно поднимает на ступеньку вверх. Спускаться всегда легче, но... В конечном счёте, путь только один.

Короткий остроумный рассказ, рисующий, кстати говоря, вполне реальную футурологическую перспективу. Шедевром не назвать, но рассказ похож на меткий выстрел — точно поражает заданную цель. Ни убавить, собственно, ни прибавить.

Не столь ярко, как первая книга, но по-прежнему есть, чему удивиться и о чём подумать.

Мегамир осваивается, и новые открытия ждут его исследователей и обитателей. И новые нравственные проблемы...

Как, собственно, и на любом пути прогресса.

Итак, очередной удар супертвёрдой научной фантастики из-за океана. Удар внушительный и тяжёлый. Увесистый такой ударчик.

Тут надо сказать, что мне ну очень симпатичны современные тенденции в англоязычной НФ. Те тренды, что берут начало, пожалуй, со Стерлинга и Винджа, ну а сейчас успешно развиваются писателями, вроде Стросса или того же Уоттса. «Ложная слепота» идеально укладывается в эту линию развития: умная, начинённая глубокой научно-философской проблематикой, футурологическая. С впечатляющим грузом научной терминологии. И при этом ничуть не менее художественная, чем требуется от серьёзной литературы. Ну, разве что чуток.

Конкретно для «Ложной слепоты» можно провести и ещё одну параллель в фантастической литературе. Не знаю, насколько это сопоставление будет носить генеалогический характер (то есть насколько это повлияло на Уоттса или вдохновило его), но роман получился очень «лемовским». Наиболее близким произведением Лема является, пожалуй, «Фиаско». Общая тут не только проблематика Контакта, но и главное сечение этой проблемы (поиск критериев разумности, различия в мышлении братьев по разуму и т.п.), да и общая глубина анализа.

Картина будущего у Уоттса очень современная, в полном соответствии с актуальными футурологическими концепциями. Человеческая цивилизация, продвинутая в плане NBIC-технологий (сакраментальное нано-био-инфо-когно), тончайшие генно-инженерные вмешательства в промышленных масштабах, искусственный интеллект, массовое бегство населения в виртуальную реальность в восторженном ожидании скорой «загрузки» — окончательного переселения бессмертной сущности в компьютер. На носу технологическая сингулярность, которую, впрочем, так долго ждали, что та, возможно, уже наступила (очень интересная мысль, кстати). Ах да, и, конечно, здесь есть ещё вампиры(!).

И вот это нестабильное, полное внутренних противоречий, переходное по сути общество сталкивается с нежданным сюрпризом — визитом иной космической цивилизации. Попыткам понять нежданно объявившийся чуждый разум и посвящена основная часть произведения.

Свою часть проблемы Контакта Уоттс обрисовывает вполне чётко: он исследует более частный вопрос о соотношении сознания и разумности. Что, если наши новые межпланетные знакомцы будут чертовски умны, интеллектуальны — но при этом лишены сознания? Того, что позволяет нам ощущать собственную разумность, ощущать себя разумным существом — человеком? Здесь Уоттс смело вторгается в область психологии и нейрологии, и приходит к выводу, что подсознательная часть разума вполне может оказаться более эволюционно успешной, если её отторгнуть от тормозящего балласта сознательного «Я».

Излагать в подробностях перипетии сюжета не имеет особого смысла. Во-первых, дело это непростое и почти обречённое на провал. Хотя бы потому, что рискуешь утонуть в наукообразных пояснениях, как это едва не случилось с самим Уоттсом. Во-вторых, гораздо большее удовольствие читатель получит от прочтения самой книжки (а читать однозначно стоит).

Здесь же выскажу несколько критических замечаний.

Во-первых, увы, бросается в глаза непроработанность основной проблемы романа. Конечно, вопрос сложный, Уоттс большой молодец, что вообще его поставил, но... Явно и внятно сформулировать её он так и не сумел! До самой концовки остаётся только гадать, что конкретно он понимает под «сознанием», как отличает его от «не-сознания». Всё интуитивно, полунамёками. Ссылки же на литературу столь разнородны и противоречивы, что затруднительно понять, какой точки зрения придерживается автор. Тут вам и Метцингер, и Пенроуз, и Блейксли, — сам чёрт ногу сломит. А ведь это, вообще-то, важно для полученного решения проблемы. Да, цельного представления о природе сознания современная наука не имеет, и все рассуждения на эту тему по определению спекулятивны... Но некоторая определённость не помешала бы.

Из обмолвок можно вывести авторскую ассоциацию сознания с рекурсией, «мышлением о самом себе», наличием в мышлении существа модели самого себя. При этом автор предполагает, что лишённое подобных «проблем» мышление было бы куда более быстрым и эффективным. Но эта гипотеза натыкается на трудности. Если действия существа производятся по неким мыслительным алгоритмам, то лучшее приспособление к среде требует улучшения этих алгоритмов, их динамического изменения — иными словами, обучения. А для этого алгоритмы должны модифицировать сами себя, нужны некие метаалгоритмы операций с алгоритмами. Существо должно «мыслить самого себя», то есть как раз включать модель самого себя. А это и будет сознанием по Уоттсу. Уоттсовские же инопланетяне — болтуны — вполне обучаемы.

Во-вторых, Уоттс всё-таки перебарщивает с наукообразностью. Иные специальные термины вполне реально заменить «объяснением на пальцах» — текст от них ничего не потеряет, но выиграет читатель. В «Слепоте» же «научности» так много, что автор порой сам тонет в этих массивах. К примеру, в одном из эпизодов персонажи разговаривают на некой смеси полудесятка естественных земных языков. Довольно забавная деталька, особенно при мотивировке, приводимой Уоттсом: ему как-то попалась статья по философской проблеме универсального языка науки, и вот невозможность такого языка Уоттса и вдохновила. Довольно наивно думать, что речь в философских диспутах шла об обычных разговорных языках, которые действительно трудновато использовать для формализации научного знания.))

Высказываются также претензии к недостаточно чёткой прорисовке социальной жизни предсингулярной Земли. Тамошние тенденции развития, социальные конфликты и пр. действительно показаны парой мазков и неполно. Но да это всё-таки не основная проблематика романа, и Уоттс однозначно вправе ограничиться минимально детализированным шаблоном трансгуманистическо-сингулярного грядущего.

Можно покритиковать автора за особо экстравагантные допущения, вроде тех же вампиров, но тут следует отметить и определённый шарм, который они придают вещи. В конце концов, порой они просто забавны.)

Лично мне не по душе пришёлся несколько разговорный стиль повествования. По мысли автора, он, видимо, разбавляет массу научной терминологии, а научный жаргон должен в нём сплестись с жаргоном бытовым. На деле смотрится лихо, но уж больно аляповато. Такие вещи не всегда сочетаются.

Суммируя, перед нами замечательное произведение на стыке классической НФ, киберпанка и singularity fiction. Мрачное, сложное, захватывающее. Поднимает ряд интересных проблем общефилософского значения, обладает неплохим художественным уровнем. Тем не менее, без заметных проколов тут не обошлось.

Уоттс в очередной раз ставит под вопрос образ человека как Царя Природы и Вершины Эволюции. Делает он это неподражаемо, вот только многие ответы, которые он даёт, продуманы всё-таки недостаточно. Хотя некоторые безответные вопросы и неверные гипотезы ценны сами по себе.

Рассматриваю я как-то лет пять тому в книжном магазине стеллажи с книгами Никитина. Осилил я на тот момент сборник рассказов «Человек, изменивший мир» и пару книг из «Троих из Леса», сборник — понравился, «Трое» — так себе. Отметил некоторое своебразие книг автора.

Беру я в руки «Ярость», читаю аннотацию... ба-бах! Неужели кто-то, ну хоть один, написал наконец об ЭТОМ?!

Купил.

Сначала шло так себе, коробили некоторые моменты, да и к манере автора надо ещё приспособиться. Отметил довольно радикальные идеи, оценки тех или иных событий (это только потом узнал, насколько они вообще Никитину свойственны). Но даже откровенная «боевиковость» книги не смогла отбить интереса к самой теме произведения, это же просто витало в воздухе, да ещё и идеи присутствуют, причём иной раз такие!..)

