В этом романе много страниц математических расчётов, есть куски программного кода и подробные инструкции по шифрованию. Такому не место в художественной литературе, не правда ли? Вы это знаете, и я знаю, а вот Нил Стивенсон, похоже, о таких вещах понятия не имеет. Не знает, как пишутся романы, и знать не хочет. Писал, как вздумается, и получился шедевр. Кажется, был в литературе похожий случай – «Моби Дик» Мелвилла.

Необычайное получилось, с трудом определяемое и потому относимое к фантастике. Но всё описанное реально, так было или могло быть.

Конечно, единицы прочтут всю математику, но удержит книга многих и многих. Ведь в ней увлекательный сюжет, нетривиальные мысли и разговоры, интересные и очень разные герои, эпический размах и психологические тонкости. Грубый реализм соседствует с высотами духа. Юмор внезапен и нестандартен. Стиль оригинален и выдержан до конца весьма не маленькой книги. А то, что я про это говорю, свидетельство мастерского перевода. Короче, сильно.

Кот здесь — один из главных героев. А массовка наполовину состоит из кошачьих и сплошь положительных. Да, и среди остальных людей и созданий нашлось только два мерзавца, ровно столько понадобилось для интриги. Есть интрига, хватает инопланетных приключений. Такая книга была обречена на успех.

«Цветы для Элджернона» Дэниела Киза среди самых любимых мной книг, но ничего другого у этого автора я до недавних пор не читал.

Роман «Множественные умы Билли Миллигана» написан об очень необычном и интересном человеке, и написан хорошо. О реальном человеке, американце, в котором теснятся многие (неполный их список насчитывает 24) личности, у каждой из которых свои достоинства и недостатки, свои таланты. Очень разные личности, у них даже возраст и язык разный. Читатель должен верить писателю на слово, но я, признаться, усомнился и попробовал узнать про Билли Миллигана из Интернета. И вы знаете, оказалось, что «Википедия» страницами цитирует роман Киза (?!). Круг замкнулся, я порадовался за силу литературы, но сомнения мои не рассеялись, а только укрепились.

Здесь автор не только писатель, но и свидетель, участник событий. И это Киза, похоже, ограничивало. Мне показалось, что в этой книге писатель слишком увлёкся фактографией, старался исключить свои собственные домыслы. И это повлияло на убедительность книги не лучшим образом. Голые факты плохо воспринимаются человеком, мы привыкли к смеси реальности с вымыслом, и только такая смесь для нас съедобна и привычна. Всё, что мы узнаём, проходит через посредников и фильтры, искажается и приспосабливается к нам и для нас. Не подсовывайте нам факты, дорогие писатели, мы их не сможем принять.

Земля стара, а люди её населяют не так давно. Какие существа жили здесь до нас? О некоторых (мамонтах, динозаврах) мы слышали от учёных. О других (драконах, кентаврах, русалках) мы знаем только из сказок и легенд. Причём, среди покинувших Землю существ сказочных куда больше, чем известных науке, и слышали мы о них больше. Вот, и единороги, удивительные создания, встречаются нам только в сказках. Никто из людей их не видел, зато сказок про них великое множество.

И одну из самых красивых сказок про единорогов сочинил Питер Бигл.

Трудно идти по стеклу. Больно. Да, и некуда. Правильное направление неизвестно. Может быть, и вовсе нет его – правильного.

Можно не ходить по стеклу. Можно остановиться, и станет легче.

Глупо идти по стеклу. Просто немыслимо. Но надо идти.

Как ткёт свой гобелен Великий Ткач, нам не понять. Зато подражать ему можно. Вот, и ткут писатели гобелены-романы. У Гая Гэвриела Кея хороший гобелен получился. Красивый. Но нитки кое-где видны.

Страх одиночества носит в себе каждый из нас. Все наши метания по жизни – бегство от одиночества. Наши идеалы, наши мечты, наши боги – стремление к Единению. Или к миражам Единения. Вот о чём этот рассказ. И трудно отыскать настолько всеобщую проблему. Обычно книга предназначена определённому кругу читателей. Но эта – для всех. И не только для жителей Земли, а для всех существ, мыслящих и страдающих во вселенной.

Красота бывает в большом и в малом. Одно дело — красота звёздного неба, совсем другое — красота снежинки. Совершенная красота этого рассказа напомнила мне снежинку.

Космическая фантастика плюс сколько-то детектива и ужасов. Перемешанное умелой писательской рукой, это дало в результате интересную повесть. Возможно, роман на той же основе был бы ещё интереснее.

Страшно, смешно, поучительно. К тому же, коротко. Что ещё требовать от рассказа?

