Прочитал первый том собрания. Всего в нем десять книжек, и некоторые внушительные по объему. Этот можно назвать умеренным — больше пятиста страниц.

Взялся я за него ещё в апреле, когда сидел то ли на изоляции, то ли на полуизоляции. Полноценным отпуском те дни всё же не были, и не только потому что примерно раз в неделю, другой, ездил на завод, на разные пожарные спецработы, но главным образом оттого, что чуть не ежедневно приходилось справляться через вотсап: а что дальше? Такая вот неопределенность, что вся эта лафа может закончиться, грубо говоря, в любую минуту, как раз и добавляла пресловутую ложку дегтя. Впрочем, я сильно отвлекся.

Как бы то ни было, я постановил, что начну читать Пьецуха, понемногу, параллельно другим книгам. И это было очень мудрое решение.

Потому как, при всем восторге, в который я впадал всякий раз начиная очередной "сеанс" чтения, я совсем не уверен, что не ошалел бы от такой вкуснотищи, хлебая ее без остановки, все пятьсот сорок страниц подряд.

Теперь чуть-чуть предыстории. Имя Пьецуха я узнал в 88м году, читая интервью Геннадия Головина в "Литературке". Накануне он как раз сильно отметился повестью "Анна Петровна" в каком-то толстом журнале. Собственно, по этому названию я идентифицировал "гостя" редакции годы спустя, читая повесть в электронном виде. А тогда как-то пропустил мимо памяти его в общем-то простое имя. Зато имя Вячеслава Пьецуха запомнил хорошо. Геннадий Головин назвал его своим другом и, видимо, чувствуя себя кем-то вроде баловня удачи, посетовал, что в своей стране писателя не спешат печатать, в то время как французы…

Признание французских ценителей русской словесности вкупе с необычной фамилией возымело эффект. Я не то чтобы открыл охоту на книги непонятого автора, но взял его на заметку. И это тоже не замедлило сказаться.

Сначала я где-то купил малюсенькую белую книжицу из библиотеки "Огонька". Может, даже в киоске. И пытался читать ее даже в автобусах, следуя на работу. Книжица эта до сих пор у меня жива.

А вот сборник "Предсказание будущего" почему-то не сохранился. Хотя меня и поразил один рассказ оттуда — "Он никогда не сидел в тюрьме". Я, помнится, даже однажды пересказал его коллеге — как пример прикольной и немного садистской истории. Но зачем я сдал книгу в букинистический магазин или отдел, сейчас для меня загадка.

Возможно, я требовал тогда от литературы, чтобы это была непременно проза "большого стиля", как у Томаса Манна и Ницше или, с другой стороны, Набокова. Чтобы она не только сообщала мне нечто значительное, монументальное, планетарное, выводила бы на новые горизонты, но и меня самого делала бы каким-то другим, новым человеком, заставляла расти над собой, по выражению киношного персонажа. А прозе Пьецуха, теперь я понимаю, такие качества не присущи. Она — иная, не монументальная, не зовущая в некую даль светлую.

Читая сейчас рассказы писателя 70х — 90х годов я пришел к выводу, что главное их достоинство — очень живой, богатый на переливы красок язык. Который позволяет увидеть необыкновенное в самой обыкновенной ситуации и обычном человеке. Ну и фантазия автора, которая как универсальный ключ отмыкает замки на пути к тайнам повседневной жизни.

Подборка включает в себя некоторые известные мне рассказы. Например, "Прикладная демонология". И уже упомянутый "Он никогда не сидел в тюрьме". Но ещё больше оказалось рассказов неизвестных. Некоторые из них мне следовало бы знать.

"Воробьиная ночь", допустим. Это почти Бунин — только с усмешкой. Да почти про все эти рассказы хочется сказать — это почти Чехов! Но не совсем, конечно.

Усмешки, насмешки и даже издёвки здесь хватает. При том, что вообще-то Пьецух необыкновенно внимателен к жизни своих героев — почти всегда так называемых маленьких людей. К жизни внешней и, главное, к жизни внутренней.

При этом довольно часто сюжеты этих рассказов кажутся незавершенными. Что-то интересное начинается с этими маленькими героями, вроде бы развивается, а потом ничем не заканчивается. Писатель очередной своей усмешкой (или насмешкой) эту смазанную концовку и прикрывает. Понимаю, как это должно раздражать любителей "классического канона". "А что он хотел сказать?". Это и в печать, наверняка, трудно было пробить. Но ведь если бы автор каким-нибудь словесным финтом в конце эту нескладную историю не вытянул, мы бы так ничего и не узнали ни об этих странных людях, ни о их внутренней жизни, ни о их внешних обстоятельствах. А ведь, наверно, это как раз одна из задач литературы — не только прямо протестовать против тлена и забвения, но и бороться с ними исподволь — сохраняя такие вот неповторимые подробности непрестанно меняющейся, ускользающей, утекающей в прошлое жизни…

Открывая книгу, перелистывая страницы, снова и снова думал о том, что автора больше нет с нами; что он недавно ушел и, наверно, рано…

А ещё досадовал на тех, кто выполнил набор. Вряд ли рабочие в типографии надрывали животики, как у Гоголя, потому что рабочих никаких и не было. А вот отвратительные опечатки в тексте остались.

Полное название сборника — The Alienist and other stories of nineteenth-century Brazil, Психиатр и другие рассказы о Бразилии XIX столетия.

Автор, Жоаким Мария Машаду де Ассис (1839-1908), классик бразильской литературы, пока что неизвестный русскому читателю. Сам я вышел на этого автора случайно, листая книгу эссе Брайана Бойда, исследователя творчества Набокова. Бойд провёл определённую параллель между двумя писателями, и это меня заинтриговало.

