(над небом голубым есть город золотой...)

Прежде всего обратим внимание на год написания — 1920. В этом году был расстрелян Колчак, озвучена программа НСДАП, получил нобелевскую премию К. Гамсун, Уэллс посетил кремлёвских мечтателей и поделился своими впечатлениями в «России во мгле» (кстати, его «Первые люди на Луне» созвучны данному роману, но фантазия Уэллса никогда не возносилась до таких безумств, как в «Путешествии к Арктуру» немолодого дебютанта). В этом году родились Азимов, Брэдбери и Ф. Герберт, которые во многом сделали фантастику такой, какой мы её знаем в настоящее время... Именно в этом году вышла — и с треском провалилась в продаже! — книга, которая спустя полвека приобрела настолько культовый статус, что, хотя её и посейчас читают немногие, затмила многих тогдашних кумиров и стала заметной вехой в жанре. Если посмотреть, что было написано на момент выхода, окажется, что прошло несколько лет с начала марсианских приключений Джона Картера; до «Аэлиты» ещё 3 года, а до «Космической трилогии» К. Льюиса (кстати, ещё одной «родственной души«!) и того больше — почти два десятилетия.

Время написания определяется легко: помимо упоминания модных в начале ХХ века спиритических сеансов, всячески подчёркивается наличие электрического! освещения. Суховатое скучное повествование через несколько десятков страниц вдруг взрывается такими яркими красками и безудержным полётом фантазии — что про 1920 год забываешь напрочь. И к какой же стране Оз приведёт эта дорога из желтого кирпича?

Если вам надоели имперские битвы, осточертели лужи клюквенной крови и хрипы неумелых актёров, если вы до смерти устали от пустой болтовни истеричных бимбо-моделек, если вдруг по непонятной прихоти вам захотелось чего-то занудного, скучного, но при всём том притягательного и непохожего на всё, что вы читали до этого; если вы не боитесь архаичных романов с религиозной подоплёкой, в которых если что и происходит, то непонятно что, а герои могут оказаться совсем не теми, чем представлялись в начале путешествия, да и вообще может оказаться, что у книги совсем другой герой — значит, самое время совершить путешествие к далёкой звезде, где в обманчиво идиллическом мире плещется кристально чистая вода, где царят яркие краски и парят летающие острова, где живут мечтательные человекодрева и отважные охотницы, где издалека слышится чарующая музыка, будто зов неведомого бога — а в этом мире непоминаемый всуе не оставил своих чад и живёт по соседству. Под небом голубым — освещённом двумя солнцами (и Раем, и Адом) — обитает множество существ и животных невиданной красы — автор дал простор своей фантазии, чтобы представить мир, максимально непохожий на наш собственный. Поэтому если вам любопытно узнать, что представляла собой фантастика в годы, когда хоббит ещё не вылезал из своей норы, и даже до рождения Конана оставалось более десятилетия, и вы готовы смириться с некоторой архаичностью изложения и с избытком описательности, «Путешествие к Арктуру» — совсем неплохой вариант, в котором, возможно, вас ожидают сюрпризы.

Фабула проста, раскованность авторской фантазии поражает воображение даже сегодня. Попав на Торманс, герой претерпевает чудесные трансформации — обретает новые органы, открывает чакры, внутренний третий глаз; отныне он может без проблем дышать воздухом чужой планеты и питаться инопланетной пищей — что с точки зрения науки, конечно же, нонсенс, но с точки зрения художественного воображения вполне допустимо. Герой без препятствий биологического и технического толка начинает путешествие по планете, выслушивает — словно не существует языкового барьера — лекции об устройстве здешнего мира (есть такой грех у старинной фантастики). С точки зрения здравого смысла, по меньшей мере странно. Но вся эта книга находится за пределами здравого смысла — безудержный полёт фантазии; обманчивая идиллия, прерываемая вспышками немотивированного насилия (что можно объяснить тем, что герой попал под влияние нечеловеческой воли); попытка представить мир, совершенно чуждый нашему разуму.

Читающим книгу впервые, рекомендую с самого начала давать персонажам краткие характеристики — главный герой, ангел-хранитель, демон-искуситель, Лилит, Бог-создатель и тот, чьё имя не принято называть. Неологизмов, к счастью, не слишком много — иначе непривычному читателю запутаться во всех этих «блодсомбрах» не составило бы никакого труда, но иметь перед собой краткие характеристики будет нелишне. Кстати, если наименование Торманс покажется вам смутно знакомым, не удивляйтесь — его позаимствовал для своего «Часа быка» И. Ефремов, впечатлённый данным романом.

Из простительных минусов: религиозность, искусственность, пафос.

Перевод не идеальный, но на сегодня единственный вариант для читающих только на русском. Рекомендую поискать издание от «Васильевского острова» — в нем есть и другие интересные вещи. Кроме того, это издание займёт меньше места на книжной полке.

(исключительно для взрослых! лицам, не достигшим определённого возраста или величины IQ, может показаться тягомотиной -- сплошная заумь и никакого тебе сексшна!)

... и война на безжизненном лунном шарике. Ой, нечасто действие современной нф разворачивается на Луне! С начала двадцатого века фантасты норовили перенести действие куда-нибудь на Марс или Юпитер, а то и вовсе в далёкую-предалёкую галактику. А тут -- роман, написанный почти на излёте ХХ века, и действие происходит на Луне! К чему бы это? Наверное, из-за элементарного логического перевёртыша. Куда денутся войны, если на Земле воцарит мир, наступит тишь и благодать? Естественно, переместятся на Луну, где, как известно, никакой жизни нет. И вести их будут роботы! Нет, не те гигантские человекоподобные махины, которыми так интересуются премьеры и молодёжь, а скорее миниатюрные солдаты-тараканы или вовсе даже рои наноботов.

(голоса за кадром: Oh, oh, you're in the army now!)

Цикл Ийона Тихого с каждой вещью всё больше отдаляется от весёлой развлекательной НФ и перерастает в язвительную сатиру. Высоты -- «Футурологический конгресс» (всё то, чего нам так не хватало в «Матрице«!) и, практически в один уровень -- антивоенная сатира «Мир на Земле».

В каждом возрасте эти книги читаются по-своему: если в детстве больше нравится озорной юмор «Звездных дневников» с несчастнейшими котами и сепулькариями, то в зрелом больше ценишь сатиру последних вещей. Уже не развлечение -- но пища для ума и сердца. Текст становится намного плотней и отвязней -- мало диалогов, больше размышлений и неожиданных поворотов. От космического барона Мюнхгаузена, каким он был в самом начале, уже мало что осталось. Скорей, это alter ego самого Лема, заблудившийся в кафкианских коридорах фантазии.

В молодом возрасте посоветовал бы читать рассказы цикла, в зрелом -- «Футурологический конгресс» и «Мир на Земле» (рассказами, если не читали, можно пожертвовать). Затем переходите к публицистике (Молох, Библиотека XXI века) или «Кибериаде». Если наслышались стенаний про сухой авторский стиль, выбирайте переводы К. Душенко.

Что касается неактуальности, не обольщайтесь: человек -- животное агрессивное и несовершенное. Тяга к оружию будет существовать ещё долго, пока на планете живёт людское племя. Мир на Земле? Это фантастика!

«Криптономикон» и «Барочный цикл» — книги хорошие, но совершенно разные, словно дети разных матерей — математики и истории -, читать их можно и по отдельности, имейте только в виду, что «Барочный цикл» скорее большой роман, разделённый на части, а «Криптономикон» — законченное произведение. Если вам по душе более технологическое или близкое по времени, советую начинать с «Криптономикона». С высоты прочитанного, он же остаётся и лучшим.

«Барочный цикл» более авантюрный и легкомысленный по отношению к фактам — этакий «Фанфан-Тюльпан» от криптоистории (фантэлемент здесь мизерный, но более явный; прочитав «Криптономикон», его вы даже не заметите).

Ab ovo, начнём с конца — поскольку автору видней, с чего начинать.

«Криптономикон» — напряжённый триллер для взрослых преимущественно мужского пола (для женщин маловато любовей — а те немногие, что всё же имеются, исключительно небесных оттенков). Несмотря на объем, написано довольно плотно. Если вы ждёте мордобоев, леденящих душу тайн и всяких-разных джеймсбондовских штучек, 99%, что книга не для вас — она о математике, точней, криптографии. Вся триллерность заключается в интеллектуальных материях, схватке интеллектов, военных действиях второй мировой и битвах нынешних корпораций.

Достоинства:

. высокая плотность текста

.. интрига, увлекательность, и соответственно быстрая скорость прочтения

... естественный язык, уместный юмор и отличный перевод

Техническая сторона, как водится в технотриллерах, уже устарела (навряд ли вы впечатлитесь упоминанием дискет или Windows 95), а вот вставные лекции по криптологии и посейчас читаются с интересом — в немалой степени из-за наглядности и юмора.

«Криптономикон» либо затягивает с первых страниц и не отпускает до конца, либо оставляет равнодушным (прочитайте пару первых страниц — если не зацепит, значит, это не «ваш» роман).

«Барочный цикл» отличается объёмом, большим количеством действующих лиц и отступлений, носит более авантюрный характер. Время действия — XVII-XVIII вв. География — также весь мир, от Вест-Индии до Ост-Индии, моря и океаны. Только не рассчитывайте, что приключения начнутся с места в карьер: поначалу будет нечто вроде «Острова накануне» или «Перста указующего». Раскручиваясь, 900-страничная «Ртуть» спадает затем быстрым водопадом жидкого серебра — она другая, не лучше-хуже, а просто написана совсем по другому, и по сути состоит из нескольких книг: первая о зарождении науки, Кембриджа; вторая — бесшабашный и динамичный авантюрный роман; третья — бодрый микс, схождение двух этих линий.

Быть может, история, продолженная затем «Смешеньем» и «Системой мира», отдаёт Голливудом и покажется вам излишне надуманной — в той мере, в какой придуманы все на свете романы, но здесь показаны истоки и основы знакомой нам технологической цивилизации: биржи, промышленность, акции, безналичный расчет, первые биржевые крахи и финансовые пирамиды, университеты и научные учреждения, зарождение информатики... а также бытовая сторона — чай, кофе, спички, презервативы, магазины и кофейни... Это рассказ о системе нашего мира — лёгкая вещь для отдохновения и вместе с тем увлекательный и познавательный цикл — слишком объёмный для поглощения за один вечер — но можно ведь растянуть удовольствие, est-ce pas?

Неторопливый философский роман, льющийся первое время тоненьким горным ручейком, но постепенно набирающий силы и обороты, а под конец превращающийся в мощный поток, ледяной лавиной сметающий всё на своём пути, в котором, вопреки постоянному нагнетанию обстановки, практически ничего не происходит — о скоротечности человеческой жизни, которая проходит мимо, пока ты занят соблюдением освященных временем и традицией ритуалов гарнизонной службы, прислушиваясь по ночам к ожидаемым, но всегда внезапным и оглушительным звукам капающих из протекающего ржавого бака капель, и потом целыми днями стоишь на крепостной стене под палящим солнцем, просматривая окрестности через старую подзорную трубу в поисках неведомых варваров, которые всё никак не покажутся на горизонте, и которые могут оказаться кем угодно — и реальными соседями-северянами, и мистическими остатками войск Чингиз-хана, а то и самого Александра Македонского, заблудившимися в пустыне или во времени, байки о которых рассказывают с первых дней службы, и к созданию которых приложил руку ты сам — и в этом романе всё начинается с того, как один молодой герой по имени Дрого — как некогда Гринёв, и как когда-нибудь, в той же далёкой стране, Привалов — приближается к месту своего назначения — пограничной крепости Бастиани, которая долго маячит на горизонте и никак не желает приближаться.

Отправьте своих робокобет да несносных своих кибердитяток куда подальше, дабы не путались оне под ногами и не вносили разлад в мировую гармонию и порядок — а что это за словечко такое мудрёное? а это зачем? а это что значит? — и не мешали приставаниями своими премудрости вкусить необычайной. Настройте свои омнивизоры и уладьте потоки темпоральные, протрите верхогляды и сурдодатчики, придвиньтесь поближе, да внемлите... Не в некотором царстве, не в стольном граде Киеве, а в далёкой-предалёкой галактике жили-были два друга-изобретателя — Трурль и Клапауций. И не было такой задачи самой заковыристой, разрешить которую эти всемогуторные конструкторы были б не в состоянии. Обращались к ним за советом и с наказом разные императоры, рыцари, кибербродяги и мудрецы. Создать вселенную? Сотворить Машину необычайную? Подарить Счастье, аль свергнуть тирана какого злючего? Никаких проблем — брались друзья за любое дело без промедления, и разрешали его в срок наикратчайший.

И хотя истории сии не настоль сатиричные, как дневники бледнотика Тихого, а большею частью увеселительные, но и здесь находится место уколам и язвительным насмешкам над всякими глупостями — от полицейских утопий чиавековских до грешений маркизов де Задов. Даже ежели какой киберёнок и доберётся до книги в поисках чего крамольного, ничего не узрит он, окромя мыслей дельных и полезных — ни во втором, ни в третьем смысловом слое — а слоёв таковых в книге превеликое множество. И хотя со словотворчеством у автора порой перехлёст случается, и для пань там не найдётся аморов да амурчиков, познакомиться с «Кибериадой» стоит — лучше всего в умудрённом возрасте, не спеша, с перерывами — понеже истории сии весьма неглупые и философичные.

В огороде бузина, в Киеве дядька, в городе Лондоне -- Би-Би-Си и Сева Новгородцев, а немного поодаль, в тихой йоркширской сторонке -- Тристрам Шенди, джентльмен, к суждениям и мнениям которого прислушиваются уже не одно столетие.

Неискушенного читателя роман может ввести в ступор, может показаться ему пустым расточительством и словоблудием. На деле же, это весьма компактная и рациональная книга, написанная задорно и виртуозно, умнО, изящно, изобретательно, читается она, несмотря на объём, легко и не без приятности, а под маской глубокомыслия скрывается ... (читателю предоставляется возможность отлистать к началу и взглянуть на портрет автора). Ближайший аналог, при всей несхожести приёмов и целей, но близости духа -- «Гаргантюа и Пантагрюэль». Не более не менее, как живой росток на строгом и пафосном древе мировой литературы нового времени, шедевр тонкой ироничной прозы, книга столь же потешная, сколь издевательская и остроумная. И совершенно точно она не производит впечатление старинной -- читал следом почти столь же упоительную «Историю приключений Джозефа Эндруса и его друга Абраама Адамса» и стерновское же «Сентиментальное путешествие...» -- на их фоне «Тристрам Шенди» показался фейком, ловкой современной мистификацией -- написано будто бы во всеоружии более поздних изобретений, не чураясь всяких постмодернистских штучек.

Повествование не умолкающего ни на секунду рассказчика переключается с предмета на предмет, темы сменяют друг друга с лёгкостью и беспечностью мотыльков:

\ глава о носах,

\ глава о гульфиках,

\ глава о фьюить!,

\ суждения о дурных временах для королей и игрушечных фортификациях дядюшки Тоби,

\ история капрала Трима, вернувшегося с затребованной книгой, которая повернула беседу в иное русло, и в связи с чем припомнился один любопытный случай,

\ вдобавок, совершенно непристойная глава об усах,

\ и -- в противовес! -- наичистейшая глава, какую только может породить писательское воображение.

\ глава о ... (нет, здесь могут присутствовать дети),

\ глава о ... (это может показаться неприятным его сиятельству),

\ глава о ... (здесь можно употребить своё любимейшее ругательство),

\ а также о том, с какого конца следует приступать к женщине -- и ещё много других столь же полезных и высоконравственных советов и наставлений.

