Сурковая тема почему-то всегда пропитана иронией. Это неизменное правило соблюдается всеми авторами, и ничто их не собъёт с пути. Меж тем, сурок — животное основательное. Хорошо, что от автора рассказа этот факт не ускользнул. По Колодану — основательность зверька настолько велика,

А рассказ хорош. Только не совсем ясно, откуда там белка взялась?

Говорят, что наши полёты во сне в детстве происходят от того, что мы растём. Пусть так. А может, мы действительно умеем летать? Может, наше одинаковое взросление и типовое, как хрущовские пятиэтажки, образование убивает в нас способность и тягу к полёту? Может, мы просто забываем, что умели и могли?

Мне встречались упрёки, адресованные Крапивину от умных и рассудительных людей. Чего это ты, дескать, Владислав Петрович, так много своим героям-подросткам воли даёшь? Они же в реальной жизни, кроме жестокости к младшим и сквернословия с пивопитием ничего и знать-то не хотят! А ты, простая писательская душа, утверждаешь, будто они миры созидать могут! Чудно и нелепо!

Чудно? Это да. Но ведь детство и должно быть чудной порой. Любой из вас, даже самый последний циник, в состоянии вспомнить хотя бы пару эпизодов из своего детства, овеянных настоящим дружеским чувством. И у многих найдётся хоть одно воспоминание, когда что-то чудесное и неопознанное коснулось вас своим крылом. Вы напрягите — даже не память — а ту часть вашей души, что хранит самое сокровенное тепло. Почти наверняка это тепло окажется родом из детства...

История мальчика-инвалида, которого дружба с Серёжкой подняла на ноги, почти и не фантастическая. Крапивин частенько подкидывает скептикам возможность иной интерпретации своих произведений, другое, сугубо логическое объяснение. Так он делает и в повести «Самолёт по имени Серёжка». А коль скоро говорить о фантастике, то стоит сказать, что мания величие духа — лучшая из маний, которыми когда-либо были одержимы писатели.

И дай бог вам тоже услышать когда-нибудь «Гулкие барабаны Космоса«!

С этим рассказом я познакомился в одном из номеров журнала «Вокруг света», очевидно, где-то на рубеже 70-80-х годов. Ах, как сжимались мои кулаки от ярости на этих замерзелых расистов! И как я торжествовал, предвкушая обрушение на головы мерзавцев концентрата ливней и гроз! Прошла уйма лет, а впечатление свежо. И когда у меня шевелится в душе что-то шовинистическое, я припоминаю этот безжалостный и очень сильный рассказ.

В бабушкином деревенском доме отключили электричество. На столе горит большая свеча. Мы с двоюродной сестрой открыв рты слушаем неспешный бабушкин голос. Она читает нам «Волшебник Изумрудного города». Время от времени я закрываю глаза и вижу бредущие по дороге из жёлтого кирпича фигурки... Детство моё давным-давно кануло в Лету, а Сказка осталась со мной навсегда. Подумайте только: навсегда!

Эта первая из вещей Врочека, прочитанная мною. Сделал я это, руководясь исключительно рекомендацией Kolodan'а. Не жалею ни капли. Рассказ — воплощённая психоделическая версия «Последнего киногероя». Аллюзии на старое американское кино толпятся в очереди, обильно куря и многозначительно перемигиваясь. Склейки, помеченные автором, заметны лишь потому, что помечены. В целом — сносит башню изрядно. Сильно. Нетрепетно. Аккуратно.

Прочёл рассказ, изъяв его с «самиздата» и распечатав предварительно на бумажку (терпеть не могу читать худ/литературу со скрина). Прочёл и весь вечер ходил больной, настолько заразительной и очевиднейше-психоделической оказалась эта вещь. Вот Кинг выдумал форнитов и инфицировал этой напастью кучу народу: от художественных персонажей до вполне реальных людей, как творческих, так и не очень. Что делает Колодан? Он меняет систему координат. Его логика совершенно перпендикулярна обыденной и общепринятой. «Невидимое море и отрицательные рыбы — образ мгновенно пленил его». «Его» — это ГГ, Людвига Планка (синергетичное имечко, да?). Ну, а отрицательный крабик пленил меня. Явно буду перечитывать, и не раз.

Трудно, ох, как трудно пропускать такую повесть сквозь призму рационализма, выискивать те самые зёрна, что придали неповторимый вкус одной из лучших вещей в отечественной фантастике... Однако буду пробовать.