Читать начал рано, но до хороших детских книг добрался поздно. Оказался первым ребёнком в семье и первым внуком у бабушек-дедушек, да и не было заядлых книгочеев среди моих близких. Читал, что сам умел найти, короче – что попало. Многое классическое детское встретил уже взрослым. С Винни-Пухом познакомился лет в 25. С нуля, поскольку, всем теперь известных, замечательных мультиков тогда ещё не было. Эффект книжка произвела оглушительный, и я влюбился в неё на всю оставшуюся жизнь. А ведь за моими плечами к тому моменту было 20 с лишком лет, пусть бессистемного, но весьма интенсивного чтения. Сотни хороших и очень хороших книг. Но я почувствовал, что ничего более умного, доброго и смешного до этого не читал. И английские авторы мне до этого попадались, что-то из Диккенса читал, но именно Алан Милн учил меня английскому юмору. С тех пор и дня не проходит, чтобы что-нибудь крылатое не вспомнилось. Про одиннадцатичасное настроение, про неправильных пчёл, у которых и мёд, должно быть, неправильный, про любимый цвет и размер и т.д. и т.п. Чаще всего вспоминается «до пятницы совершенно свободен» и горестный вздох Иа-Иа: «так я и думал – с этой стороны то же самое». А вы разве не вспоминаете тех же героев? Короче, с Винни-Пухом по жизни! Только так.

Рассказ детский. И в названии «дети», и писал подросток. Многие тысячи подростков пишут такое, а способны написать — многие миллионы. Но из миллионов только единицы станут большими писателями. Этот подросток стал. и это делает рассказ интересным для нас.

Антиутопия. О бедах России и мира. Не о далёком будущем, о том, что может случиться завтра, о том, что, возможно, уже началось. Альтернативное сегодня, если хотите. Написано не ахти. Не всегда логично, недостаточно обоснованно. О красотах стиля лучше и не заикаться. Но читая, думаешь. Может, ведь, и сбыться. Чем чёрт не шутит. Так и будет: нелогично, глуповато, несуразно. Бывало уже. Разве реальную историю России Лев Толстой пишет? Не похоже.

У нас всё может быть. Вот, только для пришельцев места не вижу в ближайшем нашем будущем. Мы и без них так всё замутим и запутаем, что их вмешательство никто и не заметит.

Поначалу выглядит как детектив, точнее, как современный криминальный роман. Фантастическая линия проявляется ближе к середине и с натугой раскручивается к концу. Краткое содержание утешительно: живём скверно, но цивилизация наша более живуча, чем кажется.

Противоречивы мы, читатели, и загадочны. От книги мы требуем всей сложности жизни, с её оттенками, нюансами, психологическими тонкостями и сложностями, неоднозначностями и амбивалентностями. И одновременно мы обожаем сказки, в которых белое белым-бело, а чёрное черным-черно. И нам совсем не мешает их схематизм и предсказуемость. Приятно, да что там – радостно, сразу понять, где свои, где чужие. Всей душой переживать за героев и не стесняться худших пожеланий злодеям. И, несмотря ни на что, верить, что добро победит.

Вот, именно так читаются книги Лине Кобербёль. Её герои не только симпатичны, но и убедительны. К тому же, они – дети. Им невозможно не сочувствовать, нельзя за них не беспокоиться. А тревожиться приходится много, героям отмерено приключений и опасностей полной мерой. Но это сказка и читательские тревоги никогда не переходят в отчаяние. А финал нас, вообще, обнадёживает. Бессовестных людей победить трудно, но можно.

Каганов заставляет думать. Прямо с обложки. Сразу же приходится вспоминать, что такое парагон и кто такие сквоттеры. Зачем эта книга прикинулась клоном «Гарри Поттера»? На этот вопрос я не нашёл ответа. Кроме самого тривиального. Каганов – это Каганов, и не возможен он без стёба и пародии. Кстати, не забудьте заглянуть и на последнюю страницу обложки.

Сначала Каганов заставляет думать, что думать особенно не придётся, а потом даже честно предоставляет увлекательность-развлекательность в достаточной мере и приемлемой дозе. Но это не совсем лёгкое чтиво, и кому-то покажется совсем не лёгким. Не в том дело, что пытливому читателю придётся обложиться словарями. Хотя многоязычных словечек хватает, без словарей всё-таки можно обойтись. Труднее избежать серьёзного отношения к главной героине. Она, ведь, не только этой книги героиня. Лену Сквоттер можно назвать героиней нового века и новейшего бытия. Эдакая акула, небрежно рассекающая офисный планктон. Всёзнающая, парадоксальная, неотразимая и победительная. Автор заставляет нас удивиться, восхититься и устрашиться такой героине. И только потом возникает то сочувствие, которое обычно объединяет читателя и героя книги.

