цитата

Евгений Гаглоев — один из самых популярных российских писателей. Читателям, вероятно, будет интересно узнать, что только лишь книгами для детей его творчество не ограничивается — захватывающие женские романы автора весьма популярны. В интервью Евгений Гаглоев рассказывает о своих героях, о творческих планах, об истории создания «зеркальной магии» и об отношении к критике.

— Странная вещь – книги из Вашего цикла «Зерцалия» покупают детям, однако ночью нередко и «Иллюзион», и «Трианон», и «Центурион» таинственным образом перемещаются под подушку к родителям. Как Вы, создатель этого фэнтези-мира, можете объяснить этот факт?
— Это сложно объяснить. Мне самому интересна эта тема, а одним из любимейших фильмов детства является «Королевство кривых зеркал». Я стараюсь использовать нестандартные сюжетные ходы, описывать ситуации, близкие и понятные и подросткам, и взрослым. Не заигрываю с читателем, словно с несмышленым ребенком, чем грешат некоторые авторы, стараюсь общаться с подростками на понятном им языке. Ну и сюжетные линии «Зерцалии» — их несколько, и каждая уникальна по-своему. Что-то нравится юной аудитории, что-то — более взрослой. А вообще, может, просто в душе каждого взрослого продолжает жить ребенок, которому интересны не только классические, но и современные произведения для подростков?

— В одном из интервью Вы сказали, что в детстве зачитывались книгами Кира Булычева. Максим Полянский «взял» от Алисы Селезневой день рождения – 17 ноября. А какими чертами Гостьи из будущего вы стремились наделить Катерину Державину?
— Катерина Державина, как и Алиса Селезнева, — это, прежде всего, обычная девочка, которая запросто может жить в соседнем подъезде. Она ничем не выделяется, разве что умеет дать сдачи обидчику и увлекается фехтованием. Катерине не нравится излишнее внимание, она не любит грубиянов и наглецов. Умная, добрая, справедливая, не зазнайка. Девчонка, которая запросто может дружить с мальчишками, не изображая жеманную недотрогу. Она горазда на разные выходки и не против приключений. Возможно, она и ссорится с друзьями, но готова ради них горы свернуть. Даже правда, которую она узнает о себе, не приводит ее в восторг, а скорее пугает. Она хочет просто радоваться жизни с родными и друзьями, а не участвовать в неких грандиозных событиях, решающих судьбу мира. Простая девчонка, каких миллионы. Которую читательницы – поклонницы «Зерцалии» — могут запросто ассоциировать с собой.

— Что подтолкнуло Вас к идее создания зеркальной магии? В Вашей жизни зеркала имеют какое-то особенное значение?
— Эта тема давно меня интересовала. Я долго собирал различные идеи о необычном применении зеркал: слухи, статьи из так называемой «желтой прессы», городские легенды, различные приметы и суеверия. И в один прекрасный момент картинка сложилась воедино. Так и родилась идея о зазеркальном мире, где применяется именно зеркальная магия. Ну а в моей жизни зеркала особой роли не играют.

— Если бы съемки «Зерцалии» стартовали прямо сейчас, кого из российских актрис лично Вы утвердили бы на роль Катерины?
— Я, к сожалению, не очень хорошо знаю наших актрис подходящего возраста. Ведь Катерине 15 лет. Так что пусть подходящую кандидатуру предлагают читатели. Знаю, что на роль Гертруды – одной из самых интересных злодеек серии, — поклонники книги предлагают Светлану Ходченкову, сыгравшую недавно антагонистку в «Росомахе». Вот с этим предложением я согласен. Светлана отлично вписалась бы в этот образ.

— Созданием продолжений каких советских книг-сказок Вы бы хотели заняться?
— О, некоторым книгам лучше не писать продолжений, потому что все равно не сможешь сравниться с оригиналом, пользующимся всенародной любовью. Но если бы такое предложение поступило, с удовольствием написал бы несколько повестей о той же Алисе Селезневой. Возможно, еще одна история, происходящая в «Королевстве кривых зеркал». Развить эту тему, как в Америке поступили с «Страной Оз», сделать из нее красивый и масштабный долгоиграющий литературный проект. Ну и еще что-нибудь.

