Интересно, были ли люди, которым этот рассказ помог реально, оказал психологическую или даже психотерапевтическую помощь? Я его прочёл впервые, по-моему, лет пятнадцать назад, он был на паре дисков библиотеки Мошкова, и уже тогда с чёткостью понимал, что рассказ этот обо мне. Хотя дальнейшую мою биографию это особо не изменило.

Если что — рассказ этот посвящён бесплодным мечтателям-эскапистам, прячущимся от жизни в толстую кожуру и подводящим себя под монастырь, уходящим порою в безумие. Хотя суть рассказа не распознаешь так просто по его началу, Бестер в своей манере перескакивает от одной темы к другой, он великолепен в своём декадентском искусстве отсылок к культурным аспектам былого. В сущности, Декаданс — это Постмодернизм прошлого, «Постмодернизм под другим именем». Тот же набор настроений и то же насмешливое самовознесение над всеми святынями-мифами старых эпох.

Детские грёзы, взрослые грёзы.

Видимо, рассказ этот, как и многие хорошие рассказы, автобиографичен, в словах героя «От этих грёз зависит моё искусство, от грёз и фантазий, которые я переношу в линии и краски» легко угадываются творческие проблемы фантаста. Бестер преодолел искушение поддаться «детским грёзам», большинство прославивших его романов и повестей если и описывают нытиков-эскапистов, то без глубокого сопереживания им.

Ирония в том, что сам рассказ этот до некоторой степени выражает «детскую грёзу», надежду на то, что, рассказав кому-то о крупице своего опыта, удастся кому-то помочь, совершить благодеяние, отвратить много людей от неверного жизненного пути. Увы, реально на людей влияет лишь их собственный опыт, да и то не всегда. Правит энергия, а не информация, воля, а не мысль. Прочитанное бессильно?

Ну, что сказать.

Я не читал все эти «Фэллауты» и «Стратегии», которыми будто бы знаменит автор сей книги. Для меня знакомство с его произведениями началось как раз с «Антигеймера» — и им же окончилось. Просто потому что мне не особенно интересен жанр остального его творчества.

И я несколько офонарел, прочтя в биографии автора сверху, что он, оказывается, родился в 1959 году. То, что казалось мне прежде просто добродушной иронией молодого талантливого сетевого писателя над собой и себе подобными, теперь начинает выглядеть чуть ли не старческим брюзжанием. Но всё равно — раз я не распознал этого сразу, значит, «наезд» получился достаточно культурным и мягким?

По поводу кактусов.

У меня немного нестандартные вкусы к книгам. Я вообще-то не против наличия в них «нотаций» и целой развёрнутой философии. Когда-то в забытые седой пыльности годы я зачитывался книгами Никитина, которые проталкивали силой Чрезвычайно Интересное Авторское Мировоззрение гораздо прямолинейней и агрессивней, — но я всё равно читал. Читал не столько «вопреки», сколько «именно поэтому». Подозреваю, кстати, что в значительной мере популярность того же Никитина обусловлена именно этим — некоторые любят читать околофилософские загоны и мысленно полемизировать с автором.

Что касается Денисова:

— он в этом смысле как раз чрезвычайно интеллигентен.

Вся философия подаётся без особых отступлений от сюжета, значительной частью — через диалоги между героями. И диалоги эти не назовёшь особо принуждёнными или неестественными — особенно учитывая психологический типаж героев, которые, будучи вроде как эскапистами по призванию, привыкли работать преимущественно языком.

Сюжет уже был описан в рецензиях выше и ниже. Некие таинственные инопланетяне установили протекторат над человечеством и пытаются заботиться о нём. Они решили очистить человечество от балласта — так называемых «оболтусов» или «облов» на сленге — разнообразных эскапирующих бездельников, трутней-ютуберов и слишком уж декоративного офисного планктона. Вывезя этих людей на искусственную планету, разные зоны которой устроены по мотивам компьютерных игр и литературных проектов, которыми «облы» увлекались сильнее всего в своей земной жизни.

Та расплывчатость сюжета, за которую книгу критиковал один из рецензентов выше, — нераскрытость сути инопланетян и происходящего на Земле вообще, — мне показалась вообще-то фишкой произведения. Автор намеренно решил сделать сюжет не об этом. Автор намеренно решил обозначить стоящих за всем Инопланетных Летучих Мышей лишь тоненькой пунктирной линией — именно потому, что обычно в произведениях такого типа их описывают максимально детально и предельно витиевато, что тоже как бы род эскапизма.

Финальный твист сюжета, по которому тоже прошлась часть рецензентов, мне не за что особенно похвалить.

Да, смотрится не особенно логично.

Но автору нужно было выдумать некий эффектный внезапный поворот для концовки. И заодно — дать некую Сверхзадачу своим внезапно «прокачавшимся в крутости» персонажам.

Мне понравилось.

Книгу действительно можно назвать «мотивирующей» в некотором смысле. Разумеется, долговременный эффект она окажет только на тех, кто и так стоял на грани «просветления», но разве этого мало?

Минус произведения — причём минус именно в контексте его посыла:

— оно рассматривает проблему «облов» или «оболтусов» больше с точки зрения классической цивильной претензии «они просто не хотят работать», абсолютно игнорируя такую потенциальную сторону как «не могут». Практически все обитатели планеты Рассадник — просто весёлые бездельники, которые были на самом деле отлично социализированы на Земле и даже приносили на свой лад иногда психологическую пользу обществу.

А как быть с хикикомори, социофобами-домоседами, которые в этом разрезе могут считаться куда более серьёзной проблемой, чем выписанные автором забавно-весёлые «облы», но которые в реальности представляют собой немалую часть этого социального пласта? Описанные им «оболтусы», по крайней мере, всё-таки умеют общаться с людьми, выходить на работу и получать зарплату. Да, автор всячески иронизирует по поводу «дутых профессий» облов, но в реальной жизни никто не станет выбрасывать деньги просто ради придачи «облу» чувства собственной важности, мы не при социализме живём. Если деньги офисному планктону платят — значит, он действительно с точки зрения работодателя делает что-то нужное, так что нечего тут хихикать.

Интересно, куда описанные автором Кураторы дели хикканов? Сразу в космический вакуум, может быть?..

Есть некоторого рода произведения, которые в принципе нежелательно читать взрослым, если они не читали их ранее в детстве — или хотя бы в подростковом возрасте. «Нежелательно» — в смысле «с высокой вероятностью бесполезно».

Что? Нет, не в том плане, что «взрослый я теперь охренительно поумнел и вижу кучу ляпов в прежде безупречном произведении». Скорее наоборот.

Взрослый мозг зачастую начинает подгнивать уже после двадцати и отягощён кучей контрпродуктивных комплексов, сексуальных, моралфагских и ещё более глупых. Комплексы эти опутывают его паутиной, часто мешая получить незамутнённое удовольствие от произведения.

Пример? Хотя бы цикл о Конане-Варваре.

Взрослый со своими комплексами при чтении «Конанианы» обязательно начнёт п р и м е р я т ь на себя. Невольно сравнивать эту глыбу мускулов с собой, подсознательно думать о своей несчастной жизни, накапливать внутри фрустрацию. Вся эта внутренняя горечь выльется в агрессию, хотя он не будет сознавать её истоков, ему обязательно захочется излить её наружу, обосрать кого-то — и он в итоге напишет что-то саркастическое о «выписывающем мускулистых героев-варваров авторе» в отделе рецензий.

Другое дело — подросток. Подросток не з а в и д у е т «глыбе мускулов» в виде Конана, для него это вполне ординарное описание персонажа. Он ещё не подозревает, насколько маловероятно таковым стать в реальности. В результате тинейджер — не опутанный всякими комплексами и тоннами внутренней горечи — может при чтении «Конанианы» сосредоточиться на сюжете, персонажах, магии и географии описанного мира. Благо что они в «Конаниане» действительно захватывающие.

В случае же с данным стёбным романом мы имеем похожий случай, только на первый план выступают сексуальные комплексы. Взрослый не сможет без нервного хихиканья читать «всю эту порнуху». Взрослый будет постоянно отвлекаться на попытку поправить свою самоидентификацию, решить когнитивный диссонанс «почему я читаю то, что в социальных нормах моего кружка эстетов считается западло». В результате он будет не читать, а маяться хренью.

Подросток же, у которого все эти табу ещё не сформированы толком, да и к тому же их с успехом перебарывает юный уровень либидо — к слову, именно подростковый уровень либидо и является генетической оптимальной нормой для homo sapiens? — сможет читать спокойно.

И увидеть, что в тексте есть не только забавные эротичные сцены, но и даже неплохой юмор — ну как «неплохой», скажем так, «юмор, к которому вы бы не стали придираться, если бы подсознательно вам не хотелось отомстить автору за порнуху». Есть интересные научно-фантастические идеи, даже отчасти опередившие своё время, вроде идеи игры «Епископ». Есть отсылки к фантастике прошлого.

Бодрое чтиво, живое. Но — только при абсолютном отсутствии комплексов. Для подростка анархичных девяностых годов это было достижимо, для современных подростков и тем более взрослых — не знаю.

Едва ли не единственная из сказочных утопий, где жить и вправду было бы интересно.

Планета, на которой правительству лень быть правительством. Планета, на которой никто не хочет быть занудой и на которой всеми скучными вещами занимаются роботы. Планета, на которой прославившемуся чем-либо человеку строят памятник... из снега, тающий на следующий день, — напоминает современный Интернет? Кстати об Интернете, общение местных через писульки на стенах тоже сильно кое о чём напоминает.

Вместе с тем, попадание туда героя на одну ночь и стремительный возврат обратно, сомнения — не сон ли всё это? — сильно напоминают впечатления побывавших в Эльфийском Холме или ещё каком подобном краю. Не в краю ли грёз всё может быть съедобно?

Занятная короткая миниатюрка о том, как несладко живётся обладателю абсолютной памяти. Помнить все моменты всех родительских ссор, получать «на сладкое» от одноклассников в школе, иметь впоследствии проблемы в личной жизни — и всё такое.

