Поразительный рассказ, врезающийся в память и в душу навсегда. С первого прочтения. Такой бриллиант и великим писателям удается создать раз в жизни (если удается вообще).

Очень странным образом вспомнился он... в новогоднюю ночь. Не думаю, что сейчас пишу офф-топ. «Гуляя» по ТВ-каналам, случайно остановились на НТВ. Передача «Я самый смешной» (страшная по сути передача, если кто не видел). Люди (обычные) выходят на сцену и стараются делать всякие дурацкие вещи — лишь бы посмешнее. В общем, в любых раскладах зрелище довольно грустное.

Но в эту новогоднюю ночь на сцену вывели... 75-летнюю женщину, одетую очень рискованно (с претензией на сексапильность). Она была ЯВНО не здорова. И вот эта женщина — чья-то мать, бабушка, если не прабабушка — пела частушки: «Приходи ко мне на пляж и со мною рядом ляжь. Мы построим новый дом, я буду первым этажом». Зал ржал, ведущие ржали, бабушка была счастлива.

Мы, сидя у телевизора, ПОХОЛОДЕЛИ. И я мгновенно подумал: а ведь эти подонки (режиссеры передачи, ведущие и прочий сброд) в жизни не читали «Цветы для Элджернона«! Не верю, что читали! Потому что если бы читали, никогда на подобную мерзость не пошли бы...

Что отметил в большинстве отзывов: у прочитавших рассказ возникает что-то вроде чувства стыда. Очень правильное, очень нужное нам чувство. А рассказ... Такой небольшой, с острыми гранями бриллиант, который уколет стыдом еще не одно сердце. Чудо, что этот рассказ есть.

Крепкий, но не слишком выдающийся американский актер Клифф Робертсон выкупил права на экранизацию этого рассказа. Долго искал сценаристов, продюсеров... А в 1968 году вышел фильм «Чарли», где Робертсон сыграл главную роль. Сыграл поразительно. И «Оскар» за эту роль был им получен абсолютно заслуженно.

Любой согласится, что мировая литература сразу же обеднела бы без «Божественной комедии», «Дон-Кихота», «Фауста», «Братьев Карамазовых». Но я уверен, что в не меньшей степени она обеднела бы, если бы в ней не было этого небольшого рассказа Дэниэла Киза.

PS. Аплодирую коллеге sanchezzzz за его отзыв — по содержанию и по неожиданно (и очень удачно) избранной форме.

Честно говоря, без особого энтузиазма приступал я к книге. Некогда, при первом прочтении, показалась она мне головной, рассудочной, «просчитанной» (уж не знаю, почему). Кроме того, почему-то жило и ощущение сатиричности, от которой, как от любых «подколов-приколов», конечно же, устаешь (думаю, впрочем, что впечатление это создалось в какой-то степени от Animal Farm, а уж потом наложилось и на все остальное).

Снова начал читать с тем, собственно, чтобы сопоставить, что же в романе реализовалось и реализуется ныне – на планете в целом и, что очень существенно, в границах «золотого миллиарда».

Начал читать. И – оторваться НЕ СМОГ.

Потому что книга эта (невзирая на малое число страниц) великая, и грозная, и просто страшная.

Страшная, конечно же, даже по, скажем так, первому плану, т.е. по тому, с какой мощью и с каким бесстыдством реализовали нынешние хозяева мира реальность, созданную Оруэллом в «1984». Все Миниправды и Минимиры (министерства Правды, т.е. идеологии, и Мира, т.е. войны), Большой Брат, который видит тебя, пожалуй, и насквозь (технология то ведь шагнула вперед, и серьезно шагнула).

Все так. Но самое страшное (как страшно оно в любом тоталитаризме), что делает Система с ДУШАМИ человеческими. А сущность тоталитаризма в том ведь и состоит, чтобы овладеть человеком ТОТАЛЬНО, отнявши не только свободу телесную, не только слово и даже не только мысль, но и душу – прежде всего душу. Ах, как было мило и славно: записать в тоталитаризм гитлеровское и сталинское общество, да и спать спокойно, ведь всё это «дела давно минувших дней«! Только вот спать не получается.

Как же все-таки вылепилось нынешнее царство «победителей» по оруэлловской мерке, до деталей – до самых страшных деталей!

«Для кого, вдруг пришло ему в голову, он пишет этот дневник? Для будущего, для тех, кто еще не родился... Как можно обращаться к будущему? Это невозможно. Если будущее станет таким же, как настоящее, оно не захочет его услышать, если же оно будет отличаться от сегодняшнего дня, все его беды потеряют смысл...»

В том-то и штука. Услышана ли будет душимая правда дня сегодняшнего – днем грядущим? Ведь если ложь окончательно победит (что практически уже и произошло, сейчас суть игры лишь в степени наглой открытости этой лжи и ее тотальности, т.е. процессы всего лишь количественные), то и правде в том самом грядущем места не будет вовсе, ни нынешней, ни прошлой (по отношению к нам, сегодняшним). Отчего же – если вымарываются и переписываются классики, если переиначивается на новый лад и история, и некогда священные для человечества книги – так отчего же рассчитывать нам на то, что наша (пусть даже маленькая, личностная) правда имеет хоть какой-то шанс? И мысль о том, с каким монстром этой правде – пусть невеликой, негромкой – придется бороться, не пугать тоже ведь не может...

«Преступное мышление» — вот с чем бороться системе надо в первую очередь! А, значит, надо формировать правильное мышление уже в детском саду, в школе, колледже, чтобы потом исправлять ничего и не приходилось. Думающих людей Запада (из числа еще не окончательно «закодированных») наверняка ведь не могут не пугать «правильные» роботы из американской средней и высшей школы, которых буквально по оруэлловскому рецепту конвейерным способом и пекут. От «1984» до той самой «Скотской фермы» с ее «Четыре ноги хорошо! Две ноги плохо! Товарищ Наполеон всегда прав!»

Психологически верно одно: носителю такого «мышления» в тоталитарном обществе жить куда легче. Вопрос лишь в том, жизнь ли это. Возможно, и жизнь (дом-газон-машина-круиз). Только вряд ли эта жизнь — ЧЕЛОВЕЧЕСКАЯ.

Шпионящие дети (родители-то ведь могут мыслить и не вполне политкорректно, что подправить просто необходимо), «дебильный энтузиазм» и бешеная активность «обработанных», тотальная уверенность в собственной (читай, партийной) правоте и еще более тотальная ненависть к тем, что «не с нами» — что ж, 1984-й состоялся. Причем в определенной степени и без ошибки в дате. Похоже, и тогда, в 1980-е (а и раньше) наличествовало все необходимое. Ныне, как уже было сказано, речь лишь о моментах количественных.

Меняющееся прошлое... Вот вам и Оруэлл во всей красе. С таким бесстыдством, с каким история – и даже история совсем еще недавняя! – переписывается, задача догнать и перегнать Оруэлла решается в стремительном темпе. От разрушения прежних (вековечных) ценностей, от вымарывания, переписывания и просто вышвыривания в урну классиков до перемен местами Бин Ладенов, Саддамов и талибов из статуса друзей в статус врагов (а если понадобится, то и наоборот), до вымаранных газетой «Нью-Йорк Таймс» статей в газете... «Нью-Йорк Таймс» (повествовавшей некогда о том, как албанцы в Косово вытесняют и вырезают сербов) – да что здесь и говорить, примерам несть числа. «Сегодняшний противник воплощает собой абсолютное зло...»

«Кто контролирует прошлое – контролирует будущее. Кто контролирует настоящее – контролирует прошлое.»

Страшнее – и точнее – трудно придумать. РЕАЛИЗОВАЛОСЬ. Во всей полноте.

«...Все, что правда сегодня, было и будет правдой всегда. Это же очевидно. Нужно лишь не сдаваться в борьбе со своей памятью. Они называют это «Контроль за действительностью», на новоязе это называется «двоемыслием»...»

«...Знать и не знать, владеть полной правдой и говорить тщательно сфабрикованную ложь, придерживаться одновременно двух взаимоисключающих мнений, знать, что они противоречат одно другому, и верить в оба, обращать логику против логики, не признавать мораль и в то же время клясться этой самой моралью, верить, что демократия невозможна, и утверждать, что Партия защищает демократию, забывать все, что приказано забыть, а потом, при необходимости, вновь вспоминать об этом и, самое главное, применять такую диалектику и к самой диалектике. Это было высшим достижением: сознательно навязывать бессознательность и тут же самому забывать, что ты только что занимался гипнозом...»

Это ли не портрет большинства сегодняшних западных «интеллектуалов»? Речь-то ведь – в их случае – даже не о системе «двойной морали», это ГОРАЗДО глубже. Они просто обязаны себя уверить в СЕГОДНЯШНЕЙ правде – и от души негодовать по поводу правды ВЧЕРАШНЕЙ, которая объявлена ложью – потому что ведь иначе и не выжить, иначе и с катушек съехать недолго. Раздвоение речи и мысли (думаю одно — говорю другое) — вещь неприятная, отталкивающая. Но раздвоение сознания — это прямиком в шизофрению. Потому-то отсекается одно (прошлое) и на древко знамени воодружается другое (сегодняшнее). Завтра и оно будет заменено чем-то еще — но ведь сегодняшний день зато прожит, и даже без психушки!

Было бы тотальное владение информацией (бедолаги, можно лишь представить, как БЕСИТ их неподцензурный Интернет!), а остальное приложится:

«Еще час назад никакого товарища Огилви не существовало. Теперь он стал фактом. Забавно: можно создавать мертвых и нельзя – живых. Товарищ Огилви никогда не существовал в настоящем, но теперь живет в прошлом. И когда однажды подделку забудут, он станет такой же достоверной фигурой, как Карл Великий или Юлий Цезарь.»

Или Оруэлл о никогда не ведомой ему политкорректности (которая по сей день многим представляется не очень смешным бредом – а бред этот не просто не смешон, он опасен, и смертельно):

«...К 2050 году, а может быть, раньше, никто не будет знать старояза. Вся литература прошлого будет уничтожена. Чосер, Шекспир, Мильтон, Байрон будут только на новоязе. И это будут не просто другие книги, смысл их будет прямо противоположен оригиналам... Сама атмосфера мышления станет другой. Не будет мысли, как мы ее понимаем сегодня. Быть благонадежным значит не думать, не иметь потребности думать. Благонадежность – отсутствие сознания.»

Нет. Цитировать больше не буду. По-хорошему ВСЮ книгу надо бы цитировать целиком.

Но лучше — читать. Как бы ни было страшно. Читать — и смотреть вокруг. И думать. И читать дальше.

