«— Вы джентльмен?

— Никак нет, сэр.

— Что ж, прекрасно. Есть надежда, что получим работника.»

Что общего между персонажами Толкина и героями Оруэлла? Давайте разберемся.

Джордж Боулинг — грузный страховой агент сорока пяти лет, живущий вместе с женой и двумя детьми в пригороде Лондона, в одном из типичных домов на две семьи. Внезапно увиденная на одной из газетных афиш фраза вдруг вызывает цепочки сильных ассоциаций с тем временем, когда он был еще мальчишкой, жил с отцом, матерью и братом в небольшом городке под названием Нижний Бинфилд. У Джорджа возникает опрометчивая мысль — бросить на недельку все дела и рвануть туда, к тому же, удачный выигрыш на скачках в семнадцать фунтов оказался как нельзя кстати…

Стоит отметить, что язык романа нарочито простой, ведь повествование ведется от первого лица, а в качестве репортера выступает обычный представитель среднего класса, «поднявшийся» с низов. Хотя в паре-тройке фраз все-таки проглядывают несомненные признаки высокой образованности самого Оруэлла, в особенности — в области литературы.

По смыслу произведение наследует, но лишь частично, идеи романа «Да здравствует фикус!». Можно было бы даже сказать, что Джордж Боулинг — это Гордон Комсток спустя пятнадцать лет. Не смотря на то, что издания обоих романов разделяют три года, краски стали значительно гуще, будь то более мрачная атмосфера предчувствия большой войны или выступающие контрастом детские воспоминания героя. А идеи автора обрели зрелость. Куда только делся тот наивный порывистый Комсток? Видимо, навсегда остался где-то в прошлом, за линией траншей тяжелой окопной войны в Испании.

А вот цитата, которая могла бы принадлежать одному из энтов: ««Дух Горной Лощины», ага. [...] «Дух Горной Лощины«! Набили мое озерко ржавой помойной дрянью. Чтоб их сгноило и в пыль истолкло! Вы усмехнетесь: глупое ребячество, зачем браниться, но разве вас самих порой не рвет от того, как они уродуют Англию, с их гипсовыми гномами, «обителями эльфов» и кучами мятых жестянок на месте сведенных лесов?

Сентиментальный, говорите? Антиобщественный? Нельзя предпочитать деревья людям? А я скажу: смотря по тому, какие деревья, какие люди. Насчет некоторых ничего больше не остается, чем пожелать им холеру в кишках.»

Ощущение того, что все меняется, зачастую, не в лучшую сторону, а сам ты не можешь повлиять на этот процесс, прекрасно передано Оруэллом, и будет близко любому человеку, чей уютный уголок вдруг стал просто частью территории для новых промышленных объектов, либо рекреационных зон для тех людей, которые равнее других.

Есть тут и шум бомбардировщиков, на этот раз, вполне реальных, а не тех, что были лишь порождениями беспокойного ума. Эти бомбардировщики даже сбрасывают бомбы, правда, по ошибке. Но это событие приводит к панике, и мы имеем возможность лучше прочувствовать ощущения тех, кто жил в постоянном предчувствии войны.

Как Толкин, побывавший в горниле Первой мировой, так и Оруэлл, сражавшийся в Испании, испытывали острое чувство ностальгии по «старой Англии», когда была возможна беззаботная жизнь. Конечно, нельзя сказать, что тоска по доиндустриальным временам была лишена изрядной доли романтизации, но кто может упрекнуть в ностальгии тех, кому выпало в пору взросления столкнуться с ужасами тотальных войн? Вероятно, именно этот опыт, как и всеобщая травма, неизбежная в период смены укладов жизни, падения в пропасть империалистических войн, бессмысленной бойни и капиталистических кризисов, сменяющих друг друга, и повлиял на такую поразительную трансформацию стиля Оруэлла, когда прошлое становится столь же ярким и желанным, сколь серо настоящее, и сколь черно будущее.

Рекомендую поклонникам психологического реализма, украшенного иронией, хоть зачастую и с оттенками горечи (пример вы может видеть в шутливом эпиграфе, и учтите тот факт, что сам Оруэлл принадлежал к обедневшим дворянам, поэтому шутки над непрактичностью «джентельменов» из дворян — это пример отличной самоиронии), и тем, кому нравится творчество авторов «потерянного поколения», хоть сам Оруэлл и не относится к последним.

Произведение «Памяти Каталонии» представляет собой военные мемуары Джорджа Оруэлла, где он описывает опыт пребывания в составе ополчения ПОУМ, в котором в качестве иностранного добровольца ему довелось сражаться против сил Франко с конца 1936 года по май 1937-го. Кроме того, в мемуары включено изложение обстоятельств ранения и последующих событий, когда писателю пришлось скрываться от политического преследования, так как ПОУМ оказалась запрещена.

Повествование выдержано в мемуарном стиле, но включает в себя пару глав, выпадающих из общей линии повествования. В них Оруэлл старается выйти за рамки личного опыта и обобщить ситуацию, связанную с революцией в Испании. Здесь присутствуют отсылки к различным СМИ, с разоблачением тех или иных сенсационных и лживых, как утверждает Оруэлл, новостей. При этом автор в целом скептически настроен в отношении возможности объективной оценки войны.

Надо сказать, что эта книга понравится читателям, не только интересующимся историей Испанской революции 1936-го, но и историей творческого пути писателя и происхождение идей знаменитого романа «Тысяча девятьсот восемьдесят четвертый». Горькое разочарование от итогов войны, предательства со стороны вчерашних соратников, в основном, коммунистов, лжи в газетах, переписывающих историю так, как вздумается — все это не могло не повлиять на Оруэлла. В отдельных его замечания здесь уже узнаются знаменитый лозунг: «Война — это мир. Свобода — это рабство. Незнание — сила».

Пожалуй, нельзя не обойти и тот факт, что в оценке той войны до сих пор существует несколько точек зрения разной степени популярности. Одни названия чего стоят. Наиболее распространенная в современном мире — в Испании была гражданская война, в которой проиграли республиканцы. Вторая по популярности, очень распространенная у нас и любимая последователями «наших» усатых диктаторов, примыкает к первой — в Испании была гражданская война, которая была проиграна из-за предательства троцкистов, расколовших антифашистский лагерь. К ним относили и ПОУМ, и анархистов CNT/FAI, и вообще всех, кто не соглашался с линией Коминтерна. Третья версия, ныне почившая, принадлежала консерваторам, симпатизирующим фашистам — Франко подавлял мятеж против монархии, против католической церкви. И четвертая — наименее популярная тогда, а быть может, и сегодня — в Испании начиналась подлинная социалистическая революция, победа которой не оставила бы шансов ни европейским фашистам, ни советским большевикам, ни капиталистам союзных держав. К сожалению, история распорядилась иначе, война всех против всех завершилась поражением простых рабочих.

Конечно, автор пишет пристрастно. Не смотря на то, что события, описанные им, лишены какой-либо излишней романтизации и выглядят вполне реалистично, он не скрывает своих симпатий к поумовцам и анархистам, и антипатий — практически ко всем остальным: коммунистам, республиканцам и, естественно, франкистам. Оруэлл много размышляет на тему социализма, войны против фашизма и цены, которую приходится платить за победу в этой войне. Все это, в том числе авторские симпатии, как и название, как и сам факт волюнтаризма писателя, отличают произведение от холодного репортажа и по сути являют собой своеобразную оду временам революции и всем людям, кто сражался плечом к плечу с Оруэллом, кто погиб или потерял здоровье, или свободу, или и то, и другое, и кому отказали даже в доброй памяти.

В общем, рекомендую тем, у кого слово «политика» не вызывает шок, и тем, кто готов услышать историю событий от очевидца, а не бесчисленных историков и аналитиков, приближающихся к линии фронта не ближе, чем на сто километров. И не рекомендую любителям «мужских» военных боевиков, в которых лихие герои браво идут в атаку и отстреливают толпы врагов. Такого в военной прозе Оруэлла просто нет.

Гордон Комсток — тридцатилетний поэт-неудачник, объявивший «войну деньгам», решивший отказаться от всевозможных амбиций и устроившийся на работу в мелкий букинистический магазинчик. Он переживает по поводу невозможности романтических отношений со своей девушкой Розмари и мечтает закончить поэму «Прелести Лондона», хотя в глубине души понимает, что вряд ли доберется до конца. Его единственный друг — редактор социалистического издания «Антихрист» Ровелстон, выходец из аристократического семейства, который периодически печатает стихи Комстока в своем журнале.

Целиком и полностью книга посвящена жизни писателя-идеалиста, конфликт между тем, как хотелось бы, и тем, как есть, между стремлением к спонтанной жизни и перспективой прозябать, обустраивать обывательский быт, сообразуясь с нормами и правилами жизни «успешного» человека, которых приносят себя в жертву Бизнес-богу.

Безусловно, эти переживания были знаком времени, периода между двумя мировыми войнами, когда западноевропейские страны навсегда распрощались со своим феодальным прошлым и устремились в капиталистическую гонку, периода, когда произошли первые наиболее сильные экономические рецессии, когда стало очевидным, что старые предрассудки и христианская религиозная мораль отброшены, а новые мечты оказались ложными, новый мир принес лишь идиотскую рекламу, однообразие, бесчеловечную конкуренцию, пессимизм и новую религию, где «пребывают сии три: вера, надежда, деньги. Но деньги из них больше.»

Символом мещанского быта, разумеется, выступает фикус. Рано или поздно он оказывается на подоконнике у каждого, и ничто его не отравит, ни сигаретный пепел, ни объедки, ни прочий мусор. При этом никакой позитивной альтернативы автор своему герою не оставляет, а потому единственным символом-антиподом являются летящие бомбардировщики, гул которых преследует Комстока: «да, если всюду эти «супербульоны», войны не избежать. Мигание светящейся рекламы предвестием огненных взрывов. Гул артиллерии, тучи бомбардировщиков – бабах! И вся наша цивилизация к черту, куда ей и дорога.»

Произведение пропитано едкой иронией Оруэлла, от которой иногда устаешь. Впрочем, вероятно, так и должно быть, задача автора и состоит в том, чтобы читатель сумел прочувствовать все переживания лирического героя.

Здесь и отсылки к любимой идее автора о том, что «истина в пролах»: «Шапки долой перед фабричным парнем, что с пятком в кармане женится на своей милашке! У него-то хоть в жилах кровь, а не цифры доходов и расходов.»

Кстати, этимология слова пролетариат действительно происходит от римского «те, у кого есть дети». В Англии, одной из стран, где этот класс сформировался впервые, стремление пролетариев жениться и даже заводить детей, не имея серьезного дела, собственного дома и большого достатка, казалась старым аристократам и выходцам из подобных семей неслыханной наглостью. Изучал ил этот вопрос Оруэлл или, как любой хороший писатель, инстинктивно схватывал наиболее характерные признаки эпохи?

Здесь, как, пожалуй, и во всех остальных романах писателя, перед нами предстает отнюдь не героический тип борца, преодолевающего трудности, гнущего свою линию. Это даже не герой Хэмингуэя, а уж тем более — Лондона. Это обычный человек, который раздражает своей нерешительностью, слабостью, иногда капризностью, эгоизмом. Поэтому это тот человек, в котором волей-неволей можно узнать множество знакомых, а если быть до конца честным с собой, то и самого себя.

В общем, рекомендую произведение любителям психологического реализма и социальной прозы, и тех финалов, которые ни однозначно плохи, ни однозначно хороши, но которые (и это главное) заставляют задуматься о важных вещах. В заключение стоит отметить, что подобная концовка отчасти напоминает финал «Дочери священника» в том смысле, что оба соответствуют смыслу расхожей перефразировки библейской цитаты: «Человек предполагает, бог располагает».

Как нетрудно догадаться, в центре повествования — дочь священника, двадцатисемилетняя Дороти Хэйр, воспитанная чрезвычайно строгим отцом в патриархальных традициях, привыкшая безропотно сносить ворчания обедневшего аристократа, плохо представляющего себе реальную жизнь. Внезапно утратив память от переутомления, она вынуждена шататься по дорогам Лондона и пригорода с прочими нищими. Как назло, трагедия происходит как раз после встречи с обладающим плохой репутацией Варбуртоном у него дома, что порождает множество слухов и не укрывается от взора строгого отца.

Сюжет охватывает важные периоды жизни главной героини: размеренное прозябание в качестве помощницы ректора англиканской церкви, временная амнезия и скитания с нищими, преподавание в провинциальной частной школе и последующее возвращение домой. При этом, главная линия отвечает формуле «возвращение героини после странствования, необратимо ее изменившего»: последняя глава словно показывает последовательность действий, которые мы видели в самом начале, но смысл их предстает в совершенно ином свете. Этому способствует и повествовательный прием — подробное описание отдельного дня Дороти, с утра и до самого вечера. Таких описаний в романе несколько, каждый соответствует отдельному этапу ее своеобразного приключения.

Здесь мы снова встречаемся с темой тяжелой жизни английских бродяг и нищих. Вероятно, весь опыт, который не вошел в «Фунты лиха...», автор решил презентовать в этом романе, причем повторов избежать явно удалось. Также Оруэлл поделился с читателем своими мыслями на тему английского школьного образования, с которой он также был знаком не понаслышке: писателю удалось проработать учителем в частной школе около полутора лет.

Кроме этого присутствуют размышления о мещанском быте, воплотившемся в картинах скуки и апатии чопорных жителей городка, оживляющихся лишь для того, чтобы поделиться старыми сплетнями или наплодить новых, осудить или оправдать кого-либо, формируя мнение в соответствии с первыми полосами желтых газетенок. Есть также мысли автора о религии, в частности, о проблеме утраты веры, и даже о куда более широкой категории — смысле жизни.

В романе вновь проявляется умение писателя создавать яркие характерные образы, запоминающихся персонажей, со своими психологическими особенностями, неразрывно связанными с биографией. Это и разнообразные прихожане церкви отца героини, и жители городка, и бездомные, которым посвящена отдельная глава-пьеса, и директриса частной школы для девочек, и ключевые персонажи: ректор Чарльз, сатир Варбуртон, и сама Дороти.

Надо сказать, что в процессе чтения некоторых частей произведения приходилось постоянно себе напоминать то, о чем порой говорят писатели-фантасты Олди: писатель не должен щекотать перышком пузико читателя, делая ему исключительно приятно. Вот и здесь часто просыпается злость на тупую покорность дочери, не смеющей перечить отцу и позволить ему самому разобраться с практическими и финансовыми вопросами, не смеющей восстать против мнения толпы или хотя бы указать ректору на его не заслуживающее уважения доверие сплетням. А затем вспоминаешь, сколько много вокруг примеров такой вот покорности, когда люди живут исключительно ради других, безвольно выполняя их волю, ведомые манипуляциями. В особенности это касается детей, не нашедших в себе смелость выйти из-под опеки авторитарных родителей.

Как говорил сам Оруэлл, писатель не должен предлагать решение проблемы, его задача — скорее быть регистратором, указывающим на конкретную проблему. Что ж, с этим он справляется хорошо.

Рекомендую любителям психологического реализма и социальной прозы.

«Дни в Бирме» — антиколониальный роман Джорджа Оруэлла, написанный под впечатлением от службы в этой стране в качестве колониального полицейского.

Джон Флори — альтер-эго писателя, тридцатипятилетний сотрудник фирмы, занимающейся лесозаготовкой. Он проживает недалеко от Къяктады, городка, в котором вся жизнь белых англичан сосредоточена вокруг Европейского клуба. Ненависть по отношению к колониальным порядкам угнетает главного героя, вынужденного хранить свои переживания в тайне от других белых, избегая насмешек с их стороны. Единственный друг, индийский доктор Верасвами, наоборот выступает в защиту Британии, пока крокодил У По Кин, коварный местный судья, прислуживающий белым, плетет против доктора свои интриги, рассчитывая подняться по социальной лестнице еще выше.

Этот роман на родине писателя не хотели выпускать даже его друзья: он был издан в Великобритании лишь после того, как увидел свет за океаном — в Соединенных штатах. Не смотря на то, что жесткой цензуры тогда не было, издатели боялись понести репутационные потери. И было чего бояться — роман получился острый, обличающий романтический миф о европейской цивилизации, несущей свет аборигенам. Вот, что говорит об этом главный герой: «наши школы фабрикуют дешевых клерков, но действительно нужного ремесла мы не даем – страшимся конкуренции. Кое-какие местные отрасли даже исчезли. Где теперь, например, знаменитый индийский муслин? Лет семьдесят назад индийцы строили, снаряжали большие морские суда, а сейчас и рыбачьи лодки делать разучились. В 18 веке жители Индии отливали пушки вполне европейского стандарта, а сейчас вряд ли сыщется местный умелец, способный изготовить медную гильзу.»

В разговоре с доктором сам автор говорит с читателем словами изливающего душу героя. Примечательно, что в этих же спорах звучит предсказание о превращении мира в один большой торговый центр, где стирание культур машиной неоколониализма дойдет до того, что: «лет через двести все это, [...] – исчезнет, не останется ни лесов, ни деревень, ни пагод. Вместо того через каждые полсотни ярдов будут стоять нарядные чистые домики, по всем долинам и холмам домик за домиком, и в каждом граммофон, и отовсюду один мотивчик. Леса сведут, размолотят на целлюлозу для выпуска многотиражных «Всемирных новостей» или распилят на дощечки для граммофонных ящиков.» Как тут не вспомнить покрывшие мир торговые сети узнаваемых везде однотипных супермаркетов или фастфудов?

Парадоксальным образом, единственный друг главного героя, доктор Верасвами, не разделяет мнения своего друга, таким образом, стена между ними сохраняется, что играет на усиление конфликта, получающего мнимое разрешение с появлением женского персонажа — Элизабет Лакерстин, на которую Флори возлагает надежды как на спасительницу от беспросветного одиночества.

Что касается языка, в этом романе читатель имеет возможность увидеть Оруэлла-пейзажиста, создающего яркие образы экзотической природы юго-восточной Азии. Этого Оруэлла, как и Оруэлла-критика капиталистической цивилизации, к сожалению, мало знают у нас, ведь его роман «1984» для многих являет собой чуть ли не единственный пример творчества писателя.

Что еще отличает это роман от знаменитой антиутопии, и роднит с другим ранним произведением — «Фунты лиха в Париже и Лондоне», — так это ярко выраженая автобиографичность, характерная для раннего творчества автора. Здесь мы словно открываем книгу жизни самого Оруэлла, узнавая детали биографии не только касающиеся периоды службы в Бирме, но и детства автора.

Еще одна интересная особенность произведения — постоянное смещение внимания читателя от одного героя к другому, что подчас разделено лишь абзацами. Хотя повествование ведется от третьего лица, внимание акцентируется то на восприятии Флори, то на переживаниях Элизабет, то на коварных замыслах У По Кина. Нельзя сказать, что сюжетные линии четко разграничены, но такой эффект создает полифонию, осознанно или неосознанно введенную автором.

Отдельного внимания заслуживает последняя глава романа. Обыденное повествование в стиле публицистического очерка резко контрастирует с кульминационном накалом предыдущей главы, пропитанной эмоциями главного героя. Как известно, герой всегда должен умереть. К сожалению, иногда буквально.

Состояла ли сверхзадача романа в том, чтобы подчеркнуть бессмысленность индивидуального бунта против сложившихся традиций, укрепляемых годами и питаемых невежеством большинства, либо финал косвенным образом указывает на лицемерие и тупую беспощадную логику колониализма — неизвестно, но скорее всего — и то, и другое.

Рекомендую любителям социальной прозы, не рекомендую тем, кто ожидает от произведения легкого приключения со счастливым концом в экзотических декорациях.

Первый выпущенный роман Эрика Блэра, на обложке которого впервые появился псевдоним «Джордж Оруэлл», вот уже почти столетие раздражающий всех любителей усатых диктаторов, представляет собой наполовину автобиографическое повествование, в основу сюжета которого легли перипетии реальной тяжелой жизни автора среди «социальных низов» сначала в Париже, а затем — в Лондоне и его окрестностях.

Сам Эрик, выпускник престижного Итона, разумеется, был лишен опасностей «злейшего яда, докучливой бедности». Однако, имея тягу к журналистике и реалистической прозе, он принял решение исследовать проблему жизни обездоленных на собственной шкуре. Похожая попытка «хождения в народ» была предпринята еще Джеком Лондоном, но в отличие от последнего, Оруэлл не был просто журналистом, глядящим на проблему нищих как бы извне, но решил на некоторое время действительно стать одним из них. Не прочитав «На дне» Джека Лондона, я не имею возможности сравнить качество материала обеих книг, но по прочтении «Фунтов лиха» у меня сложилось убеждение в неоспоримой действенности метода Оруэлла. Как тут не вспомнить Шерлока Холмса с его любовью к перевоплощениям, порой заводившей его в наркоманские притоны в дебрях лондонских улиц?

Композиционно, как нетрудно догадаться, роман можно разделить на две части: парижскую и лондонскую. При этом, повествование, хоть и связано хронологически единой последовательной сюжетной линией, тем не менее, включает в себя пространные отступления, которые ложатся на полотно основного текста подобно лоскуткам и заплатам истрепанной одежды нищего. Как правило, такие отступления содержат фрагменты биографий повстречавшихся автору людей, принадлежащих к самым разнообразным типажам: уличные проститутки, бывшие русские офицеры и аристократы, мадьяры и цыгане, завсегдатаи трактиров, ночлежек и притонов, работники гостиниц со своим внутренним разделением на касты: управляющие, повара, работники кухни и официанты, а также плонжеры (низшее сословие, среди которых довелось побывать и автору).

Некоторые моменты найдут отклик в душе каждого, кто хотя бы раз в жизни имел возможность ночевать вне теплого дома на улице, либо застигнутый врасплох жизненными обстоятельствами, либо просто в качестве досуга ушедший на денек-другой в лесную глушь с палаткой и вдруг обнаруживший, что летний спальник и тонкий каремат ранней весной спасает от холода далеко не так, как того хотелось бы. В общем, каждому, кто понимает цену времени, когда одновременно ждешь рассвета, чтобы согреться, и урвать несколько минут сна.

Что можно еще добавить, кроме того, что роман открыл для английской публики журналистский и писательский талант Джорджа Оруэлла и оказался тем самым камнем основания его творчества, наряду с «Днями Бирмы» — другим важным ранним произведениям писателя? Я рекомендую его всем, у кого фамилия Оруэлл вызывает лишь ассоциацию с мрачным антиутопическим произведением «Тысяча девятьсот восемьдесят четыре» (бесспорно — одна из сильнейших работ писателя), и кто стремится открыть для себя другие примеры многогранного творчества автора.

P.S. Отдельно я бы хотел обратить внимание на несправедливость замечаний некоторых критиков о том, что роман безнадежно устарел, ведь современный капитализм устранил самые страшные примеры бедности, описанные в романе. Полагаю, такие критики не только не бывали в крупных столицах европейских стран, в метро и подземных переходах которых зачастую ютятся несчастные бездомные, но и не слышал ничего про тяжелые условия жизни за пределами тех стран, которые принято относить к так называемым «первому» и «второму» мирам.

Землянин Максим Каммерер в результате аварии космического корабля попадает на неизвестную планету, жители которой верят в то, что обитают на поверхности внутренней стороны шара. Максиму предстоит столкнуться с жестоким миром этих отрезанных от цивилизованного мира туземцев и пройти этапы становления настоящего героя, решившего во что бы то ни стало уничтожить несправедливость и помочь несчастным.

Как известно из мемуаров Бориса Натановича, повесть (роман) задумывалась как развлекательное чтиво, рассказывающее о бесшабашных приключениях эдакого комсомольца двадцать первого века. В процессе работы, однако, все изменилось, что становится понятно читателю практически с первых страниц произведения. Здесь хочется отметить несколько сильных сторон произведения, превращающих его в классику мировой фантастики.

Мир. АБС создали интересный и оригинальный многослойный мир, наполненный уникальными образами, понятиями, наделенный историей и мифологией. Со времени написания «Трудно быть богом» авторы явно выросли как творцы миров, хотя вполне вероятно, что для ТББ стояли совершенно иные задачи. К примеру, в отличие от ТББ, здесь географию мира предлагается не только узнать из справочных источников, но и изучить в экспедициях вместе с главными героями.

Язык. В принципе, без этой составляющей никакого действительно оригинального мира и быть не могло. Тут Стругацкие тоже постарались в меру, создав систему образов и дав подходящие названия и имена наиболее важным явлениям мира: выродки, мутанты, башни, Неизвестные Отцы, горцы... Помимо этого, в повести (романе) присутствует полифония: товарищ Лесник говорит, как и положено товарищу Леснику, а Гай Гаал мыслит и изъясняется вполне по-гвардейски.

Идея. «Трудно быть богом» хоть и является одной из наиболее знаменитых повестей о прогрессорстве, но явно не исчерпывает данный вопрос. В «Обитаемом острове» авторы словно полемизируют сами с собой. То, что не было позволено сотруднику Института Экспериментальной Истории Румате Эсторскому, позволено Максиму Камерреру, чья совесть не скована директивами Совета Галактической Безопасности. Конфликт совести и разума, конфликт «объективно исторического» и индивидуалистического, максималистского стремления к справедливости здесь и сейчас явно не давал покоя Стругацким, раз за разом поднимавшим эту тему в своих произведениях.

Сверхзадача. Здесь я не буду вдаваться в поиски глубинного смысла и заниматься профанациями с целью проникнуть в головы уважаемых АБС, писавших книгу полвека назад, но хочу отметить, что финальное разрешение внутреннего конфликта, происходящее вслед за разрешением конфликта внешнего (взрыв здания Центра) в столкновении Максима и Странника, оставляет простор для интерпретаций. Многие усмотрели в нем победу точки зрения Странника, пожурившего «сопляка», а следовательно — победу доминирующей в то время идеи о необратимости и неизбежности исторического процесса, являющейся неотъемлемой частью марксистского исторического материализма.

Однако, в словах Камеррера мы видим ярко проявляющееся несогласие с официальным курсом. Он не только не позволяет сбить себя с курса представителю ГБ, спрашивая про передвижные излучатели и требующего ответа, но и заявляет: «свою главную задачу я знаю твердо: пока я жив, никому здесь не удастся построить еще один Центр. Даже с самыми лучшими намерениями». Сама развязка тоже является несомненным плюсом — последняя пара страниц романа становится подлинным замковым камнем, необходимым для поддержания всего здания произведения. И здесь мы уже переходим к сюжету.

Сюжет. Для любителей экшена — он присутствует, для любителей многослойных интриг — они имеются (особенно если вы не смотрели или уже успели позабыть одноименный фильм), для любителей поглядеть на мир глазами разных персонажей — имеются две несимметричные сюжетные линии плюс несколько интерлюдий, для любителей философии и размышлений на этические темы, рефлексии и развития героев — все это присутствует и прекрасно уживается с вышеперечисленными элементами. Вкупе с другими плюсами, такой проработанный сюжет позволяет определять «Обитаемый остров» как роман, во всяком случае, далеко не все повести могут похвастаться таким объемом и сложностью.

Минусы. Их я могу выделить целый один. Сегодня, учитывая развитие идей женской эмансипации, сложно представить себе произведения, отодвигающие женщин на второй план. Единственным сильным женским персонажем является, пожалуй, участница подполья Птица. Здесь я ни в коем случае не сетую на то, что авторы мужчины не пишут от лица женского персонажа, иногда это получается еще более нелепо. Но снисходительность по отношению к немногочисленным персонажам женского пола несколько режет глаз. Впрочем, спишем это на особенности ретро-фантастики.

Как видим, плюсов явно больше. За развитием идей в творчестве АБС приятно наблюдать, предвкушаю чтению остальных частей «Трилогии о Максиме Каммерере», а «Острову» ставлю крепкую девятку.

Александр Привалов с коллегами из НИИЧАВО прибывают в Китежград, где им предстоит встретиться с членами загадочной Тройки по Рационализации и Утилизации Необъяснённых Явлений (ТПРУНЯ) с целью рассмотрения заявок НИИ на получение волшебных артефактов и чудесных существ. Они вступят в нелегкое противостояние с безликой бюрократической машиной, представленной следующими лицами: юрист Фарфуркис, по имени и отчеству никем не называемый; резкий Хлебовводов, человек начитанный, хоть и без высшего образования; полковник мотокавалерии, лишь изредка прерывающий свое обычное — спящее — состояние; ну и конечно, грозный и неумолимый Лавр Федотович (в его лице проницательный читатель без труда узнает некую зловещую фигуру, а может, и не одну), олицетворяющий собою, ни много ни мало, волю народа.

Собственно, подавляющее количество времени мы проводим на заседаниях Тройки, что и составляет основной костяк сюжета.

После мрачно-сюрреалистичной «Улитки на склоне» Стругацкие, очевидно, решили перейти к менее тяжелой форме сатиры. Благо, «Понедельник...» уже настроил читателя на соответствующую юмористическую волну, подготовив его к восприятию более злободневного произведения. Ощущение нереальности и тупой бессмысленности происходящего, которое присутствовало в «Беспокойстве» и доминировало в «Улитке», порой проглядывает и в «Сказке о Тройке», однако чувства абсолютной безысходности уже нет. Сюжет положительно разрешается благодаря неунывающему энтузиазму научных сотрудников ИИ.

На позитивную в целом атмосферу играет также отличное чувство юмора Стругацких. Некоторые находки, настроение, как и герои, перекочевали в повесть из «Понедельника…». Появились новые яркие персонажи: Эдельвейс Машкин со своей эмпирической машиной, отвечающей на вопросы, в том числе и риторические; заносчивый и самоуверенный клоп Говорун, свободно рассуждающий на философские темы и поднимающий вопрос о сотрудничестве двух великих цивилизаций, созданных людьми и клопами; гигантский древний головоногий Спиридон, живущий несколько столетий и свободно рассуждающий на тему убийства и снежный человек Федя, восторженно рассуждающий о второй природе Человека.

Если некоторые более ранние произведения Стругацких можно было рассматривать как крепкие сатирические работы, то «Сказку» я готов смело ставить в один ряд с лучшими произведениями Салтыкова-Щедрина, Гоголя, Маяковского, Ильфа и Петрова как замечательное продолжение славных традиций русскоязычной сатиры, которая порой, как известно, становится необходимой составляющей «здоровой самокритики».

В общем, всем любителям политического (в хорошем смысле) и вместе с тем легкого юмора — рекомендуется к прочтению!

Обманутая человеком, могущественным герцогом Орсо, которому служила верой и правдой, потерявшая брата и любовника и чудом выжившая сама, воительница Монцкарро Меркатто клянется отомстить всем свидетелям и непосредственным соучастникам ужасного предательства. Для этого она собирает команду лучших убийц и худших друзей: северянин Трясучка, скучающий по тюрьме убийца Балагур, профессиональный отравитель Морвир и его помощница Дэй, бывшая практик инквизиции Витари и самый непостоянный из наемников — Никомо Коска.

В одном из хвалебных отзывов на книги Аберкромби я увидел сравнение его произведений с фильмами Тарантино. Надо сказать, что такое сопоставление как нельзя лучше подходит именно к этому роману, ибо это — своеобразное фэнтезийное воплощение фильма «Убить Билла».

Далее — о достоинствах и недостатках книги.

Идея. Основной идеей, как несложно догадаться, является месть и отношение к ней. Местью здесь живут, от нее успешно убегают, но снова втягиваются в водоворот насилия, ее переосмысляют, сравнивают с трусостью и храбростью, и она является предметом размышлений не только для главной героини и первостепенных героев, но и других персонажей. Кстати, о них.

Герои и персонажи прописаны более чем достойно. Случалось мне видеть мнение, что кроме Глокты и, быть может, Девяти Смертей, Аберкромби похвастать и нечем, а герои романов после «Первого закона» ничем не запоминаются. Я согласен здесь лишь отчасти, так как за образом Трясучки то и дело маячит Логен Девятипалый. Однако, не могу не отметить такие удачные находки, как Балагур или Кастор Морвир, у каждого из которых есть собственная история и отвечающие этой истории черты характера. Благо, автор дает читателю возможность побывать в голове у обоих. Старина Никомо Коска, архетип героя-авантюриста, как и загадочный Шенкт, вносят в повествование новые краски.

Сюжет. Подобно «Последнему доводу королей», сюжет романа на высоте. Благодаря разбиению текста на короткие главы динамика практически не провисает, вся лишняя водичка проливается через сито композиции, оставляя лишь значимые события. Фирменные неожиданные повороты присутствуют в большом количестве и похоже, что пустить все планы героев под откос из-за неожиданной проблемы — одна из любимых фишек писателя. А некоторые твисты заставят по новой оценить название (читай — главный слоган/идею) книги.

Пожалуй, с основными плюсами разобрались. Есть ли минусы?

Минусы есть. Они заключаются в некоторых условностях и неточностях, вызывающих недоверие. Например, приход Монцы в самом начале книги к Орсо и сообщение ею лично о взятии очередной точки на карте. Сомнительно, что в мире Земного Круга не существует почтовых птиц или, на худой конец, гонцов, новости с которыми должны опережать встречи главнокомандующих и высоких лордов. Впрочем, в процессе дальнейшего стремительно развивающегося действия такие вещи перестаешь замечать.

Второй минус касается «темной» стороны фэнтези Аберкромби. Порой кажется, что герои поступают определенным образом, совершают омерзительные поступки лишь потому, что это продиктовано жанровыми особенностями. Иногда автор словно сгущает краски, хотя вряд ли его жизнь состоит из сплошного негатива и предательств. Выставлять людей хуже, чем они есть так же глупо, как и изображать лишь их лучшие качества, чем грешит «высокое» фэнтези. Поэтому такое сгущение темных красок местами выглядит наигранным, а поступки героев — нелогичными.

Перед прочтением стоит также учесть, что в сравнении с «Первым законом» эпика поубавилось, история получилась более камерная, что подразумевает как ограниченность по времени (события происходят в течение одного года), так и куда более скромную географию (города Стирии). Вместе с этим в романе присутствуют отсылки к событиям, описанным в вышеупомянутой трилогии.

Ставлю произведению девятку, не в последнюю очередь благодаря сюжету и хорошо прописанным персонажам (балл снимаю за излишний и не всегда оправданный негатив).

Повесть «Улитка на склоне» является переработкой «Беспокойства», кое-где воспроизводящей целые эпизоды последнего. Отзыв на «Беспокойство» я уже писал, но здесь не лишним будет повторить краткое содержание, тем более, что отличия кое-где весьма существенны.

Мы снова наблюдаем жизнь научного городка, расположенного уже не на Пандоре, а в некоем неопределенном месте, возможно, на Земле. Городок населен персонажами с говорящими именами и фамилиями. Здесь также занимаются проблемой леса: искореняют, охраняют, изучают и т.д. Здесь также остро переживает свое одиночество и вынужденное бездействие ученый-филолог Перец. А где-то в лесу все томится Кандид, бывший сотрудник научной базы, пропавший без вести.

Если в «Беспокойстве», вполне укладывающемся в историю Мира Полудня, часть, посвященная Горбовскому, вполне понятна, рациональна и буднично-производственна, а неразбериху и путаницу эпизодов с Молчуном-Атосом можно объяснить необъяснимым воздействием инопланетного леса, то в «Улитке» обе части наполнены сюрреализмом. Видно, что авторы в процессе завершения «Беспокойства» ухватили новую концепцию и решили не столько написать осмысленный сюжет, сколько передать свои эмоции.

В этом отношении «Улитка» выглядит куда более цельным произведением, когда миры «там» и «здесь» сливаются воедино, а своеобразным переходным объектом между этим мирами является картина, изображающая лесопроходца Селивана, который то ли обратился деревом, то ли — наоборот — очеловечился (впрочем, оригинал и первые копии уничтожены во избежания двоякого трактования произведения искусства).

Не секрет, что основной идеей произведения является конфликт субъективного и объективного, а если конкретнее, то — индивидуальной этики и объективно-исторического. Чувствуется окончательный перелом творческого пути Стругацких, когда они вдруг словно оказались где-то за границами того курса, каким следовали поначалу. Впервые в полной мере они оценили со стороны идею исторического процесса, который, согласно марксистской философии, есть нечто неизбежное и непреодолимое. Впервые они по-настоящему задумываются над этикой, которая не всегда согласна с этим самым историческим процессом. И хотя робкие попытки предпринимались еще в повести «Трудно быть богом», там они, казалось, признавали неизбежность «исторического прогресса», бессмысленность всякого бунта. Здесь же они готовы противопоставить ему индивида, хоть и слабого, но уже осознающего свою самость. Он словно пробуждается и понимает, что находится в кошмаре.

Основной конфликт повести можно проиллюстрировать цитатой: «Прогресс может оказаться совершенно безразличным к понятиям доброты и честности, как он был безразличен к этим понятиям до сих пор.» И очень важно здесь то, что цитата эта принадлежит отнюдь не Атосу, оказавшемуся в абсолютно чуждых условиях, сметаемому равнодушной рукой «прогресса» и отрицающему этот прогресс по вполне очевидным причинам. Цитата принадлежит Перецу, который вроде бы и должен являться частичкой «человеческого» мира, с его собственным видением прогресса, но уже и не ощущает себя этой частью. Ему равно чужд как мир людей, так и мир леса.

Стругацкие, конечно, задумывались о том, как могли себя чувствовать разнообразные аристократы, конец образу жизни которых принесла революция, не посчитавшаяся с их мнением. Но хорошее произведение парадоксальным образом может включать в себя смыслы, уходящие далеко за горизонт видения автора. Поэтому Стругацкие правы лишь наполовину, ведь революция большевиков заодно разрушила общинный уклад крестьян, практически сделав их рабами и инструментом индустриализации, того самого безличного и равнодушного прогресса. И, что самое горькое и ироничное, их прогресс едва ли считался с интересами конкретного рабочего, уничтожая его во имя рабочего абстрактного, рабочего-символа.

Конечно, это закономерно порождало чувство бессилия и нереальности происходящего. Конечно, об этом не могли не задуматься серьезные авторы. Поэтому неудивительно, что повесть неуловимо напоминает «Историю одного города» Салтыкова-Щедрина, которая была написана в похожих условиях беспросветного мрака, усиления авторитарных сил и застоя. Здесь и сюрреализм происходящего, и полное отрицание какого-либо развития и отсутствие подлинных событий наряду с обычной сменой времени суток и чередой незначащих действий (вчера было так же, как и сегодня, как и будет завтра), и говорящие имена и фамилии одномерных персонажей, ухватывающие именно эту наиважнейшую единственную черту его характера, и злая ирония (а еще иронично то, что годы написания произведений разделяет практически ровно век — 95 лет).

В общем, об этой повести можно много писать, и еще больше можно будет написать после второго, третьего прочтения. Но пока пора остановиться. Печально, что Стругацкие словно отчаянно пытались найти выход из проблемы дихотомии «индивидуальное — общественное», но так и не нашли его. Тем не менее, за поставленные вопросы и искренние попытки ответить на них, ставлю девятку. Рекомендую читать, но помнить, что писатель — не духовный наставник, учитель или кумир, его слова не обязательно принимать (или отрицать) целиком и полностью. Иногда полемика с ним является куда более ценным подарком, нежели готовые ответы и поданная на тарелочке мораль.

База землян на планете Пандора, сотрудники, изучающие непонятный и таинственный, чужой лес, обступивший со всех сторон — среди этих вроде бы привычных, суетливых декораций, неизбежно сопутствующих научной работе, Леонид Андреевич Горбовский чувствует себя странно чужим. Страстно желая увидеть лес, но не имея на то пропуска, он слоняется без дела, ощущая смутное беспокойство. А где-то за пару тысяч километров, в том самом лесу, Михаил Атос Сидоров, уже записанный землянами в покойники, практически превратился в Молчуна и совсем плохо помнит, кто он, откуда и зачем.