По сути, «Жизнь и мнения Тристрама Шенди» -- настоящая энциклопедия чудаческой жизни, которую особенно приятно почитать долгими зимними вечерами (не возбраняется впрочем и в любое иное время года, поскольку шендизм -- наилучшее лекарство от всех болезней, и посему шендировать можно когда угодно и где угодно). Читается без усилий, прерываться можно в любой момент и на какой угодно промежуток времени -- можно начинать практически с любого места, не опасаясь утерять соль и нить повествования, потому что написано столь плотно и остроумно, столь живо, непринуждённо, что случайно обронённый со стола бокал может лететь вниз не один десяток страниц, пока рассказчик переключается с одного предмета на другой, с тем, чтобы в итоге отобразилась вся картина происходящего, отраженная в каждом из его мельчайших осколков.

Автор -- вроде бы почтённой должности сельского священника и человек по всей видимости неглупый -- на протяжении не одной сотни страниц занимается литературным стриптизом -- обнажая душу и сердце, вдоволь издеваясь, дразня и обманывая ожидания читателей, решившихся ознакомиться с суждениями и взглядами некоего Тристрама Шенди, джентльмена.

Объём и продолжительность событий книги не удивят современных читателей, но быть может, их позабавит собственное озарение относительно того, какую же историю они на самом деле читали. И, по-шендистски отвлекаясь в окно, видим чудесную картину: во дворе трава, на траве дрова... а не рассказать ли вам сказку про

(плутовской роман в стиле магреализма)

Это история о двух путниках времен Полтавской битвы. Один из них, грешный, как прочие, не устоял перед искушением и обманул товарища. Возжелав богатства, он сделался разбойничьим атаманом, обзавелся домом и семьей — но принесло ли это счастье?

Это история о том, что от судьбы не уйдешь. Герой может возноситься к ангелам или спускаться в епископское пекло, может уводить чужих жён или грабить богачей, но, сколько веревочке ни виться, конец предрешен и тебя снова ждет та же самая развилка у домика Мёртвого Мельника и мертвецкая повозка.

Это история о погоне за химерой мечты.

Это история... не важно о чем, ведь каждый найдет здесь что-то свое.

Язык повествования вязкий, витиеватый — но стоит вчитаться, и он поглощает с головой, становится ближе, естественней. События подчеркнуто реалистические, с небольшими вкраплениями магического (чудесное можно увидеть и в самых обыденных вещах — нужно только взглянуть на мир глазами ребенка). Чем кончится, известно с первых страниц, только это тут же отходит на второй план. Не стоит ожидать здесь бешеного экшна и волшебных превращений. Не стоит рассчитывать на бездумное времяпрепровождение. Не надо ждать, что вам скормят не раз пережеванную легенду-небыличку о лихом авантюристе. Но стоит рассчитывать на пробуждение собственных мыслей, добротный язык, и на чарующую атмосферу истории.

Если сравнивать Перуца с другими писателями, в первую очередь почему-то вспоминается Майринк, хотя между ними, признаться, мало общего. Тем и хороши классики, что они не похожи друг на друга.

Перуц склонен описывать людей в других странах и эпохах, ведь современность не несет в себе ничего хорошего — что-то зловещее витает в воздухе. Для знакомства с его творчеством я порекомендую в первую очередь три вещи: этот роман, «Снег святого Петра» и «Ночи под каменным мостом». Если же вам хочется чего-нибудь попроще, ограничьтесь детективом «Мастер Страшного Суда», включенным Борхесом в библиотеку «Седьмой круг». Только это уже совсем другой Перуц, совсем другая история.

Токио, сегодня вечером — с его яркими огнями, секс-шопами и супермаркетами, скоростными экспрессами и электроникой — и поиски родного отца, которого ни разу в жизни не видел, и который скорее всего давно забыл о твоём существовании, как забыла мать-алкоголичка — это «Сон9номер», 100% японский роман-квест, написанный англичанином.

Молодой герой

(в воздухе возникает эскиз: 20 лет, бейсболка, минимум ручной клади: рюкзак, плеер, электрогитара, диск с компьютерным вирусом и пара-тройка других незаменимых наворотов двадцать третьего века)

с драйвом, с напором идёт напролом, и вы почти чувствуете, как земля вертится под его ногами.

(идут флешбеки, в действие вмешиваются работодатели, родственники и якудза. тайфун! торнадо! землетрясение и ураган! а следом несётся девятый вал, мелькают образы из снов, аллюзии из книг, манги и фильмов (!из какого же хлама состоит наша жизнь!), сливаются воедино реальность и полубред-полусон, подёрнутые волшебной дымкой фантазии, а вдалеке, под чарующие звуки песен Джона Леннона, виднеется небо в алмазах...)

Не все потери можно отыскать в бюро находок, и поиски родного отца — это вам не фунт изюма и не розыски жалкой овцы.

(«чтобы остаться в живых, ты должен убедить себя, что сегодняшняя ночь это чужой кошмар, в который ты забрёл совершенно случайно»)

(«доверяй своим снам. А не тому, что ты думаешь наяву»)

Напор! ещё рывок! — и впереди заключительный Девятый уровень. Может быть у кошки и девять жизней, но ты же не кошка! и это — Сон. Номер. Девять...

Написано увлекательно. Сюжет развивается стремительно и интересно. В отличие от «Атласа», во «Сне» почти нет закольцованных сюжетных слоёв, действие развивается более прямолинейно, но без сюрпризов и оригинальных завихрений не обходится — потерпите до 5-й главы. Отмечу также идеальную редактуру 9-й части.

Книга, которую вы читаете, уже не та, которую вы начинали читать.

9 баллов. Советую попробовать.

Желаете чего-нибудь ещё? Кино-альтернатива: -- «Понедельник» (Сабу) -- «Живым или мёртвым» (Т. Миике) -- «Гонин» (Т. Иши)...

Заинтересует немногих. Но большая доля вероятности, что этим немногим книга понравится, особенно если ими окажутся люди в возрасте, превышающем возраст Иосифа в заключительном романе (а это 27 лет).

Конечно, при желании можно найти претензии:

- холодный, сконструированный роман, идущий скорее не от сердца, а от разума

- события, занимающие несколько строк Библии, растянуты на сотни страниц

- речи красивые, но неестественные (к примеру, не по годам зрелые философические беседы ведёт маленький Вениамин, лексикон часто не соответствуют социальному положению), долгие разговоры скорее правило, чем исключение: персонажи изъясняются так длинно, неспешно и многословно, словно впереди у них целая вечность, и если даже упоминается, что разговор будет краток, длится он не менее, чем несколько страниц бесконечных казалось бы монологов, когда собеседники не слышат друг друга и витают в собственных эмпиреях, — а потому запаситесь временем для неспешного прочтения плотного концентрированного текста, в котором действия почти нет, зато имеется очень много длиннейших и обстоятельных рассуждений и отступлений, зачастую даже не на одну страницу мелким кеглем, написанных посредством затейливых конструкций и длинных сложноподчинённых предложений, когда к концу рискуешь совсем потерять нить рассуждений.

- кого-то может смутить религиозный пафос или эротичность некоторых сцен (порой провокационная), даже антисемитизм, представляющий Иосифа и его семейство не с самой приглядной стороны: родственники Иосифа постоянно обманывают, жульничают, не гнушаются кражами, и наконец, продают в рабство собственного брата... Сам Иосиф в детстве — красивый, но пустоголовый болтун, совершенно не думающий о последствиях, который обожает наряжаться в мамино платье. После предательства братьями — типичный карьерист, прибирающий к рукам часть доверенных богатств. Он льстит, подлаживается, не брезгует интригами и окольными путями, принимает подарки (т.е. попросту берёт взятки), зная свою значимость для отца, не подаёт о себе никаких вестей, хотя имеет для этого возможности, и вдобавок, отказывает в сексе не такой уж отвратной, судя по всему, женщине — и всё это образец для подражания?

Найти претензии можно, но не хочется: это и в самом деле увлекательное чтение для ума и сердца, быть может, не самое простое, но яркое и завораживающее, достойное перечитывания и поднимающее вопросы морали и нравственности, не столько сюжетно- событийное, сколько философское; чтение явно не на один день, и скорее не для чтения в городском транспорте, хотя и поощряющее урывочность чтения, чтобы было время осмыслить прочитанное.

Если опасаетесь браться за серьёзные вещи, можете представить, будто читаете исторический роман или фэнтези.

Какие черты фэнтези?

- Атлантида и Лемурия? упоминаются, как не столь уж отдалённое прошлое.

- дворцовые интриги? есть.

- квест, новые незнакомые земли? в наличии.

путешествие каравана выкупивших Иосифа купцов преподносится точь в точь как в фэнтезийной одиссее; крепость Зел заради эффектности украшают светящиеся рельефы, изображения грифонов и змей

- божественные силы, ангелы? есть. и не только в снах: как вполне реальные силы, наблюдающие за происходящим. к примеру, таинственный проводник купеческого каравана

- исполнение пророчеств, толкование вещих снов? — есть, как во всякой уважающей себя фэнтези

к слову, здесь подчёркивается божественность верховной власти, поскольку вещие сны снятся именно фараону, а Иосиф — только толкователь. правда, вещесть снов подвергается позже сомнению — семёрка постепенно превращаются в 5 лет, некоторые тучные годы показаны позже как вполне заурядные, некоторые неурожайные как не совсем уж худые, и в целом, всё сводится к обычному стечению обстоятельств, которые позволили фараону, с подначки своего эконома Иосифа, разорить знать и закабалить собственный египетский народ.

- если вам и этого недостаточно, встретите даже упоминание «роботов-земледельцев» :-)

Вопреки названию, сначала речь пойдёт не об Иосифе и даже не о его братьях, хотя и они промелькнут на страницах первого романа, а про их отца Иакова — долго и обстоятельно рассказывается о перипетиях его жизни, предшествующих появлению на свет Иосифа, о взрослении, скитаниях и обстоятельствах нескольких женитьб, рождении старших сыновей, прежде чем наконец перейти к тому, из-за чего всё собственно и затевалось. Иные на его месте написали бы нового «Графа Монте-Кристо» или какую другую историю тайной мести, а у Т. Манна получилась философская притча о возвышении и падении — правда, почти никогда до самого дна преисподней Шеола — поскольку Господь не оставляет возлюбленных своих чад, а только испытывает их на прочность.

Одна из наиболее эффектных сцен романа —

Заключительный роман самый слабый в эпопее — то ли сказалась усталость, то ли сыграла свою роль политическая ситуация: приходилось писать на чужбине, в разгар войны, развязанной соотечественниками автора, для которых в первую очередь и создавался этот роман.

Резюмирую: мощный, величественный и неспешный вневременной текст, словно бы проступающий из тьмы веков. Такие книги попадаются не каждый день, и потому читать их хочется долго и не спеша, наслаждаясь каждой фразой, каждой отточенной мыслью, погружаясь в те далёкие-предалёкие времена, когда библейские пророки, Лемурия и Атлантида были не такой уж глубокой древностью.

Советую попробовать.

Если однажды зимней ночью путник придёт домой, он заварит себе чашечку горячего кофе с щепоткой корицы, усядется поближе к камину и возьмет в руки старый потрёпанный том о наших предках.

Возможно, это окажется история о злой и доброй половинках виконта — или повесть о несуществующем рыцаре, под забралом которого пустота — или же это окажется история про барона, который залез однажды на дерево, да так и остался там навсегда.

Три истории, одна другой интересней и увлекательней — трудно выбрать, которая из них лучше. Каждая по-своему хороша, каждая умна и занимательна! Но сегодня, пожалуй, это будет история про Козимо ди Рондо...

Вроде бы ничего особенного, а цепляет и не даёт оторваться — слог легкий, ироничный, неглупый и увлекательный. Как начнешь читать, так и просидишь до самого рассвета. Казалось бы, что интересного может произойти в романе, где герой только и делает, что скачет, словно Тарзан, по веткам и его нога ни разу не ступает на землю — с того самого дня, когда вредная сестрица накормила все семейство противным улитковым супом? Ан нет — много чего забавного и увлекательного. Будто читаешь не одну книгу, а целых десять, или смотришь яркий пёстрый калейдоскоп. Сначала видишь этакого Робинзона Крузо, шествующего по деревьям. Присмотришься внимательней — нет, это же барон Мюнхгаузен! Скачет себе на рогах оленя, приняв их за кленовый куст. Кажется, что ничего неожиданного уже не произойдет — и вот вам новый поворот — разбойники и пираты! Вот вам масоны с их странными обрядами! Вот вам целая компания дворян, устраивающих на деревьях светские рауты! Галантный век Руссо и Вольтера оставил и здесь свой опечаток — уж не Вальмон ли приложил руку к страданиям нашего героя?

Изящная проза так и струится, искрится обманчивой легкостью и весельем. Захочется уже дать книгу в руки детям, а тут всплывёт и труп с отрубленной головой и завяжется любовная интрижка. Проза, представлявшаяся поначалу детским чтением, делает очередной кульбит и обращается изящной литературной игрой. То анекдот, то утопия, то история взросления, то сентиментальная мелодрама (готовьте свои носовые платки, ребята — герой исходит от ревности!), то философский или авантюрный роман... Здесь вам и фантасмагория, и гротеск, и злая язвительная сатира — все слилось воедино, всё меняется с каждой страницей. Целая гирлянда историй — веселых, увлекательных и неглупых одновременно — уместилась на страницах великолепной книги. Есть чем увлечься до рассвета путнику, если однажды зимней ночью он вернется домой.

Абсолютно дэвид-линчевский по атмосфере роман (чего стоит только исчезновение невесты Густава и появление не замечаемой ранее деревянной фигуры на бушприте), насыщенный не действием или внешними эффектами, а поэтическими метафорами и размышлениями, навеянный не столько морской романтикой (как например «Морская волшебница» или «Бегущая по волнам»), сколько тревожным сном, ощущением травли и обречённости загнанного зверя. Недаром паруса корабля, как упомянуто на первых страницах, имеют тревожный — не алый, а багряный — оттенок цвета, и на положении безбилетного «слепого» пассажира находится даже сам владелец корабля.

Плюсы — атмосфера тайны, условности, зыбкость и сюрреалистичность сна. Во время чтения отмечаешь неожиданный подбор слов, что было замечено и сохранено переводчиком (нпр, не метис, а полунегр).

Минусы (для кого-то возможно это существенно, но не для всех) — солидный объём и неопределённость с выпуском заключительного романа... cthulhu fhtang yjjh dhdf (a vot zdes skaner chego-to ne raspoznal(TM) — к сожалению не удалось разобрать собственные каракули)

Литературная одарённость автора несомненна, гомосексуальные и антирасистские мотивы не главное и не самоцель, психологически оправданы. Роман оставляет мощное, сокрушительное впечатление, после прочтения ощущаешь себя китом ...выброшенным на берег после шторма — свежесть, покой и прохлада, повсюду валяются обломки и морская живность, тают остатки крушённых надежд и чувствуешь облегчение, что удалось пережить этот нежданный ураган... Все течет, все меняется, меняются отношения между людьми, и многое окажется совсем не так, как представлялось изначально.

Впечатляет вставная история Кебада Кении, проведшего 200 лет в могиле — совершенно потрясающая кафкианская притча, которую стоит прочитать и как отдельный рассказ, если вас пугает объём. Вообще, если вы избегаете больших объёмов, можете попробовать только первый роман или хотя бы эту отдельную главу — впоследствии повествуется о дальнейших событиях и даётся истолкование этого романа-сна, но кое-какие намёки и спойлеры вы найдёте уже в статье-послесловии, которую — подозреваю! — стоит читать только после прочтения всей трилогии.

Что-нибудь ещё? Д. Буццати. «Татарская пустыня»

И да ... если хотите заглянуть в трюм, внутрь этих ящиков, вспомните об участи жены Синей Бороды.

Вещь необычайной лёгкости и воздушности, напоминающая по изяществу и простоте тексты Михаила Афанасьевича или, скорей даже, Михаила Юрьевича, пиши они в наше время — читается так же легко, быстро и с неослабным интересом. Все события живо рисуются в воображении, и просто напрашиваются к экранизации — настолько ярко прописана картина происходящего, вплоть до голубоватого сияния где-то на заднем плане. Только под конец, когда перевёрнута уже последняя страница книги и последний кусок паззла встаёт на своё место, осознаёшь, что читался не мистический триллер, не фантасмагория и не боевик — а обычный реалистический роман о герое нашего времени. Но по ходу чтения впечатление было таким — читается именно триллер — готичная атмосфера, цепь таинственных совпадений, сюрреализм на грани сна и яви, дьяволопоклонники, наёмные киллеры, ведьмы...