Ну и, конечно, Каганов заставляет нас думать. Такой это вредный автор.

Писатель сродни кукольнику. И когда лепит героев своих из обрывков того-сего, как куклу из клочков газеты, соединённых в безликой массе папье-маше. И когда вдыхает жизнь в кукольные свои персонажи, и они чудесным образом начинают двигаться, говорить, обольщать и разочаровывать. А уж когда добирается до читателя…

Вот беру я книгу, спокойный, неторопливо размышляющий о чём-то своём. Проходят считанные секунды – и вот уже во мне не мои, а внушённые писателем, мысли и чувства. И хмурюсь я, и улыбаюсь, как будто за невидимые нити меня дёргают. Чудо? Нет, ремесло скорее. Дина Рубина – великая умелица в искусстве манипулировать читателем. И секреты мастерства не скрывает. Как уверенный в себе кукольник, выходит она к зрителям и все видят, что одна кукла на руку надета, а другая на ниточках подвешена. Если приглядеться, можно всё романное устройство увидеть. Прочти «Синдром Петрушки» и пиши романы сам. Всё объяснено, осталась сущая малость – талант и труд добавить.

Но у каждого своя золотая нить, и в пьесе, задуманной на небесах, роли писателей редки. Зато читателем стать легко. А когда читаешь хорошую книгу, особенно ясно понимаешь: нити у нас разные, а небо – на всех одно.

«Алгебраист» — одна из лучших космических опер последних лет. Вообще-то, мне нравятся космооперы. Оно и не удивительно – в них, как нигде, есть где разгуляться и воображению, и фантазии, и героям, и читателям. Какие там масштабы умопомрачительные. Завернуть в другую галактику – герою космооперы не крюк. Но имеется и оборотная сторона у таких масштабов. Чем заполнить такие пространства? Даже создатель всего сущего их пустотой заполнял, что уж говорить о создателях романов. Не просто добиться соразмерности человечьих чувств и действий миллиардам лет и парсеков. А иначе пустоты будут зиять в романном пространстве.

Похоже, что со временем ( в моём случае это только десятки, а не миллиарды лет) мне меньше нравятся космические оперы. Но если предложат что-то на уровне «Алгебраиста», прочту, наверное.

Каждая удачная книга – это чудо. Или несуразность, называйте как хотите. Вот, эта книга к примеру. Вроде бы, чтиво развлекательное. Ни темы серьёзной, ни идеи глобальной. Чем увлекает, непонятно. Детективный сюжет в данном случае присутствует, но ничего не меняет. Намного важнее сюжета плетение словесных кружев – чувствуется умелая женская рука. Обматывают нас кружевом, пеленают. Хорошо читателю в кружевном коконе. И мир через кружево другой совсем – добрее и уютнее нашего. И зло там не страшное, а уж какие спецслужбы милые и симпатичные… Разомлеешь в таком мире, наружу, где сквозняки и всякие бяки, осторожно выбираться приходится. Но тут Макс Фрай не виноват, не он реальный мир создавал.

Если кто-то, пусть даже сам автор, способен понять книгу до конца, такую книгу, наверное, и читать не стоит. Эта участь роману Шишкина не грозит. Его поймёшь не скоро. А полного понимания, вообще, не дождёшься. Единственное, что ясно с первой страницы, — это высокая проза. Остальное автор не спешит объяснять. Название, например, появляется только однажды, на четвёртой сотне страниц. Хорошее название, кстати. Меняются времена, герои, сцены. Много точных деталей. Точных и крайне неприятных. Автор упорно и разглядывает то, от чего обычно бегут и отворачиваются и говорит о том, о чём не принято. Красиво, интересно, литературно говорит, но… Если кто скажет, что перед нами эдакая высоколобая чернуха, с этим трудно будет спорить. Хотя и придётся, поскольку это не так. А что писатель не любит Россию – это совсем не правда. Такой боли без любви не бывает. И не смог он бросить Россию, хотя давно живёт в благополучной Швейцарии.

Мне показалось, что, в первую голову, книга эта о вечной трагедии на границе духовного и материального. О борьбе, в которой дух часто сдаётся или терпит поражение. Но автор не пессимист. Он верит, что поражение лучше бегства. Нельзя всё время отворачиваться от подробностей материальной жизни. Даже когда они вызывают отвращение до содрогания. Да, дьявол – в деталях. Но и Бог – в них же. И в тех же самых.