Повесть представляет собой эдакий черновик «Улитки на склоне», которую я в данный момент читаю. Тем интереснее мне писать отзыв на «Беспокойство», учитывая тот факт, что я совершенно не знаю, чем закончится история, и будет ли она иметь логическое окончание.

Что касается данной повести, этого самого логического окончания тут вовсе нет. Есть лишь экспозиция и завязка, если оперировать традиционной терминологией. И тут я могу сделать два предположения: либо произведение действительно является неким неоконченным черновиком, либо авторы сознательно отступили от традиционной схемы построения фабулы.

В итоге читатель словно движется из некоего понятного и привычного мира в область бессвязного, подсознательного, непознаваемого. Столь же непознаваемого, как и лес Пандоры, как и приснопамятный океан Соляриса (роман Лема был выпущен четырьмя годами ранее). Переломные годы в космической фантастике, заставляющие посмотреть на проблему контакта с совершенно новой стороны, без наивных штампов о гуманоидных расах, чей язык можно будет обязательно разучить, дай лишь волю толковым филологам-лингвистам.

Неожиданно (или вполне ожидаемого) такая постановка вопроса, столкновение человека с непознаным, создает условия, при которых волей-неволей субъект, оказавшийся в столь странных условиях, цепляется за то единственное, казалось бы понятное и знакомое — имманентное ему Я. И здесь Стругацкие, как творцы, скорее приближаются к видению Тарковского, чем наследуют идеи Лема. Впрочем, это куда более выпукло проявляется в «Улитке на склоне».

Такое вот «возвращение со звезд», когда фокус внимания с космоса и вопросов его освоение вдруг возвращается к нашим, земным проблемам. Тем более, что Стругацкими вектор был намечен еще раньше.

И на этом месте мои мысли по данной повести обрываются так же резко, как обрывается и сама повесть. Ощущение чего-то намечающегося, но не ясного, лишь слегка подстраивающего и подготавливающего инструменты восприятия к «Улитке», но все же ничего конкретного.

Тем не менее, никак не ниже восьмерки.

Герой «Предполуденного» цикла Иван Жилин попадает в некий город, жители которого купаются в изобилии. Все базовые человеческие потребности горожан давно удовлетворены благодаря научно-техническому прогрессу. Люди впадают в скуку, и на этом фоне приобретает популярность некий таинственный наркотик под названием «слег», позволяющий уйти в иллюзии, получить яркие эмоции, и заставляющий ставить под сомнение саму ценность реального мира.

Очевидно, повесть была задумана в качестве эксперимента, попытки исследования гипотетического общества изобилия, а в более широком смысле — человеческой природы. Большой интерес для меня представляет тот факт, что сами Стругацкие свое произведение поначалу относили к антиутопиям, а затем отреклись от подобной характеристики. Я вижу в этом свидетельство непрерывного развития мысли, созвучное масштабным событиям, происходившим в нашем обществе.

Ранние Стругацкие в чем-то были пропагандистами, страстно верившими в марксизм-ленинизм, впрочем, они и сами не отрицали этого. Отсюда крайнее морализаторство Жилина, его фанатичное неприятие примитивного гедонизма Опира. Отсюда же и топорный подход правительственных агентов к решению проблем: блокада целого города, ссылка всех жителей, желание «вырвать с корнем», уничтожить, предать забвению. Так и веет старым-добрым тоталитаризмом.

И все же пространство власти неизбежно порождает потенциал бунта, свободы, которую нельзя просчитать заранее, и котороя не предопределена железным партийным курсом, что мы и видим в рассуждениях Жилина в конце произведения (постструктуралисты одобрили бы). И, что самое интересное, здесь в Стругацких уже совсем нет пропагандистов. Напротив, они предстают прямо-таки анархистами, когда говорят за Жилина о тяжелой, но необходимой «столетней» работе (это уже отсылает к такому явлению, как хождение в народ), необходимой горожанам, чтобы осознать проблему, сделать подлинно свободный выбор, решить эту старую проблему принятия собственной свободы и ответственности за свои жизни. За это, за эти последние мысли главного героя, ставлю повести крепкую восьмерку.

Даже не смотря на то, что спустя годы Стругацкие внезапно решили, что описанный ими мир изобилия не так уж и плох, и что свобода саморазрушения — это тоже свобода индивидуального выбора. «Вжух!» — и многогранная проблематика повести (здесь и вопрос отношения к культуре, и вопрос осознанности выбора, и дихотомия иллюзорного и реального, и страх собственной свободы, и вопрос отношений власти и субъекта) подменяется плоской либеральной формулой: «моя жизнь принадлежит мне, что хочу, то и делаю». Ох уж это тлетворное влияние крайнего индивидуализма!

Спустя несколько лет после событий «Эндимиона» Рол по просьбе Энеи покидает Старую Землю, чтобы найти корабль Консула и встретиться со своей подружкой через несколько недель (или лет) на одной из планет, принадлежащих Церкви. В это же время Церковь восстанавливает в правах отца-капитана Федерико де Сойю, чтобы тот нашел Энею согласно пророчеству Техно-Центра. Последний, очевидно, имеет собственные планы, для чего возрождает Радаманту Немез, которая вместе с тремя клонами должна уничтожить опасную девушку.

Эта книга вызвала у меня совершенно противоречивые чувства. Настолько противоречивые, что впору делить рецензию на «черную» и «белую» части. Посмотрим на синтез этих противоположностей и начнем с минусов.

Неточности и ляпы. Их здесь ну очень много. Вероятно, масштаб происходящего не дал автору возможности уследить за мелочами. И все же. Мы помним, как в первой части дилогии автор говорил нам о том, что частных кораблей со времен Падения не осталось, а здесь товарищ Исозаки вдруг выкупает частный корабль. Два больших пальца, которые А.Беттик показывает своему другу во время экстремального путешествия, вероятно, были пальцами на ногах, ведь андроид лишился руки, либо же Симмонс попросту забыл об этом. В эпизоде на сфере Дайсона разумные тромбоциты отвечают на невысказанный вопрос Рола, но уже на следующей странице Рол интересуется, умеют ли они читать мысли (но они же только что тебе ответили на мысленный вопрос!) и оказывается, что нет, не умеют (но блин, они же ТОЛЬКО ЧТО ОТВЕТИЛИ!).

Логические ошибки. Мы помним, как Рол чутко реагировал на любые события, имеющие аналоги с описанными в «Песнях», и вот он вдруг с непроходимо тупой медлительностью осознает, что за Рахиль такая перед ним (более того, при первой встрече он и вовсе никак не реагирует на это имя, во всяком случае, автор никак не акцентирует внимание на его реакции достаточно длительное время). Еще один вопрос касается того, почему Энея не сказала Ролу про кнопку на каяке. Это очень раздражает — создание интриги на ровном месте. Просто смехотворно, что взрослому мужику нельзя сообщить о том, что каяк оборудован средствами для полета. А если автор намекал, что Энея не хочет пугать Рола, то достаточно вспомнить, на что он уже пошел ради нее, и понять, что такие мелочи, как возможная гибель в недрах газового гиганта, не остановили бы нашего героя.

Еще несколько вещей, не столь очевидных: как крестоформа возраждает людей? Хранит ли она бэкапы в виде регистров состояния каждой клетки? Да, мы знаем, что хранит, но блин, каким образом она определяет, какое именно состояние «восстановить», мне, как программисту, не совсем понятно. Допустим, умирает человек от сердечного приступа, а восстанавливают его в каком именно состоянии? За день до неизбежного приступа? За два дня до него? А если там рак у него, его с ним и восстановят? Тогда он через несколько мгновений опять может отправиться на покой. Впрочем, ладно, гуманитарий писал.

И последнее — если Церковь может позволить себе все население планеты погрузить в кому и переправить на другую планету, если не боится огласки или бунта, не будет ли куда более эффективным взять, и насильно каждому присадить эту самую крестоформу?

Ох, сам не ожидал, что столько напишу, прям снова вернулось легкое недоумение и даже раздражение. Надо сказать, тем не менее, что негатив постепенно испаряется ближе ко второй половине книги, особенно после того, как череда географических названий и имен персонажей (чьи индивидуальности проработаны примерно на том же уровне, как и характеры гномов-спутников Бильбо, и ограничиваются упоминанием их профессий: каменотес, летун-планерист, мэр и т.д.) наконец уступают дальнейшему развитию сюжета.

Ответы на вопросы. Да, наконец мы узнаем, для чего и зачем все это было. И меня лично вполне удовлетворило то, что я прочитал. И хотя тут не будет подробного изложения судьбы Шрайка или деталей относительно того, как именно перемещали Старую Землю/просто Землю, тем не менее, клубок наконец распутывается и уж никак нельзя сказать, что Симмонс не справился с тем, что успел наворотить за четыре тома. Это является тем огромным плюсом, который перекрывает все предыдущие минусы. По-крайней мере, масштабы работы, проделанной автором, просто поражают. Оглядываясь назад, поразительно, сколь много информации он сумел вложить в четыре книги. И спасибо, что не планирует продолжать. Надеюсь, не передумает и не превратит свою историю их космохронооперы в хренооперу.

Масштабы и достоверность. Повторюсь, работа титаническая. Множество планет, каждая из которых уникальна, множество сюжетных линий и ниточек, которые вплетены в общую канву. Множество смыслов, берущих свое начало еще в античную эпоху, нашедших отражение в английской поэзии и перекочевавших в текст Симмонса, создает чувство тесной связанности, сопричастности и преемственности. Не покидает ощущение, что вот этот, описанный мир, действительно наш, хоть и изменившийся, но все же знакомый. А его история не выстраивается заново от некоей начальной точки после, скажем, создания квантового двигателя или телепортации, а развивается во всей своей сложности и многообразии, и уходит корнями в прошлое. Тут играют роль и метатекст, и аллюзии, и цитаты, и описание быта. Получается своеобразная эклектика традиции и метаморфозы.

Идея. Как уже было подмечено многими, центральной идеей тетралогии является идея свободы воли и любви, наиболее полноценно и аллегорически воплощенная в фигуре Энеи. Порой она изображена несколько наивно и сентиментально, особенно учитывая возраст автора, но все же особо не хочется подвергать критике столь светлые устремления автора. Я уверен в том, что каждый человек, так или иначе, испытывает потребность кого-то любить, равно как и стремится к свободному проявлению своей воли. За сим не будем разбирать, насколько правдоподобно выглядит тезис о том, что любовь есть физическая величина. Остановимся на том, что любовь — есть закон. Аминь.

В общем и целом, могу сказать, что это одна из наиболее масштабных, поражающих воображений историй, известных мне. За масштаб и лаконичность, за смысл и идею, а главное — за логичную и изящную концовку, ставлю этому произведению, хоть и вызвавшему у меня столь противоречивые эмоции, девятку.

P.S. Не очень понимаю негативных откликов на фоне сопоставлений цикла с «Дюной» Герберта. При всем моем уважении и любви к ней, сюжет собственно «Дюны», первой книги, с которой обычно и сравнивают, выглядит куда менее эпичным в сравнении с «Гиперионом». Хотя, безусловно, масштаб идеи сопоставим, особенно если учесть время написания.

Практически три столетия прошло со времени паломничества Консула и компании на Гиперион. Рола Эндимиона, проводника охотников на Гиперионе, успевшего побывать солдатом и пастухом, так и не принявшего крестоформу ради нового рождения, приговаривают к смерти. Вот только вместо ожидаемого забвения он получает предложение от легендарного автора запрещенных «Песен» Мартина Силена, где среди прочего ему предлагается защитить некую девочку Энею, попутно спасти мир и стать героем. Где-то в другой части вселенной Церковь поручает капитану Федерико де Сойя отыскать ту же девочку, так как она способна уничтожить человечество.

Каков же получился новый роман? Постараюсь разобрать в нескольких пунктах.

Мир. Приятно снова вернуться в огромную вселенную Гипериона. Не менее приятно, что автору еще есть, чем удивить, ведь его мир жил и развивался, о чем свидетельствует история событий, произошедших после Падения. Кто бы мог подумать, что крестоформы отца Дюре приведут к возрождению Церкви и она превратится в мировое правительство? Множество интересных деталей ожидает читателя в знакомых ему местах, изменившихся за время расставания с ними до неузнаваемости.

Сюжет. Очень напоминает, с одной стороны, классический квест, при этом есть буквальное условие его завершения (найти архитектора), а также череда идеальных для данного жанра отрезков, композиционных и — буквально — отрезков реки Тетис, что протекает на разных планетах, а значит, и приключения будут самые разные. С другой стороны, сюжет концентрический и замыкается на фигуру Энеи, девочки-мессии, относительно которой мы наблюдаем сперва две конкурирующие позиции героев (Рол и Федерико), а затем и третью (Немез). И вторую сюжетную составляющую в сухом остатке можно свести к сюжету «Терминатора». Весьма соответствует этому сравнению и Шрайк, который тут хоть и демонстрирует всю свою мощь с первых же мгновений своего явления, но все же от роли непознаваемого и неостановимого убийцы переходит к роли столь же непознаваемого и жуткого союзника. Если Энея будет плакать в последнем романе, а Шрайк все равно себя расплавит, показывая «класс», я надеюсь, что справлюсь со своими эмоциями.

Метатекст. Как и в предыдущих романах цикла, ему тут отводится огромное значение. Собственно, не может быть иначе, учитывая, что «Песни Гипериона и Эндимиона» были когда-то написаны Джоном Китсом (он же главный герой «Гипериона» Симмонса, он же кибрид, он же возлюбленный Ламии, он же отец Энеи, дитяти Техно-Центра и погибели рода людского). Но есть здесь и множество других аллюзий, цитат, отсылающих нас не только к астрофизикам, популяризаторам науки (за что отдельное спасибо), но и к античным авторам, Библии, и конечно же — английской литературе. Впрочем, другого от Симмонса, вся жизнь которого связана с изучением и преподаванием литературы, ожидать и нельзя было. Очень забавно в этой связи то, что Рол Эндимион вспоминает авторов Старой Земли куда легче, чем старика Дарвина.

К сожалению, есть некоторые минусы или неточности, которые слегка портят впечатление. К примеру, каким образом факельник «Святой Антоний» догоняет «Рафаила» в системе Возрождения всего спустя несколько часов, если он не способен развивать соотвествующие скорости и должен идти как минимум позади корабля Консула? Каким образом маленькая девочка одиннадцати лет практически тащит в воде теряющего сознание двадцативосьмилетнего мужика на Безбрежном Море? Каким образом эта же девочка управляется с обломками плота наравне с андроидом и взрослым мужчиной на планете с силой тяжести 1,7g? При этом я не ставлю под сомнение ее лидерские или умственные качества. Все же в тексте прямо указано на то, что Энея — мессия, да и имя явно намекает нам на то, что ей уготована судьба героя эпоса, но вот про физическую силу ничего не было сказано.

Впрочем, эти недочеты не портят картину так уж сильно. Я вспоминаю предыдущие книги Симмонса, где все обстояло примерно также. Не может же быть все идеально, а на фоне действительно сильной истории любой мелкий недостаток сразу же запоминается, в то время как откровенно слабое произведение подчас не хочется и разбирать. За сим ставлю этому произведению девятку (минус опускаем) и перехожу к заключительному тому «Песен».

P.S. Весьма забавен эпизод, когда Энея перечисляет деспотии и рассуждает на политические темы. Говоря о том, что энтропия уничтожает империи, и причисляя к деспотиям самые разные государственные образования, девочка либо расписывается в незнании истории, либо демонстрирует весьма анархичный и свободолюбивый взгляд на мир, что в хорошем смысле роднит ее с другим знаменитым мессией, чье имя не будем упоминать всуе.

P.P.S. Да, я знаю, в русском переводе нет никакого Рола, а есть Рауль, но мне и Пауль Атрейдес нравился меньше Пола, так уж вышло, а книгу я читал в украинском переводе, где Эндимиона как раз зовут Рол, так что с этим именем и свыкся.

P.P.P.S. Людям, которым понравились приключения троицы на ледяной планете, рекомендую почитать другой роман Симмонса, имя которому «Террор». Вы не пожалеете.

Земной круг становится ареной борьбы старых врагов, первого мага Байяза и Кхалюля, нарушившего Второй закон Эуса, запрет на поедание человеческой плоти. Логен Девятипалый вернулся на Север, чтобы завершить свою войну с Бетодом. Глокта, новый наставник Адуи, разрывается между приказами двух хозяев, банкиров «Валинт и Балк» и архилектора Сульта. Ферро Малджин лелеет планы о мести гуркам, Вест вместе с карлами Ищейки стремится всеми силами успешно завершить северную кампанию Союза, а Байяз и не думает просто расставаться с Джезалем дан Луфаром, и одному магу известно, к чему может привести подобный интерес.

На мой взгляд, третья книга получилась наиболее сильной. Она заставила меня взглянуть на всю трилогию по-новому. И вот несколько причин.

Сюжет. Приятно, когда автор не растекается мыслью по древу, когда сюжетные линии, в свою очередь, не дробятся на множество ручейков, иные из которых навсегда теряются от взора читателя, дабы смешаться с подземными водами забвения. Здесь абсолютно все вопросы, которые так мучали читателя, многие из которых не давали спать Занду дан Глокте, получают ответы. Кроме того, на третий том автор припас несколько действительно неожиданных сюрпризов (к примеру, читателя удивит сержант Пайк, это уж точно, покажет себя и Байяз, впрочем, этот уже предсказуемо). Не в последнюю очередь, это оказалось возможным благодаря объему. Вся история заключена в три тома, поэтому сюжет не провисает, за что огромное спасибо автору. Надо смотреть правде в глаза, многотомные циклы получаются далеко не у всех, а порой и метром не удается спасти свои разросшиеся громадины от эрозии.

Мир. То, что казалось минусом раньше, теперь ложится в копилку преимуществ. Действительно, мир, масштабы, количество персонажей — разве можно это сравнить с грандиозным полотном Мартина? И все же данные о вселенной «Земного Круга», равно как и о его истории, и заметки о биографии персонажей, — все это вполне соразмерно объему цикла и прекрасно соответствует сюжету.

Атмосфера. Да, фэнтези господина Аберкромби неуклонно «темнеет» от тома к тому. И дело тут вовсе не в физиологических подробностях: по ощущениям, их едва ли больше, чем в предыдущем романе. Однако концовка главной сюжетной арки бескомпромиссно лишает читателя каких бы то ни было иллюзий и надежд на то, что все будут жить «долго и счастливо». Хотя поворотов а-ля «Красная свадьба» в «Последнем доводе королей» нет, жизнь героев продолжается, и получают они подчас совсем не то, о чем мечтают, или что заслуживают. Впрочем, не смотря на то, что некоторые события весьма печальны, тем не менее, выглядят они логично. Не похоже, чтобы автор как-то особенно издевался над своим персонажем исключительно в силу собственных садистских наклонностей или просто потому, что ему так хочется.

В общем, в итоге имеем завершенную историю с полноценным сюжетом и развитием героев. Придется ставить девятку, тут уж ничего не попишешь.

Война Союза с Севером стремительно развивается. Коллем Вест, оставшийся консультантом в ставке Ладислава, попадает в гущу сражения и чудом остается живым. Его судьба теперь связана с северянами, Ищейкой и компанией. Где-то на противоположном конце мира Глокта пытается спасти от падения Дагоску, чьи стены штурмуют войска гурков. Джезаль, Логен и Ферро в компании первого мага Байяза, его ученика Ки и проводника Длинноногого, уверенно пробираются по территории Старой империи на запад мира, чтобы найти таинственное Семя.

Собственно, данные три сюжетных линии составляют основу произведения.

Герои. Надо сказать, что книга в целом оказалась сильнее предыдущей. Важнейшую роль в этом сыграли ключевые персонажи, развитию характеров которых автор уделил особенное внимание. Практически каждый из них сталкивается с событиями, которые в той или иной степени влияют на его качества и дальнейшие поступки. Джезаль и его ранение, Ферро и ее отношения с Логеном, Вест и бесславное сражение, а затем убийство Ладислава, Ищейка и смерть Тридубы, а затем выбор его вождем. Пожалуй, меньше всех досталось Глокте. Да и то, надо смотреть правде в глаза, такого человека мало чем удивишь. Хотя его любопытство является своеобразным заделом под события третьей части, где он еще должен себя показать.

Атмосфера несколько изменилась. По сравнению с первой книгой, она стала более натуралистичной. Здесь появляются те самые сцены, содержащие подробные описания пыток, равно как и детальные описания секса (тема членов раскрыта). Тем не менее, я все еще не готов отнести данное произведение к жанру темного фэнтези. Скажем так, автор просто добавил чуть больше реализма.

Мир в то же время стал более осязаемым. Появились некоторые детали из истории, поведанные Байязом, читатель наконец увидел подробное описание шанка, события на Севере и в Дагоске позволили ощутить какой-никакой масштаб. Конечно, еще очень далеко до эпичного полотна а-ля Мартин, Толкин, Джордан, но все же уже что-то. Кстати говоря, если сравнить с тем же Робертом Джорданом, который обошелся без натуралистичных описаний, это еще вопрос, какой из циклов (я имею в виду «Колесо Времени») более «темный», не говоря уж про эпик.

Что касается других достоинств книги — сюда я отнесу неожиданные повороты, которые оригинальным образом обыгрывают набившие оскомину стандартные сюжеты. Взять хотя бы фееричный итог квеста-похода за Семенем. Или такой вроде бы незначительный поворот, как образование треугольника «Вест-Ищейка-Катиль», когда ожидаешь скорее «закономерного» развития отношений между Вестом и Катиль. С одной стороны, вроде бы нет качественного продвижения сюжета, с другой — все эти события влияют на персонажей.

Отдельно хочу отметить битву, за ходом которой следит Вест, и в которой войска Бетода разбивают ставку Ладислава, что отсылает к похожему эпизоду романа «Война и мир», где Пьер наблюдает Бородинскую битву. Там нет никаких стройных передвижений армий и детально выверенных маневров, зато есть тотальный хаос войны и ощущение отстраненности, отсутствия у наблюдателя возможности как-то повлиять на ход событий. Кстати говоря, в одном из интервью Аберкромби говорил о том, что на него оказал влияние этот роман Толстого. Что ж, если это так, то Джо, несомненно, вынес полезные уроки, чем сделал свою книгу только лучше. И это радует.

В общем, книга получилась крепче, чем предыдущая, но из-за незавершенности пока сложно говорить о том, удалась ли задумка автора. Если первая получила восьмерку в какой-то степени авансом, то вторая заслуживает ее целиком и полностью.

Союз, одно из государств Земного Круга, в опасности — новоиспеченный Король Севера Бетод планирует нападение на Инглию (северная провинция), а с юга империя Гуркхула стягивает войска к Дагоске (южный город, расположенный на полуострове). На фоне этих событий разворачиваются истории северянина Логена Девятипалого, инквизитора Занда дан Глокты, молодого капитана Джезаля и девушки-воительницы Ферро. Их дороги пересекаются в столице Союза, а судьбы оказываются связанными с таинственными делами Первого мага Байяза.

Роман является частью трилогии, и назвать его самостоятельным произведением никак нельзя. По большому счету, он включает в себя расширенную экспозицию, а происходящие в нем события лишь подготавливают читателя к дальнейшему развитию событий и помогают автору расставить фигурки персонажей перед началом партии. По сюжету, собственно, все.

Структура повествования. Пять-шесть персонажей выступают в качестве репортеров: хоть события и описаны от третьего лица, автор предоставляет возможность подслушать мысли героев, записанные кое-где буквально через один абзац. В результате порой попадаются забавные моменты, когда мысли персонажа диаметрально противоположны высказанной реплике.

Герои и персонажи. Конечно, еще до начала прочтения романа, я был наслышан о Глокте. Пожалуй, он действительно вызывает наибольший интерес, благодаря трагичной истории, да и профессия инквизитора, что называется, обязывает. Логен Девятипалый, с его перевоплощением в Девять Смертей, тоже порадовал. Остальным как-то не хватает харизмы, а некоторым — как Джезалю Луфару — никак не получается сопереживать. Впрочем, поступки их более-менее логичны и соответствуют прописанным характерам.

Мир. Надо сказать, что этому миру позднего средневековья не хватает достоверности. К примеру, в одном из эпизодов Джезаль читает газету. То ли это проблема перевода, то ли автор решил не гуглить на предмет того, как обстояли дела с газетами в те времена. Другие подробности быта и факт использования в этом же мире свитков, как бы намекают на отсутствие технологий печатного пресса. Впрочем, Аберкромби, как настоящий англичанин, вероятно просто не желает писать о мире, в котором нет газет, овсянки и чая (которые также присутствуют в тексте). Конечно, это мелочи, но их множество, и они, что называется, слегка отвлекают. Особенно сильно это почувствовалось сразу после прочтения «Кабирского цикла» Олди, где таких проблем просто не существует, а авторам безусловно веришь.

Атмосфера. Открывая книгу, признаться, я ожидал большего. По крайней мере, описанные комментаторами и буктьюберами эпизоды какого-то овер-насилия и секса в первом романе отсутствуют. Мрачной атмосферы темного фэнтези я не почувствовал. Как говорится, истина познается в сравнении, и вспоминая «Стрелка» Стивена Кинга и сцены, где Роланд выпиливает целую деревню, а потом бросает мальчика в шахте подземки, назвать «Кровь и железо» темным язык не поворачивается, даже не смотря на наличие гор трупов. Думаю, дело тут в подходе. Да, цинизм присутствует. Да, описание увечий Глокты и подробности битв, таких как сражение Девяти Смертей с практиками, напоминающие сцены из фильмов Тарантино, добавляют атмосферы. Да, данное произведение точно не относится к «высокому» фэнтези, но даже до Мартина, с которым его любят сравнивать, Аберкромби в этом плане далеко, ведь (СПОЙЛЕР!) к концу романа не умирает ни один значимый герой (уж прости меня, Форли).

Прочитав данную рецензию, может показаться, что книга плоха. Однако могу сказать в ее оправдание, что злую шутку со мной сыграли мои собственные ожидания и иллюзии. На самом деле роман читается довольно бодро, сюжет интересный, и есть желание узнать, что будет дальше. Есть харизматичные герои, мир, хоть и не досконально прописанный, обладает собственной историей, так что в итоге имеем крепкое героико-эпично-квестовое фэнтези с претензией на реализм. Ставлю «восьмерку» и перехожу к следующему тому под названием «Прежде чем их повесят».

Восьмой сын восьмого сына в Плоском мире становится могущественным волшебником, а восьмой сын этого волшебника — чудесником, источником магии и могущественных заклинаний, каким и уродился Койн. И теперь вместе со своим посохом, в котором заключен дух отца, он бросает вызов чародеям Плоского мира, начав с переустройства Незримого Университета. Такой поворот событий не устраивает Шляпу Аркканцлера, что за время взаимодействия с двумя сотнями обладателей обрела собственный разум, и для борьбы с новым противником возглавила отряд, состоящий из Ринсвинда, Конины, дочери Коэна-варвара, и Найджела, стремящегося стать героем по книге того же Коэна-варвара.

Произведение относится к циклу «Ринсвинд, Коэн и волшебники», куда входят пародийные романы Пратчетта, в которых высмеиваются затертые клише. Как и вторая книга цикла, роман «Посох и шляпа» может похвастать цельным сюжетом и отсутствием фрагментарности, которая присутствовала в калейдоскопе историй первого тома цикла. В то же время оригинальный стиль автора цепляет уже не так сильно. Новых деталей о мире мы практически не узнаем, арка Ринсвинда предсказуемо состоит из знакомых нам этапов: «случайно попадает в заварушку — пытается спастись и уклоняется от участи спасителя — внезапно проникается духом справедливости и становится героем», а бесконечные стычки Сундука со всякого рода чудовищами вряд ли внесут интригу, ведь читатель прекрасно знает, чем все закончится.

С другой стороны, в книге есть вполне достойные автора эпизоды, к примеру — посиделки всадников Абокралипсиса в трактире, опоздавших на светопреставление. Или Найджел, изучающий тонкости работы героя-варвара по учебнику, написанному нашим старым (в прямом и переносном смысле) знакомым Коэном-варваром. Немного позабавила Канина, генетически предрасположенная к битвам, но стремящаяся преодолеть этот биологический детерминизм и стать парикмахером. И вроде бы мы видели таких персонажей раньше, однако следует учесть год написания книги. Пожалуй, высмеивая клише, автор успешно создал парочку новых мемов, ставших крайне живучими.

Отдельно стоит отметить, что Пратчетт не боится прорабатывать этические вопросы. Чудесник Койн, обладающий безграничным могуществом, как аллюзия на диктатора с оружием массового поражения. При этом сам Койн — всего лишь несчастный ребенок, чья воля долгое время была подавлена авторитетом отцовской фигуры. Такой себе фэнтезийный неофрейдизм. А факт освобождения воли благодаря поддержке всего одного человека является мощным гуманистическим символом, который отсылает нас к лучшим примерам английской традиции фэнтези, в том числе и к Тому Самому (вспоминаем, кто и как спас Средиземье, и что произошло у жерла Ородруина).

Что по итогу? Автор уже не делает ставку исключительно на шутейки и оригинальный особенности мира и персонажей, его населяющих, хотя и не отказывается от них целиком, благо, они являются неотъемлемой частью авторского стиля. Плавно, но уверенно, он прорабатывает мастерство построения сюжета, что несомненно является плюсом. В итоге имеем достаточно хороший пример юмористического произведения о волшебстве со смыслом.

P.S. Единственная ложка дегтя, без претензии к переводчикам, это отсутствие достаточных знаний английского языка, позволивших бы мне насладиться оригинальной игрой слов Пратчетта. Чувство, будто целый кусок пирога пропал в процессе поедания. Впрочем, всему свое время.

Мятежный поэт Абу-т-Тайиб аль-Мутанабби готовится погибнуть в объятиях самума, но вдруг оказывается в раю (или не в раю?), где служители культа Огня Небесного (проклятые еретики — точно не рай!) предлагают ему стать шахом славного Кабира. Дорожка сама ложится под ноги, спины гнутся, толпы почтительно расступаются, женщины томно стенают и скромно вздыхают, а нимб фарр-ла Кабир прочно закрепился на макушке. Все само собой спорится-ладится, да так, что впору завыть со скуки (все-таки не рай, а ад.) и почувствовать себя игрушечным болванчиком. А впереди сияет руном Золотой Овен, упорно не желающий превращаться в кебаб, и лишь посмеивается каждый раз, когда поэт упрямо кричит: «Хватит! Я возьму сам!»

Перед взором читателя предстают легендарные времена джахилийи по-кабирски, когда не знали эмираты имени Творца, а впрочем и эмиратов никаких не было. Тысяча и одна ночь приключений аль-Мутанабби и его «небоглазых» соратников в соответствующих декорациях, в которых и города демонов, и султаны-жабы, и хитромудрые вазирги присутствуют в достаточном количестве. И зачастую совсем не такими оказываются, какими мы привыкли их видеть в арабских сказках, что несомненно является плюсом.

Олди исследуют со всех сторон вопрос человеческой воли, ее способность восстать против детерминизма событий истории, походя аллегорически демонстрируя читателю примерную (и весьма правдоподобную) модель формирования исторического мифа. Подарив своему герою уникальную возможность не единожды преодолеть завесу смерти (которой не существует), увидеть свой мир в разные отрезки времени и увековечить иронию судьбы в своих знаменитых бейтах.

Как и предыдущие романы «Кабирского цикла», этот — многослоен. Его идея не укладывается в прокрустово ложе одного вопроса, пусть даже такого сложного, как вопрос о человеческой воле. Вполне вероятно, куда более важен здесь символ пути поэта, творческого человека, проходящего через различные трансформации и примеряющего маски шаха и эмира, но все равно остающегося поэтом (главным образом, благодаря личному выбору), что недвусмысленно подчеркивается на протяжении всего повествования. Поэтому и главный герой является не картонным персонажем, о котором мы уже все знаем из «Пути меча» (пришел — увидел — завоевал), а достоверным и живым.

Язык произведения прекрасен. Порой проза плавно перетекает в поэзию, а затем — обратно. Иногда стихи инкрустированы в текст в виде абзацев, что подкрепляет ощущение, словно читаешь поэзию в прозе. Множество специфических оборотов, вроде «прикусывания пальца изумления зубами сдержанности», помогают с головой окунуться в мир арабского (и псевдо-арабского) литературного средневековья. Активный словарный запас, замедляющий ретивых коней скорочтения читателя и оставляющий их пастись на пастбище бескрайних просторов гугла, удовлетворит самого любознательного читателя.

В общем и целом, дуэту удается выполнить сложную задачу — оставаясь в рамках единого цикла, не превращать каждый новый роман в пережевывание предыдущих. А еще — проложить мостик между аль-Мутанабби, что погиб где-то в песках близ Багдада, и аль-Мутанабби, что создал Кабирский эмират и чья рука досталась Чэну Анкору. Про «третьего» аль-Мутанабби узнаете, когда прочтете книгу, что я всячески рекомендую сделать всем любителям хорошей литературы.

P.S. «А как же Блистающие?» — спросит читатель: «Где живое оружие? Почему оно молчит?» Этого читателя мы отсылаем к эпизоду битвы с Золотым Овном, который наиболее ярко намекает нам на наличие воли у оружия, а также предлагаем вспомнить, как на зерцале некоего панциря вместо бараньего черепа появилась вязь: бейт из «Касыды о мече». Символическое рождение, таким образом, дополняет и завершает триптих «рождение — жизнь — смерть Блистающих», представленный соответственно тремя романами: «Я возьму сам», «Путь меча» и «Дайте им умереть».

После событий романа «Путь меча» прошло не одно столетие, плюющиеся огнем не-Блистающие приближаются к точке невозврата, трансформируясь в оружие массового поражения. Напряжение грозит разразиться всеобщим психозом. И в одной обойме, на территории частной школы-мектеба, оказываются совсем разные люди — хабиб-целитель Кадаль, избавляющий от тягот болезней по фотографии, его патрон Большой Равиль, шейх преступного сообщества «Аламут», хаким-историк Рашид, странным образом ощущающий связь с музейным экспонатом, двуручным эспадоном, азат-солдат Карен, новоиспеченный гулям местной частной школы, не задержавшийся в полиции и выдворенный оттуда хайль-баши Али-Беем, сам Али-Бей, дети, взрослые… и странная девочка, под накидкой которой спит (спит? бодрствует?) десяток братьев-ножей.

Роман весьма и весьма отличается от «Пути меча», продолжая его основную сюжетную линию. Если в первом мы погружаемся в сознание Блистающих, плывем в относительно спокойных водах широкой реки сюжета, то здесь — попадаем в море безумия, оно и понятно, ведь плюющиеся, пришедшие на смену Блистающим, отнюдь не обладают развитым сознанием. Бездна тысяч голодных темных глаз глядит на нас со страниц книги. Да, Блистающие подобны людям, но не эти — ненавидящие себя, стремящиеся к саморазрушению…

Что еще отличает море от реки — так это отсутствие одного русла-сюжета. Здесь мы наблюдаем множество линий, создающих полифонию в первой части, и сливающихся в многоголосье хора во второй. Композицию дополняет своеобразный водораздел, ненумерованная вставка, водящая за нос читателя, подсовывающая ему невинного жертвенного агнца в шкуре козла отпущения.

Многое изменилось, но что осталось, так это отличный язык, пересыпанный все теми же ближневосточными и среднеазиатскими терминами и наименованиями. Отдельный плюс заслуживают герои и персонажи, каждый отлично проработан, уникален и неповторим. Каждому отводится своя роль и место в повествовании. И у каждого в голове есть комнатка, в которую авторы пригласят читателя, предоставляя тому уникальную возможность посмотреть на мир глазами этого самого персонажа.

Стоит добавить, что вторая часть несколько напоминает любимые сюжеты Кинга, которые мы можем наблюдать во «Мгле» или «Буре столетия», когда люди, отрезанные от мира, оказываются в изоляции и взаимодействуют друг с другом сообразно со своими психологическими установками и особенностями, а напряжение усиливается за счет того, что автор подбрасывает почтенному сообществу непростую проблему в виде этического и морального выбора — убить девочку, решив проблемы всех и каждого? Отдать незнакомому пришельцу всего одного ребенка, но спасти других?

В общем и целом, Олди снова на высоте. Они полностью меняют подход, как в построении архитектуры произведения, так и в стилистике, в атмосфере. Меняется все, почти нет «голоса» Блистающих, нет былинного эпоса-квеста, цельнометаллических героев, чьи пути прямые, как лезвия их мечей, но в то же время перед нами все тот же Кабир, и все здесь ощущается иначе лишь потому, что и сам мир изменился, ведь ничто не вечно. Радует, что данные изменения никоим образом не сказываются на качестве прозы дуэта.

И все же, что рождается, то должно умереть. И иногда надо просто признать чье-то право на смерть. Ведь что может быть хуже, чем лежать в хрустальном гробу, блуждая между сном и явью и вспоминая сильные руки, свист и пение боя, навсегда ушедшие в прошлое?

P.S. Как точно описана суть огнестрельного оружия. Разве могло бы оно думать иначе, имей оно сознание? Постоянная боль, в буквальном смысле маленькая смерть во время каждого выстрела. Мышление роя, матка и слуги. Оружейные заводы, приводы и пули. Удивительно, как удается авторам перевести язык оружия на наш, человеческий.

Звенят по всему эмирату Блистающие Кабира, хвалясь своим мастерством Беседы, и почти нет равных Единорогу, прямому мечу из Высших Дан Гьена, и его Придатку Чэну из рода Анкоров Вэйских. Но тень вползает на пыльные улицы городов страны, наполняя их слухами об испорченных Придатках и сломанных Блистающих. Вновь оживают старые легенды и смутные воспоминания, рассекая надвое судьбу, как удар эспадона — оглоблю телеги, навсегда отрубая прошлое и заставляя заново открывать для себя Путь меча и прислушиваться к древним мудрым словам: «Пресеки свою двойственность, и пусть один меч стоит спокойно против неба!»

Чтобы хоть как-то структурировать свои впечатления от прочитанного уже второй раз замечательного романа, я разобью свой отзыв на несколько блоков.

Язык. Ни много, ни мало, Олди создали свой собственный образный язык, потрясающе передающий тонкости мышления и общения холодного оружия. Задача, вне всяких сомнений, незаурядная. Удивительным образом многие из знакомых нам пословиц и присказок оказываются здесь весьма кстати, равно как и эпитеты, словно уже созданные специально для данной формы повествования (например, «тупой» Дзю, остро-умный Заррахид). И конечно, прекрасно дополняет этот набор множество специфических названий и аллегорий: люди-Придатки, оружие-Блистающие, кузнецы-Повитухи, Небесный молот и Печи Нюринги, огонь Масуда и воды Мунира, рождение в горне, смерть в застоявшейся воде и многие другие.

Мир. Перед нами раскрываются детали георгафии, истории и быта Кабирского эмирата (и отделенной от него горами Шулмы). В этом мире мы без труда узнаем Ближний Восток, Среднюю Азию, Китай, Японию, и в этом нам помогает, опять же, язык и словарный запас писателей. Я не занимался специально подсчетом употребляемых в тексте специфических слов и понятий, имеющих хождение на территории вышеупомянутых областей — но по ощущению их число измеряется сотнями, при этом добрую часть из них составляют наименования видов оружия, география которых, впрочем, значительно более обширна и включает еще и такие регионы, как Индия, Индонезия, Европа. Кроме того, множество аллегорий и поэтических описаний окружающего мира работают на достоверность, заставляя читателя буквально чувствовать окружающий мир, видеть его краски, слышать звуки, осязать предметы.