При этом ни на секунду не забывая, что ты — хотя бы внутренне, хотя бы сам наедине с собой! — ЧЕЛОВЕК.

За это Оруэллу — высший из мыслимых балл. И наша благодарная память.

За книги такого объема я в последнее время стараюсь не браться. Однако взявшись за «Террор», оторваться уже не смог.

Terror. Ужас. Ужас Арктики. Холода. Безысходности. Смерти. И наряду со всем этим — поразительное (особенно поразительное в своем каком-то обыденном спокойствии) мужество моряков. Люди делают то, что должны делать. Люди страдают — и страдают невероятно, болезни, обморожения, нападения практически невидимого хищника. Люди страдают, люди гибнут — и люди НИКОГДА НЕ БРОСАЮТ СВОИХ. (Исключение — группа бунтовщиков с их главарем-психопатом.)

Это одна сторона книги, которая держит невероятно сильно. Не раз и не два возникала мысль: ЧТО ЭТО БЫЛ ЗА ТИП ЛЮДЕЙ? И если он был, – а он был! – то во что превратились (если не сказать «выродились») мы, современные представители той же расы?

Вторая составляющая – мистическая: мощная, постоянно присутствующая (среди всей массы детально расписанных Симмонсом реальных вещей – обоих судов и их оснастки, судовых помещений, подготовки к передвижению по льду и т.д., и т.п.). Воплощение этого мистического ужаса Арктики — немыслимое фантастическое чудовище, кругами бродящее вокруг людей и вырывающее из их рядов одного моряка за другим. И обе эти составляющие сплетены автором воедино в очень плотную и сложную ткань.

Перевод книги весьма неудачен, но даже и это не смогло перечеркнуть огромность замысла и поразительное мастерство его исполнения. А замысел действительно огромен. Симмонс пишет о реальной экспедиции сэра Джона Франклина, используя невероятное количество источников, касающихся самой экспедиции, книги сэра Джона, книги о поисках (безуспешных) двух пропавших кораблей, книги об Арктике, ее ужасах, героизме исследователей, книги о жизни и мифологии эскимосов. Библиография в конце романа (издания на английском языке) – ОГРОМНА. Поразительный титанический труд – и поразительный титанический результат.

Чтение этой гигантской по объему книги с ее детальными описаниями повседневных трудов и опасностей нередко кажется тяжелым, трудным, даже мучительным. И это еще одно достижение Симмонса (да, как ни странно, это именно так!). Процесс чтения становится словно отражением всех тяжелых, нарастающе тяжелых, а потом и непреодолимых испытаний, которые выпадают на долю всех ее персонажей. Читатель идет вместе с ними, спотыкаясь, падая и вставая – в бесконечно долгой полярной ночи по бесконечной мертвящей ледяной пустыне.

Финал (точнее, последние главы романа) совершенно неожидан — что, кстати, если и не оттолкнуло, то по меньшей мере настроило многих читателей на критический лад. Но он неожидан не только для нас. В не меньшей степени он абсолютно неожидан и для главного героя, капитана Крозье — выход на мистико-мифологический поворот событий, когда фигуры и самого Крозье, и леди Безмолвной (или просто Silence, как в оригинале романа) наполняются поистине космическим смыслом и космической значимостью. Однако к этому выходу на «космическое» автор готовил нас едва ли не с первой страницы романа, который насквозь пронизан ощущением ничтожности человеческого существа в мире, превосходящем его, человеческого существа, понимание — и одновременно героизмом, отчаянным, прометеевским героизмом этого же «микроскопического» в масштабах Космоса человека. И, словно в «Космической Одиссее 2001», человек ВЫРАСТАЕТ ДО КОСМОСА. Неожиданный финал — но по некотором размышлении начинаешь понимать, насколько он последователен.

Это одна из самых мрачных книг, читанных мною в последнее время. И в то же время — одна из самых... всколыхнувших. Заставивших увидеть себя — ТАМ. И заглянуть в себя — ВНУТРЬ. Редкая, необычная книга. Книга-вызов.

Книга-подвиг.

Странные книги снимает иногда рука с полки — и открывает их на столь же странной странице. Сказка? Полноте. Черноватая ирония Гофмана, граничившая с сарказмом, хорошо известна. (Интересно отметить, что сам Гофман считал «Золотой горшок» своим абсолютно лучшим произведением.) Но, впрочем, если и сказка, то, все-таки, как написал автор, «НОВОГО ВРЕМЕНИ». И его ли, автора, времени? Или и... нашего тоже?

Превосходная, блистательная повесть в 12 вигилиях. Причудливая вязь фантазии переполнена мистикой и глубочайшим, немыслимым по тем временам психологизмом. (Интересно у Гофмана — непременное подчеркивание титулов: социального статуса персонажей, непременной их маски. Стоит ли говорить, что у большинства персонажей за этой маской-ролью ничего ведь более и нет. «Студент Ансельм», «конректор Паульман», «регистратор Геербранд», «тайный архивариус Линдгорст», и так далее, практически без исключений, и никогда – просто по фамилии. Кстати, персонаж «Выбора невесты», предводитель канцелярии Тусман, страшно обижается, когда маг и золотых дел мастер Леонгард кличет его запросто «Тусманом». Очень, очень много говорит это и о времени, и о месте – бюргерской Германии начала XIX века. Как, кстати, и о любом обществе, выстроенном по такому же чиновно-чинному образцу. (Ну, то есть, хотя бы «помощник депутата Законодательного собрания» — а ведь без этого и жить как?)

Великолепен алхимический рассказ архивариуса Линдгорста (по сути — мага) о происхождении мира, о волшебных цветах в волшебных долинах, о сражении юноши Фосфора с драконом и о вещах, о которых пишут и нынешние авторы (и «визионируют» мистики-визионеры) — и сам рассказ, и реакция на него добропорядочных слушателей:

- Но позвольте, все это только одна восточная напыщенность, почтеннейший господин архивариус... а мы ведь вас просили рассказать нам, как вы это иногда делаете, что-нибудь из вашей в высшей степени замечательной жизни...

- Ну так что же?.. То, что я вам сейчас рассказал, есть самое ДОСТОВЕРНОЕ из всего, что я могу вам предложить, добрые люди, и в известном смысле оно относится и к моей жизни...

_______________________________________

Особенно же поразителен — и в немалой степени пугающ — рассказ о странном (страшном? предвосхищающим и Кафку, и Дика?) происшествии со студентом Ансельмом, когда за оплошность при переписывании старинной арабской рукописи он оказался посаженым... в стеклянную банку. (Заранее прошу прощения за длинную цитату из книги.)

________________________________________

...Тут Ансельм увидел, что рядом с ним, на том же столе, стояло еще пять склянок, в которых он увидел трех учеников Крестовой школы и двух писцов.

— Ах, милостивые государи, товарищи моего несчастия, — воскликнул он, — как же это вы можете оставаться столь беспечными, даже довольными, как я это вижу по вашим лицам! Ведь и вы, как и я, сидите закупоренные в склянках, и не можете пошевельнуться и двинуться, даже не можете ничего дельного подумать без того, чтобы не поднимался оглушительный шум и звон, так что в голове затрещит и загудит. Но вы, вероятно, не верите в Саламандра и в зеленую змею?

— Вы бредите, господин студиозус, — возразил один из учеников. – Мы никогда не чувствовали себя лучше, чем теперь, потому что специес-талеры, которые мы получаем от сумасшедшего архивариуса за всякие бессмысленные копии, идут нам на пользу; нам теперь уж не нужно разучивать итальянские хоры; мы теперь каждый день ходим к Иозефу или в другие трактиры, наслаждаемся крепким пивом, глазеем на девчонок, поем, как настоящие студенты, «Gaudeamus igitur...» — и благодушествуем.

— Они совершенно правы, — вступился писец, — я тоже вдоволь снабжен специес-талерами, так же как и мой дорогой коллега рядом, и, вместо того, чтобы описывать все время разные акты, сидя в четырех стенах, я прилежно посещаю веселые места.

— Но, любезнейшие господа, — сказал студент Ансельм, — разве вы не замечаете, что вы все вместе и каждый в частности сидите в стеклянных банках и не можете шевелиться, двигаться, а тем менее гулять?

Тут ученики и писцы подняли громкий хохот и закричали: «Студент-то с ума сошел: воображает, что сидит в стеклянной банке, а стоит на Эльбском мосту и смотрит в воду!..»

_______________________________________

И вот то-то и страшно, что в БАНКАХ-ТО — ВСЕ. Но видит это (и понимает) лишь один бедолага Ансельм. Как же обществу-окружению не ржать весело? «Студент-то с ума сошел!..»

Пугающий, точнейший рисунок с натуры (что 18-го века, что 21-го). И блистательная, гениальная, БЕССМЕРТНАЯ повесть.

Роман («Числа») ПРЕВОСХОДЕН. Пелевин действительно редкий писатель в том смысле, что ему удается построить все на АБСОЛЮТНО серьезных метафизико-онтологических предпосылках (плюс в немалой степени – на глубинной психологии), однако облечь все в форму жесткой и даже жестокой иронии. История Степы Михайлова (нового русского, одержимого идеей найти покровительство у НУЖНОГО числа) – просто блеск, и не тускло-стеклянный. Подозреваю, что многие читатели с П. каким-то образом настроены – почти идеально – на одну волну, поэтому при чтении возникает масса ЗАПЛАНИРОВАННЫХ автором ассоциаций, куча точек бифуркации, которые ведут в НУЖНОМ автору направлении – и все это абсолютно безнатужно. Именно из-за настройки на ту же длину волны. (В чем Пелевину — с нужным количеством таких читателей — все-таки повезло.)

Кто-то, конечно, может читать книгу и «просто так», но тогда остается сатира, «дурная булгаковщина» – конечно, в любом случае остается интересное и знатное чтиво, однако улетает ГЛАВНОЕ. Если же, вооружившись мощной лупой, читать всю прозу шаг за шагом (как премногие унылые «аналитики» от фантастики) – то где же удовольствие? Да, уже не первый раз мы (я лично как читатель — и он лично как автор) оказываемся в резонансе. Отчего и читается ЖАДНО всё предложенное в «Числах» – и с преогромным удовольствием.

«Хохмочек», конечно, не счесть. Но это не «ужимочки-хохмочки», не ТВ-юморок, не Одесса-мама, не «КА(?)меди Клаб». Да ведь и то сказать, если автор играет в игры ОНТОЛОГИЧЕСКИЕ, кого же ему щадить — и тогда кто же останется в союзниках? Здесь и ФСБ, и сюрреалистический мир нуворишей, и Чубайка с Зюзей – и «нашим», и «вашим». Потому-то так неудобно с Пелевиным очень либеральным либералам. Но ведь совершенно очевидно, что и не «красно-коричневый» – очевидно, еще как очевидно... Ни нашим (вашим, то есть), ни вашим (которые как бы наши). Вот и стоит Виктор Олегович в стороне – НИЧЕЙНЫЙ.