Лаконичная, психоделическая, живая и многослойная — эти характеристики первыми приходят в голову. При всей авантюрности сюжета, вещь совсем не пустая и не мимолётная — спустя время, перечитал и получил такое же удовольствие, как в первый раз.

В жаркий день на исходе августа в курортном городке появляется незнакомец (в этой роли представьте, например, покойного Олега Даля) — одетый в белый смокинг, с кейсом, перевязанным белым же галстуком...

Героя уже ждут... Собравшееся семейство принимает его за возрождённого к новой жизни отца — но герой не принял правил игры. Сатанисты хотели принести его в жертву — но он ушёл от погони. Колдунья хотела наложить заклятие — он снова обманул судьбу... Вот только удастся ли уйти от самого себя?

Ведь это не Воланд, не пришлец-Христос, а обычный человек со своими слабостями и пороками, наделавший немало ошибок и надеющийся вернуть всё на свои места. По характеру — беспечный вечный мальчишка, постоянно попадающий из одной передряги в другую. И по мере того, как его белоснежный костюм превращается в жалкие обноски, меняется наше отношение к герою.

Попробуйте, если нравится:

/ читать лёгкую беллетристику про современную действительность без заумностей и экспериментов

/ быстрое динамичное действие

/ наличие вставных историй

Не пойдёт:

/ если ненавидите читать про наркоманов

/ если не приемлете логичного конца.

Если бы за эту книгу взялся Марк Твен, он, возможно, написал бы про циркового лилипута или про ханжу-священника, зажигающего паству речами про библейских великанов.

Если бы за нее взялся О.Генри, он написал бы про циничного журналиста или про мошенников и ничего не подозревающих простаков.

Джек Лондон, возможно, написал бы про кулачные бои, ирландскую мафию или про бизнесменов, ловящих удачу в мутной воде.

Амброз Бирс написал бы про ветеранов Севера и Юга, добавил грозу, могилы и немного вытекающих мозгов.

Генри Миллер ввел бы «клубничку».

Если бы за нее взялся Исаак Зингер (минуточку! как они сюда затесались?.. ладно, пусть пока остаются!), он написал бы про еврея.

Но эту книгу писал Харви Джейкобс, поэтому здесь имеется всё перечисленное, и плюс к тому каменный истукан, высказывающий всё, что он думает об этом веселом балагане с надувательством и недоразумениями.

Замечательный сатирический роман — яркий, образный, неглупый и многослойный. Для меня это одна из лучших книг 2009 года, неожиданное и приятное открытие, которое стоит когда-нибудь перечитать. Здесь есть живая проза, приукрашенная фантазией автора, заставляющая сопереживать даже не самым положительным персонажам, увлекающая с первых страниц и не отпускающая до последних. Хочется верить, что хотя бы один из героев нашел свое место на земле и заслужил простое человеческое счастье.

Плюсы:

/ действительно взрослый роман,

/ хороший язык,

/ живое динамичное действие,

/ яркие персонажи — не всегда достойные, но живые и убедительные.

О минусах умолчим — они незначительны.

Девять баллов и ни центом меньше!

После Перека настало время и для остальных корифеев УЛИПО...

Шарик воображаемой рулетки бодро обогнул Рубо, миновал Раймона Кено и с дрожащим сомнением указал на второй том Итало Кальвино, представляющий то самое направление, которое в среде наших силовиков принято путать с порнографией.

Все, кто ищет в книге лёгкий развлекательный сюжет, могут спокойно проигнорировать этот том, потратив деньги и время на что-нибудь другое, поскольку здесь их ожидает сплошной эксперимент и постмодернизм. А тексты собрались действительно необычные — все очень далёкие от реализма, все с легким налётом сюрреальности и абсурда, все как один — тотальный эксперимент с языком и стилем.

Здесь онемевшие путники могут общаться посредством карт таро, раскладывая из них свою историю.

Здесь могут существовать самые фантастические города — порождённые воображением, и потому незримые, несуществующие.

Здесь можно прочитать текст с лопающимися комиксовыми «пузырями», или рассказы, в которых нет места сюжету и элементарным человеческим эмоциям (попробуйте, например, найти им место, описывая процесс деления яйцеклетки чуть ли не на молекулярном уровне).

Самой интересной вещью сборника представляются «Невидимые города», Хотя многие отдадут пальму первенства начальным вещам — которые показались мне слишком искусственными, просчитанными и рациональными — хотя признаю, что поставленная в них задача была более трудной, а найденное решение оказалось логичным, и, как всё гениальное, простым и изящным... Если первая повесть воспринималась как откровение, то вторая напомнила попытку войти в ту же самую воду. Но зато третья — более простая и традиционная вещь — оказалась приглашением к сотворчеству. Именно она задела за живое, увлекла игрой и красотой языка, побудила к продолжению.

Начитавшись про города, раскинувшиеся на гигантской паутине, или про засыпанные города, мёртвые жители которых дышат песком, или про города из водопроводных труб, где играют и плещутся наяды, или про города, в которых привычную фауну заменили грифоны и единороги — даёшь волю собственной фантазии.

Роман-каталог может показаться простым и однообразным. Но это не сухой перечень чудес, анахронизмов и повседневности, да и сюжет здесь всё-таки имеется — беседы с ханом, в которых Марко Поло рассказывает о якобы виданных им городах. На первый план выходит язык и структура произведения, напоминающая легкую ажурную конструкцию, сплетенную из мечты и реальности. Язык «Городов» играет фантазией и красотой, переливается красками, будто старое доброе вино в хрустальном бокале. Здесь нет таких тесных рамок и ограничений, как в «скрестившихся судьбах», нет догм и запретов. Во время чтения не замечаешь, что роман был написан на другом языке — будто бы здесь и сейчас. «Невидимые города» построены из небольших фрагментов-кирпичиков, а это хорошо уже тем, что можно безболезненно прерываться и возвращаться к чтению на следующий день. Для людей с дефицитом свободного времени это большой плюс.

Ключ к пониманию произведения дан открытым текстом:

Но мы вправе не принимать это на веру и продолжать верить в чудеса, составлять собственную типологию незримых городов, рожденных на сей раз нашей фантазией. В конце концов, мы любим книги именно за то, какие мысли и образы они навевают.

...По восточную сторону Корифейских гор находится суровый Грязьбург, жители которого утопают в грязи. Зимой, летом, осенью или весной — не найдётся, пожалуй, времени года, когда умиротворились бы сердца горожан. Зимой грязь и груды мусора скрываются снегами, но при виде скользких или неубранных тротуаров в сердцах путников рождается тревога. Летом по раскалённым улицам проносятся вихри, заметают пылью и тополиным пухом памятник невидимке; от горящих в округе торфяников совершенно невозможно дышать. Весной и осенью непроходимы дороги. Благородные доны и синьорины прыгают через лужи, внося неоценимый вклад в местную филологию. И в любое время года — на улицах грязь, мусор и вечные дорожные пробки...

Над водами возвышается недостроенная телебашня, словно надкушенная проходящей годзиллой. Проплывают мимо сонные гондольеры. Сидящие вдоль берегов жители смотрят им вслед и, что-то бормоча, кидают недопитые бутылки. Укоризненно хмурят брови памятники Татищеву и фон Геннину, озирая окрестности.

Лишь редкий турист пробежит через ТЦ, остановится вдруг перед памятником комсомольцам — и вдруг тень какого-то озарения промелькнёт на его усталом челе. Тогда он выхватит туристский проспект, перекрестится бредущим из храма в храм богоборцам и побежит себе дальше, шурша «найками» по прошлогодней листве.

Ассоциации: Борхес

Саундтрек: Под небом голубым есть город золотой

Амплитуда оценок за крупные вещи 2-го тома: 8-7-9 (порекомендую также новеллу «Происхождение птиц». львиная доля остального очень на любителя)

Яркий, сильный роман, совсем не то, что ожидал увидеть: рассчитывал обнаружить тягучее и неторопливое повествование на сон грядущий, с мыслью, растянутой на множество страниц длинного и витиеватого предложения, дочитав которое, с трудом уже припоминаешь, с чего оно, собственно, начиналось, с массой подробностей, множеством обстоятельных и многостраничных диалогов о вещах отвлечённых и удалённых от современности, аки луна от нашего светила, не говоря уж как и от прочих космических объектов, как малых, так и несравненно больших — одним словом, настраивался на очень отвлечённое, неспешное и глубокое повествование... (!!!звуковой сигнал) О чём это я?.. Получил в итоге простой и динамичный роман, в котором можно обнаружить что угодно: зачерпываешь раз — сатира, другой-третий — weirdистый нереализм, авантюрный роман, притча или даже психологический триллер со смертоубийствами — на деле же свободная фантазия, характеризующая время — реализм magic, реализм сна, бездна смыслов и эстетического наслаждения, безусловный шедевр. В плюс — актуальность, прекрасный перевод С. Апта, тщательная отделка структуры самого романа — тоже в плюс, в плюс, в плюс. В книге нет монументальности, характерной для излюбленных переводчиком авторов, а есть простота, лёгкость, воздушность, имеется даже авантюра, напоминающая, к примеру, о «Четвертом позвонке» Мартти Ларни, в нём ощущается также странность «Горменгаста» (в хорошем смысле этого слова) и мудрость Борхеса. Автор, подобно фокуснику, вытаскивает из пустого казалось бы цилиндра то яркую сцену, то парадокс, обнажает суть вещей и времени, когда был написан этот роман.

Глубина и огонь, настоящая оргия в термитнике — так можно охарактеризовать этот острый и зажигательный роман. Начинается он как вполне невинная история о чудаковатом библиофиле, выгуливающем свои книги по утрам, и в библиотеке которого, со шкафами почти до самого потолка, по ночам собираются и шуршат пожелтелыми страницами призраки; но которая превращается в притчу о диктате «маленького человека» («Голова без мира»). Далее первоначальный герой отходит на второй план, уступая фокус новым персонажам, и начинается плутовской роман («Безголовый мир»). Достижим ли мир — вопрос философский.

(достаю маленький кубик, кликнув по матовой грани, растягиваю его по вертикали, затем по горизонтали, достаю из образовавшейся в воздухе книжной полки чёрный томик, открываю наугад):

(обратный процесс — закрываю книгу, возвращаю на полку, сдвигаю её сначала по горизонтали, а затем и по вертикали, убираю кубик на место, никуда)

Эх, коммуналка, сволочь-коммуналка, кто тебя выдумал? В чью бедовую горячечную голову могла прийти эта шальная идея — заселить крохотный клочок московской жилплощади у и без того испорченных жилищным вопросом обывателей — всякими домовыми, упырями и прочей нечистью? Вот уже носятся в ночи, с гиком и посвистом, оседлав унитазы и щётки, или варят на кухне колдовское зелье, ведьмы, да ухают анчутки, скребутся и рыщут волкодлаки или какие вовсе неведомые тварюги, нагоняя страх и трепет на случайного свидетеля — не заденет ли ненароком дикая свора, что бесится и скачет во тьме? что скрежещет когтями и щелкает клыками, ощеряя голодные рты, и вселяет в сердце неизъяснимую тревогу. Эх, коммуналка, и зачем ты только на этом свете? дай ответа! Не даёт ответа. Разражается диким уем-воем, ором, раздаётся многоголосьем и свистопляской — и хранит секрет...

Советские пастернаков не читали, всякие аллюзии и аллегории путали с аллергией или жалюзи, категорически не признавали никакой литературы, кроме марксистской и соцреалистической (даже если на обложке недвусмысленно указывалось — «Фантастические повести»), но направление сатиры чуяли безошибочно. Их реакция на язвительные вещи в духе Гоголя и Салтыкова-Щедрина, написанные свободным, лёгким и непринуждённым слогом была предсказуемой — разразился почти кафкианский процесс. Если хотите узнать подробности, советую попробовать сборник «Цена метафоры, или Преступление и наказание Синявского и Даниэля», если хотите только самое лучшее — «Пхенц и другие». Фантастика здесь чисто литературная, хотя случается и -pkhenz!- более традиционная, с космическими пришельцами. Но обычно это сатира и сюрреализм — к примеру, здесь могут появиться маскирующиеся под соседку или торшер гебешники, или какой-нибудь персонаж может вдруг расправить руки и взмыть соколом в поднебесье, презрев законы земного тяготения — на то она и фантазия, чтобы быть свободной, непредсказуемой и безграничной.

Синявского-Абрама Терца пробовать непременно! Свежо и актуально по сей день. Рекомендую практически весь сборник «Фантастические повести», начиная с «Любимова».

Это повесть о собаке — караульной овчарке, охранявшей зеков в ГУЛАГе, повесть о верности долгу и чести (разумеется, со своей, чисто собачьей точки зрения — с уверенностью в правильности и незыблемости того мирового порядка, в котором шаг вправо или влево считается за побег, и с мечтой о не кончающейся похлёбке и твёрдой руке хозяина). Этот пёс мог охранять дом, мог сопровождать на охоту или играть с детьми — и его ли в том вина, что дело, к которому его приставили, оказалось не настолько хорошим? Верный Руслан исправно нёс свою службу, пока однажды холодным и ослепительно снежным утром всё не закончилось...

Это повесть о людях, о временах хрущёвской «оттепели», показанная глазами сторожевого пса, потерявшего вдруг и хозяина и цель своего существования. Повесть об обществе — приучающемся жить без опеки «мудрого вождя», пёстром сборище самых разных людей — и спецпереселенцев, и зеков, и вертухаев — где кто-то радуется внезапно обретённой свободе, кто-то растерян и не знает, что с ней делать, а кто-то втайне уже мечтает о возвращении Хозяина.

Быть может, читается не слишком легко, и кому-то изображение людской жизни глазами караульного пса покажется заумным писательским извихом на грани ксенофантастики — но на деле это полезное, доступное и отрезвляющее чтение... Не обращайте внимания, маэстро!

Upd/ почти о том же стихотворение Александра Яшина «Еще о собаках» (1964). советую прочитать следом

Прекрасная, необычная вещь, остающаяся в тени знаменитой антиутопии, но оттого не менее достойная для ознакомления — мрачная, безысходная, трагическая. Глубокая и человечная... Прочитал, и тут же перечитал снова. Не потому, что рассказ непонятен или потрясает основы мироздания. Просто захотелось представить экранизацию — уж слишком напрашивается на это, и перекликается с фестивальными фильмами последних лет («Меланхолия» фон Триера, «Другая Земля» М. Кэхилла).

Главная «фишка» не в языке (он достаточно традиционный для 1920-х гг.), не в сюжете (сам по себе прост — на Земле идёт братоубийственная война, а навстречу несётся невидимая пока планета, с последними жителями, задыхающимися от нехватки воздуха) — а в той форме, в которой всё преподносится. Здесь и реализм, и фантастика романа катастроф, и «странности» экспериментальной литературы. Уже не русская классическая проза, а новый (анти-)советский авангард. Готовый артхаус — несколько сюжетных линий, сходящихся воедино в неизбежном конце — с чередой чёрно-белого и цветного изображения, ломаный стиль, взрыв звуков и цвета, гнёт монохромной безнадёги.

Это тонкая психологическая проза о братоубийственной войне. О любви, боли, смерти, о чёрном роке, нависшем над страной, о конце света... И действительно, рассказ о самом главном...

Рекомендую попробовать любителям «странного» и тонкой психологической прозы. Для знакомства с другими сторонами творчества порекомендую также сатирески «Икс» и «Слово предоставляется товарищу Чурыгину» (в стиле фельетонов Зощенко и Булгакова, Ильфа с Петровым), историческую повесть об Атилле «Бич божий» и, конечно же, роман «Мы».