Смятение. Это первое осмысленное чувство, пришедшее после прочтения последней страницы. Да что там последней – смятение рождалось всякий раз, когда Петер Милле сталкивался с бронированным, бесформенным, безжалостным и слепым левиафаном государственной военной машины. Хотя, почему именно военной? Просто – государственной, поскольку на войне работа этой самой машины становится более размашистой, а значит, и опасной для составляющих её клеток. Пропагандистский фильм, снимаемый под патронажем жуткого Мархеля, овеществлённой аскариды, обитающей в недрах титанического организма и кормящейся в её булькающих кишках, фильм, подчинивший себе всё, даже самоё строительство моста, обещающего переломить ход войны, этот фильм превратил съёмочную бригаду в призрачные тени, мечущиеся меж миром живых и миром мёртвых. Страшное дело, когда пресловутое «становление/взросление героя» происходит в таком вот тартаре. Тут не на теле – на душе раны и рубцы остаются. И такие стигматы имеют обыкновение знаменовать переход человеческой личности в совсем иное качество – недаром ведь в конце эпопеи престарелый Милле окажется носителем некоего надмирового знания, знания, неподъёмно тяжкого для просто человека.

Страх. Ничего собственно фантастичного и невероятного в событиях «Моста Ватерлоо» нет и в помине. Такое в истории нашей страны бывало и, наверное, ещё будет. Жутко представить себя на месте любого из персонажей, жутко и гнетуще тяжело.

Извращённый восторг. Бесприукрасная панорама массового страдалища пополам с агонией государственного голема захватывает дух и поражает воображение. Сложно понять, каким образом Лазарчуку удались эти картины, сплетаемые в трансцедентного рода полиптих…

Надежда. На руинах прошлого тем охотнее произрастает Новая Жизнь, чем эти руины качественнее раскиданы. Правда, та самая жизнь, как выяснится в дальнейших вещах эпопеи, не вполне нам по плечу в плане даже простого понимания.

Чудо. Тяжеловатый язык, нарочито удлиненные словесные конструкции лишь дополняют общую картину, а вовсе не портят её. Батальные сцены, в конце-то концов, в пастельных тонах не пишутся!

Продуманность и взвешенность составных частей любого литературного произведения — не самое последнее дело, когда речь идёт об оценке. Здесь же характеристикой упомянутой взвешенности может послужить ощущение какой-то кристалльной достоверности описуемого. Да я просто безоговорочно верю, что так оно и было бы, если бы...

О вреде прогрессорства только ленивый не писал нынче. Но — рука не поднимается швырнуть каменюку в Старых, которые искренне желали добра своему народу. Благими намерениями... ну, дальше сами знаете! И хотя детишечки получились жутковатые, кто знает, как было бы лучше?

В целом повесть вышла яркой и весьма пронзительной. Перечитывал около десяти раз, что для серьёзной, душещипательной прозы как-то не по-моему. Вот такая история.

Герои крапивинских книг — всегда дети. Теперь таких детей, не мудрствуя лукаво, именуют сочным словечком «индиго». И ведь правда — эти мальчишки и девчонки с лёгкостью разрушают границы нашего плоского мирка, проникают в Безлюдные пространства, выводят солнечных кузнечиков из шариков для пинг-понга, совершают невозможные и непостижимые открытия.

Когда я читал «Дырчатую луну», у меня даже мыслей не было: только дух захватило и широко распахнулись глаза. Мне, почти сорокалетнему грубияну и цинику, не показалось странным или нелепым ни одно из чудес, описанных Крапивиным в этой повести. Какой же властью над строкой и словом надо обладать, каким же по-настоящему добрым человеком надо быть, дабы написать такое?!

Это надо обязательно деткам своим давать прочесть, да не в школьную казённую программу включать (для «прохождения»), а тихонечко подкладывать на видные места, как-нибудь так, невзначай...

Да, мне известно, что Акунин всегда нарочито вторичен. Да, я знаю, что он не придумывает новых тем, а качественно и умело разрабатывает старые литературные жилы. Да, я в курсе, что экспериментирует он лишь в жанровых нюансах. Заявленный Акуниным жанр «роман-кино» замыслен, судя по всему, как некая стилизация на чёрно-бело-немой синематограф. И подчёркнутое упрощение и «удешевление» сюжета призвано здесь иллюстрировать те самые методики «великого немого». Призвано, но не соизволило явиться. Акунинский богатый и образный язык, а также пристрастие к сочному мазку в изображении характеров сыграло сыграло в данном случае с маститым автором злую шутку. Мезальянс формы и содержания достиг в повести «Дети луны» критической отметки. На посконную мешковину сюжетной канвы легла аккуратными вензелями вышивка ажурных акунинских словес. Авторский язык в антураже наивного синематографа (как мы его нынче воображаем) помстился природным аристократом, попавшим вместо пати в бомжацкий притон. И штампы, штампы... Декадентский клуб, смерть инфернальной героини, походя пленившей сердце юного ГГ, галерея фриков — всё это уже у Б.А. было, было...

