«Психиатрия хуже коммунизма!»

Эти и другие максимы поведает нам Игнациус Райлли — типаж и впрямь удивительный, этакая смесь Швейка и Дон Кихота.

В книгу надо въехать. Сначала идёт с трудом. Наибольшее недоумение вызывает, конечно, странная речь главного героя — вычурная, нарочито усложнённая и при этом полная штампов. «Люди так не говорят!» — наверняка воскликнете вы через страницу-другую. Но вот чудеса: стоит прочитать главу, и речения Райлли будут уже казаться милым чудачеством, придающим герою шарм. Это — удивительный, невероятный талант: изобразить эгоиста и закоренелого лгуна симпатичным в целом персонажем.

Книга реально смешная. Ровно до тех пор, пока мы смотрим на мир Райлли изнутри, глазами самого Райлли. Но как только меняется фокус, книга вдруг превращается в горький плач по отвергнутому обществом странноватому толстяку, живущему на пенсию матери-алкоголички.

Чем подкупает книга? Отточенными диалогами, прописаностью каждого персонажа, калейдоскопом ситуаций, но больше всего тем, что здесь выстреливают все ружья. Редко мне доводилось встречать произведения, где любая деталь играет роль. Тулл не забывает ни о чём. И даже какая-нибудь мелочь, о которой вы давно забыли, непременно напомнит о себе спустя пару сотен страниц. Эта книга — как картина старого мастера, где наполнено смыслом все, вплоть до оброненной пуговицы или рассыпанных небрежно ягод.

Совершенное творение гения.

По мне — слишком сказочно. Ужас потому и ужас, что так или иначе соприкасается с нашим миром. А сказочные чудовища не пугают — это же сказка! Вот и здесь вся эта нежить показалась какой-то театральной. Может быть, потому, что герои никак не рефлексировали по её поводу. Подумаешь, увидели нечто иномирное! Подумаешь, кого-то превратили в ходячего мертвеца! Надо ехать дальше!

Может быть, стоило это как-то увязать с казахским фольклором, не знаю. Тогда, наверное, получилось бы страшнее. А так — просто сказка.

Придёт серенький волчок

И укусит за бочок

:)

Начально отличное. Ласковый убийца, мимими с ножом и всё такое. Если б и дальше всё продолжалось в таком духе, поставил бы десятку. Но дальше всё пошло как-то не так: герой заговорил выспренним языком, каким пишут начинающие авторы, пытаясь подражать классической литературе (я прямо ждал, когда прозвучит «смеркалось»), действие забуксовало. Автор, по-моему, взял неверную тональность, и оригинальный сюжет поблек. А жаль. Идея-то хорошая.

Жуть какая. Кому-то праздник, а кому-то — смерть. Дед Мороз как инфернальный персонаж — конечно, не изобретение Подольского (вспомнить хотя бы «Футураму»), но здесь это подано под таким соусом, что волосы на голове шевелятся. Причём, сам дед Мороз даже и не появляется, но мы видим плоды его рук, «питомник», и от этого ещё страшнее. История выстроена великолепно. Все эти намёки, недоговорённости — класс. Правда, немного язык подвёл. Странно слышать от мальца про «грешную землю». Но в целом — превосходно.

Это классно. История — сплошной натянутый нерв, прочитывается на одном дыхании. Хоть не люблю я истории про всяких извращенцев, но здесь его личность описана так здорово и так притягательно, что остаётся только поаплодировать. Удивительное это искусство — так прописать мерзость, чтобы читатель не мог оторваться, невзирая на отвращение.

Снижу балл сугубо за концовку. Не люблю я мистику, что поделать! Мне она кажется этаким «богом из машины». Хоть и понимаю, что жанр допускает, но не люблю.

А рассказ превосходный. Один из лучших у Подольского.

«В сущности, искусство — зеркало, отражающее того, кто в него смотрится, а вовсе не жизнь... Всякое искусство совершенно бесполезно». Оскар Уайльд.

Красота — вот первое, что бросается в глаза, когда читаешь этот роман. Холодная и сгногсшибательная. Словно топ-модель, взирающая с обложки. Совершенство и недоступность. Мир как отражение нашей реальности, но отражение сглаженное, как в Фотошопе. Каждая деталь, каждая чёрточка здесь оттеняют безупречность рисунка. Идеальное произведение искусства. «Великая красота» Соррентино, бумажный вариант. Чрезвычайно визуальный роман. Он так богат красками, что мне, например, крайне трудно было воссоздать антураж каждой сцены в воображении — настолько много здесь ярких штрихов.

Это не фэнтези, потому что здесь то и дело всплывают реалии нашего мира. Это не постапокалипсис, потому что нет катастрофы, погубившей мир. И уж тем более это не НФ, потому что здесь действует магия. Перед нами головокружительный винегрет из стимпанка и мистики, густо приправленный сказочными аллюзиями. Загробный постмодерн: дантовские круги ада с Ариманом в роли Демиурга (не дьявола, ибо доброго бога здесь тоже нет!). Три толстяка, свергнувшие снежную королеву, но нарвавшиеся на Щелкунчика (который, впрочем, тоже себе на уме).

Нет, это не переосмысление классических сказок. Известные сюжеты здесь только на подхвате.

Всё здесь описанное суть наложенные друг на друга цифровые копии нашего мира, снабжённые информацией о его духовной составляющей. Сдаётся мне, что весь этот мир — лишь компьютерная игра для нескольких участников, выступающих здесь под именем господ. Остальные же — всего лишь юниты. Виртуальная реальность. Отсюда такое пренебрежение к человеческой жизни и такой людоедский цинизм от тех, кто на самом деле не так уж и плох. Оно и понятно: юнитов можно не жалеть, то ли дело человек!

А вот Иенса я авторам не прощу! ;) Прекрасный парень, который за свою жизнь никого не убил и не покалечил, в отличие от симпатяги Кея, замыслившего небольшой геноцид собственных подданных. Да и отношение к родственникам у Ледяного Герцога, прямо скажем, весьма мерзкое. Почему авторы так упорно выставляют его достоинства, одновременно валяя в грязи Магнуса, ума не приложу.

Не ставлю десятку исключительно за то, что концовка так и осталась в рамках сказки. Меня это слегка разочаровало. Впрочем, всякое искусство совершенно бесполезно. :)

Хе-хе, хоррор-версия «Невероятного мира» Гамильтона, скрещённая с «Заповедником сказок» Булычёва и даже, не побоюсь этого слова, с «Пикником на обочине». Незамысловатая стёбная вещица о двух бедолагах, выбравшихся за добычей в мир по ту сторону киноэкрана (да-да, «Последний герой боевика» — было, было). Без всяких претензий, лёгкая зарисовка о плодах копирайта. Пожалуй даже слишком лёгкая — кое-где можно было описать погуще, чтоб до печёнок проняло. Но как юмореска — вполне себе. Хоррор-юмореска. Сталкиваюсь с таким второй раз в жизни. :)

Название подразумевает юмор, но юмора здесь почти нет. На самом деле это — н/ф с упором в психологию (редкий зверь в наших местах, кстати). Обычные люди в необычных обстоятельствах. Казалось бы, что ещё можно написать на эту тему? Шизофрения? Было. Нашествие пришельцев? Было. Зомби? Сто раз было. Влияние технического прогресса на общество? Социальная фантастика только этим и занимается.

Тулиной, однако, удалось придумать выверт, который, вроде бы, ещё не приходил в голову никому: временное подселение в голову подростка другой личности. Знатоки, наверное, тут же вспомнят с десяток произведений, где фигурировала похожая идея: от маньяков с раздвоением личности до бестелестных инопланетян, устанавливающих контроль над мозгом. Поверьте мне, тут совсем другое. По сути это — роман взросления, когда у затюканного подростка появляется наставник и друг. Да, разумеется, я в курсе, что и это тоже было: Карлсон, Мэри Поппинс, далее по списку. А вы представьте, что этот наставник существует в вашем теле и он от этого тела совсем не в восторге. Нет, это не шизофрения, ибо данная вторая личность существует реально. Она — не порождение вашего больного воображения, она есть, просто временно ей надо пожить в вашем теле. А если эта личность вдобавок — женщина? Лихо взнузданно? :) Нет, от трансвестии тут ничего нет, выдохните. Вся история занимает всего семь месяцев, и за это время обоим персонажам предстоит многое пережить и переосмыслить.

Это — сюжет.

Каково же воплощение? Честно признаюсь, мне хотелось большего. Кое-какие оригинальные находки, кроме самого фантдопущения, в книге есть: чего стоит, например, остроумная мысль о новом написании слов из-за ошибки, вкравшейся когда-то в программу! А уж когда главные персонажи, пользуясь одним телом, начинают выдавать себя друг за друга, мороча голову окружающим, автора просто хочется расцеловать. Молодчина! Это великолепно. Но маловато. :)

В целом на выходе мы имеем этакую смесь фильмов «Хамелеон» и «Суррогаты». От «Хамелеона» здесь — преображение человека, который выдал себя за гея, чтобы завоевать уважение на работе (в книге не про геев, успокойтесь. Хотя определённая травестия налицо — всё-таки подростком руководит женщина). От «Суррогатов» же — потрясающая идея со странными архаизмами: если в фильме суррогаты ходили на фоне современных автомобилей, то в книге техника будущего соседствует с политическими реалиями наших дней: упоминаются законы о разжигании межнациональной розни, об оскорблении чувств верующих и т.д. (очень сомневаюсь, что в будушем они останутся в том виде, как сейчас: их либо ужесточат, либо о них забудут. И то, и другое отразится на обществе. В книге на это никаких намёков нет: берётся слепок нашего времени и пичкается технологиями будущего. Выглядит странно).

Да и роман взросления как-то быстро превращается в рассказ об очередной попаданке: тот же разухабистый язык, каким говорят подростки, желая выпендриться, те же необычайные умения героини, то же обожание её всеми вокруг (пусть она и находится в чужом теле). Попаданка в школьный мир своих детей — вроде бы оригинально, но по сути — тех же щей да погуще влей. Академия магии, только вместо магии — техника будущего.