В общем, вот так, почти незаметно, и осилил весь цикл. Причём приедаться начал только к последней книге.

К чему я это всё? Так вот читал-то я это, выходит, классе в 9 школы, и очень это всё мне тогда нравилось. Со временем взгляды, естественно, изменились, что же в сухом остатке?

Очень оригинальная и смелая тема, несколько резкие, но часто и вполне разумные идеи... И, самое главное, взгляд с совершенно иной стороны, чем та, постулаты которой неслись тогда со всех телеэкранов. А если ещё учесть время, в которое «Ярость» писалась, то и несколько сбывшихся совершенно точно предсказаний. Можно сколько угодно обвинять Никитина в радикализме, национализме, даже нацизме, можно просто сказать, что это бред, но «Ярость» это именно Ярость, ярость на всю сегодняшнюю ситуацию в мире, злость на беспардонного дядю Сэма, вошедшего в каждый дом и устанавливающего в каждом монастыре свой устав. И глупо требовать от такой книги, чтобы она была политкорректной, толерантной и прочих финтифлюшек.

В любом случае, она наглядно демонстрирует возможность иных взглядов, кроме общепринятых, таких, которые, к тому же, часто обоснованнее стандартных. Книга учит формировать и отстаивать своё мнение. В конце концов, просто думать мозгами, а не телевизором.

А кому-то она, возможно, укажет на реалии, которые давно уже здесь, да вот некоторые их почему-то до сих пор не заметили.:wink:

Циклу оценка 8, немного завышенная, но оригинальность и смелость мыслить достойна в наше время поощрения.

А я вот всем всё сейчас объясню, ибо никто, кажется, ни черта не понял, о чём прочитал, а я, вот такой умный, догнал ещё не изучив книги, а потом, читая, только кивал удовлетворённо своим мыслям.:biggrin:

На самом деле, идея в книге есть. Показан очень изящный и чрезвычайно действенный способ вывода современного общества из безудержного потребления (a.k.a. «потреблятства») и господства плотских ценностей. Этот способ — смещение акцентов.

Взглянем на наш дорогой прелестный тёплый и уютный современный мир. Это общество потребления. В нём недавний ускоренный прогресс во всех сферах сменился в массе застоем, повальным гедонизмом и культом тела и материальных ценностей. Наука и НТП оказались отторгнуты от магистрального направления развития, средства, направляемые на их продвижение, падают даже в развитых странах. Зато сытость и обеспеченность позволяют Западному миру расслабляться и получать удовольствие. Стало быть, есть проблема, мол, эдак мы и по красным пескам Марса погулять не сумеем, не дотянем. Проблему надо решать.

Как?

А вот тут появляется совершенно замечательный вариант. Разрешить ВСЁ! Ну, то есть как «всё»? Ну, вот так, — абсолютно всё. Любой разврат, чревоугодие, пошлость и животность. Снять все запреты. «Подавитесь вы своей вседозволенностью!» Ведь ценится в этом мире прежде всего то, что доступно немногим, на что есть запрет или табу, или на что способны лишь единицы. Ну, в этой категории сейчас большая часть удовольствий тела. Но если каждый может, в любой момент, с любым по-любому... ну, вот и в таком духе... то чем же это ценно? Вот что это даёт, если этим можно постоянно заниматься, а пользы это ни конкретной, ни какой-либо ещё не приносит? Зачем всё это нужно?

Вот тут и приходит вывод, который в книге сформулирован прямым текстом: тема секса казалась бездонной, а оказалась очень плоской и поверхностной. Оказалось, что порок даёт-то на самом деле человеку мало, зато сколько может отнять! И вот уже на этом фоне, после прохождения всех кругов греха, появляется потребность в чём-то высшем. Ну, на Марс слетать или верхнее ля взять. И вот теперь путь для развития хай-тека и трансгуманистических идеалов открыт. Ура, всем спасибо, занавес!

Теперь по поводу порнухи, смачных сцен и авторских комплексов, о которых нынче так любят говорить с умным видом. Ну, неужели ж непонятно, что сцены как раз и следовало описывать смачно, чтобы показать всю привлекательность порока и в то же время — как мало он на самом деле даёт человеку! И, знаете, если вот сценки-то похабные заметили, а больше ничего в книжке не отыскали, так, друзья, это ж и говорит об интересе к совершенно как раз определённому аспекту, к определённым моментам в романе. Ну, ваши это комплексы, ваши, а не автора.

Мне, к примеру, как-то так сложилось, ну просто не слишком всё это интересно было, я как данность эти сцены и принимал. Неприятно? Да, само собой. Но смысловая нагрузка того стоит.

Что меня удивляет, что вот «Дюну» Герберта, последние книги цикла, например, читают, ничего. Там такие сценки имеют куда более расплывчатое смысловое содержание. Или Пелевина, у которого вообще описания гомосексуальных половых актов имеются, и тоже, в общем, без особого толку. Никто не плюётся. А вот тут ну все взъелись, кто только может.

Может, читать повнимательнее стоит, а?

Оценку книге ставлю довольно высокую.

Райаниеми крайне не везёт с отзывами и интерпретациями. Отчасти тому виной, конечно, многослойность его произведений. И вроде бы многие рецензенты отсылки читают, аллюзии улавливают (а в этот раз ещё и переводчик с редактором помогли, снабдив роман путеводителем по персонажам), но чаще всего это ограничивается верхним слоем, который почти наверняка не самый важный для автора.

Да, формально «Страна вечного лета» — шпионский роман в фэнтезийном антураже. Да, среди персонажей множество реальных знаменитых разведчиков и шпионов по обе стороны баррикад и — учитывая специфику произведения – по обе стороны реальности. Однако разведывательно-политическими аллюзиями всё далеко не ограничивается, роман куда постмодернистичнее, чем может показаться. И смыслы кроются всё же на философско-мировоззренческом уровне эфира. О чём, в принципе, можно догадаться уже по присутствию в сюжете переименованного Герберта Уэллса в роли премьер-министра Великобритании. Всё же и к разведке он имеет весьма опосредованное отношение, и на политическом небосводе эпохи фигура далеко не первой величины. Есть чему удивиться! Однако присутствуют в тексте инкогнито и другие интересные персонажи, которых миновало бдительное око переводчика-контрразведчика, а вместе с ними прокрадывается и другая проблематика, другие идеи. На этом постараюсь и сосредоточиться.

Возможно, уместно будет начать с переинтерпретации сеттинга. Как ясно уже из аннотации, перед нами мир, где на научных основах обнаружили связь бренного с потусторонним, и технологии оказались способны сохранять души покойников в неком сверхъестественном «эфирном» мире. Вокруг этой затравки и строится большая часть политических аллюзий и коллизий романа, вполне очевидных. Однако перед нами не просто антуражное решение, у такой игры существует двойное дно.

Первое семейство отсылок, явно немаловажных для автора, физика-теоретика по образованию и мировоззрению, берёт начало из обмолвок о механике Той Стороны. В этом мире что-то явно не то с физикой: релятивистской и квантовой революций не произошло, мы не слышим имён Эйнштейна, Планка, Шрёдингера, не возникают и творцы атомных проектов. Зато персонажи активно рассуждают об эфире, четвёртом (пространственном) измерении и т.д. Классическая механика и электромагнетизм, похоже, устояли, правит бал эфиродинамика.

Второе семейство чисто сеттинговых отсылок – явный изоморфизм явлений здешней реальности с тем, как сейчас видится околотрансгуманистическая проблематика «загрузки» и искусственного интеллекта. Для читавших «квантовую» трилогию автора это почти очевидно, сходство сторон глобального конфликта с Соборностью и Зоку прослеживается неплохо. Остальным предстоит просто проанализировать и сопоставить. Новые Мёртвые британской короны вполне похожи на оцифрованные сознания в виртуальном мире из иной научно-фантастической книжки. Отбор в бессмертие идёт по имущественному и социальному рангу, а также по полезности государству. В то же время, потусторонний Ленин, Вечно Живой, вполне смахивает на коллективный разум и искусственный интеллект сверхчеловеческого уровня в одном флаконе. Возникающие в тексте фигуры Моркома и Тьюринга служат дополнительным намёком на сопоставление ситуации с гипотетическим «взрывом интеллекта».