Сюжет. Как талантливый оружейник, заслуживший звание Мастера, добивается идеального баланса клинка, так и наш харьковский дуэт находит собственный рецепт равновесия между философскими размышлениями и действием, которые органически дополняют друг друга. В то же время, на другом плане происходит плавное развитие линий Единорога и Чэна, которая постепенно преобразуется в единую линию Единорога-Чэна, идущих по Пути меча.

Философия. Собственно, одно из главных достоинств романа. Что происходит, когда благополучию общества, отказавшегося от кровопролития, вдруг начинает угрожать дикая орда, несущая разрушение? Можно ли помыслить Искусство ненасилия и Ремесло убийства и синтезировать нечто новое, и не являются ли они всего лишь двумя сторонами лезвия одного клинка?

Герои и персонажи. При первом рассмотрении персонажи произведения словно следуют распространенным фэнтезийным клише: огромный северянин, скорый на действие, хитроумный (какой же еще) Диомед из Кимены (откуда же еще) и так далее. Но если учесть специфику основного фант-допущения и структуры повествования, разве можно представить, чтобы эсток Заррахид выбрал бы себе в Придатки кого-либо помимо Коса ан-Таньи, а Махайра Жнец удовлетворился бы кем-то кроме Диомеда? Именно поэтому персонажи здесь играют на атмосферу, усиливая ее и делая краски еще более насыщенными.

Можно еще долго перечислять достоинства романа. Здесь и мифология Кабира, и отсылки к нашим реалиям, которые поданы иногда в виде приятных цитат, добавляя миру глубины (перечисление знаменитых исторических и мифических персон и имен их оружия), иногда — в виде кусочков «земной» истории (нападение монголов на окраины Китая), продвигающих сюжет. Тут и постоянное изменение живого мира, когда он меняется снова и снова, а история не начинается с первой главой, как и не прекращается после эпилога. Но перечислять все достоинства и разбирать их до конца совсем не хочется. Ведь, как сказал Обломок Дзю: «Когда любишь, невозможно рассказать, за что любишь… а если возможно — то это уже не любовь.»

P.S. Следует добавить, что второе прочтение романа мне лично позволило оценить его по-новому. Учитывая специфику прозы Олди, когда читателя сразу кидают в новый, чуждый ему мир, в данном случае — мир Блистающих, требуется некоторое время, чтобы преодолеть порог вхождения, найти точки соприкосновения, почувствовать родство и понять, что в этой вселенной куда больше знакомого, чем казалось поначалу. Поэтому вторая Беседа с произведением позволит сфокусировать внимание на деталях, упущенных при первом знакомстве.

Джон Мейсон, начальник Шоскомских конюшен, обеспокоен состоянием рассудка своего нанимателя, Роберта Норбертона. В последнее время он совсем потерял покой из-за давления со стороны кредиторов и предстоящего дерби, в котором будет участвовать его жеребец Шоскомский Принц. Роберт полностью рассорился со своей сестрой, которой принадлежит поместье ее покойного мужа, Шоском-Олд-Плейс. Кроме того, он стал пропадать в фамильной крипте владельцев усадьбы.

Занимательно, как автор выстраивает экспозицию с помощью лаконичного диалога Холмса и Ватсона. Хотя этот прием можно назвать уже классическим для рассказов о Шерлоке, видно, что Конан Дойл отточил этот подход со временем практически до совершенного состояния. Из этого диалога мы можем извлечь практически всю необходимую информацию о персонажах рассказа.

Здесь, как и в паре-тройке других произведений, Холмс прибегает к помощи собаки, используя ее в следственном эксперименте. Следует отметить также, что читатель может выстроить верную гипотезу уже после разговора с Мейсоном, что не делает сюжет, как и ход расследования, менее интересным. В итоге, не смотря на зловещую крипту и кости в очаге, имеем относительно легкую и в чем-то даже комичную историю.

Миссис Меррилоу обращается к Шерлоку Холмсу за помощью: ее беспокоит здоровье таинственной квартирантки, чье лицо так страшно изуродовано, что она вынуждена носить вуаль. Ничего о прошлом несчастной женщины миссис Меррилоу неизвестно, но в последнее время из ее спальни доносятся крики, связанные, по всей видимости, с ужасами прошлого. Женщина отказывается принять помощь полиции или священника, лишь соглашается встретиться с Холмсом, передав ему записку с названием деревушки: «Аббас-Парва».

В этом коротком рассказе Холмс лишь вспоминает о деле, которое когда-то расследовал, однако так и не разобрался в нем. Здесь есть загадка и некоторые гипотезы, выстроить же правдивую на основании вводных данных у читателя вряд ли получится. Женщина под вуалью сама рассказывает об истории своей жизни и том роковом моменте, который изменил ее судьбу.

P.S. Интересно, выступал ли Конан Дойл против цирков, но в этом рассказе есть примечательная цитата: «Прежде эта женщина держала взаперти животных, теперь же, как бы в наказание, судьба определила ей самой жить в клетке».

P.P.S. Вероятно, именно этот образ женщины под вуалью перекочевал на страницы романа Акунина «Статский советник», который я имел возможность прочесть ранее.

Прогуливаясь вместе по побережью Ла-Манша, Холмс и Харольд Стакхерст, чья школа «Фронтоны» расположена неподалеку, обнаруживают умирающего человека. Фицрой Макферсон, преподаватель естественных наук, перед смертью успевает лишь произнести: «Львиная грива». Пораженные свидетели обнаруживают на спине бедняги темно-красные полосы. Вскоре появляется Иен Мердок, известный своим буйным нравом. Шерлок решает во что бы то ни стало найти убийцу.

«Архив Шерлока Холмса» содержит целых три рассказа, повествование в которых ведется не от лица Ватсона. Два из этих рассказов принадлежат перу самого Шерлока Холмса. Перед нами как раз один из них (первый — «Солдат с белым лицом»). Еще одна особенность состоит в том, что дело, которое Холмс расследует, относится к тому времени, когда знаменитый сыщик уже удалился от привычных дел и начал разводить пчел. И последнее, что выделяет рассказ, — Холмс безжалостно уничтожает преступника, раздавив его булыжником. Не в каждом произведении о знаменитом сыщика такое увидишь.

По поводу детективной линии стоит отметить, что автор ведет своего героя, а с ним и читателя, по ложным следам. Нам подкидывают различные особенности и зацепки, которые в итоге оказываются несущественными (к примеру, на львиную гриву намекала огненно-рыжая борода отца Мод, который не одобрял ее роман с Макферсоном). Впрочем, финал может некоторых разочаровать, учитывая жестокие ранения жертв (да, жертва в рассказе не одна).

P.S. Забавно, что Шерлок в данном рассказе положительно отзывается о талантах Ватсона, как бы реабилитируя своего товарища в глазах читателя, а заодно и отвечая критикам Конан Дойла. Вообще говоря, цитаты, в которых Холмс действительно хвалит доброго доктора безо всяких колкостей, пересчитать можно по пальцам. Вряд ли их наберется больше пяти.

Тревор Беннет, ассистент и зять знаменитого ученого из Кемфорда, мистера Пресбери, обеспокоен поведением тестя. После внезапно вспыхнувшего романа с некой молодой леди профессор уехал на континент, а через две недели вернулся другим человеком, стал скрытным и лукавым. Он запрещает ассистенту читать некоторые и приближаться к таинственной шкатулке, приобретенной во время последнего отсутствия. А самое ужасное состоит в том, что в определенные дни профессор ведет себя особенно странно, ходит на четвереньках, не реагирует на человеческую речь, а его собственный волкодав бросается на хозяина.

Рассказ, стоящий особняком среди всех произведений о Холмсе. По той простой причине, что происходящее в нем относится к разряду сенсаций так называемого «низкого» пошиба. Полумистические слухи, которым Конан Дойл позволил проникнуть в рассказ и стать его стержнем, хоть и привносят новизну, но делают разгадку финала недоступной читателю, привыкшему к тому, что Холмс и Ватсон всегда прочно стоят ногами на земле, а не летают в эмпиреях, гоняясь за духами и потусторонними существами. Даже налет «научности» и имя господина Лёвенштейна не спасают ситуацию.

Возможно, Конан Дойл просто хотел создать свою версию «Доктора Джекила и мистера Хайда», учитывая, как высоко он ценил прозу Стивенсона.

Упомянутый в названии мост становится местом преступления: именно там находят тело жены Нила Гибсона, золотопромышленника и бывшего американского сенатора. Все улики указывают на то, что убийство осуществила гувернантка Гибсона, мисс Данбар: револьвер в ее гардеробе без одной пули в барабане, калибр которого совпадает с калибром орудия убийства, а также записка от самой гувернантки, зажатая в руке покойницы. Золотой Король умоляет Шерлока Холмса найти доказательства невиновности мисс Данбар.

Одно из классических произведений о Шерлоке, в которых есть зацепки и полноценная детективная работа, включающая здесь еще и следственный эксперимент. Надо сказать, что вводные данные, предоставленные автором, потенциально могут привести читателя к самым разнообразным версиям: возможность «дуэли», с последующей попыткой подставить гувернантку, непредумышленное убийство в результате самообороны, версия самоубийства и так далее. Несколько запутывает дело нервный управляющий Гибсона. Порой кажется, что он введен для того лишь, чтобы подчеркнуть негативные качества своего шефа.

Говоря о шефе, стоит отметить, что образ стереотипного успешного капиталиста получился весьма ярким. Вероятно, Дойл, человек викторианской эпохи, сильно удивился бы, узнай, что спустя каких-то сто лет такой образ «успешного» человека будет столь популярен. Это прекрасно отображает трансформацию менталитета страны, переходящей от эпохи наивного идеализма к эпохе индустриальных революций и мирового рыночного капитализма.

Сразу два Гарридеба обращаются к Шерлоку Холмсу: Натан, знаток множества наук и коллекционер из Лондона, и Джон, юрисконсульт из США. Первый просит разыскать хотя бы еще одного Гарридеба, а второй лично навещает Холмса, чтобы разузнать, как детектив связан с делом. Оказывается, третий Гарридеб парочке необходим для получения наследства, оставшегося после смерти богатого однофамильца.

Завязка чем-то напоминает «Союз рыжих»: преступник использует мифическое наследство толстосума-затейника, чтобы выманить жильца с насиженного местечка. Детективная линия вполне предсказуема. В принципе, бывалый читатель распознает преступника еще во время первого диалога с Холмсом, ведь каждый вопрос сыщика, брошенный словно невпопад, имеет важное значение. Большая часть следственной работы Холмса происходит «за кадром» и заключается в работе с полицейскими архивами и документами домовладельцев.

Еще одна непривычная для современного читателя вещь — наличие спойлеров от доктора Ватсона еще в начале рассказа. Читателю остаётся лишь ожидать того момента, когда наступит финал, и произойдут вышеупомянутые события.

Семейные дела Роберта Фергюсона совсем разладились: мало того, что новая жена дважды набрасывалась на его первенца, сына от первой супруги, так она еще и пьет кровь их младенца. Причин своим поступкам она назвать не может, поэтому муж прибегает к единственному оставшемуся средству — просит помощи у Шерлока Холмса.

Одна из самых жутких историй о Холмсе. Можно лишь догадываться, как воспринимала викторианская публика изображение матери, пьющей кровь собственного младенца. А ведь данная картина способна взбудоражить даже современного читателя, пресыщенного разного рода мистикой и хоррор-сюжетами. Вот вам еще одно свидетельство высокого мастерства писателя.

Это произведение вполне достойно занять место в списке лучших рассказов о Холмсе. Здесь автор использует свой излюбленный прием, разбрасывая тут и там небольшие подсказки и расставляя акценты, с помощью которых, при условии их правильной интерпретации, можно подойти к разгадке дела. И хотя вампиров мы тут не увидим, а может быть, именно потому, что мистика совершенно ни при чем, итог расследования оказывается действительно жутким.

Хозяйка усадьбы «Три фронтона» Мэри Мейберли обращается за консультацией к Шерлоку Холмсу. Она озадачена поступившим предложением о покупке ее дома. Некий агент по недвижимости предложил ей выкупить дом со всем, что находится в нем, включая мебель и личные вещи. Сама миссис Мейберли уверена — в ее доме нет ничего ценного. Холмс с этим категорически не согласен, и его догадка подтверждаемся внезапным ограблением.

Надо сказать, что данный рассказ сложно воспринимать, как классический детектив о Шерлоке. Загадка тут есть, бесспорно, однако читатель и без посторонней помощи догадывается о том, что виной всему «роковая» женщина. А вот имя Изадоры Кляйн всплывает словно по мановению волшебной палочки, вводных к этому никаких нет, очевидно, что Холмс знает о ней из прессы, как и о ее романе с покойным сыном миссис Мейберли. Но штука в том, что читатель-то об этом не мог догадываться, а значит, полных данных для собственного расследования у него не было. После упоминания романа Кляйн и Дагласа Мейберли разгадка становится совершенно ясной, за исключением некоторых несущественных деталей.

И, ох уж мне эти компрометирующие письма! Воистину, одно из самых страшных явлений викторианской Англии. Надо будет как-нибудь не полениться и посчитать, сколько раз их авторы обеспечивали Шерлока Холмса работой.

Рассказ, в котором доктор Ватсон приходит в гости к своему другу Шерлоку Холмсу, а застает сразу двух: пока один отдыхает в любимом кресле, второй Холмс ловит в свои сети акулу и пескаря, не прекращая играть на скрипке, и попутно расследует дело пропажи знаменитой драгоценности.

Практически полностью произведение копирует пьесу «Бриллиант Короны. Вечер с Шерлоком Холмсом», диалоги — местами дословно. Судя по тому, какой упор на них делается, рассказ действительно мог быть написан позже. Загадки читателю Артур Конан Дойл не предлагает, лишь дает возможность оценить смекалку своего героя: в ходе расследования сыщик использует и маскировку, и эффект внезапности, и воскового «двойника». Надо отметить, что в отличие от пьесы, автор тут решил не использовать световые эффекты, ограничившись помощью граммофона.

Мистер Джеймс М. Додд обращается к Холмсу с просьбой отыскать боевого товарища Годфри Эмсуорта, плечом к плечу с которым он сражался в Англо-бурской войне. Случилось так, что после ранения, которое Годфри получил во время одного из сражений, кроме двух писем из госпиталей, Додд не получал известий от закадычного друга. А попытки восстановить связь грубо оборваны отцом Годфри, полковником Эмсуортом.

Одной из главных отличительных черт этого рассказа является тот факт, что повествование ведет отнюдь не Ватсон, на этот раз мы имеем возможность оценить писательский талант самого Шерлока. Благодаря такому подходу мы можем проследить ход мыслей знаменитого сыщика. К примеру, Холмс забавно комментирует эпизод с перчатками: чтобы понюхать их, он роняет шляпу. Интересно, смог бы восстановить эту нехитрую причинно-следственную связь Ватсон? Кстати, в этом приключении он и вовсе не принимает участия.

Загадка в рассказе нехитрая, и Холмс практически полностью разрешает ее, извлекая всю необходимую информацию из монолога Джеймса Додда во время его первоначального визита. Удастся ли это читателю? Предлагаю попробовать.

Джеймс Деймри, человек, специализирующийся на улаживании щекотливых дел, просит помощи Холмса. Дело в том, что мисс Вайолет, дочь генерала де Мервиля, без памяти влюбилась в барона Адельберта Грюнера, который замешан в нескольких убийствах, в том числе, в убийстве своей бывшей жены. Влияние барона на юную девушку столь сильно, что она не желает слышать ничего плохого о своем возлюбленном. Между тем, близится день помолвки, и шансов расстроить ее остается все меньше.

В рассказе присутствует таинственный «благодетель», который желает спасти девушку явно не без корысти. Становится Шерлок на его сторону из-за королевских регалий или же просто выбирает между двух зол, не совсем понятно. Впрочем, как название, так и вступление, где сообщается о невозможности опубликовать рассказ ранее из-за конфиденциальности заказчика, указывают на первое, что изрядно огорчает.

Методы расследования Холмса здесь чрезвычайно прямолинейны, загадка отсутствует вовсе. Первый раз мы сталкиваемся с неизвестностью, когда наш добрый Ватсон узнает о том, что Холмса избили. В качестве второго отвлекающего элемента используется эпизод с Ватсоном же и его китайским блюдцем. Также интересно, как Конан Дойл отдает право судьи и палача мисс Уинтер, ставшей жертвой обмана Грюнера. Жаль, что девушку в итоге судили, хотя приговор, как мы узнаем в конце, оказался довольно мягким.

Сельский врач Джеймс Мортимер обращается к Шерлоку Холмсу за помощью. Он рассказывает о зловещей легенде, связанной с фамилией Баскервилей и записанной одним из представителей этой семьи, прямым потомком Хьюго Баскервиля, чье ужасное преступление навлекло проклятие на Хьюго и его род. Согласно легенде, всех отпрысков семейства в роковой час смерти ожидает встреча с огромной дьявольской собакой.

Этот роман, наряду с «Пестрой лентой», является для меня одним из двух наиболее запоминающихся произведений о Шерлоке Холмсе, с которыми имя сыщика ассоциируется еще с детства.

Неповторимая атмосфера таинственного Гримпена, каменных остатков жилищ древних людей, мрачных пустошей и зловещих торфяников Дартмура, укрытых туманом, тишину над которыми разрывает потусторонний вой адской твари, — все это описано автором столь живописно, что читателю не составит никакого труда погрузиться в повествование с головой и стать свидетелем всех событий, очевидцем которых по воле автора оказывается Ватсон. Теперь кажется, что атмосфера в романе отыгрывает настолько значимую роль, что отодвигает в сторону детективный сюжет и фигуру Холмса, даже без учета мрачной предыстории, нагнетающей напряжение.

Что касается детективного элемента, я не могу сказать, что он порадовал. Первые две трети действительно интересно следить за поворотами сюжета: тихо следовать по пятам за Берримором, прислушиваться к звукам с пустоши, с опаской поглядывать в сторону топей и ожидать в древней каменной лачуге таинственного незнакомца, — но вот к началу финальной трети ты уже знаешь, кто преступник. Единственная неизвестная переменная теперь касается лишь того, будет ли спасен молодой Генри Баскервиль. И хотя надеешься, что Конан Дойл припрятал хитрый твист, который заставит удивиться самого Холмса, этого не происходит.

Однако, как я уже писал выше, книга эта прочно засела у меня в голове. И дело тут не в том, что сюжет я знал с малых лет, совсем напротив — «Собаку Баскервилей» я прочитал только сейчас. Тем не менее, есть истории, которые запоминаются благодаря определенным стойким ассоциациям. Они становятся культурным явлением и тут уж хочешь не хочешь, а никуда от них не денешься. Так происходит и в данном случае: из-под корешка этой книги по ночам выползает туман, заполняет комнату, застилая лунный свет, а откуда-то из белесой мглы на тебя смотрит притаившийся зверь, остается лишь затаить дыхание и напряженно вслушиваться в мрачную песнь пустоши, боясь услышать знакомый леденящий крик.

Второе декабря 1914 года, три дня до объявления Великобританией войны Германии. Читатель присутствует при встрече двоих: барона фон Херлинга, главного секретаря дипломатического представительства Германии, и фон Борка, одного из лучших немецких шпионов на территории Англии. Последний хвастается своими достижениями на поприще сбора секретной информации и делится ближайшими планами. Один из завербованных американцев ирландского происхождения, некий Олтемонт, вот-вот прибудет с важной информацией, касающейся военно-морского флота.

В который раз Конан Дойл предлагает нам «последнее» дело Шерлока. Как мы помним, оригинальное «Последнее дело Холмса» отнюдь не поставило точку в карьере сыщика, равно как и дело о «Втором пятне». Поглядим, серьезен ли автор на этот раз. Тем более, что дело, предоставленное Холмсу, на этот раз действительно превосходит по своей важности все предыдущие.

Детективных загадок здесь не будет. Нашему вниманию предлагается один из любимых методов расследования Холмса — перевоплощение. Плюс, в виде экскурса в прошлое, Шерлок раскрывает Ватсону (кому же еще) тайну относительно того, чем он занимался последние годы, ведь прошло довольно много времени с того момента, как сыщик сменил род деятельности и отправился разводить пчел.

Надо сказать, что беседа Холмса и Ватсона, которого мы без труда узнаем в шофере Олтемонта, пропитана ностальгией и легкой грустью, каких ранее не доводилось наблюдать в рассказах о знаменитом персонаже. Мы как-будто становимся свидетелями старых друзей спустя долгие годы разлуки. Не в последнюю очередь этому способствует еще и тот факт, что повествование на этот раз ведется от третьего лица.

Непрерывная тяжелая работа может негативно сказаться даже на железном здоровье Шерлока Холмса. Под давлением врачей знаменитый сыщик отправляется на отдых к заливу Маунтс-Бей, на полуостров Корнуолл. Впрочем, даже тут ему находится работенка. Мистер Трегеннис Мортимер, живущий у местного викария, обнаружил в доме своих родственников страшную картину: его сестра мертва, а оба брата сошли с ума.

Зачин рассказа напоминает начало «Райгейтских сквайров», где Холмс тоже вынужден делать передышку, дабы не подорвать здоровье. Впрочем, на этом сходство и заканчивается. Мрачные пустоши с разбросанными тут и там остатками жилья древних людей, как и мистическое название, отсылают к атмосфере «Собаки Баскервилей». Сюжет, однако, весьма интересен и свеж. Детективная история вполне запутанна: здесь присутствует уже классический для рассказов Конан Дойла герой, чье преступление является актом «благородной мести», он же оказывается наполовину ложным преступником (ведь первое, самое страшное, преступление совершил не он), что также традиционно для произведений о Шерлоке Холмсе.

Помимо прочего, стоит отметить злую иронию: доктор Стерндейл, пусть и косвенным образом, помогает главному злодею убить единственного дорогого Стерндейлу человека, когда демонстрирует будущему преступнику необычную отраву.

P.S. Сцена преступления, с которого начинается расследование, представляется действительно жуткой, пусть на нее и отводится всего пара строк. Это ли не доказательство мастерства писателя?

Как видно из названия, сюжет выстроен вокруг пропажи леди Франсес Карфэкс, единственного отпрыска прямой ветви покойного графа Рафтона. О пропаже заявляет ее старая гувернантка после того, как внезапно оборвалась их регулярная переписка. Последние письма были отправлены из отеля «Националь» в Лозанне. Там и начинаются поиски Шерлока Холмса.

В этом рассказе детективный элемент крайне примитивный: Холмс движется по цепочке, прослеживая передвижения леди Карфэкс из одного пункта в другой. Попутно Конан Дойл подкидывает нам твист со страшным бородатым псевдозлодеем Филипом Грином. А главным негодяем оказывается безобидный, казалось бы, персонаж.

Куда более интересными для меня были следующие моменты: пуританская мораль, не позволившая леди Карфэкс выйти замуж за любимого мужчину; патриархальная бюрократия, не позволившая женщине, даже единственной из оставшихся детей, наследовать собственность отца; лицемерное законодательство, базирующееся на «святости» частной собственности, не позволившее Холмсу проникнуть на территорию дома злодея Питерса, чтобы спасти пленницу от смерти. Это напоминает нам о современных случаях, когда в доме очевидно происходит насилие или убийство, но полиция, не имея ордера, остается в стороне, боясь нарушить закон и подпасть под статью. К счастью, Холмс успешно преодолевает в себе столь низкий страх.

Миссис Хадсон является на квартиру Ватсона с ужасной новостью: Шерлок Холмс при смерти и не подпускает к себе никого из врачей, согласившись лишь на помощь своего старого друга. Ватсон срочно отправляется на Бейкер-Стрит, где находит знаменитого сыщика в плачевном состоянии. Тот рассказывает о своей страшной болезни, завезенной с Суматры и передающейся прикосновением. Впрочем, есть выход, ведь некий Калвертон-Смит прекрасно разбирается в этой хвори и может помочь.

Рассказ выделяется из числа прочих в цикле и относится к числу тех, в которых Холмс просто расставляет силки, в которые зверь бежит сам. Вот и тут он практически и пальцем не пошевелил, чтобы схватить преступника. И хотя читатель поймет, в чем дело, уже в середине произведения (личность преступника точно, факт имитации Холмсом болезни — с меньшей вероятностью), все же в произведении есть какая-то свежесть. Сюжет не копирует предыдущие истории о Холмсе, за что большое спасибо Конан Дойлу.

Еще одна головоломка, подброшенная Холмсу его братом Майкрофтом. На этот раз затронуты важные документы и на кон поставлена безопасность флота Великобритании. На одной из станций лондонского метро найден мертвым мистер Кедоген-Уэст, а в его кармане оказалось семь из десяти чертежей подводной лодки: три важнейших исчезли.

Сюжетный ход не слишком оригинальный: пропавшие документы чрезвычайной важности Холмс уже находил в рассказах «Морской договор» и «Второе пятно». Описанное дело довольно запутанное, но из-за малого круга потенциальных преступников читатель, скорее всего, довольно быстро догадается, кто украл документы.

В рассказе присутствует крупная неточность, которая сразу бросается в глаза. Сидни Джонсон, старший клерк конторы, откуда пропали бумаги, сперва сообщает Холмсу о том, что он всегда уходит последним, а буквально через пару фраз — что дверных ключей у него нет. Означает ли это, что мистер Джонсон уходит, не запирая за собой дверь? Сперва я решил, что голубчик сплоховал, и Шерлок выведет его на чистую воду как пить дать, указывая изумленному Ватсону на эту неточность. Однако оказалось, что сплоховал Конан Дойл, либо же открытая дверь оставалась на попечение ночному сторожу.

В данном рассказе Конан Дойл берет, что называется, с места в карьер, и открывает произведение оживленным диалогом, из коего мы узнаем от миссис Уоррен о ее таинственном постояльце, которого она видела всего два раза. Он платит за аренду солидную сумму, в замен же просит об отдельных ключах и соблюдении приватности: в его комнату не должен заходить никто. Мисс Уоррен обеспокоена поведением гостя, чьи шаги она время от времени слышит, хотя никогда не видит его, и просит Шерлока Холмса узнать, в чем дело.

Автор в который раз прибегает к теме тайных преступных сообществ. Похожий сюжет мы будем наблюдать еще и в романе «Долина страха». Здесь тоже главный герой, связанный с тайным обществом (и насоливший организации), сбегает из Америки в Лондон, прячась от возможной мести бывших подельников (мнимых в «Долине страха» и вполне реальных здесь). Вообще говоря, сюжетных сходств довольно много, а упоминание агенства Пинкертона и вовсе дает все основания полагать, что роман вырос из данного рассказа.

Надо сказать, что в рассказе (уже второй раз в цикле «Его прощальный поклон») мы видим достойного Шерлока сыщика, мистера Левертона из американского агенства Пинкертона. Вероятно, Конан Дойл таким образом хотел убедить читателя в том, что достойная замена не даст разгуляться преступности и позволит любимому герою наконец уйти на покой и заняться разведением пчел.

Мисс Сьюзен Кушинг, добропорядочная женщина, никому не причинившая зла, получила из Белфаста жуткую посылку: отрезанные уши в коробке из-под табака. Подозрения падают на студентов-медиков, которые некогда снимали в ее доме комнаты, но были выдворены хозяйкой из-за неблагопристойного поведения. Они вполне могли воспользоваться доступом к прозекторской, чтобы укомплектовать свою посылку. Впрочем, Шерлок Холмс не согласен с подобной версией.

В центре сюжета — действительно жестокое убийство, что выделяет рассказ из ряда других в цикле. Что касается детективной составляющей, нельзя сказать, что дело получилось запутанным (или просто предыдущие дела Холмса «натренировали» мой ум подобно тому, как дружба с Шерлоком позитивно повлияла на внимательность Ватсона). Внимательный читатель ухватит след задолго до финала, как только дело дойдет до профиля мисс Кушинг. Дальнейший ход мыслей Холмса будет вполне угадываться. Быть может, это и стало причиной, по которой сам Конан Дойл не любил данный рассказ и даже изъял из книжной версии «Записок о Шерлоке Холмсе».

Мистер Джон Скотт-Экклз втянут в странную историю. Недавно он был приглашен в Вистерию-Лодж, дом некоего Алоизиуса Гарсиа, в котором, помимо хозяина, проживают лакей и повар. Проведя ночь в гостях, наутро Скотт-Экклз обнаружил, что хозяин и слуги исчезли, и дом совершенно пуст. Ситуация усугубляется тем фактом, что вскоре после этого мистера Гарсиа нашли мертвым.

Примечательно, что в рассказе Конан Дойл использует образ латиноамериканского диктатора, воплощенный в фигуре «Тигра из Сан-Педро». Сегодня, спустя более сотни лет, читатель вполне себе может понять, о чем идет речь, ведь Латинская Америка традиционно «богата» такого рода политиками. Интересно и то, что в данном произведении Холмс наконец встречается с коллегой, не уступающим ему в смекалке, а именно, с инспектором Бейзом из Саррея.

Детективная линия вполне интересна, хотя заключения Холмса касаются скорее географии поисков нитей, ведущих к отправителю записки, что прочел Гарсиа накануне смерти. Даются эти размышления по ходу повествования, а заключения и объяснения постфактум, традиционные для рассказов о Шерлоке, отсутствуют. Также это один из тех рассказов, в которых Конан Дойл препоручает судьбы преступников случаю, избавляя от неблагодарной работы главного героя и британское правосудие.

В данном произведении мы встречаемся с полковником Себастьяном Мораном и восковой головой Холмса, знакомыми нам по рассказу «Пустой дом». Впрочем, за исключением двух вышеупомянутых деталей, перед нами совершенно другое произведение, скорее сходное с «Камнем Мазарини».

Пьеса весьма короткая и представляет собой небольшую зарисовку об очередном деле знаменитого сыщика, для решения которого тот, прибегая к театральным эффектам, остроумно обводит вокруг пальца двух похитителей знаменитой драгоценности. Надо сказать, что, не смотря на краткость, произведение содержит в себе совокупность весьма подходящих для сценической постановки элементов: тут и использование световых эффектов, и бутафорская голова Холмса, и камерный формат.

В итоге, наряду с «Делом Стоунор», имеем еще одну хорошую авторскую драматизацию сюжета о Шерлоке.

Пьеса представляет собой адаптацию рассказа «Пестрая лента», в которой изменены некоторые не слишком существенные детали, исчезли второстепенные персонажи, появились новые, а фамилии и имена героев отличаются от тех, что были в оригинальном произведении.

Следовательно, основной интерес для меня представлял не столько сюжет, сколько форма, в которой Конан Дойл его подает зрителю. Первый акт представляет собой события двухлетней давности, когда была убита старшая падчерица главного злодея, и содержит разбирательство коронерского жюри по данному делу. На мой взгляд, это отличное решение для пьесы: формат допроса делает диалоги весьма емкими.

Второй акт разделен на две сцены, первая из которых подводит нас к новому конфликту. Теперь уже в опасности оказывается младшая падчерица, она же главная героиня Инид Стоунор. Вторая сцена переносит зрителя в знакомый кабинет на Бейкер-Стрит. Здесь автор снова прибегает к трюку с диалогами: с помощью цепочки посетителей дает нам понять, сколь востребован талант Шерлока Холмса, и сколь разнообразны его клиенты. Впрочем, сцена слегка затянута. Завершается же она, собственно, приходом самой Инид Стоунор и изложением проблемы.

Третий акт опять-таки содержит две сцены: в первой Конан Дойл «сгущает тучи» над мисс Стоунор, фабула подходит к точке максимального напряжения, а третья содержит финал, надо сказать, несколько сокращенный по сравнению с рассказом. Хотя мне кажется, что заключительную часть можно было и расширить за счет уменьшения объема второй сцены второго акта, нельзя отрицать, что драматургия имеет свои ограничения и правила, диалоги являются ключевым элементом, а потому следует признать, что акценты расставлены вполне неплохо.

В целом, пьеса понравилась и, на мой взгляд, вполне заслуживает восьми баллов.

В данном рассказе к Холмсу обращаются одни из самых высокопоставленных чиновников Великобритании: лорд Бэллинджер, дважды премьер-министр, и Трелони Хоуп, министр по европейским делам. Дело в том, что из красного чемоданчика последнего пропало письмо от иностранного монарха, в котором тот жестко выражает недовольство колониальной политикой англичан. В случае, если о содержании письма узнает широкая общественность, последствия могут быть катастрофическими, вплоть до начала войны.

Тема данного рассказа частично копирует сюжеты сразу двух предыдущих: компрометирующее письмо мы уже видели в рассказе «Чарльз Огастес Милвертон» (характерно, что и в том рассказе, и здесь, убийцей была женщина, хотя в данном случае преступление совершено на почве ревности), а утерянный важный документ «позаимствован» писателем, сознательно или нет, из «Морского договора». Не смотря на эти замечания, данное произведение оставляет по степени запутанности расследуемого дела оба вышеупомянутых рассказа позади.

Сэр Юстас Брэкенстолл был убит в своем доме, ему проломили голову кочергой. Все улики указывают на то, что преступление совершила троица грабителей, отец и сыновья Рэнделлы. Шерлок Холмс практически соглашается с этой официальной версией, но несколько деталей не дают ему покоя, и он решает присмотреться к леди Брэкенстолл и к ее горничной, Терезе Райт.

В данном рассказе Конан Дойл делает упор на детективный сюжет, используя мелкие подсказки и не столь очевидные детали. Разумеется, писатель акцентирует на них внимание (как правило, это связано с манипуляциями Холмса), однако понять их смысл вполне читатель сможет лишь тогда, когда доберется до заключительной части.

Помимо прочего, в произведении присутствуют взгляды автора на вопрос о законных причинах расторжения брака. Проблема эта занимала лучшие умы викторианской Англии. Радует, что Конан Дойл оказывается здесь на стороне угнетенных, а не угнетателей, решительно отрицая мораль, оправдывающую худшие формы патриархата, имевшего место в Англии того времени.

К Шерлоку Холмсу обращается капитан команды регби Кембриджского университета Сирил Овертон. На кону важнейший матч против Оксфорда, а один из лучших игроков команды, трёхчетвертной Годфри Стонтон, пропал. Очевидцы утверждают, что перед исчезновением Годфри получил какую-то записку, явно не оставившую его равнодушным.

Как и в романе «Знак четырех», собака-ищейка берет на себя важнейшую роль в поиске пропажи. А вот блестящая логика знаменитого сыщика задвигается на второй план, учитывая тот факт, что обе первоначальные гипотезы Шерлока оказываются ложными. Зато финал вполне неожиданный, а в самом тексте нет практически никаких намеков на то, чем же все закончится. Поэтому рассказ хоть и интересный, но как детектив уступает другим произведениям цикла.

P.S. Отдельного упоминания заслуживает забавный эпизод, связанный с фигурой лорда Маунт-Джеймса, дяди пропавшего. Он представляет собой эдакого Эбенезера Скруджа, карикатурного скрягу, которого Холмс обводит вокруг пальца, используя против скопидома его же «оружие» — жадность.

Молодой детектив Стэнли Хопкинс подбрасывает Холмсу работенку. В загородном доме, арендуемом неким профессором Корэмом, происходит убийство: мистер Уиллоуби Смит, секретарь арендатора, найден с ножевым ранением в шею. Перед смертью он лишь успел пробормотать нашедшей его служанке: «Профессор, это была она!»

Артур Конан Дойл использует популярную на рубеже веков тему революционеров, нигилистов и прочих подобных сообществ. Естественно, в 1904 году одними из самых отчаянных революционеров были русские, именно о них и идет речь в рассказе. При этом конфликт весьма характерный и показательный для того времени, ведь множество революционных групп так и не нашли компромисса в отношении того, допустимы ли насильственные способы борьбы или нет. Симпатии автора, конечно же, на стороне поклонников мирных форм протеста.

Что касается деталей, одно из особенностей убийства оказалось для меня не вполне понятным: почему рана оказалась на затылке мистера Смита, если Анна, следуя ее собственному рассказу, столкнулась с ним лицом к лицу?

В одном из знаменитых университетов Англии случилось происшествие, грозящее вот-вот перерасти в громкий скандал. В кабинет тьютора Хилтона Соумса, где на столе лежали гранки с экзаменационными текстами, пробрался неизвестный. Был ли это нерадивый студент, который решил улучшить свои шансы на сдачу экзамена и получение солидной стипендии, либо кто-то посторонний, — неизвестно. Отчаявшийся преподаватель просит Шерлока Холмса во что бы то ни стало разрешить дело.

Рассказ может похвастаться неплохим детективным сюжетом. Было бы весьма интересно узнать, какое число читателей сумеет распознать преступника в середине рассказа. Скажу честно, у меня не получилось, хотя глядя теперь на текст рассказа, легко заметить, где автор расставил подсказки. Горе мне, невнимательному! И мое почтение сэру Конан Дойлу.

Отдельный позитивный момент рассказа для меня лично оказался в том, что события, пусть и ненадолго, перенесли меня в чудесное время студенчества (пусть даже и время это — сутки до экзамена, перед которым, как известно, не надышишься), за что особая ему благодарность.

P.S. Не очень понятно, зачем Конан Дойл дважды описал внешность студента Гилкриста. Вероятно, забыл о том, что до сцены допроса этот персонаж уже появлялся во время осмотра Холмсом и компанией комнат учащихся.

Не иначе, как в Лондоне объявился злостный наполеонофоб: как еще можно объяснить тот факт, что у почтенных горожан крадут из под носа гипсовые бюсты знаменитого француза и разбивают их на куски? Впрочем, Шерлоку Холмсу дело показалось занимательным, а значит, причина подобных совпадений может быть никак не связана с разладами психики.

Вполне стандартный рассказ о Шерлоке, в котором угадывается авторский стиль: предоставить читателю ложное решение дела, а затем позволить Холмсу разработать свою собственную версию, оказавшуюся правдивой. Рассказ показался несколько перегруженным семейными и дружескими делами преступника, которые, тем не менее, логично вплетаются в канву сюжета и связывают «наполеоновские» преступления с совершенной ранее кражей. И здесь Конан Дойл дает своему герою развернуться и продемонстрировать свои дедуктивные способности.

Надо заметить, что для отечественного читателя поведение преступника не должно показаться таким уж необычайным, ведь он, читатель, уже искушен в подобного рода концессиях.

Мистер Милвертон промышляет гнусными делами — выискивает самые разные компрометирующие материалы, чтобы затем шантажировать несчастную жертву. Один из таких случаев сталкивает негодяя с Шерлоком Холмсом. Знаменитый сыщик не может оставить Милвертона безнаказанным, однако рок выносит свой собственный приговор.

Рассказ сложно назвать детективным, а вот неожиданный сюжетный поворот имеется, что радует. Еще одна особенность, которую можно выделить — Холмс здесь предстает перед читателем с новой стороны, когда решает заключить помолвку, а затем и вовсе в буквальном смысле примеряет маску грабителя.

Важно, что хотя Холмсу свойственно было и раньше несколько вольно трактовать закон, проявляя снисхождение к некоторым из преступников, здесь автор и вовсе проводит границу между действиями шантажиста, не противоречащими закону, но аморальными, и действиями сыщика, незаконными, зато морально оправданными.

P.S. Забавный момент. В этом рассказе мистер Холмс смеется над своим дорогим Ватсоном так, как ни в одном другом произведении: «Случай этот не по вашей части, Ватсон: тут надо работать не руками, а головой.» Вероятно, самоирония автора.