Честно говоря, впечатление рассказ оставляет смутное. Хочется вроде бы и поспорить с ним — слишком уж много существует подобных новелл, о том, как ужасно бессмертие, ясновидение или ещё какая-нибудь клёвая суперособенность? — но в то же время очень трудно представить себе, какая она, абсолютная память. Тут воображение упирается в свой собственный предел. Быть может, это связано и с возрастом. Лет в двадцать я легче представлял себя обладателем абсолютной памяти, легче фантазировал об этом...

О рассказе замечу, что он не имеет однозначной концовки. Заканчивается расплывчато, словно бы многоточием. Такое чувство, что автор, вопреки советам Ефремова, не имел в уме чёткого плана на окончание — вместо этого как бы поставив мысленный эксперимент на книжных страницах. «Как оно всё обернётся?»

Одна моя знакомая любила делать так. Из-за этого она даже не доводила до конца некоторые рассказы — ибо слишком рано получала ответ.

Да нет-с, поверьте, стоит. Милейшая нестандартная вещица, тот случай, когда симбиоз двух авторов привёл к несколько превосходящему обоих итогу. Возьмём от Полякова толику циничной философии и мизантропического взгляда на религии и общечеловеческие ценности, от Глушановского — щепотку чувства юмора и общительности, что получим в результате? То, что мы и имеем тут, — вылезшего из могилы вампира-гусара, иронично рассуждающего обо всех особенностях современного мира, что попадаются ему на глаза. Ну ладно, о тех, которые особо его зацепили.

Потрясающая юмористическая повесть, как сейчас сказали бы — меметичная. Но в те поздне-советские и ранне-перестроечные годы у фэнов не было особенно связной среды для постоянного общения, поэтому мемы вроде «Слушай меня, сын Михея» и «Такие, знаете ли, времена были, всё любили держать в рамках. За пределы экрана — ни-ни», а также шуточки про бессмертную манную кашу, обречены были вариться в четырёх стенах коммунальных кухонь, постепенно тускнея и забываясь.

Что именно она пародирует, сейчас за давностью лет разобраться не так легко. Скорее всего, как и «Сказка о Тройке» Стругацких, бюрократически-советскую нескладуху.

Сюжет? Чувак, живущий в некоем абстрактном светлом социалистическом будущем, хотя и не лишённом определённых нескладушек, устраивает себе отпуск. И решает провести его, взяв напрокат космический корабль — со сварливым компьютером и умеющим готовить лишь манку автоматическим кухонным оборудованием — и отправившись на звёздные просторы куда глаза глядят. Как турист или как первопроходец. Попутно переживая пару будничных приключений, описанных в эдаком язвительно-бытовом духе, он прибывает на планету, где развитие техническое как будто застыло на уровне 90-х годов двадцатого века, меж тем как социальное — воспроизводит худшие казённые кошмары прошлого. Более того, экономия, под девизом которой всё и вся делают в описанном мире, обладает материальной магической силой. Предмет или явление, которое пытаются «сэкономить», воочию... исчезает. Ну, или превращается каким-то образом в стопку денежных знаков где-нибудь в казначействе, иначе трудно сказать, с чего бы это называли «экономией». В общем, этот сказочный сюр опять же напоминает волшебную силу Большой Круглой Печати из «Сказки о Тройке» Стругацких.

Но сила произведения — не в сути обстёбываемого мира, и у многих читателей может даже рассеяться внимание, когда герой прибывает на обсуждаемую планету и включается в местные приключения. Сила — в стиле описания всех этих приключений.

Ирония и юмор, но — с мягкостью и теплотой, почти позабытыми современной юмористической фантастикой. И — сотней вкусных повседневных нюансов, заставляющих вспомнить Джерома.

Прочёл я этот роман и пару его продолжений довольно давно, ещё с купленных где-то в киоске дисков библиотеки Мошкова. Доступа к Интернету у меня тогда не было, как и шансов купить книги Авраменко в бумажном варианте. Издавался ли этот роман вообще? «Все грани мира» издавались — и стоят тремя томиками у меня на полочке — хотя они значительно проще данного произведения по сюжетной канве.

Что мне понравилось:

— очень обширный мир, точнее, многомирие;

— персонажи, несмотря на средневеково-фэнтезийный флёр Порядка и Хаоса, мыслят довольно по-современному и это правдоподобно в свете их межмировых путешествий;

— благодаря пресловутому «современному мышлению» они используют все возможности перемещения между измерениями, до которых могут дотянуться;

— в произведении не забыта физика, а бесконечность для героя не является лишь математической абстракцией;

— как бы невзначай, в побочном диалоге меж персонажами, раскрывается тема психологии бессмертия;

— одна из героинь проявляет импонирующий мрачноватый атеизм.

Аналогии с Амбером были мною отмечены, но не вызвали особенного бушующего бугурта внутри, ибо каждый имеет право взять и переразвить ту или иную интересную сюжетную идею, выведя её на космический масштаб. Позже я узнал, благодаря авторскому сайту, что писатель и вовсе не читал первоначально «Янтарных хроник» — зачем ему врать?

Сейчас, взирая на цикл с высоты прожитого десятилетия, я могу сказать, что в нём есть и немало утомительного для чуть амортизировавшегося взрослого мозга. Изобилие героев, за которыми не угнаться взрослому мозгу, некоторая философическая и романтическая озабоченность их, кажущаяся взрослому мозгу смешной. Хотя, если быть честным перед собой, мы не знаем, какая призма мировосприятия является правильной. Как бы мы мыслили, знай мы довольно давно, что потенциально бессмертны, и застынь наш организм со всеми его гормонами где-то на двадцатилетней черте?

Недооценённое в свои годы произведение, как мне кажется тащем-то. Да и в нынешние, в общем-то, тоже. Глобальная философская теория о взаимоотношении Разума и Материи, которая не покажется бредом только тому, кто с детства читал книжки про энтропию, термодинамику и связь всего этого с процессами мышления. (В самой этой повести слово «энтропия» даже не упоминается. Увы — у книги высокий «порог вхождения»!)

Проблема книги и в том, что развивается она крайне неспешно и медленно, а с первых страниц (даже десятков страниц) выглядит как «очередной идеалистический бред про попаданца, очнувшегося в светлом коммунистическом будущем среди просветлённых утопийцев и полупрозрачных изобретателей». Хотя она на самом деле совсем не о том.

Ну и да, дискурс книги эмоционально полярен нынешнему. Все эти разговорчики о сверхорганизмах, усложнении, слиянии в сверхразум по нынешним временам воспринимаются исключительно антиутопически. Очень уж ценим мы — нынешние мы — отдельную личность.

Но стоит ли отдельность смерти?..

Может быть, это и не первое произведение про «всепожирающую зелёную слизь». Я не знаю точно. Но что это одно из самых развёрнутых, вкусно расписанных и даже, не побоюсь этого слова, как бы научно обоснованных ужастиков такого рода — факт.

Заметьте: в данном случае монстр не прилетает из глубин космоса, а самозарождается в нашей же техногенной среде. Хотя и «монстром» его называть — литературная красивость. Просто нейтральное природное явление, возникшее в дебрях канализации и чуть не погубившее человечество.

Считаю, что

1) описанное в романе будущее не является реальным;

2) описанное в романе не является ни картонным, ни тем более двумерным мультфильмом.

То, что описано, едва ли сможет наступить. Почему? Долго объяснять, а ещё дольше думать, но возьмём самый простой аспект: если наука смогла так легко копировать сознание и даже пересаживать из тела в тело, в том числе — из человеческого в человеческое, значит, науке удалось расшифровать это самое сознание. Что открывает дорогу к его усовершенствованию. Что мешает тем же программам в мирах-киберах мыслить в тысячи раз быстрее людей? Что мешает переместить из одного мозга в другой не целую психику, а лишь кусок, к примеру, знание квантовой механики? Что мешает усовершенствовать интеллект? Но всё это уничтожило бы человека в его нынешнем понимании — и сделало бы описываемый мир непредсказуемым и непонятным. Хотя возможно, что некоторые жители описываемого мира всё же пошли по пути сверхчеловеческого развития — периодически проскальзывают странные намёки — но в целом автор отнюдь не стремится описывать странный неумопостижимый мир. Его цель чуть в ином.

Он изобразил некую красивую модель. Будущее, которое уже не наступит. Будущее, которое вряд ли могло наступить. Но модель эта по-своему логична внутренне — по крайней мере, если ввести пару-тройку конспирологических допущений-шарниров относительно намеренного сдерживания прогресса властями в описываемом мире, то модель не будет рассыпаться. Уклад жизни в киберах непротиворечив, психологические типажи героев достаточно рельефны, присутствует юмор и некоторая философия. Чего ещё надо?

Постсингулярного романа об автономных искусственных интеллектах, релятивистской колонизации и централизованных социальных системах, распределённых в световом конусе?

Ну, тогда произведения иного жанра надо было читать. Иного жанра, иной страны и иного времени.

А для России девяностых годов — тогда у нас всяких Винджей-Бринов почти не переводили и усвоить «прорывные» постсингулярные тенденции нам было особо неоткуда — у Кудрявцева написано вполне себе неплохо.

Мне «Закон оборотня» показался в чём-то даже интересней как предшествовавшей «Охоты на Квака», так и последующего «Убить героя». Может быть, потому что сюжет цельней, не расщепляясь на череду мелких погонь, но в то же время не низводится до мелкой разборки в изолированном поместном мирке, а затрагивает социологические аспекты.

Ещё почему-то в память врезался образ старосты кибера, принимающего решение, расстрелять на месте героя или чуть подождать. Не знаю уж, почему.

Философский рассказ. Одна моя знакомая... о господи, как же мне перед ней стыдно в последние дни... написала однажды похожий, не подозревая о существовании этого. В её рассказе, впрочем, источником всемогущества героя был некий таинственный эксперимент с виртуальной реальностью, но итог был похожим. То же стремление вернуться назад — разве что чуть более успешное.