— Итак, прекрасная детская серия книг у Вас есть, интересные романы для представительниц прекрасного пола – тоже. Не хотелось ли Вам попробовать себя в жанре «суровой» мужской литературы?
— Отчасти в этом ключе написан «Кошачий глаз». Это тоже подростковая фантастика, но ориентированная больше на мальчишек. Этакий боевик с примесью мистики и научной фантастики, где большой упор сделан на экшн, поединки и разборки со злодеями. Писать романы о бандитах и полицейских расследованиях мне точно не интересно, но если привнести в них немного мистики и хоррора – это уже другой разговор.

— Чем для Вас отличается работа над книгами для юных и для взрослых читателей?
— В принципе, особых различий нет. И там, и там нельзя халтурить. Главное – книга должна быть интересной, должна захватывать, цеплять читателя с первых строчек и держать в напряжении до самой последней странички. И это не зависит от целевой аудитории.

— Как Вы считаете, стоит ли изучать фантастические произведения на уроках литературы в школе? Почему?
— Думаю, стоит. Чтобы развивать у детей фантазию, способности к выдумыванию, к творчеству. Ведь именно фантастика зачастую заставляет нас представлять себе миры, в которых происходит действие книг. Ну а еще – чтобы разбавить интересными произведениями школьную классику, многие произведения из которой – давайте смотреть правде в глаза – скучноваты для школьников.

— Что означает Ваш ник (Latinos) на форуме издательства «Эксмо»?
— Это просто ник, юношеское прозвище, и я даже не помню историю его происхождения. А еще под этим псевдонимом я публиковался в молодежной газете «5 углов» в самом начале своих писательских изысканий.

— Как Вы относитесь к критике своих произведений?
— Когда критика чем-то обоснована, либо исходит от человека, разбирающегося в данной области — почему бы и нет? Но когда человек критикует, не читая книгу — это просто смешно. Мне как-то приходилось читать такие высказывания. Либо когда книгу начинает читать умудренный годами человек, который терпеть не может фантастику, а потом начинает возмущаться, забывая, что книга – фэнтези и адресована подросткам… Это тоже смешит. А вообще, сколько людей, столько и мнений. У каждого автора, у каждой книги есть свои поклонники и те, кому она не понравилась. Это нормальное явление. Но я критику стараюсь не читать. Да особо и некогда, нужно ведь работать над продолжением серии, ведь настоящих поклонников у этой саги, которые с нетерпением ждут следующих романов, куда больше, чем критиков.

цитата

Создавать миры фэнтези – особое искусство; населять их героями, понятными и близкими каждому подростку, и того сложнее, ведь дети, по признанию многих писателей, самые строгие критики, но вместе с тем и самые преданные поклонники. Украинская писательница Наталья Щерба в рассказывает о том, как создавались «Часодеи» и чем эти истории стали для неё.

— Наталья, «Часовой ключ» – книга, которая заложила основу серии «Часодеи», – буквально взорвала мир детской литературы. А чем эта книга стала лично для Вас?

— С самого начала – появления той первой крепкой идеи, впоследствии взятой за основу сюжета, я запланировала цикл из пяти-шести книг. Именно цикл, потому как «Часодеи» – это история с цельным сюжетом. В ней заложены три вещи, имеющие для меня в жизни первостепенное значение – это дружба, выбор между простым и правильным и ответ на вопрос, что такое Время.

— Сравнивать серию «Часодеи» с трилогией Э.Л. Джеймс «50 оттенков» немного странно, если честно – диаметрально противоположная читательская аудитория, разные жанры, разные миры, наконец. Однако всё же рискнем. Какова, на Ваш взгляд, главная причина того, что в рамках дебатов перед вручением авторитетной премии «Ревизор» саге для подростков удалось обойти мировой «взрослый» бестселлер?

— Да, очень приятно, что работу «Часодеев» оценили профессионалы книжной отрасли. Горжусь своим издательством «Росмэн», которое поверило в часовой мир не меньше, чем автор и приложило все силы к качественному изданию и продвижению книги. А ещё в тот день я получила много поздравлений от читателей, и это было так здорово!