Отдельного упоминания заслуживает очередной экскурс Райаниеми в область русской философской мысли. В «квантовой» трилогии это был космизм в исполнении Фёдорова и его философии Общего дела. Здесь «богостроителями», создателями Вечно Живого, автор рисует деятелей Русского Авангарда из разных областей науки, технологий, философии и искусства: Богданова, Красина, Малевича и Термена. При желании этот список можно многократно расширить, ведь связь тогдашней советской науки и искусства с идеями космизма и с современной проблематикой трансгуманизма и постчеловека – отдельная громадная тема для множества вполне реальных философских штудий.

Раз уж Моркома с Тьюрингом упомянули, то интересно рассмотреть и другую фигуру, которая возникает рядом с ними и с которой связано два из трёх ключевых диалогов романа. Немецкий философ Уншлихт. Кто он? В одном из встречавшихся отзывов отмечают, что Уншлихт характеризует Вечно Живого термином из философии Хайдеггера. В пользу этого говорит вроде бы и национальность персонажа. Не мой конёк, потому настаивать не буду, но Хайдеггер известен всё же скорее философией техники, а вот Уншлихт обсуждает с Моркомом и одним из главных героев – Блумом – скорее фундаментальные основания математики и логико-эпистемологические проблемы. Звучат фамилии Рассела и Мура, упоминаются важнейшие парадоксы математики. А что за теорема, которую доказывает призрак Ленина Блуму? Что-то о противоречиях и аксиоматике математических формальных систем. Уншлихт определённо некий собирательный образ Витгенштейна и Гёделя, что поддерживают и некоторые упомянутые факты биографии. Просто в здешней реальности бога встретили не на вокзале, а в чемодане.)

Иными словами, перед нами книга не только о «загрузке» и трансгуманизме, но и об основаниях математики, конфликте математического платонизма и конструктивизма.

При этом Уншлихт называет математику не более, чем лингвистической игрой, а не наукой, изучающей сколько-то реальные объекты. Для Блума на тот момент это очевидная нелепость, но и истинная роль Уэста-Уэллса в его судьбе от героя тоже до поры сокрыта. А между тем эта фигура здесь очень кстати со своими рассуждениями о фантазиях и воображении, с мирами, которые он творил в собственных книгах. Читая «Страну вечного лета», мы оказываемся внутри лингвистической игры, где персонажи тоже постоянно играют в лингвистические игры. От погибших душ остаются в конечном счёте несколько аксиом да кроющееся в них изначальное противоречие, которых вполне достаточно для дальнейшего развития (ещё один привет диалектическому материализму?). Учитывая явные отсылки к неоплатонизму с его Единым-Неведомым как источником душ, а также намёком на возможность душ творить миры, не окажемся ли мы в итоге в одной из реальностей, нафантазированных ушедшим вслед воображению Уэстом? Замыкая круг этого постмодернистского Уробороса: текст и персонажи лишь лингвистическая игра, но если лингвистической игрой является сама реальность, то не являемся ли мы игрой этих персонажей и этого текста?

Если взаимопроникновение этих двух взглядов на математику и лингвистические игры можно считать разрешением философско-эпистемологической линии романа, то финальный диалог Блума и Рэйчел Уайт можно считать разрешением конфликта трансгуманистическо-политического. Мировоззренческие разногласия покуда никуда не делись, однако герои ведь готовы счесть победу над смертью безусловным благом, достойным первоочередной защиты. По всем возможным соображениям, включая собственную личную свободу.

Таким образом, перед нами обманчиво простой текст с громадным количеством отсылок и лингвистических игр разной степени очевидности. Вопрос, однако, не в этом. А стоит ли считать такую игру оправданной и удачной. Достаточно интересной художественно и философски.

С идеологической точки зрения роман показался мне довольно интересным и временами изящным, хотя не покидает ощущение, что автор мог бы высказаться смелее и интереснее.

Что касается недостатков художественных… Звучали обвинения в «клюкве». На мой взгляд, пример такого рода ровно один, и он упомянут в одном из встречавшихся отзывов: воспоминания экс-агента НКВД о бытности в Петрограде. Впрочем, Кулагин, судя по всему, был тот ещё поэт.

Феминистическая линия не показалась мне чрезмерно назойливой и гипертрофированной. Тем более, что героине придумана интересная и убедительная психологическая мотивация, а речь всё же о 30-х годах прошлого века, да ещё и в мире с сильно замедлившимся техническим и социальным прогрессом.

Сюжет действительно не балует чрезмерным напряжением, а экшн ближе к финалу отдаёт шаблоном и китчем. Но не забывайте: мы внутри лингвистической игры (и не факт, что только фигурально выражаясь), так что может сделать её забавнее и интереснее, чем немного шпионских пострелялок? Кроме того, книги с подобной плотностью отсылок и смыслов крайне редко столь просты для чтения и хвастаются хоть каким-нибудь сюжетом вообще.

Зато если следить за сюжетом и отсылками одновременно, напряжение мысли всё же увеличится, и скука станет куда более призрачным явлением.

На мой взгляд, этой книге, конечно, далеко до того прорыва, которым стал «Квантовый вор» и вся его трилогия. Однако роман безусловно хорош.

«Машина ненависти» — безусловно приятное событие в рамках русскоязычной фантастики. На поле, сильно ограниченном рамками сериальности, жанровости и проектности (попаданчество, «сточкерство», литРПГ, несть числа шаблончикам и обусловленным коммерцией добровольно-принудительным «творческим» решениям), научная фантастика «ближнего прицела» давно стала редким гостем. Особенно незаурядны случаи, когда НФ не сводится к декору и антуражу, экзотическому обрамлению для ураганного экшена – а демонстрирует оригинальное мышление писателя, техническую грамотность, долю визионерства. И уж совсем невозможно, чтобы сыграть в таком сложном ключе решился автор молодой, скорее многообещающий, чем популярный и заслуженный.

И тем не менее четвёртый роман Николая Троя демонстрирует всё вышеозначенное сполна.

Мир «Машины ненависти» даже не завтрашний, — сегодняшний. Подход к его построению и описанию чем-то напоминает последнюю условную трилогию мэтра американского киберпанка Уильяма Гибсона. Этот мир с технически-футурологической точки зрения состоит из продукции брэндов, которые мы видим и используем каждый день; технологий, о которых слышали вчера в новостях, а то и собираемся сегодня вечером прицениться в магазине электроники. Вот только использованы эти технические новинки самым неожиданным для рядового пользователя образом. Однако Трой заглядывает в целом дальше упомянутого американского коллеги. В сущности, «Машина ненависти» начинается там, где кончается «Страна призраков» Гибсона: технологии «дополненной реальности» и виртуального искусства составят здесь настоящий стержень повествования и приоткроют дверцу в куда менее очевидное и несколько более тревожное будущее.

Модно говорить, что «киберпанк мёртв». Жанр самоисчерпан, всё важное сказано, жизнеспособные принципы подхвачены дочерними направлениями: посткиберпанком, стим- и дизельпанком, отчасти галактической оперой. Однако «Машина ненависти» балансирует ровнёхонько на границе пост- и классического киберпанка. Среди центральных персонажей читатель найдёт как наших обычных современников, так и классических техногиков, хакеров-одиночек вне закона, технобандитов. Причём смотрятся подобные личности отнюдь не чужеродно: социально они отлично вписываются в нашу реальность; у меня, по крайней мере, парочка схожих с тем или иным персонажем знакомых найдётся. Да и их технические средства также вновь становятся достоянием рядового члена общества: герои «Машины» переворачивают мир гаджетами и девайсами, которые можно приобрести в ближайшем супермаркете. При этом роман настолько крепко укоренён в панк- и рок-эстетике, автор настолько охотно даёт отсылки к музыке и визуальному эпатажу этой субкультуры, что культурные ассоциации не могут быть двояки. Кто знает, возможно именно Николаю Трою удалось углядеть за «поворотом истории» возрождение визионерских решений киберпанков? А дверца в 80-е действительно ведёт в будущее?))

