Две "рамочные" серии издательства "Азбука" — "Мир фантастики" и "Мир приключений" схожи не только оформлением обложек, но и общим подходом к наполнению: в этих сериях выходят омнибусы избранного или лучшие произведения (циклы произведений) именитых авторов — классиков и современников в приключенческом и фантастическом жанрах.
В майском плане были заявлены две книги очень разных, но в равной степени заслуживших читательские любовь и почтение авторов. Об этих книгах даже расширенный анонс был общий. Так же вместе и представим эти два тома — "Голубятня на жёлтой поляне" Крапивина в серии "Мир фантастики" и "Друд, или Человек в чёрном" Симмонса в серии "Мир приключений".
Во вселенной Владислава Крапивина, где живут, трудятся и сражаются, любят и ненавидят, гибнут и совершают подвиги герои его произведений, чудо и фантастика действуют на равных правах. Космические суперкрейсеры дальней разведки соседствуют здесь с мальчишками, летающими над миром, как ветерки, ведьмы уживаются с роботами, а школьники выбирают себе в друзья очень умного роботёнка-мальчишку.
Сама вселенная у Крапивина не просто необозримое пространство со звёздными галактиками-морями и планетами-островами в них — это необъятный кристалл, число граней у которого бесконечно, и на каждой грани свой мир, похожий на соседний и непохожий.
На одной грани это Земля, на которой живём мы с вами. На соседней грани — планета, практически от нашей неотличимая, только всё здесь вывернуто наизнанку. Потому что те, кто велят, — твари непонятной природы, не имеющие даже собственной оболочки, а вселяющиеся в манекены и статуи, — подчинили её себе ради некой безумной цели.
«Когда люди становятся равнодушными, ленивыми или слишком сытыми, когда им наплевать на свою планету, появляются те, кто велят. И кое-кто из людей, не против: так спокойнее и проще...» — говорит в романе «Голубятня на жёлтой поляне» один из его героев. И похоже, эта простая истина ещё долго не потеряет смысла ни в мире-близнеце из романа, ни в нашем мире.
Цикл о Великом Кристалле в творчестве Владислава Крапивина занимает особое место. Произведения, вошедшие в цикл, написанные в разное время, но связанные единой мыслью, — это не просто проза, это философия подвига. Это философия жизни, такой, какой она обязана быть. Фантастической, и никак иначе.
В скором времени в серии "Русская литература: Большие книги" выходит трилогия "Мальчик со шпагой". О более дальних планах на произведения автора — чуть позже.
9 июня 1865 года Чарльз Диккенс, самый знаменитый писатель в мире, путешествуя на поезде со своей тайной любовницей, попадает в железнодорожную катастрофу — и становится совершенно другим человеком. Встретив на месте аварии кошмарного незнакомца, представившегося Эдвином Друдом, Диккенс начинает вести двойную жизнь — посещает трущобы, тайные подземелья и опиумные притоны, интересуется растворением тел в негашеной извести и захоронениями в склепах.
Что это — исследовательская работа для его нового романа, «Тайна Эдвина Друда» (который, как мы знаем, окажется последним и не будет закончен), или нечто более зловещее? Именно этими вопросами задается Уилки Коллинз, выступающий у Симмонса повествователем, — создатель «Женщины в белом» и «Лунного камня», прославленный соавтор и соперник прославленного Диккенса, рассказчик увлекающийся, но малонадёжный.
24 апреля отправились в типографию две книги в "рамочных" сериях: "Мир фантастики" и "Мир приключений". Обе книги не новинки, но стоит выйти за рамки привычных категорий, по которым оцениваются книги. Если мыслить шире, то два издания в "рамках" — это новое восприятие творчества авторов, к чьим произведениям подходят с обычными мерками.
Согласно таким меркам Владислав Крапивин — автор прекрасных ностальгических текстов о мальчишках-героях, которые обыденной жестокости мира противостоят искренностью своих убеждений и готовностью ради сохранения красоты и чистоты мира пожертвовать собой.
Крапивинские книги — это большая литература, которой подвластны любые акценты. Они могут вздыматься, подобно многометровым штормовым волнам, над плоскостью размеренной жизни, демонстрируя, каких высот может достичь человеческий дух и разум, помещённые в хрупкое детское тело. Они способны пронзать ткань времени и пространства, как лазерный луч, как живущие в ритме световых скоростей мысли-фотоны, как следующий за этими фотонами сигнал с далёких звёзд, рассеянных в космическом равнодушном пространстве. Такая сила одновременной сказочности, поэтичности и убедительности книг Владислава Крапивина делает их настоящей фантастикой, в которой доля вымысла делает всё происходящее ещё более настоящим.
Крапивин — это Великий Кристалл русской литературы, многогранный и полифоничный. Уникальная многозначность и многозадачность крапивинских текстов развязывает руки издателям. В советское время Крапивин вдохновлял подростков на свершения, сегодня пробуждает лучшее в людях любого возраста и разных литературных предпочтений. Это тот случай, когда многие взрослые серии книг издательства "Азбука" свободно примут в компанию к другим изданиям крапивинские произведения. Например, "Мир фантастики", в которой выходит третья книга собрания сочинений писателя. На очереди — том "Голубятня на жёлтой поляне", куда, помимо заглавного романа-трилогии, вошли роман "Топот шахматных лошадок" и повести "В ночь большого прилива", "Оранжевый портрет с крапинками".
Данные книги:
Серийное оформление Вадима Пожидаева
Оформление обложки Владимира Гусакова
Иллюстрация на обложке Евгении Стерлиговой
Иллюстрации на шмуцтитулах Евгении Стерлиговой и Сергея Григорьева("Топот шахматных лошадок")
ISBN 978-5-389-16484-0
896 страниц
Титул издания
Заглавные иллюстрации к произведениям, вошедшим в том
Фантастическая цитата из книги о лошадках и котиках:
"Тюпа и Лихо тем временем подтолкнули Колесо, оно вертелось быстрее, шорох стал громче и уверенней. Все смотрели на сверканье спиц и обрывки картин, возникавшие в разноцветных клочьях тумана. Смотреть можно было сколько угодно, это затягивало.