(деревенская проза. как ни странно, с элементом фантастики)

Снова эта навязчивая идея почитать про уточек? Не скажу за всю Ирландию и Одессу, а у нас на Западе это самое милое дело. Нет ничего лучше, чем завалиться на диван с какой-нибудь <censored *> (зачёркнуто) <censored **> (зачёркнуто дважды) хорошей книжкой и почитать хотя бы про этих самых уток! Я те скажу, паря, уж это всяко получше, чем гонять в поддавки с дедушкой Джейком, или околачиваться заборами, как его двухметровый внучок, или ж пялиться тысячный или миллионный раз в ящик — да мало ль на свете найдётся дуростей?..

Лёгкий ироничный текст берёт не столько сюжетом, диалогами или характерами, сколько интонацией и добрым мягким юмором. Попроще Фолкнера, не намного сложней «Серой шейки». С матерком, цинизмом, апологией дурных привычек, но и с затаённой надеждой на чудо. Ведь не бывает же так, чтобы было так безнадёжно, чтобы утопать в беспредельном депрессняке?

Отличный перевод, использующий всю мощь великого и могучего. Против ожиданий, совсем не детский текст о настоящей Америке, где живут простые люди — не без странностей, но искренние и дружелюбные. С небольшим фантастическим элементом в финале.

Недостаток (или достоинство) — очень короткий текст, практически даже рассказик. Только раскачаешься и войдёшь во вкус, как истории уже конец.

* — тёлкой

** — бутылочкой молока

Реалистическое, но с сильным психоделическим эффектом: реальность как сон, сон как реальность, которые нельзя различить и в которых нельзя пробудиться, и советская реальность как кошмарный нескончаемый сон. Нехитрая в общем-то история четвёрки расстрелянных — о том, какую роль они сыграли в жизни спящего, главного героя — раскрывается постепенно и облечена в форму урывочного судорожного сна, в котором могут встречаться и живые и давно умершие люди, в котором последовательность событий нарушена, как осколки разбитого вдребезги, а спасение, вопреки всему, всё же возможно. Хотя итог будет горек.

Для 1980 г довольно смелая работа, поднимающая тему репрессий.

Советую попробовать также «Сэр Генри и чёрт» (от автора — в скобках пояснение для недогадливых), а из более традиционного — «Растратчики» — грустная и бесшабашная сатира из 1920-х об особенностях национальной растраты. Некоторые эпизоды показались знакомыми: очевидно, источник тот же самый, что и у Ильфа с Петровым — жизнь.

(параллельное чтение: В. Вересаев «В тупике» — гражданская война, Крым, та же самая тема репрессий. что удивительно, наиболее острые главы читались в присутствии советской верхушки (Сталина в тч), и тем не менее роман был напечатан, выдержал несколько изданий. правда, в 1930 всё равно запрещён, как «контрреволюционный»)

Upd. можете узнать подробности в книге “Эпоха и судьба чекиста Бельского”

Рукописи не горят. Иные просто дожидаются своего часа — лежат себе в укромном месте, чтобы однажды произвести эффект разорвавшейся бомбы. Именно такой произвели книги Кржижановского, написанные в начале ХХ века и прочитанные на его исходе (перечитал спустя годы первые тома из собрания — впечатления не изменились: изысканно, оригинально и очень-очень современно! первоклассная в-н-е-временная проза беспредельной ёмкости и глубины).

Определения «фантаст» наверное следовало бы избегать, поскольку проза Кржижановского, при всей очевидной нереалистичности, гораздо ближе к XVIII-XIX вв., с их тягой к затейливости и философии, нежели к холодной стали XX-го, с машинерией, полетами в космос и социальными экспериментами. Это именно проза, причём очень высокого класса — чистая, прозрачная и прекрасная как горний свет, странная, гротескная, очень интеллигентная, с первых вещей поражающая фантазией и зрелым сложившимся стилем, гибким языком, не чуждым иноземностей и неологизмов, стройностью мысли и отшлифованностью каждого предложения. Нереалистическая, и вместе с тем логичная и убедительная, фантастическая ровно в той же степени, в какой всякая жизнь реальность лишь для одного человека, для всех же прочих она вымысел.

Не видя возможности быть напечатанным при большевиках, Кржижановский писал «в стол» и сегодня оказалось, что то был сильный писатель, настоящий «прозеванный классик» калибра Борхеса или Кортасара (эти имена своеобразные «лакмусовые бумажки» настоятельности знакомства — если нравится их творчество, обратите внимание и на Кржижановского!)

Его творчество можно уподобить 3d-инсталляции — не плоской картине, висящей на стене, не чёрному квадрату и не безумному в rrrrеволюционной вседозволенности авангарду, — но объёмному кубу цвета ультрамарин, зависшему посреди комнатушки неведомо каким образом, без всяких видимых подвесок и опор, по граням которого проплывают, и тают, и исчезают неведомо куда белые облака, а в тёмной глубине мерцают звёзды, будто заключая в себе кантовский моральный императив и тайну. Звёздное небо над головой и нравственный закон внутри нас. Прозу Кржижановского нельзя назвать ни советской, ни классической, ни заумной — она какая угодно, только не классическая, не советская и не декадентская: вневременной Текст, запечатлённая в бумагу Мысль.

Во время чтения подсознательно рассекаешь происходящее на две линии: по одну сторону остаётся привычное, а по другую — небывалый доселе brave new world и поиски новых путей; по одну сторону реальность, по другую — сюрреализм, где странно странствуещее «странно» может заносить куда угодно, в страну нетов, естей или в пространство безграничного воображения. Творчество К. лежит большей частью по ту сторону реальности — в гротескном мире никогдении, в котором шахматист может вдруг оказаться по другую сторону игры, в мире баталий, персонаж может улетать никуда и зацепляться вдруг за спасительную часовую стрелку или провалиться в мир микро- или в мир макро-, странствовать среди клеток, плазмы, лейкоцитов и эритроцитов внутри человеческого организма, или вообще попадать в мир отвлеченных понятий, где на происходящее смотришь с высоты птичьего полёта — крохотная комнатка ужимается, или разрастает вдруг до невероятных пределов, заключая в себе целый мир. В этой ирреальности может произойти что угодно — мир условен, героями могут быть не люди — убийцы букв или искатели сутей — , но слова, буквы, или даже смыслы, идеи. В этой вселенной бога нет — властвуют только Кант и разум. Хотя Raum und Zeit для автора скорее философские абстракции, приметы времени и пространства в его произведениях всё же встречаются. Например, в новелле «Чужая тема» показана трагедия уходящей интеллигенции, вынужденной продавать за кусок хлеба то немногое, чем они обладают — мыслями, идеями, ...темами. И когда свершается сделка, чужая тема становится вдруг своей, собственной, а личности покупателя и того чудака из уходящего поколения вдруг смешиваются и меняются, будто у Кортасара.

Если вас интересует «странная» философская проза, Кржижановский к прочтению обязателен, и сборник «Чужая тема» в первую очередь (я бы посоветовал начинать знакомство с 1-го тома с/с от «Симпозиума», но если он недоступен, подойдёт любая книга с рассказами).

Бог конечно не ангел, но и супергерои не лучше своей репутации. Они каждый день всматриваются в бездну, а бездна смотрит на них — и это не может остаться без последствий. Если даже у «маленьких» людей немаленькие бедки, то каково же супергероям? Кто защитит их от психических комплексов и проблем, и кто защитит мир от самих сторожей?

В душе ад, в глазах пустота, на улицах — ночь, мерзость и разложение (и гори оно всё синим пламенем!). Стрелки часов неуклонно движутся к Армагеддону... — таков настрой «Хранителей».

Графика не слишком выделяется от прочих комиксов о супергероях, будь то Marvel или DC comics (мне в этом плане нравится нестандарт в стиле Д. Маккина, но и у Гиббонса получилось неплохо). Зато усложнён сценарий, планы, сцены и ракурсы проработаны до мелочей. задействованы монтаж и эффекты. Например поэтапная прорисовка сцены: цвет, поток красного цвета, струя воды, смывающая кровь, канализационная решетка, и только потом общий план места происшествия, на которое смотрят с высоты, далее привычные интерьеры — таков стиль этого опиума для американского народа, стократ заклеймённого советской пропагандой, в ходе которого случаются и отступления в прошлое и каскад времён. Долю оригинальности вносят текстовые материалы в конце выпусков (якобы выдержки из книг или прессы, проясняющие отдельные моменты) — а добавьте сюда ещё звук, прокрутите записи 1980-х — от мозгокрути нобелевских лауреатов до Дайр стрейтс — и погружение в другую реальность обеспечено. Столь же органично и вкрапление детского комикса про времена капитана Тича: нагнетается безысходность, словно бы это реквием, погребальная песнь по погибшему человечеству — на фоне руин и трупов, на фоне кроваво-красных небес. На втором плане и в виде обрывков, эта линия смотрится более эффектно.

История «Хранителей» проста, как сон младенца, но, не чуждая гармонии и поэтичности, эта вещь, в чём-то даже взрослая и философская, задевает внутренние струны, цепляет. Лично мне напомнила ...даже не «вспышку» сибирской язвы на нашем Вторчермете в 1979, а скорее личинку стрекозы, что видел тогда же на одном из уральских радиоактивных озёр (Маяк, радиоактивный след) — странное существо, вдруг подплывшее к поверхности, показалось инопланетным монстром, сожравшим всю рыбу в округе.

Спойлеры, которые вы боялись узнать:

Наслышан про сего «Носорога» — чумовая, мол, вещь, дикий треш-угар! Носороги-оборотни носятся по сцене, что твои зайчики, сеют повсюду страх и разрушение!

И вот — достал книжицу, читаю. Как же... Неее, того чувака, что наплёл про ужастик, зажарить на медленном огне мало. Четвертовать! И за чтение биржевых сводок засадить! Читал, поминутно заглядывая в толковый словарь и всё равно мало что понял. Не, по отдельности слова конечно понятны, а вот полный смысл всё никак не разумею, хоть ты тресни! Хотя что-то вейрдистое в нём определённо проскальзывает.

Англичанин мистер Смит

в центре сцены той сидит

по-английски чай он пьёт

по-английски спич ведёт

курит аглицкий табак,

гладит аглицких сабак.

А напротив — миссис Смит

в центре сцены тож сидит

по-английски отвечает,

аглицки главой кивает...

Но при этом ничего

мне усвоить не дано — английский нонсенс, блин. Неее, вторая вещица тоже не того, не в ту степь — не жутики, словом. Хотя трюк со стульчиками мне определённо понравился. Но не хоррор, блин. Ни одного завалящего трупика, ни монстрика самого заваля ...ще ...го ...короче, хоррор где? где монстры-уроды?.. Не понимаю юмора, читаю дальше.

Вот! теплее! у дядечки явно не все дома — и девочки кровавые в глазах. Так и есть! Маньячный триллер. Уже сороковая! А первые где?.. (шуршание страниц — отлистываю) Нет!!! Я молчать не буду: читателям! недокладывают!! мяса!!!

И вот, наконец-то, собственно носороги — уфф, отлегло! — действительно: носятся по сцене, что твои зайчики, давят цветы, кошечек, сеют панику и разрушение. Анархия в чистом виде, хоррор, треш и угар! Неее, мне понравилось.

Кодовые слова: эксперимент, гротеск, чёрный юмор, словесная эквилибристика и минимализм.

(разумеется, всё вышесказанное немного утрировано и не соответствует действительности. но книгу — читать! хотя понравится безусловно не всем)

ещё? ищите Славомира Мрожека — например, «Стриптиз»

/ Новелла производит сильное впечатление: призрачность, ирреальность происходящего, кафкианская атмосфера полуяви-полусна, в которой могут случаться странные, зачастую неприятные вещи, которые конечно можно списать на психическое нездоровье, но автор пишет скорее так, что это происходит на самом деле.

Ночь, не горят фонари. Герой бредёт по улицам тёмного и малолюдного города, в котором узнаются реалии послевоенной Германии 1920-х: магазины и увеселительные заведения закрыты, многие люди спят, продукты все съедены, вино выпито, деньги, как и человеческая жизнь, ничего не стоят. На душе пустота, и хотя в карманах ничего нет, герой заходит к проститутке. Здесь случается первая неожиданность...

Несмотря на банальную завязку, это действительно настоящая Литература, «странная» в хорошем смысле слова, выделяющаяся из массы. Хотя мальчишеская любовь к ангелам Микеланджело проскальзывает в творчестве Янна и выдержки из Писания попадаются то там, то тут, места богу в нём нет — это крайне мрачная и неудобная проза, нездоровая и болезненная по содержанию, хотя для некоторых это профессиональная необходимость, многих шокирует.

Другая тема — двойники-отражения. Герой встречает обитающего в подвале беспризорного мальчика, в котором узнаёт самого себя, только моложе. Нарциссическое любование однако недолго — ведь «каждый, кто на свете жил, любимых убивал, один — жестокостью, другой — отравою похвал, трус — поцелуем, тот кто смел, — кинжалом наповал.» (с) Н. Воронель

Мир действительно ненормален. И крышка склепа может захлопнуться в любой момент.

// Синопсис фильма в принципе вторичен — описание обычного криминального фильма, но некоторые детали показывают дрейф писательской мысли, проясняют тёмные или недостающие места остальных произведений. По сути, во многих своих вещах, включая и трилогию «Река без берегов», Янн писал одно произведение: сходные мотивы, обстоятельства, зачастую совпадают даже имена.

/// «Это настигнет каждого». Не любовь — смерть! она неизбежна! Роман остался незаконченным, но каркас готов, реечки отшлифованы и ход писательской мысли очевиден: недостаёт маленьких деталей, сцены убийства сестры.

В целом неплохо, но проигрывает новелле своей незавершённостью (о дальнейшем развитии событий догадаться впрочем нетрудно). Ближе к мелодраме, женскому сентиментальному роману, отличаясь только гомоэротическими эпизодами.

А началось всё с красных спасательных кругов.

(мы ходим по улицам, пока наша любовь не испортится)

(кто жрёт грязь, тот либо умирает, либо приспосабливается к ней)

(мы же по видовым признакам люди: но по разновидности — сон, чёрный занавес, заслоняющий нас от нас самих)

Если не страдаете гомофобией и излишней впечатлительностью, если не склонны проецировать на себя мотивы и поведение действующих персонажей, советую попробовать — хотя бы ради новеллы. Вступительную статью из книги («Это настигнет каждого», изд. Колонна) советую оставить напоследок.

Что-нибудь близкое? — Р. Музиль, «Человек без свойств».

Совершенный текст, выдержавший испытание временем. С одной стороны, шекспировская трагедия (написанная задолго до, с таким же накалом страстей и на таком же высоком уровне), с другой — классический детектив: совершено преступление, в ходе допроса открывается истина, виновные несут заслуженное наказание.

...Граждане судьи! Господа присяжные заседатели! Вы желаете знать, как я дошёл до жизни такой. Извольте. Поведаю вам свою повесть, печальней которой нет на целом свете.

(жёсткий спойлер из разряда Произведение мировой классики за пару минут!)

(людской зверинец в (N) письмах и откровениях)

...если с точки зрения одних наш мир — театр, то с точки зрения других — зверинец. И дело даже не в том, что человек человеку lupus, или какая другая сообразная зверина — тигр, шакал или обезьяна, например — к последнему склонялся, в частности, писатель Алексей Ремизов, ещё в Берлине помышлявший о создании французского le nouveau roman'а без героев и без сюжета — задолго до появления последнего, и помимо того, основавший Обезволпал — вольную обезьянью палату — в которой помимо Шкловского состояли и другие деятели Серебряного века. Оба взгляда имеют право на существование и не противоречат друг другу...