При этом «Машина ненависти» лишена характерной для последних вещей того же Гибсона элитарности мэйнстримовой «большой литературы». Элитарности, на мой взгляд, по крайней мере отчасти ложной. Рассуждать о феноменах массовой культуры, обращаясь к неким рафинированным эстетам, людям сугубо «понимающим», чем грешат в наши дни некоторые из продолжающих писать киберпанков, — дело сомнительных перспектив. И Трой этой ловушки избегает. Едва ли жертвуя глубиной изображаемого, он безусловно адресует роман самой широкой аудитории – лишь бы читатель был готов взять в руки книгу без привычных ярлычков и жанровых этикеток, а там дело пойдёт. Прошлые романы Николая (дилогия «Сетевой дьявол», постапокалиптический боевик «С петлёй на шее») изобиловали совсем уж ураганным экшеном, который становился зачастую локомотивом сюжета. Здесь повествование идёт более размеренно, с паузами на осмысление и полудетективный поиск ниточек к объяснению происходящего. Однако роман в полном смысле слова остросюжетный. В нужный момент он с точностью часовой бомбы взрывается драками, погонями и перестрелками, хотя в другое время может быть вдумчивым и интересным интеллектуально.

Нельзя сказать, что претензий и упрёков нет совсем. Некоторые технические решения кажутся излишне фантастичными или куда более трудными в реализации, чем показывает автор. Некоторые лихие повороты сюжета (а даблтвистов тут найдётся с лихвой!) кажутся слишком уж неподготовленными и обрушиваются на читателя с грохотом рояля из машины. Впрочем, это касается скорее впечатления непредсказуемости, которое охватывает читателя, порядка раскрытия фабульных фактов – логике происходящего подобные сюжетные фейерверки навредить не в силах, здесь всё продумано очень неплохо.

Автор обещает развернуть начатую в «Машине ненависти» историю в трилогию. И лично мне чертовски интересно, в какое будущее прикатится по кривой дорожке изображённый на обложке электронный грузовик-супертяж. Призываю читателей подарить этой книге толику своего времени: уверен, я в этом интересе останусь не одинок.)

Не самое лёгкое для оценки произведение. С одной стороны, очень много космооперного барахла и феодально-звездолётной шелухи. С другой, — весьма интересное исследование проблем власти, религии, социологии.

Во-первых, это, конечно же, не НФ. Да, здесь есть замечательная проработка экологии Арракиса, но... и на этом всё. Дальше идут невнятные накручивания вроде нераскрытых способностей мозга, могущего просчитывать варианты быстрее суперкомпьютера, жуткого совершенно и неправдоподобного общественного устройства, абсолютной неизменности внешнего вида и, в общем, жизни людей через двадцать с чем-то тысячелетий.

Но, во-вторых, главное в книге отнюдь не касается напрямую чего-то научного, прежде всего идейно книга об обществе и власти. Хотя гораздо полнее это всё раскрыто в последующих книгах серии.

Ну, и сюжет немного затянут, не всегда оправданно. Раздражают местами напыщенные псевдофилософские рассуждения, не особо, впрочем, осмысленные, помещённые, главным образом, в многочисленных гербертовского авторства эпиграфах.

В общем, ограничусь здесь восьмёрочкой, наверно.

Что ж, перед нами масштабный труд. Это цельная философская система, которая блестяще обобщает современные знания о мире и рисует картину вселенной в целом.

Похоже, это одна из тех систем, которые настолько логичны и прочны, что претендуют на то, чтобы являться квинтэссенцией мировоззрения эпохи, этакой «суммой», олицетворением взгляда человечества на мир.

Автор порой небрежен в обращении с научной терминологией и некоторыми фактами, однако при этом ему удалось не сделать ни одной грубой ошибки. Можете быть спокойны, — энергоэволюционизм прочно стоит на ногах, и нет ничего на нынешнем уровне знания, что могло бы опровергнуть основные его положения. Вот вам, пожалуйте, книга, которая вскрывает истинную природу Вселенной и человека.

Хотелось бы сделать только одно замечание. Автор совсем упустил из виду возможность существования иных вселенных, кроме нашей, хотя современная физика вполне это допускает. Более того, это скорее всего так. В то же время, сотворение новых вселенных без разрушения старой — действие несомненно более значительное, нежели разрушение и сотворение вновь какой-либо одной. Так что, с точки зрения существования человечества, всё далеко не так уж безнадёжно.:wink:

Да, совершенно убийственная по силе, взрывная книга.

Помню, как пробирался через текст, борясь буквально с каждым словом. Совершенно невероятные ощущения, когда вот, мол, тебе, читатель, посылки, с которыми ведь ты наверняка согласен, что вот бы и нравственность построже, и преступников поменьше, а теперь взгляни, как устроен современный мир... ну что, согласен, так он устроен?.. а потом, через совершенно неопровержимые логические выкладки выводится тебе такое, что просто жуть берёт, и поплохело мигом, и хочется отбросить книгу, слишком страшно и противно даже, а не можешь. Потому что и противно вроде, но и согласен со всем сказанным, не можешь, не покривив душой, сказать, что это всё неправда.

Вот так и борешься от первой страницы до последней с теми нормами, которыми жил и которым верил, так и выплавляется какой-то совершенно новый человек в этой борьбе.

Это, может, выглядит забавно и кажется, что слишком я серьёзно всё это принимаю. Но тогда, года четыре назад, когда попала мне в руки эта книга, она оказалась для меня ударом даже после вовсе не толерантной и политкорректной «Ярости», и пришлось очень многое пересматривать во взгляде на мир.

Что можно сказать, если отрешиться от эмоций. Идея обладает определённым потенциалом, но по своей сути несколько местечковая, что ли, имеет локальное, но не глобальное значение. В принципе, в безыдейные упадочные девяностые, когда она родилась, она действительно могла быть одним из путей дальнейшего развития страны. Если задуматься, то в те годы проходило, имело шанс на реализацию абсолютно ВСЁ, любая безумная идея любой степени радикальности.

В итоге выбрали другой путь. Но книга безусловно очень сильна, обладает громадной способностью к перестройке мировоззрения, и сейчас ещё может здорово повлиять не только на прочитавшего, но и на общество в целом.

Да, книга очень провокационная, особенно для многих былых фэнов цикла «Русские идут». Но, первое, роман, конечно же, о глобальной проблеме противостояния цивилизаций и о том, кого России стоит поддержать в этой борьбе. А во-вторых, это ещё и предупреждение. Понимаете, когда сам автор в течение десятка лет подкидывал одну за другой идеи по возрождению русского национального духа, да и не он один этим занимался, а с национальной идеей как было хило, так и осталось (как же, «поиск нац. идеи — это русская народная забава»(с)В.В.Путин), то, пардон, может, и не хочет народ никакого возрождения? Не хочет и не могет?

Ещё десяток-другой лет такого положения вещей, и у России уже точно не будет иного выхода.

Во всяком случае, автор действительно имел полное право сказать то, что сказал. Более чем.

Что касается самого романа, то завязка и развитие событий довольно бодренькие, но под конец скучновато, действия — меньше, образы — несколько картонные, гм. С другой стороны, сама идея настолько будоражит и заставляет постоянно продумывать такую кучу вещей и строить килограммы аргументов и контраргументов, что оторваться просто невозможно.

Впечатления роман оставляет в целом положительные, но по разным аспектам неровные, неоднозначные.