Профессор сказал за спинами у остальных:
— Коллега Серёжа Горватов предлагает опыт. На мой взгляд, любопытный. И если коллега Лихо Тихонович не возражает...
— Да я чего? Я это... как вы скажете...
Сёга, ни на кого не глядя, сел на корточки, раскрыл пакет с лошадками. Вынул одну лошадку, позвал:
— Кыса...
Луиза подошла и... встала на задние лапы. А передними — совершенно по-человечески! — взяла у Сёги лошадку и прижала к груди. Коротко мяукнула и прыгнула внутрь Колеса. Там она — по-прежнему на задних лапах — быстро побежала вверх по стеклянным ступенькам (оставаясь, конечно, на одном месте). Лошадку она, как и раньше, держала у груди. (У Белки на миг мелькнуло воспоминание о какой-то картине, на которой девочка с малышом на руках убегает от дождя.) Но это длилось несколько секунд. Луиза лапками перехватила лошадку, поставила её на ступеньку и выпрыгнула из колеса.
Казалось бы, лошадка была обречена уехать со ступенькой сначала до нижней точки обода, затем оказаться наверху, упасть оттуда и начать беспорядочное кружение, обивая об острое стекло деревянные бока.
Но ничего подобного!
Лошадка... прыгнула со своей ступеньки на следующую — вверх! И ещё — вверх, вверх, вверх! Она так же, как Луиза, сохраняла своё место в нижней наклонной части обода. И скакала, скакала...
— Ну ни фига себе... — восторженно выдохнул Драчун.
Остальные смотрели молча, но тоже восторженно. Сёга дал кошке ещё одну лошадку. И случилось то, что в первый раз. Теперь уже две лошадки прыгали рядом со ступеньки на ступеньку, а Луиза стояла на задних лапах перед Сёгой и ждала.
— На, кыса...
Скоро в Колесе прыгала уже шеренга шахматных лошадок. Потом две. Потом три... У Сёги их оказалось больше полусотни, и в конце концов получилось, что по блестящим ступенькам, среди размытых в воздухе искрящихся спиц скачет целый эскадрон, семь шеренг по восемь лошадок в каждой — как на параде!
Они были всякие — маленькие и большие, совсем белые, орехового цвета и тёмно-жёлтые, деревянные и костяные, пластмассовые и даже стеклянные. Лошадки не мешали друг другу, держали строй, и казалось, для того они сделаны — чтобы прыгать в широком ободе Гироскопа и поддерживать его вечное движение.
Возможно, так оно и было".
Возможно, для того и есть Крапивин, чтобы его книги, как тот Гироскоп, поддерживали в людях вечное стремление стать лучше. Стать человечнее.
Следующий анонс — об авторе великолепных романов "Террор" и "Лето ночи" и цикла "Песни Гипериона". Если судить о всём его творчестве по двум этим хитам, можно впасть в заблуждение относительно постоянства в выборе художественных приёмов, с помощью которых писатель доносит свои идеи. В рамках своего амплуа Дэн Симмонс — автор масштабных мистических и фантастических произведений, литературных мистификаций, в которых реальность и авторский вымысел соединены мостом сюжета; мост также служит проходом через "четвёртую стену", которая обычно безопасно разделяет читателя и произведение. На самом деле, горизонт событий и идей, охваченный этими писателями, куда шире.
Минимум пять романов в библиографии писателя выходят за рамки жанров мистики, ужасов и фантастики, сохраняя при этом характерные для произведений данных жанров элементы и приёмы.
Во-первых, это "Террор". В основу романа о противостоянии застрявших во льдах моряков древнему чудовищу положены реальные события. В 1845 году группа смельчаков под командованием опытного полярного исследователя сэра Джона Франклина отправляется на судах «Террор» и «Эребус» к северному побережью Канады на поиск Северо-Западного прохода из Атлантического океана в Тихий — и бесследно исчезает. Что с ними произошло на самом деле, доподлинно неизвестно, хотя в прошлом году были обнаружены подо льдом остатки судов той экспедиции. Фантазия Симмонса задолго до событий об обнаружении следов последней стоянки экспедиции Джона Франклина представляет куда более ужасный, но и более героический финал для полярных исследователей, чем замёрзнуть насмерть или утонуть.
Второй пример — "Мерзость". Историческая основа этого приключенческого романа об альпинистах — исчезновение в 1924 году Джорджа Роберта Ги Мэллори, участника трёх экспедиций на Эверест в попытке стать первым, кто покорит вершину. Мэллори шёл в составе третьей экспедиции в связке с Эндрю Ирвином: оба альпиниста пропали. Останки Мэллори обнаружили только в 1999 году, тело Ирвина пропало. Через выдуманную историю об экспедиции на Эверест, устроенную безутешной матерью, чей сын якобы пропал в том же 1924 году, пытаясь покорить Эверест, Симмонс, со свойственной ему дотошностью, живописует, каково это — быть покорителем высочайшей вершины в мире в эпоху между двумя мировыми войнами.
С документальной точностью текст воспроизводит то, что можно назвать альпинистской производственной драмой, но совершает ошибку в попытке повторно войти в воды "Террора". Намёки на присутствие йети в финале трансформируются в куда более прозаичное объяснение, которое многие читатели не приняли, хотя, в целом, роман выдержан в особенном авторском стиле. По причине неоднозначных отзывов этот роман не был издан "Азбукой", хотя в некотором смысле он представляет собой эталонный образец приключенческо-фантастического жанра, написанный не Верном, а современным автором.
Третья книга на историческом материале — "Чёрные Холмы". Сразу стоит добавить, что "Азбука" её тоже не издавала, но в рамках импровизированного обзора без неё не обойтись. Хотя бы по той причине, что этот роман — прекрасный пример того, как Симмонс в целиком и полностью выдуманный сюжет одновременно помещает твёрдые исторические факты и объединяет героев его же книг в одной большой авторской вселенной, существующей как тень на фоне реальных событий.