— Совокупный тираж «Часодеев» превысил 300 000 экземпляров – фантастическая цифра для русскоязычной литературы. Вы помните момент, когда почувствовали себя, без ложной скромности, знаменитой?

— Я помню, когда почувствовала себя по-настоящему счастливой – когда увидела первый рисунок по «Часодеям». Это была прекраснейшая работа Диноры Нуртдиновой: Василиса, Фэш и Ник, каждый на полоске своего мира. Чудесное, ни с чем не сравнимое ощущение – видеть, как твой мир оживает в рисунках читателей. Сейчас таких работ собралось несколько тысяч, но я не перестаю удивляться каждому новому арту, все интересны по-своему. А сколько ребята изготавливают поделок – часолисты, часовые стрелы, куклы и украшения в стиле клокпанк, — вот это всё наблюдать – и есть самое прекрасное чувство, самые положительные эмоции.

— В то же время феноменальный успех «Часодеев» — это, на наш взгляд, некая планка для автора. Что вдохновляет Вас на создание новых произведений?

— Вдохновляет всё, что я вижу и чувствую в жизни: люди, события, путешествия, впечатления. Волшебство в обычных вещах. И – ежедневная работа над собой, постоянное оттачивание стиля, учёба и поиск новых решений. Писательство – трудная профессия, но и невероятно интересная, развивающая воображение, ум, интеллект, способность к неординарному мышлению.

— Недавно «Новости литературы» представили читателям фото кабинетов известных российских и украинских писателей. А где создавались «Часодеи»? Как выглядит Ваш кабинет? Есть ли у Вас какие-нибудь писательские «талисманы»?

— О да, у меня прекрасный личный уголок. Стол, окружённый «талисманами» — совами – стеклянными, керамическими, шерстяными, железными и даже бумажными, огромные тикающие часы на стене и гора блокнотов с самыми разными записями – схемами, дневниками, картами и рисунками. Обычный такой творческий беспорядок.

— Знаем, что первых читателей Вашей новой книги «Часограмма» ждет сюрприз – таинственное «перехваченное письмо». Приоткройте завесу тайны – о чем в нем идет речь?

— Это письмо – самая настоящая вещь из часодейного мира! В нём повествуется о некое важной (действительно важной!) тайне, которая полностью раскроется только после прочтения заключительной, шестой книги «Часодеев».

— «Часограмма» – предпоследняя книга серии. Какие эмоции вызывает у Вас скорое расставание с героями?

— Самые разные – грусть, радость, волнение. Я знаю, конечно, что уже никогда не смогу расстаться с героями – они всегда будут жить в моём сердце. Но история близится к финалу и должна быть завершена вовремя.

- Планируете ли Вы продолжать работу в жанре подросткового фэнтези или, может, создадите что-то столь же впечатляющее для взрослой аудитории?

— Мне нравится писать для подростков – это отличный возраст, когда происходит перелом в сознании, меняется мировоззрение, но ещё сильна вера в чудо и волшебство. Это время больших перемен и время становления личности, выбор жизненной позиции и определение мечты как цели, даже самой заветной и несбыточной. Подростковая фантастика – интереснейший жанр, в котором найдётся что сказать и о чём поговорить. Да, у меня есть определённые задумки на будущее, но для каждой истории своё время.

— Если бы в нашу реальность «просочилась» магия из Ваших книг, как думаете, каким бы стал мир, как бы он изменился?

— А как же! Мы не узнали бы электричества, зато постигли бы часовые законы времени. А ещё научились управлять часолётами и турбийонами, узнавать друг друга по часограммам, ходить в гости через зеркала по временным переходам, тратить эфлары и минутки, а ещё вовсю обсуждали бы, сократится Временной разрыв между планетами или всё-таки обойдётся.

— Живя в самом сердце Карпат, поневоле впитываешь легенды и сказания, «обитающие» в этом прекрасном и загадочном уголке Украины. Нашли ли они отражение в Ваших книгах?

— О, я очень люблю Карпаты! Это благословенный край, наполненный живой силой и волшебной энергией древних озёр, извилистых горных хребтов, сверкающих водопадов и чарующих лесистых склонов, окрыленных запахом мелиссы, мяты и душистого чабреца. Я часто хожу в горы и каждый раз открываю что-то новое для себя, что-то волшебное, загадочное и необыкновенное, что потом потихоньку ссыпаю в сказку – осторожно, чтобы ничего не уронить зазря, ничего не потерять и не утаить.

