«Четверть унции крина не помешала бы», – приходит ему в голову смутная мысль.

Между ним и двендской ордой появляется высокая фигура в залатанном плаще. Лицо вновь прибывшего закрывает тень от полей шляпы. Даковаш, Соленый Владыка, вернулся – несомненно, чтобы съязвить напоследок.
Рингил поднимает бровь.
– Что-то забыл?
– Слишком многое за столько тысячелетий. Чересчур многое. – Голос бога звучит устало, но его привычное раздражение как будто перешло в нечто более продуманное. – Впрочем, неважно. Ты просил это.
Он протягивает открытую ладонь. На ладони, сложенной чашечкой, лежит темный, с золотистыми вкраплениями шарик кринзанца.

Даковаш — это Рингил. Характер у Даковаша чем-то напоминает Рингила. Да и намеки в тексте:
– Что ж… – Даковаш опять улыбается, и на этот раз Рингилу кажется, что его улыбка печальна. – Давай просто сойдемся на том, что ты мне напоминаешь… кого-то, кого я знал давным-давно.

– Теперь ты не сможешь, даже если захочешь. – Под тенью шляпы мелькает тонкая улыбка, как будто Даковаш чувствует, как от его слов в груди Рингила просыпается холодок. – Источник не лгал. Прорехи, оставленные Стерегущими Книгу, быстро закрываются. Они уже слишком узки, чтобы сквозь них мог протиснуться смертный.
– Выходит, ты рискуешь, вернувшись сюда?
Бог скромно пожимает плечами.
– Ничего, справлюсь. Честно говоря, мне не помешает чуток поупражняться.

Йатех, Канайонесс и Иавва перебили труппу бродячих артистов, включая детей. Этот поступок на мой взгляд тоже нельзя оправдать. То, что Канайонесс сказала Йатеху, что если бы они не убили детей, то они бы умерли в лесу от голода или диких зверей, мало тянет на оправдание. С такими аргументами и братьев Гроссбарт можно оправдать