Рассказы вдохновили несколько меньше. Совсем неплох «Македонская критика французской мысли» – остроумный камешек в огород тотально свихнувшихся на пост-модернизме псевдоумников (да и сам пост-модернизм предстает в реальном виде – в платье голого, жирного, прыщавого и очень немолодого короля). Поразительна тупость «чукчей, которые писатели» – ведь Пелевина до сих пор нередко числят по ведомству... пост-модернизма!!!

Неплох рассказ «Акико» (оплата услуг аниме-эротического сайта и диалог потребителя с этим сайтом). Неплох – но и... игрушка. Талантливая, остроумная – а ведь не более того. Впрочем, это уже меряя линейкой Пелевина. Любому другому такой рассказ сделал бы честь. Любому другому.

А вот «Гость на празднике Бон» оказался СТРАНЕН по целому ряду моментов. Во-первых, речь в нем не раз и не два заходит о трактате... «Хагакурэ»! Но я-то как раз взял (выбрал на авось!) Пелевина СРАЗУ ЖЕ ПОСЛЕ прочтения второй книги Крейса, весь сюжет которой вертелся вокруг похищенного экземпляра «Хагакурэ» и бушидо (в т.ч. следования этому кодексу даже в якудзе). Не знал ничего абсолютно об этом «Хагакурэ» – и вот те на. Как там пел товарищ Стинг? Синхроничность? :biggrin:

Вторым моментом было то, что – не зная о Мисиме практически ничего – с первых абзацев был уверен, что речь идет именно о нем, Мисиме. (Что и оказалось — пусть мне кто-нибудь объяснит механизм всего этого)

Третье – и едва ли не самое интересное. Рассказ написан без тени ерничества, т.е. на полном серьезе. Совершенно не по-пелевински – и в то же время абсолютно по-пелевински. Следует ли из этого, что проблемы и внутренняя борьба Юкио Мисимы слишком серьезная (внутренне) для самого Пелевина тема – и ерничество было отложено в сторону как инструмент в данной ситуации святотатственный? Сложно делать любые выводы, кроме одного – Пелевин самый большой писатель ныне. И философ (не декларирующий, не структурирующий, не систематизирующий свою философию, не размахивающий степенями и званиями), опять-таки, самый крупный.

Нравится это кому-то или нет.

За роман («Числа») полагается ему железобетонный максимум. Кое-какие рассказы чуть-чуть разжижили — но все равно, менее червонца влепить не получается. Держи, Виктор Олегович. (И не скажу «авансом», потому что о последней книге и говорить-то не хочется...)

Рецензия, как мне представляется, должна отражать суть книги (даже если книга активно не понравилась). И во всяком случае, не следует без всяких тормозов искажать содержание книги (даже если рецензент сам написал бы эту книгу иначе). К сожалению, это случается. Конечно, такой более чем вольный пересказ (чтобы не сказать грубее) многое говорит о «рецензенте» – но одновременно, увы, вводит в заблуждение потенциальных читателей.

«Твари» – прекрасно, динамично и даже кинематографично скроенный триллер. И одновременно – человеческая драма. Нечастое сочетание. Еще более редко встречающееся в добротном, профессиональном исполнении. И еще более редко – в российском триллере.

А говорить надо именно о триллере, как о мета-жанре. Потому что и сам роман композиционно и жанрово сложнее, чем «зоологический ужастик» или «городская катастрофа».

«Твари» — книга, которая (особенно по прочтении, что очень важно – т.е. неплохо ПРОЧИТАТЬ до того, как выносить приговоры) в «некие субжанры» не укладывается, тем более «ровненько». В какой-то степени еще можно говорить о сходстве с «Крысами», но сходстве очень отдаленном. Центральная идея романа — вовсе не «борьба людей со змеями-мутантами». Это разве что сюжетная канва книги (что еще далеко не идея). Идея книги, на мой взгляд, действительно борьба. Но борьба за человеческое достоинство (достойно жить, достойно сражаться, достойно умереть, если на то пошло). И в этом смысле книга и сложнее, и гораздо интереснее «субжанровых» вещей, щедро перечисляемых – как бы в пику «Тварям» – спецами от трэшевого хоррора.

Качество текста я бы отметил как абсолютно профессиональное. Очень живые персонажи, не ангелы, как написал автор в послесловии, но и не черти. Живые — и абсолютно реальные. Поэтому сложно понять, когда читатель-рецензент хочет не реализма, а чего-то «более художественного». В моем понимании такой реализм и есть то самое «более художественное».

Опять-таки трудно понять, что может дать такая, скажем, фраза в рецензии: «Хатсон и Херберт гораздо изобретательнее в описании некоторых сцен и эпизодов...» То есть, у Херберта эпизод гибели питерского пенсионера написан гораздо изобретательнее? Или сцена в питерском морге с очень узнаваемыми отечественными деталями Хатсоном решена гораздо изобретательнее? Ведь это же очевидная бессмыслица — и что это может дать тем, кто книгу еще не читал?

Герои книги – разные. Ученые. Бомжи. Учителя. Змееловы. МЧС. ФСБ. Умные. Глупые. Добрые. Жесткие и жестокие. ВСЯКИЕ. Как...

Как и в нашей непростой калейдоскопической жизни.

Странно и неуютно от того, что приходится писать рецензию, держа в уме уже «отметившихся» рецензентов. Написавших о чем угодно, но только не о книге, о которой должна была бы идти речь. Ну вот, скажем, один из главных героев – майор-мент. Язвителен, умен, не прочь «закосить под дурачка» (особенно с начальством). Неоднозначная фигура — и явно не из «мочилова» на темы крутого (или не очень) спецназа. В чем иные рецензенты увидели «кошмар» – понять трудно. Разве что кошмары видятся повсюду (и тогда стоит подсократить число проглатываемых «ужастиков»). Ни сама книга, ни этот ее герой (повторяю, один из) к «крутым спецназовским» наворотам не имеют никакого — абсолютно никакого — отношения. К жизни нашей обыденной — имеют. К Рэмбо и Борну (помнится, кто-то еще и память Ладлэма в этой связи потревожил) — никакого.

Не думаю, что уместно ставить автору в вину то, что кто-то пишет «военные триллеры» получше. Наверное. Поэмы (те, что в стихах) тоже кое-кто пишет получше. Дело, однако, в том, что Вершовский ни поэм, ни «военного триллера» не писал. Золотое правило рецензий (даже и дилетантских): судить автора по правилам, по которым он играет, а не по тем, которые хотел бы ему предложить рецензент. Приходится об этом напоминать снова и снова (не уверен, правда, что хоть с какой-то пользой).

Диалоги, на мой взгляд, один из самых значительных плюсов романа. Живые, сочные, даже «слышимые». А вот за примерами «амбициозного бреда» (тоже фрагмент одной из рецензий) я обращался бы все-таки не к этой книге. (За этими примерами, кстати, далеко ходить не надо.)

Стоит, наверное, заметить, что ни американцы, ни китайцы, ни чукчи не выводили смертельно опасных мутантов. Чтобы в этом убедиться, нужно всего-навсего прочитать книгу. Создается впечатление, что мы кое с кем из «отметившихся» вообще читали... РАЗНЫЕ книги.

Та, что читал я, книга сильная. И добрая, что очень важно, несмотря на внушительное количество довольно жестоких сцен и ситуаций. Книга, в общем-то, о нас. Только внезапно оказавшихся в страшной ситуации. И ведут себя в ней персонажи очень по-разному. Как, наверное, повели бы себя и мы. (Кто-то гадко, а кто-то — даже удивляя самого себя — героически.)

В чем я, однако, согласен с большинством рецензентов, так это в том, что не надо было издательству проводить какие-то аналогии с Престоном-Чайлдом или с кем бы то ни было еще. Вообще такие аннотации вызывают настороженность у читателя, и справедливо. Сколько мы уже слышали о «новых русских Кингах», «новых русских Ладлэмах». Впрочем, изобретательность в аннотации для отечественного издателя — редкость. Бывали аннотации и гораздо хуже. (Но ведь и не по аннотации же книгу судить!)

За «Тварей» автору — максимальный балл. Остросюжетный жанр я и люблю, и неплохо знаю. Но с такими книгами, в России написанными (если, конечно, в России — автор, как я понял, живет «на два берега»), пока не сталкивался.

PS. ДЛЯ РЕЦЕНЗЕНТА, ПРИБЕГНУВШЕГО К ПОСТ-СКРИПТУМАМ. Впрочем, другим читателям тоже не возбраняется. :wink:

1. Опубликованный (размещенный в Интернете и т.д.) отзыв о книге (мнение, впечатления от) и есть РЕЦЕНЗИЯ. Не обязательно профессиональная, но эти вещи по сути синонимичны.

2. Субжанры могли быть придуманы кем угодно, как угодно и с какими угодно благими намерениями. «Преступление и наказание» вполне можно засунуть в субжанр «психологического детектива». Но лучше этого не делать.

3. Примеры родных и знакомых алкоголиков после принятия очередной дозы — это, конечно, аргумент. Но очень, ОЧЕНЬ личный. Вряд ли стоило его тиражировать в рецензии. Ассоциации речи героев с речью родных и/или знакомых алкоголиков могут быть. Но опять-таки стоило перепровериться: а не слишком ли такие ассоциации индивидуальны? Кто-то ведь, глядя на дырку в заборе (как в известном анекдоте), ТАКОЕ подумать может... А почему? Потому что ВСЕГДА об этом думает.

4. Если Хатсон и Херберт пишут с бОльшей фантазией ДРУГОЕ — тогда нет смысла сравнивать их с «Тварями». Фантазия Филипа Дика или Стивена Кинга даст 100 очков вперед и Хатсону, и Херберту. Вот только вопрос: и что из этого следует? Особенно если речь идет об описании «сцен и эпизодов»? И как сравнивать сцену, где Данте с самого начала «заблудился в сумрачном лесу» со сценой битвы под Аустерлицем? Или монологи Петросяна (очень плохо) с песнями Билли Джоэла (вкусно и хорошо)?

5. А почему так хочется подогнать «Тварей» под картонный вариант «плохая Америка гадит хорошей России»? В моем экземпляре «Тварей» все очень неоднозначно, потому что «хорошее российское ФСБ» оказывается, не прочь заиметь этих «тварей» (с теми же, что и «нехорошие американцы», целями) для себя! Поди, гадай, кто в этой ситуации лучше.