«Дорога» — это начало дороги. Начало пути, почти неизвестного тогда, Олди. Здесь он уже узнаваем. Масштабность замыслов, разнообразие приёмов, афористичность и поэтичность – всё уже есть. Но, вместе с тем, попадаются куски, страницы целые, которые мог написать и некий усреднённый фантаст без большого таланта. Так что, узнаваем Олди в «Дороге», да не всегда и не везде.

Так начавшаяся, дорога продолжает идти в гору. Верю, что двухголовый, давно уже знаменитый, писатель Олди далеко и высоко заберётся. И нас за собой уведёт.

Давно написано. Читал ли я, девятилетний, фантастику? Не помню точно, но, вроде бы, я тогда сказки всех народов подряд читал. А Андрэ Нортон очень хорошую повесть тогда сочинила. И идея есть, и персонажи интересные, а приключения так плотно упакованы, что и превзойти трудно. «Саргассы в космосе» открыли весьма популярную серию книг о торговом космическом корабле «Королева Солнца». А сколько подражаний возникло? Сотни, наверное. Что и говорить, образцовая повесть. Классика жанра (приключенческой фантастики). Но фамилия переводчиков (а это братья Стругацкие) напоминает нам, что бывает и лучше фантастика — и серьёзнее, и веселее.

Пришельцы бывают хорошие и плохие. С хорошими земляне дружат, с плохими – воюют. Уиндем создал (в далёком 1951) очень плохих и очень интересных пришельцев. Описаны они скупо, но образ получился выпуклым, запоминающимся, нестандартным. Обычно с пришельцами в космосе воюют, а с этими – на огороде да в палисаднике. Это и приключенческая книга, и роман-катастрофа, и социальное исследование. И всё в английском классическом стиле. О качестве перевода можно не говорить, достаточно назвать имя переводчика – Аркадий Стругацкий. Неудивительно, что у этой книги уже несколько поколений читателей. И новые подрастают.

Давным-давно, когда мы были юными, а Стругацкие – молодыми, фантастика называлась научной фантастикой и, действительно, была научной фантастикой. Немолодые люди по старой памяти её и сейчас так иногда называют. Но фантастика уже не та. Много её стало, куда больше, чем в советские времена, а, вот, НФ почти исчезла. Фантастика продолжает увлекать, развлекать, удивлять, но обучать уже редко пытается. Трудно, согласитесь, развлекать, обучая. И в старые времена совмещать эти две функции немногим удавалось. Холу Клементу удалось. Правда, знающие люди говорят, что это не только его заслуга. А и переводчиков – тех же братьев Стругацких.

Подстрочник века, половина которого и мне досталась. Но, прежде всего, подстрочник жизни. Длинной, хорошей, удавшейся. Понимаю, что такое случается, но, всё равно, поражаюсь. Везение и чудо – каждая удавшаяся жизнь. Уж больно хрупка. У мотылька, сдуру залетевшего в мартеновский цех, и то больше шансов. Одно касание – и нет ни красоты, ни жизни. Каким чудом выжила Лунгина. И не одна. В книге много славных имён. Людей известных. Которые и сами выжили, и на нашу жизнь смогли повлиять. Талант и доброту сберегли, нас поддержали. А ведь эпоха не нежно касалась – била, давила, перекручивала. Но и касания не так просты. Касание – и нет бабочки, касание – и бриллиант засверкал. Не только мотыльково-хрупкое, но и алмазно-твёрдое в нас заложено. Люди обдираются друг о друга, как упорно повторяет Лунгина. Даже грубое и безжалостное вторжение в чужую жизнь может стать благотворным. Все хорошие книги тому доказательство.

Трудно понять эту сложную штуку – жизнь. Может, и не нужно понимать. Достаточно ценить и восхищаться.

Для какого-нибудь психологического реализма рояль в кустах – серьёзный просчёт, а то и приговор. Но перед нами книга совсем другого жанра – приключенческая сказка. А для неё идеал – в каждом кусте по роялю. Филип Пулман приближается к идеалу. Искусно расставленные сюрпризы заставляют стремительно разворачиваться историю поисков, погонь и открытий. И всё громче звучит мелодия приключений девочки Лиры и её неразлучного альма Пантелеймона. А если вы не знаете, кто такие альмы, то одного этого достаточно, чтобы взяться за книгу. Скорее всего, придётся прочесть несколько книг. Потому что на последней странице романа герои стоят на пороге нового (совершенно нового) мира и новых приключений.