Ох, уж лучше было бы из этого материала добротный рассказ изваять!

Ну, а оценка 6 — за финальную рефлексию юного Алексея Романова по поводу гуттаперчевой контрразведчицкой морали.

Отложил в сторону проглоченную книгу и озадачился двумя вопросами: «Что это было?» и «Как он это сделал?». Чтобы ответить на первый, я решил проверить одну смутную догадку. Открыл один из сборников Крапивина и ... Точно! Вот если Владислав Петрович сейчас вдруг помолодел и начал писать для взрослых, то, вполне вероятно, у него получилось бы что-нибудь в духе романа Дмитрия Колодана. Совсем нехитрая мысль: чудеса разбросаны у твоих ног, только, чтобы их увидеть, надо посмотреть ... да вот, хотя бы сквозь этот осколок стекла!

Реальность, стремящаяся отторгнуть от себя Невозможное, идёт по пятам старика Оккама, который давным-давно раскусил её нехитрую трусливую уловку. Программа, заложенная в Мироздание его Творцом, пускает реку жизни по пути наименьшего сопротивления. Колодан же открывает нам глаза на возможность изменения такого порядка вещей. И инструмент для подобного изменения — наш мечтающий разум.

Что до языка книги, то он настолько хорош, что и придраться-то не к чему. А может, просто такой стиль мне ближе других?

Пожалуй, если экранизировать эту повесть (а это именно повесть, а вовсе не роман, как заявлено автором), то выйдет нечто вполне в духе современного лубочного кино про дореволюционную отечественную старину. Тут вам и бравые летуны на «таубе» и «ньпорах», и туповатые генералы, не теряющие связи с насущностями собственного кармана, и пропойно-сиволапая техническая обслуга. Да и шпион, хорошо знакомый нам фон Теофельс, тут как тут. Кстати, выясняется, что он ко всему прочему ещё и отменный пилот, что позволяет ему с лёгкостью необычайной внедриться в авиачасть, где базируется новейший и секретный российский бомбер «Илья Муромец».

Титаническое детище инженера Сикорского (да-да, того самого!) не имело себе равных в небе по многим параметрам ещё долгое время спустя окончание Первой мировой. 76 таких машин пяти модификаций было выпущено авиационным отделом Русско-Балтийского вагонного завода в Питере до начала 1918 года. Почти все они принимали активное участие в боях Первой мировой.

Понятно, что Акунин не претендует на абсолютную историчность своих опусов, однако ему едва ли стоило:

1. Заявлять, будто на момент действия повести «Илья Муромец» существовал лишь в одном экземпляре. На самом деле ещё до начала войны таких машин имелось уже 4.

2. Приписывать столь патологическую недальновидность и косность Великому князю Николаю Николаевичу. Да, тому бы полком командовать, а не российской армией, но всё же ... дядя императора едва ли был настолько туп, чтобы блокировать стратегическое направление в авиации из-за досадной случайности в полёте.

3. Наделять супершпиона Зеппа столь сумасшедшей изворотливостью и каким-то фандоринским везением. Надоедает...

4. Позорить отечественную контрразведку и военную разведку подобными нелепыми и совершенно невзаправдашними проколами в охранении боевых секретов.

Не верю! Во всё вышеизложенное не верю! А если добавить сюда акунинскую зоологическую неприязнь к царской династии Романовых, что сквозит у автора везде, где только можно, то итог выйдет совершенно неутешительный. В третьей повести «Смерти на брудершафт» замечательный автор и прекрасный стилист Акунин опустился до совершенного комикса, не особо и претендующего на притязательность. Жаль. Ставлю 6 только за вкусный язык и всегдашнюю живость персонажей.

Удивительное дело: после прочтения романа я оказался перед непростой задачей — оценить книгу по десятибалльной шкале мне померещилось делом непривычно сложным. Потому решил сначала написать отзыв, разложить, так сказать, мысли по полочкам.