Главный герой "Чёрных Холмов" индеец Паха Сапа становится свидетелем и участником ключевых событий для американской истории конца XIX века — начала прошлого столетия. Ещё мальчиком он стал свидетелем разгрома объединёнными силами племён лакота и шайеннов пяти рот полка под командованием генерала Кастера. Дух славившегося при жизни безрассудными выходками Джорджа Кастера вселяется в тело Пахи Сапы, и мальчику приходится жить, деля тело и воспоминания с представителем народа заклятых врагов исконных жителей североамериканского континента. Глазами немногословного индейца, который всю жизнь вынашивал план сладкой мести белым людям, читатель видит, как возводится знаменитый монумент с ликами президентов на Горе Рашмор, Бруклинский мост. Паха Сапа, среди прочего, побывает на Всемирной выставке в Чикаго 1893 года, где повстречает... Шерлока Холмса. Не того, привычного по рассказам сэра Артура, а Холмса из романа "Пятое сердце" Симмонса.
"Чёрные Холмы" тоже с весьма умеренным интересом встречен читателями, что не умаляет его уникальности. Заключается она в том, что в рамках сюжета автор между основами приключенческого и исторического жанров щедрыми кремовыми прослойками, чтобы не читалось на сухую, добавил темы незаметного геноцида, технического прогресса, ответственности перед будущими поколениями, права на личную месть и другие вопросы, выводящие книгу за рамки развлекательной жанровой литературы. Роман можно читать и как сагу о покорении диких земель, и притчу о жизненных дорогах человека, и реквием культуре коренных американских жителей, и драму о наступлении времён, когда механическое начало побеждает в человеке его связь с землёй, оставляя глухим к зову Природы, и фантастическое полотно о переселении душ, народов и особых мест силы.
"Пятое сердце" — это ещё один в чём-то уникальный авторский эксперимент. Дэн Симмонс задумал соединить не просто две реальности — книжную и историческую, но и в рамках общего сюжета — объединить усилия ради общей цели двух людей, кто никак не мог встретиться в реальности: британского джентльмена Шерлока Холмса и американского писателя Генри Джеймса. Автор знаменитой повести "Поворот винта", европеец по сердцу и американец по происхождению, горячий поклонник творчества Тургенева, знакомый с видными авторами того времени — Флобером, Мопассаном, Золя, Стивенсоном, брат психолога Уильяма Джеймса — тот рассматривал сознание как поток, в который никогда нельзя войти дважды, потому для человека так важны его инстинкты и эмоции, благодаря которым человек успевает ухватит на поверхности потока то, что ему действительно важно.
Встреча двух джентльменов — Холмса и Джеймса — произошла в важный для них обеих момент, когда вся их прежняя жизнь, как им казалось, унесена потоком, не оставив ничего взамен. Шерлок и Генри встретились на пике своих экзистенциальных кризисов: первый усомнился в том, что он реально существующая личность, второй — на грани срыва, в самой глубокой точке творческого кризиса, сломленный неудачами попыток закрепиться в новом для себя образе.
Двое мужчин на грани нервного срыва, тем не менее, становятся участниками (Джеймс — вынужденно, поскольку протестовал против диктата воли взявшего его в оборот Холмса) ряда весьма интересных событий — реальных настолько же, насколько читатели верили в существование лучшего сыщика в мире. Расследуя запутанную интригу вокруг президентского кресла (конечно же, дело не обошлось без профессора Мориарти), дуэт из сыщика и писателя в этом викторианском бадди-муви встречают россыпью множество реально существовавших знаменитых и не очень личностей — Сэмюэля Клеменса (он же — Марк Твен), Теодора Рузвельта ещё до президентства, Чарльза Лютвиджа Доджсона (он же — Льюис Кэрролл), президента США Гровера Кливленда и других примечательных личностей.
Конечно же, ни в коем случае не стоит сравнивать эту, как и три предыдущие в списке книги с непревзойдённым "Террором", поскольку такое сравнение изрядно вредит читательскому восприятию. "Пятое сердце" куда ближе по всем параметрам, включая подбор героев, к роману "Друд, или Человек в чёрном", ради анонса которого затеяна вся эта чехарда с обзором. "Пятое сердце" — это хождение по тонкому льду. Симмонс как раз и хорош склонностью рисковать в большой прозе, а не провереннному, но скучному следованию гарантированно приносящим всенародную любовь сюжетам. Читать его романы так же увлекательно как Британскую энциклопедию, и это не звучит как шутка.
Большая проза Симмонса, когда он отвлекается от чистой мистики или твёрдой НФ, искрит как оголённый провод, но не взяться за него (неё) для искушённого читателя — слишком большой соблазн. Берёшься, получаешь удар и уходишь в нокаут!
Чтобы избежать болезненных ощущений и неоправданных ожиданий, следует много знать и обладать гибким умом образованного фантазёра. Только Симмонс может создать приключенческий роман с преследованиями, загадками, интригами, смертями и злодеями из потенциального очерка о британских и американских писателях конца позапрошлого века, о торжестве идей прогресса и дарвинизма, вытеснивших романтику, о тандеме "писатель — персонаж" и ответственности первого перед вторым, как и о других вещах, которыми сложно развлечь, но не ему.
Из подобных сложных элементов состоит и главный герой импровизированного анонса-обзора — роман "Друд, или Человек в чёрном". Он впервые выходит в серии "Мир приключений". О чём это говорит? Симмонс — вполне уверенно себя ощущает в компании с Хаггардом, Лондоном, Дойлом и Сальгари, несмотря на обширность фантастических допущений и вместе с тем — на суровую историчность материала, в котором нет места пиратам, трапперам, индейцам и прочей романтике.