В общем, у меня осталось двоякое чувство. Вроде куча фишечек рассыпана щедрой рукой, но вместо динамичного сюжета идёт бесконечное самокопание. Ох уж этот Достоевский! Видно, крепко засел он в русской литературе. Везде суёт свой нос, даже когда не просят. :)

«Страсти по Лейбовитцу» на русский лад. То, что у американского писателя звучит возвышенным псалмом и философской притчей о неисправимости рода людского, российские авторы превратили в зарисовки с натуры почти без высокопарных обобщений (если не считать за таковые прозрачные намёки на экологию). Последняя же часть и вовсе — откровенное подтрунивание над самими собой.

Взбесившаяся природа — мы уже где-то видели это. Наиболее очевидная параллель — «День триффидов». Мотив мести природы идёт едва ли не от Толкиена, отдали ему дань и Стругацкие («Улитка на склоне»), да и кинематограф не остался в стороне («Аватар», «И грянул гром», «Парк юрского периода», «Челюсти» и т.д.). Если копнуть совсем глубоко, то уткнёмся прямиком в «Моби Дика».

Агрессия растений сама по себе — не открытие авторов. А вот деление прирды на враждебную и «замирённую» — это действительно нечто новое. Такого я нигде не встречал. Равным образом впервые, кажется, изображён мир, в котором вообще все растения потенциально опасны для человека. Как люди выкручиваются в такой ситуации? И во что превратилась цивилизация? Читайте и узнаете. Авторы приготовили немало сюрпризов. :)

Вот мы и добрались до постмодернизма. :) Чего-то подобного стоило ожидать, учитывая чрезвычайную схожесть завязки предыдущей части цикла — «Вольсингама» — с «Именем розы». Но там авторы решили пойти другим путём, здесь же дали волю аллегоричности и скрытым цитатам. Общий лубочно-сказочный тон был бы чудо как хорош, если бы рассказ.... был написан лет на двадцать раньше. До «Там где нас нет» и особенно «Кыси». Теперь же очень смахивает на подражание (хотя авторы, я уверен, не ставили перед собой такую цель). Читаешь — и сами собой в памяти всплывают фразочки Татьяны Никитишны.

Постмодерн — спутник насмешки. То, что начиналось как новый вариант постапока, закончилось самоиронией. Стало быть, мир завершён, и авторы к нему больше не вернутся. Что ж, можно и так. Хотя роман на этом материале смотрелся бы роскошно.

«Имя розы», постепенно переходящее в «Отель У погибшего альпиниста». Ещё одна отходная и так далее. Очень красочный мир, яркие персонажи, великолепная завязка и отлично выстроенная интрига. Да что там — блестящая интрига! Средневековый детектив на фоне постапокалипсиса — такого ещё не было. И большую часть повести авторам удаётся поддерживать заданный тон и темп, понемногу подводя к разгадке. Но в конце вдруг что-то сбоит, словно безупречно работавший до тех пор двигатель начинает захлёбываться. В общем-то, понятно, отчего так: авторам приходится на ходу менять жанр — из детектива перепрыгивать в фантастику (пусть даже фантастические элементы густо рассыпаны по сюжету, но они не играли роли. А теперь выходят на первый план). Плавного перехода не получилось, как не получилось это и у Стругацких (недаром БНС оценивал «ОУПА» на троечку). Персонажи, которые выглядели естественными в «реалистической» части, превращаются в картон, когда дело доходит до фантастической. Авторы, как и в «Цветах зла» (первом рассказе цикла), вдруг начинают торопиться и делать странные сюжетные перескоки:

Как историк, не могу также пройти мимо, так сказать, неопределённого статуса города: то его называют вольным (и поведение горожан подтверждает такое заявление), то вдруг оказывается, что им владеет герцог. Если герцог, тогда всем должны распоряжаться назначенные им чиновники, а не выборный магистрат. Причём, чиновники из дворян и нотариев, у которых все эти богатые купцы и ремесленники могут быть на подхвате, а не заседать в зале для собраний, да ещё в присутствии уличной голытьбы. В городе, которым владеет герцог, вообще нет нужды в зале для собраний (или для суда).

Может быть, я придираюсь, но меня действительно на протяжении всей повести это ввергало в недоумение — кто же распоряжается делами в этом городе? Ведь от этого зависело, в конце концов, кто ведёт расследование.

И всё же поставлю высокую оценку. Во-первых, за новаторство (детектив в постапоке — это ж придумать надо!). Во-вторых, за литературный уровень. Герои живые, а чего ещё надо? И в-третьих, за оригинальную концепцию двух соперничающих религий. Всё-таки Средневековье приучило нас к тому, что две веры там могут сосуществовать лишь как две партии в Советском Союзе — одна у власти, другая — в тюрьме (евреи — особый случай. Они жили в гетто :) ). А здесь двоеверие немного смахивает на положение церкви при коммунизме: вроде всё легально, но официальными структурами не приветствуется. Вот за всё это в совокупности — восьмёрка :)

Так вот ты какое, Одержание!

Признайтесь, вы всегда хотели узнать, что будет, если Лес из «Улитки на склоне» перестанет медленно ползти и перейдёт во фронтальное наступление. :) Зонис и Авильченко предоставляют вам такую возможность, скрестив фантдопущение Стругацких с флора-версией зомби-апокалипсиса. Ну в самом деле, живые мертвяки уже надоели, вот вам двигающиеся растения как плод научного эксперимента.

Кто сказал «Нападение помидоров-убийц»? Большая ошибка, дорогие товарищи! Здесь вещи посерьёзнее: аллегория торжества природы над человечеством. Невольно вспоминаются толкиеновские анты. Нравственный посыл здесь примерно тот же — хватит смотреть на природу как на мастерскую! Она ведь может и ответить, да так, что мало не покажется. Достаточно всего лишь немного поэкспериментировать с ДНК.

Вообще для одного рассказа здесь невероятно густо рассыпаны реалии другого мира. Фантазия авторов бьёт ключом. Прямо как пресловутые тернии: падаешь в них, и они тебя обволакивают с головой. При этом остаётся место и для описания характеров. Правда, концовка, на мой взгляд, вышла какой-то торопливой: ни слова о судьбе гарнизона замка (я понимаю, что именно с ним произошло, но можно было сказать хоть несколько слов — иначе для чего так любовно описывать его состав?), ничего о столкновении «замирённого» леса с лесом враждебным, полное молчание о том, как «учёный» в подвале раскрыл секрет взбесившейся флоры. А ещё непонятно, каким образом, собственно, замиряли растения. Жертвы им, что ли, приносили? :)

Но написано здорово и оставляет послевкусие. Дать в рамках рассказа картину иного мира, выстроить интригу и показать её разрешение — показатель высокого класса. Респект авторам.

Страшная сказка — вот что это такое. Вроде бы о детях, но не совсем. Скажем прямо, персонажи — никакие не дети: говорят они совсем по-взрослому, да и ведут себя нередко тоже. Чудеса! Книга громоздит одну нелепость на другую, но не разваливается. Напротив, буквально сжирает тебя — падаешь в эту реальность и всему абсолютно веришь. А когда всё заканчивается, вдруг выныриваешь и, озираясь, с удивлением спрашиваешь себя: а что это было? Ведь если разбирать книгу по кирпичику, то станет вообще непонятно, чем же она так хороша. Дом инвалидов описан как помесь колонии для малолетних и спецшколы — уровень насилия зашкаливает; уроки, о которых то и дело вспоминают, не показаны совсем; все конфликты надуманы, а вещи просто падают с потолка (откуда краска? откуда кофе? откуда вообще всё? И кто, чёрт подери, работает к Кофейнике?). Отдельный вопрос с женскими персонажами. Они-то там там что забыли? Тоже инвалиды? Кое-кто — да, но большинство — вполне себе здоровые девахи. Как они там оказались? Нет ответа. Я могу продолжать, но зачем? И так понятно, что никаким реализмом, даже магическим, тут и не пахнет. Это именно сказка. И вот в качестве сказки она превосходна! Быть может, это — лучшая сказка на земле. Нет, она не добрая, она очень злая и мрачная. Но при этом — лучшая. Почему? Да потому что безупречно логична и великолепно выстроена. Стежок к стежку — не придраться. Каждый персонаж (коих тут до фига) строго индивидуален, у каждого — свой характер. Загадки и тайны раскрываются постепенно и своевременно. Про стиль вообще молчу — он изумителен.

Мне эта вещь показалась очень банальной и претенциозной. Человек из будущего отправляется в прошлое, чтобы сделать возможным это самое будущее — кто об этом только не писал. А уж после пародии Гаррисона («Фантастическая сага») тему и вовсе можно считать исчерпанной. Выспренний стиль тоже не добавляет очков сему произведению.

Блестяще! Оказывается, Бушков додумался совмещать жанры до того, как на этом сделал себе имя Сорокин. А как написано — сочно, зримо, с тщательной прорисовкой каждого персонажа. Это ж умудриться надо — объединить историческое повествование с инопланетным вторжением! Несколько испортила впечатление только пара моментов, где герои вдруг принимались суетиться, ведя себя как дети — это шло как-то вразрез с их характерами. И татарин почему-то говорит как еврей. Ну а в целом, замечательно.

Стандартная, идейно выдержанная фантастика от «Молодой Гвардии»: возвышенно и скучно. Бесстрастные (а как же!), но несчастные инопланетяне, умирающая планета и благородные, бесконфликтные земляне, которые исправляют ошибки прошлого. Страшная тайна, которую раскалывают на раз-два, нагромождение сюжетных косяков и натяжек, чтобы сыграть в поддавки с главным героем (примеры см. в первом отзыве), малограмотный язык («стопы ног», «кивнул головой» и т.д.), и разумеется — избитая мораль (в данном случае — «берегите природу, мать вашу!»). Тоска.

Сначала цитата: «Из одиннадцати капсул в обойме САП два-то уж наверняка сработают. Не надо вступать в контакт с грунтом напрямую, когда время жизни для нас пойдёт три минуты за шестьдесят секунд. Три этих-то минуты — и можно осмотреть САП, определиться с надёжными, засесть в капсулы, инициировать автоматику и приготовиться к смерти. САП работает наподобие кислородной пушки, что на Башне, только наоборот. В головке капсулы НР-процессор. Раз. Спасаемого убивает электрический разряд в сердце. Два. Пороховой заряд подбрасывает капсулу над корпусом. Три. Одноразовый процессор, настроенный на конкретную обстановку (это автоматически), взлопывает себя. Четыре. Какое-то время (отрицательное) капсула существенна парой, оригинал висит над корпусом, отображение — в паре сотен, к примеру, километров в зените. Пять. Смена сущностей. Отображение — над корпусом, оригинал — в зените. Шесть. Процессор выгорает. Отображение довлеет к оригиналу и совмещается с ним. Семь. Реанимация спасаемого. Шансы оторваться от грунта — огромные, спасательная модификация НРП слишком проста, чтобы сбоить. Шансы на реанимацию — вполне пополам».