Поскольку в новое время немыслимо писать по-старому, ZOO -«Зверинец» Шкловского написан по-новому, хотя и в близкой влас-дорошевической манере — плотно, экспрессивно, афористично, хлёсткими короткими фразами и маленькими нетерпеливыми абзацами. Формально это эпистолярий, переписка с равнодушной женщиной, у которой нет ни времени, ни желания на подобные романы — а на деле — отчасти описание жизни русского Берлина (Хлебников, Пастернак, Ремизов, Андрей Белый, Марк Шагал), отчасти литературный эксперимент, отчасти заявление на возвращение в СССР — вещь безусловно яркая, оригинальная и незаурядная. По признанию автора, «Zoo» — это попытка уйти из рамок обыкновенного романа. Письма частично подлинные, частично сочинённые, и потому книга — скорее fiction, вымыслел.

Если вы ищете чего-нибудь простого и эффектного, выделяющегося на сером безрадостном фоне, «Зверинец» стоит попробовать — это короткая, но оригинальная вещь, читается влёт и создаёт ощущение весеннего солнышка.

(война, чувство вины, забвение (не только амнезия или болезнь Альцгеймера))

Memento mori... В последнее время всё чаще попадаются книги, где смерть или умирание выходят на передний план и невольно приковывают взгляд. Читаешь ли «Жизнь Арсеньева», «Лавр» ли, «Мост короля Людовика Святого», или даже самые обычные детективы, где подобное в порядке вещей — везде говорится о смерти. И даже если вдруг принимаешься за фэнтези, среди персонажей всплывает Мрачный Жнец... Memento mori — забывать о ней не удаётся, как ни старайся.

Герой этой книги находится посередине двух миров — мира живых и умерших. Днём он живёт обычной повседневной жизнью, но вечерами его навещают души умерших родственников, которые не оставляют в покое даже по ту сторону океана («мы ведь только благодаря тебе существуем»).

«Голоса на ветру» — это проза, тяжелая эмоционально и психологически, но добротная и человечная, хотя чуточку не без клюквы (насколько уместна, например, «тайга» при упоминании Мурманска? похоже, на взгляд иностранцев, у нас здесь, куда ни глянь — сплошная Сибирь!). Более подойдёт, наверное, старшему поколению, поскольку задевает больные темы ХХ века — война, коммунизм, распад страны...

Завязка напоминает дамское чтиво или детектив: главный герой пробуждается в нью-йоркском отеле, рядом посапывает обнажённая незнакомка, бормочущая во сне — two hundred dollars owes me a son of the bitch! — и герой — Данило Арацкий — не сразу вспоминает, кто он такой и как сюда попал. Это и в самом деле женский роман — но исключительно потому, что написан женщиной — с уклоном не в детектив или кассовую мелодраму — а скорее, в эмоциональность — по сути, элегия в прозе, меланхолическое повествование, замешанное на эмоциях и полутонах, а не на грубом действии, плавное скольжение по временам и людям рода Арацких, с частым погружением в лирику или философию.

Если воспринимать написанное как реалистическую прозу, это обычные воспоминания: находясь в номере нью-йоркского отеля, Данило вспоминает свою жизнь и судьбы членов семьи, рода Арацких. Упоминаемые снова и снова прыжки самоубийц — с тупыми звуками падающих тел! — повторяются потому, что происходит возврат к настоящему — никаких тебе сарагоcских рукописей или эпидемии — простой психологический шок.

Если воспринимать книгу как нереалистическую прозу, вырисовывается более интересная картина.

Призраки, видимые только Арацкому, символизируют память, и напоминают о том, что хотелось бы забыть. С мокрых волос утопленницы капает вода и в луже воды в тёмном номере нью-йоркского отеля отражается неоновая реклама соседних заведений — весьма кинематографично.

Рукопись, которую читает герой — «Карановская летопись», написанная загадочным Шепчущим из Божьего сна — в которой описано почти всё что происходило-происходит-или будет происходить в роде Арацких — вводит дополнительный элемент чудесного, создаёт новое измерение. Данило Арацкий может читать о том, что сам он думает или вспоминает в данный момент.

«Если вечные времена существуют? Если все, что происходит, происходит не случайно: и любовь, и ненависть, и смерть, и жизнь? Если все это не одно лишь повторение того, что произошло с каким-то давним Арацким, который впал в сон в мрачных лесах Закарпатья, а пробудился любующимся на мощное течение какой-то реки.»

Нет, это не фармеровский Мир Реки. И прелесть в том, что это настоящий европейский магреализм.

* * *

Стоит ли читать такие некомфортные книги? Стоит, если хотите оставаться человеком. Не нужно забывать прошлое, чтобы не повторять ошибок — войну, лагеря, доносы, социализм, «врагов народа» и «пятую колонну», всеобщее повальное безумие — когда в воздухе и без того носится возврат к средневековью, но вместе с тем и надежда на неизбежное возрождение.

Это человечная книга, которая нужна как воздух в наше бесчеловечное время. А голоса на ветру — это только мертвые, которые как ветер, который уходит и не возвращается более.

Помни о смерти... Но существует и забвение, которое куда страшнее.

Широкому читателю Лагерквист наверняка покажется скучным и нечитабельным моралистом, религиозным писателем, поднимающим серьёзные морально-этические вопросы. Но если вам нравятся такие авторы, как Т. Манн, К. Гамсун или Л. Толстой, попробуйте и Лагерквиста: он из той же когорты. Фантастики как таковой нет: в основном философские притчи, распространённые в античности беседы мертвецов, в некоторых произведениях задействованы библейские персонажи. Начинать с коротких ранних вещей наверное не стоит: скорее всего бросите — слишком много несовершенства, слишком много пафоса и назидательности, к которым ещё надо привыкнуть, вдобавок ко всему, чувствуется поза, некоторая искусственность и тяжеловесность стиля, попадаются затёртые банальности, слабые вещи. Но случаются и миги озарения, настоящие высоты. В любом случае, открыть нового для себя автора было интересно.

Советую начинать с «Карлика» или «Вараввы» (первое предпочтительней, поскольку это отдельный роман).

Италия, XV век. Великое и кровавое время Возрождения — время чумы, время войн ...и время великих открытий — таков «Карлик», роман не столько о злобном карлике-мизантропе, воплощающем в себе дух ханжества и мракобесия, сколько роман о раскрепощении человечества и об улыбке Моны Лизы.

«Варавва» — начало мифологического цикла, в котором имеется много очень сильных, но взаимосвязанных вещей, читать которые, начиная со «Смерти Агасфера», следует одно за другим, поскольку они являются непосредственными продолжениями. Здесь есть и свет Вифлеема и тьма, накрывшая ненавидимый прокуратором город, здесь повествуется о дальнейшей судьбе того, кто не был распят.

Если вы не можете позволить себе сборник «В мире гость» (имеется два варианта, отличающихся только ценой и обложкой) или у вас недостаточно места на полках, обратите внимание на книгу «Карлик» из серии Книга на все времена — здесь собраны наиболее зрелые вещи (к сожалению, «Варавва», склонивший академиков к вручению Лагерквисту нобелевской премии, остался за бортом, но читать можно и без этого своеобразного пролога).

Не пей, казаче, горилочку, а то козлёнушком станешь! И не женихайся с чужими дивками без разбору, не то быть беде.

Но не послушался прадед, не сдержал зарока — и вот что из этого вышло.

Послал его как-то гетман к крымскому союзнику — хану Селим-Гирею — доставить тайную грамоту, да заплутали лыцари в чистом поле затемно. И вдруг видят — корчма на балке стоит, окна светятся. А там уж и банкет, музычка играет: видать, бисовы дети шабаш справляют — цимбалики да скрипочки наяривают, что просто каблуками гоп да гоп! хочется — и девки, одна другой краше, поют-кружат-веселятся, да и аромат медовушный такой стоит, что даже чрез окна пробирает от анафемской, да дух захватывает. А за окнами — хлопцы с панями голубятся, лясы точат, шумно, с шуточками препираются. Но одна из девиц — краса девка! — гордо кручинится в одиночестве, а тут — глядь! — уж и побратим отлучился, погреться, да разузнать чего-либо — ну как тут устоять!? И того не ведал казак, что не простое это место, а колдовское, с домовиной холодной, и что угодит он к ведьмам в лапы — к гавам хвостатым, холодным, с зелёными круглыми глазами — и вдобавок угодит в навозную кучу, потеряет грамоту, но и раскроет тайну заклятого казака, заключившего договор с ведьмой...

Может и вторично по отношению к Николаю Васильевичу, а высокая оценка вызвана «эффектом нового имени», от которого не ожидал ничего особенного, но написано и впрямь хорошо — ярко, сочно, изобретательно, с иронией и мягким добродушным юмором, узнаваемым малороссийским колоритом, очень живо и увлекательно. Читается и посейчас с немалым интересом. Ничего лишнего — характеры узнаваемы. любая деталь играет и представляется на своём месте.

В книге указано, что «Заклятый казак» — единственный опыт Мачтета в жанре «ужасного», но в его 12тт собрании сочинений имеется также ряд святочных историй — быть может, и среди них найдётся что-нибудь интересное? А в антологии «Русская готическая повесть ХIХ века» обращаю ваше внимание на повесть «Дар Сатаны» Андрея Зарина — эта история про привидения открывает ещё одно незаслуженно позабытое имя.

Требуете продолжения банкета? Перечитайте «Вечера на хуторе» и «Миргород».

(любителям магреализма и экзотики)

Поначалу складывается впечатление, что Букера дали из соображений политкорректности и экзотики: неестественно яркие фантастические образы и краски, лирические отступления, за которыми теряется картина происходящего, отвлекают внимание читателя, не привыкшего к подобным книгам.

Африка! зной! / дУхи! ритуалы! магия! / голод! нищета! крысы, в прямом и переносном смысле! / политика, выборы, электрификация! Партия бедных и Партия богатых, неотличимые друг от друга!

Но постепенно экзотика притушёвывается и отступает на задний план, а на первом проступает история взросления, рассказанная иронично и слегка легкомысленно, в силу возраста рассказчика.

К примеру, рядовой эпизод: пока Папа (именно так, с большой буквы!) весь день таскал на себе мешки с солью, кредиторы растащили всю мебель и поколотили Маму. Вдобавок, заявившийся за рентой землевладелец забрал последние деньги. Узнав об этом, вернувшийся с работы усталый и злой Папа побежал молотить обидчиков. После массовой драки, сопровождаемой треском и веселыми криками, Папа пообещал расплатиться с долгами, тут же занял денег и побежал за пивом и пальмовым вином, а Мама сварила на всех участников недавнего побоища вкусный перечный суп. Все присутствующие начинают обниматься, спорить о политике, петь и танцевать... В общем, один к одному жизнь советской «коммуналки».

Чрезмерной экзотики опасаться не стоит: книга писалась скорее для западного читателя, да и сам автор живёт в Британии. Хотя первое время действительно кажется, что попал на другую сторону Луны: дУхи и колдовство, хождение по снам, жареные муравьи и пальмовое вино, летающие словно в бреду тараканы. Но вдруг попадаются знакомые вещи: газеты и фотографии, транзисторный приемник или автомобиль, французские костюмы и парфюмерия, ванны, бары с белыми женщинами (другой вопрос, насколько некоторые из перечисленных вещей похожи на знакомые вещи, поскольку, например, лоток представляет собой корзину или калебас с товарами, которые носят на голове. Представляется, что и ванна — это те самые удобства, что находятся во дворе и может являть собой бочку с водой). Про современное состояние нигерийской экономики, где происходит действие книги, многие наверняка наслышаны: гиперинфляция, нигерийские «письма счастья». Так что на первобытную жизнь, с пожиранием у костра зазевавшихся путешественников, рассчитывать не стоит.

Хотя в книге и задействованы духи, выглядящие порой устрашающе, а колдовство вуду в порядке вещей, любителям хоррора поживиться нечем: духи — это безобидные апатичные создания, сквозь которых запросто протекаешь мимо, не обращая никакого внимания — в окружающую жизнь они не вмешиваются, хотя иногда и способны навлечь неприятности...

Повествование переливается всеми цветами фантазии, поверхность магического шара пульсирует флуоресцирующим сиянием, но всё никак не лопнет. На поверхности — история взросления, а внутри — поэтичность, непосредственность детского восприятия и игра воображения, а также немного философии от умудрённого жизнью автора, изобилие воспоминаний и ярких красок.

Действительно оригинальный роман, выделяющийся на общем фоне — чистая экзотика, новые лица, незнакомая жизнь.

(бред, но порой забавный бред)

Можно назвать Хармса «советским Льюисом Кэрроллом» для взрослых или детским писателем, хотя конечно же, Хармс вне всяких рамок и определений — он Хармс и никто иной: взрослый и оригинальный поэт — весёлый и философский, абсурдный и сюрреалистический — с фантазией, яркими и необычными образами и ассоциациями. Не раз ловил себя на мысли о схожести творчества Хармса и раннего Владимира Сорокина — та же самая внешняя абсурдность и неоднозначность, эпатаж, игра со словами и формой, какие-то общие идеи, интонации. Наверняка Хармс, как и Сорокин, вызовет полярные оценки и взгляды на творчество — поэтому советовать его всем поголовно не буду, но попробовать предлагаю.

Есть что-то такое в хармсовской абсурдности и сюрреализме, но остаётся только посочувствовать педагогам, ученики которых усвоят орфографию исключительно по Хармсу.

Вот теперь

ВСЁ

Несмотря на то, что рассказ публиковался в антологии мистики и хоррора, больший интерес он представляет для тех, кто предпочитает серьёзную литературу, поднимающую острые моральные проблемы, с упором не на действие или интригу, а на атмосферу и тонкий психологизм. В зависимости от того, считать ли главного героя психически здоровым человеком или нет, рассказ можно трактовать как мистическим, так и реалистическим — в той же мере, в какой можно считать мистикой или реализмом «Записки сумасшедшего» или потрясающие «Зубчатые колеса» Акутагава Рюноскэ. В любом случае, это чтение не для всех — плотная насыщенная проза, по-азиатски утончённая, жестокая и сентиментальная, рассчитанная исключительно на взрослого читателя, хотя секса или обсценной лексики здесь практически нет. Зато есть насилие, чёрная безнадёга и чувство вины за содеянные ошибки.

Стоит попробовать, если вы считаете «своими» таких писателей, как Кобо Абэ, Рюноскэ Акутагава, Юкио Мисима, или в равной степени цените как фильмы Хидео Наката, так и Нагиса Осима.

Что сказать?

1797 г, и такой практически сложившийся постмодернизм, когда всё слова, которые можно найти, уже найдены, записаны на бумаге, и более того, произнесены со сцены, когда остались только перепевы и эксперименты с формой — таков эффект от пьесы «Кот в сапогах», в которой немецкий романтик XVIII в. воспользовался фабулой известной сказки для декларации своих взглядов на общество, снадбив пьесу язвительными комментариями и перенеся часть представления в партер.

Иронично, колко, остроумно. Эта раскованная и по взглядам и по приёмам пьеса выдержала испытание временем, несомненный шедевр. Думаете, «Кот в сапогах» — детская сказочка? Ну-ну...

* * *

Давным-давно, когда Москва еще не горела, а человек уже поднялся в воздух и открыл для себя электричество — готика еще не вышла из моды. Барышни заслушивались про вампиров и прОклятых духов, вздыхали о любви и ждали рокового сумеречного поцелуя. Именно тогда сложилась эта история, именно тогда были начертаны первые страницы «Рукописи, найденной в Сарагосе».

Попытаюсь набросать две или три вещи, которые я почерпнул из этого романа.

Для затравки — что написано в библиографии «Локуса»: «Stories, and stories within stories, of brigands, ghosts, smugglers, cabbalists, sadists, satanists and phantoms, told by a band of wanderers traversing Europe in 1739». Всё это действительно так, краткое описание соответствует действительности и верно отражает сущность романа. Перед нами именно рассказы, в которых не обходится без чертовщины, бесчисленные истории в историях, арабески о грешных и невинных людях, переплетённые в клубок и преподнесённые с разных точек зрения, предлинчевский сериал о том, что совы (или девы) не то, чем кажутся, и те же самые события могут выглядеть совершенно иначе, если взглянуть на них с другой точки зрения. Кто-то увидит соблазнительных дев, а кто-то — глумливых призраков, с петлёй на полуразложившейся шее. Это, на мой взгляд, самая сильная находка «Рукописи».