"Друд", возможно. не самый лучший роман автора, но на совмещённой шкале "читательский интерес" и "талант автора" роман без натяжки можно поставить где-то между "Террором" и "Песнями Гипериона". Это не громкое заявление — это дань уважения мастерству писателя. Для тех, у кого долгая история взаимоотношений с прозой автора, "Друд", в некотором смысле, переходная точка. Как и для самого автора: "Друд" написан в 2009 году, через два года после "Террора". Дальше были романы, о которых написано выше: все они получили сдержанные отзывы. Возможно, из-за того, что писатель чрезмерно глубоко зарылся в большую литературу, хотя читатель ждал от него по обыкновению просто увлекательной истории, где сверхъестественное чувствует себя как дома на непаханных полях реальной истории.
"Друд, или Человек в чёрном" — очень британский, практически диккенсовской глубины роман о личных демонах писателей. Каждые неудача писателя, критический выпад, читательская насмешка кормит таких демонов, повергая порой психику творческих людей, зарабатывающих на хлеб писательством, во мрак паранойи, выходом из которой такие люди видят саморазрушение и разрушение привычных связей с социумом.
9 июня 1865 года пассажирский железнодорожный состав на пути из порта в городскую черту Лондона сошёл с рельсов в городке Стейплхёрст. Машинист не увидел, что ремонтные рабочие сняли рельсы с части полотна. Несколько десятков человек получили ранения и погибли. В этом же поезде ехал Чарльз Диккенс. В романе катастрофа становится точкой отсчёта для всех последовавших событий. Катастрофа для писателя стала моментом истины: он понял, насколько хрупка человеческая жизнь, которую не сохранишь даже в самом гениальном произведении. В реальности крушение поезда в Стейплхёрсте стало причиной серьёзной душевной травмы для писателя и повлекло за собой смерть автора через пять лет. В книге среди обломков вагонов и разорванных на части человеческих тел Диккенс встречается с загадочным человеком в чёрном, в ком, по всем признакам, можно разглядеть Дьявола, пришедшего кормиться человеческими страданиями. Незнакомец называет своё имя: Эдвин Друд. С этой встречи писатель становится одержим темой смерти. Смерть становится его личным безумием и идеей фикс.
Второй безумец — друг Диккенса и коллега по писательскому цеху — Уилки Коллинза, автор "Женщины в белом" и "Лунного камня". Страдающий артритом писатель излишне пристрастился к опиумной настойке, тому самому лаудануму, популярного у женщин и способного якобы лечить практически любые болезни — от лёгкой головной боли до лихорадки. Переизбыток наркотика в организме размывает границы между реальностью и вымыслом у Коллинза, потому всё происходящее в романе — с ним и его заклятым другом Диккенсом — можно трактовать как сон разума, бред воспалённого воображения и то, что называется "исповедью ненадёжного рассказчика".
В то время, как Чарльз Диккенс погружается на дно — собственного восприятия жизни и города, посещая опиумные притоны и интересуясь тем, как растворить тело без следа, Уилки Коллинз внезапно "прозревает", понимая, что его прозябание в тени, при всём его писательском таланте, — целиком и полностью заслуга его друга, которого, по мнению Уилки, подменили. Внутри Диккенса поселилась некая демоническая сущность, которая превратила достойного джентльмена, щедрого друга, хорошего семьянина и так далее в мерзкого субъекта. Без него всем будет лучше, решает Коллинз и начинает вынашивать план убийства друга и одного из величайших писателей всех времён.
Столкновение двух видов личных безумств, как и столкновение писателей-героев романа с демонами внешними и внутренними (человек в чёрном и Диккенс, опиум и Коллинз, смерть и Чарльз, талант и Уилки), на богатой викторианской почве, на всех туманах и едких испарениях Лондона вырастает в романе до весьма пугающей тенденции. В какой-то момент читатель перестаёт замечать, где происходит подмена реальных фактов из биографии двух известных писателей событиями вымышленными — то ли больным мозгом безумца, то ли фантазией самого Симмонса. Понятно, что всё это — результат измышлений Симмонса, но он так убедителен в живописании медленного схода с рельсов реальности Диккенса и Коллинза, что невольно начинаешь верить в одну простую истину: не хочешь попасть в дурную историю, не связывайся с писателями.
Внимание: в этом абзаце возможен спойлер! Отрезвление происходит, как это ни странно, в момент наивысшего пика безумия: друг присыпает негашёной известью тело друга. При этом понимаешь, что в реальности они оба ещё были живы к тому моменту, и одного не обвинили в убийстве другого. Именно эта дикая сценка помогает сбросить наркотическое оцепенение и перестать верить ненадёжному рассказчику окончательно. Из тревожного мистического полу-хоррора, полу-психологического триллера роман становится тем, что он есть на самом деле: историей о том, что всегда большой успех носит чёрные одежды сомнений, всегда самая крепкая дружба двух явно неравных по своим возможностям людей становится в какой-то момент актом жертвоприношения: на алтарь ложится или благородный, или слабый.
"Друд, или Человек в чёрном" не только интересен как авторская интерпретация последних лет жизни одного из величайших британских писателей викторианской эпохи — эпохи расцвета жанровой литературы, к слову, но и как литературный "шахматный этюд", в котором за внешней беспорядочностью и нелогичностью поступков, событий и мотивов, если знать правила игры, просматривается уникальная партия. А вот между кем и кем, или кем и чем, или даже чем и чем — это решать каждому читателю самостоятельно.
Не стоит, однако, полагать, что это — скучное чтиво для интеллектуалов, где два не совсем здоровых джентльмена меряются безумием и пытаются закопать то, на создание чего потратили много лет и сил. "Друд" — это снова уникальный опыт для Симмонса в рамки приключенческого романа с элементами мистики вписать вопрос, на ответом на который хоть раз задумывается каждый, даже если его интересуют только удовольствия с минимум умственной нагрузки: кто ты есть — Джекилл или Хайд?