Мисс Мери Морстен обращается к Шерлоку Холмсу за помощью в одном таинственном деле. Раз в год, начиная с года смерти отца, британского офицера, служившего в Индии, она получала по почте коробку с жемчужиной. А однажды утром ей пришло письмо, в котором неизвестный предложил встречу и туманно сообщил о том, что с ней поступили несправедливо, и это следует исправить. Девушка подозревает, что цепь этих событий так или иначе связана с гибелью отца.

Данное произведение следует той же модели построения композиции, какая была использована и при написании «Этюда в багровых тонах»: завязка — расследование Холмса — ретроспективная часть, хотя и ужатая до размеров всего одной главы.

Конан Дойл обращается к теме колоний, одного из наиболее популярных мотивов приключенческой литературы викторианской Англии: ретроспективная часть отсылает нас к восстанию сипаев, которое нынче именуется как Индийское народное восстание 1857-1859 годов. Тогда Индия была колонией и автор, разумеется, описывает эти события с точки зрения колонизатора.

Естественно, не обошлось и без чудесных сокровищ — еще одной излюбленной темы приключенческой литературы. Здесь следует вспомнить, что погоня за сокровищами, а вовсе не желание обогатить географическую науку, была одним из главных факторов, мотивирующих европейских авантюристов отправляться за горизонт черт знает куда. Сегодня представители индийского народа могли бы заявить о том, что никакие братья Шолто, ни главный антагонист Джонатан Смолл, ни даже мисс Морстен не имеют права на сокровища Агры, однако вопрос под таким углом автором просто не рассматривался, что простительно, учитывая время написания романа. Хотя другой факт слегка коробит: смерть дикаря Тонга, кажется, удостаивается примерно такого же внимания, на какое могла бы претендовать гибель собаки. В то время, как ключевому злодею, англосаксу Джонатану Смоллу, автор дарует несколько более достойную участь.

В произведении приключенческий элемент доминирует над детективной составляющей: хотя мы и видим здесь все ту же безупречную логику Шерлока, порой кажется, что столь же весомый вклад в дело поимки преступника внесла собака-ищейка. Эпизод погони по реке весьма динамичен и напоминает сцены из боевиков и комедий девяностых. Если принять во внимание тот факт, что читательская публика не была пресыщена голливудскими блокбастерами и компьютерной графикой, можно предположить, каким эффектным казалось им данное действо.

И все же второй роман автора несколько проигрывает первому, как с точки зрения детективной составляющие, так и с точки зрения ретроспективной приключенческой части и глубины истории. Однако восьмерку вполне заслуживает.

Рассказ, в котором погибает капитан Питер Кэри, но никто, кажется, не расстроен, Шерлок Холмс практикуется в протыкании свиной туши гарпуном, хотя и не преуспевает в этом, а сын банкира Джон Хопли Нелиган пытается поправить финансовые дела семьи, но не вовремя теряет свою записную книжку.

Не смотря на то, что сам Артур Конан Дойл не любил этот рассказ, здесь присутствуют все фирменные штучки автора: покойник с темным прошлым, ложный подозреваемый, на которого указывают улики, фирменный метод Шерлока Холмса ловли преступника «на живца», причем используемый дважды. Если это и «плотницкая работа», как считал сам Дойл, то «изделие» вышло довольно крепким.

Торникорт Хакстейбл, директор частной начальной школы, обращается к Шерлоку Холмсу за помощью: пропал один из учеников, единственный сын герцога Холдернесса, одного из богатейших и славнейших подданных ее величества. Сбежал мальчик или был похищен, неизвестно, но вместе с ним исчез учитель немецкого, мистер Хайдеггер.

Рассказ хорош тем, что практически до конца сохраняется интрига. Даже распознав намеки писателя и заранее узнав имя одного, а то и всех, преступников, подлинные причины преступления и мотивы похитителей остаются скрытыми до момента финальной обличительной речи Холмса. Примечательно, что это — второй подряд рассказ (после «Одинокой велосипедистки»), в котором одним из ключевых предметов выступает велосипед.

Мисс Вайолет Смит пригласил преподавать музыку своей дочери друг ее дяди, мистер Кэрразерс. Хорошие ставки и условия труда омрачают лишь редкие посещения вульгарного мистера Вудли, еще одного друга дяди, который предпринимает неуклюжие попытки ухаживания. Но две недели назад мисс Вайолетт вдруг обнаружила, что во время ее поездок по выходным на велосипеде к вокзалу за ней на одном и том же отрезке пути следует бородатый незнакомец.

Конан Дойл в который раз прибегает к теме жадных до наследства мужчин, манипулирующих чувствами несчастной барышни.

Что касается сюжета, надо сказать, что личность чернобородого преследователя раскрылась для меня совершенно неожиданно. Я даже подумывал о том, не скрывается ли под этой маской возлюбленный мисс Смит, молодой инженер. Детективная часть здесь, в сравнении с предыдущими рассказами, не столь примечательна, а сюжет часто продвигается за счет каких-то случайных происшествий, таких, как внезапная встреча Холмса и Вудли в баре, а также пролетающая мимо Холмса и Ватсона пустая двуколка.

Мистер Хилтон Кьюбитт обеспокоен поведением жены Элси, которое изменилось после того, как она получила странное письмо из Америки. После этого случая в доме Кьюбитта стали появляться странные рисунки, на которых изображались выстроенные в ряд пляшущие человечки. Молодой человек обращается за помощью в расследовании к Шерлоку Холмсу.

Рассказ, по-крайней мере, его завязка, напоминает «Желтое лицо»: снова американская жена, а ее таинственное прошлое не дает покоя мужу. Справедливости ради стоит заметить, что дальнейшее развитие сюжета никак не совпадает с вышеупомянутым рассказом, за что спасибо автору. Среди минусов хотел бы выделить глупость сельских инспекторов, которые не догадались осмотреть газон у окна комнаты, в которой произошло убийство.

Шрифт, вокруг которого крутится загадка, с одной стороны оказывается довольно простым (один рисунок — одна буква), с другой, учитывая прием с флажками и малое количество вводных, сходит за хороший ребус. А преступление в рассказе — одно из самых зловещих среди всех историй о Шерлоке.

Джон Гектор Макфарлейн успевает обратиться к Шерлоку Холмсу за помощью в расследовании убийства мистера Джонаса Олдейкера, в котором молодого человека обвиняет полиция. Действительно, накануне покойный оставил заведение на имя Макфарлейна, а потому — мотивы предполагаемого убийцы вполне ясны. Впрочем, Холмс считает, что сможет лучше разобраться в этом деле.

В этом рассказе Дойл дает своему герою немножко попотеть над дельцем: даже великий сыщик не может отыскать необходимые улики. А случай с отпечатком пальца словно «подарен» писателем своему герою, что выглядит, с одной стороны, несколько натянуто, с другой, учитывая то, что это «доказательство» вины Макфарлейна срабатывает в обратную сторону, — вполне неплохо.

Впрочем, о том, кто является настоящим убийцей, становится известно сразу после воспоминания подозреваемого о забытой трости, которую «покойный» предложил оставить у него. Здесь автор слишком явно намекает на исход дела.

Знатный мистер Рональд Адэр, карточный игрок, найден в своей гостиной мертвым. Причиной смерти стало пулевое ранение. Стремясь разрешить загадку, недалеко от места преступления Ватсон встречает на улице старика, торговца книгами. Какого же было его удивление, когда пожилой джентльмен вдруг превратился в Шерлока Холмса.

Конан Дойлу предложили хорошую сумму, а со времен издания последнего рассказа о знаменитом сыщике прошли годы, так почему бы не вернуться к популярному герою?

Сюжет довольно интересен, помимо расследования собственно убийства Адэра, Холмс повествует о том, как ему удалось спастись в схватке с Мориарти, и здесь впервые читатель узнает о том, что герой владеет техниками «смешанных» единоборств. Таким образом, Конан Дойл не только возвращает персонажа, но и наделяет его новыми особенностями. Небезынтересна и манера ловли правой руки Мориарти «на живца». В общем и целом, открытие третьего цикла рассказов о Холмсе можно считать удачным.

Экстренный поезд, нанятый мсье Луи Караталем, пропадает между станциями Кеньон-Джанкшн и Бартон-Мосс. Ни троих членов экипажа, ни самого мсье Караталя и его телохранителя, ни самого состава найти не удалось. Между тем, дело это может оказаться связанным с международным скандалом.

Произведение по своей композиции абсолютно схоже с «Человеком с часами», который тоже входит в сборник «Рассказов у камелька». Первая часть включает экспозицию, вторая — письмо «известного сыщика», а последняя содержит рассказ непосредственного участника расследуемого события. Помимо прочего, оба рассказа связано с темой поездов и внезапных бесследных исчезновений. Факт самоповтора смягчается лишь тем обстоятельством, что масштаб «пропажи» в этом рассказе куда поразительнее, чем в предыдущем, что и подогревает читательский интерес.

В одном из купе первого класса обнаружили труп молодого человека, увешанного часами. При этом пропало три пассажира, севших на одной из предыдущих станций: два мужчины и одна женщина. Детективы ломают голову над происшествием, а в редакцию популярной газеты приходит письмо, по стилю изложения напоминающее повествовательную манеру знакомого читателю сыщика.

Рассказ композиционно состоит из трех значимых частей. Первая — так называемая завязка и первоначальный ход расследования, вторая включает собственно письмо «известного криминалиста», а третья проливает свет на случившееся. Таким образом, составные части те же, что и в рассказе «Пропавший поезд».

Вообще произведение лишь отчасти можно отнести к циклу о Шерлоке, к тому же, стоит учесть, что версия, присланная в газету сыщиком, оказывается ошибочной, да и автор вряд ли так уж хотел возвращаться к своем герою. Впрочем, сюжет типичный для детективных историй Конан Дойла, поэтому рассказ должен понравиться любителям историй о Холмсе, хотя сама концепция сборника «Рассказы у камелька», куда и вошел «Человек с часами», подразумевала более свободный выбор жанра.

В попытках уничтожить конспиративную сеть злейшего врага, Холмс попадает в опаснейшее положение. Перед нами — лебединая песня Шерлока Холмса, заключительный акт его противостояния с гениальнейшим злодеем, профессором Мориарти…

Помимо названия, многое в данном рассказе указывает на то, что Конан Дойл задумал «убить» своего героя. Сам Холмс часто повторяет, что жизнь его прожита не зря, даже если это дело окажется последним. Кроме того, сыщик делится с Ватсоном своими мыслями о ремесле: он устал от работы частного детектива, желает посвятить свою жизнь чему-то другому, например, науке. Конечно, по-другому не могло быть, автор должен был быть как минимум благодарен этому персонажу, принесшему ему мировую славу. Отсюда и необычайное место «гибели» Холмса. Автора и без того кое-кто всерьез ненавидел за его решение, но все же умерщвление Холмса в результате болезни или от случайной пули третьесортного злодея, да еще и лишение героя возможности подвести итоги своей жизни и работы — этого бы Конан Дойлу не простили.

Сюжет рассказа неплох, однако практически лишен детективного элемента. Также стоит учесть, что появление такого героя, как Мориарти, должно было выглядеть довольно натянутым во времена первой публикации. Такое ощущение, что Конан Дойл специально придумал его конкретно под этот случай, чтобы смерть Холмса выглядела оправданной. Возникают вопросы относительно того, где Мориарти был раньше. Недаром целый кусок презентации Холмсом профессора потом перекочевал в «Долину Страха».

Покойся же с миром, Шерлок. Впрочем, кого я обманываю.

Блестящая карьера Перси Фелпса, друга Ватсона со времен колледжа, оказывается под угрозой: у него из-под носа, прямо из рабочего кабинета, крадут чрезвычайно важный документ, секретный договор между Англией и Италией. Этот документ ему доверил его собственный дядя, который и помог племяннику продвинуться по служебной лестнице. Однако теперь даже дядина протекция не в силах уберечь карьеру Перси. Единственная возможность все исправить — обратиться за помощью к Шерлоку Холмсу.

Конан Дойл опять предлагает своему персонажу дело государственной важности и, надо сказать, оно действительно весьма запутанное. Автор снова прибегает к своей любимой хитрости — подсунуть читателю одного-двух «ложных» преступников. Хотя внимательный читатель, памятуя о том, что знаменитый сыщик никогда не задает вопросы исключительно из праздного любопытства, сможет разглядеть указание на главного злодея практически в самом начале рассказа.

Шерлок Холмс посвящает Ватсона в свои семейные дела, впервые представляя ему своего брата Майкрофта. Тот подкидывает Шерлоку еще одну головоломку, связанную с делом мистера Меласа, грека-переводчика: его практически похищает некто Латимер для того, чтобы тот выступил посредником в беседе с человеком, доведенным до истощения. По всей вероятности, этого человека, уроженца Афин, держат взаперти против его воли и хотят добиться от него формального разрешения на брак с его сестрой.

Один из самых трагичных рассказов из всего цикла. Мрачная сама по себе история усугубляется тем, что Холмс здесь практически никак не способствует решению проблемы. Впрочем, последние строчки немного рассеивают тьму и даже дают основание увеличить счетчик сильных женских персонажей цикла (интересная особенность — практически все они не являются «чистыми» англичанками: американка, гречанка, «дочь» кельтов и т.д.).

Молодому врачу Перси Тревельяну некто Блессингтон предлагает финансовую помощь для открытия частной практики. Единственное условие — Блессингтон будет домашним пациентом, кроме того, три четверти доходов он забирает себе. Перси соглашается и все идет довольно неплохо, пока с пациентом не начинает твориться что-то странное: он то впадает в крайнее возбуждение, прочтя об ограблении в газете, то шарахается от каждой тени. А еще к врачу за помощью обращается русский дворянин с каталепсией и его сын. Шерлоку Холмсу предстоит обнаружить, есть ли между этими происшествиями связь.

Рассказ весьма интересен, хотя есть и одна крупная, на мой взгляд, логическая неточность: зачем Блессингтон, учитывая его прошлое, советует Перси обратиться за консультацией к такому авторитетному сыщику, как Шерлок Холмс, но при этом не желает открывать правду о минувших событиях?

Шерлок Холмс расследует дело предполагаемого убийства полковника Баркли, показавшего себя во время Крымской войны и восстания сипаев. Прямо перед происшествием у него произошла размолвка с женой Нэнси, а незадолго до этого она встретила на улице странного горбуна…

Конан Дойл снова возвращается к теме колоний (ранее читатель мог встретить ее в романе «Знак четырех»), что раскрывается в ретроспективной части, в воспоминаниях Генри Вуда. Стоит отметить, что судьба женского персонажа здесь выглядит довольно странно, словно Нэнси лишена свободы выбора: после предполагаемой гибели возлюбленного она автоматически достается другому ухажеру, которого даже не замечала ранее. Впрочем, списываю этот недостаток на время создания рассказа.

Интересен еще один факт: основной сюжет, по сути, позаимствован из Библии (история Давида, Урии и Вирсавии), автор лишь пересказывает его на новый лад. Хотя, вообще говоря, довольно странно, что Нэнси вспоминает имя библейского персонажа в этом ключе. Обычно, Давид вспоминается в связи с его победой над Голиафом. Впрочем, в викторианской Англии Библию, вероятно, знали лучше, чем в наши дни.

Отправившись на отдых вместе с Ватсоном к его другу полковнику Хейтеру, Шерлок Холмс не может удержаться от расследования нового интересного дела. Сперва Хейтер рассказывает о краже в доме мистера Эктона, а затем при попытке ограбления имения Каннингема происходит убийство кучера Уильяма Керуана.

Надо сказать, финал рассказа предсказуем, тем не менее, наблюдать за действиями Шерлока Холмса, которые довольно нетипичны для этого сдержанного субъекта, весьма интересно. Вероятно, автор решил раскрыть своего персонажа с новой стороны, сделав упор на артистизм (уровень мастерства перевоплощения Холмса читателю уже известен). Помимо прочего, в рассказе присутствуют отсылки к такому явлению, как графология.

Еще одно дельце, подкинутое Холмсу знакомым из колледжа. На этот раз к нему обращается потомок старинного аристократического рода Масгрейвов. Он обеспокоен странным поведением и пропажей дворецкого Брантона и невесты дворецкого, второй горничной Рэйчел Хауэллз. Дело весьма необычно, учитывая тот факт, что Брайтон накануне исчезновения был замечен самим Масгрейвом за чтением семейного артефакта — так называемого «Обряда рода Масгрейвов».

Загадку рассказа автор строит вокруг семейного артефакта, текста, составленного в виде некоего шифра. Здесь же используется тема утраченных сокровищ и национальных реликвий, плюс присутствует краткий экскурс в английскую историю.

Перед нами — первое дело знаменитого Шерлока Холмса, связанное с тайной отца Виктора Тревора, единственного друга Холмса по колледжу. Однажды к Тревору-старшему в гости приезжает моряк по имени Хадсон, ведет себя развязно и требует наилучшего к себе отношения. Старший Тревор крайне терпимо относится к выходкам знакомого, чем повергает в шок сына. Через некоторое время после отъезда Хадсона отец Виктора получает записку странного содержания от некоего Беддоуза. Она становится причиной внезапной смерти отца. Виктор Тревор просит товарища расследовать дело.

Рассказ отличается от прочих тем, что Шерлоку Холмсу в нем отводится скорее пассивная роль наблюдателя. Его роль ограничивается расшифровкой таинственной записки. Вместе с тем, большая часть отводится экскурсу в прошлое Тревора-старшего. Таким образом, композиционно рассказ напоминает романы «Этюд в багровых тонах» и «Долина Страха» в миниатюре.

Холлу Пайкрофту наконец повезло: после долгих поисков работы им вдруг сначала заинтересовалась крупная брокерская фирма, а затем финансовый агент Артур Пиннер предложил ему место коммерческого директора и солидный оклад в компании своего брата Гарри. Все, что требуется, отправиться в Бирмингем и встретиться с братом. Все бы ничего, да только Пайкрофт с удивлением обнаруживает, что Гарри и Артур Пиненры — одно лицо. Это странное дело мистер Пайкрофт решает преподнести в качестве головоломки Холмсу.

Снова Конан Дойл возвращается к старым сюжетам: рассказ весьма сильно смахивает на «Союз рыжих». Герой снова берется за бессмысленную работу в погоне за барышом, а злодеи используют факт его отсутствия для того, чтобы провернуть ограбление крупного финансового учреждения. Впрочем, рассказ интересен, так что все-таки поставлю ему восьмерку.

Мистер Генри Манро обращается к Шерлоку Холмсу с деликатным вопросом, его жена Эффи ведет себя в последнее время довольно странно. Она берет деньги на неизвестные траты, уходит из дома, но не сообщает мужу, куда. Дело подозрительное, тем более, что мисс Манро жената второй раз. Есть ли основания полагать, что ее считавшийся покойным муж внезапно вернулся в ее жизнь?

Рассказ необычен тем, что вместе с читателем автор на сей раз ведет по ложному следу и самого Шерлока Холмса: случай редкий, а потому крайне занимательный. Кстати, это не спойлер, ибо Ватсон предупреждает читателя о провале своего друга заранее.

P.S. Людям с расовой нетерпимостью читать опасно.

Газеты Лондона трубят о загадочном происшествии: пропала лошадь полковника Росса, фаворит скачек по кличке Звездный, а его конюх Джон Страйкер найден убитым, его череп проломлен тупым предметом. Полковник Росс и инспектор Грегори, расследующий дело, обращаются за содействием в расследовании к знаменитому Шерлоку Холмсу.

Здесь Конан Дойл в своей излюбленной манере сперва подсовывает читателю фальшивого преступника, затем путает следы в прямом и переносном смысле, а после удивляет неожиданным финалом: преступник найден, и это… впрочем, прочтите сами, и все узнаете.

В своем поместье в Берлстоуне убит мистер Джон Даглас. Странное поведение его жены и друга указывают на то, что дело может оказаться чрезвычайно запутанным. Смерть Дагласа таинственным образом связана с фигурой Мориарти, одного из главных противников Холмса, а значит, расследовать преступление — дело чести для знаменитого сыщика.

Композиционно роман напоминает «Этюд в багровых тонах», первая часть создает экспозицию и демонстрирует детали дела и улики, вторая часть представляет собой ретроспективу и повествует о приключениях рабочего Макмердо, члена Древнего ордена Свободных Тружеников, попадающего в ряды Чистильщиков, преступной группировки, созданной рабочими американского угледобывающего и металлургического промышленного района. Небольшой эпилог подводит черту под сюжетной аркой Дагласа.

Роман частично основывается на реальных событиях, связанных с борьбой за права ирландских рабочих-шахтеров, членов группировки Молли Магвайр. На мой взгляд, произведение оказалось слишком ангажированным, хотя автор и избегал упоминаний о сходстве описанной в «Долине страха» группировки с реально существующей.

Как известно, сотни тысяч ирландцев мигрировали в Соединенные Штаты из Великобритании по причине так называемого «картофельного» голода 1845 — 1849 годов (действие первой части повести разворачивается в январе 1888 года, то есть, ретроспективная часть описывает события примерно 1860-70-х годов). Подавляющее большинство становилось рабочими. И не смотря на то, что сначала шахтеры неплохо получали, впоследствии их зарплаты резко сокращались. Противостоять произволу корпораций было жизненной необходимостью, что и привело к появлению «Молли».

Что же мы видим в романе? Преувеличение богатства «преступной» сети; сгущение красок вокруг преступлений, совершенных рабочими; попытки поменять местами рабочих, убивающих работодателей, и наемников самих работодателей, уничтожавших подчас целые семьи членов «Молли». В тексте изменено даже отношение секретного агента Пинкертона к главарю тайного общества, уважение и даже некоторое сочувствие реального прототипа здесь уступают место откровенному презрению.

Как бы то ни было, детективная и приключенческая составляющие на высоте, поэтому ниже восьми ставить не буду, а учитывая вышеуказанные причины, не хочу ставить оценку выше восьми. На том и остановлюсь.

Рассказ повествует о царе, который молится у алтаря храма и вспоминает о своем отце и об «ангелах», спустившихся с небес и устроившихся советниками при нем. В результате дядиных козней мертвы и ангелы, и отец, а царь дрожит и вымаливает у бога защиту.

Рассказ, как и «Попытка к бегству», является своеобразным семечком, из которого выросла повесть «Трудно быть богом». В ней снова прорисовывается тема прогрессорства. Отличия заключаются в том, что в рассказе земляне берут на себя куда более активную роль в процессе «развития» общества и терпят крах. В целом, и обе повести, и рассказ являются воплощением идей истмата в фантастике, утверждающей неотвратимость исторического прогресса, вместе с тем — невозможность ускорить/изменить его течение.

Главный герой Марков выезжает за город поохотиться и погостить у своего друга Пал Палыча. Однако дом встречает Маркова пустотой, а через двор к лесу тянется кровавый след, который приводит героя к странным людям, похожим на варваров и управляющим удивительным летающим кораблем.

Рассказ является частью коллективной повести «Летающие кочевники», написанной для детского журнала, и сам по себе представляет скорее зарисовку, набросок, нежели завершенное произведение. Впрочем, идея синтеза быта примитивных племен и передовых технических достижений, совсем неплоха, вот только практически не развита в рассказе.

Программист Александр Привалов недалеко от Соловца подбирает двух попутчиков, которые оказываются сотрудниками Научно-исследовательского института Чародейства и Волшебства (НИИЧАВО). Это знакомство в корне меняет его жизнь и открывает перед ним фантастический мир, в котором оживают хорошо известные образы из мифов и сказок народов мира. Вся повесть построена на своеобразном синтезе переработки волшебных сюжетов и описания быта сотрудников советского НИИ.

Отойдя временно от истории «Мира Полудня», в этой повести Стругацкие раскрываются с совершенно другой стороны, демонстрируя свои умения в новом для себя жанре. Сказать, что в повести присутствуют интересные интерпретации сказочных сюжетов, значит не сказать ничего. Подчас целые куски текста обильно пересыпаны остроумными находками, причем каждый новый абзац выдает новую тему, которую иной автор не постесняется использовать в качестве единственной и достаточной для целой книги.

Юмор также идет на пользу прозе Стругацких, здесь есть и ирония, и сатира, и просто небольшие юморески. Чего только стоят названия отделов института: Вечной молодости, Смысла жизни, Абсолютного знания («Странный это был отдел. Лозунг у них был такой: «Познание бесконечности требует бесконечного времени». С этим я не спорил, но они делали из этого неожиданный вывод: «А потому работай не работай — всё едино». И в интересах неувеличения энтропии Вселенной они не работали.»).

Помимо прочего, братья высмеивают лень, стяжательство и потребительство, используя для этого такие удивительные образы, как «модель человека, неудовлетворенная желудочно», выращенная в автоклаве ученым-демагогом.

В произведении также присутствуют: джинны, которые только тем и занимаются, что либо строят дворцы, либо их разрушают; ученый кот, который знает все сказки и песни, но из-за склероза не может завершить практически ни одну; дубли, которых сотрудники создают для того, чтобы те подменяли их в случае отсутствия оригинала; Мерлин, чье кратковременной владычество так плачевно сказалось на отделе Предсказаний и Пророчеств, и многие, многие другие.

Отдельно стоит добавить, что многие любители фэнтезийной литературы здесь обнаружат кучу интересных фишек, которые могут быть знакомы им по «Гарри Поттеру» или «Плоскому миру», а еще мне вспомнился «Гиперион». Однако стоит помнить, что написана эта повесть была за пару-тройку десятков лет до вышеуказанных произведений.

В качестве итога хочу написать следующее: произведение крайне рекомендуется к прочтению и никакими словами не передать всех его положительных качеств. За сим откланиваюсь и ставлю десятку.

Коммунар Антон, известный в позднефеодальном Арканаре как дон Румата Эсторский, является сотрудником Института экспериментальной истории и выполняет функции своеобразного наблюдателя. Он вынужден действовать в обществе, где нарастают реакционные настроения, а штурмовики дона Рэбы потихоньку захватывают власть. Антон разрывается между долгом беспристрастного исследователя, которому запрещено вмешиваться в ход истории, и гуманиста, пытаясь хоть как-то помочь тем, кто понемногу движет общество вперед: врачевателям, философам, поэтам и писателям.

Повесть заметно отличается от предыдущих утопических произведений Стругацких. Не смотря на то, что в будущем братья все также предсказывают космический коммунизм, исследование их ретроспективно. При этом, в придворных королевского дома Арканара мы можем узнать черты современников, не только Стругацких, но и наших. Что неудивительно, учитывая советскую цензуру и общественные настроения. А до начала так называемой «оттепели» данное произведение вообще не могло быть напечатано. Помимо прочего, заметно, как меняется тон повествования от начала к концу. Словно в ходе разработки сюжета писатели вдруг осознали, что тема куда серьезнее, чем могла показаться вначале.

Отдельно хочется отметить отлично выстроенный сюжет. Личные переживания дона Руматы, происходящие вокруг события, хитросплетения придворных интриг, романтическая линия находятся в балансе, ни одна из частей не подминает под себя другую. Детали, касающиеся быта и взаимодействия между людьми эпохи позднего Средневековья, оставляют далеко позади попытки многих популярных нынче фэнтези авторов сделать свою прозу более реалистичной. Является ли это заслугой советской историографии или свидетельствует об общей эрудиции братьев, не столь важно. Важно, что Стругацкие создали убедительный мир, убедительных персонажей и хорошо прописанный конфликт.

В итоге имеем первое серьезное и сильное произведение писателей, которое оставляет далеко позади предыдущие, за исключением атмосферной «Страны багровых туч», в которой, однако, еще не было собственно самих Стругацких, а была «Любовь к жизни» на Венере.

P.S. В конце хочу привести цитату, которая емко описывает психологию арканарского (ируканского, святоорденского) гражданина и позволит оценить реализм Средневековья ТББ: «И если волею судеб кто-нибудь из них рождался или становился господином, он не знал, что делать со своей свободой. Он снова торопился стать рабом — рабом богатства, рабом противоестественных излишеств, рабом распутных друзей, рабом своих рабов.»

Повесть рассказывает о планете под названием Радуга, используемой физиками будущего в качестве полигона для испытаний нуль-транспортировки, мгновенно перемещающей предметы на дальние расстояния. Каждое перемещение порождает загадочную Волну, ставшую объектом изучения для другой группы физиков. Однажды Волна выходит из-под контроля, приближается катастрофа планетарного масштаба и застает врасплох нуль-физиков и их детей, обычных туристов и членов экипажа «Тариэля», возглавляемого знакомым читателю Леонидом Горбовским.

В начале 1960-х, когда холодная война едва не переросла в горячую, каждый уважающий себя писатель не мог оставить тему антропогенной катастрофы в стороне. И все же произведение разрабатывает довольно смелую для советской литературы того времени фантастическую идею трагедии, которая не просто случается с кем-то и возникает сама по себе, но происходит по причине деятельности коммунистических ученых будущего, и несет в себе угрозу выживания на целой планете. Не может не радовать, что вместе с тем Стругацкие не переходят черту, оставляя место вере в людей и этику гуманизма. Здесь нет лизоблюдства, нет пропаганды, нет и беспросветной чернухи и обесценивания положительных человеческих качеств. Посему ставлю восьмерку (на фоне сравнения с другими произведениями братьев).

Два коммунара, Вадим и Антон, структуральный лингвист и врач-недоучка, а по совместительству — звездолётчик, отправляются на неизвестную планету в системе желтого карлика ЕН 7031, чтобы доставить туда Саула, странного историка двадцатого века, буквально свалившегося им на голову. Прилетев на планету, друзья обнаруживают, что она обитаема. Перед ними открывается страшная и непонятная картина борьбы туземцев с неумолимыми машинами, оставшимися от предыдущих посетителей планеты. Спустя некоторое время земляне с ужасом осознают, что попали на планету, где общество еще не переросло феодализм.

Эта повесть — своего рода зародыш «сильных» произведений Стругацких. Здесь уже присутствуют многообещающие ростки идей и обрисовывается этический конфликт, развитый позже в «Трудно быть богом». И хотя некоторые фантдопущения не подкрепляются никакими объяснениями, характеры героев-коммунаров прописаны несколько однобоко, есть и удачные моменты, например, срыв Саула по причине того, что сегодня можно назвать посттравматическим стрессовым расстройством.

В итоге имеем довольно хорошую повесть, хотя и не дотягивающую до более поздних произведений братьев.

Мисс Вайолетт Хантер предлагают чрезвычайно выгодное место гувернантки, однако некоторые условия, выдвигаемые работодателем мистером Джефро Рукаслом, настораживают: он просит мисс Хантер состричь волосы, а также иногда надевать платье его дочери Элис, уехавшей в Филадельфию, и сидеть в определенном месте в гостиной. Переживания мисс Элис усугубляются, когда она находит в тумбочке своей новой комнаты в хозяйском доме кольцо локонов точно такого же цвета, как и ее собственные, а ее попытка исследовать заброшенное крыло дома наталкивается на злобную реакцию Рукасла.

Не смотря на то, что рассказ по атмосфере сравним с «Пестрой лентой», порой возникает ощущение того, что все это уже было ранее. Мотивы отца, из-за выгоды препятствующего желанию своей дочери выйти замуж и готового на преступление, большой дом, хранящий мрачные тайны, крупный зверь, охраняющий дом, даже наказание преступника, наступившего на свои же грабли. Поэтому за атмосферу ставлю 9, а за повторы — 7. Впрочем, исписался господин Дойл или нет, будет видно в «Записках о Шерлоке Холмсе».

Банкир Александр Холдер в отчаянии: мало того, что диадема, отданная ему в качестве залога особой, «одной из самых родовитых, высокопоставленных и влиятельных ... в Англии», оказалась сломана, так еще и очевидные подозрения в попытке кражи падают на собственного сына банкира, Александра. Спасти честь Холдера может только Шерлок Холмс.

Надо сказать, что некоторые детали повествования немного раздражают. Прежде всего, это касается упертого молчания Артура, который не способен спокойно уведомить отца о своей невиновности. Боже, сколько разнообразных таинственных историй и загадочных событий можно было бы избежать, если бы книжные герои всегда адекватно себя вели. Справедливости ради, стоит отметить, что жителям Викторианской Англии поведение сына банкира могло казаться уместным и даже благородным.

Снова Холмсу предстоит помочь высокопоставленной особе разобраться с сердечными делами. Место короля Скандинавии здесь занимает лорд Сент-Саймон, чей брак с мисс Хетти Доран из Соединенных Штатов не выдерживает и одного дня: молодая жена сбегает после свадебного завтрака и скрывается в неизвестном направлении.

Рассказ построен в соответствии со стандартной композицией «Приключений...»: зарисовка ситуации, не всегда понятная читателю разработка Холмсом деталей произошедшего и блестящее заключение, содержащее выводы знаменитого сыщика и описание приведших к ним логических заключений. Примечателен некоторыми деталями политических воззрений автора (мечта об объединении в пределах одного государства англоязычных народов), а также является своеобразным отпечатком эпохи, по которому мы можем судить о том, что являлось любимым предметом сплетен и будоражило внимание столичного жителя Викторианской эпохи.

Инженер мистер Виктор Хэтерли, погнавшись за барышом, обещанным ему неким полковником Лисандром Старком, соглашается починить гидравлический пресс, используемый якобы для добычи сукновальной глины. Однако, проявив любопытство, инженер попадает в смертельную опасность и лишь чудом спасается, лишившись пальца. Обратившись за медицинской помощью к доктору Ватсону, он и не знает, как ему повезло, ведь доктор знаком с самим Шерлоком Холмсом.

Перед нами — рассказ в рассказе, причем повествование мистера Хэтерли занимает основную часть произведения. Ему предшествует короткая экспозиция, а в завершающей части Холмсу остается лишь продемонстрировать свой безупречный логический метод.

Мисс Хелен Стоунер, чья сестра Джулия погибла при таинственных обстоятельствах, осталась жить в доме вдвоем со вспыльчивым отчимом доктором Ройлеттом. Однажды ночью она слышит тот самый свист, что предшествовал смерти сестры. Ей не остается ничего другого, кроме как обратиться к лучшему специалисту частного сыска — мистеру Шерлоку Холмсу.

Один из самых любимых автором и пугающих рассказов, не случайно его театральная постановка пользовалась большим успехом. Примечательно, как Дойл решает проблему харизматичного злодея. Здесь, как случается довольно часто в его рассказах, автор препоручает своих преступников «высшему судие», очевидно, не желая примерять на Холмса роль вершителя человеческих судеб.

P.S. На мой взгляд, это один из самых запоминающихся рассказов. И заодно тот, о котором в первую очередь вспоминали мои родители, рассказывая мне о приключениях знаменитого сыщика.

Отставник Питерсон распугивает хулиганов, напавших на прохожего. К сожалению, сам потерпевший убегает в неизвестном направлении, забыв на улице свою шляпу и белого гуся. Чтобы разыскать владельца, Питерсон обращается к Шерлоку Холмсу, тем более, что в зобу гуся нашлась пропавшая драгоценность, принадлежащая графине Моркар, так называемый «голубой карбункул».

Сюжет рассказа напоминает квест. Чтобы приблизиться к разгадке и понять, было ли совершено преступление или простая оплошность, знаменитому сыщику и его компаньону приходится продвигаться по цепочке людей, через руки которых прошел вышеуказанный гусь.

Намереваясь вернуть одного из своих пациентов, страдающего опиумной зависимостью, жене, доктор Ватсон внезапно узнает в одном из посетителей притона своего друга, Шерлока Холмса. Оказывается, сыщик пытается разрешить загадку пропажи мистера Невилла Сент-Клэра и разобраться в причастности к этому инциденту человека со шрамом, попрошайки Хью Буна.

Дойл снова, как и в «Установлении личности», использует маскарад в качестве основы детективной завязки. Интересно, как зловещая с виду тайна (для нагнетания атмосферы автор использует кровавые «улики», запутывает и отправляет читателя по ложному следу) оказывается в конце вполне себе невинной и даже комичной.

Джон Опеншоу, чей дядя, герой конфедератов Гражданской войны в Америке, и отец погибают при странных обстоятельствах, обращается к Шерлоку Холмсу за помощью. Каждой смерти предшествовало получение жертвой конверта с пятью зернышками апельсина и тремя буквами «К». Такое же письмо получает и несчастный Джон. Все признаки указывают на то, что ему угрожает большая опасность.

Конан Дойл снова обращается к теме зловещей американской организации. На этот раз на смену мормонским Ангелам мщения приходят радикалы Ку-Клукс-Клана. Есть мнение, что в данном рассказе Дойл выступает против расизма, хотя данная тема затронута здесь весьма поверхностно и куда больший акцент делается на мистической всесильности тайного общества.

Итак, перед нами первое произведение о культовом персонаже.

В поисках жилья, молодой доктор Джон Хэмиш Ватсон знакомится с будущим соседом, мистером Шерлоком Холмсом, оказывающим услуги частного сыска. Вскоре Ватсону предстоит убедиться в чрезвычайной проницательности ума Холмса, ведь на его глазах сыщик раскрывает тайну загадочного убийства некоего Еноха Дж. Дреббера из Кливленда.

Композиционно роман разделен на две части. Первая знакомит нас с краткой историей жизни самого Ватсона, от чьего имени ведется повествование, а также с Шерлоком Холмсом, его методом абдукции и чрезвычайно фрагментарными знаниями из самых разных научных областей. В ней же обрисовываются детали убийства Дреббера, а затем и его знакомого — Джозефа Стэнджерсона.

Вторая часть переносит нас в Америку и содержит в себе завязку конфликта, разрешившегося убийствами в Лондоне. Она же включает заключение, в котором мистер Холмс демонстрирует блестящую логику. Контраст между историями позволяет оценить талант уважаемого мистера Дойла, равно как и взглянуть на происходящие события с двух различных точек зрения, играя симпатиями читателя.

Таким образом, на страницах повести присутствуют реальные криминальные события, детективная история, драматизм, жизнеописания пионеров американского фронтира, пафос благородной мести, а также блестящая разгадка преступления. Вполне достойный набор для приключенческой повести.

История таинственной смерти мистера Чарльза Маккарти, предположительно убитого своим собственным сыном, скрывает тайну странной связи семьи Маккарти с семьей богатого мистера Джона Тернера, которая своими корнями уходит в далекое прошлое, когда оба еще искали счастья в далеких Австралийских колониях.

Чрезвычайно интересно отношение самого Дойла к своим персонажам. Преступник и разбойник, награбивший свое состояние и ставший на путь искупления, и честный кучер, превратившийся в шантажиста по причине собственной бедности — своеобразный перевертыш. И чью же сторону занимает уважаемый мистер Холмс? Вероятно, он следует простой морали: что было в колониях, остается в колониях. Что ж, мистер Дойл, так и быть, пусть будет по вашему. Но мы то помним.

Финал радует лишь тем, что дети Маккарти и Тернера счастливы и совершенно не подозревают «о мрачной тени, которая тяготеет над их прошлым».

Мисс Мэри Сазерленд обращается к Холмсу, отчаявшись найти своего жениха, мистера Хосмера Эйнджела, пропавшего при чрезвычайно странных обстоятельствах почти прямо перед самым алтарем. И это после того, как мисс Сазерленд решила пойти против воли собственного отчима, чтобы познакомиться с молодым человеком.

Рассказ весьма забавен, учитывая историю внезапной любви Мэри и Хосмера. Я уверен, читатель изрядного возраста вспомнит комедийный эпизод из киноленты «Не может быть». Учитывая, как подана данная линия в рассказе, становится очевидно, что рассказ целиком и полностью принадлежит собственному времени. Старушка Англия, в которой понятия чести, официально проповедуемые Викторианской моралью, уже вступают в конфликт с желанием личной выгоды.