Ну что тут сказать? Если кому-то неинтересна эта тема — варианты: 1) УЖЕ неинтересна и задвинута мысленно в разряд «подростковых»; 2) никогда не была интересна ввиду непроверяемости её постулатов или ввиду вызываемого ею лёгкого страха; 3) была интересна прежде, но после обдумывания по стотысячному кругу стала вызывать раздражение и опять же была мысленно занесена в разряд «подростковых», — то он вообще не поймёт, чего ради с этим рассказом носиться. Литературное наполнение слабенькое, дескать, идея простая, сюжет ни о чём.

А вот если кому-то эта тема интересна — тема Дика и Пелевина, тема расссказа Хайнлайна «Они», тема «Матрицы», тема солипсизма, тема «Ящиков профессора Конкорана» у Лема — то этот кто-то может заметить, что, несмотря на перечисленный только что красивый список, тему эту не так уж часто затрагивают даже в фантастике. Более-менее серьёзно затрагивают, я имею в виду.

Может, поэтому встреча с очередным произведением, касающимся Темы, — пусть даже мелким и несерьёзным, как мультик «Психологическое топливо» из серии про зайца Бо, — воспринимается как неожиданная встреча со старым знакомым в многомиллиардной толпе.

Реален ли мир, окружающие люди, или всё это враньё, — мы не узнаем. Я не узнаю. Вы не узнаете, если существуете и если я правильно вас представляю.

Но поразмышлять на эту тему бывает приятно... хотя никакого, абсолютно никакого практического проку тут нет.

Я посмотрел фильм и я прочёл книгу. Различия, с ходу бросающиеся в глаза:

1) в фильме герой сразу позиционирует себя как откровенного неудачника, в книге же он несколько более оптимистичен;

2) в фильме из-за вышеупомянутого пункта поведение героя кажется более правдоподобным, особенно его решение проглотить таблетку;

3) в фильме герой ярко и остро реагирует на происходящее, меж тем как в книге он кажется необыкновенно флегматичным;

4) в фильме герой переживает ряд весьма неприятных сцен, в то время как в книге они несколько мягче.

Кроме того:

a) в фильме, хотя действие МДТ на уровне субъективных ощущений и не изображается особо, но у зрителя создаётся чувство, что герой применяет свои суперинтеллектуальные способности вполне осознанно, помня и калькулируя сотни фактов.

b) в книге применение сверхинтеллектуальных способностей происходит во многом подсознательно, побуждая героя попросту насыщать голову множеством материалов и ждать таинственных подсказок от Благодатной Интуиции.

Последнее меня, как ни странно, несколько огорчило. Не нравятся мне эти модные тренды нынешнего мира, с принижением интеллекта и превознесением Святого Вдохновения. Презрительное «Эта ваша логика». Рекламный слоган: «Интуиция — всё, рацио — ничто. Не дай себе поумнеть».

Фильм мне понравился больше и в иных отношениях.

Он менее банален. Он отходит от морализаторской тропки предрешённого финала. «Вы хотите сказать, что волшебно поумневший человек не догадается заранее о возможных проблемах и не сумеет найти их решение? Серьёзно?» По этой причине фильм и его финал, почему-то показавшийся неправдоподобным Deliann'у, мне как раз кажется более реалистичным, чем книга, в которой персонаж задумался над самоочевидными и напрашивающимися вопросами слишком поздно.

Тем не менее...

Любопытно, что по мере чтения книги я не раз ловил себя на мысли: «Жаль, что эта часть книги так и не попала на экран» — или «В фильме этот момент был сделан интересней».

Фильм, как бы парадоксально это ни звучало, кажется уместившим в себе несколько БОЛЬШЕ событий — в то время как события книги кажутся сжатыми и кулуарными. Книга словно бы обрывается на полуслове спустя миг после возможного старта в небеса — как будто автор осознал, что в случае иного выбора сюжет может взлететь в заоблачную даль и его уже не удастся уложить в морализаторское прокрустово ложе.

В чём-то они симметричны друг другу — фильм и книга — друг друга дополняя.

Пересказывать, что содержится в этой книге, наверное, вряд ли имеет смысл, — авторы других рецензий сделали всё за меня. Хотелось бы, тем не менее, сделать одно замечание, имеющее отношение не столько к внутреннему содержанию книги, сколько к неотъемлемым элементам внешнего её восприятия современным читателем. Можно ли признать такого рода замечание законной разновидностью рецензии к книге? Думается мне, да. Поскольку внутреннее содержание любого рода книги так или иначе глубоко субъективно — завися от особенностей внешнего её восприятия аудиторией.

На TV-тропах, западной вики-энциклопедии медиамемов, существует такое выражение как «Сайнфельд не смешон».

О чём это выражение?

«Сайнфельд» — известный старый, очень старый западный комедийный телесериал. По сути, телесериал этот настолько стар, что он заложил, фактически создал большинство сюжетных традиций современных комедийных телесериалов — тех сюжетных традиций, что мы ныне зовём закостенелыми штампами. Каков результат? Для современного американского телезрителя «Сайнфельд» не смешон — нынешнему зрителю «Сайнфельд» покажется ужасным нагромождением шаблонов.

В случае с «Мечом без имени» мы имеем частный случай описанного выше феномена. Эта трилогия — цикл «Меч Без Имени» — создала в девяностых годах значительную часть традиций и штампов русского юмористического фэнтези. Соответственно, «Сайнфельд» не смешон — современным читателем она может восприниматься как клон в степени extra, клон, возведённый в предел.

Разумеется, эффект этот не абсолютен. Оригинал обычно превосходит подделки, в стиле же Белянина присутствует многое, вынесшее испытание временем. Но если читатель заведомо недоброжелательно относится к определённой ветви русского юмористического фэнтези, той самой ветви, что корнями своими десятилетия назад врастает в «МБИ», — есть весомая вероятность, что и данный цикл вызовет у него отвращение.

В области юмористического жанра вообще существует особенно чёткое расслоение на фэнов и хейтеров — поклонников и ненавистников. Связано это, скорее всего, с амбивалентностью юмора как чувства — «высмеянный» на сто процентов анекдот начинает вызывать скуку и отвращение. Отсюда же проистекает и тенденция видеть в слаборазвитых реакциях на юмор некий элитизм и интеллектуальное превосходство — «если ты сто лет назад слышал все на свете анекдоты, то что тебе покажется смешным?». Открытые проявления юмора издавна почитались привилегией простонародья, лавочник может позволить себе «громко захохотать во весь голос, запрокинув назад голову и распахнув рот», — лорд может позволить себе лишь «тонко улыбнуться». В наши дни это всё чаще и чаще приводит к тому, что презрение к юмористическому жанру считается чуть ли не признаком принадлежности к интеллектуальной верхушке.

Честно говоря, ощущения двойственные. С одной стороны, оптимистическая советская атмосфера и тот странный флёр советской культуры — произведение без явных злодеев, произведение «всех оттенков белого», немыслимое в наши дни, — выражены хорошо. С другой стороны, хронофизические интриги... так ли они запутаны? Тут впечатление неоднозначно.

С одной стороны — опять я о сторонах — при чтении я действительно не раз запутывался во всех этих временных ветвях. С другой стороны — происходило это в значительной мере благодаря запутыванию в них персонажей. То есть порой возникает ощущение, что если бы тот же Стружков не запутывался в своих косноязычных мыслях, нелепо перескакивая с одной концепции на другую, всё было бы гораздо понятней и очевидней. Так же, как становится очевидным в финале. Для прошаренного в хронофантастике современного читателя.

Отдельную ноту сложности — да и то надуманная сложность — вносит потребность хронокамер в возвращении. Им, оказывается, видите ли, необходимо, чтобы их кто-то подтягивал «сверху», чтобы путешественник мог вернуться.

Поначалу мне это казалось нелепым и ставящим крест на любых путешествиях в прошлое с возвратом, потом со скрипом мозга я понял, что в принципе это возможно, да и в романе в принципе суть объясняется.

С хронопетлями в романе таким образом всё правильно, а вот с психологией возникает проблемка.

Скажу сразу, что произведение сильное, ощутимо действующее на нервную систему и пропитанное научной фактологией. Образы персонажей также прописаны неплохо, а кажущаяся маловероятной интрижка между Самантой и главным героем получает в итоге своё объяснение. Те, кто ругает произведение за слабую литературную сторону, по-моему, скорее движимы мстительностью — ведь по ходу сюжета автор не раз выматывает нервы читателей, да и продвигает попутно не самые популярные рассуждения.

Тем не менее произведение это целиком построено на столь элементарной ошибке, что мне, когда я понял, о чём будет вся книга, стало несколько неудобно читать её дальше.

«Ценности невыводимы из фактов» — вроде бы логикам и философам это известно довольно давно. То, что ты знаешь, какой цепочкой в тебе закодирован инстинкт самосохранения, не заставит тебя расхотеть жить. То, что ты знаешь, работой какого отдела мозга является любовь к жене, не заставит тебя разлюбить жену.

Вопросы иного рода, затрагиваемые произведением, ненамного более убедительны. «Решение принимается человеком до осознания его совершения»? Ну и что, всех процессов в себе осознавать всё равно нельзя, а идущие при принятии решения процессы я тоже вполне могу считать частью себя. В противном случае получится, что я намеренно сузил определение «себя» до какой-то исчезающе малой сиюсекундной плёночки, не помнящей даже даты своего рождения — ибо я её не помню в данный момент, мне требуется на долю мгновения обратиться к анналам памяти, чтобы сознательно её вспомнить. «Тебя на самом деле не существует»? Тут автор вообще не конкретизирует, что он подразумевает под понятием «я», какую именно концепцию «личности» громит, — если речь, как в примере чуть выше, шла о сиюсекундном субъективном ощущении своего бытия, то как раз это-то ощущение существует несомненным образом.

На самом-то деле все эти вопросы были давно и своевременно разобраны. В послесловии автор косвенно признаётся, что ему известны найденные ответы на них, просто ответы эти его не устраивают.

Почему?