6. Обилие имен (авторских) и как бы читанных книг, несомненно, добавляет объема рецензии. Увы, не добавляет веса.

И напоследок повторюсь (хоть и не очень уверен я в том, что еще одно напоминание все-таки поможет – но надежда умирает последней):

7. ЗОЛОТОЕ ПРАВИЛО РЕЦЕНЗИЙ (ДАЖЕ И ДИЛЕТАНТСКИХ): СУДИТЬ АВТОРА ПО ПРАВИЛАМ, ПО КОТОРЫМ ИГРАЕТ САМ АВТОР, А НЕ ПО ТЕМ, КОТОРЫЕ ХОТЕЛ БЫ ЕМУ ПРЕДЛОЖИТЬ РЕЦЕНЗЕНТ.

PPS. А вот убирать из отзыва вещи, за которые может быть (и должно быть, как в случае с родственниками-алкоголиками) стыдно — совсем нехорошо. Хотя с другой стороны, так можно «доредактироваться» до совершенства. Если это и было целью «редактирования» — тогда согласен, цель хорошая и благородная. Хотя все-таки лучше СНАЧАЛА думать, а уже ПОТОМ писать.

ОЧЕНЬ ВЕСОМАЯ книга. И очень пугающая. Пугающая не просто тем, что насквозь апокалиптична, но потому именно, что видение Кингом апокалипсиса ОЧЕНЬ (по ощущению, по ЧУВСТВУ) совпадает с моим. Если присовокупить сюда то, что в последние годы делает Alice Cooper (и даже Robert Plant), возникает ощущение, что наиболее чувствительные антенны (по-настоящему талантливых писателей и музыкантов) УЖЕ начинают вылавливать СИГНАЛЫ...

Ужас (страх, предчувствие) — конечно же, не в «мобилове». Страшно от того, что... очень похоже на ПРАВДУ. Повторюсь: не в плане деталей (когда сигнал из мобильника превратит нас в кровожадных чудовищ), а в плане ЗАВТРА, которое уже вот-вот — всего-то ночь переспать, и вот оно, ЗАВТРА...

Кто-то — из обозревателей здесь — ищет аллегории, кто-то подозревает Кинга в желании сколотить «лимончик» ни на чем. Он уже вышел и из этого возраста, и из этой обоймы. А в одном-то ему точно не отказать: АНТЕННЫ У НЕГО ЧУВСТВИТЕЛЬНЫЕ.

Отвлекитесь от «технологической» привязки романа (мобильники). Не в них суть. Но суть в том, что некогда наше (даже наше!) техногенное насквозь общество, само того не желая, обрушит на нас НЕЧТО — и...

И хватит ли у нас сил остаться ЛЮДЬМИ?

Роман — об этом.

Прежде чем говорить о самом романе, не могу не сказать несколько слов о рецензии Pickman'а (первой на этой странице — см. ниже). Рецензии не только абсолютно точной (в части содержания, стиля и духа романа), но и блестяще, на мой взгляд, написанной. Очень сложно что-либо добавить к сказанному, так или иначе не повторив то, что Pickman уже зафиксировал.

И тем не менее: что же увиделось мне? Невероятный, блестящий и абсолютно неожиданный прорыв в надоевший, затасканный, затхлый и залитый розовыми соплями «дамской прозы» (а-ля Стефани Майер) мир «нежити» – вампиров и зомби. По форме – классический палп из серии hard-boiled («крутых»), продолжение – но и развитие! – традиции, заложенной Рэймондом Чэндлером и Дэшилом Хэмметом. При этом – неподражаемый стиль Хьюстона, ироничный, жесткий, мастерски точный. Тот самый стиль, который (еще в первом романе трилогии с Хэнком Томпсоном) заставил читателей и критиков выделить Хьюстона из внушительной когорты авторов нео-палповых и нео-нуаровых романов и признать в нем несомненного мастера современной прозы.

В этой оценке автора я далеко не одинок. Стивен Кинг о Хьюстоне: «Один из самых замечательных стилистов-прозаиков, вышедших из традиции нуара в новом столетии». (One of the most remarkable prose stylists to emerge from the noir tradition in this century.)

Интересна информация, представленная одним из читателей на сайте Amazon.com:

«Я познакомился с Чарли Хьюстоном, участвуя в дискуссии Comic-Con об использовании монстров в качестве протагонистов (главных героев). Чарли утверждал, что поначалу он писал нормальный, обычный палп-роман. Однако его главного героя «мочили» так сурово и так часто, что он был бы неспособен даже ходить, не говоря уж о том, чтобы ввязываться в новое «мочилово»... Как же Чарли решил эту проблему? Просто: создав абсолютно новый жанр — вампир-нуар».

Приоткрою завесу тайны Джо Питта (да и всех вампиров в романе): вирус, живущий в его крови, при подпитке свежей (и незараженной!) кровью способен регенерировать организм при повреждениях даже серьезной степени тяжести. Понятно, что теперь можно пропускать Питта через все мясорубки (при том, что способность испытывать боль — и порой адскую — у него вполне «человеческая»).

Я, кстати, не согласен с одним утверждением из вышеприведенной цитаты амазон-комовского читателя. Хьюстон создал абсолютно новый жанр — да, безусловно. Но жанр этот — не совсем вампир-нуар (который, в общем-то, не так уж и нов). Более того, боюсь, что этот жанр ограничен — и будет ограничен — ОДНИМ автором. Самим Чарли Хьюстоном. Уже потому, что жанр этот, помимо немыслимого прежде коктейля из палп, нуар, хоррора, триллера, детектива, социальной сатиры, черного юмора и т.д., и т.п., в качестве едва ли не основной составляющей содержит уникальный стиль автора. Стиль, которому просто невозможно подражать. Точнее, возможно — но при одном условии. Если вас зовут Чарли Хьюстон.:wink:

Мое мнение: абсолютно лучший «вампирский» роман вообще – и лучший роман из всего потока «остросюжетки» (триллер/нуар/хоррор) за последние пару-тройку лет.

Не могу не вернуться на минуту к Amazon.com. А что же те несколько читателей, которые впаяли автору всего одну-две звезды из пяти? Претензии у них всё те же, что и к остальным романам Хьюстона. Слишком много слов на букву «F». Слишком много насилия. Жестокости. Крови. Трупов. Откровенного – и блестящего – издевательства над миром американских мегаполисов (со всеми его составляющими: ненасытными корпорациями, политической корректностью, плодящимися как грибы «меньшинствами», состоящими из всё новых «жертв» реальных, а чаще надуманных и раздутых до полного невероятия «преследований»). Иначе говоря, все претензии этих читателей сводятся к тому, что Чарли Хьюстон – не автор слащаво-романтизированных историй для девочек допубертатного возраста. Что он, Чарли Хьюстон — не Стефани Майер.

За что Чарли Хьюстону огромное спасибо.

Джо Питт о чокнутых фанатах вампиризма (и, конечно, сам автор о захлестнувшей мир моде):

«...(Фанаты) старой школы. Эти более склонны к барахату с кружевами, плюс приличная доза кожи. И за пазухой, поближе к сердцу, у каждого из них вы без сомнения найдете драгоценный, подписанный автором экземпляр «Интервью с вампиром». Это настоящая «вампирская» команда — из тех, кто по полной врубается во всю эту житуху «нежити». У половины из них — собственные гробы. Вторая половина на эти гробы откладывает. Есть и такие, кто думает, что стать вампиром будет точь-в-точь как в «Голоде». Сплошной жаркий секс с Катрин Денев, Сюзан Сарандон и Дэвидом Боуи, за которым следует растянувшаяся на столетия медленная, трагичная, но безусловно поэтичная смерть. В которой тоже полно жаркого секса с Катрин Денев, Сюзан Сарандон и Дэвидом Боуи. Всё это и делает таких людей легкой добычей не столь уж редких вампиров-стервятников, тем более, что многие из них просто мечтают о «превращении». Штука в том, что они ни хера не знают о Вампирах — и о том, какая сраная жизнь у любого из них».

PS. Не попался пока перевод на русский язык (покупать я его, конечно, не стану). Однако не представляю, кто из современных переводчиков мог бы более или менее адекватно представить этот роман на русском. Иван Кашкин, Рита Райт-Ковалева, Нора Галь, Виктор Хинкис – уже ушли от нас. А в случае Хьюстона нужен переводчик как минимум их калибра...

Pickman уже упоминал сочнейший (не путать с грязным) англосаксонский мат. Если бы это было единственной проблемой для перевода... А потрясающий ирландский акцент одного из вампиров-громил? Политкорректный сленг вампиров-леваков (анархистов, лесбиянок, «голубых»)? Или речь всего лишь одного эпизодического персонажа — БЕЛОГО парня (не из вампиров), одетого в мешковатые, спущенные чуть ли не до колена джинсы, с напяленной набок бейсболкой, говорящего исключительно на «мове» негритянских кварталов? (Впрочем, такого рода организмы теперь встречаются и в России.)

И, конечно, весь авторский текст. Пронизанный сотнями молниеносных — и чаще всего мрачно-ироничных — отсылок к реалиям современной Америки. Всё это даже для очень профессионального переводчика — задача колоссальной сложности. Да ведь и где они, эти «очень профессиональные»? Впрочем, я уже повторяюсь...

Самый постыдный факт, связаный с этой книгой — это то, что всю трилогию до сих пор не перевели на русский язык. Хотя, учитывая средний уровень среднероссиянского перевода и абсолютную жесткость и точность языка автора, может, оно и к лучшему. God acts in mysterious ways, и даже в вещах, казалось бы, столь незначительных.

Наиболее сконцентрированное понятие о том, что представляет собой эта дебютная книга Хьюстона, дал Publishers Weekly (не стану сетовать на отсутствие у нас — я о PW — чего-либо подобного, ведь сколько ни говори «халва...»). Итак:

«Нет конца проблемам и бедам Хэнка Томпсона. Некогда подававший огромные надежды бейсболист, ныне он вынужден стоять за стойкой бара на Ист-Сайде. За время своего скольжения вниз Томпсон заработал алкоголизм, больные ноги, кучу долгов и малую толику амбиции. Но для Томпсона, героя темного и динамичного дебюта Хьюстона, худшее еще впереди.

Все начинается, когда Томпсон соглашается присмотреть за котом своего соседа, скользкого типа по имени Расс. Через несколько дней Томпсона подкарауливает пара русских бандюганов, избивших его до такого состояния, что бедняге приходится расстаться с почкой. Лежа дома и восстанавливая здоровье, он находит ключ под ковриком кошачьей клетки. Это главный фрагмент всей тайны, что становится ясным Томпсону, когда русские возвращаются вместе с «грязным» (коррумпированным) детективом полиции и требуют от Томпсона ответа: что еще — кроме кота — оставил ему сосед. В пожарной тревоге, затеянной Томпсоном, ему удается удрать по пожарной лестнице и... в конце концов, добраться до того, к чему рвались в этой игре все: солидной сумме в 4 с половиной миллиона долларов наличными.