Мистеру Джейбезу Уилсону, владельцу ломбарда, выпала большая удача родиться огненно-рыжим. По странной прихоти, некий американский богач после смерти завещал открывать на оставшиеся после его смерти «синекуры для тех, у кого волосы того самого цвета». Мистер Уилсон легко получил должность, где всего-навсего надо несколько часов в день сидеть в конторе и переписывать «Британскую энциклопедию». Однако в один ужасный день контора оказалась закрыта, а таинственный работодатель как в воду канул. Без сомнения, это дело способен раскрыть лишь Шерлок Холмс.

Хотя Артур Конан Дойл довольно высоко ценил этот рассказ, надо сказать, что главный злодей становится известен практически при первом же упоминании персонажа. Впрочем, за логическими выводами и методом мистера Холмса наблюдать довольно интересно, посему снижать оценку ни к чему.

Рассказ повествует о короле Богемии, чья честь на кануне свадьбы может быть скомпрометирована совместной фотографией с некоей Ирэн Адлер. Перепробовав различные способы спасения, его величество решает обратиться за помощью к знаменитому Шерлоку Холмсу. Рассказ примечателен легким сюжетом и своим нестандартным исходом, в связи с которым Холмсу пришлось навсегда выделить Ирэн Адлер из числа прочих женщин.

Надо сказать, что не смотря на некоторую снисходительность по отношению к представительницам противоположного пола, характерную для морали Викторианской эпохи, автору удалось создать интересный женский образ, впрочем, не без некоторой демонизации.

Приключения Ринсвинда, Двацветка и Сундука продолжаются. Во второй части цикла мы знакомимся с Коэном Варваром, престарелым воином и героем сказаний, утратившим на полях сражений все зубы, но не свою доблесть. Все-таки возраст почти в девять десятков лет — это не повод прекращать спасать юных дев и красть сокровища. Тем временем над горизонтом Диска появляется яркая звезда, приближающаяся с каждым днем и грозящая гибелью всему живому. Нашим героям предстоит решить эту проблему, пусть даже вопреки собственным желаниям.

Сюжет книги непосредственно продолжает и завершает линию «Цвета волшебства», формируя дилогию. Фирменный юмор автора, игра слов и постоянные отсылки к фольклору, книгам и фильмам (к примеру, цитата из диалога воинственных кочевников из киноленты «Конан-варвар»), а также к культурным, социальным и политическим явлениям — все это осталось. К концу книги из-под всех этих нагромождений юморесок показалось что-то похожее на пафос морального выбора. Впрочем, воспринимаются эти новые краски творчества Пратчетта вполне органично, безотносительно того, что в этих красках проглядывает картина политических воззрений писателя.

Два основных отличия от первой книги — куда более цельное повествование, которое хоть и не провисает по динамике, но все же включает в себя несколько меньшее количество событий. Кроме того, основные факты об удивительном Мире Диска, равно как и предполагаемые чудеса оного, мы уже знаем. Именно поэтому книга понравилась немного меньше, чем первая. Хотя на мою оценку эту не повлияло.

Рассказ повествует о загадочном госте, который оказывается в доме редактора, предварительно буквально свалившись с неба неподалеку от дачного поселка. Выглядит произведение неоконченным, как зарисовка, являющаяся частью другой, куда более обширной истории. Некоторые детали, вроде предметов гардероба или фраз гостя, намекают на интересную развязку, но ее просто нет.

В контексте времени, прямо под заголовком с новостью о том, что человек приближается к полету на Луну (о том, что братья вдохновлялись именно «лунными» открытиями, пишет сам БН, хотя намеки в самом произведении слишком уж туманны), рассказ мог бы виглядеть неплохо. Либо же сыграть роль заметки на фоне основного сюжета. Но в таком вот виде, в качестве отдельной работы, совсем не впечатляет.

Произведение представляет собой сборник рассказов, связанных между собой общими персонажами. Композиционно разделено на четыре частей, первую из которых можно назвать экспозиционной, последующие представляют хронологию развития и становления морали человека будущего, живущего в коммунистической утопии. Имеется и своеобразная итоговая часть, суммирующая пройденное.

В общем и целом, мир Полудня был создан в качестве ответа на те модели грядущего мира, которые описывали западные фантасты, зачастую представляющие мрачное и безысходное будущее. В этом мире на пустынном Марсе летающие пиявке атакуют отважных колонистов (за пять лен до «Дюны»); вернувшиеся из далекого путешествия, внезапно оказавшиеся в будущем космонавты пытаются найти себя в новом мире; школьники мечтают о будущем, в котором смогут шагнуть за горизонт, вырастают и приносят пользу обществу; ученые приближаются к решению проблемы бессмертия личности; а из огромных яиц вырастают целые технологические комплексы (написано за пятьдесят с лишним лет до появления 3d-принтеров, печатающих дома). Но не все идеально: инструкции к бытовым приборам могут и перепутать...

Среди минусов можно выделить вульгарный антропоцентризм (на «Благоустроенной планете» природа не обладает никакой собственной ценностью, устранено все, что не представляет ценности для человека, вплоть до комаров, несомненно, участвующих в поддержании баланса экосистем, а значит, косвенно влияющих и на благосостояние человека), некоторое морализаторство и идеализация человека будущего, которому отказано в праве на проявление слабости.

Среди плюсов — оптимистический взгляд в будущее, лишенное войн, голода и социального и экономического неравенства, представление научного творчества в качестве одного из основных видов деятельности, значимых для людей Полудня. Для большей наглядности плюсов предлагаю сравнить рассказ «Самодвижущиеся дороги» с рассказом Хайнлайна «Дороги должны катиться». Если в первом читателю представляется картина идиллического будущего, мир свободного творчества, то второй наполнен мотивами классовой борьбы и ощущением грядущей катастрофы, которую удается избежать чудом, не без применения насилия.

Отдельно хочу выделить рассказ «Свидание»: один из самых сильных в сборнике, он создает контраст на фоне общей истории.

P.S. Ридеры («Естествознание в мире духов») напоминают творчество Кинга и сюжет телесериала «Странные вещи» (рассказ опубликован за двенадцать лет до «Кэрри»), а вот «Самодвижущиеся дороги» могли быть позаимствованы у Хайнлайна, который создал свой рассказ «Дороги должны катиться» в 1940.

Вакуум-сварщик Юра Бородин, пытаясь нагнать своих коллег, попадает на борт легендарного «Тахмасиба», с экипажем которого ему предстоит совершить полное приключений путешествие через Солнечную систему. Здесь мы встречаем знакомых нам Быкова, Юрковского, Крутикова и Жилина.

После прочтения повести остается двоякое ощущение. С одной стороны, произведение прямо-таки пропитано дидактическим духом. Противостояние капитализма и социализма показано практически в черно-белых тонах, за исключением некоторых деталей, вроде американского инженера, возвращающего драгоценности космонавтам-коммунистам. Еще более нелепо в наше время выглядит снисходительный тон героев по отношению к «проигравшим» холодную войну капиталистам. А уж упоминание молодчиков в красных повязках, после посещения коих в барах даже музыка замолкает, это, извините, непонятно что вообще, и весьма показательный симптом времени, в котором творили Стругацкие.

С другой стороны, товарищ Жилин вносит неоднозначность. Медленно, но верно, меняется курс прозы Стругацких. И этот перелом курса недвусмысленно звучит в последних строчках повести, что подчеркивает в своих воспоминаниях и сам БН. Кроме того, не смотря на пафос, постоянное присвоение эпитета «железности» к различным персонажам и вообще религиозную идеологию, обещающую рай (для внуков) как искупление за наши мучения (тяжкий труд наш сегодняшний ради этих самых внуков), все же в лице Юры Бородина мы наблюдаем не автомат, чьи действия строго детерминированы партийной идеологией, а живого человека, способного переживать и подвергать сомнению свои взгляды.

Посему при всех своих недостатках, произведение, на мой взгляд, заслуживает внимания. В том числе, как памятник времени, образец лучшей научно-фантастической литературы пост-сталинской советской эпохи.

P.S. Ни в коем случае не стремлюсь высмеивать идеализм Стругацких, вполне понятный, учитывая дух времени, как не умаляю и привлекательности окончательной цели коммунизма. В связи с этим хочу привести показательную цитату БН о том, что «коммунист и член КПСС — понятия, как правило, не совместимые».

Пока танцует на площади города Бог, солнце поворачивает свой путь на север, а затем возвращается на юг. Сыновья и Дочери Божьи вырастают, сменяют родителей и становятся Богом, а затем — Матерью и Отцом Бога, в свою очередь передавая божественность по наследству. Пока главная героиня ожидает инициации и обручения с братом, чтобы заменить своих родителей, старший брат решает взять власть силой. Но вот с небес прибывает Новый Бог, чтобы навсегда изменить человечество.

Рассказ ведется от лица Зе, той, что должна стать Богиней. Ее ощущения и трансформации позволяют представить то потрясение, которое может испытать население изолированного сообщества, столкнувшееся с куда более развитыми пришельцами. Той же цели служит мистический элемент — предсказание бога-отца, которое претерпевает изменения и на протяжении сюжета получает как минимум три толкования.

По словам самой Ле Гуин, цивилизация описанного общества списана с инков. Таким образом, перед нами традиционный (в том числе, и для самой писательницы) сюжет столкновения конкистадоров с аборигенами.

Еще одно произведение о сложности построения седорету на планете О. Уроженка горной фермы Шахез и ее любовница Энно-Акал вынуждены пойти на обман священных законов, чтобы заключить союз с еще двумя членами брачного квартета.

По совам Ле Гуин, рассказ этот (как и «Невыбранную любовь») можно отнести к «комедии положений», с чем можно согласиться. Как и упомянутый выше рассказ, этот практически не связан с Хайнским циклом. Фокус внимания тут направлен исключительно на особенности жизни людей планеты О. Здесь нет межзвездных скитальцев, а о самой Экумене мы узнаем из пары упоминаний.

На этот раз мы перемещаемся на планету О, где столетиями существует устойчивая система заключения союзов (седорету), состоящих из четырех человек, двух мужчин и двух женщин. Чтобы избежать инцеста, вступать в сексуальные отношения в этой четверке могут лишь лица одного пола, либо принадлежащие разным кастам — Утренним и Вечерним. Трудностям, связанным с созданием такого рода союза, и посвящен данный рассказ.

Стоит отметить, что произведение легко можно отнести к жанру фэнтези, благодаря мистической составляющей. Кроме того, он не так сильно связан с общей историей Хайнской цивилизации. Впрочем, Ле Гуин честно говорит об этом в самом начале рассказа, описывая особенности истории общественных институтов планеты О.

В повести о планете Сеггри Урсула Ле Гуин переворачивает проблему прав женщин наизнанку: из-за генетических особенностей на этой планете мальчики рождаются куда реже девочек, в результате чего между женщинами и мужчинами возникли особенные отношения, в которых первые управляют обществом, участвуют в хозяйственной и культурной деятельности, а вторые проводят всю жизнь в спортивных состязаниях и выполняют роль «быков-осеменителей».

Оставаясь беспристрастной (насколько это возможно, учитывая свободолюбивые взгляды самой Ле Гуин), писательница дает нам возможность посмотреть на общество Сеггри глазами посланников Экумены, а также местных жителей — с мужской и женской точек зрения.

На планету Соро-11 прибывает посланница Экумены, ученый-этнолог. Предметом ее исследования является изолированное сообщество туземцев, чрезвычайно консервативное и опасающееся влияния извне. Для преодоления барьера ученая решает использовать собственных детей, в отличие от нее имеющих возможность стать частью местного общества.

Как часто бывает в произведениях Ле Гуин, история эта неоднозначна, читателю самому предстоит оценить плюсы и минусы мышления сороанских аборигенов, равно как и этичность поступка матери-этнолога. Основной конфликт произведения состоит в «проблеме контакта», которая показано как прямо — в эпизоде с попыткой общения с разумными цефалоподами, так и косвенно — через историю изучения туземцев. Кроме того, поднимается вопрос цены стремительно развивающих технологий, а также проблема власти людей друг над другом, которая местным населением называется магией и всячески табуируется.

Сати, дипломат Экумены на планете Ака, пытается найти остатки старой цивилизации, старательно стираемой из памяти населения новым правительством Корпорации: уничтожаются книги и любые артефакты старой письменности; преследованиям подвергаются носители «реакционных учений»; навязывается новая идеология, построенная на религии бога Разума, воспеваемой потребителями-производителями.

Урсула Ле Гуин моделирует столкновение двух обществ, одно из которых можно назвать консервативным, в его основе — «торговая, дискурсивная и гомеостатичная культура», другое же представляет собой технократию, нацеленную на прогресс. Древняя культура, которую писательница подает фрагментарно, словно воплощая на страницах романа процесс работы этнолога, выглядит весьма утопично. Есть ощущение, что речь идет о первобытной гармонии, золотом веке, то есть, проще говоря, о мифе, распространенном у различных сообществах на Земле. И так как соответствующие земные мифы являются ни чем иным, как романтизацией прошлого, попытки Ле Гуин описать его практическое существование выглядят не всегда убедительно. К примеру, развитая торговля и отсутствие стремления к наживе и расточительству, наличие авторитетов, но длительное отсутствие у этих авторитетов желания получить власть, противоречия, присущие мистическим «знаниям» (убийцы прошлого не воспеваются, но воспеваются мазы, которые могли поразить молнией врага на расстоянии, читай, убить) — все это дает ощущение чего-то сказочно-нереального, пусть и по-детски наивного и привлекательного. Во время чтения не покидало ощущение, что писательница просто дает волю своей любви к конструированию архаичных культур, при этом смысл произведения не то чтобы остается размытым, скорее походит на то самое толкование, которым занимаются мазы.

Тем не менее, есть и плюсы. Некоторые являются обратной стороной минусов. Любовь к этнографии позволяет писательнице творить миф, наделять фантастический мир планеты уникальными атрибутами и наполнять жизнью. Кроме того, одна из основных идей романа — вред фанатизма — является весьма актуальной, учитывая наличие запрещенных в цивилизованных странах организаций типа «Исламского государства», некоторые части текста словно списаны с подобных террористических сообществ. Сюжетная развязка выглядит логично, а решение основного конфликта можно назвать изящным. Поэтому ставлю восьмерку, не смотря на то, что этот роман зацепил меня куда меньше, чем «Четыре пути к прощению».

Эсдардон Айя, глава разведывательной службы экуменического посольства на Уэреле, оказывается в самом центре гражданской войны. Революция, отгремевшая на Йеове, достигла Уэрела. Армия Освобождения наступает на Легалистов, защищающих старый порядок. Фракции внутри обеих сил сражаются за власть. Ситуацию усложняет возможность наличия у легалистов биологического оружия, способного уничтожить миллионы жизней и отравить всю планету. Посла экумены захватывают в плен и пытаются использовать в качестве рычага влияния, в то время, как сам Эсдардон испытывает бессилие. Все, что ему остается — разделить тяжесть своей судьбы с окружающими его людьми, рабынями и рабами, служащими на одной из старых плантаций.

Еще одна зарисовка о рабстве, о революции и ее неизбежных потерях, в которых страдают далеко не только бывшие хозяева, и о войне, во время которой «пленники — все».

Целиком и полностью идея повести содержится в ее названии и посвящена феминизму, открытой сторонницей которого являлась Урсула Ле Гуин.

Ракам — женщина с Уэрела, прошедшая там через ужасы рабства и насилия и отправившаяся на Йеове, символ Свободы, но попавшая в новое рабство, где хозяевами оказались мужчины. История ее жизни выписана подробно, писательница последовательно и живописно описывает все круги ада, через который пришлось пройти героине, предельно концентрируясь на ее внутренних ощущениях и демонстрируя трансформацию личности.

Повесть рассказывает об уроженце Хайна, впервые позволяя читателю заглянуть на эту планету, колыбель всего человечества Экумены, хранящую его многомиллионнолетнюю историю. Йехедархед Хавжива из юноши, чей мир заключается в одном изолированном поселении, превращается в историка Хайна, расширяя горизонты своего знания и стараясь постичь окружающий бескрайний мир. Синтез старого и нового бытия и неутолимая жажда свободы делать собственный выбор приводят его на Йеове, освободившуюся от капиталистов. Однако, ему приходится столкнуться с другим видом рабства на этой планете.

Здесь Ле Гуин размышляет на тему того, что же такое свобода (и ответственность, сопряженная с ней), будь то освобождение бывших рабов, эмансипация женщины, воля отрекаться или хранить веру, традиции и обычаи, или право делать свой собственный выбор. Делает она это без излишнего морализаторства и обобщений, мастерски вплетая сложные идеи в полотно, иллюстрирующее жизнь одного человека.

Молодая девушка Солли, дипломат Экумены на Уэреле, тяжело переживает угнетенное положение женщин и рабов. Тейео, воин древнего рода веотов, воспитанный в дисциплине, герой войны рабов и господ на Йеове, сталкивается с безразличием чиновников своей собственной страны, наплевавших на своих ветеранов непопулярной войны. Он нанимается телохранителем Солли, с которой у них возникает взаимная неприязнь, и вместе с ней попадает в эпицентр борьбы крупных политических игроков.

Урсула Ле Гуин играет с символами, используя в качестве точки поворота сюжета День прощения, символический праздник Йеове. Хотя само мероприятие является скорее формальностью, для двух героев оно становится водоразделом, который навсегда меняет их отношение друг к другу и к самим себе.

Йосс — пожилая учительница физики, сбежавшая из города в сельскую местность от разразившейся на Йеове после изгнания эксплуататоров гражданской войны. Абберкам — бывший Вождь Всемирной партии, герой Освобождения, сражавшийся за свержение рабовладельцев, попавший в то же поселение. Один предавал всех вокруг ради видимой ему одному цели, другая предавала саму себя, не позволяя себе жить так, как сама того хочет. Оба пытаются забыть ужасы войны и обрести новый смысл жизни.

В своем романе, состоящем из четырех повестей, Урсула Ле Гуин подробно рассматривает феномен рабства, воплощенного в классовых и гендерных различиях.

Уэрел и Йеове, две планеты, своеобразные аналоги Старого и Нового Света, населенные господами и рабами. История революции, борьбы за право на свободу, на которую читатель глядит глазами абсолютно разных людей. Представитель древней военной касты веотов, брошенный на произвол судьбы своей страной; учительница физики, бежавшая из города, спасаясь от ужасов гражданской войны; мальчик, воспитанный в изолированном сообществе Хайна, ставший историком и отправившийся в другие миры; женщина, прошедшая через рабство и всю свою сознательную жизнь посвятившая революции — что может быть общего между ними?

Пожалуй, как основная идея произведения, так и суть композиции романа, раскрываются в самом конце четвертой повести. И заключаются в ответе на вопрос: «Что такое любовь мужчины и женщины, их тяга друг к другу в сравнении с историей двух миров, великими революциями нашего времени, надеждами и нескончаемыми страданиями наших собратьев?»

Среди множества позитивных моментов хочу выделить следующие: прекрасно прописанные персонажи, обладающие уникальными историями, характерами и собственной правдой; традиционная для Ле Гуин глубина произведения, наполненного философией и символизмом; опять же традиционное умение создавать уникальные фантастические этносы; живой и правдоподобный сложный мир с такими знакомыми вопросами, будь то отсылка к проблеме брошенных ветеранов непопулярных войн (Афганистан здесь или Вьетнам там), рабовладельческих войн в постколониальном мире (Африка сегодня), технологий «постнеграмотности» (пропаганда ТВ) и многое другое. Так мы понимаем, что в конечном итоге писательница говорит о нашей матушке Земле.

P.S. Одна из самых значимых и емких цитат произведения попалась мне в третьей части: «Человек может принадлежать более чем одному виду бытия разом.»

«Террор» и «Эребус» — два корабля флота Великобритании — затерты в паковом льду на краю мира, потерпевшие неудачу в поисках Северно-Западного Прохода и обреченные на медленную гибель в водах Арктики. Кажется, не только погода, льды и бури враждебны к людям, но и сама судьба: вокруг кораблей бродит таинственное чудовище, угрожающее гибелью всем членам экипажей кораблей.

Невероятный по атмосфере роман. Каждая следующая глава словно забивает стальной гвоздь в крышку крепкого гроба, в котором покоится надежда на спасение. Один за другим герои отправляются в мир иной. И когда появляется хоть какой-то намек на спасение, возможность обхитрить природу и коварного зверя, сами люди примеряют маску дьявола, приближая всеобщую гибель.

Торосные гряды, глэтчеры и сераки, пробирающий до костей холод, кровоточащие от цинги десна, синяки по всему телу, впрягающиеся в постромки мужчины, из последних сил тянущие сани с вельботами и полубаркасами, разломы во льдах, ведущие в никуда, треск снастей и льда, тьма полярной ночи, озаряемая холодным светом Луны, скудеющий рацион и жалкие остатки рома — вместе с героями вы сполна прочувствуете ужас неотвратимой гибели. Подробные описания физиологических процессов без прикрас дают возможность практически буквально прочувствовать прелести экспедиции на собственной шкуре.

Композиция романа позволяет нам взглянуть на события глазами вцепившегося в жизнь капитана Крозье, благородного доктора Гудсира и не менее благородного лейтенанта Ирвинга, бедняги Джона Франклина (человека, который съел свои сапоги), и еще нескольких персонажей. Каждый их этих героев прекрасно прописан. Их мотивы, истории жизни, характеры и чаяния ясно предстают перед взором читателя.

Надо сказать, что некоторые главы ближе к концу романа заставляли испытывать откровенную злость (мучения Гудсира в отряде Хикки, незаслуженно «легкая» смерть последнего, заслуживающего, по моему мнению, мучительной гибели). И все же последние страницы книги помогают смириться не только одному из главных героев, но и читателю. Ибо там, где герой должен умереть, рождается мудрец.

P.S. Один из самых атмосферных романов, прочитанных мной. На голову выше «Гипериона» (по причине его незаконченности), и на две головы выше «Падения Гипериона». Рекомендую к прочтению и ставлю крепкую девятку. Отдельное спасибо автору за маленькое послесловие, позволяющее оценить масштаб проделанной им работы.

В Анк-Морпорк, величайший город Плоского мира, прибывает Двацветок, турист из Агатовой империи, по пятам за которым следует магический Сундук. Непостижимым образом его судьба оказывается связанной с судьбой Ринсвинда — настоящего чародея, знающего лишь одно заклинание, которое нельзя произносить и которое настолько заполнило его мозги, что сделало непригодным к запоминанию других заклинаний.

Итак, с момента знакомства Ринсвинда с Двацветком, его жизнь (что бы там в ней не происходило до этого) наполнилась увлекательными приключениями: горящие трактиры и города, сражение с Бел-Шамгаротом (чье число равно сумме двух четверок), битва на и с draconis nobilis, порожденных фантазией человека, путешествие к Краю мира и, наконец, за его пределы…

Судя по первой книге, авторский стиль — солянка из всевозможных мифических сущностей, пародии и высмеивание выдуманных и реальных персонажей, а также постоянное действие без тормозов. Никакой философской глубины или сложного сюжета я не заметил, хотя и не ожидал подобного от автора. Вероятно, в следующих книгах что-то изменится, зато уже сейчас могу отметить неуемную фантазию, слог и юмор: понравились мне все эти draconis vulgaris, маги-гидрофобы, дриады-мужчины, Смерть, рептилеонавтика Круля, водяной тролль, ну и конечно — сама концепция Плоского Мира, покоящегося на спинах четырех слонов и Великого А’Туина. Таким образом, получил от книги именно то, чего и ожидал. Уже предвкушаю встречу с полюбившимися героями в следующих книгах.

Повесть возвращает читателю знакомых по «Стране багровых туч» Быкова, Юрковского и Дауге. Во время выполнения продовольственной миссии, вместе с остальными членами экипажа межпланетного фотонного корабля «Тахмасиб», они терпят бедствие на пути следования к Амальтее, одному из юпитерианских спутников, на котором построена научная станция.

Не смотря на то, что в тексте идет речь о производственном героизме, частой идее произведений того времени, здесь присутствует глубокая проработка персонажей. В частности, выделяется такая деталь, как «приступ сумасшедшего желания просто жить» Юрковского. Или действия капитана, которые выглядят весьма логично и впечатляюще, в полном соответствием с логикой командира: «лучше отдать неверную команду, чем не отдать ее вовсе». Эти штрихи и вытягивают повесть. Впрочем учитывая, что первоначальную идею с космическими сражениями и пиратами не пропустила цензура, это большее, что могли себе позволить Стругацкие.

На борту межпланетного корабля, возвращающегося на Землю с Титана, оказываются насекомые, напоминающие мух. Инопланетные насекомые быстро размножаются. Даже убитая механическим повреждением особь дает потомство. На помощь приходит взрывная декомпрессия и наука: мух можно уничтожить с помощью воды.

Показателен спор ученого с капитаном. В то время, как командир справедливо переживает по поводу возможной катастрофы в случае, если мух завезут на Землю, ученый рассказывает про гигантские инсектарии и дешевое производство бумаги. Этот парень определенно вписался бы в команду «Прометея» Ридли Скотта. Кроме того, по ходу чтения возник вопрос о причинах, приведших к таком усиленному размножению, ведь всем известно, что просто так даже мухи не родятся.

В целом, рассказ показался наиболее проходным из числа тех, что были созданы в период между 1955 и 1959 годами, а история его создания напомнила шутку о Стивене Кинге, когда его спросили о том, где он берет сюжеты для своих книг.

Как следует из теории относительности, чем ближе скорость тела к скорости света, тем медленнее идут его «часы». В середине прошлого века появилась теория о том, что при равноускоренном движении объекта, время на нем может не только не замедлиться, но и ускориться. Эта тема и легла в основу рассказа.

Рассказ композиционно разделен на три части, что уже случалось прежде в других произведениях писателей. На этот раз мы видим ситуацию глазами поэта, жены астронавта и, собственно, самого астронавта, возглавляющего звездную экспедицию, Валентина Петрова.

Идея же характерна для раннего творчества Стругацких: самоотверженность ученого, вознамерившегося рискнуть жизнью и, не взирая на безумные перегрузки и потенциальные потери, «подарить» уже современному человечеству новые миры. Кроме того, мотивация героев частично объясняется желанием увидеть родных и близких, но оно словно остается за кадром, простое и лишенное пафоса, и потому размывается на фоне желания принести пользу современникам.

«Забытый эксперимент» примечателен тем, что в нем впервые вырисовывается образ той самой Зоны, ставшей культовой и оказавшей влияние на пост-советскую культуру как минимум (а если учесть небезызвестную игру, то и на мировую тоже), породившей огромное количество последователей, вдохновившей режиссеров, гейм-разработчиков и писателей.

Сюжет рассказа основывается на следующем фант-допущении: ученые создают на Земле и на Луне несколько экспериментальных баз, на которых тестируется «двигатель времени», позволяющий использовать течение времени в качестве источника энергии. Одна из таких баз, расположенная в Сибири, находится на территории зоны отчуждения, образовавшейся вследствие аварии на ядерной лаборатории. Туда и отправляются ученые-физики, чтобы исследовать феномен Зоны и отыскать возможные следы экспериментов с «двигателем».

Не смотря на то, что название рассказа фокусирует внимание читателя на эксперименте со временем, более живыми и запоминающимися оказались элементы повествования, формирующие образ и атмосферу Зоны, оставляющей неизгладимое впечатление.

P.S. Стоит отметить тот факт, что хотя авария на атомной электростанции была описана еще в повести «Нервы» Лестера дель Рея в 1942 году, до Стругацких никто не описывал последствия ядерной катастрофы, фокусируя внимание на аномалиях зоны отчуждения.

Рассказ хронологически следует за событиями повестей «Страна багровых туч» и «Путь на Амальтею», и описывает испытание на полигоне Системы кибернетических разведчиков (СКИБР), состоящей из управляющего мобильного центра «Оранг» и его сателлитов — «кентавров». В эксперименте принимает участие программист Акимов, в качестве наблюдателя и главного экзаменатора выступает внук главного героя вышеуказанных повестей Антон Быков.

События рассказа подаются с двух ракурсов, первым из которых выступает Акимов, а вторым — Быков. Таким образом, читателю лучше удается прочувствовать основной конфликт произведения: выбор между личным и общественным. В этом произведении присутствует некоторый пафос, вполне понятный для литературы того времени, слегка оттененный переживаниями Быкова.

P.S. Представляя перед глазами «кентавров», я все время вспоминал роботов BigDog от компании Darpa, хотя они скорее напоминают четвероногих млекопитающих, нежели муравьев. И хотя «собаки» оказались нежизнеспособным проектом, интересно наблюдать за тем, как то, что было придумано людьми в 1959 году, сегодня становится реальностью. Интересно, какие фантазии современных НФ-авторов воплотятся через 50 лет?

Инспектор Управления охраны труда Рыбников расследует дело Комлина, физика Центрального института мозга, который довел себя опасными экспериментами до полубессознательного состояния. Это уже восьмой случай производственной травмы за последние полгода, чему Рыбников откровенно не рад (а читатель, безусловно, может порадоваться за альтернативный мир Стругацких, в котором дело охраны труда продвинулось столь далеко). В ходе следствия Рыбников узнает о том, что помощник Комлина Горчинский также участвовал в эксперименте.

На фоне фантдопущения — воздействие пучков нейтрино на мозг животных и человека открывает в них скрытые способности к сопротивлении химически и биологическим ядам, регенерации и телекинезу — предстает история ученого, чье любопытство (или самоотверженность, преданность делу) берет верх над чувством самосохранения. Здесь снова звучит тема цены прогресса и снова Стругацкие оптимистичны в этом отношении: кажется, смерть во имя науки в их мире уже не романизируется искусственно, государство уже не требует высоких жертв от своих граждан. В то же время, место для героизма все еще имеется, о чем мы узнаем в самом конце из воспоминания о поступке Рыбникова.

На берег одного из японских пляжей, неподалеку от американской военной базы, выходит Железный человек, представитель расы, живущей в глубинах Тихого океана. Между японцами и американцами начинается конфликт за право изучения жителя Пасифиды. Параллельно стартует коммерческая компания, продающая акции алмазных копий невероятной страны: народ Пасифиды готов любезно предоставить Верхнему Человечеству алмазы и жемчуг в обмен на тяжелые металлы…

Не знаю, почему Стругацкие настолько не любили этот свой рассказ. Если это и антиамериканская агитка, то уж никак не тянет на «клюкву». Впрочем, если произведение изначально создавалось исключительно в целях пропаганды, писателей вполне можно понять.

Здравствуйте, как поживаете?

Речь идет о пробуждении сознания первого в мире Искусственного Интеллекта, Универсальной Рабочей Машины (Урм). Первая часть рассказа помещает читателя в сознание Урма, любопытно изучающего мир вокруг себя.

Урм создан для работы на других планетах, где ему придется реагировать на условия, которые невозможно предсказать заранее. Для того, чтобы рабочая машина пошла преодолевать вероятные трудности, программист Пискунов наделяет Урма возможностью спонтанного мышления, что приводит к неповиновению и практически кончается катастрофой на атомной электростанции, расположенной неподалеку.

Среди плюсов хотелось бы отметить возможность побывать «внутри» головы Урма, а также логическое обоснование появления спонтанного рефлекса. Однако логика провисает в двух местах: почему программист не предусмотрел опцию экстренного завершения работы Урма (не самая лучшая идея ставить тумблер на туловище потенциальной машины смерти) и почему тестирование Урма происходит рядом с АЭС?

Три рассказа, собранные под одним названием, повествуют о посещении Земли роботами-пришельцами и о необычайном приключении советского геолога, попавшего на борт инопланетного корабля, оказавшегося огромным зоопарком.

Каждый рассказ написан от имени трех героев, притом хронологически вторая и третья части предваряют первую. Таким образом, тайна пришельцев и их миссии в первых двух рассказах не раскрывается.

В повести оригинально описываются роботы и их взаимодействие с живыми существами, а также делается акцент на особенном отношении к людям, которое может являться следствием наличия разумных Хозяев, по-крайней мере не враждебных другим разумным расам, в том числе, людям Земли. Впрочем, так как согласно перечню произведений Стругацких повесть не входит в цикл «Полудня», скорее всего, Хозяев в других работах встретить не придется.

P.S. Интересный факт: в 1958 году, то есть в том же году, когда и вышел оригинальный рассказ Стругацких, американский писатель Эдвард Хох написал рассказ «Zoo», в котором повествуется о межпланетном зоопарке, прибывшем на Землю. Рассказ Стругацких, кстати, был написан в 1957. Такое вот совпадение.

Итак, ближайшее будущее светлого коммунистического завтра. Новейшая фотонная ракета «Хиус» должна доставить на Венеру шестерку специалистов, которым предстоит исследовать богатое месторождение руд под названием «Урановая Голконда» и разгадать секреты таинственной планеты, связанные с трагическими событиями предыдущих экспедиций.

Основные фант-допущения — создание фотонной ракеты, оборудуемой «абсолютным» отражателем, обнаружение залежей ценных химических элементов на Венере, присутствие на ней микроорганизмов, питающихся энергией радиоактивного распада (загадка Тахмасиба).

Сегодня описываемые события выглядят скорее как альтернативная история, нежели футурология. И хотя авторитарный социализм показал свою несостоятельность, капитализм, по всей видимости, не сумел достойно заменить большую мечту о космическом коммунистическом будущем. Вполне притягательной образ, если убрать упоминания о партии и излишний пафос, с этим связанный. И все же несколько дико сегодня смотрятся фантазии главных героев о том, как закатают в бетон и сталь «проклятую» Венеру, что портит впечатление от произведения и мешает сопереживать персонажам.

Один из позитивных моментов произведения — попытка переосмысления того, какой платы заслуживает прогресс. Пусть робко, но все же Стругацкие вводят мотив ценности человеческой жизни (эпизод спора Краюхина и Ермакова), хотя речь и не идет о самоценности человека, основном принципе гуманизма, скорее о значимости и незаменимости для общества квалифицированного кадра. Есть и другие плюсы, среди которых выделяются внимание к техническим деталям и проработка персонажей.

Неизвестно, что ожидает меня в более поздних произведениях, но судя по тому, как негативно отзываются о них любители олдскульного сталинизма, мне должны понравиться еще больше.

P.S. Товарищ Краюхин чем-то напомнил мистера Харримана, героя «Истории будущего» Хайнлайна. Этих героев роднит не только неумолимая тяга к тому, что за пределами фронтира, но и трогательные «парные» эпизоды: Харриман на Луне, Краюхин на Венере.

Пьеса социально-бытовая, повествует о тяжестях жизни простых крестьян: разлука молодой девушки с любимым, сватовство к ней судебного чиновника, бедность, толкающая мать к тому, чтобы выдать родную дочь за первого же состоятельного жениха. И хотя некоторые вещи, вроде традиционного патриархального уклада украинской деревни 18-го века, уже устарели и не находят такого отклика в моей душе, каковой находили, вероятно, в читателе-современнике, вопрос социального неравенства в человеческом обществе остается таким же острым.

Наряду с авторскими, в пьесе присутствуют украинские народные лирические песни, которые и вдохновили автора на написание «Полтавки».

P.S. Одной из причин написания произведения стала неудачная пьеса Александра Шаховского «Козак-стихотворец». Человеку, владеющему украинским языком, стоит взглянуть на первую же страницу «Козака», чтобы понять причины негативного к нему отношения со стороны Котляревского. «Украинский» язык в этой пьесе свидетельствует о полной безграмотности в этом отношении автора и напоминает пародии в духе «гоблинского» перевода Пучкова, только поданные с серьезной миной.

Поэма, написанная в конце 18-го — первой половине 19-го веков, представляет собой бурлеск, в основе которого лежит сюжет одноименного произведения Вергилия: Эней, сбежавший из Трои, основывает Римское государство. И хотя сюжет примерно сохраняется, Котляревский преобразует его, фактически описывая судьбу украинского казачества. Здесь Эней с троянцами представляет казаков-запорожцев, боги-олимпийцы — феодалов. И хотя поэма содержит традиционные элементы эпического произведения (попытка описать «космос», структуру вселенной — в частности, в строках о загробном мире), все они так или иначе связаны с народным бытом (для загробного мира — описания грехов и соответствующих им наказаний).

Композиционно «Энеида» разделена на шесть частей, три из которых последовательно описывают прошлое (аллюзии на разрушение «украинской Трои» — Запорожской Сечи), один включает в себя эпизоды, содержащие отсылки к различным историческим событиям, иногда противоречащие друг другу, а два завершающих — своеобразное предсказание, обещающее славное и счастливое будущее.

Язык произведения максимально приближен к народному украинскому языку, распространенному во время написания произведения на территории юга и востока современной Украины. В тексте присутствуют макаронизмы (в диалогах — во время посольства троянцев к Латину) и придуманные, стилизованные под старину, слова. Помимо прочего, поэма представляет собой этнографическую ценность: в ней содержится множество описаний деталей быта (одежда, блюда, виды деятельности), верований, обрядов, традиций и развлечений (танцы, игры троянцев-украинцев).

Еще одна небольшая зарисовка из жизни гетенианцев. На этот раз Ле Гуин наделяет своих персонажей «женским» полом: в центре сюжета — Сов Таде, члены Очага которой обычно входят в кеммер женщинами. Основной упор писательница делает на особенности полового созревания жителей планеты Зима.

Рассказ вышел практически спустя четверть века с момента издания «Левой руки Тьмы». Вероятно, писательница решила вернуться в свой мир снова, чтобы описать, как он мог бы выглядеть в глазах женщины, ведь не секрет, что для Ле Гуин вопросы женских прав были важны не менее, чем проблемы межкультурного взаимодействия.

Урсула Ле Гуин возвращает читателя на планету Зима. События рассказа разворачиваются через некоторое время после вступления Кархайда в Лигу Миров (роман «Левая рука Тьмы»). Король Аргавен XVII, спасаясь от заговора, вынужден стать первым гетенианцем, покинувшим родную планету.

Повествование состоит из небольших эпизодов — «фотокарточек», описывающих ключевые моменты жизни героя. Интересно, как с помощью смазанных рваных эпизодов экспозиции писательница создает эффект безумия главного героя, в то время как ближе к финалу сюжет становится яснее.

Посланник Лиги Миров на планете Гетен, населенной гуманоидами, обретающими половые признаки лишь в отдельные краткие периоды, попадает в центр политической борьбы двух государств (феодальный Кархайд и бюрократический Оргорейн). В этой борьбе ему помогает выжить неожиданный союзник, вместе с которым посланнику предстоит преодолеть тяжелейшие испытания и совершить путешествие, чтобы понять, насколько сходства важнее различий, а также сколь близкими могут оказаться чужак и изгнанник.

Одно из наиболее разноплановых произведений первых двух третей «Хайнского цикла». Наряду с привычным читателю чужаком на чужой планете, здесь появляется второй герой, изгнанный из собственного дома, убегающий из родной страны. Главные герои произведения, Дженли Аи и Терем Харт рем ир Эстравен, выписаны подробно, их трансформации вполне логичны, так как проистекают из черт их психологии, и вместе с тем невероятны, как и обстоятельства, в которые они попадают. И все эти изменения ведут к одной цели, заданной автором, создают своеобразную полифонию.

В произведении поднимаются такие темы, как патриотизм (тем более интересная материя, учитывая космополитизм Ле Гуин) и — словно вторая половина символа «инь-ян» («Свет — рука левая тьмы, Тьма — рука правая света.») — общие черты людей (хайнцев, землян, гетенианцев), суть того, что можно назвать человечностью. Кроме того здесь затрагивается дуальность мужчин и женщин, дуальность гетенианцев — (не)мужчин и (не)женщин в едином воплощении.