Два главных референса при чтении всплыли очень явственно, и оба относятся к современному англоязычному фэнтези. Во-первых, Чайна Мьевиль с его нью-кробюзонским циклом: то же «странноватое» фэнтези с привкусом стимпанка, тот же сеттинг с приметами конца XIX — начала XX века, те же (отчасти боди-хоррорные) мотивы с добровольными и не очень модификациями тела, тот же мотив социальных противоречий как один из двигателей сюжета и решений, принимаемых центральными персонажами. Во-вторых, Брэндон Сандерсон: схожая степень «рационализированности» местной «магии», конструкции мироустройства, похожий подход к выбору персонажей. С последним связан и некоторый флёр янг-эдалтовости: все pov'ы, за единственным исключением, подростки 16-18 лет, плюс расхожий сюжетный ход обучения и обуздания магических способностей (ненавязчиво, но очень близко подходящий к стереотипному «обучению в особой школе/академии «противоестественных» искусств»), и это предопределяет целый ряд основных сюжетных злоключений. Впрочем, здесь автор проходит (как и Сандерсон частенько) по самой грани, скорее заигрывая с популярным поджанром, чем падая в его объятия: в целом сюжет «недетский», и местами довольно жёсткий, ценз «16+« вполне оправдан.

Написано хорошим, ясным литературным языком. Хороший баланс образности и динамики текста. Почти все встреченные проблемы с текстом могут быть отнесены на счёт недостаточно глубокой корректуры и — много реже — редактуры. Нареканий именно к автору в этом плане не возникает, за одним или двумя исключениями.

Динамика сюжетная тоже на уровне: и близко нет переизбытка экшена, роман нигде не пускается по ленте событийного конвейера, но и заскучать не даёт. Причём эффект вовлечённости поддерживается местами весьма искусно и, опять же, литературно: через обыгрывание событий с различных точек зрения, через игру со временем привязки различных глав. Фабула подаётся нелинейно, однако система флэшбэков и флэшфорвардов довольно логичная, и каких-то серьёзных усилий для выстраивания общей событийной канвы от читателя не требует. Скорее, ненавязчиво провоцирует на осмысление мотивов персонажей, некоторые догадки о подоплёке событий и т.п. Персонажи многомерные, сопереживание устойчивое.

Некоторые сомнения возникают на уровне «ворлдбилдинга» и общего планирования сюжета. Но, поскольку перед нами только первый том цикла, все эти минусы остаются потенциальными, подтвердить подозрения или опровергнуть могут только следующие тома. Однако всё же поясню.

Во-первых, что касается мира.

С местной реальностью, как можно понять уже из аннотации, чуть больше 7 веков назад приключилась некая катастрофическая неурядица, которая превратила большую часть страны под названием Кьертания в некую, условно, «магически заражённую» зону, смертельную для человека, но, однако, таящую в себе множество ценных для этого человека ресурсов и артефактов, которые, с колоссальным риском для жизни, приходится добывать особо одарённым и тщательно подготовленным людям (а именно, т.н. «препараторам», откуда и название цикла). Однако экспедиции в эту самую зону (т.н. «Стужу») настолько сложны с технической точки зрения, что совершенно непонятно, как данная страна вообще выжила в таких условиях, как такая технически и ресурсно требовательная сфера деятельности вообще могла сложиться постепенно, органически, а не как плод длительных усилий и изощрённых предприятий уже довольно-таки технически развитой цивилизации. Создаётся впечатление, что ты либо имеешь все те «ништяки», которыми обладает Кьертания на момент начала действия романа, и тогда твои «препараторы» могут выживать и даже приносить доход своими вылазками, либо, как говорится, «you die». Как произошёл переход к этой ситуации от более традиционного общества в условиях присутствия Стужи и жёсткого давления на популяцию с её стороны, совершенно непонятно.

Возможно, в дальнейшем автору удастся нарисовать непротиворечивую и достаточно убедительную картину.

Во-вторых, строение сюжета заставляет подозревать, что всё это выполнено несколько нарочито, слишком уж по сценарным лекалам, с элементом лего-конструирования наслаивающихся сюжетных арок различных персонажей и прочим creative writing-схематозом. При определённом недостатке «души», или внутреннего содержания. Но, опять же, время покажет.

Но, читается, повторюсь, очень приятно. Первый том хочется охарактеризовать, минимум, как «качественный продукт». А возможно, и что-то большее.

Это была, кажется, вторая прочитанная мной никитинская книга. Читал после чрезвычайно понравившегося сборника «Человек, изменивший мир».

Читалось, помню, довольно медленно, долгое время было элементарно скучно. Заинтересовало использование славянской мифологии, но войти в атмосферу и оценить эту фишку получилось только к середине книги.

Повеселило наличие Конана как персонажа-атамана казаков. Позже сходил по ссылке на говардовского «Железного демона», и ведь действительно возглавлял легендарный Конан на каком-то этапе своих похождений казацкие отряды!))

Идейная составляющая книги показалась бледноватой, однако понравился элемент «взросления» героев, расширение их мысленного горизонта, выбор новых целей. Сама логика поиска Правды-для-Всех.

Что могу сказать по прошествии энного количества лет после прочтения. Довольно захватывающая книга с неплохим сюжетом и оригинальным миром, антуражем. Юмор: местами действительно неплох, местами слишком прямолинеен, даже плосковат. Читать стоит как развлекательный боевичок, любителям оригинальных фэнтези-миров. Ну, и для «гы-гы» тоже подходит.))

Прежде не читал семейных саг, и брался за «Великие мечты», чего таить, с опаской. Тем удивительней был нарастающий с первых же страниц интерес. Казалось бы: речь про бытовые трудности, довольно приземлённые жизненные неурядицы. Персонажи, по большей части, — люди обычные (хотя и не в социальном, может быть, смысле, но об этом скажу позже), даже часто заурядные и поверхностные. Но – внимание текст удерживает отлично.

«Виной» тому несколько неоспоримых достоинств романа.

Во-первых, стиль. Чудо как хорош, конечно. Поток тонкой изобретательнейшей авторской иронии, соскальзывающий временами в ядовитый сарказм, способен преобразиться в возвышенную прочувствованную метафористику в самый непредсказуемый момент. Тогда в дело вступает изощрённая образность, которая чаще всего весьма эффектна и эффективна, идёт ли речь об описании природы, интерьера, или же об отражении игры внутреннего мира персонажей. А затем, без ложного эстетства, Лессинг может сменить высокую поэтику на сухой, почти протокольный язык, когда необходима «беспристрастная» фиксация факта. Спектр настроений и стилистических подходов широчайший.

Круто, в общем. Хотел бы я уметь писать с подобной вариативностью!

Второе достоинство романа тесно связано с первым. Богатый нюансированный стиль как нельзя лучше подходит для отображения множества психологических деталей и наблюдений. Многие из них касаются чего-то совершенно обыденного и привычного, но при эффектной стилистике и во взаимосвязи со многими другими подобными деталями, — производят эффект прозрения.

Не сказать, что большой фанат психологической прозы, но при таком подходе, — впечатляет. Возможно, кому-то покажется, что перегружены феминной эмоциональностью женские образы. Кто-то посетует на некоторую предзаданность и недостаточную вариативность мужских образов. Но тут, на мой взгляд, вполне правомерна ссылка на авторское видение. В целом же психологическая проработка очень хороша.

Третье, и важнейшее, пожалуй, для меня достоинство, — «Великие мечты» в первую очередь не книга «о семье во времени», чего ждёшь, казалось бы, от семейной саги, но и как минимум в той же мере книга «о времени вокруг семьи». Именно это обстоятельство роман выделяет и делает его произведением значительным. Правда, скорее всего, здесь же и корень главных его проблем и дисбалансов.

Что, конечно, следует обсудить подробнее.

Почти всё, о чём идёт речь в «Великих мечтах» применительно к биографиям персонажей, имеет выход с личностного уровня на социально-политический. На примере судеб старшего поколения, «ровесников века» (линия Юлии Леннокс) можно проследить очередной виток упадка аристократии в Англии XX столетия. Вместе с падением значения привилегированного некогда сословия происходят и сдвиги нравов, культурных реалий.