— Что, на Ваш взгляд, важно для молодого писателя сегодня, чтобы его книги заметили и оценили? Давайте примем за аксиому, что эти книги талантливы и это одаренный автор.

— На мой взгляд, вначале написать книгу, свою особенную историю, а потом уже пытаться пристроить её в издательство. Мне всегда казалось, что самый гиблый путь – это пытаться «попасть в струю», подстроиться под популярный формат. Такой автор всегда будет плестись в хвосте, потому что с хвоста начал.

— Какие книги Вы сами любили в детстве, что читали «под партой» в школе? А в юности, в студенческие годы?

— Любимых книг, что перечитывала не разы, а десятки раз, не счесть: «Три мушкетёра» Александра Дюма, «Щелкунчик» Эрнеста Гофмана, «Мастер и Маргарита» Михаила Булгакова, «Пленники астероида» Кира Булычёва. Произведения Александра Беляева, Артура Конан-Дойля, Анатолия Костецкого, Георгия Мартынова, Генриха Сенкевича – о, список огромен. Пожалуй, самой потрёпанной в школьные годы была книга-трилогия Кира Булычёва «Непоседа», где в заповеднике сказок будущего с Алисой Селезнёвой происходили самые невероятные приключения в мире.

- Кто Ваш любимый автор-фантаст, если такой есть? Именно автор, то есть по большому счету – все произведения, а не одна книга.

— Иван Ефремов. Великолепный автор, философ, великий мыслитель, интересный человек. Его «Таис Афинская» — ода женской красоте, любви и искусству, песня о настоящей Женщине. В разном возрасте его книги воспринимаются по-разному, и всегда можно отыскать что-то новое, ещё не до конца осознанное и осмысленное для себя.

— Вы очень активно взаимодействуете с читателями и в «Живом журнале», и в других социальных сетях. Бывали ли случаи, когда по просьбе поклонников Вы меняли что-либо в сюжете книги?

— К сожалению, наоборот, у меня часто не хватает времени, чтобы достаточно много общаться с читателями. Даже пришлось закрыть доступ к обмену личными сообщениями, когда в день их стало приходить больше тысячи. Но взамен я предложила читателям писать мне обычные, бумажные письма, которые приходят по наземной почте – и это по-настоящему искренние, интересные, где-то смешные, где-то грустные, просто отличные письма. С открытками, рисунками, подарками, секретами и вопросами, на которые я всегда отвечаю.

— Что Вы сейчас читаете или только что закончили читать? Расскажите об этой книге.

— «Энн из «Зелёных крыш» канадской писательницы Люси Мод Монтгомери. Очаровательная, трогательная и забавная история о маленькой девочке, наделённой невероятным даром воображения, добрым сердцем, благородной душой и ярко-рыжими морковного цвета волосами. Прекрасная книга, которую хочется время от времени перечитывать.

Источник

цитата

Бернар Фрио, французский писатель и переводчик, автор множества прозаических и поэтических книг для детей, поделился своими литературными пристрастиями и рассказал о том, что чтение – это сопереживание.
Бернар Фрио — современный французский писатель, мастер короткого рассказа. Прежде чем стать писателем, работал учителем литературы в школе, переводил детские книжки с немецкого языка. Российская писательница, переводчик и журналист Ася Петрова, встретилась с Бернаром и побеседовала с ним о процессе создания известной серии «Нетерпеливых историй», которые недавно начали издаваться в России, и многом другом.

— Как создавались «Нетерпеливые истории»? Я знаю, что вы долгое время работали в школе. Насколько общение с детьми повлияло на истории для них и о них?
— Вы правы, «Нетерпеливые истории» я сначала слушал, а уже потом записывал. В основном это истории, поведанные мне детьми от 7 до 9 лет. Я долгое время работал с «проблемными» ребятами, которые с трудом учились писать и читать. У многих из них были серьезные проблемы в семьях и, как следствие, со сверстниками, с общением тоже не ладилось. Слушая их истории, я старался постичь детское воображение, сознание, понять, как у них в головах строятся сюжеты, что их волнует. Когда я написал первую книжку «Нетерпеливых историй», я не планировал ее публиковать, она была в каком-то смысле моим ответом детям, которых я слушал. Я подумал, что короткие емкие тексты должны вызвать у них интерес к чтению.