Предисловие сборника, написанное Джоном Частином (John Chasteen), начинается, вполне по Булгакову, сразу с довольно сильного: Машаду де Ассис, внук освобожденных рабов, при жизни получил в Бразилии всенародное признание — вопреки стойким расистским традициям тогдашнего правящего класса. Дело в том, что в Бразилии не действовало "правило одной капли", согласно которому в США негром считался тот, чьими предками был хотя бы один чёрнокожий или цветной. В Бразилии же, пишет Частин, раса была континуумом, и такими подразделениями как "мулат", "квартерон" дело не ограничивалось. Не было и наличие какой-то доли негритянской крови в жилах фатальным препятствием для продвижения по социальной лестнице — что мы видим на примере Машаду де Ассасиса. Таким образом, наряду с нашим Пушкиным, французом Дюма, бразильский писатель был ещё одним из тех, кто примером собственной жизни посрамил все расовые теории о превосходстве белой расы над прочими.

Ну а теперь о прозе — не жизни, а художественной.

To Be Twenty Years Old! — Быть двадцатилетним!

The Education of a Poser — Обучение позёра

The Looking Glass — Зеркало

Chapter on Hats — Глава о шляпах

A Singular Occurrence — Особый случай

Terpsichore — Терпсихора

Father Against Mother — Отец против матери

The Alienist — Психиатр

Каждому произведению предпослан короткий комментарий, касающийся его выхода в свет, темы, исторических и страноведческих подробностей.

Многие рассказы будущего классика впервые были опубликованы в газетах. Как я понял уже при чтении, первые произведения де Ассиса скорее можно назвать зарисовками, фельетонами и т.п. Таковы, во всяком случае, первые два рассказа сборника. Отличительными чертами всего творчества писателя (по утверждению Частина и если судить по произведениям сборника тоже)можно назвать ясный язык, лаконичность описаний, тонкую иронию.

Де Ассис, как правило, уделяет очень мало описания внешности героев, ещё меньше красок тратит на описание ландшафтов, ограничиваясь лишь указанием места действия — обычно одной из улиц Рио-де-Жанейро — видимо, хорошо знакомых предполагаемому читателю. Порой второстепенными персонажами его историй становятся рабы, но писатель нигде не упоминает цвета их кожи.

Первый рассказ, "Быть двадцатилетним!", показывает один день из жизни студента, начинающийся этаким виртуальным бунтом против отца, состоятельного плантатора, а вернее, одного его порученца, который ведает денежным содержанием юноши (ежемесячно выдают ему что-то вроде стипендии), — герой намеревается выбить дополнительные суммы, поскольку все прежние ушли на погашение громадных долгов, но по дороге встречает компанию своих сверстников, таких же повес, как и он сам, и в результате тратит время на новые развлечения и, естественно, ещё глубже залезает в долги. Но — разве можно грузить себя такими низменными проблемами, когда тебе двадцать лет! — таково резюме рассказа, который,если честно, не показался мне очень "набоковским".

Схожее впечатление я вынес из следующей истории, представляющей собой диалог отца и сына (по сути даже — монолог отца), в ходе которого папаша учит своего отпрыска тому, какие блага в жизни может принести позёрство и притворство. Подумалось даже, что русская литература прошла эту тему ещё в восемнадцатом столетии.

Следующие пять рассказов всё-таки уже посложнее — в них появляются интересные психологические наблюдения (даже с претензией на открытие чего-то "парадоксального"); автор обращает своё внимание к вопросам социальным.

Так в рассказе "Отец против матери" отцом является главным герой — ловец беглых рабов (да, был и такой вид трудовой деятельности в Бразилии XIX века). Мать же — это персонаж второстепенный, беглая беременная рабыня.

На примере столкновения этих двух персонажей автор показывает, что даже при том, что так называемое свободное население страны было далеко не свободно от материальных проблем и трудностей, благосостояние даже самых бедных из этих людей строилось если не на костях рабов в прямом смысле, то — на их бедственном положении...

Но истинная жемчужина сборника, в самом деле что-то "набоковское" (но также и "чеховское" при том!), это повесть "Психиатр".

Можно даже назвать её антиутопией и притчей. Главный герой блестящий врач доктор Симон Бакамарт (настолько блестящий, что сам король Португалии пытался удержать его в Европе) решает основать первый в Бразилии приют для умалишённых. Его интересует чистая наука. Ему удаётся преодолеть первоначальное сопротивление властей и вот его замысел осуществлен — построен Зелёный дом (Casa Verde). Да вот беда — научная теория сумасшествия ещё не выработана, Бакамарт как раз и трудится над этим. А в результате — один за другим граждане городка Итагуэй (дело происходит в провинции) оказываются пациентами нового заведения. Разные основания для этого и разный диагноз, тем не менее в какой-то момент три четверти населения городка заключены в стенах Зелёного дома! А далее... далее не стану пересказывать, опять-таки надеясь на наших переводчиков с португальского. Могу сказать, что при всей краткости повести, сюжет успевает претерпеть несколько неожиданных поворотов. То есть фантазию автора прямолинейной назвать никак нельзя. Вот в этих парадоксальных поворотах я и усмотрел нечто "кафкианское"... вернее, "набоковское" (поскольку рассказ идёт в ироничном ключе, без пражской мрачности). Ну а какое тут сходство с Чеховым, думаю, и так понятно всем, кто читал "Палату №6" или хотя бы что-то о ней слышал.