Быть может, потому что ответы эти слегка философского рода — то есть требуют минимальной эрудиции, по чему автор пару раз иронически прошёлся в самом тексте книги, — и ему кажется, что «быдло не поймёт».

Ему хочется, чтобы в эру расцвета нейротехнологий придумали такое обоснование необходимости сохранения морали, которое бы понял простой человек с улицы.

Мне, со своей стороны, кажется, что простой человек с улицы не будет задаваться этими вопросами, если искусственно не нагнетать ситуацию. Специально внушая этому человеку, крича в оба уха: «Наука доказала бессмысленность морали, этики и свободы воли!»

Что является ложью уже хотя бы потому, что, как сказано выше, сферы ценностей и сферы фактов не пересекаются.

Наука не может доказать, что неправильно любить апельсины. Наука не может доказать, что неправильно любить близких. Наука не может доказать, что неправильно делать центром системы ценностей некую функцию некоей нейросети и называть её «сознанием».

Тем не менее:

— есть две опасности, которые не упомянуты прямо Беккером, но которые косвенно несёт как развитие нейрологии, так и сам этот роман.

Во-первых, часть ценностей не даны нам от рождения, а внедрены искусственно путём воздействия на нас через другие ценности — к примеру, ребёнок, ценностями которого является «не получать ремнём по жопе за разбитую вазочку» и «подражать родителям», со временем выработает производную ценность «бережно относиться к старинному китайскому фарфору». И подобные переходы от ценностей к ценностям могут быть не всегда логичны и универсальны, что представляет опасность для человека, получившего абсолютный доступ к управлению своей психикой и к своей памяти — что, если, зарывшись в слои воспоминаний, мы обнаружим нелепо-дитячьи источники всех своих нынешних сложных социальных стремлений? Не разочаруемся ли мы тогда в упомянутых стремлениях? Психологи, как известно, считают, что, вернувшись мысленно к моменту приобретения фобии и переиграв его в уме «по-взрослому», можно избавиться от фобии, — не произойдёт ли аналогичным образом избавление от социальных ценностей при мысленном плавании по породившим их слоям детской памяти? Но мне, при всей моей поверхностности, кажется, что если я, сидя в уютном кресле у компьютера, смог предусмотреть эту опасность, то учёные-нейрологи и подавно как-нибудь найдут способ подстраховаться.

Во-вторых, собственно, опасность новых вспышек антисциентизма под действием такого рода настроений. В человеке живёт очень глубинное стремление, даже осознавая различие между разными моральными системами, тем не менее считать свою собственную моральную систему самой правильной — по некоей неясной объективной, высшей, вселенской шкале. Верующие удовлетворяют это стремление путём попытки равняться на мораль Бога, моральным релятивистам труднее — они могут утешиться лишь тем, что их мораль, если она замкнута на этический утилитаризм или «стремление к максимальному счастью максимума существ», более-менее совпадёт с целями большинства этих самых существ, то есть эту мораль в каком-то смысле тоже можно будет считать вселенской.

Основания эти могут быть подвергнуты критике.

Что делать, чисто логически трудно представить, на каком основании одна система ценностей может быть «лучше» другой — ведь сами понятия «лучше-хуже» существуют лишь в рамках той или иной ценностной шкалы.

Но обществу мораль необходима.

Наука, не отрицая мораль, тем не менее может в некоторых ситуациях подсвечивать неприятный большинству факт отсутствия возможности сравнивать разные морали по критерию «лучше-хуже» — хотя, казалось бы, благо общества является единственным практически значимым аргументом, но некоторых это не удовлетворяет. И, если в умах населения — под влиянием романа Беккера в том числе — укоренится абсурдная идея «Наука отрицает мораль!», то это может привести к намеренному культивированию религии и третированию целых научных направлений.

По ходу чтения книги у меня не раз всплывало подозрение, не антисциентист ли сам автор. Какова будет реакция читателя не слишком образованного, но внушаемого, всерьёз поверившего, что из научных выводов вытекает отсутствие морали, свободы и всего остального? Только метнуться в объятия религии, что вполне мотивированный поступок. «Не может не существовать то, что ты ощущаешь, что в некотором роде является самими твоими ощущениями, — а если наука «утверждает» иначе, значит, мы в ней всё это время ошибались».

Приятный, достойный перечитывания рассказ из эпохи классической НФ. Но, не буду скрывать, приятный главным образом из ностальгии.

При перечитывании его нынешним взглядом — видишь, что автор в открытую подыгрывает персонажам. Те проявляют прямо-таки невероятную сообразительность, по поведению животных на острове догадавшись, что ими управляет телепатически букашка из космоса, укусившая их. Собственно сюжет рассказа представляет противостояние кладоискателей — и пытающегося захватить власть над всей биосферой Земли инопланетного таракана.

Собственно тут есть целый ряд даже не ляпов, а вещей, к которым избалованный современной сложной фантастикой читатель может легко прицепиться.

1) те же радиопеленгаторы;

2) чудесная случайность с грозой;

3) полная наивность Квидака, который в самом начале непонятно зачем выпендривался с крысиными атаками, а позже при захвате Икинса даже не попытался скрыть этот захват, хотя ему предоставлялась великолепная возможность для интриги.

Подмеченные jolly-fellow проблемы в принципе ещё можно как-то решить. Так, например, на Марсе не было водоёмов, поэтому Квидак мог быть не готов к проблеме контроля над морской живностью. Возможно, что кристаллики, вводимые Квидаком под кожу заражённым субъектам, имели органическую природу и были способны размножаться. То есть если два заражённых существа совокупятся, их дети тоже сразу родятся заражёнными. В этом случае Квидаку не надо будет постоянно охотиться за тысячами ежедневно рождающихся. Также возможно, что кристаллики эти могли играть роль ретрансляторов, что решало бы проблему с неспособностью коротких волн обогнуть планету.

Вот только представить себе с чисто информационной точки зрения, как жизнь нескольких триллионов существ координируется одним-единственным тараканом — какой плотности поток информации должен каждую секунду приниматься и ретранслироваться им? — несколько сложненько. Может, Квидак всё-таки не лукавил, говоря, что сообщество отчасти добровольное? В конце концов, если бы Квидак управлял буквально всем, то и марсиане не имели бы никакого шанса вымереть.

Печально и то, что мы не узнаём практически ничего ни о происхождении Квидака — что за загадочный выбрык эволюции мог породить расу существ с такой «высшей целью» и как они делят между собою миры? — ни о последующих событиях. В рамках сатиры и постмодернизма так и рисуется вариант, где Икинс выходит из леса, крутя у виска указательным: «Ну вы и дятлы, ребята. Всё было так клёво, а вы тут нам кайфоломство устроили».

По сути, большая часть произведений Юрия Нестеренко — если не все — представляют собой не что иное как деконструкцию традиционных ценностей. Да это подсвечивается едва ли не в самом начале повести, неужто вы не заметили? Уже тот фрагмент биографии героини, где упоминаются её симпатии к «негативизму» некоего местного философа — интересно, имелся в виду нигилизм в духе Базарова или последовательное отрицание жизни в духе Шопенгауэра? — должен был навести читателей на определённые мысли.

Критиковать произведение за основополагающие его свойства мне кажется странным — это, пользуясь выражением самого же автора, всё равно что «критиковать самолёт за наличие крыльев». К тому же сильные идеологические разногласия лишают критику конструктивного начала, делая её чересчур предсказуемой. Поэтому высказывания в духе некоторых комментаторов — «ах, как он смеет глумиться над идеями любви, верности и Нашего Всего?» — кажутся мне не совсем уместными. Ну да, он целенаправленно показал бессмысленность большинства наших иллюзий. Это не баг, а фича.

В данном случае произведение развенчивает — главным образом — интуитивно свойственную большинству из нас убеждённость, что «хорошее должно приводить к хорошему». То есть, скажем, из отеческой заботы не может вытечь ничего плохого, а верность должна вознаграждаться. Стоит заметить, что в данном случае у автора вытекает невольное самопротиворечие, ибо Закон Жанра и Предварительный Замысел вынуждали его сделать так, чтобы у героини, несмотря на все испытания, всё получилось — внимательный читатель, впрочем, поймёт, что это не более чем случайность, что подсвечивается словами воровки из середины текста.

Описанное в романе — просто набор событий. Финальная победа героини — по большому счёту случайность, а в надсюжетном смысле — результат симпатий автора. Это не мессейдж в стиле «ведите себя всегда так — и с вами всё будет хорошо». В произведениях других авторов вы привыкли явно или неявно видеть такого рода мессейджи? Здесь этого нет.

Что здесь есть?

Хороший вопрос. Мы привыкли к мысли «Критикуя, предлагай» — и к тому, что всякое произведение должно нести позитивную платформу кроме негативной.

Эта сторона медали у Нестеренко получается традиционно чуть хуже. Ахиллесова пята многих декларативных рационалистов: неспособность понять, что «чисто рациональная система ценностей» подобна «не дующему никуда ветру». Строго говоря, из факта наличия у существа разума не вытекает автоматически наличие у него каких бы то ни было ценностей или целей. Поэтому неявно подразумеваемое некоторыми рационалистами утверждение «Главное — построить жизнь по разуму, а там как-нибудь всё наладится» просто-напросто ни о чём.

Нам показали, краешком картины, космическое будущее человечества Земли — пересекающееся частично с миром рассказа «Дневник мальчика». Но, как в том рассказе, так и здесь, неясным остаётся ядро движущих жителями этого мира ценностей.

Справедливости ради следует сказать, что проблема эта не решена ни рационалистами, ни их оппонентами. Гедонизм? Прекрасно, если вас устраивает описанная в романе EEE-ванна. Теоцентризм? Пытайся угадать, чего хочет от тебя божество, великолепно. Есть ещё смутные контуры этатизма и эволюционизма, попытка обожествлять культурные наработки человечества или угадывать неведомые Пути Предначертания, но так или иначе всё это вилами по воде писано. Рационализм — что он предлагает, стремиться к понижению энтропии в пределах мозга, что ли? — просто-напросто сидит в той же луже, что и все остальные системы взглядов. Скорее всего, вопрос о смысле существования некорректен по той простой причине, что по ходу эволюционного развития естественный отбор должен был застраховать нас от любых слишком лёгких ответов на этот вопрос.