Больше внимания уделено, конечно же, поколению самой Лессинг (Фрэнсис, Джонни и др.), и здесь важна уже не только некая «типичность» персонажей для времени и общества, но и подбор их индивидуальных черт и биографических подробностей, помещающий их в сердце социально-политических преобразований века. Личная жизнь той же Фрэнсис даёт повод поговорить и об отношениях полов в целом (О, эти блестящие характеристики «волн» и «этапов» европейского феминизма! С нашей исторической и культурной дистанции они во многом сливаются в неразличимые хаотические бурления, провоцирующие только неприятие и насмешку. Но у Лессинг показаны очень рельефно и интересно.), и о расстройстве привычных семейных связей (да, «Великие мечты» — семейная сага времён окончательного распада «традиционной семьи», этот процесс тоже показан поэтапно и убедительно), и о (контр)культурном сдвиге середины XX века, «разрыве поколений». Отдельный разговор – фигура Джонни Леннокса, и вся политическая линия романа; об этом порассуждаю особо и чуть позже.

Не менее насыщены социальным контекстом линии «молодёжи» — детей 40-50-х. Зарождение контркультуры, сексуальная и психоделическая революции, эпидемия депрессий, формирование современного европейского политического ландшафта и нового истеблишмента, глобализация, — всему найдётся место и время.

Стоит упомянуть: как-то неосознанно своего рода «саундтреком к чтению» я выбрал поначалу пинкфлойдовскую «High Hopes». Может быть, просто по созвучию названий: «Большие надежды», «Великие мечты»… (Даром, что в оригинале у Лессинг “The Sweetest Dream”. Впрочем, это одно из немногих явно спорных решений переводчика. В остальном, проделана колоссальная и очень качественная работа.) Может быть, подсознательно ждал от романа похожего на эту композицию ностальгирующего настроения, и отчасти его и правда можно обнаружить. Однако совершенно неожиданно «Великие мечты» представляют собой скорее сильную антитезу к классическому творчеству тех же Pink Floyd. Дело в том, что молодёжный бунт 50-60-х показан Лессинг скорее глазами старшего поколения. А бунтует, как вы понимаете, поколение как раз Роджера Уотерса и компании. Всегда подозревал, что не так всё гладко с виршами типа “We dun need na edjukayshun” из “Another Brick in the Wall” (простите уж за умышленное коверканье цитаты, не смог удержаться от иронии :) ). Поверьте, взглянув на ситуацию с той стороны баррикад, через призму романа Лессинг, вы не сможете удержаться от определённого сочувствия и противной стороне.))

Заодно по живописным зарисовкам эпохи становятся, например, ясны исходники для гипертрофированных ужасов пресловутого «Заводного апельсина» Бёрджесса. Молодёжная преступность, немотивированная асоциальность, «тлетворное влияние русских коммунистов» — всё на месте, и понимаешь наконец-то, откуда что взялось.

Словом, 50-70-е изображены столь живо, и ярко, и многосторонне, так что если о времени только и знаешь, что по замечательной психоделическо-прогрессивной рок-музыке, да что-то слышал о движениях хиппи и пацифизме, то лоск со светлого образа может капитально ободрать.

Однако центральной и важнейшей для романа является, конечно, политическая линия, — линия «Великих Идей», столь повлиявших на жизни персонажей. И здесь тоже сказано немало интересного и важного, но подчас отображение политических противоречий в их «диалектическом развитии» становится весьма шаблонным и поверхностным, а то и просто предвзятым.

Вообще, с одной стороны, здорово, что Лессинг являлась частью множества процессов и явлений, о которых пишет. Это даёт уникальный «взгляд изнутри», нередко очень правдоподобные характеристики и взвешенные оценки происходящего. Лессинг была феминисткой – и в «Великих мечтах» найдётся много интересных рассуждений о феминизме. Автор жила продолжительное время в Африке – и роман сообщает многое о проблемах континента. Наконец, Лессинг долгое время была коммунисткой – и… ну ладно, как раз тут всё не очень гладко.

На критику коммунизма (отдавая, впрочем, тому должное как «великой мечте человечества») Лессинг не скупится, и зачастую это вредит роману. Воистину: нет для идеи или учения критиков более едких и непримиримых, чем бывшие пламенные адепты. Политический пафос взвивается пионерским костром, и от его жара корёжит и перекручивает характеры. Нет, серьёзно, вы верите в образы Джонни Леннокса или Роуз Тримбл? Лично у меня периодически случались «разрывы правдоподобия»: невозможно быть настолько глупыми, или агрессивными, или упёртыми людьми, особенно если чуть раньше сказано не очень хорошо соотносящееся с подобным образом! Для характеристики Джонни Леннокса употреблено известное выражение «полезный идиот», намекающее, что тот – агент влияния СССР. Но, простите, как раз с точки зрения СССР он скорее «идиот бесполезный», а то и «вредный», поскольку трудно представить более верные способы дискредитации левых идей. Думаю, у нас в стране даже правоверные коммунисты, завидев подобного болтуна, скорее вздохнут в духе: «Ах, как всё-таки правильно и своевременно распустили Интернационал!». Да и кто рискнёт назвать подобный типаж «несгибаемым сталинистом», как его отрекомендовала Лессинг? Совершенно другие культурные ассоциации.

Политический пафос, кроме того, заводит автора в области, где она, по-видимому, не очень хорошо ориентируется, попросту слабо владеет информацией, и подобные экскурсы рушат логику происходящего. Нет, «Великие мечты» всё равно очень хорошо демонстрируют «блеск и нищету еврокоммунизма». «Переобувание» пламенных революционеров 60-х в респектабельных либералов и глобализаторов 80-90-х показано очень точно, с блестящей иронией. И да, можно понять сказанное, например, о советских репрессиях или методах внутрипартийной борьбы.

Но как вам, например, «прохладные истории» об израильском социалисте (!), которого в середине 60-х (!!) пытали в пражской тюрьме, в первую очередь посредством допросов на румынском языке? Ну да, вполне возможно, что чешский румынский реально настолько ужасен, что им можно пытать. Но оцените логику «чехословацкой гебни»: измываться над, в сущности, международным политическим союзником Варшавского блока, чтобы тот потом отправился рассказывать по всему миру о «гостеприимстве» республики рабочих и крестьян… А ведь середина 60-х, повторюсь, на дворе! Или рассказы про советские трудовые и чуть ли не концентрационные лагеря… в 70-х! Или про заражённые радиацией «регионы» в СССР (завод «Маяк», что ли, подразумевался?).

Тем большее недоумение на фоне весьма развесистой антисоветской клюквы и непримиримой критики вызывает описание некоторых британских реалий. Например, трудности, которые испытывает семейство Леннокс (состоящее из беднеющих, но всё же аристократов, а также представителей среднего класса и творческой интеллигенции) с банальной оплатой даже школьного обучения своих отпрысков. Когда автору неудобно, сравнений с СССР того же периода читатель, само собой, не дождётся.

Кроме Страшно Ужасного Советского Союза, даже как-то сугубо любя и строго дозированно отвешивается пара пинков и США, за ядерное оружие и Вьетнам (но не, скажем, за «заражённые регионы» при катастрофе Три Майл Айленда). Чуть серьёзнее перепадает международным финансовым фондам и транснациональным корпорациям.

Как бы то ни было, чем ближе к концовке, тем больше становится политики. А чем больше политики, тем меньше остаётся литературы. Стиль довольно быстро редуцируется до журналистского отчёта о событиях, и если в африканских главах (линия Сильвии Леннокс) особые художественные красоты, может, и неуместны, в силу тяжёлого и повседневно-трагического характера происходящего, то вот факт, что подобный подход затрагивает, например, и поздние лондонские главы, уже печальнее. Словно бы автор слишком торопилась излить выстраданные убеждения, и идейное рвение заставило потесниться даже профессионализм художника слова. Всё бы ничего, но даже в этом «протокольном» тексте зачастую случаются провалы логики (спонтанные или в погоне за локальным драматическим эффектом), да и рецидивы поверхностного подхода к социально-политическим вопросам.

Так, когда в африканской глубинке ломается жизненно важная телефонная линия, фермеры запитывают рацию – единственное средство связи с внешним миром – не от сети, а от наполовину разряженных батареек (хотя ведь работает упомянутый чуть ли не в соседнем абзаце холодильник!). Потом, конечно же, данная деталь оборачивается настоящей трагедией. Кроме того, пациента в африканской клинике оперируют прямо на пыльном полу, потому что того «опасно перемещать». Но ведь только что того же пациента притащили на руках за километр из ближайшей деревни! Однако, судя по всему, Лессинг решила, что так будет драматичнее.