Если вы думаете, будто мне, читавшему эту книгу, что-то здесь более понятно, чем вам, не читавшим, то вы ошибаетесь. Ни черта мне здесь не понятно, кроме интуитивно постигаемого (и следующего из контекста) описания некоего механизма спасения космонавтов. При этом, замечу, данный отрывок находится ближе к финалу. И всё равно. Не надейтесь, что автор где-то расшифрует вам все эти НР, САП и НРП. И да, так написана вся книга. От начала до конца.

Напряглись? Вот такая она, интеллектуальная российская фантастика. Говорят, Шампольон, ломая голову над египетскими иероглифами, изучал в минуты отдыха китайский язык. Ну а вы, чтобы отвлечься от «Хобо», можете полистать, допустим, «Ложную слепоту» Уоттса. :) Масштабы сопоставимы.

«Хобо» — это по сути, ворох электронной документации: отчёты космических рабочих, записи переговоров пилотов, протоколы заседаний дирекции. Автор просто оставляет вас наедине с этим нагромождением файлов, точно следователя, перед которым стоит простая задача: на основе сохранившихся данных разобраться в произошедшем. Не ждите объяснений, их не будет. Автор немилосерден и свою линию гнёт до конца. Но зато и ощущение достоверности происходящего — абсолютное. Вы не наблюдаете за этим миром — вы живёте в нём. И когда вам кажется, будто вы начали что-то понимать — хлоп, и рассказ вдруг перескакивает на какие-то совершенно иные сущности, причём, ведётся он от лица этих сущностей: не то людей, не то зомби, живущих неведомо как и неведомо где. И там тоже не ждите пояснений, воспринимайте как есть.

Начав с аллюзий на воскресение распятого бога, изнасиловав мозг и память мельтешением заковыристых имён и жаргонных словечек, в конце автор награждает нас ещё и невообразимой смесью фентези и квантовой физики. Но главный сюрприз подстерегает на последней странице, когда вы вдруг осознаёте, что всё это было лишь завязкой, а главные события — впереди. В общем, ждём, когда Солнечная империя нанесёт ответный удар. Одиннадцатый год ждём :)

Ну в общем, я разочарован. Оно, конечно, загадочная восточная душа и всё такое, но уж слишком мало оригинального и слишком много подражательного, притом, сделанного весьма топорно. Лишь в последних двух (и самых новых) рассказах возникло нечто самостоятельное, нигде мною ещё не читанное, и тут — сборник закончился. :( С другой стороны, читать творения классиков фантастики 20-х — 30-х гг. в большинстве своём — тоже сомнительное удовольствие (если только вы — не подросток). Слишком наивно, слишком плоско, слишком прямолинейно и т.д. С этой точки зрения сборник даёт неплохое представление об эволюции японской фантастики за 50 лет: от незамысловатой притчи к глубокому психологизму. Вот только по ознакомлении с этим сборником желание расширить свои познания в японской фантастике отнюдь не возникло (за исключением, пожалуй, одного-двух авторов). Сложилось впечатление какого-то фанфика, ей-богу. Искренне удивлён, что все представленные в сборнике рассказы удостоились разных наград и даже прогремели. Судя по всему, печально обстояли дела с фантастикой в Стране восходящего солнца. Про обилие канцеляризмов в текстах говорить не буду — это претензия к переводчикам. Но суконные диалоги, немотивированные действия героев, взятые с потолка фантдопущения, прорехи во внутренней логике сконструированных миров — всё это на переводчиков не спишешь. Конечно, могут сказать, что, дескать, всем перечисленным страдали даже лучшие представители НФ жанра. Да, неудачи и провалы бывали у всех. Но здесь-то мы имеем дело с лучшими вещами! Что же тогда говорить об остальных?

Говорят, Мао Цзэдун призывал своих сподвижников подражать героям «Речных заводей». Если это так, то китайских коммунистов следовало бы держать в доме с зарешёченными окнами и мягкими стенами.

Не хотел бы я оказаться в средневековом Китае. Представьте, что у вас нет ни малейшего представления о формальной логике, но вы прекрасно разбираетесь в нумерологии; вы окружены духами, но не имеете понятия о боге как источнике благодати; вы живёте в мире детей, где нет никаких «нельзя», зато есть одно большое «дай». Представили? Тогда вы немного приблизились к пониманию мыслей средневекового китайца.

Если у них такие Робин Гуды, то каковы же ноттингемские шерифы? Страна сплошных отморозков без всяких моральных берегов. Даром, что ещё Конфуций говорил: «Не делай другому того, чего не хочешь, чтобы делали тебе». Автор этой нетленки, судя по всему, и слыхом не слыхал про старика Кун-цзы. Здесь герои делают что им заблагорассудится, а затем искренне недоумевают, когда прилетает ответка. Причём, автор разделяет с ними это недоумение и спешит описать, какими изощрёнными способами герои расправляются с недовольными.

Вообще, принцип разделения персонажей на позитивных и негативных в романе предельно прост. Если вы — из числа 108 удальцов, собравшихся на горе Ланьшаньбо, то вы — герой и отличный парень, коему позволено всё. Вообще всё. Грабить, убивать, насиловать, даже жрать людей (да-да, есть там и такие персонажи). Если же вам не повезло по какой-то причине встать поперёк дороги этим молодцам (я бы сказал, молодчикам), то вы — негодяй и подлец, чья участь будет ужасна.

Время от времени автор, правда, проговаривает, что та или иная жертва налётчиков — насквозь продажная сволочь, замучившая произволом всю округу. Да вот беда: ни одного примера такого произвола, кроме начала книги (где действует алчный придворный, запустивший всю эту круговерть), он не даёт. И ладно бы, расправлялись только с чиновниками. Но нет, в книге каждый раз скрупулёзно фиксируется, что экстерминатусу подвергают также всех членов их семей, не разбирая пола и возраста. Я уж не говорю о случайных смертоубийствах и насилиях, которые позволяют себе герои, так сказать, не приходя в сознание. По видимому, для автора это — лишний повод показать их удаль молодецкую. Никакого сопереживания случайным жертвам, которые даже не успели сделать ничего плохого, а просто подвернулись под руку, не ждите.

Парочка примеров. Украл как-то с голодухи Чёрный Вихрь Ли Куй в одном кабачке петуха и съел его. А когда хозяин начал возмущаться, он убил этого хозяина вместе со слугами, а кабачок сжёг. На беду, постоялый двор имел крышу — местных феодалов. Те попытались захватить Ли Куя и предать его суду. Весь бандитский лагерь вступился за Чёрного Вихря, раскатал по кирпичику усадьбы феодалов (законченных подонков, разумеется), а их семьи вырезал до последнего человека. Справедливость восторжествовала! Но у Ли Куя свербело. Он опять набедокурил в каком-то кабаке, походя убил хозяина, а кабак спалил. И что же? Да ничего. Ли Куй — это же ценный кадр, в бою несокрушим и вообще чист сердцем. И пусть кабак (как выяснилось) на этот раз ходил под крышей одного из 108 удальцов Ляньшаньбо — тот простил друга за мелкую шалость. И так — всю книгу!

Песнь ликующей гопоты! Понты как принцип жизни! Ей-богу, Ши Найань сошёл бы за своего среди чисто конкретных пацанов, если б те читали что-то кроме Уголовного кодекса.

Тебя съедят — и поделом: нечего было заходить в подозрительное место. Но если у тебя с людоедами оказались общие знакомые, тогда — гуляй душа! Они усадят тебя за общий стол, чтобы вместе подзакусить каким-нибудь другим бедолагой. И да — по знакомству ты можешь вести себя как слон в посудной лавке, но упаси тебя бог забыть отсчитать нужное количество поклонов: расчленят и освежуют. В этом мире обществом правит не мораль, а обряд.

Кстати, если вам показалось, что проступки Ли Куя однообразны, то вы попали в точку. Автор вообще не балует читателей фантазией. Если в первом томе романа он ещё старается сохранить индивидуальный подход, прослеживая пути героев, которые приводят их в разбойничий стан, то во втором всё идёт по одному и тому же кругу: император посылает очередного полководца изничтожить разбойников, те хитростью берут полководца в плен, но не убивают, а склоняются в поклоне, после чего тот, восхищённый их великодушием, присоединяется к бандитам. И так — раз десять.

Другой распространённый способ — измена любимой женщины. Ох и женоненавистник был этот Ши Найань! Если ему верить, китайских женщин вообще нельзя было оставлять одних хотя бы на несколько дней — предадут, охваченные ненасытной похотью. После чего скорбящим мужьям ничего не останется, как умертвить их максимально жестоким образом (подробные описания прилагаются), затем развесить внутренности на ветвях деревьев (да-да) и дать дёру в лагерь на горе Ланьшаньбо. Исключение из этого правила одно, но и там принцип ББПЕ соблюдается неукоснительно. А именно: забрёл как-то некий персонаж на выступление одной певички, да вот беда — денег не взял. Папаша певички устроил скандал, герой за это втоптал папашу в грязь, выбив ему все зубы, а певичка оказалась любовницей местного градоначальника. Тот, естественно, посадил бузотёра в тюрьму, а когда к тому пришла мать с передачей, певичка, случайно оказавшись рядом, начала выговаривать старухе за своего невинно избитого отца. Старуха не осталась в долгу, бабы вцепились друг другу в волосы, а герой, который успел подружиться с начальником тюрьмы, увидев такое, выскочил из узилища и раскроил певичке череп, «так что мозги этой шлюхи вытекли на мостовую» (цитата). Естественно, после такого ему некуда было деваться, кроме как умотать к бандитам, а те, воспламенившись, разграбили город и убили градоначальника — традиционно вместе со всей семьёй. Справедливость опять взяла верх!

Вы ещё уважаете многомудрого Мао?