На самом романе словно бы лежит отблеск какого-то инфернального сияния. Быть может именно это, а вовсе не запутанные семейные отношения привели к тому, что Ян Потоцкий освятил серебряную пулю и выстрелил себе в голову. Эксцентричность этого поступка и невинный по нынешним временам эпатаж бросают свет (или тень) и отличают от прочих этот роман.

Роман, столь неспешный и оригинальный, столь длинный и изощрённый, насколько долгим и извилистым может быть блуждание по зеркальному лабиринту в компании незнакомцев, один из которых Вечный Жид, а следов остальных история для нас не сохранила. Роман, настолько многослойный и насыщенный временем, насколько непрактичными и бесполезными могут оказаться преподнесенные познания — зашифрованные кабалистические символы, отвлечённые, отстранённые от нас, сегодняшних, теология и философия, перемешанные с многочисленными историями времен шпаги и мушкетов, времен роковых встреч и поединков, времён распятия Христа и романтики первых человекоподобных автоматов (слово «роботы» еще не было придумано, но мечта о человекообразных слугах уже приобретала очертания).

Впечатления от романа, как уже упоминалось, можно сравнить с блужданием по нескончаемому лабиринту в компании незнакомцев. Взгляд скользит по зеркальным стенам, выхватывает то одну деталь, то другую. Где-то промелькнёт кусочек обнажённой плоти, где-то отразится отблеск дальнего огня, ловится чей-то ищущий взгляд, почудится тайное присутствие то ли людей, то ли демонических сущностей, помножатся бесчисленные отражения в дальних закоулках — и вся картина представится вдруг более сложной и невообразимой, чем она есть на самом деле.

Текст неоднородный, написанный то нарочито безыскусно, то излишне витиевато — какие-то моменты книги сразу захватывают воображение, рисуются сочными яркими мазками, какие-то не привлекают внимания, кажутся пустой тратой времени, не дающие ничего ни уму, ни сердцу, быть может, отвыкшему от таких витиеватых конструкций и длинных сложноподчинённых предложений, нечастых в наше быстротекущее время... Но, закрыв последнюю страницу романа, ожидаешь, не проснешься ли сейчас под той виселицей, в компании тех же незнакомцев?

Наиболее яркие и важные качества романа проявляются уже на первых десятках страниц. Если вас не зацепило этим водоворотом, читать далее, наверное, уже и не стоит. Читать «Рукопись» целиком, за один-два дня или вечера, занятие, наверное, слишком утомительное и бесполезное — вы рискуете запутаться, заблудиться в хитросплетениях и полунамёках всех историй, которые рассказывают герои, внутри которых могут начаться другие истории, прерываемые третьими... Это такой роман-матрёшка, напоминающий «Тысячу и одну ночь», с той лишь разницей, что ночей здесь намного меньше, а вместо джиннов — повешенные, которые тоже не те, чем кажутся...

Если начнёшь записывать для памяти краткое описание прочитанного, получается какая-то ерунда — герой едет из точки А в точку Б, просыпается под виселицей, затем встречает других людей, которые оказались в точно такой же ситуации, все они рассказывают друг другу свою историю, внутри которой может обнаружиться другая, третья — и все это переплетение будет длиться на протяжении всей книги. Читать всё сразу за один присест утомительно. Продолжаешь на следующий день, и не сразу вспоминаешь, о чём шла речь накануне, и в каком времени ты сейчас находишься — то наполеоновская эпоха, то Антоний и Клеопатра, то какой-то автомат, перевозящий путников на другой берег, то какие-то инфернальные сущности, то мавры, то инквизиция...

Неоднократно встречал мнения читателей, что роман Потоцкого — самая жуткая тягомотина, которую им довелось читать в своей жизни. Естественно, такие высказывания не могли не привлечь внимания, и задали нужный настрой для чтения... Мне понравилось, чего и вам желаю! Не всё то золото, что гламур, и не всё то мусор, что пылится в дальнем углу библиотеки.

Закон Старджона гласит: «90% чего угодно — полная чушь», и лишь остальное заслуживает внимания.

* Сюжет. Форма. / Оставим в покое всякую чушь, о сюжете ни слова — тем более, основное раскрыто в аннотации... По сравнению с дебютным романом — это качественный рывок, более взрослая и психологичная вещь, современная как по идее, так и по форме подачи. Написано так, словно на прошлой неделе, а не полвека назад (хотя визиты к психоаналитику у нас нынче не в моде, а за Америку не поручусь).

Заявленный как роман, на деле это цикл связанных рассказов. Общая картина паззла проявляется постепенно. Простые на первый взгляд истории, в которых нет ни скучных лекций, ни боевых сцен, образуют нечто большее.

* Идея. / Возьмём группу компьютеров, объединим их в единую сеть. Получим в результате больше, чем просто компьютеры. Глобальную Сеть, наконец. Возьмём неполноценных детей с необычными способностями, сольём их ментальной связью. Что получается в итоге? Больше, чем просто люди — единый гештальт-организм с большими возможностями.

Наверняка кто-то воспринял идею коллективного разума из романов Винджа или цикла Мелкоу за нечто новое и оригинальное (последний, впрочем, не скрывает, что идея пришла в голову после знакомства с этой вещью Старджона). Но всё началось задолго до этого — вспомните хотя бы муравейник — чем вам не коллективный проторазум?

(также на тему коллективного разума: «Пламя над бездной» В. Винджа, цикл «Дети сингулярности» П. Мелкоу, «Взять в жены медузу» того же Старджона, «Кровавая купель» С. Кларка, «Дети полуночи» С. Рушди. Наверняка что-то ещё — это первое, что пришло в голову.)

* Действие. Язык. Стиль. / Действие разворачивается не слишком прямолинейно, но увлекательно и динамично. События показаны с различных точек зрения (хотя обычно составляющих единого существа). Несомненно, язык и восприятие действительности у дурачка и циничного всезнайки, просчитавшего все ходы, будут отличаться. Это отражается в тексте: разные люди — разный язык, различный взгляд на мир. А уж высказываться автору сам Бог велел.

* Итог. / Лаконично, мощно и удивительно современно. Предтеча «новой волны», безоговорочная классика, проверенная временем. Эта книга относится к заветным 10% не только в творчестве Старджона.

! в издании АСТа к роману пристроился фрагмент утопии про однополое общество. Это не хитрый сериальный трюк, а обычная накладка!

(по направлению к Горменгасту: очередные секреты полишинеля, несколько слов в сторону после прочтения первого романа)

Жанр «Горменгаста» не поддаётся определению с ходу — с одной стороны, это как бы фантастика (часто упоминается в списках лучшей фэнтези, уступая, правда, коммерческим образцам) — а с другой, как бы и нет, поскольку явных фантастических элементов в нём пока(?) немного — обычный готический замок со странными китайскими церемониями и жизнь его обитателей, дворцовые интриги, ритуалы и смертоубийства... Но роман определённо нереалистический, хотя всё фантастическое подёрнуто в нём дымкой условности и сюрреализма. Это скорее символистский роман — отображение реальных событий, происходящих в обществе, преломлённые сквозь призму фантазии — революция в России, упадок и разложение империй, предчувствие неизбежного конца. Мир рушится, и кажется, что вот-вот кто-то выключит свет, герой окажется в кромешной тьме, и не останется ничего.

Текст лёгкий, нескучный, живой — здесь не нужно углубляться в комментарии, как в «Улиссе» или романах Пинчона, не надо следить за изгибами потока сознания или удерживать в голове бесчисленный перечень персонажей, как в китайских классических романах — «Горменгаст» это роман взросления (жизнь 77-го графа горменгастского от рождения до неизбежного конца), который можно читать и в молодости и в более зрелом возрасте, хотя в последнем случае это окажется более предпочтительным, поскольку книга тогда покажется более узнаваемой.

Особых приключений нет, но зато задействована фантазия и богатство языка (вообще, цикл адресован скорее любителям литературы, нежели ценителям острого сюжета), и имеется лишний повод поработать серым клеточкам.

Учитывая, что «Титус Гроан» только первый роман трилогии (точнее, незаконченной тетралогии, по аналогии с 4 временами года или суток), события развиваются не слишком споро и грешат хаотичностью — ведь пока это только расстановка декораций и представление актёров — сама сказка будет впереди.

--- Антикоммунизм

Бросается в глаза критическое отношение автора к коммунистической идеологии. Стирпайк — выходец из низов с повадками Макиавелли — плетёт интриги и соблазняет идеями равенства и братства недалёких сестёр-двойняшек, которые словно бы символизируют двуглавого орла — Россию.

--- Странности

Персонажи не совсем обычные люди — почти у каждого имеются какие-то дефекты или отклонения (например, удлинённая шея или скрипящие суставы, светящиеся глаза). Где-то встречал мнение, что, возможно, герои — мутанты, и действие происходит после ядерной войны. Не знаю, не знаю, но пока не исключаю и такой вариант — хотя в годы написания про последствия ядерной войны знали немногие, и обыватели даже ездили в Неваду полюбоваться ядерными испытаниями.

--- Вычурность

Книга (а в данном случае, и перевод) выделяется языком — он не самый привычный, намерено неправильный и архаичный, что является дополнительной изюминкой, если вы действительно любите книги, выделяющиеся на общем фоне. Герои не льют слезы, а «истощают свои солевые запасы», ходят машистым шагом; на страницах попадается «поседелый камень» и «липучие нити», употребляется «свечьми» (свечами) или «плечьми» (плечами). И некоторым читателям может показаться, что с текстом что-то не так. С текстом всё именно так, всё дело в самих читателях и в их привычках.

Бросился в глаза эпизод, представляющийся пока непонятной обманкой: женщина с младенцем на руках («показалось, будто она различила, как по ручонкам дитяти стекают странно темные струи дождя»). Мадонна и Спаситель? Или намек на будущую пролитую кровь? — это слишком очевидная параллель.

--- Герметичность

Хотя в книге и упоминается мир за пределами замка (сосны и снега, освещенные лучами солнца), мир романа ограничен пределами замка, внутри которого почти нет света и красок, царят сумрак и темнота; на всём лежит печать тлена и вырождения: по темным залам, освещённым вспышками молний и ущербной луной, бегают пауки и крадутся враги.

Замок — полноправный герой произведения: он «дышит», «скрипит», высится на заднем плане и оттеняет собой всё происходящее.

Старый конь борозды не портит. Новым романом Гибсон показал, что не разучился писать нф-боевики с жёсткой, постепенно усложняющейся интригой (бизнес войны + теория струн + альтернативная история + подключение к чужому телу-периферии) и технологиями на грани волшебства.

«Периферийные» можно охарактеризовать двумя словами: скорость и сленг. В романе две сюжетных линии, связи и картина происходящего прояснятся через несколько десятков страниц. Раскрывать секреты детектива дело неблагодарное, поэтому о тексте. Текст плотный, фразы короткие, перевод адекватный; много действия и мало рефлексий. Читается легко и быстро, хотя отдельных читателей может напрягать натурализм или обилие сленга и незнакомых слов (к этому скоро привыкнете).

Персонажи занимаются бета-тестированием новой игры, неудивительно, что задействовано много слов геймерского и компьютерного жаргона. Для динамики (экшн!) требовалось, чтобы диалоги были короткими и лаконичными, язык персонажей достаточно своеобразный и непохожий друг на друга (действие происходит в близком будущем, обитатели срезов разнесены примерно на 70 лет — представьте, как различались бы речь, технологии и мораль людей 1920-х и 1990-х, если даже современные тексты совсем недавно могли показаться полной белибердой: провайдеры, серверы, протоколы https, сайты точка ру, облака...). Высказываются претензии к отсутствию сносок. Но кое-какие всё же имеются, а комментировать всё подряд, наверное, и не стоит — это затормозит чтение и увеличит объём. Тем более, что многое интуитивно понятно или раскрывается по ходу действия. К примеру, упоминается шутка про мерседес («сухопутная яхта, выстроенная, чтобы возить русского олигарха по пустыне Гоби»), и когда в дальнейшем всплывает «гобиваген», уже понятно, что это такое. «Тилацин» — очевидно, что название животного. Если любопытно, можете погуглить и посмотреть, как выглядел вымерший в нашей реальности сумчатый волк. «Безбаши» — интуитивно угадывается безопасность. Вот с «луканутыми» я не угадал — не такой уж спец по Библии.

Подобная интеграция пояснений в текст — весьма удачное решение. Получилось компактно, и можно перечитать, зная уже, что скрывается за каждым словом.

На страницах романа много скрытой рекламы (смайлик ТМ), основная масса которой приходится на кофе: Милагро, Медельин, «Кофе Джонс», различные кофеварки и кофемашины, герои то и дело пьют кофе — колумбийский, итальянский, эспрессо, эспрессо, эспрессо... В то время, как наши патриоты рекламируют «харлеи», западные фантасты продвигают российские технологии — на страницах найдёте и мотоцикл «Урал», и «ЗИЛ» модели 2029 года.

Не оригинальный идейно, но эффектный ньюскульный боевик с тёмными лошадками, спецоперациями и кульбитами сюжета.

Стоит попробовать! Жанровый претендент на книгу года-2015. Лишь немного подкачал конец (хотя приверженность автора законам жанра простительна и объяснима).

(маринистика / производственный роман: всё о китах, или лицам без чувства юмора читать заказано)

Жил-был хоббит, которому вздумалось посмотреть мир с его водной стороны. Однажды он встретил странствующего по Чужеземью каннибальского короля Арагорна (он же Квикег), и нанялся вместе с ним на корабль Гэндальфа (чародея Ахава), чтобы с ватагой таких же искателей приключений противостоять воплощению мирового зла -- гигантскому белому киту Мордора...

Быть может, такой заманкой удастся привлечь внимание поклонников фэнтези, чтобы они открыли этот роман. А дальше -- прочувствует наивная душа текст, соблазнится -- и затянет её в эту гигантскую воронку, в пучину мировой Литературы, взвихренную плавником великого белого кита, и не сможет уже такой читатель всерьёз воспринимать тонны коммерческой продукции...

«Моби Дик» -- это роман двадцатого века, написанный в девятнадцатом, и читаемый в двадцать первом как вневременная книга, будто бы написанная вчера или сегодня. Дело даже не во времени перевода -- роман поразительно современный по техническим приёмам и виртуозный по исполнению. Сравним хотя бы с произведениями Эдгара По -- читая их, чувствуешь, что они были написаны именно в XIX веке. А здесь -- уж не мировая ли это мистификация? не грандиозный ли литературный подлог и не поздняя ли стилизация под старину? -- то классическая проза, то философские эссе-рассуждения, то вдруг пьеса (здесь отчего-то возникает ассоциация с вулфовскими КНС). Между произведениями По и Мелвилла, быть может, совсем небольшой временной разрыв и, при этом, дистанция очень большого размера -- словно бы уже написаны «Старик и море» Хэмингуэя или отбушевали джойсовские, либо прустовские страсти.

Время романа дискретно: на первых страницах оно течёт естественно и быстро, завлекает за собой лаконичными и выразительными описаниями событий. Потом вдруг замирает -- автор пускается в сторонние рассуждения, иногда спохватывается и продолжает Историю, чтобы затем вновь повести речь о чём-то своём. Время то словно бы застывает, то снова бежит, то лихо скачет, то замирает почти до самого конца, когда вдруг ускоряется и летит к неизбежному финалу, словно неумолимый Жнец... В итоге, прочитав роман до самого конца, осознаёшь, что вся эта история, без многочисленных отступлений, могла бы уложиться в рамки небольшой повести -- но тогда сложился бы этот без сомнения великий американский Роман? Едва ли. Получилась бы обычная повесть, выделяющаяся среди прочих разве что языком и прекрасным стилем. Но не роман.