Дилемма «понравилось — не понравилось» была мною отброшена сразу с преисполненной сарказма ухмылкой. Оценить произведение по системе Станиславского тоже как-то не пожелалось — исключительно из уважения к автору. Исходя из всего вышеизложенного, буду оценивать кусками, как текстовыми, так и идейными.

Вот социальная и политическая структура Империи. Рационализм во главе угла, типичная экономная мораль по протестантским толерантным канонам, и Император, как гарант всего-на-свете. Государственное устройство скорее конфедеративного плана, где глава Империи более координирует, нежели управляет. Впрочем, координирует рукою твёрдой и не склонной к тремору. «Вольный» орден фагов как бы в стороне от власти. Он демонстративно неподчинён верховному правителю, в доказательство чего берёт заказы «на стороне» для оплаты своего содержания. Скажу сразу: фикция очевидна. Орден охраняет Порядок в Империи, а значит, строго бдит за нерушимостью власти Императора. Этот факт Лукьяненко даже не старается упрятать между строк. Верю, заявляет г-н Станиславский, а я добавляю 9 баллов за нарисованную схему.

Вот вторичность, а скорее, даже просто — развитие идей. Лукас брызжет изо всех трещинок, как вода под давлением. Параллели с джедаями, сторожевыми псами порядка, болтаются на поверхности, аки флаг на бане. Старина Хайнлайн довольно улыбается чуть в сторонке, теребя зачитанный кем-то до дыр томик «Гражданина Галактики». Хмурится в бороду маститый учёный муж Игорь Можейко, силясь вспомнить, как называлась та планета с одноглазыми котятами. Эрик Рассел и Гарри наш любимый Гаррисон до хрипоты спорят, чей укус больнее: осы или крысы? Отстранив Константина Сергеевича, оцениваю тонкость и красоту аллюзий на 6 баллов.

Вот сюжет. Лихость, местами совершенно подростковая (причём как-то уж явно по-советски), почти не раздражает и очевидно способствует читабельности (впрочем, не потому ль, что ваш покорный произрастал именно в совдепии?). Иногда видны цветные швы и натяжки, но они, сердешные, умудряются вызывать не аллергию, а лёгкое недоумение. Станиславский сводит брови, а я, глядя на него, ставлю жирную семёрку.

Теперь о главном — об идеях и мыслях, ими порождаемых. Кое-что зацепило весьма не слабо.

Остановлюсь на одном эпизоде — со старушкой Адой. Бабуля излагает своё кредо родному антигендерному клону, Тикки распустил ушки по плечам, и мне вдруг мерещится, что вот-вот произойдёт смена полярности в системе «добро-зло». Подросток явно мучается выбором, в который раз теша память Шрёдингера и его кота. Приняв решение, ГГ остаётся в прежней системе координат, чем шибко меня озадачивает. Почему? Вот смотрите. Разнополые клоны Эдика Гарлицкого, подняв задрапированный до поры образ Инны Сноу, не выдвигают по сути, ничего действительно революционного для имперских жизненных канонов. Рационализм, присущий всей Империи, здесь просто возведён в абсолют. Надо установить лучший порядок? Установим! Да ещё мирным путём. Ну и что с того, что мозги большинства прополощутся, ведь так делают все — мы же просто и это доведём до логического Конца. Заодно и социально граждан кондиционируем: вон они какие после того полоскания смирные да положительные все сделались!

Ребята! Это же простая борьба за власть в Империи! Инна, как властитель, ничуть не хуже старого Императора. Просто она свивает виток социальной и этической эволюции в сторону этакого пчелиного коллективизма, цзыгуизма, если хотите! И мне не совсем понятно, почему Тиккирей остался на стороне ордена убийц и обманщиков, ничуть не лучших, нежели клонированная клика Гарлицкого (как вам фамилия, кстати? Гиперболоидности имени некоего инженера не ощущаете?). Бедный мальчик поверил «доброму Стасю», хотя и слышал собственными ушами начало ответа и, что самое главное, — вопрос: «Почему этот мальчик — никто для Инея?» Ответ, как вы помните, был заблокирован насмерть. После такого вопросика Стася даже дурной поймёт, что дело нечисто. Полагаю, и Тикки понял, но предпочёл обманываться и далее...

Вот за всё за это литературное раблезианство и неоднозначность — твёрдая десятка с плюсом!

Простой подсчёт среднего балла даёт нам замечательную такую восьмёрку. Впрочем, я ещё балл смело накину за положительные эмоции.