Продолжим. В вышеприведённых случаях у бандюгов был хотя бы какой-то повод для кровопролития (пусть надуманный, но был). А иногда они вовсе обходились без такового, работая по беспределу. К примеру, нужен им был некий специалист по военному делу — они похищали его, а чтобы тот не вздумал убежать, вешали на несчастного какое-нибудь преступление: допустим, убивали маленького сына губернатора, которого тот отдал специалисту на поруки, или устраивали резню в его доме, перебив всех слуг и жену (естественно, неверную). После такого несчастный профи вынужден был прятаться в разбойничьем лагере, ибо императорский суд скор и беспощаден.

Между прочим, если вы думаете, что 108 удальцов — это весь отряд, то глубоко заблуждаетесь. 108 — это число вожаков. И будьте уверены, автор расскажет о каждом, как тот дошёл до жизни такой. Воображаете себе книгу, где 108 главных героев? А если эти герои — китайцы? А если при этом Сун Цзян и Сунь Цзань — это разные люди? В общем, уже к середине первого тома вы напрочь теряете линию повествования, а к началу второго просто начинаете тупо пробегать глазами мелькающие китайские имена, которые ничего вам не говорят (хотя в каком-то месте они наверняка уже встречались). И это — при том, что на русском пока доступна не вся книга, а лишь два тома: третий, главный, ещё не переведён. А там-то как раз — самая мякотка: бандюги получили прощение, перешли на службу императору и принялись мочить завоевателей-киданей, но в процессе переругались между собой и устроили настоящую «сучью войну». :)

Вообще, книга порвала мне не один шаблон. Например, принято думать, что китайцы согласно конфуцианской этике зациклены на служении государству (которое в средние века персонифицировалось в особе императора). Действительно, по Конфуцию император — это вообще единственный из людей, он объединяет собой землю и небо. В Поднебесной даже была поговорка: «Правитель — косец, а подданные — трава». Так вот в книге уважение к императору отсутствует напрочь. Китайцы не следуют любимому русскому принципу «царь — хороший, а бояре — плохие», и честят богоданного самодержца на чём свет стоит. Возможно, это было вызвано временем написания: XIV век, в Китае разворачивалась борьба против монгольской династии Юань. Тогда «Речные заводи» представляются чуть ли не подрывной книгой, завуалированно призывающей сбросить иноземное господство.

Или вот чай. Во всей книге его пьют считанное количество раз, зато не просыхая, хлещут вино. Как выяснилось, китайцы — те ещё алкаши, и потому всю книгу перемещаются из кабака в кабак.

Удивило наличие исправительно-трудовых колоний. Да-да, они существовали в средневековом Китае. И так же, как у нас, при наличии денег там можно было неплохо устроиться. Вообще, мир чистогана правил в обители конфуцианства не хуже, чем в развращённой либерализмом России. Имея серебряные ляны (слитки), ты — царь и бог. Без них не делалось вообще ничего. Зато с ними ты мог даже открывать ногой дверь в кабинет начальника ИТК. Кто там вкручивает про азиатскую духовность? Почитайте «Речные заводи» — от преклонения перед древней культурой не останется и следа. :)

С другой стороны, подкупает наличие развитой бюрократической системы. Прикиньте, в XII веке у них даже были следователи по уголовным делам! (если только Ши Найань, писавший два столетия спустя, не допустил модернизации). И это в то время, когда Европа только-только отходила от крестовых походов, а представителем закона считался местный феодал с мечом на поясе. Правда, чего стоила эта бюрократическая система, как раз и показывает нам роман «Речные заводи» с его бесконечным смертоубийством и проклятьями в адрес коррумпированных чиновников.

Короче говоря: если вас не пугает архаичная структура повествования с отсутствием привычных нам завязки, кульминации и развязки; если вы готовы к бесконечному хождению по кругу и не страшитесь нагромождения китайских имён; если у вас вообще есть время на необъятный романище, объём коего легко уделал бы Льва Толстого на пару с Марселем Прустом — садитесь и читайте. Приятно не будет. Будет... необычно. Я предупредил. :)

«Очень странный и плохой роман», — так Алан Кубатиев высказался о «Лезвии Бритвы» Ефремова. Вот и эта вещь до изумления напомнила мне творение советского классика: такие же разорванные сюжетные линии и такая же склонность к резонёрству и лекциям (разве что, знак другой: Ефремов горой стоит за атеизм, а Елизаров — за российскую духовность, сиречь, православие).

«Мир спасут красота и массовые расстрелы». Признаться, не предполагал когда-нибудь встретить человека, который поймёт этот лозунг буквально. «Добро должно быть с кулаками». Ага, осталось выяснить, что же такое «добро». Сначала Елизаров с придыханием описывает деревенский мир, насквозь пропитанный язычеством (не имеющим, кстати, ничего общего со славянским язычеством — одна мумификация чего стоит!). «Так, — подумал я. — Значит, роман о современном язычнике, который ринется бить попов». Не тут-то было! Дальше нам с не меньшим придыханием описывают свихнувшегося на православии попа, который истребляет протестантов и экстрасенсов. Причём, православие напрямую провозглашается сутью российской духовности. Тут у меня начинает ехать крыша. Так все же — язычество или православие? Для упёртого священника вообще-то нет разницы между экстрасенсом и язычником: то и другое — бесовство и суеверие. Однако, два главных героя отлично ладят друг с другом и вместе вступают в бой с силами тьмы, которых возглавляет — подумать только! — тёмный дух по имени Pasternak.

В книге есть два сильных момента. Это — начало и конец. Между ними изредка встречаются неплохие отрывки (например, отличная история про мальчишку, которому отец по праздникам дарил разрешение употреблять матерные слова). Всё остальное — дикая эзотерическая мешанина с постоянно провисающим сюжетом и стилистическими провалами.

Фраза «кто-то более живой, чем крысы» меня убила.

«Более мёртвый, чем камень»

«Более зелёный, чем трава»...

Ваши варианты :)

Крайне провокационно. Дело даже не в гомосексуальной любви, вокруг которой крутится сюжет (в античное время мужики ухлёстывали за мальчиками открыто и никого не смущаясь), а в откровенных до порнографической пошлости сценах. Сцены эти даны не случайно: они высмеивают выспренность любовных романов того времени, как и сам «Сатирикон» является одной большой пародией (не случайно любовь здесь сугубо однополая — явная насмешка над стандартным сюжетом греческого романа, где воспевается любовь мужчины и женщины). При этом — о ужас! — главный герой никак не может соединиться с предметом своего обожания (моя прелесть, хе-хе), ибо лишён разгневанным божеством мужской силы за осквернение храма. Ну чем не стёб? Как пародия, «Сатирикон», на мой взгляд, мог бы сыграть такую же роль в мировой литературе, как «Дон-Кихот» (являвшийся, как мы помним, пародией на рыцарские романы). А уж герои-то: тут вам и нувориш (предтеча Мольеровского мещанина во дворянстве), и бродячий старик-графоман (чем-то неуловимо напоминающий Паниковского), и праздношатающийся авантюрист (этакий Остап Бендер древнеримского разлива). Остаётся лишь сожалеть, что от романа дошли одни крохи.

И тут же возникает вопрос: а почему так случилось? Почему «Дафниса и Хлою» или «Левкиппу и Клитофонта» мы можем прочесть целиком, а от «Сатирикона» остались лишь огрызки? Думаю, без карающей длани христианства тут не обошлось. Если другие вещи переписывались и перечитывались, невзирая на свою языческую сущность, то этот сладострастный трэш явно вызывал у потомков оторопь. Уверен, даже сейчас, спустя две тысячи лет, он бы проходил по разряду контркультуры, подобно творениям маркиза де Сада или Леопольда Захер-Мазоха.

Чего мне остро не хватало при чтении «Сатирикона», так это души. Рефлексии героев. Её тут нет, мы видим исключительно похождения тела. Впрочем, это — общая особенность античной литературы, и автор «Сатирикона», стебаясь над засильем любовной макулатуры, сам не смог придумать нового стиля. В «Сатириконе», как и в любом античном произведении, включая даже автобиографии (например, «Мою жизнь» Либания) мы видим сугубо перемещения героев из точки А в точку Б. Что они при этом думают, остаётся для нас загадкой. Рефлексию в литературу привнесло как раз христианство (первая в западном мире психологическая вещь — «Исповедь» Августина). Весьма прискорбно, что в те далёкие времена эти направления литературы — психологизм и реализм — оказались несовместимы. Пришлось ждать более полутора тысяч лет, до Шекспира и Сервантеса, чтобы литература стала такой, какой мы её знаем. А «Сатирикон» вдруг заиграл новыми красками, представившись чуть ли не фундаментальным произведением европейского романа.

Если бы молодость знала! Если бы старость могла!

«Сатирикон» — это молодость литературы: безбашенная, с перехлёстами, не вполне ещё умелая, но удивительно талантливая, провидческая вещица. Вот только когда настала пора оценить её по достоинству, от романа остались рожки да ножки.

Рукописи не горят? Если бы!

Берегите книгу — источник знаний! :)

Да, сейчас он выглядит слишком однообразным. Да, всё окрашено в раздражающе пасторальные тона. Да, некоторые истории решительно пошлы, а другие — решительно наивны. Но чего у «Декамерона» не отнять — так это подлинного праздника жизни, изливающегося с его страниц. Приключений тела, грязного, низкого, грешного тела — того, чего не хватало европейской литературе. Пережив эпидемию «чёрной смерти», выжившие спешили насладиться радостями бытия.

Извилисты тропы, ведущие к реализму. Первым был «Сатирикон» — порнография даже по меркам античного мира, но с резкими, яркими характерами. Вторым стал «Декамерон»: «клубничка», утопленная в море патоки. Третьим станет Рабле. Но до него ещё двести лет.

Парадоксально, но Бокаччо, хоть и стал одним из предтеч реализма, описывает нам типичный эскапизм — бегство от реальности. Несколько знатных бездельников сбежали из переполненного трупами, пропахшего кострами, города, и принялись развлекать друг друга новеллами, чтобы не думать о происходящем (а если бы и стали думать — это что-нибудь изменило бы?). Снаружи гибнет мир, а здесь мы видим островок спокойствия и безмятежности. Наверное, примерно так же могли бы себя повести молодые римские аристократы, столкнувшись с нашествием варваров. Недостойно? Отчего ж? Боэций, сидя в тюрьме, написал «Утешение философией». А итальянская знать на заре Возрождения, видя вокруг себя смерть, спешит утешиться житейскими радостями. 10 дней, 100 историй. Каждый день молодёжь выбирает себе «короля», который задаёт тему для рассказов (почти как в «Рваной грелке», хе-хе). Истории скачут от благородных рыцарей к похотливым отшельникам, от возвышенной любви к свальному греху, но ни одна не касается того, что у всех на уме — конца света, происходящего прямо сейчас.