Свет и Тьма являются основными образами произведения. С ними связана мифология гетенианцев, понятия о чести (шифгретор — тень, которую отбрасывает человек и которая не существует без света), философия Эстравена. Писательница воплощает их борьбу и единство в явлениях природы, физических объектах, сталкивая белые льды северного полюса и черные хребты вулканов, помещая героев в декорации мрачных домов, контрастирующих со снегом, падающим с неба, ложащимся толстым слоем на улицы города.

Поражает слог писательницы, ее умение говорить на языке мифов, описывать человеческие переживания, различные состояния однообразного на первый взгляд мира планеты Зима и откровенно рассуждать на тему физиологии.

Я уверен, что приведенные мной выше плюсы далеко не исчерпывают всю глубину произведения, как уверен в том, что еще не раз захочу перечитать этот роман, чтобы снова погрузиться в «Лишенную Теней Ясность».

Урсула Ле Гуин создает свою собственную версию постапокалипсиса. Земная цивилизация разрушена, ее контролируют Синги, искусственно ограничивающие развитие культуры жителей планеты.

В пределах Восточного Леса оказывается чужестранец, который не помнит ни своего имени, ни прошлого. В племени Доме Зоува он обретает новую личность и имя, но покидает обитель в поисках ответов на вопрос о собственном предназначении.

В плену дикого племени Басснаска герой находит союзника в лице пленницы Эстрель, Странницы, которая помогает Фальку сбежать и проводит его в Эс Тох, населенный Сингами, то ли Врагами, то ли истинными жителями древней Земли. Возвратив с помощью Сингов прежнюю личность Рамаррена, посланца с планеты Верель и потомка Джакоба Агата (герой «Планеты изгнания»), герою удается сохранить личность Фалька. Вооружившись главным своим оружием — правдой, ему предстоит разобраться, кто же такие Синги, и что означает, когда лжец говорит: «Я лгу»?

Продолжая Хайнский Цикл, писательница снова сгущает краски, создает напряжение, местами напоминающее «1984», ее герой практически лишен союзников, иногда кажется, что человечество обречено. Тем не менее, роман предстает в совершенно ином свете, когда осознаешь связь героев цикла, которые действовали в предыдущих произведениях и продолжают действовать здесь вопреки всем тяжелым обстоятельствам и собственным сомнениям. Вручая герою футуристическую версию Даосизма в виде книги Великого Канона, Урсула Ле Гуин не забывает про надежду на будущее, которая остается там, где для веры уже нет места.

Джакоб Агат, представитель альтерранов, космических колонистов, вынужденных доживать свои последние дни на чужой планете, влюбляется в Ролери, девушку-туземку. Вместе им предстоит сражаться за свою жизнь с ордой племен гаалей, за которыми по пятам следует Зима.

Урсула Ле Гуин создает атмосферу безысходности, увядания, которое проявляется во всем: это и образ старого вождя Людей Аскатевара Вольда, и наступление Великой Зимы (год на описываемой планете длится 60 лет), и обреченность перед лицом угрозы гаалей, и ощущение тоски людей Космопора, чужих на планете, не способных рождать достаточное количество детей. Надежду может подарить лишь сплочение людей, символом которого является любовь Агата и Ролери, в которой неожиданно пробуждаются с способности к параречи, основанной на телепатии (отсылка к событиям романа «Планета Роканнона»).

Умение передать настроение с помощью художественных образов, использование полифонии, создание объемных персонажей — все это делает прозу Урсулы Ле Гуин потрясающей и позволяет творить оригинальные волшебные миры.

Друзья Роканнона, этнолога Лиги Миров, погибают от рук врагов на планете Фомальгаут-II. Заручившись поддержкой местных жителей, герой пытается отомстить за смерть товарищей и предупредить членов Лиги о таящейся на планете угрозе.

Гуманитарная НФ здесь тесно переплетается с фэнтези. На планете обитает несколько видов разумных существ, среди которых гдемьяр и фийя, карлики, отдаленно напоминающие гномов и хоббитов соотвественно. С ними делят планету лийяр, темнокожие светловолосые гиганты и их более низкорослые светлокожие темноволосые собратья, живущих в феодальном обществе, в котором первые главенствуют над последними. На планете также обитают летающие коты, крылатые человекоподобные паразиты и загадочные древнейшие.

Приключения с вертолетами и военными базами соперника соседствуют со сказочными сюжетами, вполне знакомыми читателю, будь то побег из плена великанов или эпизод с хранителем таинственного источника, обещающего тайное знание в обмен на самое ценное, что есть у героя, например, глаз. Дар хранителя, кстати, напрямую влияет на последующее развитие человеческой цивилизации описанного мира, соответственно — и на сюжет последующих произведений Хайнского цикла.

Отдельное место занимает артефакт-символ, золотое ожерелье с сапфиром. Оно является элементом, движущим сюжет и мотивирующим поступки персонажей. Особенно интересным эпизодом в этом смысле является пролог произведения, притча, задающая настроение всего романа.

Урсуле Ле Гуин удается создать дорогое украшение: драгоценность мифологии прошлого в оправе ностальгической тоски звездных скитальцев будущего.

Зачин сказки представляет собой пафосную проповедь церковного батюшки, которая находит отклик в сердце Сережи Русланцева, сына мелкой землевладелицы. Мальчик еще не усвоил уроки лицемерия, поэтому понимает речь священника буквально, чем приводит в замешательство не только свою мать, но и домашнюю прислугу, и даже самого батюшку. Разрываемое между Правдой и «частными правдами», которые предлагают мальчику окружающие, сердце главного героя не выдерживает.

Салтыков-Щедрин противопоставляет христианскую этику и современную ему мораль. Возлагая надежды на молодое поколение, он не допускает иллюзий: смерть мальчика символизирует временное торжество реакции.

Как и в сказке «Орел-меценат», Салтыков-Щедрин использует образ ворона в качестве аллегории на простого мужика, чье житье-бытье не только не улучшилось после отмены крепостного права 1861 года, но наоборот ухудшилось под давлением новых поборов и притеснений со стороны помещиков и государства.

Старый ворон, желая найти Правду, решает отправиться за ней к ястребу, кречету и коршуну. И хотя ворону не удается найти справедливость, автор оставляет в тексте намеки, обещающие перемены к лучшему: «Объявится настоящая, единая и для всех обязательная Правда; придет и весь мир осияет».

Первоначально рассказ должен был выйти на Пасху. Этим объясняется торжественно-религиозный пафос произведения. Писатель отходит от привычного стиля сатиры, соединяя религиозные мотивы с чаяниями об освобождении людей, которые он заключает в пророчестве воскресшего Христа.

Воскресший объявляет угнетенным: «хотя никто не провидит вперед, когда пробьет ваш час, но он уже приближается. Пробьет этот желанный час, и явится свет, которого не победит тьма. И вы свергнете с себя иго тоски, горя и нужды, которое удручает вас.» Вместе с тем, Христос обещает поражение другой категории людей, среди которых «и богатеи, и мироеды, и жестокие правители, и тати, и душегубцы, и лицемеры, и ханжи, и неправедные судьи». Наиболее печальная участь ожидает предателей (напоминает «Божественную комедию»), что неудивительно — рассказ написан в 1886, уже после того, как журнал Салтыкова-Щедрина был закрыт, а многие из его бывших союзников отвернулись от него.

В этом рассказе Салтыков-Щедрин выражает свои тяжелые переживания относительно ужесточения цензуры и закрытия журнала «Отечественные записки» в 1984 году, главным редактором которого он стал после смерти Некрасова. Тогда же ему пришлось испытать на себе двуличие некоторых старых «друзей»: сам журнал был закрыт одним из его бывших сотрудников.

Так, Крамольников, проснувшись, «совершенно явственно ощутил, что его нет», потому что его «поймали, расчухали, уличили!». Мотивы его (как и самого автора) литературной деятельности, а также взгляды, почерпнутые им еще в молодости у социалистов-утопистов, таких как Фурье, предстают перед нами: «Не смерть должна разрешить узы, а восстановленный человеческий образ, просветленный и очищенный от тех посрамлений, которые наслоили на нем века подъяремной неволи. Истина эта так естественно вытекает из всех определений человеческого существа, что нельзя допустить даже минутного сомнения относительно ее грядущего торжества. Крамольников верил в это торжество и всего себя отдал напоминаниям о нем.»

Глубоко личное произведение, замаскированное автором под сказку, чему посвящен post scriptum.

Салтыков-Щедрин нередко использовал сведения о жизни животных, почерпнутые из книг немецкого зоолога Альфреда Брема. Это помогало создавать ему яркие басенные образы, мастерски подбирать необходимый «звериный» образ для изобличения того или иного свойства человеческого характера. В данном рассказе он рассматривает особенности жизни гиен, перемежая их с «гиенскими» качествами представителей человеческого общества. Один из тех рассказов сатирика, в которых он позволяет себе оптимистические завершающие строчки: ««Человеческое» никогда окончательно не погибало, но и под пеплом, которым временно засыпало его «гиенское», продолжало гореть. И впредь оно не погибнет, и не перестанет гореть — никогда!»

Эпические герои, рожденные народным фольклором, зачастую претерпевали трансформации, из защитников простого народа они превращались в защитников веры, власти, государства. Нередко сами герои становились правителями, либо отождествлялись с властью и были в дружественных отношениях с ее представителями (Илья Муромец и Владимир Красное Солнышко, к примеру). Салтыков-Щедрин недаром обыгрывает здесь образ Богатыря в противоположном свете. У него он символизирует именно деспотизм, огромную страшную громаду традиции, которая давно стала симулякром, лишенным плоти призраком.

Возвращаются мужики-каменщики из Москвы домой на сенокосное время. И рассуждают о том, где Правду сыскать. И хотя Салтыков-Щедрин представляет Правду тут в виде некоего эфемерного образа («один молодой барин в Москве сказал, будто она на дне колодца сидит спрятана»), с другой стороны, страдания мужиков вполне конкретны, будь-то непомерные подати или приставания волостного старшины к жене одного из героев и тяжесть жизни крестьянской женщины вообще («Нам худо, а бабам нашим еще того хуже. Мы, по крайности, в Москву сходим, на свет поглядим, а баба — куда она пойдет? Словно к тюрьме прикованная. Ноги и руки за лето иссекутся; лицо словно голенище черное сделается, и на человека-то не похоже. И всякий-то норовит ее обидеть да обозвать»).

«Ни то сказка, ни то быль» — значится сразу под названием, и действительно, в рассказе нет фантастических элементов. Повествуется в нем о пожаре в крестьянской деревне и его трагических последствиях. Теперь уже в реальных декорациях сталкивает Салтыков-Щедрин лбами менталитет дворян, служителей культа и простого люда. Пропасть в их различии он подчеркивает с помощью трагического события — смерти ребенка одной из крестьянок.

Губернатор и предводитель дворянства решили обсудить целесообразность существования губернаторской должности. Разговор опасно клонился в сторону оправдания идей анархизма, что будто бы не только губернаторы, но даже и исправники, тысяцкие, «предводители, председатели, воинство» совершенно не нужны, ибо «живет мужик, поле работает, пашет, косит, плодится, множится, словом сказать, круг жизни своей производит. И вдруг, откуда-то из-под низу, — тысяцкий... Зачем? что случилось?» К счастью, было то 30-е число месяца, когда жалованье приносят. Тут-то, приняв пачку от казначея, губернатор и опомнился.

Диву даешься, сколь смелыми были иные люди, выпуская в темные времена подобные произведения. Салтыков-Щедрин не только насмехается над бюрократией, но и дает замечательные наблюдения относительно того, что развитие сельского хозяйства и производства имеет под собой основанием труд самих крестьян, никак не политических указов. В этом смысле его изыскания куда более обстоятельны и логичны, нежели современная капиталистическая историография.

Сказка-шутка, кисель пьют господа, а он и рад, свиньям кинут — он и роптать не станет. Тяжела киселья доля. А господа, поди, кисель-то зря свиньям выставили, про запас ничего не оставили…

Такая вот шутка, только не очень веселая, если приглядеться.

В данном рассказе автор воплощает тяжелую крестьянскую долю в образе мужицкого коня, который «с утра до вечера землю работает; зимой, вплоть до ростепели, «произведения» возит.»

Салтыков-Щедрин деконструирует популярный поэтический миф, романтизирующий долю обычного труженика. Особенно примечателен в этом смысле образ широкого поля, который является одним из важнейших в рассказе: «Для всех поле раздолье, поэзия, простор; для Коняги оно — кабала. Поле давит его, отнимает у него последние силы и все-таки не признает себя сытым.» Этот протест писатель выражает также в образе Пустопляса, которого «в теплое стойло поставили, соломки мяконькой постелили, медовой сытой напоили и пшена ему в ясли засыпали». Пустопляс только и делает, что конягой восхищается, в то время как осознать тяжесть его жизни не способен.

Купил помещик барана, английского мериноса. И хотя бараны совсем не помнили те времена, когда были свободными, да только начали нашему мериносу сниться сны. Со временем герой совсем захирел, лишь перед смертью перед «его взором воочию развернулась сладостная тайна его снов…», увидел он «вольного барана».

Михаил Евграфович ухватил суть просыпающегося народного самосознания, воплотив его в образе барана, и объяснив с помощью овчара Никиты, который робко намекает на то, что и у мужицкого брата такое бывает.

В некоторой стране жил откровенный Либерал, который счастие общества составлял из трех факторов: свобода, обеспеченность и самодеятельность (похоже на программу тогдашних социал-демократов, социал-революционеров и анархистов, включающих в число факторов как минимум два: социализм и федерализм). Мечтал он претворить эти принципы в жизнь, однако на горло наступать никому не хотел, а так, действовать «по возможности». Жизнь, однако, поставила ему своим условием действовать «в пределах», а коли не получается так, то делать «хоть что-нибудь». А как и это не стало помогать, то присоветовали ему сведущие люди действовать «применительно к подлости».

Вот так Либерал был откровенным, да потом и зубки потерял, и плюют ему теперь люди в лицо из-за угла, «применительно к подлости».

Таким образом Салтыков-Щедрин выражает свое негодование по поводу недостаточно последовательной программы действий современных ему либеральных деятелей.

Задумался как-то заяц над тем, почему его все едят, а так как здравомысленным был, то и пришел к выводу, что такая уж доля заячья, ибо всякому «зверю свое житье предоставлено. Волку — волчье, льву — львиное, зайцу — заячье.» Однако же и без улучшений никак нельзя. Пришел он таким манером к теории об умеренности, чтобы господа волки с зайцами закон установили, и сверх меры их не рвали. Но не успел свою мысль перед зайчихой развернуть, как попался в лапы лисе-кляузнице…

О чем же автор писал, ведь тут в одном заячьем лице предстают перед нами другие сказочные знакомцы: и вяленая вобла, и самоотверженный заяц? Пусть лиса рассудит.

Живут рядом соседи, оба Ивана, да только один Богатый, а второй Бедный, первый филантроп, а второй — производитель ценностей. Решил Богатый помочь первому. Обратился к Набольшему (царю-батюшке), чтобы создал тот равные экономические возможности, так сказать, чтобы «с него рекрут — и с меня рекрут, с него подвода — и с меня подвода, с его десятины грош — и с моей десятины грош. А души чтобы и его, и моя от акциза одинаково свободны были!» А дела все не идут у Бедного, еще больше он беднеет. Решил он тогда учредить Общество Доброхотной Копейки, и снова только горше Бедному Ивану. К счастью, объяснил благодетелю Простофиля («умен, как поп Семен»), что социальное неравенство все в «в планту́ так значится», а следовательно — ничего и не поделаешь.

Сатира на филантропию богачей, религиозное оправдание социальной дифференциации, а также на мечты о равных экономических возможностях, неосуществимых в условиях изначального жесткого неравенства.

В который раз является русскоязычному читателю знакомый образ Иванушки-дурачка, в чьем лице Салтыков-Щедрин персонифицирует гуманистическую этику (то Иван блаженному Левке помогает, то нищих кормит, то в «заведении» отказывался понимать науку «о накоплении и распределении богатств», да еще и жениться на хорошей партии не умеет), противопоставляя своему герою окружение, включающее родителей (особенно хорошо удался папочка), соседей и вообще городских жителей, являющихся носителями общественной морали.

Родился у обывателя Куролеса Проказникова «мальчик с двумя о́ками, дреманным и недреманным». Стало быть, звать его Прокурором.

Так и стало, что «мздоимцы, клеветники, душегубы, хищники и воры» недреманного ока пугались, а с подрывателями Прокурор особо распоряжаться стал, потому как они «обыкновенные лгуны, проходимцы, предатели, изменники и ханжи».

Здесь Михаил Евграфович прозрачно намекает на качество царского правосудия.

Рассказ о сторожевом псе Трезоре, который гордо носил свою цепь «как масонский знак» и охранял лабаз купца Воротилова. Вся жизнь его состояла в служении, да в том, как бы преемника найти. И хоть верой и правдой заслужил Трезор себе место на кухне, да только и его жизни лишили, когда совсем запаршивел.

Внимательный читатель, однако, подметит, что рассказ посвящен не то, чтобы цепному псу, а скорее образ этот собирательный. Сколько-то еще Воротиловых и их цепных псов суждено встретить читателю на своем пути?

В городе Любезнове жил-поживал мастер кукольных дел Изуверов, Никанор Сергеев. Из тех самородков, которых если бы всех «откопать, то вышла бы такая каша, которой врагам России и вовек бы не расхлебать.» К нему в гости и пожаловал главный герой.

В кукольном театре Изуверова перед изумленным взором читателя выпрыгивают из коробок на стол гротескные пародии на давно знакомых персонажей: вот мздоимец мужика поучает, да рубли с него трясет; вот сластолюбец Лакомка гоняет старух и обольщает то Индюшку, то безымянную субретку; то Гордец, уничтоживший всех мужиков, внезапно вынужден, столкнувшись с опасностью смерти в зубах волков, понять: «сколько жестокого, сатанински бессмысленного заключает в себе акт лишения жизни»; то нерассудительный Выдумщик пытается докопаться до того, откуда в России невежество, сидит, и строчит резолюции, от которых простому люду жизни нет.

И становится герою (а вместе с ним — и читателю) худо и тоскливо на душе. А что, если не только Изуверов, но и самая «жизнь уж и созидает таких людишек? Может быть, в тех бесчисленных принудительных сферах, которые со всех сторон сторожат человека, совсем не в редкость те потрясающие «кукольные комедии», в которых живая кукла попирает своей пятой живого человека?»

Одна из самых крупных «Сказок», которая несколько отличается от своих сестриц (например, повествование ведется от первого лица). Здесь же мы можем заметить знакомые образы, более подробно раскрытые Салтыковым-Щедриным в «Истории одного города».

Выпало Чижику, немолодому майору интендантского ведомства, жениться на молодой канарейке, которая умела «по-французски, да с жердочки на жердочку прыгать, да одеться к лицу, да гостей занять — вот и все, что для счастья женщины нужно!» Однако не задался этот мезальянс, одно горе чижику принес. Порхала его невеста с юнкерами, пока он вспоминал, как и сам немало горя другим девушкам принес.

Когда канарейка горя нахваталась, вернулась ощипанная в гнездо. Так и живут они с Чижиком вместе и «угрюмо ропщут».

Это первый из читаных мной рассказов Салтыкова-Щедрина, в котором, помимо традиционных тем (подлость чиновников, мещанство, поверхностность), затрагивается тема женских прав, что особенно ярко проявляется в образе канарейки-невесты и ее матери, рассуждающей о том, в каком духе следует воспитывать женщин.

Поучительная история о том, как карась, рыба кроткая, задумал всеобщее рыбье братство установить, мало того, еще и щук пацифизму обучить. И как ни пытался ерш, рыба, «уже тронутая скептицизмом и притом колючая», друга переубедить, да только безграничная вера в добродетель все затмила. Что из этого вышло, читатель узнает из окончания сего рассказа.

При всей очевидной симпатии к самоотверженному карасю и его гуманистическим социалистическим идеям (без любви к своему герою, разве вложил бы автор в рыбьи уста эту замечательную фразу: «История — это повесть освобождения, это рассказ о торжестве добра и разума над злом и безумием.»?), писатель, тем не менее, указывает читателю на некоторые недостатки метода непротивления и вообще витания в облаках.

Задумал раз Орел дворню собрать, чтоб жить, как помещики в старину. Сказано — сделано. Ан тут нашептали ему, что неплохо было бы завести науки и искусства. Вот и профукали золотой век. И хоть худо в хозяйстве стало (наука тому виною), а все же воронам-«мужикам» просвещение впрок пошло: «Увидев, что они остались без призора, воро́ны вдруг спохватились: «А что бишь на этот счет в азбуке-копейке сказано?» И не успели порядком припомнить, как тут же инстинктивно снялись всем стадом с места и полетели.»

Есть тут, где автору развернуться, проходится он и по бюрократическому аппарату, и по прессе, и по историографии, и по глашатаям царизма. Такая вот сказка «для детей изрядного возраста», которая повествует о том, зачем абсолютная монархия занимается просвещением, какая ей от того польза и какой вред бывает.

Поймали как-то воблу, вычистили внутренности и провялили, да и исчезли у нее «лишние мысли, лишняя совесть, лишние чувства». И стала она совсем благонадежна, начала людей умеренности учить. Задумает пестрый люд бунтовать, наслушавшись убежденных людей, а воблушка уж тут как тут, твердит, «что тише едешь, дальше будешь, что маленькая рыбка лучше, чем большой таракан, что поспешишь — людей насмешишь и т. п. А всего больше о том, что уши выше лба не растут.»

Да только вот решили реакционные силы, что воблушка опасна, притом как раз ее благонадежность всего и опасней. Так и свели со света ее клеветники. А «пестрые люди смотрели на это зрелище, плескали руками и вопили: «Да здравствуют ежовые рукавицы!»»

Как видим, не мил был сатирику беззубый реформизм, сделавшийся популярным во времена царского деспотизма и ужесточения цензуры. Кстати, первоначальная публикация данного рассказа не состоялась именно благодаря цензуре.

Хитрый газетчик, чувствуя конъюнктуру, ловко меняет курс своего издания, наживаясь на бедном читателе, лишенном критического мышления. Бедняге остается только страдать.

Основная идея рассказа заключена в названии, в данном рассказе писатель со свойственным ему юмором проходится по двум порокам современной ему действительности: ложь прессы и свойственная широкой публике доверчивость.

Сказка повествует о том, как Лев, наущаемый Ослом, своих воевод Топтыгина 1-го, 2-го и 3-го править отправлял, и том, каких следует бояться злодейств, больших или малых.

Первые два воеводы терпят крах: кто мелкими делами себя зарекомендовал, потерял карьеру, кто слишком рьяно взялся за дело — голову. Топтыгин 3-й учится на ошибках своих предшественников и не совершает никаких злодейств, понимая теорию «неблагополучного благополучия»: главное «позволять, не мешать!», — ничего и не изменится. Однако же и за ним приходят в день оный мужики-лукаши.

Под видом Льва Салтыков-Щедрин изобразил Александра III, реальные прототипы были и у других персонажей сказки.

Невероятно метко и остроумно Салтыков-Щедрин в фантастической форме повествует о том, как Добродетели с Пороками мириться вздумали, но не хотели признавать, «что и те, и другие суть «свойства» — только и всего», да и породили Лицемерие. Очевидно, здесь автор подвергает критике иезуитскую мораль господ.

Прямое продолжение рассказа «Самоотверженный заяц», в котором автор намекает читателю, что волк хоть и злодей, но «не по своей воле он так жесток, а потому, что комплекция у него каверзная: ничего он, кроме мясного, есть не может.» Здесь проводится параллель между волком и царской властью, так как оба живут за счет страданий других. При этом волк этого даже не понимает, так что имеет хоть какое-то оправдание. Однако же и хищник раскаивается на старости лет.

В конце мы встречаем «лукашей», которые волка излавливают и избавляют от бремени злодейской жизни. Вероятно, автор намекает на вооруженный переворот. Такое же средство он использует в рассказе «Медведь на воеводстве», когда мужики-лукаши убивают Топтыгина 3-го.

Заяц попадает волку в лапы. Тот обещает отпустить косого к невесте, при условии, что заяц пообещает вернуться, и тогда волк его, быть может, ха-ха, помилует. Зайка, конечно, возвращается, авось помилуют и впрямь.

В этой сказке Салтыков-Щедрин исследует феномен рабской психологии. Читатель недоумевает, глядя на совершенно абсурдные действия косого. Интересно, как недоумевал писатель, глядя на покорность своих сограждан, смиренно претерпевающих самодурство властей.

Сказ про пескаря, который внимал завету отца, нажил ума палату, до старости лет дожил, да только сам себя перехитрил: сам не заметил, как помер. Ни детей не оставил, ни памяти о себе, да при том еще и мудрым не прослыл.

Замечательная аллегория на тему того, как «житейские мудрости» да «правды-матки» оказывают губительное воздействие на человеческую личность.

Как-то один помещик задумал у бога просить, чтобы весь мужик в царстве пропал, потому как слишком много его развелось. И все бы ничего, да только оказалось, что без мужика и еда сама не готовится, и мыши не боятся, да и «казначейство без податей и повинностей, а тем паче без винной и соляной регалий, существовать не может». Так и одичал барин. Благо, мужика в стране много, есть, где изловить, да и водворить обратно.

История о том, как совесть, попадая то к пропойце, то к владельцу питейного дома, то к квартальному надзирателю, то к финансовому махинатору, меняет их жизнь, да так, что жить с нею становится трудно и вообще решительно невозможно.

Рассказ, в конце которого Михаил Евграфович позволяет маленькому лучику света слегка рассеять окружающий историю мрак.

Два штатских генерала попадают на необитаемый остров и внезапно осознают, что «если, например, кто хочет куропатку съесть, то должен сначала ее изловить, убить, ощипать, изжарить…», в то время, как ни один не способен этого осуществить. Физический конфликт разрешается отысканием мужика, который генералов и от голода спасает, и в Петербург доставляет, за что получает в награду рюмку водки да пятак серебра.

Сатира на тему того, кому на Руси жить хорошо и кто виноват. Что делать, писатель не рассказывает, счастливого конца тоже нет. Вот такая вот сказка, о морали читателю предстоит подумать самому. Хотя какой может быть счастливый конец для простого мужика в 1869 году?

Жил да был себе человек во времена, когда не придумали еще мобильные телефоны, интернетом не пахло, да и научно-техническая революция если где и имела место быть, то все же слегка сторонилась краев сих, человеку родными приходившихся. А потом взял человек, да и написал книгу.

А ныне, спустя пару веков, сидит другой человек, окруженный этими вашими гаджетами и интернетами, сидит и читает. И внезапно осознает, что этот вот персонаж похож на одного известного человека, а тот — на другого, третий вообще на него из зеркала смотрит.

Именно такова «История одного города». Хронология мифического города Глупова, поведанная скромным летописцем и включающая в себя историю происхождения народа глуповцев и жития оного под правлением благопопечительных градоначальников, с 1731-го по 1826 год.

И хотя множество бед выпало на долю несчастных глуповцев:

— а все же поговаривают, что не совсем еще перевелся народ сей, по многим сторонам света расселились дети его, осеняемые великим начальстволюбием и укрепляемые на пути своем страшной боязнью и недоверием ко всяческому самоуправлению и прочим анархизмам. К счастью, не перевелись еще и градоначальники достойные, — не иначе, как был все же учрежден «особливый воспитательный градоначальнический институт», ведь как еще можно объяснить невероятную для обывателя великую плодотворность земель сих к их (градоначальников) воспроизведению.

P.S. Здесь же прилагаю цитату из дела об оскорблении веры, которую по невнимательности и диавола попустительству читатель может принять за стенографию диалога современных теледебатов:

«— Сижу я намеднись в питейном, — свидетельствовала она [Маремьянушка], — и тошно мне, слепенькой, стало; сижу этак-то и все думаю: куда, мол, нонче народ, против прежнего, гордее стал! Бога забыли, в посты скоромное едят, нищих не оделяют; смотри, мол, скоро и на солнышко прямо смотреть станут! Право. Только и подходит ко мне самый этот молодец: «Слепа бабушка?» — говорит. «Слепенькая, мол, ваше высокое благородие». — «А отчего, мол, ты слепа?» — «От бога, говорю, ваше высокое благородие». — «Какой тут бог, от воспы, чай?» — это он-то все говорит. «А воспа-то, говорю, от кого же?» — «Ну, да, от бога, держи карман! Вы, говорит, в сырости да в нечистоте всю жизнь копаетесь, а бог виноват!»

Маремьянушка остановилась и заплакала.

— И так это меня обидело, — продолжала она, всхлипывая, — уж и не знаю как! «За что же, мол, ты бога-то обидел?» — говорю я ему. А он не то чтобы что, плюнул мне прямо в глаза: «Утрись, говорит, может, будешь видеть», — и был таков.»

P.P.S. Желаю лишь добавить, что тем более удивительным является восхищение некоторых людей произведениями Салтыкова-Щедрина, убежденного сторонника децентрализации, просвещения и гуманизма, чем более агрессивным является отрицание теми же людьми принципов децентрализации, просвещения и гуманизма.

Это произведение стоит в ряду тех, которые часто рекомендуют, которые обязательно надо прочитать, с которыми связаны большие ожидания. Особенно хорошо, когда они оправданы. Еще лучше, когда книга настолько хороша, что превосходит все ожидания. «12 стульев» — это именно тот случай.

Одна из главных вещей, которая меня приятно удивила, заключается в поразительной эрудиции авторов. Множество отсылок к каким-либо историческим событиям и персонам, обширный словарный запас, масса заметок о современных событиях локального и мирового уровня.

Безусловно, второе по списку, но не последнее по значению — непревзойденный юмор. Когда сюжет подошел к моменту встречи участников концессии и отца Федора, я буквально не мог сдержаться, смеялся вслух. Не припомню, когда такое происходило в последний раз.

Третье заключается в синтезе двух вышеназванных вещей. Острые зарисовки, касающиеся быта, политического курса, «вечных» этически-моральных вопросов, наполняют книгу смыслом.

Четвертое — яркие образы. Герои, каждый из которых наделен своей собственной историей. Их поступки логичны, не смотря на некоторую гротескность приписываемых им свойств. Впрочем, гротеск идет рука об руку с сатирой.

В пятерку несомненных плюсов входит еще один, вытекающий из предыдущего. Ильф и Петров создали образ антигероя, которого мы скорее назовем обаятельным авантюристом, нежели беспринципным преступником и негодяем. На основании которого было создано множество более поздних персон, населяющих мир литературы. В целом же, Остап Бендер и Киса Воробьянинов — пожалуй, один из тех дуэтов, которые могут претендовать на такую же узнаваемость, как Шерлок Холмс и доктор Ватсон.

Прекрасный язык произведения, его структура, прекрасный финал, в котором содержатся, на мой взгляд, социальные взгляды самих авторов — какие бы мотивы им не приписывали сторонники государственного коммунизма или современного либерализма — все это позволило роману стать безусловной классикой и оказать влияние не только на русскую, но и культуру в целом.

Урсула Ле Гуин вновь обыгрывает идею о том, что каждое путешествие включает в себя возвращение. По-другому охарактеризовать главную мысль произведения можно следующей фразой: «Хорошо там, где нас нет».

Главный герой отправляется на планету Хайн, чтобы изучать и развивать технологию мгновенного перехода, стараясь не думать о том, что по возвращении он застанет родных и близких изрядно постаревшими. История содержит в себе временные петли, парадоксы и философию. Повесть приправлена японским колоритом, в ней чувствуется влияние синтоизма.

Рассказ о путешественниках с Терры продолжает «Историю «шобиков»». На этот раз исследователей всего четверо, и все они — дети одной планеты, решившие повторить опыт команды «Шоби» и скорректировать ошибки последних.

В этом произведении Урсула Ле Гуин рассматривает феномен власти, которая подстегивает эгоизм, от которого, в свою очередь, питается желание осуществлять власть. Чартен-эффект порождает иллюзии, но чрезмерно раздутое человеческое эго справляется с этим не хуже.

Рассказ повествует о группе испытателей нового космического корабля, использующего недавно разработанный чартен-эффект для мгновенных перемещений на огромные расстояния. Добровольцы, отобранные с разных уголков обитаемой гуманоидами вселенной, вынуждены столкнуться с неожиданными трудностями: их собственное сознание влияет на процесс перемещения, создавая галлюцинации. Наши герои попадают в аттракцион солипсизма, покинуть который они могут, лишь объединив свои усилия и разделив свой опыт друг с другом.

Хочу добавить, что с этим рассказом следует прочесть еще и «Танцуя Ганам», который поможет читателю разобраться с тем, что же произошло на борту «Шоби».

«Нельзя просто так взять, и написать проходной приключенческий рассказ. Надо копнуть поглубже!» — вероятно, такая мысль преследовала Урсулу Ле Гуин на протяжении всего ее творческого пути.

Интересное размышление на тему того, какова должна быть психика людей, согласившихся отправиться в неизведанные дали, бросив прежнюю жизнь навсегда — своего рода деконструкция более раннего представления о первооткрывателях, как о наиболее смелых, сильных и психически устойчивых людях.

Поместите всех этих людей в запертое пространство и дайте им супер-эмпата для умножения силы эффекта, проверьте на прочность свойство каждого из них, которое сегодня могли бы назвать «эмоциональным интеллектом». И еще добавьте декорации, выполняющие функцию эхолокатора — и будет вам «Обширней и медлительней империй».

В основу повести легла тема, ставшая уже классикой: в земли, населенные «благородными дикарями», воспетыми Руссо, вторгается «цивилизованный» колонист, воспетый Киплингом (и многими другими). Среди колонистов появляется сочувствующий аборигенам, который стремится не покорить туземцев, но изучить, понять их потребности и установить дружественный контакт. Эти три точки зрения представлены в книге соответственно Селвером, представителем народа туземцев мира под названием Атши, капитаном Дэвидсоном, воякой с Земли, и ученым по имени Радж Любов.

Главы, посвященные тому или иному «репортеру», чередуются. И если с атшиянином и ученым все довольно интересно, то части, в которых главным героем выступает Дэвидсон, откровенно портят впечатление от книги в целом. Конечно, глупо обвинять автора в том, что он симпатизирует той или иной стороне конфликта, он не обязан быть беспристрастным журналистом или ученым (хотя как те, так и другие часто бывают ангажированы). Однако в отличие от Селвера и Любова, капитан Дэвидсон предстает каким-то одномерным и невыразительным.Чувствуется некая карикатурность, которая становится совершенно гротескной к концу произведения. Это единственный минус, пусть и существенный, который бросается в глаза.

Политический подтекст очевиден. История колониальных войн Нового времени, и колонизации Америки в частности, оставила глубокий отпечаток в сознании жителей западного мира. А если учесть год написания повести (1972), можно понять, откуда взялись именно эти декорации: Дэвидсон, поливающий градом пуль несчастных атшиян и сжигающий дотла леса — шла Вьетнамская война. Носители идей гуманизма, к которым можно отнести Урсулу Ле Гуин, всегда отличались высокой чувствительностью к несправедливости. Можно ли ее упрекнуть в этом?

Писательница создала еще одну красивую картину, на которой мы можем наблюдать россыпь заросших густыми лесами архипелагов, заключающих в себе целый мир для расы маленьких гуманоидов, живущих в мире сна и мире яви. Книга понравится людям, увлекающимся радикальной экологией, тем, чьи герои всегда убивали ковбоев.

И все-таки минусик за капитана.

Произведение посвящено Одо, которая вдохновила целое поколение анархистов Анарреса, основала новое философское течение и в конечном счете стала легендой. Рассказ движется в обратном направлении — снимает покров легенды и возвращает образ обычного человека.

Автор целого ряда замечательных произведений в жанре научной фантастики и фентэзи, Урсула Ле Гуин по праву считается одним из лучших творцов удивительных миров.

Научно-фантастический роман «Обделенные» — пример добротного социального и философского произведения. Роман-эксперимент, в котором писательница пытается смоделировать утопию, опираясь на идею анархизма, которую сама Ле Гуин считала наиболее идеалистической. Что, если анархисты получат свою планету? И что, если анархизм породит нечто подобное тому, с чем всегда боролся — застывшую традицию, ставшую неписаным законом, который опирается на мнение большинства? Что, если появится группа людей, которые стремятся переосмыслить понимание свободы? Ведь сама идея конца революции — означает ее гибель.

Анаррес — планета свободных одонийцев, родной дом талантливого физика Шевека, который остро переживает свое отличие от окружающих, невозможность творить и утверждать свою индивидуальность в обществе, где такой конфликт вроде бы невозможен. Шевек покидает родную планету, чтобы улететь на Уррас, планету собственников, и воплотить свою мечту — поделиться новой теорией со всем миром. Но «настоящее путешествие всегда включает в себя возвращение».

Роман содержит в себе философские размышления писательницы, касающиеся проблемы равенства полов, соотношения личного и коллективного, понятия революции и застоя, ценности свободы и комфорта, принципов свободной любви и верности, и многого другого.

Хронология разделов произведения нелинейна. Композиция представляет собой симметрическую конструкцию. Словно иллюстрируя «принцип одновременности» своего героя, Урсула Ле Гуин перемежает условно настоящее с прошлым, чередуя главы, посвященные Анарресу и Уррасу. Но, как мы помним из книги, «время в такой же степени циклично, как и линейно», именно поэтому первая и последняя главы предстают в качестве связующих звеньев, словно замыкающих повествование в круг.

История выглядит достоверной не только благодаря довольно подробным описаниям деталей быта или природы обеих планет, но и благодаря довольно прозрачным аналогиям. А-Йо и США, Тху и СССР, Бенбили и любая страна третьего мира, в которой революция и правительство — лишь марионетки в руках вышеуказанных крупных игроков. Вот только аналогов Анарреса нигде нет и не было…

Яркое и самобытное произведение, которое заслуживает того, чтобы быть прочитанным и осмысленным (а значит, прочитанным неоднократно). С него началось мое знакомство с «Хайнским циклом». Что ж, хорошее начало!

P.S. или Рубрика «Важная цитата»:

«Никто меня не убедит, будто мир, уничтоженный войной либо катаклизмом, где каждый борется с каждым, а все вместе — с мутантами, лучше квазифеодального мира, где каждый борется с каждым и все вместе охотятся на гоблинов. Хоть ты тресни, я не вижу, чем полет на Тау Кита лучше и достойней экспедиции в Серые Горы, где золота, как известно, нет.» — Анджей Сапковский

Первая часть «гиперионовского» эпоса была яркой, тут и там автор расставлял декорации, знакомил с персонажами, прятал ружья, подготавливая читателя к грандиозной развязке. Развязка же оказалась не столь грандиозной, как хотелось бы. Не могу сказать, что «Падение Гипериона» — плохое произведение. Можно было бы утверждать, что это крепкое космическое фентези. Можно было бы, если бы не потрясающая первая часть.

Основная претензия ко второй книге: множество сюжетных ручейков, вместо того, чтобы слиться в мощный поток финальной развязки, просто исчезают в подземных пустотах. Вероятно, эти ручейки вынырнут из-под земли в «Эндимионе» и утолят читателя, жаждущего ответов на вопросы. Среди таких вопросов я хочу выделить следующие:

Но допустим, что «Эндимион» даст ответы на вышеперечисленные вопросы. В таком случае, у меня есть другие претензии, касающиеся логики происходящего во второй книге. Я не буду затрагивать метафизику, проблему выбора Авраама и прочее. Меня интересуют две детали:

Тем не менее, мне было интересно читать книгу, узнать, чем закончится сага о таинственной планете. Сюжет действительно увлекает. Я не заметил каких-то особенных провисаний в динамике. Не смотря на какие-то недочеты, пустым или проходным произведение назвать нельзя. Это действительно добротная книга, к сожалению, не без огрехов, но что поделать. Разбивать автора всегда легче, чем написать шедевр и суметь удержать планку в продолжении, привести все к общему знаменателю и логическому концу. Вероятно, большинство моих вопросов действительно будет закрыто после прочтения «Эндимиона». «Падению» же я поставлю восьмерочку, всего на балл ниже первой книги.