Конечно, всем его проблемам и бедам на том не приходит конец. Трупы множатся в головокружительном темпе.»

И вот здесь — главное, о чем пишет рецензент. «Хьюстон демонстрирует мастерское владение повествованием от первого лица, искусно отмечая постепенную трансформацию Томпсона из жертвы в мстителя («Я говорю тебе, Хэнк, смотреть на тебя — это смотреть, как твердеет вареное яйцо. Без балды говорю».)

Молодой — и удивительно талантливый автор (прочитано уже более чем 1-2 книги). Экономия в словах (отсуствие словоблудия и желания блеснуть эрудицией или интеллектом — хотя и того, и другого в достатке), невероятно живые, настоящие персонажи (не злодеи из комиксов — по большей части). Хотя ведь ох как редко приходится читать книги, написанные в настоящем времени без некоторого дискомфорта — а здесь этого просто не замечаешь! (Вот это и есть мастерство — когда НЕ ЗАМЕЧАЕШЬ.)

Не знаю, каким чудом эта книга Хьюстона (pulp-noir-action-thriller) попала сюда — но раз уж попала, позвольте и высказаться.

И дать рекомендацию всем, с английским языком знакомым. Бросать все книжки (пусть даже на пока) — и искать Caught Stealing Чарли Хьюстона. Оргазм гарантирован даже тем, кто забыл, с какой буквы это слово пишется. :biggrin:

PS. Конечно, «наспойлерил» я здесь от души, но пока книга на английском или тем паче на русском (бр-р-р...) попадет к вам в руки, все спойлеры, надеюсь, забудутся. А останется — надеюсь — желание открыть одного из САМЫХ интересных и жестких авторов современного pulp-thriller'а, который в то же время редкого таланта прозаик.

Славная книга. Славные герои. И книга-то эта всё начала — весь феномен Плоского Мира. В котором, собственно, все очень просто. Плоский мир (не самый адекватный перевод слова Discworld) — это диск, который лежит на спинах четырех огромных слонов (пока ведь очень просто, верно?), которые в свою очередь стоят на спине гигантской космической черепахи. А та плывет и плывет сквозь космос...

Но это космология. А есть и закрутка-раскрутка. Трусливый «визард» (волшебник) Ринсвинд — это же поэма! (Анти-Мерлин, но ведь и мир-то не совсем как наш...)

Да, эта — первая — книга цикла не так последовательна и однозначна, как последующие. Пародийных элементов — масса. (С того же Мерлина начиная.) Можно хмуриться, можно тужиться, можно требовать абсолютного совершенства — кстати, покажите, где (и у кого) оно располагается. :biggrin: Но книга забавна. Книга смешна. Книга УМНА — и не только в отдельных эпизодах. Воображения у автора — дай нам всем Бог!

Конечно, не без минусов. Сюжета как такового — нет. (Летим, как в пропасть...) Калейдоскоп, игра, acid trip. Тогда почему же 9 баллов из 10? Потому что некоторые ПРОЗРЕНИЯ автора — дорогого стоят. Читать ли? Конечно же, читать!

Книга, которую читать очень тяжело. При том, что она написана с удивительным профессионализмом. Тяжело, однако, не потому, что насилия (да нет, ультра-насилия, ultraviolence, как выражались герои «Заводного апельсина») в ней отсыпаны тонны и тонны. Тяжело потому, что продираешься через МЕГА-тонны «классных», т.е. «обязательных» брендов для продвинутых, преуспевших, молодых и циничных (в книге натыкаешься на тысячи брендов — от автомобилей и костюмов до запонок и визитных карточек — а равно и размышлений о «достоинстве» и «соответствии» того или другого). И это — на мой личный взгляд — гораздо страшнее всех кровавых сцен романа. Читать все это — как есть дерьмо на завтрак (причем ежедневно и помногу). Уверен, кстати, что Эллис выписывал все детали романа с не меньшим отвращением, чем то, которое испытывает читатель.

Страшная, ужасающая порода двуногих. ПОБЕДИТЕЛИ. (И насколько же точно в фильме это все положили на механически-декадентскую, насквозь гедонистическую музыку 80-х!)

Диккенсовско-бальзаковские скопидомы и кровососы кажутся милыми Санта Клаусами в сравнении с персонажами романа. Тем более, что персонажи эти — отнюдь не скопидомы. Они делают деньги, и большие деньги — но они ведь и потребляют. И КАК они ПОТРЕБЛЯЮТ!

Надо сказать, книга Эллиса более других позволила мне ощутить страшный, античеловеческий подтекст в слове «потребление». Не наслаждение, не утонченное гурманство, не удовлетворение страсти (пусть даже похоти), не овладение даже (грубое, но овладение чем-то или кем-то в схватке — vae victis!) — а вот так: ПОТРЕБЛЕНИЕ. Герои книги — и не один лишь Патрик Бейтмен, но вся свора бейтменоподобных — потребляют жадно, и лишь с одной целью: броситься на поиски чего-то «потребляжного» (и обязательно статусно-потребляжного, а иначе какой же и смысл...)

Словно гигантские белые акулы с огромной пастью и с еще более огромным анусом, между котороми одна огромная и очень прямая кишка... Тут даже не о насыщении речь — при таком-то строении организма... Такой организм насытиться не может.

Anything goes. МОЖНО ВСЁ! Книга Эллиса, казалось бы, далека от политики, однако не стоит забывать, что написана она была накануне прихода в кресло номер 1 развеселого парня по фамилии Клинтон, за которым впоследствии всплыли такие «подвиги», в сравнении с которыми Никсон (которого поколение хиппующих превратило в дьявола во плоти) всего лишь невинный (да еще и по собственной глупости пойманный за руку) шалунишка. И что же? Да ничего. Бейтмены радостно ржали, когда Билли ужом выскальзывал из очередной передряги — потому что ведь видели: СВОЙ!

Очень нешуточная книга. Книга-приговор. И читать ее очень тяжело. Но читать ее нужно. Я даю ей 8 баллов лишь потому, что при всей ее весомости перечитывать ее ОЧЕНЬ не тянет...

С названием Эллис, как мне кажется, поработал всерьез, взвешивая все «за» и «против». Конечно, назови он свою книгу «American Psyche» (американская психе, американская душа) — и роман был бы воспринят как пощечина ВСЕМУ обществу. («А мы — разве же мы ТАКИЕ?) «Psycho» (в отличие от «psyche») — «псих», «психопат». Тогда, может быть, «All-American Psycho»? Снова эффект пощечины, и снова — всему обществу. Но название и в том виде, в котором оно есть, пощечиной обществу быть не перестало (разве что общество предпочло того не заметить). Ведь не «An American Psycho» (т.е. какой-то там, один, случайный — и, самое главное, не ты), а именно так: АМЕРИКАНСКИЙ. Ведь не из Монголии же Бейтменов (а в книге их больше, чем один Патрик — и ПОТРЕБЛЯЮТ ВСЕ!) в Штаты импортировали. (Как не из Монголии те же организмы — пасть-кишка-анус — почти в те же годы и в России появились. А появившись — размножились.)

И ведь кровь, трупы, каннибализм ПРИНЦИПИАЛЬНО от такого ТОТАЛЬНОГО потребления не отличаются. Если осталась лишь одна потребность — ПОТРЕБЛЯТЬ, а потреблено едва ли не всё, так что же должно остановить бейтмена в потреблении еще и ЭТОГО? Тем более, что чувства притупляются, удивить, а тем более «вздернуть» чем-то уже сложно — так отчего ж и не...?

Не хочется, правда, думать о том, за что могут приняться бейтмены, когда им наскучит и ЭТО...

Повесть начинается без выкрутасов, однако позднее закручивается в приличную спираль. Куинн, автор-детективщик, ведет одинокую жизнь в Нью-Йорке — одинокую после смерти жены и сына. Внезапно звонит странный тип, убежденный, что Куинн — это частный детектив по имени «Пол Остер» (имя автора книги). Он умоляет Куинна взяться за одно дело. (Интересно при этом, что и реальный Пол Остер, и его семья появляются в одной из сцен.)

Куинн встречается с незнакомцем, отец которого, профессор, пребывает в поисках языка Бога. Профессора недавно выпустили из тюрьмы, и теперь его сын просит Куинна последить за ним. Вскоре Куинн-Остер теряет из виду и профессора, за которым следил, и своего клиента. Несколько месяцев, проведенных в слежке у дома старика Стиллмэна (имя профессора), дорого даются Куинну — он оказывается на грани безумия. Потеряв обоих Стиллмэнов (отца и сына), он обнаруживает, что по сути потерял и... себя.

Пост-модернистская проза о «потере себя», об анонимной жизни в безразлично-анонимном мире? Пожалуй, нет. Да, местами книга становится вычурной и скучной (что для пост-модернизма достаточно типично), но в целом повесть из совсем другого — более добротного — теста. Есть немного и от Кафки, но не меньше — от Хорхе Луиса Борхеса. Язык, магия, спуск в бездну сумасшествия, поиски (а, точнее, потеря) собственного «я». И бесконечность, страшная бесконечность одиночества.

Большой минус повести — обрыв линии профессора Стиллмэна и его тайны. Обрыв (не будем говорить, КАК исполненный — это был бы спойлер), после которого становится непонятным: для чего же было все это воротить?

Но в целом книга необычна. Очень необычна. И все задатки для того, чтобы стать совершенно незаурядной, прекрасно сделанной работой, в ней есть. Читать ее в любом случае стоит. Именно поэтому 8 баллов.

Стивен Кинг на обложке американского издания книги написал: «Великолепно — и чертовски страшно!» Известно, впрочем, что Мастер Стивен делал такие надписи и на книгах не самого высокого качества. Но что же здесь?

С самого начала я был очень приятно удивлен. Книга балансирует на грани «мэйнстримовой» прозы и настоящего триллера, с саспенсом и мощной динамикой. Впрочем... как раз динамика-то (даже раскрутившись до «мощной») порой начинает буксовать. И это проблема номер 1. Я не возражаю против полу-философских «отъездов в сторону» (правда, иногда это уже четверть-философская болтовня), но там, где это становится инструментом для набивания объема, это убивает главное — СЮЖЕТ, ИСТОРИЮ, ДИНАМИКУ, ДРАЙВ.