Читая «Декамерон», помните, что его герои пережили ад. Не тот ад, когда люди в массовом порядке убивают людей, а тот, когда на человечество ополчается Бог. Когда ты не знаешь, будешь ли жить завтра, а просыпаясь, не знаешь, доживёшь ли до вечера.

Потому и натужен где-то «Декамерон», всеми способами пытаясь расшевелить скованные страхом чувства. Потому и скабрезен: там, где поник дух, остаётся тешить тело.

За что ж тогда семёрка? Скажу откровенно: две трети историй для меня были откровенно скучны. «Декамерон» — одна из немногих книг, которые мне пришлось штурмовать, уговаривая себя не бросить на середине. Дочитать до конца заставил не литературный, а исторический интерес: хотелось узнать, что было в мозгах у людей того времени. Узнал. Спасибо тебе, Бокаччо. Перечитывать? Упаси боже.

Очень качественная беллетристика. Прописанность характеров — ноль, прописанность мира — ноль, диалоги — более чем никакие, а вот сюжетные повороты и умение распутать клубок событий — десятка. По глубине межчеловеческих отношений весьма уступает второй части, зато берёт своё почти детективной интригой. Редко кому удаётся органично сплавить увлекательность и подтекст, чтобы после головокружительных (и, в общем-то, бездумных) приключений оставалось какое-то послевкусие. Азимову удалось. А ещё импонирует чёткая увязка всех трёх частей: читать их по отдельности смысла нет, но вместе они подкупают масштабностью и продуманностью. Лишь дойдя до конца трилогии, осознаёшь, сколько же намёков на разгадку основных тайн раскидано по страницам трёх романов, но раскидано так, что не догадываешься о них до самого конца, пока сам же Азимов (весьма топорно, надо сказать, хотя и доходчиво) не тыкает тебя мордой в правду.

С точки зрения художественного уровня всё очень печально: герои не говорят, а излагают, интрига выглядит натужно, а последнее объяснение (слепленное по образцу недоброй памяти злодейских откровений над почти поверженным врагом) кажется одним большим роялем в кустах. Но с другой стороны, если всё так и было задумано, то почему нет? В принципе, мир логичен. Вот только в начале XXI века подобная логика выглядит ну очень наивно. И всё же отдадим дань первопроходцам. Азимову, в отличие от нас, не на кого было опереться, когда он писал этот текст. Он сам стал опорой для последующих авторов. Колёса шумерских колесниц тоже выглядят неказисто и смешно в сравнении с колёсами гоночных болидов. Но именно шумеры внедрили колесо. Без них не было бы болидов. Так и без скрипучей и где-то корявой поделки Азимова не было бы современной НФ в том виде, в котором мы её знаем. Мой поклон первопроходцу.

Наконец-то я вроде бы попал на «настоящего» Азимова. А то читал его ранние поделки и удивлялся — что находят в этом люди? Трэшевые боевички — и только. А тут — пожалуйста: и психология, и сюжетные выверты, и какая-никакая интрига (хотя личность Мула я угадал ближе к середине романа).

Антуража, как и в первой «Академии», здесь нет. Если вам нужен глубоко прописанный мир, вы ошиблись дверью. Но тут хотя бы появляются живые личности, а не картонки, как раньше. Здесь начинается литература! Здесь появляется конфликт!

Вообще, вторая «Академия» выглядит антитезой первой. Демократия Терминуса, с которой Азимов носился как с писаной торбой, уступает место диктатуре, причём, уступает совершенно логично, без ходульных злодеев, вроде императора Палпатина. А наследственная диктатура, в свою очередь, рушится по причине зацикленности на личности правителя. И вот этого-то правителя, Индбура Третьего, Азимов вывел очень вкусно, выпукло, зримо. Бухгалтер на троне — это ж замечательно! Ухаживает за садиком, рисует геометрические фигуры — как мило! Именно такими вот деталями вторая «Академия» и подкупает. А как ювелирно показаны последние дни независимого Хейвена! Тут вам и насмешки над патриотизмом (очень актуальные, кстати), и трепотня официантки по телефону, и упавший в тарелку защитный щиток — из таких вот мелочей и складывается ощущение. А как хорош временщик Коммейсон, цепляющийся за власть на осколках империи! А Магнифико Гигантико — это ж придумать надо было такое имечко! Но лишь в конце понимаешь, что взято оно не с потолка и скрывает в себе громадный комплекс неполноценности. Начинаешь вглядываться в его внутренний мир, и оторопь берёт.

Всё вышесказанное относится ко второй части романа. Первая на её фоне выглядит бледной молью с массой роялей и отсутствием жизни. Ничего хорошего про неё сказать не могу. Чистой воды отрыжка первой «Академии» со всеми её родимыми пятнами: сюжетными натяжками, космооперными штампами и ходячими лозунгами. Единственный, кто говорит там как человек — это пленённый торговец. Но и он вскоре скатывается в УГ, принимаясь излагать. А уж финальный выверт — и вовсе ни к селу, ни к городу. Теоретически, конечно, Азимов прав, но чрезмерная прямолинейность портит дело. А при наличии отсутствия выпуклых персонажей первая часть и вовсе вызывает грусть.

Во времена раннего Азимова магистральным путём развития НФ были комиксы, рассчитанные на подростковую аудиторию. Потому и роман сильно напоминает новеллизацию комиксов — полное отсутствие антуража, а всё действие сводится исключительно к болтовне героев. В наше время место комиксов заняли компьютерные игры. А теперь представьте, что кто-то решил перенести на бумагу «Цивилизацию» Мейера, скрестив её с РПГ. Вот это и будет «Академия»: никакой рефлексии, только бродилки и штампованные диалоги картонных персонажей (чуть не написал — «юнитов»).

Евгений Лукин как-то сказал: «Литература — это описание людей, а не идей». С этой точки зрения «Академия» — не литература. Психологии вы здесь не найдёте, равно как и погружения в мир. Вместо этого — сплошные псевдо-социальные конфликты, решаемые путём натягивания совы на глобус... пардон, чётко выверенных действий главных героев, которые (герои, а не действия) никогда не ошибаются. То есть, вообще ни разу. Этакие бесстрастные роботы в мире, который построил Гари Селдон. Кому-то, наверно, читать это интересно. Я же зевал.

Итак, берём Римскую империю и переносим её в будущее. Зачем? Не лучше ли описать саму Римскую империю? Не лучше, потому что это уже сделал Гиббон. Азимов типа предлагает свой вариант и городит одну нелепицу за другой. Во-первых, почему при крушении Галактической империи наступает деградация технологий? В Риме это было обусловлено вторжением варваров, которые находились на более низкой ступени развития. А здесь? Никаких варваров тут нет, но об этом Азимов, видимо, не подумал. Ладно. Во-вторых, Азимову следовало бы знать, что его «блестящая» идея по поводу сохранения достижений цивилизации и последующего возвращения на круги своя была уже осуществлена в подлинном Средневековье, когда монастыри вполне себе выполнили роль Академии, сохранив античную литературу (основу культуры). При этом их было не два на всю Европу, а куда больше. Ну и что, помогло это сократить период варварства? В-третьих, у автора явные нелады с той самой исторической логикой, на которую он тут вроде бы опирался. С какого испуга в Академии процветает демократия, если Галактическая империя была монархией? Люди на новом месте стараются вообще-то дублировать знакомые им образцы построения власти и общества: учёные-«академики», скорее всего, выбрали бы себе какого-нибудь монарха (назвав его, допустим, князем, ибо император уже есть), и воссоздали бы (в меру своих возможностей) иерархическую структуру империи. Здесь же мы видим мэров, советы и партии, живьём перенесённые из реалий США. Как это совместить? А никак! Жуйте, что дают.

В-четвёртых, один из положительных персонажей говорит, что решают всё социальные процессы, а не личности. Готов поддержать эту мысль! Вот только в самой книге этих процессов — ни на грош. Тут всё решают как раз личности, которые на всём протяжении книги не допускают ни одной ошибки! Этакие боги в человеческом теле. Были бы они «психоисториками», вроде Селдона, это можно было бы понять, но ведь нет! Нам специально указывают, что психоисториков на Терминусе не было. Можно, конечно, сказать, что эти лидеры являлись лишь выразителями слепых сил истории. ОК. Но разве подлинные выразители этих сил, земные политики, никогда не ошибались? Наполеон, Бисмарк, Ленин, Чингисхан не совершали в своей жизни ни одной ошибки? В общем, тут мы имеем ту самую подмену людей идеями в самом выпуклом выражении. Вам интересно читать про приключения ходячих лозунгов? Мне — нет.

Про трогательную наивность Азимова по части развития технологий и «космооперные» штампы (вроде знака равенства между планетой и государством) уже говорилось другими, повторяться не буду.

Что ещё бросилось в глаза — в романе, где фигурирует с три десятка персонажей, а действие охватывает более сотни лет, все герои (за одним мелким исключением) — сплошь мужчины. Исключение — сварливая (а как же!) супруга Командора, на которой он женился, естественно, по расчёту. То есть даже в мире далёкого будущего всем заправляют одни мужики. Меня, мужика 36 лет, это удивило.

«Энциклопедические» вставки — отдельная песня (про уместность самой Энциклопедии в космосе скромно умолчим). При их чтении создаётся впечатление, что Азимов 1940-х годов не заглядывал в энциклопедии. Иначе бы он знал, что стиль энциклопедий сух и строг, не терпит литературных красивостей. А те вставки, которые сделал Азимов, оставляют чёткое ощущение, что ими вдохновлялся незабвенный автор «Жестокой Голактеки» (подросток 14-ти лет, если кто не в курсе). Кстати, заодно уж:

Что мы имеем на выходе? Беспредельно условную, выхолощенную от всех проявлений человеческого поведения, хромающую на обе ноги (литературную и научную) фантазию о некоем галактическом феодализме с бумагой и шариковыми ручками, где ядерные технологии вызывают трепет, но все летают на звездолётах, а пиком развития человечества почему-то считается некая империя, которую вот позарез надо восстановить (интересно, что об этом думают бывшие колониальные народы, а равно и граждане республик, возникших после распада СССР?).

Итого: жалею, что прочёл это. Ни уму, ни сердцу.