18 апреля не стало Сергея Павлова. Об этом написали все основные сообщества любителей фантастики. Вряд ли есть необходимость что-то добавлять к написанному и сказанному… Кроме факта, что для ныне живущих осталось творческое наследие Сергея Ивановича. Продолжать читать его книги, впечатляясь авторским талантом и масштабами его фантазии, не допустить, чтобы книги Павлова оказались среди забытых имён – вот что могут сделать читатели.
Портрет Сергея Павлова. Автор: Александр Ремизов
Сергея Павлова называли продолжателем традиций братьев Стругацких и Станислава Лема. Как написано на обложке изданного в серии «Мир фантастики» тома избранных произведений автора, главой темой творчества автора был мир будущего, мир людей завтрашнего дня. В этом мире люди вышли в космос далеко за пределы земной орбиты и Солнечной системы. Они активно осваивают то, что сам Павлов удачно назвал «Внеземелье», постоянно сталкиваются с неведомым – тем, что не вписывается в рамки человеческой логики и представлений, потому испытывает на прочность человеческую психику и саму человеческую природу.
Первая журнальная публикация отрывка из "Лунной радуги" (журнал "Сибирь", № 5, 1974)
Первая крупнотиражная журнальная публикация главы из "Лунной радуги" (журнал "Техника-молодёжи", № 7, 1978)
Главная идея в текстах Павлова, как знаковой дилогии «Лунная радуга», так и других произведений, заключается не в том, как страшно или напротив прекрасно в далёком космосе, что невозможно быть готовым ко всему, с чем встретятся исследователи далёких миров. Идея в том, что, когда идёшь по лунной радуге, рано или поздно пропитаешься лунно-радужной пылью. И это не то, что можно стряхнуть или смыть. Это то, что становится частью путника, меняя не просто его взгляд на бесконечность космоса, меняя его самого.
Первая страница журнальной публикации в "Техника-молодёжи" (№ 7, 1978)
Цитата из «Лунной радуги» объясняет этот процесс так: «Мы осваиваем Внеземелье, Внеземелье осваивает нас». Очень похоже на высказывание про бездну, которая всматривается в наблюдателя.
Так что главным в произведениях Сергея Павлова под внешним слоем увлекательных приключенческих сюжетов было следующее: готовы ли мы бросить вызов будущему, в котором для человечества будут стёрты границы времени и пространства, окончательно побеждена гравитация? Сможем ли мы оставаться людьми, сталкиваясь постоянно с тем, что с человеческой природой не совместимо? Готовы ли к контакту с тем, что не столько чуждо нашей морали, сколько просто иное?
Первое издание первой части цикла "Лунная радуга" ("Молодая гвардия", 1978)
После того, как главные книги Павлова увидели свет, автор увлёкся палеолингвистикой. Это увлечение можно считать закономерным развитием более ранних идей, нашедших отражение в фантастической прозе писателя. Если в двух словах, то палеолингвистика интересуется тем, что было в человеческом сознании в самом начале – до того, как культурный и языковой вавилон разъединил людей – по народам, языкам, культурам, представлениям о морали. В каком-то смысле – это возвращение к истокам, к единому началу, обнуление всех апгрейдов «прошивок» сознания до первоначальной версии восприятия мира и вселенной. Человек разумный, у которого отсутствуют ограничения и предубеждения, готов ступить на лунную радугу.
Информация об авторе из первого издания "Лунная радуга"
Человек в конце пути, после всех жизненных терний, возвращается не просто к звёздам, он становится частью безграничного космоса. Он продолжает звёздную дорогу для будущих поколений. А кто встречает его там, куда он отправляется, оставив Землю и ныне на ней живущих?
«— Где мы? — спросил человек.
— На звёздной дороге, — ответил Звёздный олень. Сверкнув рогами, грациозно выгнул шею и посмотрел вперёд. — Пойдём?
— Конечно. Другого пути у нас нет.
И они пошли рядом».
(«Лунная радуга»)
Сборник избранного Сергея Павлова в серии "Мир фантастики" ("Азбука", 2016)
Счастливого вам странствования в компании со Звёздным оленем, Сергей Иванович. Ваши книги, как то неведомое, поджидающее человечество во Внеземелье, меняет читательское восприятие реальности, делая его более красочным, объёмным, глубоким и человечным. Читатели ваши книг в некотором смысле становятся более ответственными в своём отношении к миру – как герои ваших книг.
Иллюстрации из сборника Сергея Павлова в серии "Мир фантастики"
«— Мой брат не устаёт повторять, что, если Земля ещё способна рожать людей вашего типа, земная цивилизация довольно уверенно может плыть и дальше под всеми парусами неоднозначного своего прогресса.
— Он меня высоко ценит, ваш брат.
— А знаете, за какие ваши два основных качества?
— Нет.
— За чувство ответственности перед миром и за верность долгу.
— Хорошие качества. Но такими качествами обладает каждый землянин.
— Заблуждаетесь.
— Должен обладать, — уточнил Андрей».
(«Лунная радуга»)
Эмблема МУКБОП (Международное управление космической безопасности и охраны правопорядка). Автор: Александр Ремизов
Помимо книг останется то, что в этих книгах, о чём хотел рассказать Сергей Павлов. О простых вещах, которые, возможно, кому-то проще принять и понять, когда они облечены в форму увлекательного повествования о далёком будущем – с необычными изобретениями, космическими кораблями дальнего действия, космодесантниками и прочими атрибутами приключенческой НФ. Даже если это пока всего лишь иллюзия, но фантастика для того и нужна, чтобы человек верил в то, что у него есть будущее, как есть будущее у его мечты, цели, стремления.
Неофициальные эмблемы десантных отрядов из "Лунной радуги". Автор: Александр Ремизов
В книгах Палова есть место героизму, а есть место обыкновенным истинам. «Весна не придёт, если дети не будут рисовать солнце». «Человек в обнимку с иллюзией твёрже в ногах». «До завтра ещё есть сегодня». И крайне важная в свете повода для данной статьи цитата – о самом Сергее Павлове: «Мне не нужна беспредельность во времени. Я знаю этому цену. Недосягаемый призрак, обман».