И сам сюжет, увы, не слишком убедителен. Один Ганнибал Лектер — окей, два — уже многовато, но ЦЕЛАЯ ОРГАНИЗАЦИЯ?! Которой ничего не стоит спалить выстроенный ей в горах кондоминиум ценой в сотни миллионов долларов? Много, много неправдоподобностей. Много разговоров о генетике, которые, оказываются, не имеют никакого отношения к выведению «нового человека» (цель «бэд гаев»). А уж родители героя... Безответственные хиппи («детишки-цветочки»), поломавшие жизни обоих своих сыновей — а подаются так любовно, так мило...

Но есть и один огромный плюс. Автор знает, КАК писать. Иное дело, он пока не знает, ЧТО. Самое начало было столь многообещающим, что впору было ожидать дикого «роллеркоустера», сумасшедших «американских горок» — а этого-то и не случилось. Иначе говоря, литератор — прекрасный. Рассказчик — увы, пока слабоват. А ведь цепляет нас, читателей, именно рассказ, история, повороты и (оправданные) навороты. Я все-таки рискну поставить 7 (хотя бы потому, что читал ее не без удовольствия — литературный талант автора очевиден). И... будем надеяться, что и с искусством построения сюжета он все-таки со временем разберется.

Написано как минимум читабельно (моментами интересно) – и почти хорошо. Если бы поработал умный и чуткий редактор, книгa могла бы очень серьезно выиграть. О чем роман? (Спойлеров здесь не будет — мы же об аннотации :wink:) Вкратце суть такова (аннотация издательства«Азбука-классика»):

«Испокон веков вампиры, оборотни и демоны живут среди людей, питаясь нашей кровью и нашим страхом. Испокон веков ведут с ними войну поколения «знающих людей» — маги, каббалисты, охотники за чудовищами. Много столетий тлела эта тайная война и достигла апогея в наши дни. Все, кто желал власти над людьми, — народовольцы, пламенные вожди пролетарской революции, лидеры нацистской Германии, — все они так или иначе были вовлечены в нее. Но решающее сражение начинается сегодня на улицах маленького провинциального российского городка. Кто встанет на пути потусторонних сил, стремящихся прорваться в наш мир? Есть ли герои?»

Аннотация, конечно, врет. Ни «знающие люди» в книге не фигурируют, ни «лидеры нацистской Германии». Люди в этой игре вообще НИКТО. Демоны (есть плохие и как бы не совсем плохие, супер-мощные и совсем не очень) в основном лупцуют друг друга. Арена – Земля. Совсем плохие жаждут морей крови (и ввергают нас в войны, революции и проч. – где же спрятать очередной труп, как не среди гор трупов?).

А на пути совсем уж плохих «супер-демонов» встает... школьник Алексей (как некогда его пра-пра-прадедушка, чиновник царского МВД Рязанов) и его новая соседка-одноклассница («демониня», но из почти безвредных).

Что сказать? Выбор современных героев РЫНОЧНО оправдан (кто ж в основном это читает?), но этот же выбор с ходу «сажает» потенциальную глубину. Ну какие откровения (для себя) мы выловим из опыта, ума и души 11-классника, от лица которого повествование и ведется?

Картины конца 19-го века (с участием пра-пра-пра-дедушки Рязанова) в определенной степени интереснее, но и... СМЕШНЕЕ. Ляпов предостаточно (таких, однако, которые толковый редактор поправил бы легко). Хотя автор старательно конструирует стиль «а-ля тогдашнее время» (порой совсем уж архаично – речь-то идет, повторяю, о конце 19-го века), все-таки ляп на ляпе. Крестьяне, которых барин может порке подвергнуть (???), беседы (зело высокопарные) чиновников высокого и не очень высокого ранга... А уж ляп из серьезнейших – вожди народовольцев-бомбистов. Они, оказывается, супер-демоны, но... отчего-то в жандармского полковника (или прочих жертв) с метра попасть не могут. Для супер-демонов, на мой взгляд, как-то жидковато...

Еще глупее выглядят сцены, где Бурносов выходит со своими авторскими откровениями (а он, по собственным заявлениям, антиклерикален до пены у рта). Для примера — диалог И.И. Рязанова с супер-демоном Кречинским (он же вождь бомбистов):

«– Однако, как я вижу, вы кое-что пронюхали. Кто вам помог?

– Господь, – сказал Иван Иванович.

– Рассмешить изволите? (Sapienti_Sat. Ляп. Один из типичных для автора. Уж либо «смешить изволите?», либо «рассмешить ИЗВОЛИЛИ», без вопрос. знака.) – Кречинский улыбнулся болезненно, словно бы ему мешали старый шрам или зубная боль. – Вы достаточно благоразумный и образованный человек, чтобы понимать, что никакого господа не существует.

– Я и без вас это понимаю, – сказал Иван Иванович.

– Похвально, похвально… И что вы хотите от меня?

– Я желаю арестовать вас, господин Кречинский, – произнес Рязанов со всей возможной решительностью.»

(Ну, о Господе Боге, казалось бы, поговорили. Хотя вовсе ведь не о нем речь шла и должна была идти. Но автору неймется, ибо религия и клерикализм еще недостаточно размазаны по стенке. Посему он вынуждает бедолагу супер-демона вновь обратиться к той же теме. Без всякой нужды или логики. Просто уж очень хочется самому, на авансцену — и В ЗАЛ.)

«– И как вы хотите это сделать? Именем господа? – насмешливо спросил Кречинский. – Да посмотрите же, во что превратили вашего господа – если бы даже он был на самом деле! – ваши толстопузые попы! В удачный способ обогащения! Они берут все: от яичек и кур до золота и драгоценных камней, и все это основано на Священном Писании, ибо каждая строка из этой бредовой книги способна объяснить любое их деяние. Они жируют, потрясая объемистыми чревами, пока их прихожане гниют в голоде и холоде. Так будет всегда, господин Рязанов! И не я виноват в человеческой алчности!»

С какой стати Кречинский обращается к неверующему (как выяснилось выше) Рязанову со столь пламенной речью? Полно, да ведь это уже не Кречинский! Это же автор — сам господин Бурносов. И не к Рязанову он обращается, а к тебе, читатель. Обращается, вопиет, витийствует, и «вопияж» этот здесь — вкуса самого дурного. Нет, публицистика, дидактизм (а тем паче проповедничество!) писателей до добра не доводили и не доводят. Не их это хлеб. Не их. (Мог бы Бурносов на сей счет и Льва Николаевича вспомнить.) А читателю такие нравоучения-наставления — вот как раз до того самого места... Итог мини-матча: выигравших — ноль. Проигравших — трое (автор, книга и вся масса читателей).

Или еще кусочек, маленький, но до чего же красноречивый! Это — мысли чиновника от МВД царских, замечу, времен. Все того же И.И. Рязанова:

««И исшед вон, плакаху горько». Евангелие – на редкость глупая, никчемная и бессвязная книга, творение неведомых и неумелых беллетристов, ан поди ж ты, как хороша для цитат!»

Здесь, конечно, по части обличительского ража (и глупости) Бурносов даст фору и Е. Ярославскому и Лео Таксилю. Да разве же не ясно, что вне отношения к Церкви и даже к вере отношение таких Рязановых к Евангелию было всегда почтительным — именно как к книге высочайшего ДУХА. А если они (как, скажем, Л.Толстой) и обвиняли Церковь, то главным образом, в ОТСТУПЛЕНИИ от Евангельского духа. И уж столь пренебрежительно (словно подплевывая) о ней отозвался бы разве что демон-Кречинский... Неймется, ой, неймется автору в публицистику (причем пошиба сомнительного) рухнуть. А это-то и подгаживает – самому же автору и его книге: во-первых, во-вторых и в-десятых...

Можно бы сказать: «Но пора, однако ж, и к роману!» Однако все, что было сказано выше, о нем, о романе — тоже.

Далеко не нова центральная фишка романа: Земля (и человечество) как арена и корм (психический, физический и т.д.) неких «более крутых» сил, зачастую опасных и злобных, но яростно долбящихся между собой (даже если одна из сторон и заявлена, как «светлая» – см. Лукьяненко, от откровений которого неискушенных читателей-зрителей шатает до сих пор).

Интересно отметить, что предисловие, написанное Игорем Прониным, оказалось серьезнее и глубже самой книги — однако сам роман это же предисловие подает как некое новое и исполненное смысла СЛОВО... Мне кажется, что Пронину ОЧЕНЬ хотелось, чтобы книга была О ТОМ, о чем он, Пронин, пишет в предисловии. О ТОМ, причем написанной как минимум на уровне предисловия. Увы, на деле всё несколько иначе.

Иначе — но и... не ПЛОХО (что не есть синоним «ох, как хорошо!»). Читался роман действительно с определенным интересом — и был мною ДОЧИТАН (что с книгами слабыми, топорными, глупыми, злыми или просто графоманскими не происходит никогда). Не знаю, следует ли дать за это автору еще одну премию — но данный факт он может смело записать в свой актив.

Никак не мог поначалу понять, почему во время чтения в голове постоянно крутится старая песня группы Alan Parsons Project «PSYCHOBABBLE». Но понял довольно быстро. Потому что вся книга — вот это самое и есть: «psychobabble», т.е. псевдопсихохрень (во всяком случае, примерно так определяет подобную прозу Wikipedia). Понимаю, что рискую навлечь на себя гнев читателей, поимевших сатори после знакомства со «Стражем» (сужу по числу и эмоциональности отзывов), однако Платон мне, конечно, друг, но истина, заррраза, дороже.

Сказать, что книга запутана — значило бы соврать. Она просто-напросто ни о чем. Автор, однако, гений безусловно — втюхать такое «новое платье короля» за то, что в обиходе называется прозой — это не каждому наперсточнику по зубам. И в этом «сайкобаббл» ну чего только нет: и глубокий гипноз, и прошлые жизни, и... И результат, который прост, как колумбово яйцо: КНИГА ТОТАЛЬНО, АБСОЛЮТНО, НЕПРИКРЫТО НИ О ЧЕМ. Героев, к которым можно было бы проникнуться симпатией (или хотя бы сочувствием) нет и в помине. Ужасов (пусть и чисто психологических) – ровно нуль. Плохиши вовсе не страшны (да и в чем же они плохи — я о врачах? и чего, кстати, добиваются-то?). Герой – шизик довольно среднего пошиба, который почему-то убежден, что вот-вот – и мир он все-таки спасет. Конечно, ни хрена и никого в результате не спасает. Разве что

Перевод — о, это отдельная тема. За такую работу с переводчика деньги положено БРАТЬ, и никак не наоборот. (Знаменитый — и действительно пропавший — путешественник Перси Гаррисон Фоссет, он же майор Фоссет, становится... Фаукеттом. И т.д., и т.п. В общем, тема для отдельного разговора...)