Не знаю, приезжал ли Пратчетт в Россию. Не стану подозревать его в знании наших реалий. Скорее всего, он и «Дракон» Шварца не читал. Его вклад в политическую дракониаду, похоже, независим от предшественников и ценен сам по себе. А то, что мы встречаем знакомое, не удивительно. Политика – она и в Африке, и в плоском мире политика. Кстати, за Патриция я бы проголосовал. Он, конечно, пройдоха и законченный циник, но так умён и предусмотрителен, что это уже кое-что. В книге много интересных и необычных персонажей. Например, наивный провинциал в большом городе, верзила, считающий себя гномом, и так сильно верящий в законность и порядок, что эта вера делает чудеса. Или капитан стражи – алкоголик, пропивший гордость, но сохранивший совесть и честь. А орангутан каков! И дракон тоже не стандартен, как и девственница, ему предназначенная. И весь роман далёк от стандартов. Его можно счесть и остросюжетным, и юмористическим (пратчеттовский юмор выше похвал), но он шире этих и любых других определений. Как всякая хорошая книга.

Запредельно трогательно и жутко близко каждому, не утратившему способность сочувствовать.

В последнее время имя Оскар всё популярнее. Я даже не про того Оскара, которого вожделеют все кинематографисты. А про юных литературных героев. Оскар Фоера появился почти одновременно с «Оскаром и Розовой Дамой» Шмитта. Вот бы их, Оскаров, познакомить и как бы им, разноязычным, подружиться. Начинаю прикидывать, как это устроить и вдруг понимаю: это уже случилось. Встретились Оскары в моей читательской голове и прекрасно общаются на русском. И славно, что меня не замечают. Нам, взрослым, так легко добавить гирь на детское сердце.

Оба Оскара меня порадовали и растрогали. Вот ведь, ищет Оскар Шелл неизвестно что, неизвестно зачем. Да и что искать тому, кто так щедро одарён природой. Но, как раз, такие и ищут. И запредельно важен этот, почти бесцельный, поиск. И Оскару, и читателям. И жутко интересен. А всякие штучки модерные и завлекалочки можно уполовинить. Даже совсем убрать. Всё равно, интересно было бы.

Это правильное фэнтези. И герой, какой надо, то есть супер. И друзья у него подходящие. И враги соответствующие. И приключений хватает, как положено. Всё это объединено и приготовлено по надёжным, проверенным временем рецептам.

Так что, если вы ищете фэнтези, и точно знаете, что ищете, эта книга для вас. А тем, кто любит неожиданности и ждёт открытий, тем, кто мечтает и готов удивиться, и даже задуматься, этим чудакам лучше поискать в другом месте.

Некоторые сцены романа завораживающе богаты и динамичны – просто мечта кинематографа. Умеет рисовать Мариам Петросян, внучка под стать знаменитому деду Мартиросу Сарьяну. А словами или красками – это уж у кого какой талант (она и красками может) .

Мой отец любил приговаривать: «Что нам стоит дом построить, нарисуем – будем жить.» Вот, Петросян и нарисовала Дом. Не тот дом, где разбиваются сердца, как у Шоу. Просто дом, где живут. Просто дом, хотя и не простой. Дом, где не только выжить можно, но и вырасти. И не только лучшим детям, но и изначально слабым, ущербным, на первый взгляд, обречённым.

Возможно ли такое? Я не про мистику, кто считал, сколько её в реальной жизни (в наружности, если по книге). Я про дом, умеющий стать родным, талантливо заменяющий семью. Дом – наставник, помощник и судья. Хочется в него верить. И это не трудно. Ведь хороший писатель – это человек, способный превратить выдумку в реальность. И спасибо ему за это.

Изящное соединение-изменение известных сюжетов. В результате — симпатичное рондо.

С рождеством не связана эта история, но по жанру – рождественская. Про хорошего, но бедного мальчика, к которому сначала приходят несчастья, но, в конце концов, большая удача.

Хороших детей больше, чем плохих. А бедных – больше, чем богатых. Выходит, бедные и хорошие дети – всегда в большинстве. И среди читателей. Мы же все — или ещё дети, или ещё немножечко дети. Разумеется, хорошие дети. И разве мы богаты? Понятное дело, рождественские истории нам, читателям, ближе некуда. Поэтому мы сопереживаем Чарли, радуемся за него, и благодарим автора за то, что всё хорошо кончилось.

Два главных героя. Натаниэль и Бартомеус. Один – человек, другой – демон. Мальчишка и джинн в расцвете сил. Одному – 10 лет, другому – за 5 тысяч. И ни одного не назовёшь белым и пушистым. Демону такое и не положено. И ангел станет циником на его работе. Но циник Бартимеус умудрился сохранить моральные принципы и поглядывает на людей свысока. И, зачастую, имеет на это право. Вот, невинный мальчик Натаниэль – умный, способный, трудолюбивый. Но и в нём демонические страсти, ум сочетается с тщеславием, способности – с ограниченностью. Такая парочка персонажей, попав в хорошие писательские руки, гарантирует увлекательный роман. Джонатан Страуд – хороший писатель. У него – три романа получились.