— Но ведь, на самом деле, «Нетерпеливые истории» адресованы не только детям от 7 до 9 лет? Сколько в них, на ваш взгляд, уровней осмысления?
— Философ Антонио Грамчи писал: «Книга для детей – это книга, предназначенная и для детей тоже». «Тоже», а не «только». Создавая книги для детей, мы понимаем, что на самом деле, пишем для двойного читателя: для взрослого, который издает, критикует, выбирает книгу, читает ее вслух, и для ребенка. Ситуация довольно противоречивая, поскольку взрослый может одновременно и помочь ребенку с чтением, и помешать, навязать свое понимание, неверно интерпретировать смысл и, в итоге, навредить процессу.
В общем, когда я пишу, я не думаю об уровнях осмысления, просто стараюсь писать как можно честнее. И стараюсь не особенно заботиться о взрослом читателе, хоть это и сложно, я ведь сам взрослый и во многом пишу о себе. С детством невозможно расстаться, любой взрослый помнит себя маленьким. И через это пространство воображения и воспоминаний может устанавливать контакт с детьми.

— Как вы определяете жанр «Нетерпеливых историй»?
— Очень сложные вопросы вы задаете! «Нетерпеливые истории», конечно, нельзя назвать просто короткими рассказами, тем, что по-английски обозначается как «very short stories». Во Франции мой жанр настолько непопулярен, что для него даже нет точного термина. Кроме того, каждая из «нетерпеливых историй» у меня написана в каком-то своем жанре, отличном от других. Не говоря уже о том, что каждая новая книга в серии «Нетерпеливых историй» отлична от предыдущих, в том числе в жанровом отношении. Думаю, это хорошо. Маленького читателя надо приучать к разным формам и жанрам, чтобы дети с любой литературой были на «ты».

— А что для вас в текстах самое главное? Сюжет, интрига, язык, игра?
— Язык, стиль в литературе – это как цвет или техника в живописи. Сюжета, интриги недостаточно. Необходимо определенное освещение, атмосфера, инсценировка, способная оживить повествование, персонажей. В частности очень важна речь героев. Особенно в коротких историях, где нет места длинным описаниям или рассуждениям. Почерк должен казаться легким. Разумеется, легкий текст отнюдь не всегда легко написать. В короткой истории все должно быть отшлифовано, все точно, как в хитроумном часовом механизме. Я постоянно свои тексты перечитываю, сокращаю, шлифую, упрощаю.

— Вы представляете себе «Нетерпеливые истории» без иллюстраций?
— Да, легко. Первые три книги были оформлены черно-белыми иллюстрациями, но мне не понравилось. Поэтому следующие книги вышли без иллюстраций. Затем мы с издателями поставили эксперимент и собрали 35 художников, которые отрисовали около сотни моих историй. Поскольку тексты очень разные, можно не беспокоиться о единстве стиля. В общем, я порадовался и формату, и качеству бумаги, и картинкам. Хороший получился проект. Итальянское издание тоже проиллюстрировано с большим вкусом. Но особенно мне приглянулось российское издание, художнику удалось превратить картинки и тексты в одно целое. Это для меня был большой сюрприз!

— Для вас существует разница между стихами и прозой? В ваших текстах нередко одно постепенно переплавляется в другое. Это такая специальная задумка?
— Опять сложный вопрос. Да что же это такое! (Смеется). Дело в том… Я считаю, что, когда пишешь очень короткий текст, надо использовать все языковые ресурсы. Ведь моя цель – донести до читателя максимум смысла, потревожив при этом минимум слов. Поэтому я стараюсь воплощать свои идеи в ритме, в полутонах, в каламбурах. И, конечно, поэтические возможности языка тоже привлекаются. Кроме того, я пишу и публикую довольно много поэтических сборников, так что грань между поэзией и прозой для меня действительно очень тонкая.