Слабые места романа:

— вихрь вероятностных флюктуаций вокруг героини, просто чрезмерный. Морское чудовище? Давний религиозный культ, удачно встретивший героиню? Удивительно вовремя подошедшие вражеские войска? Ещё одно морское чудовище? Простите, вы, наверное, шутите.

— пробелы в поведении «пришельцев». Понятно стремление показать сцену «наконец-то среди собратьев по духу», но в результате земляне ведут себя не совсем так, как стоило бы вести себя отринувшим эмоции «рационалам». Да, текст упоминает, что «ни на что не влияющим эмоциям» позволено существовать, но поведение землян в книге не ограничивается только этими эмоциями, из симпатии к героине они нарушают собственные правила и допускают ошибку. Хотя многое в сюжете стало бы яснее, если допустить, что в их трансляторах-переводчиках были встроенные детекторы лжи.

Ничуть не слабое место:

— финальный выбор героини. Инициация, самопреодоление и всё в таком духе. Ничего нереалистичного — это, в общем-то, вполне в стиле показанной нам суховато-интеллектуальной леди, для которой это было скорее символом самости, чем ценностью как таковое.

Это произведение можно рассматривать и как очередной пример воплощения уже не раз затрагивавшейся разными авторами концептуальной идеи «Побег из психушки». Отсюда может проистекать как недостаточная проработанность его позитивной платформы — «Как вы можете писать книгу про побег зэка из места пыток, если вы не описали подробно его планы на последующую жизнь и трудоустройство, у вас нет в книге ничего позитивного, только негативное стремление к бегству?» — так и возмутившее некоторых читателей явное позиционирование героини как Единственного Нормального Человека. Единственного Нормального Лица, так в данном случае сказать лучше?

...Смерть, как лекарство от лени?

Интересная идея. Проблема, правда, в том, что мёртвый человек делает ещё меньше, чем бессмертный ленивый.

Или идея состоит в том, что выращенный на смену представитель нового поколения будет трудиться больше и быстрее? Неплохой рецепт повышения трудоспособности общества в духе хозяев живодёрских боен и свиноферм. Правильно, подгонять людей смертью как плёткой, чего уж там. А насморк лечить — гильотиной...

...это было сказано к комментарию misco, а что до самого рассказа — он по-своему неплох, но его нельзя назвать достигающим особых литературных высот по стилю. Скажем так, это воплощение авторских представлений о Желаемом Будущем. То, что он хотел бы увидеть наступившим. В процессе политических, религиозных и националистических дискуссий автора не раз упрекали за отсутствие у него «позитивной платформы», собственной «утопии», которую он мог бы с чистым сердцем посулить миру, — и вот, возможно, именно поэтому он пресловутую «платформу» наконец расписал.

Рассказ может понравиться прежде всего тем, кто близок к рационалистическим убеждениям автора и ставит содержание в литературе выше формы. Помимо всего прочего, он содержит неплохое обоснование необходимости сдерживания экспансии — хотя и странно, что жители описываемого мира не перешагнули трансгуманистический рубеж.

Впрочем, иначе мы бы ничего и не поняли из их жизни.

Собственно, уже само название рассказа — «Истина» — выдаёт его основную суть и сюжетный посыл. О нет, это вовсе не очередная агитка про «безумных учёных, приближающих Апокалипсис своими молитвами», как увидел то — или захотел увидеть — предыдущий комментатор. Рассказ вообще не о разработчиках медицинской наносети, пусть события и излагаются через призму их восприятия.

О чём же он?

О критериях истины и её распознания. Автор критикует тут идею двойных стандартов в мировоззрении — с одной стороны, мы позволяем религиям существовать и вроде как даже допускаем их истинность, с другой стороны — ни один политик, учёный или иной «человек дела» уже давно всерьёз не руководствуется религиозными постулатами иначе как публики ради. Религии — это наша психотерапия, мы хотим верить, что за гранью Бытия что-то для нас есть, и поэтому поддерживаем в себе двоемыслие — будучи в одной ситуации практичными атеистами, в другой ситуации смиренными верующими, в третьей колеблющимися агностиками. Сами наши законы всё чаще и чаще оказываются устроены так, чтобы разрешать людям думать что угодно на эту тему и избегать серьёзных споров на эту тему.

А ведь «истина» — не пустое слово. Однажды наше двоемыслие может оказаться опасным. Однажды нам, возможно, всё же придётся решить, как устроен наш мир, даже если платой окажется всемирная депрессия... или, коли правыми окажутся религии, построение всеобщего фундаменталистского общества.

Нестеренко смоделировал именно такую ситуацию. Описываемый им мир материалистичен, то есть правы в нём — не религии. И человечество само своими руками создало искусственную силу, которая не понимает нашего двоемыслия и принимает религиозные «мифы» всерьёз.

Результат, естественно, получается нерадостный.

Интересный рассказ. Философский.

Мне нравится, что автор явно намеренно дистанцируется от вопроса, по поводу которого сломало копья немало любителей философии и фантастики — тождественна ли память личности? Если скопировать память в другое тело, переселится ли «я»? Равносильно ли «уничтожение оригинала в точке X и создание копии в точке Y» «переносу оригинала из точки X в точку Y»?

Я лично подозреваю, что ответ на все эти вопросы — «да». Само понятие «я» возникло в этой вселенной лишь благодаря памяти. Предполагать, что есть некое «истинное я», которое не есть «память», что ты можешь иметь воспоминания, которые истинны в смысле содержащейся там информации о событиях, но при этом не являются «твоими», — заниматься бесполезным умножением понятий.

Тем не менее я признаю, что истина малопроверяема. Пока невозможно даже мысленно представить эксперимент, который подтвердил бы или опроверг сие.

Поэтому мне нравятся авторы, которые решают вопрос оригинально или просто дистанцируются от него. Вот как Серая Зона в одном своём фанфике — там герой по ходу сюжета переселяется в другое тело, а потом представители встреченной сверхцивилизации говорят ему: «Э, нет, чувак. Ты не переселился в другое тело, ты просто копия. А чувак, с которого тебя скопировали, так и остался в прежнем теле или был уничтожен». Потом он встречается с другой сверхцивилизацией, которая, наоборот, держится противоположного мнения и постоянно путешествует из тела в тело методом уничтожения-и-копирования: «Мы считаем, что представители той первой расы придают слишком много значения материальному носителю». При этом герой по ходу сюжета так и не узнаёт окончательно, кто прав, истина остаётся неопределённой.

В этом вот коротком рассказике Карда вопрос «копия или оригинал?» вообще изящно обходится.

Потому что это не имеет особого значения, если подумать. Если взглянуть с альтруистической колокольни, то какая разница, «всего лишь копирование» происходит при наложении шапочки для снятия электрических потенциалов на голову Барта — или полноценное раздвоение? В любом случае один Барт, молодой и счастливый, выйдет наружу, а другого Барта ждёт плохая судьба. Об этом собственно и рассказ.

Эта метафора, вне сомнения.

Самосовершенствование так или иначе всегда оборачивается гибелью былых твоих версий, но иногда эта гибель особенно мучительна и трагична. Тут же герой нашёл способ «погибнуть, не погибая», продолжать жить прежним способом, избавляясь от последствий, но смерть его «прежних версий» стала в результате лишь ещё более мучительной.

Можно провести параллель с рассказом Тюлина «Они всегда так кричат». (Учёный изобретает машину для омоложения и лечения болезней, которая работает по сути как «центр оздоровления» в этом рассказе Карда. Ты входишь в левую кабину, из правой выходит твоя омоложенная выздоровевшая копия. Вот только по надуманным искусственным причинам процедуру эту нельзя проходить в бессознательном состоянии — и оставлять оригинал в живых тоже нельзя. Он должен всё испытать, а потом, уже осознавая, что по-прежнему находится в левой кабине и обречён, пережить смерть от автоматического аннигилятора. Рассказ Тюлина показывает изменения в психике людей, которые несколько тысяч раз практиковали такой способ «омоложения». Поначалу боясь остаться в левой кабине, постепенно они приходили к ощущению отсутствия риска и начинали считать себя везунчиками, «гип-гип-ура, я каждый раз оказываюсь молодой здоровой копией в правой кабине». И с каждым разом оставшийся в левой кабине оригинал кричал от ужаса всё громче и громче.)

Можно провести параллель с религиозным мировоззрением или некоторыми его изводами. (Кажется, говорят, что Кард был довольно религиозен. Не знаю, правда ли это, но вспоминается концепция Льюиса из «Расторжения брака», где автор философствует на тему вневременного статуса Загробной Вечности и на тему теоретической возможности того, что какие-то нынешние обстоятельства нашей жизни подстроены нашими же собственными душами уже из Загробного Будущего. Если это так, то их положение — ну, тех гипотетических загробных будущих душ? — смахивало бы на положение «А» из рассказа Карда.)

Может быть, всё намного проще, и я слишком много думаю.

В любом случае, рассказ интересный.

Перечитываю этот рассказ после «Поединка разумов» Шекли и думаю, что это, наверное, распространённая болезнь новаторских рассказов эпохи классической НФ — тупой инопланетянин с невероятными сверхспособностями, отражаемый кучкой умных и страшно везучих землян.

По-своему, наверное, это можно объяснить. Если сверхмогучий инопланетянин не будет тупить — и если умным землянам не будет везти — вторжение на Землю мигом завершится успехом.

В «Поединке разумов» у Шекли изрядно протупил Квидак, инопланетный скорпион-телепат, который подчинял любого укушенного своим командам и стремился таким образом захватить всю биосферу Земли (не спрашивайте). Сначала он попытался по-глупому натравить своих животных на человека, хотя в распоряжении у него было лишь несколько слабых зверушек — и этим он лишь выдал себя. Потом он проявил недальновидность, когда захватил под контроль человека, но даже не попытался скрыть это. А в конце — вообще верх нелепости — Квидак лично предпринял героическую рискованную контратаку, хотя по идее должен был беречь себя до последнего.