Смешить – дело нелёгкое. Писателям и того трудней, им щекотку использовать нельзя. Вот так и выходит, на книге написано «юмористическая», а читатель её с мрачным видом откладывает. Собирался автор насмешить, обещал даже, да не вышло. А случается, не часто, правда, ничего не обещает рассказчик, и не смешит специально, просто – он от природы весёлый, живёт он так, в стихии смеха. И мы там же мигом оказываемся. Рабле, Гашек, Ильф и Петров – такие люди. Прочитав «Эфиопа», я в этот славный ряд и Штерна добавлю. Ничего подобного ранее не читал. Но самым серьёзным читателям не рекомендую, они смеяться не станут, а, может, и ругаться начнут.

Я, как большинство человеков, троллей только в Интернете встречал. Вспоминаю с содроганием. А эта книга знакомит нас совсем с другими троллями. Симпатичными, весёлыми, заботливыми даже. И вся сказка вполне симпатична. Там не только тролли, много кого и много чего хорошего. Читайте сами, советуйте детям. Надеюсь, не пожалеете.

Какой серьёзный человек станет читать книгу с таким названием («Слуги тёмного властелина»)? И я брал её в руки с большими сомнениями. Оказалось, на удивление умная книга. Хорошо продуманный огромный фэнтезийный мир, рассчитанный с запасом на десятки романов. Показанный с разных сторон, глазами многих людей. Колдуна-шпиона; великого воина-варвара; умелого и знаменитого полководца; шлюхи, верящей в любовь и ищущей смысл жизни; монаха – гениального психолога, провидца и манипулятора; хитроумного, но слабого императора. И все они не слуги тёмного властелина. Умело автор сплетает судьбы этих и других героев, сразу видно мастера романа. Эта книга для медленного чтения, она полна точных, нетривиальных деталей и образов. А тёмный властелин со своими слугами появляются совсем ненадолго и это, по-моему, самые слабые места романа. Русское название которому немилосердно прицепили в российском издательстве.

Зрелая набоковская проза. Изысканный стиль, тонкий психологизм. Миллион бесценных мелочей, щедро рассыпанных по всем страницам. Плюс криминальный сюжет. Здесь в полной мере проявилась любовь писателя к литературным играм. Набоков играет с идеями, с формой, с героем, но больше всего с читателем. И счастье тому читателю, который поймет правила игры и сможет в ней полноценно участвовать.

Как обычно, Рубина захватила с первой-второй фразы. А, может быть, уже с заглавия? Весь зачин я погружался в многажды испытанное, но не приедающееся удовольствие встречи с хорошей прозой. И вдруг в основной, венецианской части высокая вода высокой литературы стала спадать. Мне трудно было поверить, что такое происходит с любимой мной Рубиной в любимой мной Венеции. Но показалось, что я угадываю развитие повествования и писательские приёмы. Вижу руки фокусника. Начал я разочаровываться и даже обижаться. Стал рассуждать, а не стали ли мы повторяться – она как писательница, а я как читатель, и не пора ли отдохнуть друг от друга. Спасибо Рубиной, которая не дала мне много времени на такие мысли. Вода вновь прибыла, и на этой высокой волне меня принесло к финалу. Фокус опять удался, да и фокус ли это? Какая разница, ведь я вновь обманываться рад.

Все дети умеют летать. Но просто так летать не интересно. Просто так летать – это всё равно, что ходить или бегать. Чтобы игра была весёлой, нужно на чём-то летать. Ступа, помело, самолёт, вертолёт – это для взрослых. А, вот, ковёр-самолёт в самый раз. Пытаюсь вспомнить свой, но …. Не дано дядям и тётям помнить самое важное.

О «Школе для дураков» хочется рассказать по-особенному. Не начну же я: «в этом романе…». Просто стыдно, до чего фальшиво звучит. Сказать «в этой прозе, больше похожей на стихи…» — тоже враньё получится. Больше всего «Школа для дураков» на музыку похожа. Только музыка способна так подхватывать и нести. Забываешь, читатель ты или слушатель. Нет предложений, нет слов, исчезают буквы, а образы рождаются и живут прямо внутри. В этой странной музыке Бах легко превращается в Шёнберга, но чаще в кого-то из русских: в Глинку, Чайковского, Рахманинова. Как бы Саша Соколов продолжил, разветвил и расцветил этот список. Но я не Саша Соколов. Я даже не знаю, умею ли ещё (уже) читать и писать. Погружаясь в эту книгу, без сожаления забыл я свою скучную историю отличника и стал последним в школе для особо дефективных. Вообще-то, нас двое, но это сложный и запутанный вопрос, почти как про время. Пусть про него Соколов рассказывает. У него волшебно получается. Вместо сюжета поток сознания, и отвлечение на отвлечении, и подробности того только, что к делу не относится. А в результате знаешь не меньше, чем про реальную жизнь. Про дачный посёлок, про родных, соседей, учителей, про жизнь нестерпимую и прекрасную. Нет, бессилен я это передать. Пойду лучше снежных бабочек ловить.