Космогония наоборот. История не творения, а гибели. Причём, гибели не мгновенной, а медленной, мучительной, поначалу и незаметной даже. История пророка, исполнившего божий замысел, но не обретшего покоя. История человечества, вечно недовольного сущим и вечно ненавидящего тех, кто пытается это сущее изменить. История добра и зла, неизменно перетекающих одно в другое. Притча о непостоянстве морали и лицемерии людей. Несомненная веха нашей фантастики, не сумевшей создать ничего равного по масштабу ни до, ни после.

И всё же не без досады отмечу, что несколько подкачал язык, каким написан роман: незамысловатый, без изысков, иногда даже суконный, при этом переполненный словами, едва ли возможными в этом мире («философский», «физика» — откуда тамошние жители могут знать эти слова, если у них не было древних греков?). Автор, глубочайшим образом проработав основы созданного им мира, очевидно, не задался целью изобрести язык, свойственный этому миру. Персонажи говорят так, как говорят современные люди, нередко сваливаясь в этакий синтаксический инфантилизм, когда глаголы ставятся в конце предложения, а прилагательные идут после существительных (кто не понял — почитайте книги Донцовой: они все написаны таким языком). Честно говоря, мне при чтении это резало слух: как будто кто-то пересказывает, к примеру, «Тихий Дон» языком Устиновой или какой-нибудь Юлии Шиловой.

И тем не менее, произведение незаурядное. Чего стоят одни только мифологические вставки, совершенно по-иному раскрывающие сюжет. Каждая из них — притча, достойная Ницше. А концовка и вовсе сногсшибательна. Парадоксальная, да ещё и двойная — с таким я сталкиваюсь впервые. И опять же впервые за всё время, что читаю фантастику, у меня возникла потребность перечитать книгу — уж слишком много проблем поднял в ней автор, чтобы с одного раза уложить их в голове. Кто-то тут назвал Логинова «сердитым человеком». Да нет, просто он знает лучше — и богов, и людей. И не собирается тешить нас иллюзиями. :)

Хм, критических отзывов, я вижу, много, а мне вот повесть пришлась по душе. Здесь нет постоянных героев? Пускай! Сборник новелл на определённую тему тоже может сойти за роман (см. «Полдень. XXII век»). Притянута за уши демография? Да плевать! Если автор написал бы, что на планете обитает не 90 миллиардов, а, к примеру, 20, что от этого изменилось бы? Упрекают, будто в цивилизованных странах рождаемость, наоборот, падает. Ну так она падает сейчас. А кто сказал, что в будущем всё останется как есть? Новые технологии рождают новое общество. И вполне возможно, что возникнет такой социум, где молодой будет считаться лишь женщина с детьми. Конечно, для сегодняшнего дня все эти Мировые советы и межпланетные полёты выглядят немного наивно (этакая дань советской и, ещё дальше, фантастике рубежа веков), но что они принципиально меняют? Да ничего! Зато насколько реалистично показано неудачное терраморфирование! Насколько пронзительно представлена грядущая гибель планеты — новой Земли! Ведь это парадокс: с одной стороны, Мировой совет охраняет природу за счёт человечества (которое фактически сажают в огромную клетку), а с другой — провозглашает «Человечество превыше всего!».

Знаете, что мне напомнила эта повесть? Фильм «Аватар». Проблема-то поставлена та же. И решение дано аналогичное. А ещё здесь герои говорят живым и, главное, индивидуальным, языком, что вообще-то свойственно далеко не всем вещам Логинова. Нет, как хотите, а от меня автору — девятка!

Ух, гениальная задумка! Но почему же, почему автор ограничился рассказом, когда замысел тянул на роман? Ах как можно было бы развернуться на таком материале! Какие дилеммы придумать! Честно говоря, я раздосадован: автор будто дал мне понюхать какое-то изумительно пахнущее блюдо, но вот распробовать его не позволил. Я уже начал было пускать слюни, и тут бах — меня лишили угощения. Обидно. И всё равно — не меньше девятки! Достойная идея нашла достойное (но к сожалению, слишком краткое) воплощение.

Добротный авантюрно-исторический роман с фантастическим допущением. Честно говоря, до самого финала не мог понять, зачем автору понадобилось это фантдопущение, когда и без него сюжет бы не провис. Ан нет, Логинов снова (как и в «Многоруком боге далайна») сумел удивить в конце. За это — низкий поклон и восхищение. Кому-то эта вещь напомнила «Очарованного странника», а мне вот — «Чёрного ястреба» Саббатини, но с диаметрально противоположной моралью. Помню, Прашкевич сокрушался, что Жюль Верн, как ни пытался, так и не смог создать иного героя, кроме мстителя. А вот Логинов сумел. Ему, атеисту, удалось написать книгу, исполненную христианского духа. Да-да! Кого-то, возможно, смутит, что главный герой на протяжении большей части книги ведёт неправедную жизнь, ну так это — далеко не редкость для святых. Апостол Павел вообще забил камнями первомученика Стефана. Аплодирую автору стоя. И всё же не могу не придраться к стилю: тут и там мелькают словечки и понятия, странно звучащие либо просто невозможные в XVII веке («минута», «интересует» и т.д.), да и говор того времени выдерживается далеко не всегда. Картины быта, как обычно у Логинова, на высоте, но вот эти мелкие, казалось бы, заусеницы слегка раздражали, портя впечатление от этой очень даже неплохой книги. Большинство читателей, конечно, даже не заметили их, а я вот вздрагивал, как вздрогнул бы ювелир, обнаруживший на бриллианте одну — две шероховатости.

Да это же русская версия маккартиевской «Дороги«! Феноменальнейшая вещь, пронзающая до глубины души. И всё же капну ложку дёгтя: автор показывает нам биологический и социальный распад (тщательнейшим образом выстраивая научную составляющую), а вот психологического надрыва нет. Нет сочувствия героям. Там, где у Марккарти — плач по гибнущей цивилизации со всем её огромным багажом науки и культуры, здесь — достаточно бесстрастное описание мытарств основного персонажа и его тщетных попыток предотвратить неизбежное. Оно и понятно: всё-таки речь в повести идёт не о людях, а значит, глубоко сочувствовать им мы не можем. Что нам этот давно канувший в Лету мир? Так, пустой звук. И всё же можно, можно было вытащить эту вещь на ещё большую высоту — хотя бы тоской главного героя по исчезнувшей культуре. Здесь у носителей разума культуры как бы вовсе нет — ни музыки, ни литературы, ни архитектуры, ничего. Это странно и не даёт проникнуться до конца ужасом произошедшего: гибель цивилизации воспринимается как очередное экологическое бедствие, типа выбросившихся на берег китов. А ведь здесь — не киты, здесь — разумные твари! И вот, они уступают место безмозглым созданиям, всё преимущество которых — теплокровность. Вот в чём закавыка! Впрочем, я уже начинаю дописывать за автора. Это ни к чему. Он и так выдал потрясающую историю.

Самое достоверное и яркое описание средневековья из всех, что я встречал. Притом, что язык автора достаточно лаконичен, каждый сцена бьёт наповал. Повесть-обманка: вроде и историческая, но ещё задолго до финала начинают проскальзывать вещи совершенно фантасмагорические, выводящие её на новый уровень: герой почему-то говорит на любом языке, а мир оказывается геоцентричен и неповторим (правы, выходит, мракобесы-церковники). Атеист Логинов, на самом деле, показал нам Вселенную, реально построенную по канонам церкви, а в такой Вселенной Творец, скорее всего, и будет таким вот мелочным стяжателем, ненавидящим своё творение. Автором проделана ювелирная работа: в предельно сжатом тексте он показал духовную эволюцию человека, при которой герой превращается в свою противоположность — из покорного крестьянина становится богоборцем. Всё было бы здорово, но вот финальный выверт меня озадачил. Если крестьянин сам убедился, что сожжённый еретик был неправ в своих космогонических выкладках, то зачем он кинулся искать его учеников? Только для того, чтобы не быть одиноким?

И всё же — твёрдая девятка (снизил балл именно из-за непонятного для меня финала). Настолько мощно Средние века не смог изобразить даже медиевист Умберто Эко. Браво, мастер!

Куприн для «чайников». Классическая «Олеся» в версии лайт: с дубовыми фразами и прямыми как шпала характерами. А ещё нависшее на зубах слово «дурёха», повторяемое автором через строчку.

Можно обряжать в фэнтезийные одежды средневековую историю (привет Джорджу Мартину), можно ненавязчиво стебаться, сопрягая классику с новомодной мистикой, а можно поменять первую букву в имени героини и назвать это новым произведением (Донцова радостно машет рукой).

Всё это можно сделать. Но... зачем?

Странная вещь, очень странная. Читал в оригинале, поэтому продирался с трудом — всё-таки не настолько хорошо я знаю польский, чтобы понимать названия металлов и физических явлений. Наверно, это была ошибка — надо было всё же взять перевод. А так — впечатление было довольно унылое: скучно и непонятно о чём. Удивляет жанр: сказка. Для детей слишком сложно, для взрослых — слишком наивно. Сама попытка заслуживает всяческого уважения — не каждому придёт в голову описать чуждую нам вселенную в сказочном стиле. Лем опять оказался визионером, за что ему поклон. Но вот прошло около месяца с того момента, как я окончил читать эту книгу — и не помню почти ничего. В памяти отложилась буквально пара сказок — и всё! Пришлось залезть в сеть, обновить впечатления, но теперь уже — по-русски.

А посему вердикт: за новое слово в фантастической литературе — браво-браво, за конкретное же воплощение оного — досадливо качаю головой — не в моём вкусе.

Клюнул на невероятно высокий словарный запас романа. Решил ознакомиться, что же это такое. И что же на выходе? Да в общем, лишь убедился, что словарный запас сам по себе не делает роман шедевром. Мы знаем гениальный «Пикник на обочине» с весьма низким запасом слов, и знаем головачёвские псевдо-научные навороты с огромным массивом специализированной лексики, о которых можно сказать лишь одно: фтопку.