Здесь — у Кэмпбелла — аналогичную недалёкость проявляет Нечто, инопланетный гость-метаморф. Существо обладает телепатическими возможностями, может превращаться в кого угодно, безупречно имитирует поведение сожранного человека — и, похоже, даже ворует его память. Воспользовавшись временной изоляцией, оно строит из мусора космический корабль — так что, казалось бы, тупым зверем это существо не назвать? Но во всём остальном оно ведёт себя до крайности глупо.

Оно словно бы играет в поддавки с землянами.

Даёт им идиотские телепатические подсказки о своих способностях неизвестно зачем (возможно, это огрех перевода Сенагоновой? В переводе Зараховича вроде бы не говорилось, что телепатемы существа были намеренными).

Не предпринимает абсолютно никаких мер против неизбежного разоблачения до самого последнего момента.

К слову насчёт «последнего момента»: если уж ты так безупречно притворяешься человеком до самого разоблачения, почему бы не продолжать притворяться и после?

Героям наверняка гораздо труднее психологически было бы убить Коннанта или Гэрри, если бы тот не принялся «превращаться и рычать», а продолжал с испуганной дрожью смотреть на них, изображая полнейшее непонимание насчёт поведения своей крови.

Поскольку я зануда и к тому же нахожусь в последнее время в малость депрессивном состоянии, то по прочтении сего не претендующего на серьёзность юмористичного шаржика призадумался: какой же эгоцентрик-таки главный герой. Променять свою, родную зазнобу на её альтернативную ипостась? Мало ли, что он их обеих толком не знает?

Потом призадумался уже про себя:

— а если б у меня был шанс скользнуть в альтернативную вселенную, где некая абстрактно интересующая меня личность представлена романтически заинтересованным во мне аналогом? При этом во всех остальных своих чертах оставаясь такой же интересной и разноплановой?

Я почувствовал, что в принципе такой же эгоцентрик.

Правда, общаясь с той её версией, я периодически возвращался бы мыслями к оставшейся позади, так что не знаю, что стоило бы выбрать. Но вообще — как разрешение всех и всяческих любовных треугольников — выход блестящий. «Она не хочет тебя тут? Отправься туда, где хочет!»

Стоит заметить, что Браун игнорирует проблемы бесконечности, возникающие в такого рода Мультивселенной. Ведь если Кейт Уинтон в альтернативном мире встретил другого Кейта Уинтона, то логично предположить, что в мире, куда он попал потом, тоже был свой Кейт Уинтон, также исчезнувший при взрыве потенциометра. Возникает вопрос, куда попал тот Кейт Уинтон? По логике, он вообще должен был попасть в тот же мир, что и «наш» Кейт, но, насколько мы знаем, они не слились. Если вспомнить о математических парадоксах в духе Гильбертовского отеля, то можно предположить, что таким способом можно осчастливить любое количество Кейтов-неудачников, поместив их на место Кейтов-счастливчиков в более благополучных для Уинтона мирах, и это несмотря на то, что миров второй категории вроде бы должно быть по абсолютному счёту гораздо меньше.

По теме:

— раскрытие идеи бесчисленных мирозданий хорошее, зачётное. Правда, автор сознательно игнорирует как физическую суть стоящего за сим механизма, так и принцип перемещения, но не могу с ходу сказать, фишка это или баг.

Удивительно, как тривиальны порою бывают люди. Удивительно, как шаблонно работает их мышление, воспроизводя усвоенные где-то стереотипы. Если учитель в школе вам не скажет, что «Восстание Ангелов» является сатирой на Французскую революцию, догадаетесь ли вы?..

Здесь в рецензиях несколько раз прозвучали слова наподобие «произведение отражает реакцию на феминизм у консервативных представителей мужского пола». Но где конкретно в произведении вы видите какие бы то ни было мужские высказывания о феминизме? Где в произведении вы вообще видите мужскую точку зрения, хоть какую-то? Или то несмелое замечание Уолтера, что супруге его стоило бы иногда чуть подкрашивать губы, вы полагаете таковой, видя в этом жуткий шовинистический зажим самостоятельных женских интенций? Что ж, в этом случае вы мыслите с западным феминизмом на одной волне, хотя вообще-то вопрос о том, насколько равноправие подразумевает отказ от традиционных гендерных склонностей, является открытым.

В произведении не выражено мужских точек зрения как таковых. Даже Ассоциация Мужчин, эдакая Цитадель Зла, не показана толком. В действительности на всём протяжении сценария нам демонстрируются лишь мысли и гипотезы героинь по этому поводу — более того, учитывая неоднозначность сюжета и концовки, нет уверенности в их психической адекватности.

Гипотеза главной героини является открыто бредовой — и это подсвечено в финале — хотя, конечно, если автор решил поиграть в сюр навроде «Града обреченного», то ни в чём нельзя быть уверенным. Оставаясь в рамках правдоподобия и в то же время пытаясь объяснить происходящие события — особенно метаморфозу Бобби, по сути единственное по-настоящему странное и необъяснимое явление из показанных нам, — можно было бы предположить «промывание мозгов» теми или иными психотронными средствами, причём применяемыми в том числе и к мужчинам города. Только феминистки особенно параноидального, вырожденного сорта, верящие во всепроникающий мужской заговор, могут находить вероятным, что любящий и прогрессивно мыслящий муж в результате каких-то там долгих бюрократических бесед в клубе за несколько месяцев согласился на физическое убийство жены — да и идея психотронной обработки её мозгов вряд ли вызвала бы у него восторг, не подвергнись он этой процедуре ранее сам.

Забавно, вообще говоря.

Я люблю конспирации. Я люблю паранойю в духе Филипа Дика. Но... если теоретизировать на тему гендерной конспирологии, то в паранойе следовало бы пребывать скорее представителям мужского пола.

Почему?

Потому что большая часть существующей ныне медиасреды и почти вся медиасреда прошлого создана мужчинами. Да, это говорит о некоторых наших возможностях по доминированию и подчинению, но — возможностях явных и незавуалированных. В информационном смысле мы полностью прозрачны, принципы работы мужского мышления ещё два столетия назад могла усвоить любая кокотка, открывшая бульварный детектив. Даёт ли это особые возможности для тайных гендерных заговоров, которые обязательно поглотят твоего мужа, как только он начнёт посещать Подозрительные Мужские Сборища, затягивая в свою паутину и увлекая в бездну? Право, уж скорее мужчины могли бы испытывать паранойю подобного рода по поводу «о чём там эти женщины треплются между собой», учитывая, что принципы работы женского мозга до девятнадцатого века не отражались в медиасреде, а женщин-писательниц и женщин-журналисток было мало даже в первой половине двадцатого века.

Так кто же — и по поводу кого — должен параноить?..

Поскольку написанное и без того слишком разрослось, добавлю к этому лишь пару абзацев, касающихся удивительно узкой фиксации — автора, героинь, феминизма некоторых радикальных направлений? — на самих себе.

Суть в том, что я отчётливо понимаю боль, стоящую за некоторыми высказанными в романе мыслями. Перемены, которые символически отображены в «Степфордских жёнах», действительно во многом равнозначны убийству личности и весьма страшны. И они происходят почти со всеми. Подросток, глядя на окружающих его «взрослых», часто в ужасе думает, станет ли он годам к тридцати таким же серым и скучным, перестанет ли интересоваться философией, метафизикой, киберпанком, астрономией, теорией струн? — и, чёрт побери, он целиком и полностью прав. Мир обесцвечивает нас. Причём перемена эта обычно именно скачкообразна — не так давно одна знакомая в ICQ рассказывала мне о приятеле, лишь год или два назад уехавшем в другой город на заработки, а ныне неузнаваемом, лишившемся каких-либо увлечений и неспособном сколь-либо долго поддержать разговор «с искрой».

Но феминистки, судя по их восторженной реакции на Западе на этот роман, склонны предполагать, что это конкретно мужской заговор — направленный именно против женщин — предназначенный, чтобы конкретно их превратить за пять-десять лет в серых скучных клуш без Искры внутри. Не много ли вы о себе мните, дамы? Этот конвейер перемалывает в кровь и потроха практически каждого, и можно лишь надеяться, что когда-нибудь в отдалённом будущем мы найдём способ остановить его.

Я человек простой, поэтому выражусь тоже просто.

Трилогия эта — я прочёл её уже целиком и говорю сейчас о ней в целом, а комментарий я оставляю в секции примечаний к первому роману лишь потому, что именно здесь скопились почти все комментарии других рецензентов? — довольно красива. Прямо-таки гимн трансгуманизму и человеческому могуществу.

Люди грядущего — будем уж употреблять слово «люди» в широком смысле — властны над своим мышлением, физической формой, рефлексами, восприятием. Они могут создавать тысячи виртуальных миров и переписывать свои воспоминания, они могут открывать друг другу телепатически свои мысли, могут при желании раздваиваться и расчетверяться, могут жить тысячелетиями и обмениваться при желании личностями, могут едва ли не всё, о чём мы лишь мечтаем.

При этом подчёркивается, что подобное могущество опасно, что цивилизация эта не погибла во многом случайно. Но она благополучно прошла мимо трудных моментов — и там сформировались со временем определённые защитные механизмы. Сильную сдерживающую роль играют софотеки, сверхразумные машины, которые, хотя и оставили человечеству свободу воли, но всё же вмешиваются порой, если что.

Как выясняется ещё во второй книге и поясняется детальней в третьей, позиция софотеков не случайна — оказывается, в сеттинге Райта мораль неким образом выводима из логики и достаточно разумный искусственный интеллект просто не может не принять «золотое правило» этики. Таким образом автор пытается покуситься здесь на небезызвестную «гильотину Юма», идею относительности всех ценностей, споря с ней. Это, конечно, вопрос дискуссионный, но это тоже делает серию очень интересной.

Всё это замечательно и от этого захватывает дух. Но, как я уже сказал, я человек простой, поэтому буду говорить просто.