— Теперь простой вопрос. У вас есть любимые современные авторы? Детские? Взрослые?
— Сейчас я с большим удовольствием читаю Барбару Кингсолвер. Меня глубоко впечатлил ее сборник рассказов «Homeland and other Stories». Еще я недавно с интересом прочел на французском языке все книги Людмилы Улицкой. Мне нравятся рассказы, театр, поэзия, но… детективы тоже (например, Борис Акунин или Джон Ле Карре). Из детских авторов я обожаю Энн Файн, Мари-Од Мюрай, Петера Хертлинга, Бьянку Питцорно, Кристине Нестлингер, Роальда Даля…

— А вы считаете себя последователем какой-то традиции в литературе?
— Да, несомненно. В моих текстах полно аллюзий на классику. Хотя немногие читатели их замечают. Например, концовка «Упражнений» – аллюзия на роман «Проделки Софии» графини де Сегюр. Кроме того, я часто обращаюсь к «Тому Сойеру», «Пиноккио», «Малышу Николя».

— Бернар, вы не только писатель, но и переводчик. Как вы считаете, большая разница в восприятии одного и того же переводного текста детьми разных наций?
— Нет, не думаю. Тайна хорошей литературы заключается в том, что, рассказывая особенную историю, она придает ей универсальный размах. Анна Каренина ни на кого не похожа, но каждый может в ней себя узнать. Тот же принцип «узнавания» справедлив и для хорошей детской литературы.

— Ну и классический вопрос напоследок: как приучить ребенка к чтению?
— Зависит от ребенка! Конечно, нет никакого смысла заставлять детей. Детей надо понимать, входить с ними в контакт, жить с ними одной жизнью и делать частью этой жизни – чтение. Чтение – форма сопереживания, а не обязанность. Меня очень интересует вопрос детского чтения, я хотел бы написать об этом книгу. Дети обычно не делают, как велено, а стараются воспроизводить, повторять взрослые поступки. Поэтому если мы, взрослые, читаем на глазах у детей, есть шанс, что дети тоже станут читателями.

В издательстве "КомпасГид" вышла первая книга Бернара Фрио "Нетерпеливые истории".

Всем давно известно, что дети думают по-другому. Их мир полон невероятных приключений, и совершенно непонятно, как из них вырастают такие скучные взрослые. Они до ужаса нетерпеливы, и длинные истории с неприкрытой моралью заставляют их лишь зевать да пересчитывать птиц за окном. Известному французскому писателю Бернару Фрио повезло: конечно, он, как и все остальные, вырос, но быть скучным — не его удел. В своих миниатюрных зарисовках он описывает настоящую детскую жизнь, где в сахарнице легко можно встретить ужа или удава, а на полке с бытовой техникой в супермаркете наверняка найдется настоящий принц-утюг, стоит лишь поцеловать несчастного.

Это первая книга «Нетерпеливых историй», прямо по курсу ещё четыре. Все они проиллюстрированы Леонидом Шмельковым. Удивительно, но эти книги легко могут стать спасательным кругом, брошенным из мира взрослых в мир детей, потому как ребёнок от них наверняка будет в восторге, а взрослый наконец-то вспомнит ту простую истину, что в мире маленьких девчонок и мальчишек всё совсем по-другому.

цитата

Мастер современного хоррора — о том, откуда берутся фобии и почему писатели всё больше переключаются на кино.

Современная действительность так часто преподносит невероятные сюрпризы, что редкому писателю под силу угнаться за ней, используя лишь ресурсы собственного воображения. В новом сборнике «Икарова железа» Анне Старобинец удалось предложить читателям несколько удивительных, хоть и пугающих сценариев из наших дней и недалекого будущего. Писательница, которую называют «русским Стивеном Кингом» и «королевой русского хоррора», встретилась с корреспондентом «Известий».

— У вас есть два типа текстов: одни тяготеют к «чистой» фантастике, другие предельно аккуратно работают с реальностью. Как вы себя больше ощущаете — фантастом или реалистом, использующий приемы из арсенала фантастики?

