Русская литература переживает кризис – если не писательский, то читательский точно. Когда речь заходит о современной прозе, многие участники книжных форумов честно признаются, что продукции местных авторов предпочитают переводное, написанное за рубежом.

А ведь когда-то у русской литературы был век, который называли золотым! И это заграничные критики и читатели составляли из имён русских писателей тройки и четвёрки «великих». Впрочем, даже в советские времена, времена сильнейшей цензуры, появлялись книги, вызывавшие мощнейший отклик в читательских кругах; были авторы, которые смело претендовали на то, чтобы считаться властителями дум. Что случилось в последнюю четверть века?

Но это случилось не только с литературой, со всеми нами. Не в том ли дело, что СМИ, сначала газеты и телевидение, сейчас уже интернет, в течение этих десятилетий последовательно поднимали наш болевой порог. Если каждый день читаешь в сводках о том, как где-то на кого-то напали, ограбили, убили, изнасиловали или же просто устроили вселенский скандал, как эта информация должна сказаться на том, что несколько высокопарно принято называть «чувством прекрасного», «духовною жаждой» и проч.? Да, наверняка, найдутся и такие, у кого «свинцовые мерзости» мира сделают ещё более преданной и стойкой любовь к литературе – настоящей, к высокой и изящной словесности. Но как раз этим читателям будет непросто отыскать что-то подлинное в потоке явно коммерческого чтива, книг, ориентированных на определённые тусовки, даже на соискание конкретных премий; книг, пытающихся завлечь публику более или менее толково просчитанными экспериментами с формой; сочинений, откровенно эпатирующих обывателя древнейшим способом.

«Полёт шмеля» – книга, как по прочтении её представляется, во многом автобиографичная для автора. Жизнь поэта Леонида Поспелова, от детских лет и до седин, дана как бы с двух ракурсов. Главы, в которых повествование ведётся от первого лица, показывают героя в Москве второй половины нулевых и чередуются с главами, написанными в третьем лице, рассказывающими историю непростого, порой очень болезненного взросления Лёнчика Поспелова, сначала младшего школьника, затем рабочего, сержанта Советской Армии, студента Литературного института, молодого, а потом уже и не очень молодого советского поэта. Эти два потока повествования стремятся сойтись в один и в конце концов сливаются.

Показательно, что с младых ногтей Лёнчик Поспелов жаждал приносить пользу родной стране. Это желание не находило тогда никакого другого выражение, кроме как – быть примерным пионером, активистом совета дружины школы. В книге как раз и показано, как такое незамутнённое, искреннее стремление обламывается при столкновении с реалиями жизни – миром, в котором правят различные паханы; где власть гопоты на поверку оказывается сильнее власти совета дружины. Можно сказать, Лёнчику ещё крайне везло в жизни – потому что он встречал в ней и людей совсем другого толка. Таков, например, руководитель кружка авиамоделирования, недавний политический «сиделец» Алексей Васильевич, много чему научивший юного пионера, затем комсомольца, открывший ему на многое глаза.

Может быть, этот не оставивший по себе книжной премудрости мудрец (таких на самом деле всегда было много на Руси) более других повлиял на формирование личности будущего поэта Леонида Поспелова. Потом будут и другие встречи, не столь продолжительные, быть может, но оставившие свой след в жизни героя. Среди прочих особенно ярким показался эпизод, в котором студент Литературного института Поспелов, пропесочиваемый на семинаре, получил неожиданную поддержку другого студента этого же ВУЗа – … Николая Рубцова! Автор нарисовал не гламурный, не благостный портрет русского поэта, человека колючего, неуживчивого, но не поступающегося своими убеждениями ради сиюминутных выгод, в угоду моде. «Держись, братишка. Пиши, никого не слушай» и «Всех выслушивай, а слушай только себя» – такие наставления даёт он герою.

Тема паханов, служащих выше сидящим паханам, и гопоты, с легкостью трансформирующейся в «защитников порядка», с подсказки умудрённого жизнью Алексея Васильевича осознанная юным пионером Лёнчиком Поспеловым, не оставит его в дальнейшей жизни, всё ярче, всё более весомо, грубо и зримо будет разворачиваться перед ним впоследствии, превращая поэта, желавшего, быть может, оставаться только зрителем, созерцателем, «свидетелем эпохи», – в прямого участника далеко не изящного и не возвышенного действа. Игры, что ведётся противником вовсе не по правилам fair play , и цена поражения в которой порой, быть может, не меньше, чем жизнь, dear life , как опять-таки говорят англичане. Герой не из книг, а на практике узнает омертвляющее действие подлости и предательства.

Потому роман обжигает – как и должен обжигать настоящий роман о современности, которая не завершена, не закончена, которая рождается у нас на глазах.

Впрочем, «Полёт шмеля» ещё и волнует, и захватывает своими перепитиями. Он населён живыми людьми – узнаваемыми и неожиданными. Таков прежде всего сам главный герой – отличающийся не только обострённой совестью, порой толкающий его на взрывные, казалось бы, безрассудные поступки, но и ярким жизнелюбием. Не селадон, как он говорит о самом себе, но и вовсе не монах-схимник. Отношения между мужчиной и женщиной показаны в романе удивительно бережно и честно – без ханжества и пошлости. Автору удалось здесь пройти по тому «лезвию бритвы», с которого сорвались многие другие писатели.

А ещё роман перекликается с отечественной классикой. Хотя бы одним своим названием. Подобно тому как Валентин Катаев дал название своей книге по известному стихотворению Лермонтова, Курчаткин задал музыкальную тему своему произведению. «Полёт шмеля» – композиция эта сопровождает героя с юных лет и не оставляет в пору глубокой зрелости.

Поспелов, как уже сказано, поэт. Но вот пример его поэтического творчества приведён всего один. Это стихотворение «Песенка стрельцов», вокруг которого на протяжении романа нагнетается флёр значительности. Увы, когда оно непосредственно предъявлено читателю, происходит осечка, – выглядит сие произведение вовсе не столь впечатляюще, как настраивали читателя все эти аллюзий, упоминания, разговоры о нём (в том числе и на семинарском разборе-разносе, в ходе которого так неожиданно вступился за Поспелова сам Рубцов).

И это, быть может, единственное «слабое звено» романа, удивительным образом закольцованного, – ведь зачин и финал его перекликаются, вызывая в душе читателя особый резонанс.