В целом роман не разочаровал. Этакая игра автора в фантасмагорию на фоне исторических декораций. Больше всего напоминает штерновского «Эфиопа» и фильмы Марка Захарова. Написано изящно, стилизация под язык XVIII века проведена ювелирно (хотя не могу не отметить, что поначалу Аксёнов то и дело от неё отклоняется, да ещё допускает вопиющие стилистические ляпы. Но это — только в начале). Со смаком подана картина лингвистической мешанины на Балтийском побережье: как человек, побывавший там (а конкретно — в Гданьске), я чуть не подпрыгивал от удовольствия, читая все эти заковыристые немецко-польские имена и невообразимые фразы, состоящие из слов на половине европейских языков. Очень вкусно! А уже когда Аксёнов неуловимо переходит на греческий гекзаметр, тут и вовсе можно снять шляпу. Браво, мастер!

И всё же капну ложку дёгтя. Во-первых, автор ну очень долго раскачивается: совершенно непонятно, к чему было столь подробно описывать похождения героев в Париже. Во-вторых, простите мою тупость, я так и не уяснил, при чём тут самозванец и почему у него два носа. В-третьих, мы много слышим Вольтера, но совершенно не слышим Екатерины. А ведь именно их ДИАЛОГ (а не монолог Вольтера) должен был стать стержнем повествования.

За что же девятка? Да прежде всего, за стиль. Кроме того, за хорошо обрисованную фигуру Вольтера (так и захотелось почитать его книги). Ну и в целом за атмосферу того несколько театрального, слегка наивного и при этом такого жестокого (по-детски жестокого, я бы сказал) века.

«Не люблю жевать уже жёванное» — эта фраза из отзыва одного лаборанта на «Чайку по имени Джонатан Ливингстон» вполне подходит и для данного рассказа классика американской фантастики (благо, здесь главный герой тоже испытывает страсть к полёту). Примитивнейшая агитка на тему «свобода лучше, чем несвобода», к тому же ещё и безмерно затянутая (кстати, лишь начав читать Шекли в оригинале, понял, насколько же многословен он был). Приём, использованный автором, известен уже давным-давно и сводится к убеждению, что нечто близкое нам является универсальной ценностью, равно понятной всем вокруг. В качестве таковой ценности может выступать что угодно: христианство, коммунизм или, как в нашем случае, свобода. Герои подобных поделок в угоду авторским вкусам с лёгкостью отказываются от своего мировоззрения в пользу того, которое представляется автору лучшим. В литературе уже были «прозревшие» дикари, принимавшие христианство, были и коммунистические революции в выдуманных странах и на других планетах, теперь вот имеем либеральный фетиш в виде абстрактной «свободы» (пишу «абстрактной», ибо ясно, что под изменчивостью форм Шекли имел в виду свободу как таковую). Увы, если бы всё обстояло так, как хочется таким вот авторам-пропагандистам, весь мир давно принял бы американский образ жизни как наиболее свободный. Этого не происходит, и вовсе не только по причине тирании местных царьков. Вопиющая наивность рассказа проявляется уже в самом начале, когда главному герою объясняют критерии, по которым подобрали его помощников: «Они ненадёжны, но при этом инициативны. Почему-то эти два качества связаны». Ну да, ну да, тысячелетняя цивилизация, вышедшая в космос, не смогла дать ответ на такой элементарный вопрос. Так и хочется полюбопытствовать: «Вы серьёзно, мистер Шекли?». Я уж не говорю о том, что в любой диктатуре можно найти множество вполне лояльных и при этом довольно таки инициативных и изобретательных личностей — стоит только покопаться. Но Шекли писал агитку, отсюда его лесорубная прямолинейность: фрондёр — значит, самостоятельно мыслящий; лояльный — значит, тупой и безинициативный. Чёрт возьми, я понимаю, зачем автор писал это во время «холодной войны» — тогда подобные творения очень хорошо укладывались в рамки официальной идеологии (даром, что потом Шекли заслужил славу бунтаря). Но я, если честно, не очень понимаю такого количества высоких оценок этому рассказу, поставленных сейчас, когда мы, вроде бы, выросли из коротких штанишек чёрно-белого мышления.

Хе-хе, так вот, оказывается, откуда у поляков такое недоверие к фактам и страсть к мифологизации действительности! Как-то раз один тамошний абориген в разговоре со мной позволил себе высказать сомнение не только в полёте американцев на Луну, но и в полёте Гагарина. К счастью, беседа проходила уже после выхода на экраны «Матрицы», так что я с полным основанием парировал, что верить нельзя вообще ни во что, даже в нашу реальность.

Ну а если серьёзно, то вещь показалась мне сыроватой, искусственно скроенной из двух частей: о настоящем и будущем. Разумеется, постфактум можно найти в первой части намёки на вторую, но мне эта первая часть показалась не в меру затянутой, хотя и с блестящими остротами, на которые Лем мастер. Само по себе прозрение польского фантаста достойно всяческого уважения, хотя Ф.К. Дик примерно в те же годы писал о том же самом — не случайно Лем полагал его единственным американским фантастом, достойным упоминания, а Дик в ответ подозревал, что писателя Лема вообще не существует, ибо один человек не может знать так много — вот он, тот самый случай, когда авторская фантазия выходит из-под контроля и начинает путаться с действительностью.

Что не понравилось:

1. упомянутая уже затянутость истории про настоящее

2. слабая обоснованность перехода героя в будущее

3. превалирование (нехарактерное для Лема, вообще-то) общей идеи над психологической достоверностью. Прежде всего, непонятно, как же герой так быстро приспособился к новому лицу и особенно к своей тучности. В истории про будущее об этом — ни слова. А жаль. Герой от этого становится каким-то абстрактным.

Но в целом — в целом! — книга стоит того, чтобы её прочесть. И ради заложенной в неё идеи, и ради фирменного юмора Лема. Я не пожалел. Надеюсь, не пожалеете и вы. :)

Рассказ был актуален для стран советского блока. Это они чувствовали себя привязанными к дракону и придумывали себе всякие идеологемы, чтобы не так горько было сносить такое положение вещей. В чём коренная натяжка автора? Да в том, что в реальности «дракон» был такой же страной, как и Польша, только большой, в то время как в рассказе он представлен чем-то совершенно чуждым, нечеловеческим. А отсюда и искусственность. Как идейное знамя борьбы с СССР вполне пригодился (кстати, сейчас входит в школьную программу в Польше). Но для бывших граждан «дракона» впечатление производит странное.

Жил-был в Польше писатель Рышард Капусцинский. Писал он себе журналистские репортажи о странах третьего мира, стал более-менее известным репортёром, статьи его были объединены в несколько книг, которые вдруг стали пользоваться бешеной популярностью. Дошло до того, что незадолго до смерти Капусцинского выдвинули на Нобелевскую премию по литературе. К чему это я? Да к тому, что Лем был не единственным, кто писал в Польше об Африке. Но единственный, кто сделал это с таким юмором, заодно посмеявшись и над наукой. По стилистике, по искрящейся фантазии — несомненно, одно из лучших произведений Лема. И однозначно лучше, чем более раскрученные творения его земляка Капусцинского.

Всегда восхищался необузданной фантазией великого поляка. И вдвойне восхищался, когда сей поляк облекал её в столь же необузданный юмор. Кому-то сия зарисовка может показаться незамысловатой. А я так скажу: написать проблемное и при этом смешное произведение стократ сложнее, чем просто проблемное. А здесь мы имеем дело с филигранной вещью, у которой нет ничего лишнего. И за это — твёрдая десятка

По сути — это иная версия всё того же Коркорана. Признаться, я был удивлён, зачем Лем её написал. Ради одной только идеи, что искусственно созданные формы будут воспринимать нас как чужих и стремиться изучать внешнюю среду? Т.е. человек и его создание поменяются местами? Банально это, честное слово. В общем, разочарован рассказом.

Здесь я вторично после истории с машиной времени пережил чувство разочарования. Забавно, мило, есть куда расти — и что? Остаётся ощущение какой-то недосказанности. Как раз вот эту зарисовку стоило бы развернуть в нечто большее — не ограничиваться юмореской, а написать обстоятельное психологическое полотно. Лем ограничился милой шуткой. Он был гений, ему можно разбрасываться сюжетами :)

Восхитительнейшая вещь. Полная юмора, но при этом заставляющая задуматься. Подлинный шедевр мастера (которых на самом деле не так и много). Писатель не столь одарённый сделал бы из этого сюжета роман, писатель-конвейерщик развернул бы его в эпопею. Лем же максимально всё ужал, выпятил то, что следовало, избежал ненужных подробностей и выдал на-гора вечно актуальное произведение. Этим он мне немного напомнил Андерсена: у того тоже были большие сказки, о которых ныне мало кто помнит. В истории остались крохотные зарисовки, доносящие простые, но от этого не менее ценные мысли. Поневоле вспомнишь тут бессмертное: «Краткость — сестра таланта».

И вот опять: к Йону пришёл учёный, чтобы поделиться своим изобретением. Почему к Йону? Почему не в какую-нибудь газету? Такое впечатление, что Йон Тихий для Лема — нечто вроде экрана, посредством которого он иллюстрирует те или иные идеи. Типа — учебный фильм. Ни психологии, ни глубокого сюжета, люди произносят какие-то слова, которые совсем не обязаны произносить. Не люблю я учебные фильмы, скучные они. Да и сама идея сомнительна. Если машина времени разрывает связь пространства и времени, то мы можем лишь гадать, что случится с живым существом, находящимся в ней (кстати, почему изобретатель этого не проверил? Странно это). В общем, опять же: «Не верю!»

Хе-хе, забавно, забавно... На самом деле сюжет, когда воспитанник, следуя модели поведения своего воспитателя, уничтожает его, довольно стар. Так или иначе этот конфликт описывали многие писатели-классики. Лем положил в основу фантастический сюжет. Это любопытно, но не более.

А можно глупый вопрос: зачем Декантор пришёл к Йону Тихому? Вернее, так: чем Йон Тихий так привлёк к себе этого человека? У начал данного рассказа лежит первородный грех: он нереалистичен. Люди совершают в нём немотивированные поступки, а всё ради того, чтобы проиллюстрировать некую идею. По сути это не очень-то и художественная литература. Хотя сама мысль о порочности бессмертия хороша. Скажу больше: бессмертие страшно, даже если бы оно было заполнено событиями. Представьте только: жить, осознавая, что вы умрёте только и исключительно насильственной смертью. Каково это? Я бы свихнулся.