Ударное начало романа «Черновик» сменилось нарочито пасторальной картинкой заснеженного Кимгима. Умело чередуя темп и ритм, Лукьяненко в очередной уж раз втянул читателя в лабиринты своего мира... мира, к большому сожалению, не столь тщательно продуманного и просчитанного, как хотелось бы (судя по другим произведениям автора). Мелкие нестыковки не то, чтобы бросаются в глаза, но — мешают посчитать вещь отменно хорошей, тем паче, что и концовка вышла несколько смазанной. Издатели торопили? Ох, не хотелось бы так думать...

Главный наш герой тоже вышел не по-лукьяненковски суетлив и плосковат. Жаль, тема-то вкусненькая...

И всё же — читать роман можно и нужно — хотя бы пищи для ума ради.

Знаете, недостатков в повести я при чтении не заметил. Может, это потому, что ощутил себя подростком, захваченным лихим сюжетом и поглощённым им до дна!? А уж когда выяснилось, что мама — это и есть девочка Лина... ребята, неужто ни у кого из вас не ёкнуло сердце от такой коллизии? Не ёкнуло? Да не поверю!

Повесть, открывающая одну из самых величественных и недооценённых саг в истории отечественной фантастики, вовсе не так проста, как может показаться после первого прочтения. Та чудовищная сила, что играючи разметает не только описываемую Лазарчуком цивилизацию, но и самый здравый смысл в ней, та одушевлённая и оразумлённая надчеловеческая туча, что снесёт преграды между мирами, впервые являет себя здесь в огородных деяниях скромного китайца. А люди... люди начинают обороняться от этой силы чисто инстинктивно, ощущая в ней грозного конкурента в борьбе за место под солнцем одной лишь «пятой точкой». То ли ещё будет, уважаемый читатель!

Прочёл, кстати, все три сборника «Время учеников», и почти ничем удовлетворён не был. Вот и этот рассказ не исключение. Играть на поле «Понедельника» невероятно сложно, да и едва ли возможно вообще. По моему скромному мнению, даже у самих АБС это не получилось в обоих вариантах «Тройки». Вышло что-то совершенно другое, хотя и не менее яркое. У Лукьяненко произошло вот что: он достал из секретного сейфа свой лучший бриллиант, звезду своей коллекции, вещь, на которую он чуть ли не молился много лет и ... начал пытаться огранить её ещё раз. Ну ладно, алмаза он не трогал — работал со стразом, но... вы же уловили аналогию?

Талант мастера рассказа Лукьяненко настолько очевиден, что у меня во время прочтения книги неоднократно возникал вопрос: «А почему, собственно, наиболее читаемы у автора романы, концовки которых у Сергея Васильевича, положа руку на сердце, выходят удачно далеко не всегда? В рассказах Лукьяненко вполне целен, лаконичен и поразительно ёмок».

Многогранность и обилие идей не то чтобы удивляет, а — поражает! Моё уважение к Сергею после прочтения этого чернокожего тома возросло весьма и весьма!

P.S. Обязательно куплю и прочту другие сборники рассказов автора!

Трогательная история о колдуне, в общем-то просто спасающем свою почти уже погибшую душу посредством последнего доброго дела, оказалась достойным завершением замечательного сборника «Конец легенды».

Перехитрить нечистую силу — главная задача авторов подобного жанра всех времён и народов. И всегда-то эта задача решалась по-разному. Но так элегантно, как сумел Лукьяненко, сделать это никому доселе не удавалось. И всего-то надо было воспользоваться возможностями, таившимися в поправках...

Да, юристом ГГ просто обязан стать в своей «второй жизни«!

Пока читал, сквозь сытую улыбку пробились два эпизода из прошлого. Первый — потасовка Тома Сойера с «чужим мальчиком», в начале которой персонажи тоже изощрялись в словесных баталия по принципу «кто кого обломает». Второй — моментик из замечательного советского мультика «Шпионские страсти», когда с наглой шпионской рожи следователь одну за другой срывал разнообразные маски...

Мастерство Лукьяненко-рассказчика достигло здесь наивысшего качества и класса. Браво!

Миленько так читалось, без оскомины. Только вот что это Лукьяненко взял за эталон везучести Ростана и его литературного крёстника Сирано? По-моему, куда более показательны в этом плане невероятно удачливые (и очень быстро сгоревшие, кстати) судьбы таких людей, как Александр Македонский, Ленин и Гитлер. У этих-то в жизни всё происходило «по щучьему веленью«! И откат/рикошет тоже ударил страшно, сильно подсократив время жизни.

А участие в деле государственных спецслужб — нормальная мания для всех нас, россиян...