— Когда мне было лет пять, я любила каждый день представлять себя то кошечкой, то собачкой, то зайчиком. И каждый день бабушки, которые сидели на лавочке у подъезда, старательно угадывали, что я за животное. «Сегодня ты, конечно же, зайчик», — говорили они, и я обычно послушно кивала, даже если ощущала себя лисичкой. Однажды мне самой надоела эта игра и на их вопрос: «Ну, кто ты у нас сегодня, кошечка или собачка?» я ответила: «Сегодня я Аня Старобинец». Бабушки обиделись и больше меня ни о чем не спрашивали. Но я это не в обиду — и те бабушки из моего детства были прекрасные.

Литературные критики в большинстве своем — умные и тонкие люди, которые в силу профессии вынуждены навешивать на писателей жанровые ярлыки. Я тоже была литературным критиком и тоже вешала ярлыки на других писателей. Но сама на себя я стараюсь ничего не навешивать.

Фантастика — это удобная упаковка, «коробочка», в которую я могу сложить свои сюжеты, мысли и чувства. Но лично я не фантаст и не реалистический писатель, а Аня Старобинец.

— Как вам прочно приросший титул «русского Стивена Кинга», вам нравятся его книги?

— В целом — не позорно. Я уважаю Стивена Кинга и считаю, что он гораздо шире, чем «автор жанра хоррор» и даже шире, чем просто фантаст. Он написал много хлама, но и много по-настоящему талантливых вещей: «Мизери», «Мертвая зона», «Оно». Роман «Оно» — потрясающая книга о дружбе; в России она, к сожалению, испорчена отвратительным переводом, но таланта автора перевод не умаляет. Всякие там более поздние «Мобильники» мне совершенно не понравились. Зато последняя вещь Кинга — роман «11/22/63», про человека, который отправился в прошлое, чтобы предотвратить убийство Кеннеди, — прямо как в старые добрые времена. Всем рекомендую читать.

— В рассказе «Поводырь» некие инопланетяне прикидываются креативным продюсером и режиссером и пробуют заказать герою сценарий про «положительный образ» пришельцев. Как складываются ваши отношения с кино?

— На самом деле в этом рассказе практически всё, кроме непосредственно финального превращения продюсеров в инопланетных пришельцев — правда. Это, конечно, собирательный образ, но, так или иначе, слова и повадки принадлежат вполне реальным людям кино, с которыми я имела дело. Иногда мне и впрямь кажется, что процесс создания современного русского кино и телесериалов — это процесс вторжения агрессивного инопланетного разума в родные пенаты.

К счастью, пока еще существуют и нормальные продюсеры-земляне. Наталья Мокрицкая — продюсер фильма «Страна хороших деточек» по моей детской книжке. Я написала сценарий, фильм должен выйти на экраны в этом году. Или наши нынешние телепродюсеры, для которых мы с моим мужем и соавтором Сашей Гарросом пишем сценарий многосерийного мистического триллера. Ну а если говорить серьезно — сейчас многие писатели уходят из литературы в кино, потому что заработать себе на жизнь книгами становится все менее и менее реально. Если ты не Акунин и не Маринина и у тебя нет гигантских тиражей, а ты, что называется, «имиджевый автор», твоя писательская деятельность неумолимо превращается в хобби. Вроде вязания крестиком или макраме. А вот кино кормит. Эта тенденция, возможно, окажется полезной для кино (появятся качественные сценарии), но она точно разрушительна для литературы.

— Современный мир в ваших рассказах подчеркнуто техногенен, и именно здесь таятся разные неприятные сюрпризы — ученые создают из человека насекомое, игровая приставка начинает играть ребенком. Откуда берутся подобные сюжеты?

— Новые технологии бурно вторгаются в нашу жизнь, и жизнь под их влиянием стремительно меняется. Неизбежно возникают мутации, которых мы не успеваем осознать и к которым не успеваем приспособиться. Можно, конечно, не задумываться на тему подобных мутаций, а видеть исключительно позитивные изменения, несущие миру красоту и удобство. Но, считаю, даже у самого позитивно настроенного и продвинутого пользователя тот же фейсбук или гугл-чат вызывают смутное беспокойство. Стандартные причины тревоги: «Большой Брат следит за тобой», «что-то с памятью моей стало», дефицит внимания, интернет-зависимость. Но это — страхи очевидные. Меня же интересуют страхи более глубинные. Мне нравится скрещивать традиционные фобии, тысячелетиями передающиеся из поколения в поколение, с новыми техногенными формами. Превращение человека во что-то иное; Чужой, который хитростью и коварством заманивает твоего ребенка в свое волшебное царство, — это всё древние страхи. Просто раньше они приходили из подвала средневекового замка, а теперь приходят из «Гугла».