Я не совсем принял проповедь фатализма и обречённости в третьей книге. Понимаете, вдохновенная агитация в пользу трансгуманизма неожиданно сменяется там унылыми кислыми пассажами в духе старых рассказов Эдмонда Гамильтона: дескать, «главное — не бессмертие, а участие, человечество неизбежно погибнет, но надо радоваться тому, что оно какое-то время просуществовало, радуйся и благословляй бытие хотя бы за это и не пытайся достичь ничего большего!».

Главные персонажи отвергают потенциальное средство продления жизни человеческих разумов — и вообще разумов в любой форме — на бесконечное время. Причины не разъясняются. Средство это было разработано Молчаливой Ойкуменой, то есть главными злодеями сериала, но само по себе оно вроде бы вовсе не аморально. Однако высокомудрые софотеки и коллективные разумы описываемого грядущего почему-то сочли его «греховным».

Почему, интересно? Это как-то нарушает их математическую «мораль»? Или их смущает мнимый «иррационализм» способа? В третьей книге используется много пассажей на тему «рационализма» и «иррационализма»: технология бессмертия основана на применении особой математики и физики, якобы действующей за горизонтом чёрных дыр и якобы иррациональной («надрациональной», если выражаться языком романа). Может быть, высокомудрых математически мыслящих софотеков смутило именно это? Но это идиотская игра слов. Если метод физически работает, то он рационален, как бы его ни называли.

Если учесть, что сама трилогия описывает почти бессмертных существ, и так раздвинувших границы срока своей жизни в тысячи раз против обычного, но почему-то отказывающихся делать ещё один шаг, — смотрится это как-то сомнительно и лицемерно.

Не то чтобы я считал, что жизнь обязательно следует во что бы то ни стало любой ценой продлевать. Но идея, что её следует в случае отсутствия Высокого Смысла немедленно прекращать — как, кстати, поступают многие софотеки описываемого мира, что явно является одним из ненавязчиво преподносимых циклом месседжей, — тоже кажется мне сомнительной. Это, по сути, декларация энтропии, идея, что смерть имеет приоритет перед жизнью, и что если у тебя нет «особого смысла» жить, то ты якобы обязан немедленно умереть. Возведение лени или энергоэкономии в первопринцип.

Вполне философичная вещь. Хотя герои особо не перегружают себя мыслями, но рельефцем проскальзывает периодически тревога-с за судьбу Рассеи-с. В начале нулевых, или когда там сокращённый вариант повести в «Навигаторе Игрового Мира» публиковался, это смотрелось очень ничего себе даже. Актуальненько.

Перемещение главного героя сначала за решётку, причём не по своей вине, а из-за нелепой автокатастрофы, а затем — соблазнительное предложение заменить тюремный срок заключением в виртуальной реальности. А виртуалка-то не простая. Зеки там выкладываются по полной программе, играя роль монстров для обычных игроков, чувствуя вполне реальную боль и имея шиш взамен — даже до освобождения доживают не все. И вся эта гигантская афёра закручена нашими бизнесменами, пополам с правительством и даже церковью частично. «ЗАО «Заветами Иеговы». Серверы лично митрополит окроплял».

Так что — не согласен, что сугубо боевичок, местами по нашей родной действительности весьма унизительно прошлись.

И психологические аспекты не забыты, за что отдельное спасибо. После пребывания в эдакой «игрушке» синдром может остаться в сознании, не хуже вьетнамского иль афганского.

Очередной роман о приключениях «нашего парня с соседней улицы» среди внезапно появившихся вокруг него фантастических элементов — написанный простым, понятным и доходчивым языком. Не всем нравятся романы подобного стиля, некоторым подавай натужные литературные экзерсисы или страшную заумь, но мне лично в своё время нравился именно такой стиль. Есть в нём, знаете, что-то живое, молодое. Матёрые писатели-мастодонты в годах — они за своими псевдоэкзерсисами как бы прячутся от читателя. А при чтении романов «молодого» направления — или «ювенильного», как некоторые это называют, — создаётся ощущение прямого диалога автора с читателем, без понтов.

Канва романа тоже проста.

В качестве «фантастических элементов», нарушающих размеренное бытие героя, поначалу выступает предложение от некоей корпорации работать тестером виртуальной видеоигры, проверяя отделку уровней. А потом к «фантастическим элементам» добавляется странная мистика, с виртуальностью уже не связанная.

Роман этот базируется на двух китах. Киберпанк и «Роза Мира» Даниила Андреева.

Один из критиков в некоей онлайн-библиотеке, прочтя роман, вообще не врубился в фишку, сочтя его ПГМ-ным и насквозь прохристианским. Хотя между «Розой Мира» и христианством связь — примерно как между System Shodan и первым Wolfenstain.

В романе есть логические дыры. Их даже нельзя назвать незамеченными — они открыто выставлены напоказ — но более понятными от этого не становятся. Какого чёрта я, загрузив видеоигру в мультиплеерном режиме со старого сейва, могу после этого общаться со своим реально умершим другом, который при жизни был со мною рядом в игре на момент сейва? Это что же, получается, у нас такие мощные компьютеры, что в сейв-файлик помещают всё состояние мозга игрока? Позже некоторое объяснение возникает, но сам факт, что никто из героев не удивился происходящему ещё на той стадии, выглядит странно.

Есть ещё Stalin-problem.

В романе этот исторический персонаж показан хотя и мельком, но очень, очень плохо. Так что при наличии твёрдых просталинских убеждений — читать будет неприятно.

Но есть в романе и некая странная красота. Эстетика.

Нижние измерения, фиолетовая звезда Антарес, ощущения демона из двумерного пространства при попадании в наш мир — всё это выписано рельефно и как бы с чувством. Меня, по крайней мере, пробрало.

Я и «Розу Мира»-то наконец решил прочесть именно после этого романа Воронкина.

Разумеется, в поедании человечины как таковом нет ничего плохого, если человечина сделана не из живого человека. Вопрос в другом — в подталкивающих к этому мотивах. Нарушение ради нарушения, проверка границ на прочность. А если бы скатерть позволяла абсолютно безнаказанно кого-то убить или замучить? Рано или поздно и до этой границы дошло бы — гарантируй только безнаказанность.

Увидеть в этом рассказе можно что угодно, от банального наезда на советских мещан до глобальной притчи об обоюдоострости научно-технического прогресса. Ведь волшебную скатерть — и волшебство вообще — можно рассматривать и так: как сократитель пути от желания к осуществлению. Научно-технический прогресс — если его двигают чужие дяди и если не ты лично расходуешь на него свой пот — можно рассматривать так же. Неспроста по рассказу рассыпаны щедрые намёки на это: атомные щи, транзисторная мясорубка?

Здесь обычно приходит морализатор и начинает с умудрённым видом вещать на манер убелённых сединами старцев из советских нравоучительных сказок: «Смотрите, дети, как плохо сокращать путь от желания к осуществлению. Человек должен всё только кровавым потом, только своими усилиями! Тогда, глядишь, задумается по пути и не станет делать глупостей».

Но это — тоже сомнительное утверждение. Фильтр под названием «Затраты труда на осуществление желания» отсеивает не только злых людей, а слабовольных вообще. Среди трудолюбивых же активных людей с сильной волей могут найтись как добряки, так и подлецы.

Тем не менее некоторый здравый смысл в постановке такого фильтра есть. Он позволяет отсеять совсем уж рандомный хаос, оставив только целенаправленное твёрдое зло — ну и целенаправленное твёрдое добро. Понизив этим долю вредоносности, ведь рандомный хаос по последствиям обычно ближе к первому, чем ко второму.

Вопрос, насколько сильным должен быть фильтр и как должен работать. «Судьи кто?» В советских ЗАГСах в своё время соглашались женить людей лишь через месяц после подачи заявления — это много или мало для «проверки твёрдости намерений»? Кто будет решать? Ставить такой фильтр на гастрономические желания людей, конечно, глупо, да и пробование магически созданной человечины никому бы вреда не принесло, но тут, как я уже сказал, скатерка просто играет роль метафоры.

После прочтения столь специфического отзыва, как предыдущий, так и тянет оттолкнуться от противоположной позиции: «Эта книга — динамичный сгусток событий, бушующих, расцветающих и переплетающихся всеми своими красками, не позволяющих расслабиться ни на одно мгновение, интригующих читателя своей тайной и не оставляющих его мысли даже во сне». Но я попытаюсь сдержаться.

Что собой представляет эта книга на деле? Конечно, никакой она не «бушующий сгусток» — тут я приврал. Но и скучной ей назвать — у меня отвисает челюсть. Надеюсь, у Annik255 было просто ОЧЕНЬ плохое настроение, когда она писала эту свою рецензию. На вопросы, заданные ею в рецензии, имеются ответы в самой книге. Отсутствие цвета в ауре не даётся просто так. Целиком бесцветной ауры героиня прежде не видела никогда.

Что положительного можно сказать о книге?

Она:

— неплохо передаёт ощущения и внутреннюю жизнь неглупой, но излишне робкой девочки-подростка.

— неплохо передаёт ощущения девчонки-подростка по приезде в город с другими социальными правилами.

— бойко, но без занудства описывает сущность сверхспособностей её и её родных. Не каждый автор сумеет так построить повествование без излишних отвлечений.

— знает, где можно нарушить свои устоявшиеся правила, если это нужно для сюжета. Речь здесь о правилах скорее психологических — вроде «Русалки из сериала «H2O» никому не говорят, что они русалки».

— довольно ярка и образна, а за использованную в ней визуальную метафору человеческих отношений можно вообще поставить пять с плюсом. Жаль, что эта тема не была раскрыта подробней, она по сути — самое интересное в книжке.

— подобно «Сумеречному взгляду» Дина Кунца, несёт в себе некий заряд специфически молодого жизневосприятия, когда ночь для тебя становится миром, преисполненным волшебства, а капли дождя хочется ловить ртом.