Свеженькая вещица, штучная такая вся, ручной лепки. Местами начинаешь верить, что подобные фокусы с судьбою действительно возможны. Спрос, в конце концов, всегда рождает предложение.

Попеняю составителю сборника «Конец легенды» на некоторую неуместность подобного рассказа среди прочих. Превратить бородатенькую легенду-байку о водколюбивых русских в фантастический рассказ — не самая удачная идея уважаемого мною писателя Лукьяненко.

Рассказик оказался вполне мил и элегантно смешон. Это одна из тех вещей, которые не портит даже очевидно прозрачная концовка. Диалоги просто на диво хороши.

Смешные рассказы бывают разными. Над одними из них вы издаёте искренне-жеребячье «ва-ха-ха!», сиречь исторгаете из себя смех «оварай», приличествующий лишь мужчинам. Над другими тихонько хихикаете «и-хи-хи!». Над третьими, маскируясь от окружающих, благопристойно квохчете «у-ху-ху!» в исполненном воспитания смехе «синобиварай». Во время прочтения рассказа Лукьяненко я волей-неволей перепробовал все варианты...

А за эпизод с гейшей-кыргызкой, что была принята героем за японку, автору вообще премию выдавать надобно!

Опыт Василия Шукшина в фантастике ограничился, насколько мне известно, этой замечательной смешной сказкой из разряда «путешествие в страну литературных героев». Едкий «народный» язык, множество сатирических моментов и даже рискованные эротические эпизодики — всё это уморительно и вкусно.

Увы мне и ах! Идея данного рассказа осталась для меня совершенно туманной! Нет, я понимаю — свобода выбора там, хороша она или плоха — это и есть свобода, но к чему этот желязный антураж?

Это просто совсем не моё, увольте!

Вот опять потревожили цыган мистическим образом... Удивительно, но мне это чуть хулиганское литературное скерцо пришлось по душе! Вот вам ваши эльфы! И не спешите судить напропалую!

Не самая удачная вещица из малых у Лукьяненко. Сама идея, как водится у автора, чудо как хороша (хотя и не нова). Аллюзии, хотя и грубоваты, но греют душу. А вот концовка... какой-то махровый декаданс, да простит меня Сергей Васильевич!

Оценка в цифровом выражении оказалась далёкой от десятки по следующим причинам.

1. Безысходность рассказа мне лично не показалась душераздирающей, и дело здесь в ещё не сформировавшемся (к 1993 году) мастерстве автора.

2. Ну, не верю я, что родители спокойно уехали, оставив детей! Я бы вышел назад. А тем более моя жена.

3. Очевидно влияние на Лукьяненко гнусной атмосферы начала 90-х. Настроение подавленности лезет изо всех щелей. Мне легко об этом говорить спустя 15 лет...

А вообще-то рассказ совсем не плох. Люди вовсе не потеряли там человеческий облик, а скорее просто приспособились к новым реалиям жизни. Старая мораль уже не гарантирует выживания — образуется новая. Инстинкт? Предпочту назвать это Механизмом приспособления.

Замечательно составленный сборник, познакомивший меня когда-то с самыми разнообразными американскими писателями. Уже потом мне стало ясно, что в этой антологии у некоторых писателей представлены самые лучшие рассказы, а у иных — лишь самые попсовые (это я о Брэдбери). Последний раз прочёл эту книгу лет пятнадцать назад, а большинство произведений свежи в памяти.

Самая забавная и о одновременно печальная вещь в сборнике «Предел желаний». Сначала смеёшься, как заведённый, потом начинаешь задумываться. Ничего лучшего, по моему мнению, Тенн за всю свою жизнь не написал...

Не самая сильная вещица в сборнике «Конец легенды», вероятно, потому, что нечто в этом же ключе мне уже не раз попадалось. Хотя всё же рассказ вполне мил и целен. Претензий нет ни к героям, ни к сюжету.

Очень похоже на что-то из ранней Урсулы. Какие-то неуловимые аллюзии на вещи Лазарчука и ещё кого-то очень знакомого...

Мир госпожи Эйлар невыносимо жесток и рационален. Мир, способный сокрушить злое могущество Земли маленькими чёрными бабочками, зомбирующими личинками сабира и адскими птицами-горнофами. Закон здесь не писан, наверное, оттого и нерушим. И любовь к странному пленнику холодной и трезвомыслящей Эйлар спасает наш с вами мир от неминуемого рабства...

Отзыв получился невнятным и бесформенным, но переписывать его не хочется, поскольку именно такое иррациональное впечатление оставил у меня этот невероятный рассказ.