То, о чём Павлов писал, было фантастикой, но ни в коем случае не обманом.
Послесловие
Для оформления статьи использован рисованный портрет Сергея Павлова художника Александра Ремизова и несколько иллюстраций из его же авторского проекта. Несколько лет назад Александр предпринимал попытки реализовать масштабный проект по созданию графической версии цикла повестей "Лунная радуга". Дальше набросков и пролога дело так и не пошло. Возможно, всё же настанет время и фантастических комиксов по книгам лучших отечественных фантастов.
Приближаем лето с майскими анонсами и — соответственно — июньскими новинками. Две книги — два великих во всех смыслах цикла от двух великих мастеров — Глена Кука и Владислава Крапивина.
Они пишут совсем о разном, но их объединяют минимум две вещи. Во-первых, они обладают колоссальным жизненным и писательскими опытом — Глену Куку 75 лет и пишет он с 1970 года, Владиславу Крапивину 80 лет и творческую деятельность он ведёт с 1956 года. Во-вторых, в анонсе встречаются два главных цикла этих замечательных авторов, творцов миров и наставников нескольких поколений читателей: крапивинский "Великий Кристалл" и "Хроники Чёрного Отряда" Кука.
Впервые в завораживающее многоцветье граней Великого Кристалла Владислав Петрович заглянул ещё в начале 60-х годов, в повести "Я иду встречать брата" (1962). Основной цикл — ядро Великого Кристалла — создавалось много позднее, с середины 80-х по начало 90-х. Ни тогда ничего подобного в отечественной литературе для подростков (это сегодня понятно, что у крапивинской прозы нет "выходного ценза") не было, даже с учётом всех заслуг Кира Булычёва, ни сейчас, хотя уже всё, что только можно, издано у великого фантазёра Рэя Брэдбери. Вот только Брэдбери не наш, хотя очень оказался близок нам, поздно, а то и совсем не взрослеющим жителям страны, которая раз за разом всё никак не может дотянуть до зрелого возраста, возвращаясь снова и снова в эпоху юношеского максимализма, когда начинаются великие стройки с самого начала, забываются великие подвиги тех, кто жил ранее.
Но не так уж и "не наш" Брэдбери. В своё время растормаживанию читательского сознания и преодолению стереотипов в восприятии Брэдбери не только как автора фантастических произведений, но как классика американской литературы и автора произведений для всех возрастов способствовало издательство "Домино" (и отчасти "Азбука") в начале нулевых. Судя по популярности автора, не ослабевающей и по сей день, и по тому, что его произведения распространились далеко за пределы фантастического фэндома, нынешнему главному редактору "Азбуки" Александру Жикаренцеву, ранее работавшему в "Домино", при содействии коллег ответственная задача по перевыводу автора на российский книжный рынок удалась. Потому и желание "вернуть" современному российскому читателю книги Крапивина имеет все шансы осуществиться: то, что один из грандов российского книжного рынка снова обратил внимание на автора, косвенное тому свидетельство.
Впрочем, "вернуть" не просто так взято в кавычки. Книги Крапивина никуда и не исчезали. Их постоянно издают — "Издательский дом Мещерякова", например. Впрочем, есть нюанс. До недавнего времени у крапивинской прозы был отчётливый шлейф ностальгии по безвозвратно ушедшему детству — когда деревья были большими, галстуки — пионерскими, мальчишеские мечты включали в себя дальние странствия, морские приключения, покорения космоса и настоящие подвиги. Крапивин создал множество прекрасных текстов, но было ощущение, что они, издаваясь уже в XXI веке, душой буквы и сердцем истории остались в детских годах тех взрослых, у кого сегодня уже их дети выросли. Другими словами, было ощущение, что на мальчишках из произведения Крапивина стояла печать времени, а на книгах автора — возрастной ценз: рекомендуется детям, не достигшим совершеннолетия.
Крапивин — это не только для детей. Крапивин — это не только ностальгия по невинным временам, когда смерть героя в книге могла шокировать и оставить шрам на сердце, а взрослый тон в книгах, рассчитанных на подростковую аудиторию, был смелым и новаторским. Крапивин — это не о детях, не об отважных мальчишках, которые мечтают о простом и фантастическом с одинаковой смелостью, умудряясь одновременно быть и по-детски беззащитными, и по-взрослому готовыми пожертвовать собой, перестать быть, чтобы после них всё было у других. Крапивин — это для всех, это обо всех нас, поддавшихся цинизму и безнадёжно романтичных, повзрослевших раньше срока и хранящих внутреннего ребёнка в любом возрасте. Книги Крапивина — это фантастичнее вымысла и больше жизни. Литература с большой буквы Л как Любовь. Л как долгий звук в слове "кристалл", как Великий Кристалл, в котором отражаются все времена и все события, все решения и намерения, все варианты и все возможности. Какие возможности выбрать — решает каждый сам для себя.
"Азбука" хочет поделиться тем, что открыло для себя издательство в книгах писателя, продемонстрировать всю многогранность таланта Владислава Петровича Крапивина, вывести его из "комнаты" детской литературы на простор современной классики, из фантастических пределов в безбрежный океан большой литературы. Потому избранные произведения писателя выходят в титульных сериях издательства. Его произведения не теряются среди классиков и грандмастеров мировой фантастики в серии "Мир фантастики" и не выглядят маленьким шлюпом среди океанских судов в сериях "Русская литература: Большие книги" и "Малое собрание сочинений".
"Азбука" намерена выставить Великий Кристалл, в гранях которого отражается созданное за многие годы творчества Крапивиным, на всеобщее обозрение — так, чтобы разглядеть в книгах писателя свою долю чуда могли и подростки, и их родители, и начинающие читатели, и умудрённые читательским багажом.