Недостатком её можно было бы назвать то, что она чересчур быстро кончается. Открытие это поразило меня током, когда я уже прочёл то, что казалось мне неторопливыми первыми главами, и приготовился к погружению в запутанное действие — но вдруг, кинув взгляд вниз на статусбар программы-ридера, увидел, что прочитано уже две трети книги. Это что же, уже скоро конец?

Действительно, книга, неспешно описывающая погружение девчонки в мир новых социальных связей — которые она благодаря своему дару видит как вполне себе плотные и вещественные — неожиданно вздымается целым сюжетным вихрем ближе к концу. Потом пепел опадает, а мы понимаем, что часть загадок так и не разгадали. Вернее, нам остаётся лишь предположить, что за загадками этими не стояло никакой мистики — просто странные социальные игры юных жителей Оклахомы.

Мне, тащем-то ненавидящему длинные литературные циклы, захотелось даже, чтобы автор написала вторую книжку — только чтобы пояснить смысл всех этих рокировок с альфами и омегами. Который, конечно же, должен оказаться странным и мистическим — иначе неинтересно.

Ну и изучить скрытую сторону мира, видимого героиней при помощи Взгляда, тоже бы не мешало...

Мне первая часть понравилась чуть ли не больше второй. Может быть, потому что я симпатизирую неудачникам. И люблю концепцию «второго (третьего, четвёртого, бесконечность+энного) шанса».

Но и вторая интересна. Любопытные философско-технические допущения. Хотя циники скажут, что, дескать, такая сверхнаука ничем не отличается от магии и лучше бы сразу называть её магией, но мне видится некая глубокая разница здесь. Есть смысл в том, чтобы предполагать объяснение явления и искать его, даже если существующих научно-технических мощностей недостаточно.

Соглашусь с loki1969, аннотация с Флибусты красивее и эффектней. Но она не только может в принципе «оскорбить чувства верующих» (кто не в курсе, после ввода законопроекта на эту тему несколько лет назад в Сети было много страхов и постебончиков, какая-то часть опасений даже оправдалась), но и могла бы быть воспринята как своеобразный кликбейт. Та аннотация — она о сюжете второй части. А пока читатель до неё доберётся, он весь лоб покроет морщинами: «Где же Бог и пресловутая борьба с ним?» Так что здешний вариант аннотации не только безопасней, но и практичней.

Все авраамические религии прямо или косвенно отказываются от решения вопроса о свободе воли. Или разводят словоблудие в духе «Да, Бог видит всё, но человек свободен в своём выборе и только один несёт за него ответственность» — как если бы слова эти что-то значили. Или приводят аналогии с параллельными линиями — «Понимаете, божье всемогущество так, а человеческая свобода воли эдак. Не нам с нашим человеческим умом понимать это».

Самые честные из теологов-богословов признают, что это — баг. Дыра в логике. Но считают, что это так из-за ограниченности нашего интеллекта и что мы должны принять это. Пытаются выдать баг за фичу.

Если же не согласиться принять этот баг? Не согласиться принять странные, противоречащие себе, рассуждения о свободе воли?

Тогда мы неизбежно приходим к мрачному финалу рассказа.

Замечу, что финал этот мог бы быть ещё мрачнее, если попытаться рассмотреть самого Бога как часть системы. Да, обычно к Первопричине не применяют такие понятия, её считают «ничем не обусловленной». Но «первопричина», «необусловленность» — лишь слова. Любое явление либо закономерно, либо случайно. И оба варианта — закономерность и случайность — ставили бы Бога в положение немногим лучше того, в котором находимся мы.

Вроде бы и неплохо, но чувствуется всё-таки большой разрыв во времени написания между второй и третьей книгами.

Примеры:

1) во второй книге упоминается «Закон о подобии облика» или что-то вроде того, запрещающий существенно менять облик в виртуальности, а конкретно людям запрещающий иметь виртуальный облик, сильно отличающийся от реального. Довольно тусклый закон, как по мне, ставящий под сомнение сам смысл киберпространства. Но в третьей книге нет ни единого упоминания о таком законе, все свободно носят такие личины, какие хотят.

2) во второй книге существование бродячих программ-кукарач, то бишь разумных программ, способных создавать другие разумные программы, становится для героя открытием, это некое новое изобретение, он вообще прежде не подозревал, что такое возможно. В третьей книге он как ни в чём не бывало спрашивает у владельца кибера, неужто работающие на него кукарачи — реальные люди.

3) обычную невиртуальную действительность в первой и второй книгах называют «большой мир». В третьей книге на смену пришло словосочетание «реальный мир».

Эта книга действительно:

— довольно длинна;

— отчасти скучна;

— ближе к финалу выбрасывает в окно едва ли не последнюю ось, на которой держалась динамика повествования.

С другой стороны, об этом ли книга? Как многие уже заметили, нет. Стиль начала и первых глав приблизительно даёт понять, на чём книга будет фокусироваться, так что если кто-то не понял этого — едва ли ему стоило её открывать. Семейные драмы, ссоры и примирения, пламя подростковых чувств — всё это выписано достаточно вкусно, хотя если вы относитесь к ненавистникам «Сумерек», то едва ли будете в восторге и тут. В отличие от некоторых комментаторов, я не особо смущён теми утилитарными целями, на которые Сузи истратила свой Первый и Единственный Шанс — меня лишь удивило, что она не попыталась попутно осуществить и кое-что ещё. Пусть ей не хотелось портить романтику момента, но могла бы хоть пару строк на бумаге черкнуть и под подушкой записку спрятать?

Но она этого не сделала.

Что смотрится довольно двусмысленно: если автор хотела изобразить что-то вроде «высокородного забвенья о прошлом» — как быть с возможными последствиями для других девчонок в будущем?

Меня несколько утешает, однако, прочитанное в западной вики-энциклопедии TV-tropes — в секции сайта, посвящённой именно этому роману.

Это и впрямь успокаивает.

Первые два тома были весьма неплохи, передавая меж строк эдакую концентрированную эссенцию юности — трудноизъяснимый словами сок. Такого рода произведения иногда называют «ювенильными». Поиск предназначения, молодость персонажей, столкновение идеалов и реальности — впрочем, все эти признаки вторичны, гораздо важнее иное. Заставляет ли произведение тебя вспомнить те чувства, с которыми ты в четырнадцать лет выходил ранним-ранним утром на туманную безлюдную улицу?

Есть там и иные милые детали.

Высокий коэффициент Тайны: «Чего ради обставлять эксперименты именно таким невероятно изворотливым образом? Какой же по природе своей должна быть болезнь, чтобы изучение сопротивляемости ей требовало столь экстравагантных мер? И какую, интересно, роль во всём этом должна играть условная телепатия Томаса и Терезы?»

Этическая неоднозначность: «Вдруг эти субъекты из ПОРОКа всё-таки правы? Какая цена за спасение человечества может быть чрезмерна? Да нет, какими же невероятными тогда должны быть обстоятельства, чтобы требовать для выживания мира именно таких действий и именно такими способами?»

Недоверие к реальности происходящего: «Вообще говоря, если верить во всю эту дичь насчёт нейронных паттернов, для их получения вовсе не обязательно по-настоящему убивать столько людей — достаточно убедить подопытных в их гибели. Если наши экспериментаторы так прекрасно умеют подделывать реальность, где гарантия, что все погибшие мертвы — или что они вообще существовали изначально?»

Более того, в первых двух томах, как бы это смешно ни звучало, можно было уловить метафоры прямо-таки глобального плана — как в «Матрице» или как в «Городе крыс» Алексея Калугина. Искусственен ли или естественен мир вокруг нас, куда нас вбросили без памяти о его происхождении? Добра или худа желали нам его создатели? В любом многолюдном споре на темы религии или метафизики всегда найдутся убеждённые диспутанты, в духе Терезы защищающие неведомых демиургов и упорно повторяющие: «ПОРОК — это хорошо».

Что же представляет собой после всего этого третий том?

Постап-антиутопию с элементами киберпанка.

Серьёзно, вся символика оказалась смыта в трубу, а все неясности, противоречия и ляпы, которые прежде можно было объяснить условиями эксперимента и загадочными целями таинственных экспериментаторов, при переходе в «реальную жизнь» резко обнажили себя.

Автор запутался, по всей вероятности. Он просто не придумал заранее внятного непротиворечивого объяснения, зачем его антагонистам понадобилось бы проводить героев именно через такую и перегруженную именно такими сложностями структуру испытаний.

Вариант: «У него имелись первоначально заготовленные Рельсы Сюжета, но под давлением целевой аудитории, люто возненавидевшей экспериментаторов, он вынужден был от этих Рельсов отказаться».

Вариант No2: «У него имелись якобы приемлемые для аудитории объяснения происходящему, придуманные по накурке или в полусне, но литературный агент по секрету сообщил ему, что это не годится даже для пародии».

Пришлось свести всё к разборкам в духе Дикого Запада.

Право, уж лучше бы это оказалось очередной виртуалкой. Подтасовкой, фальсификацией, игрой. Приём избитый, но так было бы лучше.

Первая глава — посвящённая традиционному забавному восприятию Никитиным нашей действительности с добавлением некоторых сингулярных плюшек близкого будущего — в принципе идёт «на ура». Потом становится неимоверно скучно.

Хотя предыдущий цикл — РДР который — как бы его тут ни оплёвывали, поглощался мною более или менее охотно. Не могу понять, в чём дело — то ли в каких-то колебаниях моего настроения, то ли в том, что параллельный мир героя на этот раз не содержит особых привязок к христиано-европейскому средневековью и, соответственно, нет философствований на эту тему.

Герой рубит камень и перебрасывается словами с окружающими. Одну страницу. Другую. Десяток.

Тоска.

Попробовал совершить преступление против своих привычек, перейдя сразу к концу первой книги и началу следующей — та оказалась чуть поинтересней, эмигрантка из возвышенного фэнтезийного мира изучает нашу эпоху. Но и это интересно будет — в первую очередь — разве что тем, кто ещё незнаком с любопытными взглядами Юрия Александровича на современную нравственность.

Повторяю, быть может, всё дело лишь в моём текущем настроении? Не знаю.