Вишенка на торте – ещё один сугубо политический мотив. В середине романа движение за одностороннее разоружение в Великобритании 1970-х однозначно объявляется инспирированным и спонсируемым сами догадайтесь какой Империей Зла. Сторонники этого движения, очевидно, разного калибра агенты влияния. Однако предположительная активность шпионов ЮАР в одной социалистической африканской стране (получающей, тем не менее, подачки от западных международных фондов) клеймится с порога как параноидальные домыслы. Лессинг восхитительно и несгибаемо последовательна!

Апофеоз перерождения книги под воздействием политики – сцена светского приёма на другом конце света, где встречаются почти все члены «большой семьи» Ленноксов. Сцена написана в сатирическом ключе, и по-своему прекрасна. Она действительно изящно и метко бичует язвы времени, демонстрирует извращённую природу мировой финансовой системы и «капиталистической благотворительности», и всё такое. Но после чрезвычайно убедительного реализма первой половины романа ты видишь всех этих людей, которые поголовно министры, депутаты, финансовые консультанты экстра-класса, топовые журналисты и городские администраторы высшего уровня. И вспоминаешь, что все они знакомы почему-то с детства, росли в одном доме, сидели за одним столом на одной кухне. А ведь чуть прежде нас убеждали в абсолютной репрезентативности семейства Леннокс, это же средний класс, соль земли британской! И закрадывается мысль, что всё это даже не сатира, а уже гротеск. Все великолепно и кропотливо выписанные Лессинг образы выхолащиваются до набора преувеличенных черт, застывших театральными масками; тонко выстроенный психологизм «как рукой сняло». И получается, что хорошая сама по себе сцена из общей тональности романа безнадёжно выпадает.

И всё же ближе к концовке случается пара вспышек творческого гения. Первая – африканские главы Роуз Тримбл: более изобретательно саркастичного фрагмента в «Великих мечтах» не сыщешь. Вторая – лондонская концовка романа, где текст словно бы изо всех сил вымаливает читательское прощение за переизбыток внелитературных мотивов предыдущих пары сотен страниц, — и всё чуть не утопает в стилистически красивом, но всё же избыточном сентиментализме и грустной иронии. Тем не менее, Лессинг удалось закончить сей opus magnum светлой и довольно чистой нотой.

В итоге перед нами, безусловно, значительное, но весьма неоднозначное произведение. С художественной точки зрения написано преимущественно очень-очень хорошо, но крайне неровно. Сложно сказать, почему. Может, книга писалась слишком мозаично и в разные периоды времени. Обратите внимание, на момент публикации автору было уже за 80 – мало кто в такие годы вообще берётся за перо.

Может быть, однако, всё примерно так и задумывалось изначально, только не удалось соблюсти правильный баланс. В конце концов, корпус затронутых тем и проблем чрезвычайно обширен, уместить их в одном произведении заведомо непросто, а некое весьма впечатляющее художественное единство у Лессинг всё же получилось.

Амбивалентность Великих Идей показана внушительно и убедительно. Универсалистские системы, действительно толкающие «эскалатор прогресса» (сквозной образ романа) вперёд и вверх, буксуют на частностях, нереализуемы в конкретном воплощении, и потому ломают и коверкают человеческие судьбы. Нечто похожее в идейном отношении вспоминается по научпопу Роджера Осборна «Цивилизация» — возможно, подобные настроения влиятельны в современной западной культурно-интеллектуальной элите.

Проблема, однако, в том, что единственная альтернатива, которую смогла предложить Лессинг, – некий аналог «теории малых дел», которую реализуют в романе Фрэнсис и Сильвия – в Англии и в Африке, соответственно. Может быть, опять сказывается ограниченность личного опыта Лессинг, но, в конце концов, откуда британской экс-коммунистке знать об истории левых движений в России? Но нам-то известно, что разного рода «хождения в народ» тоже вовсе не переламывают ситуацию, не спасают от революционных потрясений. Не создают системного эффекта.

Оглядывая написанное и вновь вспоминая прочитанный роман, думаю вот о чём. Обычно я безусловный сторонник социальной значимости искусства. Идеи действительно важны, в том числе те, что представляют блок социально-политической мысли. Однако в случае с «Великими мечтами» я бы, пожалуй, предпочёл, чтобы этого аспекта было поменьше. Тогда, возможно, данный образец действительно сильной и искусной прозы производил бы более цельное и выдержанное впечатление.

Признаться, до сих пор колеблюсь в оценке между 7 и 8. Пожалуй, 7,5 было бы идеально. Ну что ж, округлю.))

Несмотря на всю мою любовь к творчеству Юрия Никитина, некоторые циклы его произведений так и остались за пределами моего внимания. Так что, удивительным образом, «Волхов, сын Словена» Дмитрия Гаврилова оказался первым романом «Княжеского пира», который я прочитал. Потому не мне судить, насколько автору удалось сохранить дух серии, или же в какой степени оригинальная задумка Юрия Александровича оказалась им творчески переработана. Сравнения мои неизбежно ограничены теми образцами славянского фэнтези и исторического романа, с которыми у Никитина я знаком.

Но, как бы то ни было, то, что я обнаружил под обложкой «Волхова», мне понравилось.

«Волхов, сын Словена» — фэнтези историко-мифологическое. «Славянское фэнтези» в данном случае означает не просто заимствование этнокультурного антуража, не бережно сконструированный для его воссоздания вымышленный мир, удобный автору, — но вписанность сюжета именно в нашу историческую действительность. Одна из сложнейших проблем, встающих перед автором такого произведения — это выбор соотношения между исторической истиной и степенью погружения в миф, легенду. Нахождения меры, в которой факт может растворяться в фантастическом, в тумане, заволакивающем тьму веков.

И здесь Гаврилову пришлось принять несколько неочевидных решений, явным образом спорных, но главное в том, работают ли они. Для меня — скорее да.

О чём речь?

В качестве канвы романа взят, по-видимому, новгородский цикл былин о богатыре-оборотне Волхове. В романе Волхов предстаёт перед нами старшим сыном и наследником князя (тцара) Славии Словена, добровольно отказавшимся от княжеского венца в угоду странствиям волхва и постижению потаённой сути мира. Волхов — мудрый правитель (в прошлом), могучий воин, он действительно обладает способностью к превращению и готов сразиться не только с врагами родной земли, но и против диких или нечистых тварей и сущностей, грозящих людям или стоящих на его пути. Однако путь, выбранный им — это в первую очередь дорога знания и духовного самосовершенствования. Это предопределяет неспешный старт повествования.

И вкатываться в это повествование не очень просто. Во-первых, читателя встречает приличная порция архаичной лексики, которая, с одной стороны, добавляет колорита, с другой, над некоторыми словами придётся крепко поразмыслить (либо покопаться в словарях), чтобы добыть из контекста их значение: сносок в романе не предусмотрено. Во-вторых, несколько сбивает с толку исторический контекст. Казалось бы, сами имена персонажей дают понятную культурно-историческую привязку, а описанные реалии довольно близки к тем, что можно встретить в исторических романах Юрия Никитина, вроде «Князя Владимира», или дилогии «Тризна по князю Рюрику» самого Дмитрия Гаврилова (в соавторстве с Анной Гавриловой). Соответственно, ожидаешь чуть более раннего, но близкого исторического периода. Однако отдельные упоминания о путешествиях персонажей дают понять, что дело происходит в глубокой античности (так, фигурируют, с несколько изменёнными именами, Гомер и Гесиод, которых Словен и Волхов застали лично); обмолвки о прошлом их народа заставляют ассоциировать их скорее не со славянами в привычном понимании, но с более древним народом скифов (той его ветвью, что откочевала к северу и осела там, создав городскую цивилизацию); наконец, топонимика северо-западных русских земель, Приильменья вполне узнаваема, где-то именами городов, где-то названиями озёр и рек, но всё же при этом искажена относительно стандартов, привычных по учебникам истории и наиболее известным летописным сводам. В результате формируется противоречивая и контринтуитивная картина, которая, казалось бы, даже может отдавать «клюквенностью» «родины слонов», но…