Хорошие книги видно сразу -- как прочитаешь первую фразу, так уже не хочется отрываться. И сожалеешь, что автор вдруг уходит в сторону, и начинает бесконечные лекции о китобойном промысле, королях и дамских корсетах. Познавательно, но малоценно в наши циничные времена. Если в начале книги рвёшься поставить оценку по максимуму, то потом уже сдерживаешься, и оценку ставишь пусть не такую высокую, но всё же достаточно ощутимую. Глыба, махина мировой литературы он этого не становится менее масштабной. Избыточность материала привела к тому, что этот роман был забыт, чтобы быть заново открытым уже в двадцатом веке. Избыточность погубила прекрасную повесть и создала великий роман.

Следует отметить афористичность и великолепное чувство юмора рассказчика.

«Лучше спать с трезвым каннибалом, чем с пьяным христианином.»

«Бетти, ступай к маляру Снарлсу и скажи, чтобы он написал для меня объявление: «Здесь самоубийства запрещены и в гостиной не курить» — так можно сразу убить двух зайцев...»

Неоднократно ловил себя на мысли о том, что в «производственных» отступлениях автор издевается, лукавит -- так и слышались интонации курёхинских «грибов». В самом деле, можно ли всерьёз рассуждать, о том, кто из древних был китобоем?.. Геркулес? И он тоже из наших!

Интересно, не сделал ли кто-нибудь из любословов диссертации о параллелях «Моби Дика», к примеру, с «Властелином колец»? И не поставлен ли там в конце смайлик бегущего с гарпуном? («от» или «к» -- здесь могут быть варианты) При желании, всегда можно найти точки схождения.

Литературная пара: «Морской волк» Джека Лондона. Только если они вдруг сойдутся, победа останется за китом!

(тарантинистое чтиво)

Темой сегодняшней книги, дети, будет: «Как я провел лето«! Но если вы думаете, что знаете всё наперёд, ошибаетесь! Как бы лето не провело вас. Начать с того, что в завязке этой истории некий парнишка, склонный к мизантропическому настроению и неправильной ориентации, взял в руки винтовку и перебил своих одноклассников. O tempora, o mores! — скажете вы. Такие дикие времена, такие нравы!.. А другой паренёк в этот момент отлучился по своей физиологической надобности и потому чудом избежал смерти. Именно он был объявлен сначала свидетелем, затем соучастником, и наконец серийным убийцей. Ведь мир кругом — сплошной дурдом, и люди в нем — пациенты! А кто не пациент, то, конечно, покойник... Вы и в самом деле считаете, что хуже не бывает? Какой вы, право, батенька, оптимист! Это ещё не конец. Ситуация меняется ежеминутно и потому единственная возможность достучаться до небес и избежать смертельной инъекции — бежать в Мексику. Готовы ли вы к такому сумасшедшему лету? И если вам кажется, что с пересечением границы всё кончится, вы сильно ошибаетесь — безостановочный монолог в режиме прямой трансляции в самом разгаре.

Первое сравнение, которое приходит в голову — «Над пропастью во ржи» — такой же живой и откровенный рассказ от первого лица о жизни подростков в тихой американской глубинке. Главный герой — Холден Колфилд наших дней. Он чуточку младше, намного циничней, несдержан на язык и склонен к нецензурной лексике, живет в неполной семье в маленьком городке с говорящим названием Мученио, запал на наркоманку, обожает разглядывать мамины каталоги нижнего белья и совсем не рвётся кого-то спасать — спас бы кто-нибудь его самого! Узри, Господи, что деют на Земле дети твои, и прости младшего Твоего, Вернона!

В отличие от сэлинджеровского романа, «Вернон Господи Литтл» — чёрная комедия, отвязная и жизнерадостная безнадёга — написано легко, забойно, цинично; читается на едином дыхании, будто писал не занудный букеровский лауреат, а призёр юмористической премии (на самом деле так оно и есть — и Букер, и награда Вудхауса).

Из плюсов — отличный перевод В. Михайлина (обратил внимание на этого переводчика после «Александрийского квартета»), никакого снобизма и однообразия в передаче обсценной лексики, никакой скованности и ханжеских многоточий (про издание ЭКСМО не скажу, не заглядывал — у меня в черной букеровской серии) — читается так, словно всё изначально писалось на русском — живая речь американского подростка из глубинки.

Если вам нравится «Над пропастью во ржи» или вы предпочитаете безбашенные истории в стиле Тарантино, братьев Коэнов, имеет смысл попробовать и данный роман.

Литературная пара: «Ярость» С. Кинга и, конечно же, роман Сэлинджера.

Мрачно и превосходно.

«Пусть льёт» — неспешный, меланхоличный, и очень стильный роман в духе европейского авторского кино (неудивительно, что Боулз сразу привлек внимание Бертолуччи — два сапога пара), пессимистический триллер в декорациях Гибралтарского пролива: на горизонте полоска европейской земли, перед глазами — вавилонское столпотворение, в котором не понять ни мыслей, ни чувств местных жителей; а в душе — разброд и шатание. Сразу рисуются узкие улочки, пустынные отели с отключенным электричеством, тёмные номера, освещённые только пламенем свечи, не позволяющим увидеть находящееся в глубине комнаты, всеобщий упадок, безысходность и неустроенность, урчание труб, звуки шагов за тонкой стеной, чьи-то стоны, скрипы...

Уровень эпатажности и динамичности — низкий; художественности — весьма высокий.

Хотя в романе и присутствует сюжет, порой достаточно напряжённый (популярный ныне ход «беглец с чужими деньгами», на заднем плане мышиная возня разведок), а также лёгкий налёт «клубнички» (двое американцев — подозревая, но без уверенности — делят между собой местную девушку, работающую в заведении мадам Папаконстанте), оцениваю книгу не как психологический триллер, но как прозу (а это уже другая весовая категория!). Хватает и интриги, и психологизма, и философских моментов (214-215, 259С., например). Импонирует, что в этой книге не «пережёвываются» мысли, а о происходящем порой можно судить только по реакции действующих лиц (мы знаем, что увидела героиня, но акцент ставится не на картине — мы наблюдаем её лицо и реакцию).

Это хороший взрослый роман, в котором заключён огромный мир, небо и бесконечность; прекрасный перевод — жизненный, завораживающий, гипнотический. По всей видимости, одна из лучших книг года. ...из тех редких книг, что хочется читать долго, неспешно, смакуя каждую деталь и рисуя в воображении картину происходящего; тех книг, которые берут не столько динамикой или острым сюжетом, сколько антуражем и ассоциациями, хорошим литературным языком и психологичностью, увлекают не столько красками, сколько оттенками и полутонами, тем, что не лежит на виду, но носится в воздухе — атмосферой упадка, предчувствием худшего, скорого неизбежного конца.

Читал почти одновременно ещё несколько хороших и разных вещей — о разгроме «Нового мира», «Последний поворот на Бруклин» и библейскую притчу Т. Манна. Кто на первом месте, догадаться нетрудно, а следом — «Пусть льёт».

«Фирмин» — тот редкий одиночный выстрел, что разит точно и наповал.

Если на первых страницах главный герой цитирует «Лолиту» или Толстого, становится ясно, что книга предстоит недетская — а когда узнаёшь, что вскормлен он «Поминками по Финнегану», прозреваешь, что добром она не кончится.

Первые впечатления от книги — это вещь для тех, кто уже вырос из «Города мечтающих книг» и желает двигаться дальше. Перед нами история взросления, жизнь читателя, уставшего поглощать тонны макулатуры, который взялся за ум и перешел на более серьезные вещи, Литературу с большой буквы. Слишком пафосно и напыщенно! Вымарать.

Если описать впечатление от этой книги одним словом, это будет слово «Ураган!». Ураган «Фирмин», пронёсшийся от Атлантики до Урала, завоевавший сердца миллионов и продолжающий набирать всё новых и новых почитателей.

Веселая и безнадёжная одновременно, глубокая и искромётная. эта книга не только будоражит чувства, но и даёт обильную пищу для мозгов. Сопоставима, пожалуй, только с прозой Курта Воннегута в наших переводах — это такая же едкая социальная сатира, исключительно глубокая по содержанию и подрывная по духу. Настоящий динамит!

Дикий восторг, лавина положительных эмоций переполняют читателя, когда он переворачивает последнюю страницу книги, закончившейся слишком стремительно и внезапно. Хочется еще и еще!

Первый серьёзный претендент на титул Книги года!

PS. Прочитал написаное. Мда, сплошной панегирик получился, рекламная завлекуха, а не отзыв. Необходимо срочно сгущать краски, выискивать минусы!

Пожалуйста, нет проблем:

- Скромно оформленная обложка.

- Своеобразный стиль изложения.

- Упущенные возможности для комментариев.

- Эту книгу не дашь почитать ребёнку ввиду цинизма и «взрослости» отдельных страниц.

Кому как, для меня это только плюсы!

+ Книги не должны походить одна на другую, как куклы Барби на панели супермаркета. Обложка, отличающаяся от массового потока, способна привлечь больше внимания.

+ Немного пафосный, но живой и откровенный стиль повествования привлекателен по той же причине.

+ На что нам дана голова? Выискиваем и наводим справки сами, загружаем работой «серые клеточки«!

+ А то, что книга не для детей, так это просто здорово!

А герой? Вполне соотвествует образу. В сущности, жалкий тип, возомнивший о себе слишком много. Пустотрёп, нытик и эгоист, способный укусить кормящую руку. Крыса — крыса и есть.

Мелкие огрехи — например, «Граждане галактики» Р. Хайнлайна, вместо привычного «Гражданина...» — излишние придирки, которые не мешают получать удовольствие от книги.

теги: крысы, притча, социальная сатира, сестра таланта, Джойс и Достоевский, Набоков, писатель-фантаст, аутсайдер, циник, эротоман, пессимист, философ, джаз, одиночество и отчаяние, дикий крик в ночи, смерть и разрушение, крах и полная безнадёга. короче, рекомендую!

Роман начинается жестко и буднично, как сводка ЧП из местной газеты: участник телешоу назвал в прямом эфире дату Армагеддона и устроил публичное самосожжение.

Поначалу кажется, что апокалипсис разразится в конце. Но время летит стремительно — он начнется уже через несколько десятков страниц. А жизнь продолжится... Дело в том, что в мире «Армагед-дома» апокалипсис стал обычным явлением — каждые двадцать лет на Земле гибнет все живое. Единственная возможность спастись — это переждать апокалипсис в загадочных Воротах, появляющихся неведомо откуда в разгар катастрофы. Уцелевшие возрождают цивилизацию, до следующего раза. Будто бы кто-то — то ли всемогущие инопланетяне, то ли сам Господь Бог — решил надеть намордник на нашу цивилизацию.

Это роман воспитания — но не отдельной личности, а всего общества в целом — где люди постепенно теряют свои лучшие качества и превращаются в эгоистов, готовых на все — только бы угодить в число счастливчиков, подлежащих первоочередной эвакуации.

«Армагед-дом» — книга, жуткая и притягательная одновременно. Книга, от которой не хочется отрываться, в которой все узнаваемо и знакомо. Но закрываешь последнюю страницу — и задаешься вдруг вопросом. А не живем ли мы в мире «Армагед-дома»?

Рекомендуется всем, кто предпочитает фантастику, затрагивающую серьезные нравственные проблемы.

(последнее лето детства)

Добротный сентиментальный роман.

Не великий, но хороший — написанный лёгким живым слогом, окрашенный тоской и одиночеством, элегический, мрачный и бурлящий, как Ниагарский водопад, всплывающий на этих страницах снова и снова, «Канада» заставляет думать и сопереживать. Это роман о взрослении, покинутости, о человеческом свойстве совершать ошибки и нежелании посмотреть правде в глаза, с естественным и неумолимым развитием сюжета.

Читается очень легко — будто скользишь по водяной глади мимо пенистых бурунов, и жаркий воздух обдувает кожу, колыша волоски... Наверное, именно такие вещи нужно читать на пляже, чтобы не забывать о существовании осени.

(отключив эмоции) — история проста, скорее для сердца, чем для разума; повествование классическое, язык и форма без заумности и выкрутасов; персонажи в основном люди заурядные, действие предсказуемо (по ремаркам понятно, кто останется, а кто выйдет из игры). Но есть в «Канаде» что-то такое, что мешает сразу закрыть книгу. Наверное, жизненность, искренность, человечность, тема брошенных детей...

Поначалу подозреваешь драматизм в духе «Хладнокровного убийства», «Хорошего человека...» или Helter Skelter'а, но ожидания напрасны — ничего из ряда вон, преступление самое обыденное, рядовое, даже незаметное, хотя последствия его аукнутся всем членам семьи, и дальнейшее повествование обернётся уже меланхолическими поисками души на безбрежных просторах необъятной страны, которая может быть и Индией, и Китаем, или даже Сибирью. Этот дом на краю света не обязательно находится в Канаде, которая здесь не географическое понятие, а скорее сакральный символ заброшенности, наподобие Шамбалы, разделённый Ниагарским водопадом из пазла.

(«пересекая границу, ты становишься другим человеком»)

Что же находится по ту сторону фронтира? Запустение, безразличие, тоска и одиночество аутсайдера. Разрушить прежнее существование оказалось легко и просто. Но стоило утерять один кусочек пазла, как всё полетело в тартарары. Семья прекратила существование. Окружающие исчезают, пока не остаёшься один, в ожидании грядущей холодной пустоты.

Адресат — любители тинейджерской или сентиментальной прозы; не обязательно 12-14-летние, можно читать и находясь в более зрелом возрасте. Вторая российская вообще норовит дать подобным книгам рейтинг «99+« — нетрадиционные отношения (без натурализма, на уровне намёков), инцест, пропаганда курения и алкоголя, неспортивный, асоциальный образ жизни, и вообще попирательство всех норм морального кодекса строителя капитализма, никакого уважения к старшим и правительству в лице лично товарища Эйзенхауэра.

Философия поверхностная, облегчённая (но, наверное, это и хорошо — не отпугнёт, покажет, что не стоит бояться и более серьёзных вещей). Глубокомыслие кажущееся, брошенные мимоходом сентенции по зубам и массовому читателю:

(«Мы ведь не всегда приезжаем куда-то, иногда просто где-то заканчиваем»)

(«Жизнь вручается нам пустой. и наполнять ее счастьем вынуждены мы сами»)

(«Если не думаешь головой, в конце концов превращаешься в кусок швейцарского сыра»)

Герой признаёт за собой эту привычку «видеть значительное там, где имеется лишь пустота», и в какой-то мере это относится и к самому роману, но читается он, тем не менее, хорошо — написано гладко, естественно, увлекательно, почти без всей этой давид-копперфилдовской мути.

«Есть земля живых и земля мёртвых, и мост между ними любовь, единственный смысл, единственное спасение» — находим у Уайлдера. Здесь же между ними — Канада — это бегство никуда, в глушь, на обочину цивилизации, отказ от дальнейшей борьбы и потеря смысла жизни-существования.

Но так ли было необходимо это бегство — в 15 лет, когда человек не совсем уже ребёнок? Возможно, удалось бы устроить жизнь и по эту сторону границы? В конце концов, с сестрой-двойняшкой ничего страшного не произошло. Возможно, герой стал бы точно таким же школьным учителем, или фермером в штате Айова.

Когда закрываешь последнюю страницу, история представляется всё-таки светлой, оптимистической пасторалью.

«В твоей жизни еще много чего интересного случится, прежде чем ты умрешь. поэтому будь внимательнее к настоящему».

(затенение)

Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка Катманду.

(любителям ироничной философской прозы стоит попробовать)

Едва на первых страницах появляется запряженная цугом шестёрка лошадей, а слуга просит выйти из кареты, чтобы сменить колесо, невольно задаёшься вопросом — доедет это колесо до Белграда или не доедет, а завязнет где-нибудь в трансильванской глуши.

Не завязнет.

Хотя бы потому, что один из действующих лиц (и это известно с самого начала) не кто иной, как отец Лжи, фантазии и искусства — сам дьявол. И он направляется на встречу с любимчиком Беззу-б-о-г-о, предшественником Малевича — архангелом Михаилом.