Что тут сказать, если спустя четыре года после прочтения статьи ваш покорный слуга всё ещё пользуется предложенными автором словечками типа «редактырь», «терминатырь» и иже с ними?!

Респект Лукину!

Почитайте, не пожалеете: честное слово!

Благодаря этой статье, опубликованной в журнале «Если 2004'5», я начал смотреть «Симпсонов» по телеку, а вскоре и купил пару дисков этого мультсериала. Великолепная статья, посвящённая автору сериала Гроунингу, запомнилась изо всего номера более, нежели даже лукьяненковское «Кредо».

А «Симпсоны» замечательно хороши и невероятно похожи на нас. Вопреки Задорнову я понял, что большинство американцев — такие же люди, как и русские...

Изумительная по богатству красок мозаика получилась у автора всего из четырёх умело подобранных кусочков разноцветной и разнокалиберной литературной смальты... Цикл, на мой взгляд — едва ли не самое сильное изо всего, написанного Лукьяненко. Это какая-то социальная изнанка мира Полудня, придуманного Стругацкими. Если другие писатели не откликнутся на призыв Сергея Васильевича поиграть на этом поле, то будут сильно неправы...

Надо, надо читать подобные рассказы не только юнцам, выбирающим себе дорогу в жизни, но и взрослым, умудрённым годами дядям и тётям! Помните извечный вопрос русского классика: «Тварь ли я дрожащая или право имею?». В нашем случае этот вопрос причудливо преломляется в нечто совершенно невообразимое: «Чмо ли я дармоедское или могу быть полезен?» Последняя коллизия осложняется ещё и тем, что выбор за вас сделали ваши родители в момент зачатия...

Очень, очень неплохо! Может, действительно Лукьяненко надо переключаться на писание рассказов, а то у него вечно концовки в романах выдыхаются?

Удивительное дело: уж сколько всего написано на тему путешествий во времени, а рассказ вышел у автора на удивление сильный. Доискиваясь до причин столь нетривиального явления, я пришёл к выводу, что дело всё не в темпоральных страстях, а в невозможности «алгеброй гармонию проверить». Многие пытались, а вот вышли ли у кого? И пусть нас не смущает фантастический антураж: рассказ-то вполне реалистичный...

В миницикле «Прекрасное далёко» этот рассказ мне понравился больше остальных. Почему? Да вот то ли атмосферой своей, то ли полувзрослой подростковостью он мне напомнил стругацковский «Полдень, XXII век». Такое, наверное, могли бы написать АБС, будь им сейчас лет столько же, сколько и Лукьяненко...

Проблема выбора своего сознательного поведения встаёт перед каждым взрослеющим человеком. Но не каждый сумеет хотя бы осознать причину своего выбора, не говоря уже о том, чтобы отдать себе отчёт, насколько необходимо то, что он делает, для него самого, не говоря уже обо всём человечестве. Подросток Мишка-Чингачгук, уникум-нюхач, этими вопросами задался, и даже сумел получить на них ответ. Лишним человеком он после этого уже себя ощущать никогда не будет, в отличие от сотен миллионов других людей...

Жестокий, анатомически безжалостный рассказ о клеточной функциональности отдельно взятой личности в государственном организме...

Написано сильно и страстно. Эдакий этюд в багровых тонах, разглядываемый до поры сквозь розовые очки... И идея с минным браслетом хороша. Смачный удар по военному трофеизму!

Цельно, ударно и странно будоражаще.

Впервые прочёл рассказ в журнале «Если». Прочёл, подивился и ... забыл. На днях, начав читать сборник рассказов Лукьяненко в чёрной обложке от АСТ под названием «Конец легенды», вспомнил, что было нечто знакомое, только к третьей странице. Дочитав до конца, так и не смог возродить впечатления от первого прочтения, что показалось мне весьма странным, ведь рассказ совсем не плох...

Идея создать мир, где реинкарнация — научный факт и обьект административного права — очень свежа и невероятно хороша. Чего стоит только упоминание об участии православного священника в процедуре прохождения «звезды Теслы«! По меткому замечанию моей супруги, из этой идеи можно и нужно было вытягивать роман, а то и серию романов. И что это Лукьяненко такую слабину дал?

Детективная составляющая оказалась на вполне крепком и профессиональном уровне. Персонажи для рассказа достаточно выпуклы и ярки. Мой вывод — вещь хороша и замечательно, что Сергей Васильевич не стал её крутить до романа. Может, он ещё с этим миром поиграет?