Моя оценка проста как банан: ДВА БАЛЛА (и то до сих пор удивляюсь, почему так много...). Рекомендации на предмет рассмотренного шедевра? Тоже проще некуда. Книжку отдать кому-нибудь из тех гадов, которые вам чем-то в жизни насолили, потом прийти домой и поставить классический альбом Alan Parsons Project «EYE IN THE SKY» (1982). Если кому очень не терпится, можно сразу скакать к траку номер 7 (это тот самый PSYCHOBABBLE, о котором здесь в основном речь).

Но лучше начать с самого начала, потому что альбом ОЧЕНЬ хорош (и особенно №2, Eye in the Sky, где есть отличные слова, видимо, вдохновившие автора книги: «I CAN CHEAT YOU BLIND» — что он, кстати, и проделал).

А вот от альбома удовольствие я ГАРАНТИРУЮ.

Наверное, самую большую опасность для хорошего (или хотя бы интересного) писателя представляет тот (финансово приятный) период его издательской истории, когда имя автора становится БРЕНДОМ. И тут хочешь, не хочешь, а писать надо. Писать приходится. Хоть что-нибудь. По сути — ЧТО УГОДНО. В том числе и вот такое («Snuff»), с названием сколь броским («неужели написал о том, КАК это действительно делается?»), столь и не относящимся к содержанию — ВООБЩЕ. «Война и мир», «Шум и ярость» или «Двадцать лет спустя» подошли бы ничуть не хуже — а в чем-то, глядишь, оказались бы еще точнее. Но «Snuff», да еще из-под пера Паланика? Да кто ж пройдет мимо! Не прошли. (Что автора с издательством в краткосрочной перспективе, наверное, и интересовало.)

Но с большой степенью вероятности пройдут мимо следующей, назови ее хоть «Кишки наружу». И поделом автору (со издатели).

Один из рецензентов написал, что «Snuff» «...возмутит разве ТОЛЬКО тех, для кого слово «член», «оргазм» или «мошонка» в книге являются недопустимой пошлостью». Нет, не только. Все закавыченные слова я к пошлым не относил и не отношу (хотя и здесь: всё дело в контексте). Однако книга меня ВОЗМУТИЛА. И далеко не эпатажем, а наоборот — своей НИКАКОСТЬЮ. Паланик совершил самый, пожалуй, недопустимый грех для писателя: он написал книгу, читать которую так же интересно и захватывающе, как сидеть в очереди к дантисту. Он написал редкостно СКУЧНУЮ книгу. И хуже того, попытался разбавить ее юмором и «философией» подростка, который, если повезет, когда-нибудь и достигнет половой зрелости, хотя до зрелости интеллектуальной и мировоззренческой ему как до Луны пешком.

Речь вроде бы идет (во всяком случае, так поначалу заявлено) о «трахе» вселенских размеров: 600 партнеров за один рабочий день, однако читатель имеет дело только с тремя из них. Практически за кадром — остальные 597 глотающих «Виагру» участников мега-шоу и... сама звезда, Кэсси Райт. Собственно, всего трое — не так уж и страшно (с точки зрения голой арифметики). Были ведь и «Три мушкетера» (ну хорошо, четыре), и «Три товарища». Проблема в том, что эти трое — не картонные персонажи. Картонность все-таки предполагает двумерность. А здесь — одномерность точек, которые по ошибке мог поставить и корректор. С тем же творческим успехом. Говорят одинаково, мыслят одинаково и даже раздражать начинают практически синхронно — т.е. в тот самый момент, когда с ними сталкиваешься. После этого страницы перелистываются с одной-единственной надеждой: «а вдруг дальше ИХ УЖЕ НЕ БУДЕТ?»

Ага. Как же. Так они сразу и испарились. Нет уж. Теперь будут нудить и тянуть из читателя жилы до самого финала.

Которого... Которого вообще-то нет. Потому что сюжет, который никуда толком не двигался, так и пришел к этому самому «никуда». В «ничто».

«Сюжет, который никуда толком не двигался...» Нет, даже это не вполне верно. Здесь не «толком». Здесь — вообще НИКУДА. Потому что ни-че-го-шень-ки не происходит.

Впрочем, нет. Одна хрень (прошу прощения, но даже приемом ее назвать — язык не поворачивается) происходит с пугающей регулярностью. Это попытки «оживляжа», в сравнении с которыми шутки Петросяна начинают действительно казаться шутками, а словесные обыгрыши Гоблина — абсолютной вершиной юмора. Оживляж имени Чака Паланика состоит в том, что берет упомянутый Чак Паланик название какого-нибудь известного фильма и самую чуточку меняет его. После чего название становится если и не совсем, то хотя бы слегка «порнушным». И вот он делает это раз, и другой, и третий, и четвертый, и пятый, и шестой... Вам надоело, что я здесь уныло веду счет этим попыткам «оживляжа»? Так это, доложу вам, семечки. Потому что а) в книге их гораздо больше, чем шесть (или семь, или восемь), б) унылостью своей они вполне способны вызвать самые нехорошие психосоматические симптомы, от зубной боли до глубокой депрессии.

Прошу прощения, но раз за разом вспоминается далеко не первой свежести анекдот. Делюсь лишь потому, что очень уж ложится на ситуацию. Деревня, зима, ночь. Машка у окна глядит в никуда. Скрип-скрип-скрип... Валенки. Открывается дверь в избу. Вваливается Васька, с полминуты топчется у порога. «Машка... Ты... Это... В общем... А, туды-т твою!» Хватает Машку в охапку, трахает ее (прошу прощения, но всё в теме книги) «тут же и щас же», застегивает ватные штаны и исчезает в ночи. Только валенки — скрип-скрип-скрип... Машка садится к окну, тупо глядит в темноту и задумчиво произносит:

- И почто приходил? Может, чё сказать хотел?

Так вот, если заменить раздумчивую Машку на доверчивого читателя, а исчезнувшего в ночи Василия — на Чака Паланика, то не самая плохая получается рецензия. В одну строку:

«И почто приходил? Может, чё сказать хотел?»

Может, и хотел. Так ведь не сказал же ни шиша, паскудник. А вместо этого — кгм... поимел.

Хотя оно ведь и Машке — ой, не впервой. И кабы одним Васькой (или там Чаком) дело ограничивалось.

Вообще говоря, после блестящей рецензии baroni — что и добавить? Действительно, «изячность» парвеню вкупе с клиническим графоманским косноязычием. Диагноз. Увы. Но всё равно, небрежность автора — именно небрежность, абсолютное неуважение и к себе, и к читателю — ошарашивает. В чем она, эта небрежность? Да во всем буквально!

Небрежность языковая и стилистическая (baroni уж приводил примеры, но для того, чтобы их привести ВСЕ, так ВСЮ книгу и цитировать надобно). Небрежность логическая (примеров тоже вагон и маленькая тележка: а с чего это вдруг собаки, о которых и речи не было? а с чего они мертвечиной смердят? а если они уже дохлые, почему убиваются запросто и дохнут снова?) — т.е. событие Б из события А не вытекает НИКАК (за редчайшими исключениями).

Что еще хуже и непростительнее — небрежность психологическая (реакция персонажей практически во всех ситуациях этим ситуациям совершенно неадекватна — до гротеска, до бреда). И даже реакция на ВЗРЫВНЫЕ, ломающие жизнь события: на смерть близких, скажем: взвыл (а то и не взвыл), выматерился и... перешел к делу, которое тут же принялся делать через ж.... И так далее. И так далее. И так далее.

И тому подобное.

Стойкое ощущение, что писалось по принципу: а чего бы дальше-то навалять? Ну и валялось до кучи всё, что в хорроре вообще бывает. Т.е. при абсолютно чудовищном исполнении — и мелодии-то своей ни единой не оказалось. Коктейль из буквально ВСЕГО, что в жанре бывало.

Читать книгу можно разве что выключив мозг. Напрочь. И чтобы никаких вопросов. Не задаваться ими — и всё. А они, проклятые, лезут! Даже когда уже и на «стиль» сквозь пальцы глядишь, и заимствования считать прекращаешь. Если в кукле воплотилось доисторическое Зло, почему ее варганит (прошу прощения, фамилию автора не обыгрываю) старая бабка? Она как бы главнее и круче? ЧТО этому Злу надобно — и почему, будучи Злом, оно наказывает «плохишей»? Это уже какое-то странное и даже извращенное (с понятий зла) Зло получается... Половое по...боище в лесном домике инициировала сама Инга, потянувшись к гениталиям Руслана (а уж какой там был секс — мануальный или оральный — дело десятое), однако автор бьет себя (и нас) пяткой в грудь, уверяя, что НЕВИННЫЙ цветок безжалостно растоптан, и травма на всю жизнь (да и как бы не за ее пределы). Ну, накажи, автор, виновников. А детишек их — за что? Чтобы интереснее было наблюдать, как они в монстров и монстрят трансформируются?

Очень смеялся, когда выяснил, что Зло надо подзаводить как будильник (буквально, вертя шестеренки). Но чаще было не смешно, а отвратительно: когда страницы все гуще наполнялись мерзкой жижей, трупным смрадом, кишками, слизью и черт знает какой еще гадостью. Порою настолько густо, что кроме этой мерзости на странице ничего и не оставалось...

Но к концу книги интерес стал просыпаться, причем в одном только плане: что из хорроровых штампов и «шугаловок» еще не использовано? Какие заезженные-переезженные клише еще не были пущены в ход? Вдруг чего да и упустит автор?

Нет. Не подвел. Не упустил. ВСЁ свалил в одну кучу, до детишек-индиго включительно. Я после такого титанического труда советовал бы автору взять отпуск. На годик-другой. И сил поднабраться. И деревья поберечь. Которые уж точно ни в чем не виноваты.

PS. Не хотелось вступать в полемику с другими рецензентами, но здесь такой случай, что не вступить не получается. Я о «рецензии» авторства 15098919. Милая девушка, здесь ЧИТАТЕЛИ делятся своими мнениями о прочитанных книгах. Желательно, кстати, чтобы мнения эти были более или менее обоснованы. И вопреки вашему требованию, для этого совершенно не обязательно иметь за спиной десяток романов, не говоря уже о Нобелевской премии. Но если вы настаиваете именно на таком критерии отбора, то какого же **** вы сочли возможным СВОЕ мнение здесь выложить, да еще и в столь оскорбительной для остальных форме? Или у вас Нобель в кармане, а отсюда и право, которого нас, грешных, вам так хочется лишить?

Опять-таки прав оказался baroni, скорбно изрекший: «Отчего-то у меня есть грустное предчувствие, что данное произведение все равно найдет своих поклонников...» А чего грустить? Всё нормально. Как говаривал мой дед, «на всякое г**** своя муха найдется».