Читатель, рассчитывающий найти под ярким фантиком конфетку с осиновыми колами, упырями и кровопусканиями, обманется в ожиданиях — действие крутится вокруг и около, но всё никак не развернётся. История, которая начинается как лёгкая авантюрная повесть из времён XVIII века или исторический детектив, оборачивается постмодернистской игрой, высмеивающий штампы готического романа, в которой все персонажи носят парики и участвуют в маскараде, и единственный способ укрыться или ввести в заблуждение — это не прятать своё лицо или рассказать всё как есть на самом деле.

Понемногу усложняется форма, сменяются рассказчики, и вот уже не столько следишь за фабулой, сколько любуешься словесными конструкциями, и забавляешься издевательским нагромождением анахронизмов, уводящих в сторону обманок — от утки по-пекински, осады Вены и Великой французской революции до «Моби Дика» и постоянного возвращения к формуле Витгенштейна, что мир есть совокупность фактов, а не вещей.

Где же начинается путь к сердцу тьмы?

Если появились вампиры, не означает ли это приближение Страшного суда? — когда изменяются правила игры и дальнейшее существование пугает неизвестностью и непредсказуемостью, когда свершается старинное китайское проклятие — Чтоб ты жил во время великих перемен!

«и одновременно все будут далеки друг от друга — настолько, насколько мир бесконечен. Разве это не ад?»

Бумага к сожалению газетная, быстро ветшающая, и коррекция несколько небрежная — а жаль — книга заслуживает лучшего (имеется даже соблазн поставить более высокую оценку).

«Называйте меня Исмаилом — сказал моряк.

- Я эту историю знаю, она длинная и скучная.»

Эта история не такова — лёгкая ироничная готика с исчадиями Света и силами Ада, читается легко и стремительно, точно пробег молнии по ночному небу.

Однажды нежный и впечатлительный Йожик никак не мог заснуть. По старой своей привычке он немного поворочался на постели и принялся считать овец: ...86-я овца отличалась отсутствием пары зубов и по-видимому драчливым нравом, 87-я имела харю наглую и премерзкую, 88-я зевнула, 89-я икнула и улыбнулась похотливо, от чего Йожика аж передёрнуло и всякое желание засыпать пропало напрочь. Открыв глаза, он обнаружил себя крадущимся к книжным полкам.

«Сам такой!» — буркнул Йожик, уткнувшись носиком в корешок и инстинктивно вытащил предмет оскорбления. При взгляде на обложку иголки на голове зашевелились и встали дыбом. «Чахлик Неумирачий!» — с ужасом прошептал он. Правда, приглядевшись, Йожик заметил, что верхом на Чахлике сидел какой-то неграмотный шут, а сам неумирачий тянулся к морковке и значит бояться его никак не стоило.

Успокоившись, он раскрыл книжку. Сразу потянуло классикой — точнее сказать, Шекспиром и Рабле, которых Йожик избегал с детства, когда, прочитав по неосторожности «Ромео и Джульетту», проревел в три ручья три дня и три ночи (вопреки логичным и очевидным предположениям, он не был чернобыльским ёжиком!), а на четвёртый день зарёкся прикасаться к книгам великого барда. Хотя надо признать, об Отелло и Дездемоне какое-то смутное представление он всё же имел (то ли толстая певица придушила негра, то ли он её), а в драке даже мог вообразить себя принцем датским — «Бить или не бить? — Вот закавыка в чём!»

Йожик читал с тем недоверчивым и насторожённым видом, с каким обыкновенно читают сборники анекдотов — так и выискивал какое-нибудь крамольное или заковыристое словечко, но не обнаруживал ничего подозрительного, совершенно незаметно для себя он выбрался из дома и, не отрываясь от книги, шустро засеменил вдоль трамвайных путей (лунатизмом Йожик обычно не страдал, но в ночь полнолуния случаются и не такие каверзы). Он бежал, по самые иголочки погрузившись в бесшабашное глумление над человеческой глупостью — столь непохожее на обычный бестселлерный поток как в плане языка, так и в плане отвязности, когда вдруг всё перед глазами закружилось — и в этом внезапном звёздовороте промелькнуло удивлённое лицо какой-то курносой гёрлы, ночь, улица, фонарь и аптека...

-- Вот ляжий сы!.. — только и успел крикнуть он, уловив напоследок запах подсолнечного масла.

Возвращавшийся после диспута с Патриарших, редактор толстого художественного журнала по медвежьей фамилии Берлага поднял подкатившийся круглый предмет и печально вздохнул. -- Бедный Йожик! Я знал его...

Дальше — тишина.

Мораль же сказки такова: читайте классику, друзья!

А если вы вдруг почувствуете что-то знакомое, не удивляйтесь: это новая неголливудская адаптация «Короля Лира». Если находите, что здесь слишком мало трупов, знайте, что это комедия, а не сводка военных действий. Если же не знаете, в каком месте следует смеяться, имейте в виду: юмор здесь практически монтипайтоновский и раблезианский, заключающийся не столько в подзатыльниках, сколько в игре слов — и тогда, извините, здесь медицина бессильна, эта книга не для вас. Такой вот облом!

Если вы настолько отстали от времени, что не успели прочитать ни одной книжки Кристофера Мура, но зато цените литературу Возрождения, не плюётесь от «Рана» или «Степного короля Лира», а по ночам вас не изводят концерты — читать обязательно. Всем прочим для начала стоит попробовать «Хвойную бухту» — намного проще, веселей, развлекательней.

(оптимистическая «Немецкая трагедия», с трупом в финале)

В сознании большинства Набоков представляется либо как сочинитель «похабной» «Лолиты» (естественно, прочитать хотя бы пару страниц на пробу таким обычно и в голову не приходит), либо же как автор скучной и безмерно затянутой литературы, написанной непонятно о чём и непонятно для кого.

«Король, дама, валет» — не шахматное, а карточное название, обещает упрощённый, понятный даже неискушённым читателям материал, сразу показывает круг главных действующих лиц и расклад сил — выделяется в творчестве N. тем, что это не часть большого мета-романа, который Набоков писал всю свою жизнь, затем даже и переписывал по-английски, переселившись на другие берега — о стране, которую мы потеряли или, скорее, которой и не было никогда, поскольку эта самая Россия существовала только в воображении писателя, и преобразилась затем под флёром ненависти и ностальгии — далёкая, недостижимая, покрытая голубой дымкой далёка, и которую оставалось только придумать. Это не элитарная проза «ни о чём» и «не для всех» — а напротив, вполне массовая бульварная беллетристика, практически даже нуар-триллер о том, как двое — жена и её молодой любовник — надумали избавиться от третьего лишнего. Автор, тем не менее, обманул читателей, подсунув под оболочкой «чёрного» романа о преступлении не просто более ценный мексиканский мех, а классический психологический роман, драму взросления с не вполне типичным финалом. Если вы ожидаете, что — как в романах Чейза — что-нибудь непременно пойдёт не так, вы окажетесь правы. Но даже если, подобно мне, и угадаете финал, это не мешает получать удовольствие от чтения.

Касаемо жанрового (фантастического и триллерного) интереса хотелось бы отметить пару моментов:

Первый. Изобретение механических манекенов можно рассматривать почти как первый шаг на пути к созданию примитивных роботов. По ходу чтения у меня возникло (отметённое почти сразу и неоправдавшееся впоследствии) подозрение: не случится ли так, что когда любовники осуществят свой план, на сцене, помимо груды обломков механической копии-манекена, окажется живой и здоровый оригинал?

Второй. Аллюзии к еще не написанному «Психозу» — этот странный старичок-квартиросдатель, чем-то напоминающий подряхлевшего Нормана Бейтса. Возможно, это покажется притянутым и совершенно неубедительным, но на меня эти детали — на грани интуитивно-эмоционального — парик, кукла, голос чревовещателя, недомолвки и странности в поведении — произвели именно такое впечатление. Полагаю, толчком к появлению в романе этих неприятных для автора эпизодов послужили события из реальной жизни (интересующиеся этой стороной могут почитать «Недоподлинную жизнь Сергея Набокова», а здесь же — могу утешить — тема нетрадиционных отношений практически не затронута).

Не читавшим Набокова, для первого знакомства с творчеством, можно порекомендовать этот роман — «Король, дама, валет» написан мастерски и нетривиально, одновременно просто и увлекательно. Затем, если понравится, можно попробовать рассказы из сборника «Возвращение Чорба», среди которых имеется и несколько фантастических. И далее по нарастающей, вплоть до английской прозы, которая, по большому счёту, просто перерождение старой прозы Набокова-Сирина.

(нравится «Незнайка на Луне»? попробуйте и «Этландию»)

Едва начал читать, как сразу потянуло чем-то знакомым... Социальная сатира, краткие экскурсы в политэкономию и бизнес-планы по превращению отчаяния и нищеты в деньги, злоключения наивных идеалистов в мире дикого капитала... Да ведь это же «Незнайка на Луне«! о не самых приятных для развлечения темах — мировой экономический кризис, безработица и волна самоубийств.

Запрещённая, старательно забываемая, но не забытая и воскреснувшая словно птица феникс из небытия, рукопись — которая не горит, не тонет, и подобно произведениям Булгакова или Кржижановского, появляется в самый подходящий момент.

Cоветую попробовать заглавный роман, даже если у вас имеется стойкое предубеждение против советской фантастики времён НЭПа. Сюжет наивен и в духе времени («Долой эксплуатацию человека человеком!»), некоторые пассажи вызывают сейчас лишь скептическую улыбку («только в Советском Союзе ваша машина найдёт спрос!») — а вот литературные достоинства и исполнение вполне на уровне. Куда там Козлику с Пончиком до персонажей Ингобора, если всё это написано изящным, лёгким и ироничным стилем, напоминающим перо Ильфа и Петрова.

Из недостатков — малый объём — но в том никакой вины автора! — стечение обстоятельств, век-волкодав. По сути, Эрик Ингобор (Н. Соколовский) остался автором единственного произведения — но именно его стоит прочитать. Спасибо издателям, что извлекли из небытия эту поистине Летейскую книгу!

Возможно, на фоне прочитанных за последнее время шедевров, и стоило бы понизить оценку до более скромной... и всё-таки, «хорошо» — начало книги действительно великолепно!

А если желаете узнать, что могло воспоследовать дальше, стоит почитать также пьесу «Назад в пещеры» — более скромную по достоинствам, но не вызывающую ощущения, будто повествование несётся по льду, не замечая неизбежного бортика финала.

Взбрело вдруг в голову почитать про уточек? Ей бо, гоните прочь эту странную идею, возьмите лучше трехтомник об утиной охоте или, на худой конец, «Серую шейку«! Здесь вы не найдёте ничего подобного! Ключевым словом будет — абсурд, нонсенс, полная чепуха и бессмыслица, тонкий английский юмор. Мало того, что речь пойдёт не о диких кряквочках, и даже не о моряках-буканьерах, так ещё и с формой полный кавардак — история о трёх началах, с сотней завершений, и неизвестно даже, есть ли у неё середина. Совершенно определённо, что вам придётся поднапрячь свои серые клеточки. Если вы рассчитываете получить книгу простую и доходчивую, как средний палец солдата Ш., будете разочарованы. Если ожидаете новый «Улисс» или «Одиссею», возможно, тоже. Но если вы думаете, что вся эта история сгодится лишь для фанатов-филологов, вы заблуждаетесь.

Написано легко и изящно, не намного сложней кэрролловской «Алисы». По жанру скорее литературная фантазия — одна из линий реалистическая-бытовая, назвать другую фэнтези я не рискну, несмотря на наличие феи и злого Пуки. С таким же успехом её можно назвать квестом или даже вестерном, по наличию ковбоев. Скорее это причудливый микс авторской фантазии — о странствующих и путешествующих, с тонкой иронией и с изрядной долей писательского мастерства.

Представьте себя в обществе безумных шляпников. Рядом кто-то играет в шахматы, а его противник — в карты. Добрая фея, деловито покуривая трубку, даёт советы, а злой дух Пуки не может вспомнить, как выглядит его жена. Является ли она кенгуру, если её нельзя увидеть, и определённо известно, что она покрыта шерстью? Добрая фея также невидима, но она точно не кенгуру, потому что курит трубку. Такая вот здесь странная логика... Читателю остаётся пуститься по воле авторской фантазии — в компании со злым духом и феей, со странствующими и путешествующими по волне жизни.

Наиболее понравилась линия с Пуки, а также приём выделения детали. Текст очень плотный, изящный и непредсказуемый, с обилием готовых афоризмов. Всё сюрррно, странно и очень интересно...

А кто сказал, что у истории не может быть трёх начал? Жизнь вообще штука коварная и непредсказуемая. К счастью, она конечна... Как и книга. Которая понравится не всем, но запомнится многим.

Если желаете более традиционного, попробуйте «Трудную жизнь» — фантастический элемент в ней тоже имеется, к тому же комический.

История из разряда «как я прекратил жить и начал беспокоиться» -- простая, незатейливая, но и притягательная одновременно.

Наверное потому, что это была первая (ну, или почти) вещь о загробном существовании, она произвела впечатление. И для меня визитными карточками Бигла еще долго оставались не «Последний единорог», а именно эта повесть и рассказ «Приходите, Леди Смерть«!

Наверное, каждый задумывался -- что ждет нас Там? Кто-то рассчитывает попасть в рай или ад, кому-то видится бездонный мрак несуществования. А быть может, кому-то, как герою этой повести, уготовано нечто иное?

Восприятие этой вещи (впрочем, как и многих других), сильно зависит от настроения. Настройте себя на мрачный и романтичный лад, останьтесь одни темной прохладной ночью -- и прочитайте эту повесть, надеясь, что нам уготована иная судьба. Впрочем... как знать?

(инструкция по чтению северо-западного двухтомника)

Первым делом рекомендуется потерять суперобложки и забыть про заявленные комедии (святости, женопочитания, и — особенно — внешнего вида и приличий) — они только путают и настраивают на неверный лад.

Если не удалось достать первый том, не расстраивайтесь: наиболее стильные и интересные вещи как раз во втором томе, а читать можно независимо друг от друга, хотя желательно ознакомиться и с «Юргеном» — вывернутым наизнанку мифом об Орфее и Эвридике — где начинает сказываться авторское своеобразие. Задействовав героя, не самого приятного во всех отношениях, можно приписать ему какие угодно мысли, даже еретические и далёкие от общепринятых норм и морали.

Никакой героики, юмора, никакого Великого Всепожирающего Зла и похождений гномиков или эльфов в компании подвыпивших гоблинов. Мифология! фольклор разных стран и народов! еретические устройства мироздания, наподобие гностицизма! литературная игра, близкая скорее к эпосу или к рыцарским романам, с их воспеванием Прекрасной Дамы и апологией героев и христианства, чем к сказкам или анекдотам! полёт не ограниченного ничем воображения! — пишем про прошлое, подразумевая на деле настоящее.

Сарказм и ирония несомненно присутствуют — неудивительно, ведь писал друг Марка Твена, человек схожих взглядов на жизнь и совсем не святоша. Условный фон — страна, напоминающая Францию времен крестовых походов, но на деле это не имеет значения: авторские приёмы могут напоминать шулёрство — действие может начинаться в пещере и продолжаться в преисподней или в расчудесной стране Кокаинь.

«Сказание о Мануэле» — неровный, в чём-то наивный и несовершенный, но вполне любопытный цикл дотолкиеновской фэнтези, предназначенный для взрослого читателя и весьма далёкий от того, что обычно понимается под словом fantasy.

Благодаря переводу С. Хренова, читается легко, иностранное происхождение почти не чувствуется (читая впервые, даже заподозрил отечественную мистификацию наподобие «Мэделайн Симонс» — отчасти из-за неизвестного тогда имени автора, отчасти из-за персонажа русского фольклора в качестве демиурга). Речь персонажей отличается некоторой витиеватостью, свойственной старинным романам; действия как такового почти нет, а вот назиданий и псевдофилософических рассуждений — навалом, поэтому для прочтения нужно выбирать соответственный настрой.

Литературная пара: лангедокский цикл Е. Хаецкой.