Ты одеревенел (Достоевский, «Игрок»)

Гниль на себе несла иль позолоту,

сломалась враз, за жизнь держалась цепко —

какая разница водовороту,

какой была очередная щепка.

Настоящий писатель способен на чудеса. Берет он кусок собственной жизни. Не лучший кусок, какой попало. Или даже худший, неудачный, на выброс. И делает из него рассказ, повесть, роман. Или даже карнавал. Несколько деталей, несколько сильных штрихов – и вот очередной персонаж кружится в ярком хороводе. Мы уже знакомы, видим его, слышим, можем с ним поговорить. Обычные люди, ставшие литературными героями, напоминают нам о своем (и нашем) гордом звучании. В этом городе героями становились и Иисус и Магомет. Совсем уж древние фигуры на горизонте пританцовывают. Иногда кажется, что самого бога Иегову можно разглядеть. Ведь это карнавал в Иерусалиме.

Классическая литературная сказка. Эталон и образец. И сюжет классический, типовой. Наши – там. Убери его – и половины фэнтези как не бывало. Пока мы с вами разговариваем, ещё пара романов с этим сюжетом написана.

Хорошо читать такие сказки. Следить, как юные герои вместе с добрым волшебством побеждают тёмные силы. Даже когда совсем страшно, знаешь, что всё хорошо кончится. А в этой, именно в этой, сказке рождается волшебная земля Нарния. Та земля, в которой уже путешествовали миллионы мальчишек и девчонок. Какая удача, что в неё пускают и мальчишек моего возраста.

Советская глубинка. Конец сталинской эпохи. Провинциальные отголоски дела врачей-вредителей.

Есть такие времена (в определённых местах), которые просто подталкивают человека к подлости. Однако, вряд ли, опытный, поживший читатель из этого рассказа узнает что-то новое о человеческой подлости. А, вот, о человеческой доброте – может.

Поначалу изумлялся тому, что иронии в рассказе может быть больше, чем слов и букв. Но к концу ирония почти пропала, и всё стало очень серьёзно.

Не опасаюсь сочинить спойлер про Рубину. Для этого, как минимум, надо уметь писать как Рубина. Поэтому заявляю смело. Это рассказ о национальном самосознании. Но не только. А многократно упомянутый Шлицбутер так и не появится. Но он важен. Так же, как и яблоки из его сада.

Юность – самое романное время. Я не только о первых романах-влюбленностях. И не о тех вундеркиндах-прозаиках, которые строчат первые романы вперемежку со школьными сочинениями. Я о самой юности. О времени, когда герои уже сформировались, а сюжетные линии только наметились. Все линии возможных судеб свиты в толстенный жгут, от которого, в конце концов, останется одна тонкая ниточка.

Не удивительно, что про юность столько уже написано. А сколько напишется. Мало какой молодой автор сумеет избежать повторений. Геласимову почти удалось. У него и интонация собственная нашлась, и взгляд особенный. Равнодушно-одобрительный и взволнованно-сопереживающий взгляд. Каким-то чудом у него это совмещается. И иронии, и сочувствия на всех героев хватает. И правда, негоже их осуждать, да высмеивать. В той оставшейся ниточке-судьбе им взрослая жизнь еще не одну козью морду покажет. Или свиную, на Малдера похожую.

Сейчас Сент-Экзюпери с Коэльо сравнивают. Бедный Коэльо. Ни на кого С.-Э. не похож. Я впервые открыл «Маленького принца», взрослым уже человеком, опытным и искушенным читателем. Помню, как был поражён необычностью, неожиданностью этой книги. Поэтичность, притчевость, афористичность. И гениальные рисунки, навеки приросшие к тексту. Дети, читая эту книгу, становятся взрослее. Взрослые становятся детьми. Все становятся лучше. Не знаю, в каком мире сейчас Антуан. Он заслужил необычный и красивый. И, кто знает, не присматривает ли он за нами. Ведь он в ответе за тех, кого приручил.