Гиперион — планета на задворках Вселенной, готовая войти в состав Гегемонии. Ее тайна связала между собой нити судеб семи паломников, отмеривающих последние отрезки пути перед встречей со Шрайком, готовым принять героев в свои стальные объятия.

Роман представляет собой «Кентерберийские рассказы» в научно-фантастических декорациях. Он состоит из 6 разделов, объединенных сквозной историей о путешествии персонажей к Гробницам Времени на окраинной планете. В каждом из разделов читатель узнает историю одного из персонажей и новые детали о поразительном мире Дэна Симмонса. Сюжетно истории не связаны между собой, однако благодаря отсылкам, пересекающимся глобальным событиям, и конечно же — загадке Гипериона — они составляют единую картину.

Каждый рассказ персонажей самобытен, отличен как по охвату временного периода, так и по глубине проработки персонажа. Если в одном из них нам предстает вся жизнь поэта и сатира Мартина Силена, в рассказе священника Хойта мы узнаем лишь те детали, которые непосредственно связывают его с Гиперионом. Каждое повествование имеет свою атмосферу. Это и религиозная мистика, и боевик с романтической линией, и героический эпос борьбы туземцев против колонистов, и загадочная история Рахили, дочери Сола Вайнтрауба, и жизнеописание поэта, и детектив с элементами драмы. И квест, объединяющий все воедино.

Повествование украшает множество интересных деталей, необычных фишек и фантдопущений, которых я раньше не видел у других авторов, либо не встречал в совокупности. К примеру, для меня оказалась новой концепция домов, чьи комнаты располагаются в разных мирах и связаны телепортами. Кроме этого, в книге присутствуют живые корабли-деревья, антиэнтропийные поля, две эволюционные ветки, разделившие человечество, три фракции Искусственных Интеллектов, одна из которых хочет создать Абсолютный Интеллект, плавающие острова, пасущиеся вместе с дельфинами, и многое другое.

К сожалению, первое прочтение «Гипериона» далось мне с трудом, потому что тот украинский перевод, который мне попался, в некоторых местах весьма плох. И хотя это претензия к конкретному изданию, все же качество адаптации зачастую кардинально влияет на восприятие произведения. Иногда было ощущение, словно продираешься сквозь текст, словно творение Симмонса нравится вопреки слогу, а не благодаря. Хотя я не знаком с оригиналом. Вероятно, он сам по себе тяжел, а в совокупности с откровенными ошибками перевода, особенно по части согласования частей предложения, — приносит почти физическую боль во время чтения. Плюсы в виде подробных комментариев не избавляют от дискомфорта. Рано или поздно попробую перечитать книгу в другом переводе. Не смотря ни на что, она заслуживает высокой оценки за многослойность, широту фантазии и увлекательный сюжет.

По прочтении «Бездны Голодных глаз» имею сказать следующее...

Поразительно, сколь непохожи друг на друга составные части цикла. Зачастую авторы многотомных эпопей выписывают серию картин-жизнеописаний тех или иных персонажей. В них один временной отрезок сменяется другим, мелькают пейзажи, но композиция, краски и их пропорции остаются теми же. В данном же случае мы видим скорее коллекцию мастерски сработанных предметов, будь то клинок с искусной гравировкой на лезвии, полотно баталиста-писателя эпичных сюжетов, ковер с чудесным орнаментом, выполненный восточными мастерами, пятиструнный лей, статуэтка божества с оплавленным лицом, или тяжелая Книга с жестким переплетом. И все эти предметы чудесным образом образуют единую композицию. Они будто лежат в музее, которым предстает цикл, но ни один из них не является мертвой реликвией. Каждый словно ожидает руки хозяина, чтобы преобразиться и сыграть свою роль в истории.

Все произведения, однако, имеют некоторые общие особенности, составляющие стиль знаменитого дуэта.

Прежде всего, это фирменное стремительное погружение в мир, когда нет услужливого суфлера, медленно вводящего читателя в курс дела на протяжение ста и более страниц, а то и в течение одного-двух первых томов цикла. Миры Олди раскрываются в контексте, в действии и диалогах. И это выглядит особенно натурально, когда персонаж по сюжету попадает в фантастический не только для нас, но и для него, мир. Представьте, что вас выкинули где-то в неизвестном месте, вы окружены массой неизвестных предметов. Вам надо понять, что тут и к чему. Примерно то же ощущает и читатель, погружаясь в миры «Бездны…».

На втором месте — атмосфера. Правильно подобранные эпиграфы, описания декораций, в которых свою роль отыгрывают не только архитектура, пейзажи, но и звуки, игра света и тени, цвета, фактура предметов, запахи. Все вкупе заставляет живо представить описываемую обстановку. Здесь вам и гладиаторская арена, и пыль степей, и джунгли, горы, и средневековые города, и забытые богом деревеньки, и современный город или деревенька с булгаковской чертовщинкой в отдельных эпизодах.

Для максимального погружения читателю часто представляется возможность взглянуть на одно и то же действие глазами разных акторов. Здесь же немаловажную роль отыгрывает полифония. Просто вслушайтесь в то, что говорит житель Степи о Городе, и вы поймете о нем куда больше, чем могли бы прочитать в каком-нибудь «дополнении» или «глоссарии» в выдержках об особенностях жизни и быта кочевых племен данного мира.

Поэтому третье место занимает богатство слога, текст насыщен красивыми и необычными сравнениями, оригинальной игрой слов. Присутствует внушительный словарный запас и специфические термины из тех областей, которые затрагиваются в тексте.

И наконец, четвертое по списку, но не последнее по значению — поднимаемые в произведениях вопросы. Свобода воли человека, значение творчества, ценность слова, значимость и ценность искусства, мораль и нравственный выбор — вот неполный перечень этих вопросов.

И — как я мог забыть! — композиция. В одном из мастер-классов Олди раскрыли свой подход к созданию произведений на примере работы архитектора. Глядя на их произведения, это становится очевидным. Выверенные линии, мощные перекрытия, ярус за ярусом, прочная крыша — пагоды и бастионы романов, прочные деревянные срубы повестей построены «на совесть». Поэтому не ищите провисаний сюжета, декоративных дверей, за которыми — пустышка, неуместных пристроек и «воды» — их там нет.

В общем, всем, кто еще не читал «Бездну Голодных глаз» — крайне рекомендую. Один из лучших читанных мной фантастических циклов. На голову выше остальных писателей, пишущих в наше время на русском языке, по моему скромному мнению.

История о волшебной финтифлюхе, которую можно получить в наследство от серийного убийцы или купить, потерять — нельзя, а ломать не рекомендуется. Резной шар-в-шаре-в-шарике превращает вашу жизнь в театр, где вы являетесь главным актером и единственным зрителем, пятый ряд, третье место направо от прохода.

Повесть перекликается с романом «Войти в образ», только декорации действия — не мифические Город и Степь, а реальный город Харьков, авансцена предстает то в образе квартиры в брюхе пятиэтажного бетонного кита, то — кабинета (под)полковника, то в виде городского рынка или театральной сцены со зрительным залом.

Надо сказать, что Олди на этот раз отнеслись со снисхождением к своему ключевому персонажу, подарив ему «катарсис», так сказать, по делам его, хотя и без резкого сюжетного поворота в конце не обошлось. А персонаж-то — харьковчанин! Неужели и тут без землячества не обошлось?

Добро пожаловать в своеобразную утопию, что находится ТАМ, за Переплетом, куда попадают умершие ЗДЕСЬ. Где Зверь-Книга пишет судьбы людей, воплощая в Переплете закон кармы, реагирующий на Поступки, продиктованные свободной волей людей. Закон всеобщей справедливости, действующий достаточно быстро, чтобы эта самая свободная воля выродилась, оставив формальный ритуал, который заменяет местным жизнь.

В этот рай попадают трое пришельцев: Отец, Сын и третий, который Дух Святой…

Здесь Олди сводят в одну точку сюжетные линии предыдущих произведений, сталкивают знакомых читателю персонажей, заставляя их выполнить предначертанное и дописать последнюю Главу Зверь-Книги.

Отдельно рекомендуется читать тем, кто хочет узнать, почему дар Ведунов усиливается в пожилом возрасте, как справляться с Книгой Шредингера, которая и есть, и нет ее, и о том, каковы особенности обращения с запечниками и подвальниками на примере харизматичных Болботуна и Падлюка.

P.S. На мой взгляд, одна из главных идей произведения отлично передана в данном диалоге:

Это надо уметь — вот так просто и понятно, с помощью нехитрого диалога, показать конфликт между буквой закона и его духом.

Мом, несущий в себе часть Бездны, Сарт, готовящийся принять Бездну в себя, между ними — лицедей, примеряющий личины, проживающий жизнь за жизнью. Чужую жизнь? Свою? Город и Степь оживают, меняются, удивленно следя за игрой актера, замирая в паузах монолога, ожидая развязки и финального акта.

Роман читается не так легко, как предыдущие произведения цикла. Декорации стремительно меняются, без какого-либо перехода мы попадаем то в один мир, то в другой, примеряя на себя маски персонажей. Вот отодвигается Занавес, и читатель замирает на Помосте, освещенный софитами, всматривается в притихший зал. Он вслушивается в строки сценария, цепляется за ключевые слова, чтобы настроить себя, определить условия сцены. И словно в пьесе — не было ничего до первой строки начального монолога, и ничего не будет после последней. Вся суть: то что есть, что было и будет — лежит здесь, она отмерена временными рамками каждого из актов. «Мене, текел, фарес.» И только короткий антракт позволяет читателю переосмыслить действие, понять, что же составляет сущность актера, когда он не играет роль.

Сложно было давать оценку произведению. Сперва поставил восьмерку, но почувствовал, что ставить оценку ниже обычной, выставленной другим фрагментам цикла, только потому, что не достаточно хорошо понял роман, не совсем честно. Вспомнил про «Вариации», каждая из которых является своеобразной притчей, и твердо решил исправить на девятку.

Раздается слово эхом среди потрескавшихся стен каризов, тушит свечи на расстоянии пяти шагов, вершит судьбы Мастеров и подмастерьев, разрывает ткань Черного ветра — Олди наделяют его силой, возвращают ему смысл. Отдавая дань уважения поэтам-патриархам, для которых слово не было только знаком, пустым звуком, но было — образом.

Пожалуй, самих писателей уже впору называть патриархами, но в 1991 году харьковский дуэт только ступил на путь того самого подмастерья, которому надо угадать ритм, подобрать верный фрагмент, дополнить строки, оставленные великими предшественниками, чтобы сказанное обернулось порывом стихии, превратив вчерашнего ученика в Мастера. И разве не гармонично смотрится проза Олди рядом со стихами Гумилева?

На мой взгляд, повесть передает отношение самих писателей к слову. Точнее, к Слову. Не даром их слова складываются в чудесные витражи, иллюстрируя фрагменты жизни созданных ими миров и выдуманных персонажей.

Бродят по пыльным дорогам городов Мифотворцы, собирают на шумных площадях паству для Предстоящих пяти богов, творя их культ. А где-то растет голод Дома-на-Перекрестке, хищника, питающегося верой людей, превратившего своих хозяев и создателей в собственных слуг, отводя им роль органов.

Понравился образ Предстоящих, которые сами же являются физическим воплощением божества, которому служат. Понравилась концепция Мифотворцев, выполняющих работу сытых, но не способных на чудо Предстоящих. Понравилась идея своеобразного симбиоза: вера людей дает силу богам, боги демонстрируют чудеса, подогревая веру людей, и так далее. Понравилось моделирование ситуации, при которой симбионт становится паразитом. Понравился образ вечно голодного Дома, отсылающий к Ничьим Домам из «Дороги».

Притча о том, что может произойти с теми, кто хочет только потреблять, ничего не отдавая взамен (или о том, что художник всегда должен быть немножко голодным?). Ибо «горе Предстоящему, разучившемуся отдавать; горе миру, породившему зверя, рыщущего на Перекрестках; и уйдет из мира сверхъестественное».

Орнамент

О, Великий Аллах, благословенны Пути твои, которыми Ты направляешь усталые стопы Твоего слуги, склонившегося перед Тобой. Среди книжных пустынь бродил я, проклиная судьбу свою, сладостью своей напоминающую полынь. Щедрой рукой раскидал Ты на моем пути колодцы, чудесный вкус которых питал язвы усталого моего желудка, и количество влаги в которых было столь обильным, что до краев наполняло чашу мою, величиною с наперсток. Колодцы мудростей этого щедрого края приносили миражи столь дивные, что ум мой — воистину свидетельствую это перед лицом Всевышнего — едва не помутился. Погибали боги, волкодавы выходили на пути свои, несли ночные и дневные дозоры славные муджаиды, и затем снова гибли боги, но гибель их была столь долгой и мучительной, что рядом с их жизнеописанием книга жизни пророка Иссы показалась мне розовым шербетом.

Сколь же глуп я был, думая, что оставил Ты меня в замыслах Своих! Бродить вечно от колодца к колодцу, припадая к источникам, сотворенным писателями, чей талант оседает песчинками на дне теплых вод и впивается в горло и иссохший мой язык подобно жалам скорпионов. Ибо песчинки слов превратились в барханы мудрости, и барханы мудрости направили меня к оазису, чья прохлада приняла меня в свои объятия, подобные объятиям черноволосых гурий, и чьи стремительные потоки ручьев подобны мыслям Мухаммада, с̣алла̄-Лла̄́ху ‘алайхи ва-саллам. Дано мне было понять, милостью Твоей, что вывел Ты меня Дорогой через Сумерки мира и дал Твоему нижайшему слуге, Живущему в последний раз, приобщиться к тайне тайн и взглянуть в глаза Страху.

1

ЗАКЛЮЧЕНИЕ ЭКСПЕРТА № 294

Эксперт: Генуэзов Якоб Васильевич, образование высшее медицинское, стаж работы 16 лет, первая квалификационная категория, судебно-медицинский эксперт K-го межрайонного отделения.

Об ответственности за дачу заведомо ложного заключения по ст. […] предупрежден

ВОПРОСЫ, подлежащие разрешению:

1. Какова причина и давность наступления смерти?

2. [...]

ВЫВОДЫ

1.Смерть Ф.И.О. наступила от литературного оргазма, что подтверждается видимым излучением теплого белого цвета, исходившим из мозга пострадавшего. Давность наступления смерти в пределах…

2

Якоб Генуэзов не мог заснуть, продолжая ворочаться в своей постели до самой глубокой ночи. А когда последняя, отчаянно сопротивляясь всегда побеждавшему ее раннему утру, неохотно потянула за собой свой черный плащ, обиженно пряча звезды и плетясь на запад, Якоб Петрович уже окончательно оставил свои попытки. Похоже, Морфей, прочерчивая маршрут сегодняшней ночи, старательно огибал удобную и мягкую двуспальную кровать судмедэксперта.

Что же так тревожило человека, который во время своей практики сталкивался с самыми разными картинами смерти, видел выпущенные кишки и мучительно раскрытые рты, вспухшие животы и скорченные судорогой пальцы? И почему никто, кроме Якоба Генуэзова, не обратил внимание на то, что застыло на дне глаз умершего? Холодная бездна страха глядела на медэксперта, лишив того сна на всю ближайшую ночь (или ночи?).

Якоб вспомнил, как во время осмотра тела он обнаружил рядом с умершим увесистый томик на тысячу листов, как незаметно прикрыл его полой своего халата, повинуясь непреодолимому зову. Как спрятал его в свою сумку, удивляясь отсутствию какой-либо реакции со стороны присутствующих на пропажу улики и приписывая легкость кражи своей ловкости.

И вот теперь книга лежит на тумбочке рядом с кроватью.

Якоб Петрович потянулся к выключателю ночной лампы, прищепкой вцепившейся в изголовье. Желтый свет на мгновение ослепил врача, но спустя несколько секунд он уже разглядывал украденный том. «Бездна голодных глаз», книга, написанная таинственным Генри Лайоном Олди. Неужели слог этого мастера столь могуч, что сосуд читавшего человека не сумел вместить дух прочитанного?

Судмедэксперт раскрыл книгу. Нет, не так. Он раскрыл Книгу. Падающий свет лампы отразился от абсолютно пустых белых страниц. И тогда врачу показалось, что из дальнего угла комнаты, в котором мрак никак не хотел уступать желтому свету лампы, дразня ее и насмехаясь над бессилием искусственного карликового светила, из этого самого хорошо знакомого угла донесся властный голос:

— Пиши!

За сумерками мира пришла эпоха борьбы саларов и варков. И вот среди бессмертных и девятикратно живущих рождается смертник, урод, пытающийся отыскать третий путь, снова и снова ставя перед собой вопрос, красной нитью проходящий через все произведения цикла: что же означает быть человеком?

Повесть получилась довольно сумбурной, иногда бывает сложно перескакивать из контекста в контекст. Тем не менее, снова мы видим некоторую симметрию, столкновение — чет и нечет, что позволяет смотреть на одну ситуацию под разными углами. Пролог вносит ясность, связывая в один канат обрывочные ниточки сюжета, объединяя разнородные эпизоды биографии главного героя, характеризуя каждый этап и демонстрируя вектор его пути.

Возможно, сумбурность тут является частью замысла (в моем издании название содержит в себе дополнение в скобках: Обрывки), либо же является следствием нехватки опыта (повесть числится среди ранних произведений Олди). В любом случае, мне не очень понятны негативные отзывы. Ведь уже в этом произведении проявляются богатый слог, нестандартный подход к реализации стандартных тем (в данном случае, это «вампирская» тематика), умение выстраивать композицию, которыми может похвастать харьковский дуэт. Вероятно, такие оценки объясняются поговоркой: «Лучшее — враг хорошего». И так как повесть написана теми же Олди, она неизбежно сравнивается с их лучшими произведениями.

Течет время, на смену бесам и Пустотникам пришли Изменчивые и Девятикратные, между которыми идет война по обе стороны хребта Ра-Муаз. Но мир меняется, узор ночного тумана вползает в город, чтобы собрать свою жатву. И вот четверо, в ком сражаются человек, зверь и бог, уходят за ответами, чтобы взглянуть в Бездну Голодных глаз.

Вторая книга цикла получилось даже лучше предыдущей (хотя я не уверен, что она писалась позже «Дороги»). Она показалась мне более изящной с точки зрения композиции, тем более, что три части книги, каждая из которых состоит из двух частей, словно ярусы дома, стоящие на основании, коим является предыдущий роман. Два параллельных плана повествования: настоящее и прошлое, сообщаемое с помощью «срезов памяти» — весьма интересное решение. Быть может, такая симметричность произведений Олди объясняется тем, что данная структура хорошо подходит для работы в дуэте.

Эта симметричность проявляется не только в композиции: представленная читателю территория состоит из двух половинок, она словно отражает постоянную борьбу противоположностей. Калорра — Согд, город — лес, Пустотники — бесы, живая и мертвая жизнь, и прочие. При этом все эти противоборствующие силы не являются статичными, их вечна борьба порождает новые сущности, конфликты и союзы. И между подобными стихиями то и дело проявляются герои, способные оставаться людьми.

Последнее, что хочу добавить: не смотря на то, что карта демонстрирует нам небольшой мир, он наполнен множеством деталей и интересной историей. Олди выжимают все из своего маленького театра действий. Отсюда следует: масштабность повествования и масштаб карты не всегда коррелируют.

P.S.: Понравилось, как Олди проводят четкую грань между «живой жизнью», как активной и способной творить, и «мертвой жизнью», вынужденной лишь пользоваться уже созданным. Отличная аллегория, на мой взгляд.

Н — непредсказуемость. Вот вам показывают бесов-гладиаторов, которым секут конечности, а потом конечности оказываются на месте, причиной чему — некий момент Иллюзии. Вот показывают гражданина, стремящегося реализовать Право. И вы думаете, что Право — это право на поединок, право убить беса, но нет — это Право на смерть. Добро пожаловать в мир Олди! Далее многоуважаемый дуэт играется с сюжетом, вплетая в повествование такие разнообразные и невероятные идеи, что диву даешься.

Пусть вас не сбивает с толку карта фэнтезийного мира на обороте переплета: здесь вы получите и боевик, и футуристические предсказания, и сюрреалистический мир Некросферы, и старую добрую чертовщину с контрактами по купле-продаже души. Ожившие автомобили? Сумасшедшие гонки в метро? (Блейн-моно Кинга, привет тебе, старичок). Взбесившаяся музыкальная аппаратура? Сталкер с самурайским мечом? Противотанковые укрепления против Шер-Хана? Да пожалуйста! И еще возьмите Атмосферный Череп в придачу. И все это — богатым языком, с массой специфических словечек из самых разных областей человеческой деятельности.

Практически каждая глава — изысканное блюдо, непохожее на предыдущее. И если некоторые авторы могут порадовать вас шведским столом с кучей однообразных бутербродиков и миской креветок, другие — накроют стол с посконными блюдами народной кухни (как ее обычно представляют в 21 веке), предоставляя вам шанс набить друг другу лбы деревянными ложками, третьи — подадут смесь столь неудобоваримую, что впору бежать в аптеку за лекарством, то эти двое — дуэт настоящих скатерти-самобранки и рога изобилия.

Но будьте осторожны! Как бы среди этих яств вам не попались полкоровы бабки Салтычихи, черный дельфин, бывший еще недавно человеком, или лысый дьявол-ренегат в пальто.

Чрезвычайно поэтическое произведение, включающее в себя воспоминания Александра Довженко о собственном детстве. В повести явь смешивается с волшебством, творимым народной мифологией, религией и народным фольклором, преломленными детским сознанием. Писатель словно возвращается в конце своей тяжелой жизни к ее источнику — детству, проведенному на берегах зачарованной Десны. Он вспоминает свой дом, понимая, что его нигде уже нет и никогда не будет.

Поразительно, насколько богатым слогом можно описать жизнь бедных крестьян, наполненную трудностями, суевериями и постоянной борьбой за существование. Довженко словно в капсуле времени сохраняет ту красоту простой сельской жизни, которой вскоре суждено было исчезнуть. Красоту, которая особенно ярко видится ребенку, когда она еще не поблекла под лучами яркого солнца, жгущего спину на пашне. Красоту, еще не уничтоженную каждодневным тяжелым бытом, разочарованиями и пьянством. Но таковы уж «незабываемые чары детства».

Слом старого уклада жизни и возникновение новых форматов ведения хозяйства, новых форм собственности, не могли не породить таких ностальгических произведений. Сын одной эпохи, Довженко осознавал, что принадлежит эпохе следующей. Но пронизывающая всю повесть боль утраты волшебства старой жизни, романтизированной в детских воспоминаниях, не покидала его до самой смерти. И теперь, благодаря умению Довженко выразить свои чувства, излив на бумагу, мы имеем возможность прикоснуться к прошлому, подсмотреть из-за копны сена за водами волшебной Десны.

Немного о том, для кого эта книга. Сомнение является признаком критического мышления. Критическое мышление помогает нам сформировать объективные знания об окружающем нас мире. Наука не стоит на месте, новые гипотезы сменяют старые, и школьных познаний может не хватать для того, чтобы чувствовать уверенность в объективности своих знаний. На мой взгляд, именно для того, чтобы быть в курсе наиболее значимых и важных научных гипотез и исследований, а также разрушить собственные неправильные о них представления и мифы, люди и обращаются к научно-популярной литературе.

Под воздействием пропаганды или под влиянием «сенсаций», раздуваемых некоторыми СМИ, люди могут усомниться в научности даже такой, казалось бы, логичной и стройной системе, как эволюционный взгляд на происхождение видов. Для того, чтобы развеять всяческие сомнения и обосновать дарвинизм в его современной трактовке, Докинз и написал эту книгу.

Помимо того, что вы получите новые знания и подтверждения (либо опровержения) своих взглядов, основанные на научных исследованиях и экспериментах (что немаловажно), вы еще и узнаете некоторые невероятные факты об окружающем мире. К примеру, механизм, позволяющий одному из видов летучих мышей ориентироваться по отражениям звуковых волн, которые эта мышь сама же и издает, весьма поразил меня.

В качестве приятного бонуса — у вас появится множество аргументов для дискуссий с креационистами (и не только).

«По ком звонит колокол» — роман, написанный Хемингуэем после участия в Гражданской войне в Испании. Не смотря на то, что писатель «распрощался» с оружием еще после событий Первой мировой, он не смог стоять в стороне, когда над Испанией нависла угроза фашизма. Впрочем, вся жизнь Хемингуэя складывалась из подобных решений.

Кто-то считает, что многие его произведения повествуют об одном и том же. Однако, следует задуматься о событиях времени, в котором жил старик Хэм. Пройдя через самые глобальные потрясения двадцатого века, причем не сторонним наблюдателем, но активным участником, Хемингуэй не мог не пытаться отразить свои переживания в творчестве. В конечном итоге, любой писатель всегда пишет о себе, так как каждый человек ограничен собственным опытом. Поэтому тема человека на войне, тема дегуманизации врага, возможности не только выжить, но и остаться человечным — эти мотивы так или иначе пронизывают все творчество писателя.

В данной книге мы видим американца Роберта Джордана, сражающегося добровольцем за дело Республики в качестве подрывника. Отправленный в тыл, он готовится к одной из обычных своих операций, не зная, как изменит его представления о мире встреча с испанской девушкой Марией.

С самого начала мы знакомимся с хладнокровным профессионалом, который твердо знает, за что он сражается и за что готов умереть. В течение повествования мы замечаем, как меняются мотивы бойца. Как ранний идеализм сменяется рутиной, как тяжело ему сохранять остатки первоначального смысла. Но к концу романа мы видим человека живого, наполненного переживаниями и новым пониманием своей жизни. Писатель словно показывает нам обратный процесс обесчеловечивания на войне. Он демонстрирует движение человеческого духа от смерти к жизни, в то время, как физически главный герой парадоксально движется в обратном направлении — от жизни к смерти. Этот всплеск жизни перед лицом физической смерти оттеняет и усиливает трагедию.

В качестве аллегории жизни в романе выступает Мария. Её саму автор неоднократно сравнивает с молодым животным. Ужасы, через которые она прошла, не уничтожили в ней способность к любви. И именно ей в конце передается — символически — жизнь Роберта Джордана, который сообщает ей, как таинство, что пока жива она, будет жить и он.

Показателен в этом плане следующий отрывок диалога между опустошенным Джорданом и Марией:

«-<…>мне совсем не хочется приводить в этот мир ни дочь, ни сына, пока этот мир такой, какой он есть.<…>

— <…>Как же этот мир может стать лучше, если в нем не будет наших детей, детей тех, кто борется против фашистов?»

Конечно же, хороший роман содержит в себе не один мотив, не одну сюжетную линию. И здесь читатель видит сложное сплетение судеб героев на фоне трагедии Испании, разрываемой различными политическими силами. Основная сюжетная линия перемежается отсылками к событиям прошлого, ретроспектива раскрывается в воспоминаниях главного героя и некоторых второстепенных (например, Пилар, рассказывающая историю о своем бывшем приятеле матадоре, либо о казни фашистов). Ощущение тяжести подчеркивает эпизод, в котором Гольц получает донесение от Роберта Джордана, понимая, что все пропало, наступление обречено. Этот второй план повествования — словно черный фон изображающей бурю картины, оттеняющий события первого плана с основным сюжетом.

Помимо переживаний, связанных конкретно с войной, Хемингуэй обнажает свою душу, рассказывая об отце Роберта Джордана, подразумевая судьбу своего собственного отца, самоубийство которого повлияло на писателя, и в некотором смысле предопределило его собственную смерть.

Что еще добавить? Хорошая классика остается хорошей классикой. Можно не соглашаться с политическими убеждениями Хэма, который был республиканцем, и однозначно негативно описывал анархистов и коммунистов. Можно не соглашаться с его любовью к бессмысленной и жестокой корриде, но отрицать его литературные заслуги невозможно. Как и отрицать тот факт, что требуется действительно отважное сердце и твердые этические принципы, чтобы снова и снова рисковать своим комфортом и жизнью, сражаясь с фашизмом, преодолевая смерть и изо всех сил стараясь сохранить человечность.

P.S. Если вы не знаете, каков запах смерти, в книге дано очень подробное его описание. Осторожно! Вас может передернуть при прочтении этого описания, если вы не лишены хорошего воображения.

У «Сезона гроз» есть один существенный минус, который парадоксальным образом является плюсом — это последняя книга о ведьмаке Геральте. Конечно, всегда грустно переворачивать последнюю страницу книги о любимых персонажах, но лучше предвкушать приятный процесс повторного чтения, чем наблюдать за тем, как сага разрастается до необъятных размеров, когда каждый новый том становится все хуже и хуже. К счастью, с «Сагой о Геральте» этого не случилось.

«Сезон гроз» атмосферно больше соответствует первым двум сборникам рассказов, нежели большому пятикнижию. Поэтому если читать книги без перерыва в той последовательности, в которой они были изданы, следует быть готовым к некоторому контрасту. Все-таки основную сагу и последнюю книгу разделяют 14 лет.

Сюжет представляет собой своеобразную рекурсию, герой попадает в передряги, набирая себе лукошко квестов-долгов, а затем последовательно разрешает их в обратном порядке. На этот раз Сапковский расширяет географию сказок для творческой переработки: в основу одной из частей сюжета ложится восточный миф, распространенный в Китае, Японии, Вьетнаме (не буду раскрывать, какой именно, потому что сам был приятно удивлен подобным мотивом). Кроме того, некоторые сопутствующие художественные образы, переданные писателем, соответствуют духу Востока. Я бы даже сказал, что они в некотором роде весьма кинематографичны.

Как всегда, в книге есть место политике, этике, юмору, философии, захватывающему сюжету и фирменным ведьмачьим квестам. И как всегда не имеет смысла расписывать все плюсы как языка Сапковского, так и сюжета книги. Поэтому просто порекомендую читать, помня о том, что книга отличается как от «большой» саги, так и от малых форм, находясь примерно посередине. И еще следует помнить о том, что «рассказ продолжается, история никогда не заканчивается.»

Сага о ведьмаке подошла к концу. Перевернув последнюю страницу «Владычицы Озера», можно с уверенностью заявить: Сапковский — гений фэнтези.

Цири путешествует сквозь времена и миры, Геральт с дружиной отправляется в последнее большое приключение. Все сюжетные линии замыкаются в кольцо, как змей Уроборос. Сапковский неоднократно упоминал «Артуриану» как источник, питающий корни древа фэнтези. И в этом томе он возвращает свое повествование к истокам.

Сложно написать что-то новое про стиль Сапковского после прочтения последнего тома, потому что стиль этот вполне себе сложился еще до начала его написания, инструменты, которыми пользовался автор, уже известны и отмечены в отзывах на предыдущие книги, а повторяться не имеет смысла. Это все то же многоголосие, поэтический язык, меняющие друг друга совершенно разнообразные сцены, вызывающие целую гамму эмоций, фирменные отсылки к современности, органически вплетенные в повествование анахронизмы и многое другое.

Последний том не оставляет подвешенных в воздухе сюжетных линий. Все более-менее значащие персонажи получают свою уникальную судьбу. Иногда — полную радости, но чаще — горькую, зато почти всегда — справедливую с точки зрения законов и логики повествования. Примеров много, но я приведу наиболее очевидный. Вот Геральт с каменным лицом проходит мимо страданий и пугает таким равнодушием Лютика и читателей. Этот Геральт уже практически мертв, он изменен настолько, что грозит растаять. Но архетип героя говорит нам о том, что герой должен умереть, чтобы жить. Именно это и происходит в конце. Читатель вздыхает с облегчением, когда ведьмак берет сигиль и становится «в последний раз» на защиту несчастных гномов. Читатель горюет, когда Геральт получает рану, когда склонившаяся над ним Йеннефер отдает последние силы, пытаясь его исцелить. Читатель испытывает катарсис, когда Цири забирает своих символических родителей в озерный туман. Такова справедливость. Разве могли судьбы этих героев быть другими?

И не смотря на то, что основной сюжет завершен и Предназначение сказало свое слово потрясенной Трисс голосом пепельноволосой ведьмачки, мир продолжает жить дальше, потому что «что-то кончается, что-то начинается».

Тем более, что в запасе есть еще «Сезон гроз», хе-хе.

Раньше мне был известен только один мир, куда хотелось возвращаться снова и снова — мир Бильбо и Фродо. Теперь появился еще один — мир Ведьмака Геральта из Ривии.

Очень сложно передать свои эмоции после прочтения. Непосредственно до этого цикла я читал «Темную башню», до нее было «Колесо времени». Когда-то были «Хроники Амбера» и «Волшебник Земноморья». Еще было «Упорядоченное» (до ГБ-2), а началось все с «Властелина Колец». Так вот, очень хорошо, что все это было до. Потому что не уверен, что смог бы сейчас с таким же удовольствием читать по крайней мере половину из этих циклов после прочтения «Ведьмака». Во всяком случае, оценки бы пришлось ставить на балл ниже.

Удивительно выверенное произведение, не перегруженное энциклопедическими сводками о том, сколько гильдий в том или ином магическом анклаве, какого цвета платья в этой стране, а прически — в той. Детали здесь — совершенно другого характера. Они появляются невзначай, никто вас не будет тыкать в них носом. Автору не надо писать на полях числа и даты. Вскользь брошенная фраза скажет вам о времени гораздо больше. И не только о нем. Естественные диалоги, обычный способ коммуникации персонажей, здесь являются важнейшей частью повествования о мире. Отчасти, благодаря хорошим диалогам все здесь кажется настолько живым и достоверным. К примеру, за весь цикл вы «участвуете» всего лишь в одной большой битве, и двух — поменьше (Битва на Таннеде и Битва-за-мост), мешает ли это узнать вам о том, как протекает конфликт между Нильфгардом и Королевствами Севера? Абсолютно не мешает. Например, о масштабном наступлении Империи на Лирию разбитому Геральту рассказывает Лютик в чащах Брокилона. Потому что нет здесь привязки всех событий к одному герою, который должен увидеть все события своими глазами. Потому что в реальном и живом мире так никогда не случится. Мир просто живет, он жил до основных героев повествования, и будет жить после них.

Книги написаны удивительно поэтическим языком, не лишены юмора, наделены прекрасной полифонией и пост-модерновыми украшениями. Где еще вы прочтете о том, как гномы беседуют с ведьмаком на «темы философские и экзистенциальные»? Где еще на одной странице вы будете наблюдать за руганью гномов во время игры в карты, на следующей — смеяться с высокопарного слога странствующего поэта, на третьей — слушать, как ругаются кровожадные эльфы, ругаются, используя мелодичную и красивую Старшую Речь? И где еще все это будет смотреться, как что-то достоверное, где все элементы будут органично дополнять повествование и друг друга, и ни один из них не будет казаться чужеродным? Именно эта смесь — серьезные разговоры о геополитике, житейские заметки врача на поле битвы, размышления обо всем на свете умудренного годами вампира, жестокие описания военных ужасов, сцены романтических отношений и многое другое — это никак не минус, как некоторые считают. Это скорее доказательство несомненного мастерства Сапковского.

Индийская традиционная кулинария рекомендует во время одного приема пищи задействовать все вкусы — немного сладкого, в меру соленого, чуточка горького и острого, капля кислого. И если в таком ключе рассматривать произведения искусства, легко понять, что оно не только может, но и должно включать в себя разнообразнейшие оттенки. Соотвествующие примеры можно найти как в хорошем музыкальном произведении, которое способно перенести вас из одного настроения в другое, так и в произведении изобразительного искусство, на полотне которого кисть художника-мариниста передает все оттенки морской волны — от самого прозрачного, белоснежного, до темных красок бездонных глубин. Вот и хорошая литература позволяет получить разнообразнейшие эмоции. А как иначе передать глубину и сложность жизни?

Стоит ли говорить про разнообразие локаций, продуманную историю, сложность взаимоотношений между расами и народами?

Я понимаю, что спорить о вкусах — дело неблагодарное. Но мне очень уж хочется поговорить о справедливости. Справедливо, на мой взгляд, высказывать субъективное мнение относительно произведения — мол, люблю я «твердую» НФ, а тут фэнтези какое-то. Справедливо также высказывать конструктивную критику — мол, у автора проблемы с таймингом — вот тут и вон там. Но когда недостатки произведения выплывают из невнимательности читателя, уж простите. Тут я не могу пройти мимо несправедливости, и хочу ответить на парочку претензий к циклу.

Первое — предназначение Цири. В чем оно состояло? Почему автор его не раскрыл? Очевидно, что Цири — дитя-несподіванка (с украинского — дитя-неожиданность) — была предназначена Геральту, а ее судьба — через него — связана с судьбой Йеннефер, что внимательный читатель мог увидеть еще в сборнике рассказов. Вот Йен говорит: «Мы созданы друг для друга, <...> Может быть, предназначены? Но ведь из этого ничего не получится. <...> Жаль. Тот или те, кто создавал нас, должны были позаботиться о чем-то большем. Одного Предназначения недостаточно, его слишком мало. Необходимо нечто большее». («Нечто большее») Так вот, Цири — это и есть нечто большее. Соответственно, с исчезновением Геральта и Йеннефер исчезает и Предназначение — уходит Цири. Тем более, что сама Цири прямым текстом говорит об этом, обращаясь к Трисс Меригольд на последних страницах «Владычицы Озера».

Второе — претензии к таймингу. Неужели читатель думает, что если глава о Йеннефер следует за главой о Фальке, это означает, что очередность расположения этих глав отражает хронологическую последовательность истории? Прежде, чем осуждать автора, следует либо перечитать произведение заново повнимательнее, либо обратиться к дополнительным материалам. В украинском издании, к примеру, есть специальное дополнение, касающееся хронологии. После его прочтения не остается никаких сомнений в том, что у пана Анджея нет никаких проблем со временем, оно послушно течет именно так и с той скоростью, с которой это необходимо мастеру. Сапковский настолько умело играет с этой субстанцией, что его виртуозность просто поражает. Если же вы привыкли к простому сюжету с минимумом отсылок к будущему и прошлому (а ведь тут еще есть ретроспективный взгляд из будущего — в эпиграфах к разделам), то так и напишите — путает меня своей заумью автор, не понравилось.

Выше я описал лишь инструменты Сапковского, с помощью которых он создал столь замечательный цикл, и я даже не знаю, стоит ли описывать саму историю, да и вряд ли это у меня получится. Чувствую, что для этого мне нужно как минимум перечитать весь цикл еще разок. Во всяком случае, ощущения после прочтения просто невероятные. Так и просится аналогия с изысканным блюдом после долгих лет «на воде и хлебе», но это слишком пошло. Радует, что история, хоть и закончилась, но продолжает жить. В каждый момент времени она остается на страницах книги, и всегда можно прожить ее снова и снова. Потому что «<…> в любом моменте, в любом мгновении, в любом событии содержатся прошлое, настоящее и будущее. В любом мгновении сокрыта вечность. Каждый уход это одновременно и возвращение, каждое прощание — встреча, каждое возвращение — расставание. Все одновременно суть и начало, и конец.»

Браво, пан Анджей.

Башня Ласточки — предпоследняя деталь эпического полотна цикла о ведьмаке. Пружина сюжета сжимается, готовая вот-вот выстрелить.

В этой книге Сапковский с удовольствием жонглирует временем. Нельзя сказать, что раньше он не использовал этот прием, но здесь он особенно выражен. Мы переносимся из настоящего в прошлое благодаря воспоминаниям персонажей, заглядываем в будущее, глядя на мир глазами потомков героев или авторов эпиграфов, снова возвращаемся в текущее время. Словно автор подготавливает нас к тому, какой властью над временем он собирается наделить Цири в конце книги.