Удивительно, просто невероятно, сколь много идей подарил фантастическому жанру пан Лем. Вот и фабула фильма «13-й этаж», который в своё время так изумил меня, как выяснилось, слизана у польского писателя. Вот здесь-то мы и имеем в зародыше ту мысль об иллюзорности мира, которая позднее излилась в стольких книгах и фильмах. Действительно, где гарантия, что всё вокруг — не плод воображения какого-нибудь электронного мозга? В принципе, та же идея лежит у основ брахманизма: дескать, мир — это сон Брахмы (мы в свой промышленный век просто заменили бога машиной, и получился... бог из машины). Действительно, пора уже отказаться от старой максимы Декарта: «я мыслю, следовательно, я существую». Наше мышление уже не даёт нам гарантии нашего существования. Что из этого следует? Неужто мир понемногу отказывается от европейского рационализма и возвращается к восточному идеализму? А может, XX век подарил нам начало некоего сплава двух традиций? В интересное время мы живём, дамы и господа! :)

И всё же десятку поставить не могу. Станислав Лем, умеющий мастерски описывать характеры, здесь отказался от реализма в пользу захватившей его идеи. Коркоран показался мне каким-то неестественным. Ну не может такой человек вот так легко пустить к себе первого встречного. Как говорится: «Не верю!».

Начиналось за здравие: блестящая сатира в стиле то ли Хармса, то ли Зощенко, и главное — действительно смешная! Глянув на объём романа, я уже начал предвкушать 800 страниц искромётного юмора и метких характеристик. Увы, очень скоро Иванов словно опомнился («я ж — продолжатель лучших традиций реалистической прозы, чернозёмная мощь земли Русской!») и всё потекло куда-то в тягучий омут описаний и, нередко, бессмысленных сцен, коими наш золотовалютный запас грешил и ранее, но всё же не в такой степени и — главное! — ранее эти недостатки сглаживались очарованием уральской экзотики и разнообразием сюжетных линий. Здесь, увы, наблюдается разнообразие лишь в женских характерах и способах их совокупления (физического и умственного) с главным героем. Порадовали детские образы, вот они действительно написаны от души. А всё прочее, налипшее на рассказ о похождениях Моржова, кажется столь же неинтересным, как грязь, прилипшая к колёсам его велосипеда. Я уж не говорю о том, что интрига с самого начала будто высосана из пальца: надо было автору отправить всех в заброшенный летний лагерь, он и отправил. А уж из-за чего они там оказались — несущественная мелочь. И всё же хочется спросить Иванова: а где ж пресловутые американцы? И если не о них, то о чём говорилось в телеграмме, поставившей на дыбы всё МУДО? И хотя к концу романа завязка уже не играет роли, концовка его опять превращает всё в бред, ибо она никак — ну никак! — не вытекает из повествования. Нет, Иванов, конечно, объясняет нам, что и как, но лишь между делом и скороговоркой, словно логика сюжета его вообще не заботит. Главное — показать пропасть между женскими мыслями и действиями, а на какой сюжет всё это нанизать, не имеет значения. Может, лучше тогда стоило написать эссе, чем тратить своё время на ЭТО? Хотя — издатели требуют, а народ покупает. Чего же больше? Вот отсюда и началась та дорожка, которая вывела Иванова к раскритикованным «Псоглавцам» и разнесённому в пух и прах «Комьюнити».

А вообще книжка очень женоненавистническая. В ней почти нет положительных женских образов. Все героини (кроме мелькающей где-то за кадром Дашеньки) сплошь эгоистичные и лицемерные стервы. Удивительно это, честное слово. По-моему, здесь у Иванова некий пунктик. Уже в «Золоте бунта» я заметил, как он инструментально использует женщин. Но там, как он сам говорил, повествование намеренно сделано более «попсовым». А здесь? Тех же щей, да погуще влей. Не знаю, что об этом и думать. Либо все женщины и впрямь меркантильные и двуличные стервы, либо Иванов их просто не знает. Вспомнилось тут, как прочёл на одном форуме девичий пост: «Гумилёв выучил немецкий ради Анны Ахматовой. А сейчас куда подевались рыцари? Ухаживать совершенно разучились». Ух как меня подмывало ответить томящейся любовно: «Милая, так ведь и вы — не Ахматова!», но стерпел, сдержался. Ибо подумал: может, она и права? Но после прочтения «Блуды и МУДО» засомневался: так ли уж мы, мужики, виноваты в отсутствии романтики? Ну скажите, какая из героинь Ивановского романа нуждается в ухаживании? Ради какой из них стоит рвать жилы? Если и начнёте читать любой из них стихи или цветы дарить, взглянет на вас как на дурачка и рассмеётся — вот ведь несуразный какой, даже жалко его, убогого. И всё же надеюсь, неправ Иванов, сгустил он краски. Ну не может быть всё так беспросветно.

А чего ж тогда восемь? — спросит удивлённый фантлабовец. Да потому что написано неплохо, диалоги живые, язык хорош. А сюжет... Да плюньте вы на него. Не за это мы Иванова последнее время любим. :)

«Такую песню испортил, дурак»

Ни коем случае не хочу задеть уважаемого (и ныне, увы, покойного) автора, но именно эта фраза вспомнилась мне, когда я прочёл первую треть повести. И не отпускала уже до самого конца. В чём же суть претензий? А вот в чём:

это — не книга, а проповедь. Не терплю, когда автор становится в позу пророка и начинает изрекать некие осенившие его истины. Сам идейный посыл повести мне весьма близок, но зачем же реализовывать его столь топорно? Я не знаком с другими произведениями Михайлова, но данное конкретное творение оставляет твёрдое ощущение, будто написал его не опытный литератор, а наивный юноша со взором горящим, ещё не владеющий как следует приёмами художественного творчества и лишённый глубокого жизненного опыта. Ибо — да, книга написана прежде всего плохо. Со стилистической точки зрения плохо. Автор не знает меры ни в размышлизмах, ни в диалогах, при этом герои его не общаются — нет! — они все как один излагают. Разговор главного героя с женой в конце книги убил наповал своим бесконечным примитивизмом. Язык героев не только везде одинаков, он безжизнен! Это — язык лекций, а не живая речь. Я уж не говорю о том, что сплошь и рядом герои рассуждают с апломбом, свойственным либо дуракам, либо подросткам, но никак не интеллектуально развитым взрослым людям, к тому же проживающим вторую жизнь. Прискорбно, очень прискорбно видеть антикоммунистическую повесть, написанную по канонам худших коммунистических агит-романов. Замечу уж кстати, что автору с его бесконечным резонёрством и не очень уверенным чувством слога как раз-таки ближе все те «литературные генералы», коих он с презрением топчет в повести, нежели писатель-провидец Коротков. Признаюсь, мне тяжело это писать, так как мысли авторские, его нравственная заточенность очень схожи с моими, а уж идея, лежащая в основе сюжета, просто потрясающая. Как можно было развернуться на таком материале! Какой шедевр написать! Это ж придумать только — люди, в обратном порядке проживающие свою жизнь и ничего — ничего! — не способные изменить; люди, запертые в свои телах как в клетках и могущие только думать, но не делать! Это великолепно. Но что же мы имеем на выходе? Унылое морализаторство, напрочь лишённое выпуклых характеров, литературного стиля и оригинальных выводов. Грустно, очень грустно.

Почти шедевр. Именно почти. И именно шедевр. Есть произведения, которые оценивают по принципу «читать всё равно было нечего» и «на фоне других пойдёт». Фтопку их. «Географ» настолько выше всех подобных поделок, что кое кому может даже показаться дешёвкой (высшая похвала для реалиста!). Двойная сюжетная линия, насыщенная переплетением характеров, внезапная смена лица, ведущего рассказ, перетекание легковесной диалоговости в густые описания природы — всё это делает «Географа» явлением по меньшей мере неординарным. Странное дело, по мере чтения я всё больше убеждался, что книга эта, вполне реалистическая по духу, на самом деле близка в чём-то магическим реалистам. Ведь о чём сия нетленка? О грустных буднях российской провинции? Ерунда. Этот роман — о стремительно убегающем времени, о лихорадочной смене поколений, о изменяющихся с возрастом ролях человека. По своему посылу «Географ глобус пропил» — вещь столь же метафизическая, как «Сто лет одиночества», но при этом несравнимо более мощная и сильная — хотя бы потому, что Иванов сумел ограничить сюжет рамками одного года. И вот главный герой проделывает эволюцию за этот год от одной личности к другой, так же точно, как подопечные его, пережив катарсис в походе, становятся другими людьми. Маркес сотоварищи вкрапляли элементы волшебства в нашу действительность, а Иванов неуловимо наполняет её романтизмом. Удивительно, но вещь эта, пронизанная бытовой беспросветностью, очень романтична по духу. И дело здесь даже не в любовных линиях (которые как раз — больше отражение приземлённости и грязи), а в личности главного героя, который, не находя себя в городе, выплёскивается во всю ширь на природе.

Это был бы шедевр, но есть некоторые шероховатости, которые не позволяют мне поставить десятку этому блестящему и глубоко меня тронувшему произведению. Шероховатости эти — неумение автора (особенно в первых частях) ограничивать себя в каком-либо литературном приёме. То у него идут непомерные диалоги, то столь же непомерные описания природы. Ничего среднего (впрочем, изумительная третья часть, кажется, лишена этих недостатков). Кроме того, Иванов кое-где и неряшлив, особенно в части тех же диалогов: описывая какую-либо сцену, он совершенно забывает о действиях героев, и получается, что они беседуют в пустоте. Допустим, входит некто в квартиру, начинается разговор, и этот разговор тянется и тянется, будто люди болтают на пороге, хотя по мимолётным оговоркам понятно, что они уже переместились в комнату или на кухню. Иванов просто забывает сказать об этом, что приводит к какой-то «пьесовости» романа. И последнее: главный герой вроде бы давно вернулся в Пермь после окончания университета, но создаётся полное впечатление, будто он приехал только что и заново выстраивает свои отношения со старыми одноклассниками. Все эти любовные хитросплетения наводят на мысль, что главный герой внезапно окунулся в давно им покинутое общество, а не варился в нём всё время.

И тем не менее — твёрдая девятка. Ибо так, как это текст, меня уже давно не перепахивала ни одна книга. Тут не просто послевкусие, тут целый букет во рту, как похмелье, так настойчиво донимавшее главного героя. :)

У нас на курсах польского это стихотворение было обязательным для заучивания наизусть. Ух сколько сил я убил на него! Зато теперь могу даже в Польше блистать! :) В общем, всем изучающим польский — настоятельно рекомендую. Оно того стоит!