Серия — "Мир фантастики". Иллюстрация на обложке — Евгении Стерлиговой. Внутренние иллюстрации — Евгении Стерлиговой и Сергея Григорьева. Обложку готовит Сергей Шикин. Обложку можно будет показать ближе к выходу книги.
Это не финальный том избранного творчества автора в серии — будет ещё один, как минимум. Впрочем, о Крапивине будет ещё повод поговорить и за рамками серии "Мир фантастики".
От белого сияния — к сумраку, в котором чернильными пятнами, подобно дырам в старом пологе ночного неба, выделяются фигуры наёмников Чёрного Отряда. Они возвращаются!
Глен Кук с далёкого 1984 года ведёт Отряд дорогами скорби, войн и тьмы по миру, где добрый меч ценится дороже доброго слова. История отряда наёмников насчитывает не одну сотню лет — и не одну книгу. Служба Госпоже, борьба с силами Тьмы, мрак, кровь и ужасы жестокого мира — всего этого в последние годы на тёмной стороне некогда торжественной и величавой фэнтези в переизбытке, но Кук — один из отцов этого направления. Он знает о тёмной стороне Силы особенно много. Именно эта тьма зовёт его снова и снова возвращаться к Чёрному Отряду, не дать ему сгинуть в бесконечных сражениях.
Два омнибуса (1, 2) уже вышли в серии "Звёзды новой фэнтези". Третий "Возвращение Чёрного Отряда. Суровые времена. Тьма" — в майском плане, значит, в продаже ожидается к лету. Четвёртый — осенью. Впрочем, в свете недавних событий четыре книги — это ещё не всё о Чёрном Отряде.
Всему своё время, и даже ужас не может длиться без конца, но в этой империи, где сражаются наёмники из Чёрного Отряда есть время для чего-то большего, чем бесконечные суровые времена. О Глене Куке ещё будет возможность поговорить, пока же — аннотация к грядущей новинке.
У могущественных колдунов Юга Чёрный Отряд отвоевал укрепленный город Дежагор — и сразу же оказался в глухой осаде. Противник бросает на штурм всё новые войска, не считаясь с потерями. Гарнизон крепости разделился на враждующие лагеря, население готово взбунтоваться, а обезумевший командир ведёт торг с Хозяевами Тьмы. Паломники из древнего племени нюэнь бао, оказавшиеся в западне вместе с братьями Чёрного Отряда, утверждают, что пробудились древние божества, а убийцы из секты Обманников пророчат скорый приход Года Черепов. И только Мурген, знаменосец и летописец Отряда, оказавшийся во власти таинственных чар, начинает постигать ход зловещей игры — той, в которой и люди, и боги не более чем пешки.
Перевод романа "Суровые времена" — Дмитрий Старков. Перевод романа "Тьма" — Виталий Волковский.
Игра фантастических циклов проста: каждый читатель, отражаясь в бесчисленных гранях кристаллов, взращённых писательской фантазией, становится частью созданного мира, потому каждый раз, как кристалл рождает новые истории, как в реальном мире появляется новое воплощение уже известных глав, читатель слышит зов. В этом мае "Азбука" созывает на свет Великого Кристалла и вербует в Чёрный Отряд. Не опять, а снова.
Уже в продаже очередной том избранного Владислава Крапивина – снова в серии «Мир фантастики». Под одной обложкой – цикл «Летящие сказки» (1970–1986) и роман «Стража Лопухастых островов» (2003), который ощущением полёта близок парящему в облаках циклу. Чем не повод поговорить об авторе, раз "Азбука" уделяет ему так много внимания последние месяцы?..
Слово писателю
О чём пишет Крапивин? О том, что граница между возможным и невозможным, фантастическим и обыденным, вечной юностью и кратким мигом бытия преодолима. Она существует только для тех, кто забыл, как это – просто верить. Вселенная множественных миров – отражения граней Великого Кристалла. В этом кристалле отражается всё многообразие возможностей. Жизнь учит нас выбирать возможности, которые будут нам по силам.
Чем дольше живёт человек, тем уже становится сфера его восприятия. В юности границ не существует, потому юные герои крапивинских книг с лёгкостью проходят между гранями Великого Кристалла, преодолевая границы пространства и времени. В прозу Крапивина «зашит» универсальный ключ, который позволяет читателям преодолевать любые границы и кожей ощущать солёные брызги океана, тёплые прикосновения детства, мягкость облаков и попутные ветра времени для всех направлений.
Все произведения цикла «Летящие сказки» обладают общим качеством – способностью к полётам. Во сне и наяву. В сказке и взаправду. Здесь мальчишки с самыми обычными именами – Славик, Женька, Олег, Антошка, Виталик, Вовка – становятся героями и рыцарями, сражаются с людским равнодушием и сказочными драконами, летают на ковре-самолёте и общаются с гномами, и обязательно летают – или в качестве лётчиков для особых поручений, или получив от тётушек-ведьм рубашку из тополиного пуха.
«Стража Лопухастых островов» окончательно и бесповоротно пересекает границу между сказкой и былью, чтобы остаться в окрестностях Малых Репейников, где местные мальчишки и девчонки запросто общаются с человечками квамами и кнамами, в болотах обитают чуки и шкыдлы, по парку разгуливают ступни гипсового мальчика, ёжики говорят, гуся могут звать Казимир Иванович, девочку Стёпкой, а троицу неразлучных друзей-мальчишек – Пузырь, Соломинка и Лапоть. В этом мире, как и во всех мирах, взрослые бряцают оружием и вынашивают планы построить в сказке военный полигон, а дети, тоже как во всех мирах, видят, знают и могут куда больше взрослых. Например, поймать Луну, зачерпнув её из отражения в воде.
Слово читателям
Как принимают творчество Крапивина взрослые читатели?
«Надо составить личную подборку "Как жалко, что эти авторы не попадались мне в детстве". Крапивин определённо бы занял там одно из первых мест.»
TibetanFox
«Уважаемый Владислав Петрович!