Напишу покороче (обычно зело многословен) — и без обязательного, казалось бы, анализа романа. Разве что отмечу тот факт, что стилистически (т.е. сугубо литературно) книга написана достаточно небрежно — что, однако, уже плюс, ибо основная армия «хорроровичей» пишет куда как бездарнее.

Но повторюсь: не о литературе здесь речь. А речь здесь о всего двух вне-литературных вещах.

1. Уйдет завтра-послезавтра-когда-то та самая политэлита. Что остается в сухом остатке? Ведь без привязки к ней книга просто теряет смысл. Как прежде: «Ах, так вот этот *** — это НАШ ПРЕЗИДЕНТ???» Ну хорошо, ушел президент. И что остается? Ну да. Вот именно то самое слово, что звездочками обозначено.

2. Однажды в разговоре с очень профессиональным (несмотря на молодость) редактором и переводчиком А.Ж. (надеюсь, он вспомнит — здесь обретается частенько) мы однозначно пришли к выводу о том, что даже БОЛЬШОЙ талант (а Щеголева к большим я относить поостерегся бы) не должен быть критерием того, выпускать ли книгу в свет. Если несет она, книга (сколь угодно талантливая) мощный заряд МЕРЗОСТИ, то ТИРАЖИРОВАТЬ МЕРЗОСТЬ НЕЛЬЗЯ. (В качестве примера — А.Ж. наверняка помнит — мы, не сговариваясь, назвали безусловно талантливую Поппи Брайт.) И тиражировать нельзя — и в душу пускать не надо.

А политическая карикатура — она что ж? Кто станет рыться в старых «Крокодилах» и газетах, отыскивая очень недружественные шаржи на Тито или даже Ельцина? Роман о ЕБНе, писающем на шасси самолета? Потомки могут не понять — и в своем непонимании будут правы.

Но МЕРЗОСТЬ — ни в душу, ни тем более в тираж (если от тебя зависит). Такое мое — абсолютно общее и абстрактное — мнение.

Как там на языке «падонкофф»? «Я плакаль»? Вот примерно то же самое...

Бедная, бедная рок-звезда (как бы Оззи О.), лет за пятьдесят... Талантливый, сентиментальный, тонко, ОЧЕНЬ тонко чувствующий... В общем, катились слезы... Подружка-groupie. Как без них. Ruby Tuesday... В общем, набор понятен. Теперь бы понять результат.

А результат — голая, беспомощная макулатура. Есть такое понятие: «эмпатия». Нет, не совсем — точнее, совсем не — симпатия. Это когда что-то нас в персонаже цепляет, как-то в нем отражается какая-то из наших собственных сторон. И тогда — сопереживание. И что же здесь?

Да ничего. Сдохнут ли герои, выживут — никак не трогает. Актерствуют. Как бы живут. А сын очень большого писателя как бы пишет как бы книгу.

И вот еще что обрыдло у западных авторов: все мерзости оправдываются тем, что мерзавец (любого пола) подвергался в детстве каким-нибудь нехорошестям. Отчим давил, папа гонял, дядя снасильничал... В хилловской книжке не о мерзостях речь — но «изуродованное детство» присутствует обязательно. Это уже не штамп, а штампище. (Хоть бы отец посоветовал, чего делать не надо...)

А уж ритм у книги — как в пластилине плывешь. Нудно, длинно, за пол-книги не происходит почти ничего... Так, воспоминания, «чуйства», мыслишки — и всё до запредела банально...

Надо все-таки было поучиться у Маяковского. «Крошка-сын к отцу пришел. И спросила кроха: Что такое хорошо, а что такое плохо?»

Глядишь, отец и объяснил бы...

На первой сотне (если не больше) страниц не происходит абсолютно НИЧЕГО. Неплохо для триллера, верно? Или это какой-то хитрый пост-пост-пост-модернистский ход?

Увы. Моррелл просто... не знает, что бы ему написать дальше, на последующих страницах! Вот и идет нечто вроде: «Давайте-ка пройдем дальше, может быть, в СЛЕДУЮЩЕЙ комнате что-то случится». Вот так и катит, страница за страницей, глава за главой. И — НИЧЕГО НЕ СЛУЧАЕТСЯ. Скучно до комизма — и непрофессионально ниже всех плинтусов.

Чем объяснить высокие оценки — и здесь, и на Amazon? Наверное, тем, что некоторых людей удовлетворить очень легко — невероятно легко. Однако даже те, кто на Amazon выставлял максимальное число звезд, непременно упоминали, что книга скучновата и лишена структуры. (Понять бы еще, почему тогда максимальные оценки?)

И — персонажи. Проблема едва ли не бОльшая, чем небрежная, скучная писанина. Они — никакие. Мы не знаем о них практически ничего, нам не дают ни полюбить их, ни возненавидеть. Похоже, и сам автор о них знает не больше. Поэтому когда они гибнут (поштучно), даже плечами пошевелить лень. Разве что еще одним именем в этом чтиве стало меньше.

Слабая, невероятно слабая книга. Ничего нового — макулатура пишется (и издается) не только у нас. Но и оценка будет соответствующей: 1 балл (система не позволяет поставить меньше).

Дочитана. Немалая по объему и еще бОльшая (по задумывавшейся смысловой нагрузке) книга. Ощущения? А вот тут проблема, потому что ощущения – очень и очень двойственные.

Первые две трети книги читались с восторгом. Поздний Кинг – прекрасный стилист, мастер психологической прозы. И все это есть – в тех самых первых двух третях. Иначе говоря, до тех пор, пока не пошла по нарастающей «страшилочная» составляющая. Примитивно-страшилочная – в том плане, что всё это уже было, было, БЫЛО. И у Кинга (в более ранние годы), и у целой армии «кингоидов». И именно потому, что это было уже сотни, многие сотни раз, «страшилка» не пугает. А поскольку психологичность повествования исчезла, трансформировавшись в очередную изрядно надоевшую и очень БУКВАЛЬНУЮ «битву со Злом» (тут и гарпуны, и спецпримочки типа пресной воды, которую мерзкая неубиваемая нежить не переносит, и черт знает что еще), так вот, поскольку психологичность исчезла – вынырнула вдруг СОВСЕМ ДРУГАЯ КНИГА. Причем такая, которую читать уже совсем не хотелось. Которую пришлось ДОБИВАТЬ (обидно ведь, после сотен страниц взять – и бросить!).

Возникает серьезная проблема: как судить, как оценивать книгу? Ведь «по третям» (первые две «ах!», последняя «фу!») как-то не принято. В первую-то очередь роман зацепил тем, что это, наверное, самая личностная книга автора (параллели с аварией, которая едва не стоила жизни самому Кингу, видны невооруженным глазом). А какие великолепные, блистательно выписанные персонажи – едва ли не все, до второ- и третьестепенных! И с ними – ОЧЕНЬ интересно.

До тех пор, пока они (вместе с читателем) не попадают под набирающую силу лавину «хорроровых» штампов (до серебряных колющих предметов супротив нежити), когда «тайны» (а ведь роман намекал на немалое количество ТАЙН – без всяких кавычек!) оказываются мыльными пузырями, когда пугающий – но и великолепный! – творческий взлет главного героя, как выясняется, был всего лишь мороком, который потусторонняя мерзость использовала в своих негодяйских планах. (Кстати, понять бы еще, в чем те ужасающие планы состояли...)

(Есть, конечно, ряд небольших проколов и в собственно прозаической части. Окей, Стивен, мы уже поняли, – давно поняли – что Уайрмен был когда-то женат на мексиканке. Пара, тройка, ну десяток фраз на испанском – и, может, хватит? Ну нельзя же, в самом деле, ЧЕРЕЗ СЛОВО! Можно было бы указать и на прочие шероховатости, но в сравнении с кошмарной нелепостью и заштампованностью последней части о шероховатостях стиля или диалогов и говорить-то неприлично.)

Остается ощущение обмана. Тебя вели, как ты думал, к каким-то новым открытиям, новому инсайту, новым моральным дилеммам – а получилось... Как там у классика по фамилии Черномырдин? «Получилось – как всегда»?

Очень интересную – и, на мой взгляд, очень точную – мысль высказал один из читателей на сайте Amazon.com. «Позволю себе предположить, что роман мог быть во сто крат лучше, если бы Кинг отказался от слишком уж очевидной и однозначной битвы Добра со Злом и обратился бы к попытке решения гораздо более неочевидной задачи: Что-Есть-Добро-И-Что-Есть-Зло».

Кинг мог бы справедливо возразить, что это была бы совсем ДРУГАЯ книга. Но справедливо заметил и читатель: да, другая. Во сто крат лучшая.

Ингредиенты (добротная, даже классная психологическая проза – и банальный, тысячу раз еденный и переваренный традиционный ужастик последней трети, абсолютное и хрестоматийное КЛИШЕ) оказались несмешивающимися. Как вода и машинное масло. Правда, в пропорции два к одному, но жаждущему человеку стакан такой жидкости не предложишь.

Как, собственно, не удается оценить и качество такого коктейля в целом. Вода? БЫЛА свежая, холодная, чистая. Машинное масло? Грязноватое, потому что не единожды бывшее в употреблении. Но сгодилось бы, может, и еще разок-другой (тем более, что на этом же масле работают-крутятся сотни современных ужастиков – работают в том смысле, что издаются, и покупаются, и читаются). Это об ингредиентах в отдельности.

Ставить же оценку коктейлю – не буду. Такая оценка была бы несправедливой, и, честно говоря, абсурдной.

PS. А мысль, высказанная читателем с «Амазона», покоя не дает. Ведь и заявлены были все персонажи – совсем не беленькими! И по всему-то думалось, что ПОЛЕ БОЯ БУДЕТ ВНУТРИ, тем более, что все напряжения, все сложнейшие сплетения отношений уже были заявлены. Видел – не мог не видеть! – это и сам автор. Но вот поди ж ты. Отказался от неоднозначности битв ВНУТРИ ЧЕЛОВЕЧЕСКОЙ ДУШИ (к чему ведь вел сам!) в пользу как-бы-нелегкой, но чисто ФИЗИЧЕСКОЙ победы над Злом. А это неинтересно. И получается так, что – обманул.

Но не себя ли в первую очередь?

PPS. И вот что еще в связи с Duma Key я думаю: эх, а вот отнял бы у меня кто-нибудь книгу эту после двух первых третей прочтения — но чтобы насовсем отнял. И я бы всю жизнь так и страдал (но СЛАДКО страдал): ах ты, черт, какой ШЕДЕВР так и не удалось дочитать!