P.S. И чего это я так мимолётно просквозил такую новеллу в первом чтении?

Ага, вот и зарубежная гастроль! Как кстати баритонный голосина ГГ, как кстати женоподобие Булочникова (здесь у Акунина ляп: женские гормоны так явно куролесят при любой кастрации лишь в нежном возрасте, после полового же созревания они ни на голос, ни на телосложение так уже не влияют).

Тот факт, что Клара — засланная казачка, у меня сомнений не вызывал уже через пару десятков строк после её явления читателю... впрочем, ведь это, кажется, не детектив, а мелодрама (так у Акунина!). Да и вообще, сюжетные ходы влёгкую читались по намёкам автора. Тешу себя мыслью, что такова и была акунинская задумка.

А вообще хотелось бы как-то посерьёзнее, что ли, о шпионах-то. Подокументальнее как-то, в стиле замечательной книги Юлиана Семёнова с Александром Горбовским, «Без единого выстрела». Но это я так, ворчу...

Ну что ж, вот и прочитан первый из романов-кино г-на Акунина. Какие выводы? Попробую систематизировать.

1. Никакой это не эксперимент и совсем уж никакой не «новый жанр». Даже комиксности здесь нет ни на йоту. Иллюстрации в тексте — дело своеобычное для приключенческой литературы советского периода. Ergo: все разговоры о «новом жанре» — обычный пиар или авторское кокетство Акунина (хорошо, если кокетство — уж право на него Акунин заслужил).

2. Ситуация с поединком разведок лично у меня вызывает судороги скул, ибо поверить в глупость и наивность отечественной контрразведки не могу ни при каком наркозе. Извините...

3. Повествование, конечно, интересно и увлекательно само по себе. То же самое можно сказать и про стиль изложения. Но это визитная карточка автора, и иного ждать от него не стоит.

4. Детальки вот замечательно хорошо прописаны. Реалии того времени вызывают умиление пополам с ностальгией...

5. Футбольная линия умопомрачительно хороша. Но это я как фанат говорю.

6. Как лёгкое чтиво вполне на уровне.

Читаем дальше.

Как-то раз один мой друг спросил, читал ли я что-нибудь у Фрая. На тот момент я как раз закончил первый том из цикла «лабиринты Ехо» и приступил ко второму. Я ответил, на что услышал примерно следующее: «Ну, это ещё цветочки! Самое интересное начнётся тома этак с четвёртого...» На сей момент я прочёл три тома и с нетерпением жду, что же будет дальше, мазохистски оттягивая момент, когда я возьму в руки четвёртую книгу...

После закрытия последней страницы «Чужака» я понял, что до сих пор не читал чего-либо более лёгкого, необременительного, духовно близкого и иррационально волнующего, чем эта оранжевая пухлая книга. Удивительно и недоступно моему чахлому анализу!

Ах, каким чётким, мастерским и живописным мазком умелой кисти завершил Художник первую эпическую картину, рисующую нам жизнь сэра Макса в параллельном мире! Кеттарийские похождения бывшего землянина просто бесподобны! Не сумел я, грешный, предугадать ни одно сюжетного хода вперёд! А это, вы знаете, дорогого стоит!

Да и Шурф наш Лонли-Локли наконец-то обрёл человеческие черты.

До сих пор хочется мурлыкать от впечатлений...

Ах, как жаль мне было бедняжку Меламори! Вот, оказывается, отчего сэр Макс так опасен для неё! Здаётся мне, авторы вложили в эту печальную историю что-то своё, пережитое и перегоревшее...

Давно я так уже не расстраивался из-за судьбы придуманных персонажей. Ах, что ты делаешь с нами, Фрай!

Монументальная фигура эпического хама Бубуты Боха в компании моих товарищей, читающих Фрая, служит уже мерилом невоспитанности персонажей из реальной жизни.

А в этой повести свернулись в элегантную виньетку сразу две сюжетные линеечки: гастрономическая (и о-очень стёбная!) и начальственно-хамская. Очередной от меня респект авторам! Они умудрились избежать моветона даже в этих весьма щекотливых случаях.

Да, трамвай-то жутковатый нарисовался, как и его вожатый. Честно говоря, вот после прочтения именно этой повести меня посетило предчувствие, что не всё и не всегда гладко у сэра Макса получаться будет. Сейчас-то я уже знаю, что история с чудовищным вагоновожатым получит довольно-таки жуткое продолжение, но и тогда уже страшненько выходило. Порция саспенса только улучшила сборник, словно грамотно подобранная приправа.