Том показался эмоционально самым напряженным из уже прочитанных. В первую очередь, благодаря линии ведьмачки которую мы находим практически мертвой, и затем ретроспективно узнаем о том, как она потеряла друзей и прошла через унизительное рабство в руках наемника Бонгарта. И хотя Сапковский дает ей шанс спастись из плена, нельзя забывать про слова мертвых, прозвучавшие над озером у Башни Ласточки, о том, что ведьмачка принадлежит им. Мрачных красок добавляет и сюжетная линия Йеннефер, оказавшейся в весьма незавидном положении. На этом фоне приключения Геральта выглядят подчас веселой прогулкой, за что отдельное спасибо Лютику и его мемуарам.

Стоит обратить внимание на то, для чего и как Сапковский использует персонажей. Приведу парочку примеров. Кенна Сельборн не только является своего рода репортером, но и играет ключевую роль в освобождении Цири из плена. Старый Ворон Высогота из Корво не только спасает ведьмачку от смерти и предоставляет ей убежище, но и дает шанс ребенку Старшей Крови избежать безумия ослепления местью и следующего за ним разрушения мира.

Разделы книги часто отличаются по настроению, наиболее показательным в этом плане оказывается восьмой, посвященный шпиону и королю, в котором находится место рассуждениям о геополитике (история отношений государств Севера, нейтралитет Ковира и Повисса в войне с Нильфгардом), морали и этике брака (отношения короля Эстерада и королевы Зулейки), вопросам целей сохранения мира в стране и средств его достижения путем террора (правление Дийкстры в Редании), вопросам социального неравенства и происхождения (с самого начала нам указывают на это, противопоставляя парвеню Дийкстру и благородного посла Редании), предательства и любви к сыну (Зулейка, которая готова ради этой любви обманывать мужа) и горькой иронии, оставляющей некоторое послевкусие (экскурс в будущее шпиона и короля, слепая любовь последнего и его же самопожертвование).

Весьма радует тот факт, что я читаю цикл сейчас, когда все книги уже дописаны. Могу лишь представить, что испытывали читатели, перевернув последнюю страницу «Башни Ласточки», ведь им предстояло ждать новой книги после знатного клиффхенгера два года! С другой стороны, история подходит к концу, поэтому напряжение спадает лишь настолько, насколько необходимо для того, чтобы очертить рамки отдельной книги. Не смотря на то, что автор выводит из игры некоторые второстепенные сюжетные линии, основные фигуры ожидают окончания партии. Лишь бы пан Анджей сумел завершить партию так же элегантно, как он разыгрывал ее на протяжении 6 книг.

«Крещение огнем» — практически классический квест, во время которого фокус внимания читателя вновь возвращается к Геральту.

Герой, по законам жанра, обзаводится компанией неординарных личностей, с которыми ему предстоит продвигаться вдоль фронта конфликта между коалициями Нильфгарда и Северных Королевств. Перед нами — театр военных действий, клочки земли, расположенные между молотом Юга и наковальней Севера. Правителям королевств и империй нет никакого дела до интересов маленьких жителей этих земель, которые сбиваются в компании беженцев. Гномы и краснолюд, ведьмак, вампир, лучница и бывший нильфгардец, а также один известный на весь мир поэт — у каждого из них свои цели. Однако, одна из них — выжить в мясорубке войны, пережить еще один день — совпадает и объединяет героев.

Эта разношерстная компания как нельзя лучше передает полифонию Сапковского, а диалект и разговоры гномов в украинском переводе заставляли меня смеяться вслух, что случается не так часто и говорит как в пользу перевода, так и мастерства автора.

Один из разделов, описывающий тайное собрание чародеек, прекрасно иллюстрирует умение Сапковского заставить читателя смотреть на ситуацию с разных точек зрения, глазами то одной, то другой героини, переживая происходящие с ними события в соотвествии с их уникальным опытом и характером.

Отдельно хочется затронуть магию названий книг. Иногда издательства подбирают эти названия так, как им угодно, однако не думаю, что в данном случае такое было бы возможно. И дело тут не в знаменитой принципиальности пана Анджея. Название этой книги, как и предыдущие, является своего рода цементом, скрепляющим отдельные кирпичики повествования. Встречаясь на страницах произведения то тут, то там, оно каждый раз принимает новые смыслы. Это и крещение огнем войны, и зловещие пророчества, касающиеся Геральта, который должен будет пройти крещение огнем перед достижением своей цели, и символическое крещение огнем битвы, через которое проходят Кагир и Геральт в конце книги, завершая трансформацию своих отношений, проходя путь от врагов к соратникам, и вполне буквальная попытка крещения огнем сельской «ведьмы». В общем, автор умело играет со смыслами названий, объединяя каждую свою книгу в одно целое, и вместе с тем — отделяя ее от других.

Хочется так же отметить небольшие крючки и намеки, которые Сапковский умело раскидывает по тексту. Это и цитаты авторов, приводимые в начале каждого раздела, намекающие на его содержание, и просто какие-то детали диалогов, кажущиеся случайными фразы, которые в конечном итоге играют вполне себе определенную роль. Как пример — разговор меду членами дружины Геральта о его полном имени. Читателю предлагается вспомнить, что он — Геральт из Ривии. Кажется, что это просто диалог, до того момента, пока королева Лирии не награждает Геральта новым титулом.

Еще одна небольшая деталь, связанная с диалогами, относится к первой части книги. Неоднократно мы слышим, как герои предпочитают столкнуться с какими-либо страшными чудовищами, нежели встретить людей. Такие фразы подчеркивают отчаяние и ужасы, через которые во время войны приходится проходить простым смертным.

И вроде бы передвижения хаотичны, и вроде бы герои не сильно приблизились к цели, и кто-то может сказать, что всю книгу компания прошла относительно небольшой отрезок пути на карте. Однако я предлагаю разделять действие, связанное с «экшном», и действие, связанное с процессом. Для кого-то Геральт прошел каких-то пару сотен миль. Для другого — он преодолел пропасть, на одном берегу которой — герой-одиночка, не способный ладить с другими, практически ослепленный и готовый на все ради одной цели, на другой стороне — человек, сражающийся за жизнь своих товарищей, осознающий, что цель не может быть достигнута любой ценой.

Тем временем, над Фалькой сгущаются тучи, смерть идет за ней по пятам…

С большим интересом приступаю к прочтению следующего тома.

Когда я вспомнил о том, как читал Ганса Христиана Андерсена в детстве, первым делом мне пришел на ум этот рассказ. Настолько сильно он врезался в память. Одно из первых в жизни сильных переживаний, связанных с осознанием смертности человека и ужасающей социальной несправедливости. Автор использует практически гротескный контраст, который прошибает насквозь. Вероятно, такие рассказы, прочитанные в раннем возрасте, вполне способны формировать этические убеждения человека.

На мой взгляд, одним из секретов успеха Сапковского является относительно небольшой объем его книг с одной стороны, и чрезвычайная емкость — с другой. К такому выводу легко приходишь, сравнивая его цикл с произведениями других авторов, состоящими подчас из десятка, а то и более, книг, к тому же еще и весьма раздутых и тяжеловесных. Емкость слога пана Анджея была заметна еще в предыдущей книге, то же качество мы наблюдаем и во втором томе пенталогии.

На фоне стремительно развивающихся политических событий фентезийного, но очень натурального и живого мира, мы можем наблюдать за судьбой одной девочки, которой жизнь предоставляет шанс стать волшебницей в Аретузе, школе чародеев, расположенной на острове Танедд. Но череда неожиданных событий смешивает все планы. Запутанный клубок интриг, ниточки которого тянулись из предыдущего тома, разрешается конфликтом как на локальном уровне, среди чародеев на Танедде, так и на глобальном — старые союзы королей распадаются, предательство оборачивается новыми клятвами и союзами. Наступает час презрения.

И если локальный конфликт мы проживаем вместе с персонажами, то о глобальном узнаем из уст Лютика. Такой дополнительный план указывает на глубину произведения. События в мире не крутятся вокруг центральных персонажей (как это бывает, опять же, у некоторых других авторов эпического фентези). Следует добавить, что даже Геральт, хоть и стремится повлиять на происходящее, является скорее наблюдателем, не способным в полной мере противостоять вовлеченным в действие могучим силам.

В процессе чтения мы наблюдаем за хорошо прописанными персонажами. Они поступают в точности согласно своим характерам и каждый имеет свою собственную мотивацию. Когда любой поступок каждого героя продиктован его историей, включающей в себя место, время, произошедшие с ними события, — тогда начинаешь верить в происходящее. Это позволяет автору создавать самобытных и узнаваемых персонажей. Таких как парочка юристов Кодрингер и Фенн, чародеи Вильгефорц, который рассказывает свою историю Геральту, и Лидия ван Бредевоорт, безнадежно в него влюбленная, заплатившая за свою привязанность половиной лица, а затем и жизнью, и конечно же, члены банды «Крысы», история каждого из которых емко прописана в одной из последних подглав произведения.

Лучше подчеркнуть характер персонажей помогает не только их история, но и полифония Сапковского. Он мастерски наделяет своих героев характерными диалектами, оборотами речи, словарным запасом, своим собственным языком. Но качество языка пана Анджея проявляется не только в диалогах. К примеру, во время эпизода путешествия Цири в пустыне Корат предложения в некоторых подглавах сжимаются, становятся короткими, рублеными, что хорошо соответствует состоянию героини, доведенной до отчаяния, концентрирующейся только на том, чтобы продолжать идти вперед. Сравните это с теми моментами, когда Цири сражается за свою жизнь вместе с единорогом. Или когда проходит через собственное кульминационное событие, прикасаясь к огненному источнику магии, а затем снова впадая в апатию, после потери магического дара.

Последняя глава — своего рода клиффхэнгер, экспозиция, подготавливающая нас к новой книге. Здесь разрешается внутренний конфликт Цири, которая решает присоединиться к Крысам и становится Фалькой, что сразу замыкает повествование в кольцо, отсылая нас к упомянутым ранее зловещим предсказаниям, в которых повествуется про Дитя Старшей Крови.

Третья книга саги о Геральте, и первая — составляющая единое повествование пятикнижия. Нельзя сказать, что Сапковский так уж сильно изменил свой подход к композиции: мы видим все те же отдельные эпизоды из жизни ведьмака и других персонажей, словно вырванные из тьмы лучом света фрагменты огромного полотна, изображающего целый мир, в котором находится место эпическим сражениям, политике, магии и простым человеческим чувствам. И ни одна из этих составляющих не преуменьшает важности другой.

То и дело Сапковский ставит перед читателем вопросы, на которые нет однозначного ответа: Где кончается любовь к своему виду, и начинается видовой расизм? Что означает сохранять нейтралитет в конфликте, в котором обе стороны, кажется, ведомы одними и теми же мотивами: завоевать, удержать в подчинении побольше земель, покорив или уничтожив тех, кто жил здесь до этого? Что делать с классовыми противоречиями? Нильфгард копит силы на юге, несомненно, являясь врагом всем жителям северных королевств. Но так ли все просто? Купцы, действуя в целях выгоды, помогают нильфгардской монете проникать все дальше на север. Крестьяне, подогреваемые пророками из простонародья, начинают узнавать, что в империи собратьям живется лучше. При этом, короли желают сохранить свою власть, опираясь на благородное сословие. Прибавим к этому еще нарастающий конфликт между людьми и остальными разумными существами. Как и в нашем реальном мире, эти существа разделяются на лоялистов и радикальных революционеров. Кое-как поддерживаемый баланс, хрупкое перемирие вот-вот сменит буря, весь исход которой может зависеть от судьбы одной маленькой девочки...

Благодаря этой книге, читатель может оценить значение и важность предыдущих двух сборников. То тут, то там попадаются знакомые названия, упоминаются определенные события, встречаются старые знакомых. Все это дает ощущение возвращения в знакомый волшебный мир.

Описания городов и локаций превращают непривычные уху географические названия в яркие образы. После чего название перестает быть просто напечатанным на карте словом, которое еще поди отыщи. Священная поляна под Блеоберисом, суровый и мрачный Каер Морен, мистический Шерраведд, город-кампус Оксенфурт — все эти места имеют свои уникальные особенности, стоит ли удивляться тому, какими узнаваемыми и знакомыми по двум предыдущим книгам стали такие локации, как Брокилон или храм Неннеке? В полной мере это также относится и к именам собственным: услышав имя персонажа, можно сразу определить, кто перед нами — гном, эльф или суровый викинг с островов Скелигге.

Описание деталей быта и тренировок ведьмаков, системы магии в эпизодах обучения Цири — такая любовь к деталям и составляет то, что можно назвать по-настоящему уникальным, хорошо прописанным фентезийным миром. Чего стоят пару абзацев со списком книг, прочитанных Цири. Отсылки к моментам истории, легендам, научным описаниям делают мир действительно живым и натуральным.

Поразительно, как при всем вышеперечисленном книга остается интересной и совершенно не перегруженной лишними деталями в ущерб сюжету. И вот этот удивительный контраст между сложностью хитросплетений судеб персонажей и глубиной мира и идей с одной стороны, и легкостью и интересом во время прочтения с другой, — свидетельствует о высочайшем мастерстве пана Анджея.

Еще один небольшой фрагмент истории Роланда Дискейна.

Время — лишь ветер, который дует сквозь замочную скважину, и композиция произведения прекрасно отражает этот поэтический образ. Перед нами разворачивается своеобразная рекурсия: рассказ в рассказе (в рассказе). И на этот раз главной идеей произведения являются взаимоотношения сына и матери.

Сначала мы отправляемся вглубь переживаний молодого стрелка, связанных с образом Габриэль Дискейн. Потом мы попадаем в историю Тима Росса, основным мотивом сказочного путешествия которого является спасение собственной матери. И наконец возвращаемся назад, к Роланду повзрослевшему, который на вопрос: «Ты простил ее (мать), Роланд?» — отвечает: «Да».

Сюжет подчеркивает рекурсию, свиваясь вокруг кульминационных моментов каждого из временных планов произведения воронкой самума или стыловея, предвещающих катарсис и сплавляющих все три плана в одну картину.

Вне всяких сомнений, это самая волшебная книга цикла. Следует добавить, что это не просто водичка, которую автор льет на колеса мельницы, перемалывающей кошельки фанов. Классический сказочный квест, наполненный волшебством, но и не лишенный кинговского реализма, обрамленный историей шкуроверта в декорациях вестерна, множество интересных деталей, касающихся Срединного мира, необычные персонажи, плотное повествование — несомненно, все это идет на пользу книге.

Итак, Кингу опять удалось уловить тонкую ниточку, ведущую в волшебный мир Темной Башни, и тут двух мнений быть не может. Спустя 8 лет он решил дописать еще один фрагмент истории Роланда, и почему нет? Ведь «люди не вырастают из сказок [...] Никогда не вырастают. Мальчик или мужчина, девочка или женщина — мы все живем ради сказок»

И вот перед нами последняя книга цикла «Темная башня» с одноименным названием, завершающая глава magnum opus сэя Кинга.

Конечно, в последней книге должны разрешиться все сюжетные линии, нить Ариадны, то есть, ка, должна привести Роланда к Башне, поэтому том под завязку набит событиями. Той воды, которую автор мог позволить себе в предыдущих книгах, здесь просто не может быть.

Легко поверить в то, что Кинг пишет интуитивно — настолько разная динамика сюжета каждой из книг. Если он и написал «Песнь Сюзанны» и «Темную башню» примерно в один период, то вызывает недоумение разбиение их на столь непропорциональные части. Конечно, издатели постарались, предыдущая книга была растянута более, чем на 600 страниц, за счет множества переносов и крупного шрифта. Здесь же у нас чуть более 800 страниц, и я вас уверяю, ни одна из них не даст вам заскучать.

Практически невозможно каким-то образом описать сюжет, не прибегая к спойлерам. Я и не думаю, что это необходимо. Замечу лишь, что это, пожалуй, самая насыщенная действием книга цикла. При этом, в ней куда меньше лишней метафизики, которая присутствовала в «Песни Сюзанны». Здесь много вестерна, трагедии и, конечно же, ретроспективный взгляд на пройденный путь, своеобразное возвращение к истокам. (Прочитав последнее предложение, вы будете удивлены, насколько буквальное).

Далее будут идти спойлеры, сокрытие некоторых сильно дробит текст, посему решил не прятать их, считаю своим долгом предупредить об этом читающих!!

В книге определенно есть несколько небольших минусов. Некоторые сюжетные линии завершаются как-то небрежно и нелепо (как линия Уолтера, убитого Мордредом), другие завершились так, словно по другому и быть не могло (Ыш остается с Роландом только для того, чтобы Мордред не смог убить Белого папашу, сюжетные линии должны были пересечься именно в этой точке, к этому все шло). Что действительно порой раздражало, так это наделение персонажей особенным кинговским сверх-чутьем: «я знаю это, не могу понять, откуда, но просто знаю». Как это работает?

Отдельно хотелось бы выделить одну сцену. Уолтер вырывает себе глаза, затем приступает к языку, начиная в этот момент кричать. Безусловно, я не компетентен в данной области, ведь ни то, ни другое вырывать не доводилось, но все же, разве глаза вырывать намного приятнее, чем язык? Почему бы с самого начала не начать орать благим матом?

Были и веселые моменты, прямо-таки на грани троллинга читателей. А именно тот, в котором Сюзанна достает в доме Дандело записку с надписью: «Расслабься! Вот идет бог из машины!» — думаю, это своеобразный ответ Кинга всем, кто упрекал автора в частом использовании этого приема (я и сам писал об этом в отзыве на «Песнь Сюзанны»).

Что касается концовки и судьбы последнего Стрелка… Что ж, фанаты часто любят поспорить с автором, когда он не оправдывает их ожидания, однако, зачастую именно уникальное авторское видение, без оглядки на мнения фанов, позволяет ему создать отличное произведение. И с этим, на мой взгляд, Кинг отлично справился. Предлагаю любому читателю подумать на тему того, как бы он завершил этот цикл. Какой еще награды вы ожидали для этого сурового человека, сошедшего к нам с картин американских вестернов? Возможно, слишком жестоко наделять своего главного персонажа столь ужасной судьбой: снова и снова идти к Темной башне, переступая через трупы близких людей, — поэтому Кинг и «дарит» Роланду рог Эльда — надежду на то, что все «на этот раз, может, будет иначе».

Итак, человек в черном ушел в пустыню, и стрелок двинулся следом.

«Песнь Сюзанны» возвращает нас к истории ка-тета стрелков, которым необходимо защитить розу-башню и вернуть Сюзанну, вот-вот готовую родить

Сюжет книги можно разбить на три основных линии: Сюзанна-Миа, Эдди-Роланд

По сравнению с предыдущими книгами, эта заметно отстает по динамике. Тут вроде и сюжет ускоряется, будто за поворотом дороги уже и та самая «последняя пустошь» виднеется, но после прочтения остается чувство, будто ничего существенного не произошло.

С другой стороны, Кинг наполняет свой мир новыми деталями, касающимися его истории, мифологии, понятий. Тем не менее, часто он просто рассыпает новые термины, которые нет особенного желания запоминать. Здесь можно привести в качестве примера слово «сигул», синоним которому — символ. Зачем было вводить новый термин? Ка…

Еще мне интересно, заметил ли кто-то, как автор сам частенько спойлерит свой собственный сюжет? Зачем перед каким-либо острым моментом писать о том, чем все завершится? По факту, ты уже знаешь итог, что несколько снижает удовольствие от процесса чтения. Не скажу, что это существенный минус, возможно, иногда такой подход продиктован намерениями автора сделать акцент на том или ином событии, и все же, порой это несколько раздражает.

И все же, видно, как важен для писателя этот цикл. Столько сюжетов других его книг переплетаются с историей Роланда из Гилеада,

Стоит так же добавить к положительным сторонам книги некоторые весьма трогательные моменты, связанные с историей Миа, которые свидетельствуют о бережном отношении Кинга к судьбам своих персонажей.

=Размышляя над своей оценкой произведению, колебался между 7 и 8. Однако, как и предыдущей книге, ставлю 8, преимущественно за смелый ход с писателем, который скорее понравился, чем нет. И конечно, ожидаю хорошей развязки, сэй Кинг, я говорю, спасибо тебе.

==Отдельно хочется сказать по поводу аннотации в издании, которое я читал. Её автор умудрился в четырех предложениях не сказать ничего существенного, зато спойлер вставил. Разве я просил его рассказывать мне о том, что во чреве Сюзанны —

Пятый том, мы приближаемся к развязке так же неумолимо, как день, когда в поселение Калья Брин Стерджис (где рождаются преимущественно близнецы) нагрянут за своей ужасной жатвой Волки. Примерно каждые два десятилетия в течение двух тысяч лет они отнимают по одному близнецу у несчастных родителей, превращая их в безмозглых рунтов. Наши герои, ка-тет стрелков, решают помочь жителям Кальи. Им придется разгадать тайну загадки Энди, робота-посыльного (со множеством других функций), а так же столкнуться с новой угрозой, живущей в теле Сюзанны.

Параллельно, где-то в Нью-Йорке, на Келвина Тауэра, хранителя пустыря, на котором произрастает башня-роза, нападают бандиты уже знакомого нам Балазара, принуждая того продать пустырь. Алый Король и его вассалы стремятся разрушить оставшиеся Лучи, Башню и само мироздание.

Из плюсов книги —

Понравилась некоторая непредсказуемость сюжета:

История отца Каллагэна вписана в основное повествование довольно органично, хотя, как мы знаем, основной сюжет был проработан автором в отдельной книге «Судьба Салема».

Из минусов — динамика несколько провисает в середине книги. Кроме того, на мой взгляд, автор иногда перебарщивает с ка и нумерологией (Deus ex Machina).

Однако, это вполне можно простить, ведь предвкушение относительно того, что же мы найдем в конце пути, велико, не смотря на то, что

Оценку ставлю все же на один балл ниже по сравнению с предыдущей книгой, учитывая мои общие ощущения во время прочтения.

Второй сборник рассказов о Геральте. В отличие от первого, автор изначально планировал это собрание как единое целое. Поэтому здесь мы не увидим цементирующих отдельные кирпичики интерлюдий «Гласа разума».

Каждый из рассказов заслуживает отдельного разбора, но если рассматривать их в совокупности, как одно произведение, можно увидеть, как Сапковский проводит сквозь все рассказы одну мысль, касающуюся предназначения главного героя, которую тот всячески отрицает. Он будто проходит различные стадии принятия своей судьбы.

Чтобы усилить свою мысль, автор использует частые повторы, мы можем видеть это как на локальном уровне, когда в тексте рассказа несколько раз проговаривается название и главная его тема, так и на глобальном — тема предназначения всплывает снова и снова, в диалогах или внутреннем монологе Геральта.

Влияние судеб других персонажей на линию Геральта усиливается. Голос скепсиса, реализма и практичности Йеннефер соперничает с голосом идеала — Цири. Этот конфликт сопровождает ведьмака на протяжении всей книги.

И хотя читателю фэнтези с опытом тема предназначения (читай — избранности) героя порядком надоела, плюсы прозы Сапковского искупают этот недостаток.

Пану Анджею мало создать чудесный для читателя мир, населенный драконами, он не оставляет в праве на чудо и своих персонажей (золотые драконы в «Пределе возможного» — пример воплощенного чуда в фантастическом мире Сапковского, ведь их, как известно, не бывает). Кроме того, мастер не старается препарировать и описать все, с чем сталкиваются его персонажи. Вспомним рассказ «Немного жертвенности», когда таинственные ступени в водное царство так и остаются чем-то неизвестным и тайным. Замечательно, что терра инкогнита все же еще сохраняет белые пятна на карте мира Сапковского, который, тем не менее, быстро меняется под воздействием людей. Это сохраняет атмосферу тайны и волшебства.

Помимо прочего, автор искусно пользуется двумя известными приемами, которыми можно зацепить читателя. В одном рассказе он создает сюжет с лихими твистами («Предел возможного», «Вечный огонь»), в других — обращается к эмоциям. Прежде всего, это умение проявляется в последнем рассказе.

«Нечто большее» само по себе представляет сборник, который состоит из клочков бреда и воспоминаний Геральта. Каждое из них связывает воедино события из прошлого, настоящего и будущего. Этот же рассказ содержит в себе кульминацию всего собрания, дает ответы на некоторые старые вопросы и ставит новые, вводит тему большой войны, обещая продолжение, подготавливая почву для большого романа, который откроется «Кровью эльфов».

Роланд из Гилеада, человек, иссушенный до дна временем, потерями близких и пустыней, бредет по бескрайним пустошам по следам человека в черном. Такой нехитрый сюжет будет разматываться в течение всей книги. Несколько отсылок к прошлому Роланда Дискейна практически никак не отвечают на вопросы о том, зачем он идет дальше, и как началось его путешествие. Надо понимать, однако, что эта книга — всего лишь некая прелюдия к основному повествованию, где автор только слегка приподнимает шторы, за которыми читатель видит окно в мрачный мир Башни. Мир, который в полную силу развернется только к середине романа-эпопеи.

При написании книги, по словам самого Кинга, он вдохновлялся «Властелином колец» и американскими вестернами. Первая книга лишь слегка перекликается с первым, и чуть больше — со вторым. В целом же, это скорее картина мрачного постапокалипсиса, немного напоминающая то, что мы видим в «Безумном Максе», с таким же героем-одиночкой в центре сюжета. Но безумие Макса — это отрешенность от мира и борьба с демонами прошлого, а Роланда, в довершение к этому, наполняет одержимость Башней.

И хотя книгу вряд ли можно назвать хорошим самостоятельным произведением, все же она является камнем основания той самой невероятной Темной Башни, пронзающей миры и ожидающей одного небезызвестного стрелка из Гилеада.

Пожалуй, это первая книга цикла, которая наиболее напоминает вестерн: здесь присутствуют перестрелки, погони на лошадях, побеги из тюрьмы, салуны, ранчеры и шериф. Основную часть книги представляет история о прошлом Роланда, рассказанная им самим своим друзьям где-то в Канзасе из параллельного мира, куда ка-тет прибыл после путешествия во чреве Блейна. Из неё мы узнаем о том, что же так сильно повлияло на характер стрелка и необратимо изменило его, и откуда в нем так сильно желание найти Башню.

Заключительная часть, демонстрирующая небольшое путешествие ка-тета через дворец чародея Оз, наверное, не показалась бы такой яркой, если бы не Волков и его Изумрудный город, который помог разобраться, что к чему. И в этом месте я засомневался в том, что Кинг пишет, не планируя сюжет наперед. Весь этот поворот с Ышем, который, как и Тото, находит за драпировкой спрятавшегося иллюзиониста, заставляет задуматься, не был ли введен ушастик именно для этого момента.

Помимо всех фирменных и хорошо знакомых читателю фишек Кинга, здесь присутствует еще романтическая линия. И если кому не нравится излишний натурализм писателя, его мастерство описания жестокости и зла, следует заметить, что на страницах произведений Кинга можно найти далеко не только это, что прекрасно иллюстрирует цитата из книги:

Теперь мы видим, что отличает хорошее «темное фентэзи» от плохого: в первом мы видим разнообразие красок, несмотря на то, что преобладают темные тона, во втором — только разные оттенки черного. Буду переходить к продолжению путешествия героев вдоль Пути Луча, надеясь, что в следующих книгах автору удастся удержать взятый уровень.

Шесть рассказов, связанных интерлюдиями, которые в свою очередь составляют отдельный, седьмой рассказ. Шесть драгоценных камней в дорогой оправе.

В чем же состоит успех пана Анджея?

Сам автор в своих интервью ссылается на феномен архетипа. Архетип героя, короля Артура, который так знаком потомкам западноевропейской цивилизации, переосмысленный Толкином, создал целую школу фэнтези. Сапковскому удалось нащупать свой путь, который основывается на сказках и мифологии, не только славянской, но и мировой вообще. Он берет образы, известные каждому с детства, и умело жонглирует ими, выстраивая нечто совершенно новое, актуальное, но вместе с тем хранящее то знакомое нам волшебство, присутствующее в фольклоре, отвечающее культурному коду нашей цивилизации.

Это и Белоснежка с семью гномами, и Чудовище, ждущее свою Красавицу, и Румпельштильсхен, и Аладдин с Джинном. А если еще добавить ту самую панночку в гробу, о которой хорошо известно читателям, знакомым с произведениями Гоголя (эта легенда, переработанная Гоголем, была представлена как в украинском, так и в польском средневековом фольклоре)? Разве может читатель остаться равнодушен к историям этих персонажей, узнаваемых, но предстающих в абсолютно новых ипостасях?

Не стоит забывать про обширные познания Сапковского в области истории, которые позволили создать самобытный мир, в котором живет Геральт из Ривии. В каждом из рассказов проступают фрагменты его истории и географии. Бытовые описания, множество различных деталей погружают читателя в этот мир целиком. И даже сознательно введенные анахронизмы удачно используются автором как постмодернистский прием, вместе с тем не лишая фантастический мир его убедительности.

Знание языков обеспечило полифоничность цикла. Дж. Р.Р. Мартин замечает, что при наделении персонажа именем, необходимо интуитивно чувствовать, подходит ли определенное имя данному конкретному персонажу. На мой взгляд, Сапковский мастерски справляется с этой задачей. Он не только дает персонажам точные имена, но и наделяет каждого своим собственным языком. Термины, описывающие предметы средневековой истории, поэзия Старшей Речи, различные диалекты, имена собственные — формируют неповторимый стиль пана Анджея.

С композицией у Сапковского нет никаких проблем. Несмотря на то, что рассказы цикла писались в разное время, совместно они воспринимаются как нечто органическое, живое. Сквозь калейдоскоп рассказов проявляется намек на что-то огромное, эпическое. Сапковскому удается это сделать легко и непринужденно, не жертвуя сюжетом и динамикой. К месту подобранные описания перемежаются действием.

Что касается идеи, то и тут многим писателям есть, чему поучиться. В цикле нет перегруженных рефлексией простынь текста — глубина идей автора проявляется отнюдь не в этом. Герою не нужно проговаривать мысли автора — читатель догадается об этом сам. Подмеченная персонажем деталь, небольшая рассказанная другим история, оброненная фраза — все это гармонически вписывается в повествование и говорит громче любого скучного монолога.

Итак, возвращаясь к началу отзыва, хотелось бы отметить, что один из рецензентов творчества пана Анджея заявляет: до Ведьмака в Польше существовал Толкин и Мартин, после — Сапковский занял свое место в этой тройке. Я не знаком близко с творчеством Мартина, но могу сказать, что пану Анджею удалось создать нечто действительно потрясающее и самобытное. Он удачно переосмыслил жанр фэнтези, как это сделал когда-то и Толкин.

Беовульф представляет собой памятник древнеанглийского устного творчества, зафиксированного в виде рукописи в более позднее время, в конце Х века. Нам повествуется история отважного вождя гаутского — Беовульфа, который приходит на помощь данам в час нужды. Он помогает Хродгару, сыну Хальфдана, конунгу датскому, сразить чудовище по имени Грендаль и его мать. В финале герой, презрев мрачные предзнаменования, сулящие смерть, сражается с драконом за проклятое золото, убивает чудовище, но погибает и сам.

Не смотря на христианские мотивы, прорастающие тут и там в повествовании, мы видим ещё вполне цельного эпического героя. Он обладает абсолютными качествами: решимостью, бесстрашием, желанием стяжать славу, не смотря на опасность гибели. Зная свою Судьбу, он идет к ней, не пытаясь сбежать. Подобный мотив мы можем встретить в Илиаде, когда Гектор отправляется на бой с Ахиллом, зная о своей грядущей гибели. Однако, у греков мотив подобной «воли к смерти» не всегда срабатывает. Часто персонажи пытаются избежать своей судьбы, хоть и неминуемо попадают в её сети. В скандинавской мифологии — напротив, Судьба является сакральной, это приятие будущего нельзя назвать пассивным, герой скорее проявляет самое активное участие в том, чтобы исполнить предначертанное. И это то, что столь ярко характеризует героя древнего языческого эпоса. И что потом стирается с приходом христианской этики, этики рыцарства и куртуазности. Кроме того, отношение к женщине, как к прекрасной даме и одновременно как к источнику всех бед (в христианстве), отсутствует в языческом эпосе.

Третья книга фентези-цикла Стивена Кинга «Темная башня» разделена на две части. В первой из которых мы узнаем о том, что произошло с Джейком, которого Роланд спас от Морта в предыдущей книге. Параллельно мы вместе с героями продвигаемся по пути Луча к Темной Башне. Вторая часть предстает в более мрачном ключе, описание города Лада — настоящая фентезийная антиутопия с элементами кибер-панка. Экшен ускоряется, и замедляться не думает, ведь в финале наши герои мчатся со скоростью 800 миль в час во чреве Блейна Моно. Чу-чу, паровозик.

В этой книге образ Стрелка проступает все более явно. Словно скульптор, Кинг постепенно убирает лишние элементы, чтобы воссоздать образ славного рыцаря ушедших дней. Человека, который помнит лицо своего отца. Характеры Эдди и Сюзанны не претерпевают таких изменений, как в предыдущей части, но новые детали, особенно эпизоды из жизни Эдди, чья судьба пересекалась с судьбой Джейка, равно как и новые подробности о самом Джейке — добавляют красок и насыщенности произведению.

Вторая книга из серии «Темная башня» Стивена Кинга получилась более динамичной, чем «Стрелок».

В соответствии с предсказанием Человека в черном, рядом со Стрелком появляются два спутника, «извлеченных» из нашего мира, города Нью-Йорк. Бывший наркоман Эдди Дин, он же Узник и Госпожа теней, негритянка Сюзанна-Одетта-Детта, мучимая раздвоением личности, но спасенная Стрелком, который извлекает из неё третью женщину. История же с третьим персонажем заканчивается Смертью, и эта последняя часть оказывается самой напряженной, не смотря на то, что в каждой из трех частей есть своя кульминация, в третьей линии сходятся в одну точку. Читатель в напряжении ожидает исполнения предсказания смерти. Кому уготована эта участь?

Хотелось бы добавить, что Кинг не просто создает занимательный сюжет, от которого сложно оторваться, но еще и поднимает некоторые важные вопросы, вроде расизма, борьбы с наркоманией, бедности, а так же умело и мастерски создает образы персонажей, наделяя каждого уникальной историей и собственной психологией.

Все же, после прочтения второй книги остается масса вопросов относительно того, зачем Стрелку Башня и почему он все же готов использовать и убивать доверившихся ему людей, не смотря на то, что руководствуется неким кодексом чести Стрелков.

Будем надеяться, Кинг приоткроет эту тайну в последующих томах. Главное, чтобы вся серия не оказалась пустышкой, наполненной действиями и вопросами, на которые автор и не собирался отвечать.

Роман-эпопея, по своим масштабам превосходящая ранее мною читанное. Вероятно, это одно из самых масштабных фэнтези, существующих на данный момент. Я слышал, Джордан вдохновлялся произведением Толстого «Война и мир». Конечно же, он так же обращал внимание на «Властелина колец» Толкина. В итоге имеем величественное полотно Узора, которое разворачивается перед нами на страницах 14 объемных книг.

Огромное количество имён, множество деталей, описания местности, быта и традиций различных народов, детально проработанная история, в которую органично вплетаются истории пяти молодых уроженцев Двуречья, чьи жизни кардинальным образом меняются после знакомства с одной Айз Седай по имени Морейн. Ранд, Мэт, Перрин, Эгвейн и Найнив — эти имена пройдут через все повествование и не дадут вам заскучать. Мастерство автора позволяет легко вспомнить персонажа по имени, ведь каждый из них обладает своим уникальным характером, однако характер этот в свою очередь меняется от книги к книге. Мы видим настоящее развитие и становление героев, и таких развивающихся персонажей никак не меньше нескольких десятков! В конце прочтения эпопеи пытаешься вспомнить свои ощущения во время прочтения первой книги, свое отношение к персонажам, и поражаешься тому, как они изменились.

Надо отметить, что динамика произведений сильно провисает к середине эпопеи (что и отразилось на моей оценке цикла в целом), в тугой клубок закручиваются линии судеб множества героев, зато к концу роман погружает читателя в стремительный водоворот событий, от которого невозможно оторваться. Я прочитал последние 800 страниц «Памяти Света» буквально за два дня, и для меня это на тот момент было значительным показателем. Ведь в целом на всю эпопею я потратил около 3.5 лет, то делая перерывы, то снова погружаясь в чтение. И скорость моего продвижения примерно равнялась скорости и динамике событий, описанных в книгах. Поэтому сразу же рекомендую читателю не сдаваться, и он будет вознагражден.

Вращается Колесо Времени, Эпохи приходят и уходят, оставляя за собой воспоминания, которые становятся легендами. Легенды блекнут, превращаясь в мифы, и даже миф оказывается давно забыт, когда Эпоха, что породила его, приходит вновь...

«Новую весну» я начал читать почти сразу после прочтения 14-книжия основного цикла. Я бы порекомендовал читать это произведение тогда, когда оно и было опубликовано — где-то между «Путем кинжалов» и «Сердцем зимы». Потому что контраст между быстрым темпом повествования последних трех книг, дописанных Сандерсоном, и размеренным неспешным и наполненным подробностями джордановским развитием сюжета, ощущается моментально. С другой стороны, было приятно окунуться в ту самую атмосферу, с которой все начиналось.

Повествование начинается с Айильской Войны, когда недовольные действиями короля Кайриена, Ламана Дамодреда, айильцы перешли Хребет мира, и дошли до самого Тар Валона. Основное же повествование затрагивает судьбы Лана Мандрагорана, всячески избегающего каких-либо контактов с Айз Седай, Морейн Дамодред (племянницы того самого Ламана) и Суан Санчей, Принятых Белой Башни,

Сюжет предельно прост, конфликт не то, чтобы сильный, однако надо понимать, что это всего лишь выросший из объемов повести роман. Всего две сюжетные линии, сходящиеся в одной точке, что совсем непривычно после прочтения основного цикла, особенно последних частей. Впрочем, было приятно исследовать еще хоть какой-то клочок удивительного мира Колеса Времени, оставленного нам Джеймсом Оливером Ригни Младшим.

Путеводитель я прочитал после завершения основного цикла, за которым еще была «Новая весна». В очередной раз убеждаюсь, что некоторые произведения надо читать в том хронологическом порядке, в котором они были опубликованы. Тем не менее, было интересно погрузиться в последний раз в мир Колеса Времени. Около половины материала, если не больше, уже мне были известны, а более внимательный читатель, пожалуй, и вовсе вспомнит подавляющее большинство фактов, представленных в путеводителе. И все же, главы, касающиеся истории мира, в особенности, описания Эпохи Легенд, представляют собой уникальные материалы.

Следует добавить, что справочная информация, выполненная в виде энциклопедии, является актуальной на момент событий, происходящих в романе «Путь кинжалов», и не учитывает события, произошедшие после него.

Отдельно хотелось бы заметить плохое качество перевода, которое постепенно ухудшалось от первых глав к последним. Если на первых ста страницах меня удивило только слово «фиговина», которое никак не вписывается в формат энциклопедии, то дальше приходилось просто мириться с обилием опечаток, неправильной пунктуацией, ошибками в склонениях по падежам и прочим. Это тем более удивительно, что перевод был осуществлен коллективом «Цитадели Детей Света». Ведь именно их адаптации последних книг были самыми удачными и правильными. Впрочем, спасибо им за их труд. Учитывая тот факт, что перевод делали энтузиасты, можно простить некоторую непрофессиональность (которую нельзя прощать издательствам, делающим на этом деньги).