Разрешите пожать вашу мужественную руку. Вы вернули мне счастливое детство и то знатное ощущение замирания сердца…»
More-more
«Для меня навсегда понятия "совесть", "честность", "дружба", "преданность", "смелость" сплелись в сознании с крапивинскими книгами. И пусть сейчас эти понятия не в цене, пусть многие говорят снисходительно в рецензиях, мол, идеализм, максимализм, неискренность... Пусть. Да, это чертова романтика. Романтика Дружбы, Честности, Тайны, Дороги. Но почему же эти книжки мне кажутся более настоящими и реальными, чем сотни "взрослых" и "жизненных" книг?»
Antresolina
«Разные бывают писатели... Кто-то берет буйной фантазией и захватывающим действием; кто-то — неспешной размеренностью повествования, умудряясь втиснуть в одно предложение тридцать размышлений; кто-то умеет загадывать сложные загадки, сохраняя интригу до финала, а кто-то выстраивает сложные постмодернистские конструкции, мастерски играя с формой; кто-то плетет словами тонкое паутинное кружево, запутывая в свои сети... а есть и такие писатели, которым ничего этого не нужно. Они берут историями.»
JewelJul
«Я всегда немного с пренебрежением относилась к книгам, где главный герой младше 15 лет. Скорее всего потому что авторы в большинстве своем плохо умеют создавать правдоподобные образы и характеры детей. А точнее правдоподобно отражать их внутренний мир, помочь нам, взрослым, вспомнить какими мы были когда-то, о чем мечтали, что считали самым важным, что больше всего ценили. Созданные их воображением дети либо слишком примитивно мыслят, либо не по годам сообразительны. Никогда не нравился ход истории, при котором главная развязка зависит от такого малыша. Кажется, что это выглядит неправдоподобно, да и кто будет слушать какого-то, к примеру, одиннадцатилетку.
Но не в данном случае.»
Рейлинн
Слово издателям
За последние месяцы не раз говорилось, что у издательства «Азбука» большие планы на книги Владислава Крапивина. Уже вышли (или вот-вот появятся в продаже) – «Голубятня на жёлтой поляне» (1985) (серия «Азбука-фантастика» в мягкой обложке), роман в трёх книгах «Острова и капитаны» (1987–1989) (серия «Русская литература: Большие книги»), фантастически прекрасный цикл «В глубине Великого Кристалла» (1989–1992) (серия «Мир фантастики») и три повести – «Та сторона, где ветер» (1964–1966), «Колыбельная для брата» (1979) и «Трое с площади Карронад» (1979) — в сборнике из серии «Малое собрание сочинений».
Вечно юная вселенная Крапивина представлена серьёзно, совсем по-взрослому, захватывая мерцанием спиральных звёздных рукавов историй о юных героях и старых, как мир, сюжетах о верности, чести, преданности, любви, жизни и смерти. Звёзды крапивинской вселенной – это не холодные игрушки, это огромный, яркий и богатый обыкновенными чудесами космический кристалл. Он переливается всеми цветами, отражая миллионы оттенков – голосов, поступков, решений, мыслей, желаний – вечно юных героев, в чьих волосах запутались облака.
Герои крапивинских книг остаются молодыми, что бы ни происходило в мире. Эти книги обладают, подобно произведениям Рэя Брэдбери, эффектом хронопереноса в юность вселенной, когда деревья были большими, глаза детей вмещали в себя всю синеву небес и глубину морей, и крылья за спиной были не просто фигурой речи. Несмотря на близость таких вещей, как ночь, смерть, война, потери, крылья в этом юном мире мог обрести даже старый дом.
С полёта старого деревянного двухэтажного дома, в котором жил мальчик Вовка, начинаются «Летящие сказки». С этой книги вполне можно начать знакомство с крапивинской вселенной, ведь от неё за спиной у людей вырастают крылья. С героями «Летящих сказок» вполне мог бы подружиться Маленький принц из сказки Антуана де Сент-Экзюпери. Впрочем, Крапивин – это не проза для подростков и о них же. Это – ковёр-самолёт, способный унести ввысь и вдаль всякого, кто готов поверить в то, что времени не существует, есть лишь тонкие звенящие нити, связывающее всё сущее в бесконечности…
«Ключ поверни – и полетели…»
И снова автор
«Больше ждать было нечего. Дом уже ничего не скрывал и не таился.
Он приподнял со скрипом один угол, потом другой, медленно повернулся. Звякнув, лопнули провода. Теперь ни одна нитка не держала дом на месте. Он качнулся, двинулся вперёд, расшатывая кирпичи фундамента. А потом перестал вздрагивать и бесшумно, как в немом фильме, поднялся в воздух...
Зачем он это сделал?
Ну, во-первых, он любил Вовку. Любил Старого Капитана. А во-вторых, его построили из брёвен, которые были когда-то прямыми и высокими соснами. Их называют корабельными. Эти сосны мечтали стать мачтами барков и бригантин. Потом, улегшись в сруб, они задремали и забыли о мечтах. Старый Капитан разбудил их своими Историями...
А может быть, дело в другом. Говорят, что, если в доме появляются штурвал и компас, дом понемногу становится кораблём. Его тихо разворачивает курсовой чертой к зюйду — в ту сторону, где тёплые моря и Ревущие Сороковые Широты.
И неизвестно, чем это кончится, если не вмешается домоуправление.
Итак, дом поднялся и полетел на юг. Он летел под самыми облаками, среди которых мчалась круглая белая луна. Лунные пятна проскальзывали в щели и прыгали по морде Акулича, который спал в коридоре. Акулич дёргал ушами.
А внизу по тёмным травам стремительно скользила большая квадратная тень...»
832 страницы. Оформление обложки Сергея Шикина. Иллюстрация на обложке Евгении Стерлиговой. Иллюстрации на шмуцтитулах Евгении Стерлиговой и Сергея Григорьева. Рекомендовано для всех возрастов и всем, кто хотя бы раз мечтал обрести крылья. Продолжение следует…