Будучи студентом, держал в руках учебник по теории вероятности профессора Елены Вентцель. Держал – помню, перелистывал – помню, что оттуда почерпнул – забыл. Другое отдельное воспоминание, более позднее, но почти столь же давнее – рассказ Ирины Грековой «Дамский мастер», напечатанный «Новым миром». Я, как и многие тогда, с радостным удивлением его прочел. Радовался умному, наблюдательному, талантливому, новому и молодому, казалось, автору. Потом были другие книги Грековой и в какой-то момент два воспоминания объединились в одно. А математик Е. Вентцель и писатель И. Грекова – в одного человека. Оказалось, что молодой автор много старше меня.

«Кафедра», если угодно, производственный роман. Но не пришлось автору, подобно Хейли, годами материал изучать, специфику производства. Само в процессе жизни изучилось. Свою среду обитания Грекова-Вентцель описывала и, скорее всего, сама послужила прообразом одной из главных героинь. А свои мысли и ощущения между многими героями разделила, начиная с профессора ЭнЭн. В книге много публицистических страниц, рассуждений автора об образовании, о науке, о воспитании человека. Для романа это, пожалуй, минус. Какой бы умной и важной ни была публицистика, она утяжеляет роман, замедляет его течение. Но это маленький и вполне простительный недостаток. Как бы еще советский преподаватель мог бы выразить свое отношение к делу, во многом, идущее вразрез со сложившейся практикой. Не удалось эти проблемы в СССР решить, или даже начать решать. А в новой России мы умудрились их усугубить. Эта публицистика актуальна и , боюсь, надолго.

А остальное, вообще, о вечном. Грекова начинает роман с заседания кафедры, где быстро знакомит нас со всеми основными персонажами романа, в меру насмешничая над ними, и почти не объясняя, кто плохой, кто хороший. Потом писатель рассказывает о каждом подробно и интересно. Мне именно это больше всего понравилось – следить, как из наброска-шаржа вырастает живой человек, с богатым миром и сложной судьбой. Симпатичный человек, хороший. Ирина Грекова любит всех своих героев. По мне, когда автор любит всех своих героев – это верный признак хорошей книги.

Гибнут и гибнут люди за металл. Это всегда прискорбно, часто пошло. Но до чего разнообразной и многоцветной такая гибель бывает. Вот еще одна богатая история. Готовый киносценарий. Люди и море. Судьба и смерть. Концы в воду. Напористое обвинение и хитроумная защита. Африка и Россия. Преступление и наказание.

Когда была загублена эта жизнь? В школе, в детском саду, еще раньше? Почему великая страна легко заставляла себя бояться и не могла заставить себя уважать?

Смех и слезы. Мечта Феллини.

Можно заметить, что, взявшись за такой роман Олди, пошли по одному из самых лёгких путей. Чего проще – пиши про свою же писательскую жизнь по принципу «что вижу, о том и пою». Найдётся немало людей, которые скажут: «и мы бы о себе писали, будь у нас жизнь поинтереснее». Точно не знаю, но подозреваю, что у большинства из нас жизнь поинтереснее. Писатель-то лучшие куски нам отдаёт, а мы за обе щеки, своё и чужое. Так что лёгкий — не всегда выигрышный. Или всегда, если это путь Олди. Они о чём угодно напишут так живо и весело, что тема и не важна. Написал и подумал, что такая защита писателям, ох, не понравится. Им тема важна. А живость-весёлость дело десятое.

И не выбирали они лёгкий путь. А если и выбрали, то плохо им пользуются, на бездорожье их всё время заносит. Взять хотя бы главного героя. Ясно, что героев, особенно главных, принято делать с себя. Возьмёт писатель себя родного, добавит мускулов, ума и красоты, прикрутит сверхъестественное что-нибудь и готов герой, восхищайтесь. А этот писатель Снегирь, если и Олди, то в урезанном, обеднённом виде. Мало того, что он об одной голове, прямо как мы, так и понимания, опыта, мудрости житейской в этой голове, похоже, поменьше, чем в любой из двух олдевских. Какой-то Олди-лайт получился. Видимо, Снегирь только часть – к нему надо кое-кого из других романных фантастов подшить. А ещё к этому коллективному писателю надо и коллективного читателя добавить. Потому что именно об этом Олди написали. О писательско-читательской нераздельности, о взрывчатой опасности их взаимодействия, о коллективной ответственности и круговой поруке. Не стану вдаваться в детали, поскольку лучше Дианы Коденко, всё равно, не скажешь (вот как надо писать о любимых книгах).

Заметил, что к романам Олди липнут стихи, иногда очень хорошие. Не удержался и я. К хорошим не смогу, а к стихам добавлю.

Их любовь так крепка, их любовь на века,

между ними война, бесконечна она,

писатель-читатель как два голубка,

писатель-читатель одна сатана.