И вот тут вступает в дело третья трудность «вхождения в материал», которая, парадоксально, ставит всё на свои места. Дело в том, что старт романа подаётся сложным чередованием флэшбэков. Вместе с Волховом мы кочуем по причудливому ландшафту его памяти, из зрелости в детство, оттуда в юность, и обратно в детство, и далее, далее, далее... Последовательность этих «вспышек сознания» не всегда удаётся правильно выстроить с первого раза, и достаточно трудно выделить, что из них относится к непосредственному «сейчас» повествования. Однако быстро понимаешь, что эта мозаичность «не баг, а фишка» романа. Ландшафт воспоминаний накладывается на ландшафт природный и исторический, на южную природу путешествий и военных походов юности героя, или же на величавые пейзажи Русского Севера его детства и зрелости. И, углубляясь в эти причудливо переплетённые картины, читатель вскоре осознаёт, что Волхов находится в довольно непростых отношениях не только со временем, но и с пространством, причём не только на уровне субъективного восприятия, но и в смысле проникновения в глубинные слои реальности. Волхов путешествует по своеобразным топосам родной земли, по местам силы, где достаточно сдвинуть с места вросший в почву камень с руническими письменами, чтобы открыть тропу богов, ведущую за пределы мира, углубиться в чащу дремучего леса — и повстречать сущности древние и удивительные, недоступные взору обычных смертных.

Волхов — человек «ведающий», сумевший приподнять завесу видимого мира и нащупать под ней мифологические и метафизические основы. Притом этот специфический опыт Волхова описан автором осторожно и деликатно, очень локально, так что в большинстве случаев остаётся гадать, является ли он свидетельством действительного прорыва в иномирье, или же плодом изменённого состояния сознания героя, его, как сейчас сказали бы, психоделического поиска. Волхов живёт в очень особом «безвременье» и «беспространствии», населённом богами и демонами, и древними представлениями о мироустройстве, и своего рода «этическими универсалиями», поскольку, как по ходу действия обнаружится, здешние законы имеют отношение не только к славянской (или «скифской») мифологии, не только к заветам предков Волхова и его народа, и управляют вовсе не только духовным, «тонким» миром, но и делами светскими, мирскими.

И вселенская природа этих откровений до поры сильно контрастирует с видимостью простой и одинокой жизни, которую ведёт главный герой.

Звучит не слишком-то похоже на обычное героическое фэнтези, не так ли?

И правда, здесь, на этапе развёрнутой, сложной и продолжительной экспозиции читательское внимание цепко держат вовсе не захватывающие приключения, кровавые битвы, изощрённые интриги. Всё это тоже будет, но потом. А пока что от чтения оторваться трудно (ведь действительно трудно!) по другим причинам. Помимо понятного желания всё-таки собрать этот паззл до конца и понять, что же тут всё-таки, щьорт пабьери, происходит, это, во-первых, широкие стилистические возможности автора, порождающие одни из самых впечатляющих образцов пейзажной лирики в отечественном фэнтези, во-вторых, его живое и яркое воображение, завораживающее картинами потустороннего, с которым сталкивается Волхов в своих странствиях (если подбирать аналоги в фэнтези Никитина, то эти картины напоминают, пожалуй, поход героев «Артании» в земли дивов, или же блуждание Троих из Леса по подземным владениям Ящера в романе «Трое и Боги»). Наконец, это чувство подлинности, аутентичности, которое умеет создать автор при описании верований и обычаев языческой древности. Это сложная и неоднозначная картина, при написании которой Дмитрий Гаврилов не чурается и тёмных красок, и пугающих образов, так что его атмосферное фэнтези подчас становится почти тёмным, но никогда не превращается в упрощённое пугало или пустую, но щекочущую нервы экзотику.

И вот покуда Волхов блуждает в своих духовных исканиях, через них и помимо них проступает мир посюсторонний, мир, который Волхов в негодовании оставил, сбросил с плеч, как бремя, мешающее постигнуть суть вещей. Мир, в котором его родные братья в сварах за власть готовы разрушить великое наследие отца, в котором единый народ вот-вот распадётся на враждебные, истребляющие друг друга племена. Мир, где интриги жрецов всё дальше уводят их паству от древнего закона и истин, которые те призваны были хранить. Этот мир выходит на первый план постепенно, вытесняя к середине книги сновидческие прозрения Волхова на периферию повествования. Действующими лицами становятся братья Волхова и их родичи, жрецы, чужеземные князья и воины, и мы становимся свидетелями развязывания, поэтапного и неизбежного, междоусобной войны, готовой разрушить выстроенную тцаром Словеном страну, Славию. Войны, разумеется, не хотел никто, но война оказалась неизбежна. От этой междоусобицы Волхов отстранился, прозревая её отвратительную суть, но сможет ли так и остаться от неё в стороне?

Пуповиной, связывающей главного героя с этим миром, становится судьба случайно (или чьим-то промыслом?) встреченной девушки Нельды, тоже, как и Волхов, «ведающей», прозревающей суть вещей под внешней видимостью, и изгнанной за это испуганными сородичами. Нельда становится по сути главной героиней второй половины романа. Беспокойство юности толкает её в самую круговерть интриг и междоусобиц, она оказывается при дворе князей — братьев Волхова, проникает мысленным взором в сокровенные планы жрецов и в священный полумрак их храмов, разгадывает смысл тайных интриг и терзается бурным ураганом собственных чувств, едва ей понятных.

Вторая часть романа успевает вместить в себя и приключенческий квест, и круговерть интриг в духе «Игры престолов», и романтическую линию, которой позавидуют многие опытные авторы пресловутого ромфанта. С одной стороны, переход от неспешной и атмосферной линии Волхова к этому участку повествования может показаться слишком резким, а почти полное исчезновение заглавного персонажа — породить закономерные вопросы. Кроме того, линия Нельды лично мне показалась и попросту несколько затянутой сама по себе. Однако и козыри автора здесь понятны — наконец мы получаем крепкий, интригующий сюжет, вдоль которого читатель может двигаться привычным образом. Линия Волхова не исчезает совсем, но выступает едва намеченным контрапунктом к основной линии повествования, придавая ей объём и создавая возможность альтернативной трактовки событий. Постепенно между ней и событиями главной линии нарастает подспудное напряжение, так что роман обрывается очевидным вопросом: сумеет ли Волхов не вмешаться в происходящее?

«Волхов, сын Словена» — первый роман анонсированной дилогии, и второй том получит название «Возвращение Волхова». Что-то подсказывает, что «Возвращение» в данном случае не привычный штамп для названия второй части, и даже не просто указание на вмешательство Волхова в разворачивающиеся события. К концу первого романа заглавный герой завершает и свой, особый поиск. И какие истины ему удалось в нём добыть, также предстоит узнать из второго тома.

Роман Дмитрия Гаврилова — это и долгожданное для поклонников продолжение старого цикла славянского фэнтези, начатого некогда мэтром жанра, и — один из многих — вклад в испытывающий прилив читательского внимания поджанр. Интерес к фэнтези на аутентично русском фундаменте возрос, его так или иначе пытаются удовлетворить многие писатели, художники, разработчики игр, et cetera. Это понятное и интересное своими перспективами явление само по себе.

Однако и в том, и в другом случае «Волхов, сын Словена» видится чем-то большим, нежели дежурный «подход к снаряду». Это нешаблонно выполненный роман, где находится место и нестандартным персонажам, и доле стилистического эксперимента, и запоминающемуся визионерству. Что особенно важно, автор в этом романе, не чураясь игры с читателем, не стесняясь завоёвывать его внимание захватывающим сюжетом и доступными для сопереживания персонажами, старается всё же говорить о чём-то сверх того. Вкладывать «прибавочный смысл», рефлексировать над сложными вопросами этики, истории, государства и власти. Вплетать в свои сюжетные узоры смыслы, которые не стыдно назвать и «философским содержанием».

Однако оправдать эти многочисленные авансы, которые «Волхову» хочется выдать, должен второй том. В режим ожидания которого лично я теперь и перехожу.