— Вы часто представляете современную русскую литературу за границей. Есть ли у иностранцев интерес к нашим авторам, какова их реакция?

— Скажу страшное: на международных ярмарках русские писатели обычно держатся особняком и в контакт с иностранцами вступают редко. На встречи с русскими писателями обычно приходят другие русские писатели и некоторое количество русских читателей. По вечерам русские писатели пьют водку-виски-пиво и спорят о судьбах России. Это почти не шутка.

— Ваши книги стоят несколько особняком и от работ старшего поколения писателей, и от творчества ровесников — «новых реалистов»: Прилепина, Шаргунова и др. Есть ли у вас единомышленники или попутчики в современной русской литературе?

— Есть писатели, которые мне интересны и которых я уважаю: Андрей Рубанов, Мариам Петросян, Леонид Юзефович, Игорь Сахновский, Захар Прилепин. Но любой писатель в глубине души фрик, эгоист и считает себя уникальным. Литература — медленный и занудный, но всё же забег. В забеге попутчиков не бывает.

— Над чем сейчас работаете?

— Пишу сценарий мистического сериала и параллельно — детский детектив. Это будет сборник историй, написанных по классическому детективному канону, но все действующие лица — животные. Думаю назвать его «Зверский детектив».

Автор — Наталия Курчатова

Источник

Недавно я открыла для себя этого шведского сказочника, он еще и иллюстратор. Хочу поделиться его недавним интервью. И я решила заняться его библиографией для ФЛ.

цитата

— У шведов лучшая в мире детская литература, — вы тоже так думаете?
— Да, я так считаю. Наверное, потому, что я вырос в этой среде. Я больше всего люблю картинки, и в книге прежде всего обращаю внимание на иллюстрации. А в Швеции столько замечательных и интересных художников. Датчан и норвежцев я тоже люблю. Вместе с тем многие европейские художники мне совершенно не нравятся. Они либо чересчур миленькие, либо слишком сладкие — в общем, что-то с ними не так. Они не настоящие.

— Чувствуете ли вы себя частью шведской литературной традиции?
— Это уже судить литературным критикам, я не знаю. Конечно, на меня повлияли книги, прочитанные в детстве, но и литература других стран тоже. В Швеции дети играют огромную роль, дети — это у нас самое важное. Не знаю, так ли это в других странах. А вообще — я не эксперт в области литературоведения.

— Каким был Петсон в детстве и молодости? Чем он жил до того, как у него появился Финдус?
— Надо же, я как раз вчера придумал, как все было до Финдуса. Я собирался написать что-нибудь у себя в блоге. И придумал, что в детстве у Петсона была большая семья, они жили в деревне и держали много животных. В молодости у него была невеста, но она его бросила и ушла к датскому исполнителю шлягеров. С тех пор он стал жить в одиночестве со своими курами. Иногда ему было совсем одиноко, и скоро в его жизни появился Финдус. Но об этом уже идет речь в «Истории о том, как Финдус потерялся, когда был маленький».

— Какая из ваших книг у вас самая любимая?
— Пожалуй, «Где моя сестра?» — это самая необычная из моих книг. Я очень долго над ней работал. В ней самое главное — иллюстрации. А я — человек, ориентированный в первую очередь на картинку. А из серии о Петсоне и Финдусе я особенно люблю «Петсон грустит» и «История о том, как Финдус потерялся, когда был маленький», потому что в них больше всего отразились мои отношения с моими собственными детьми.

— Почему вы решили больше никогда не возвращаться к серии о Петсоне и Финдусе, но сейчас, спустя десять лет, написали новую книгу?
— В какой-то момент мне стала невыносима мысль о том, что я уже постарел, а кроме Петсона ничего больше в этой жизни не сделал. Это совершенно естественно для творческого человека — пробовать себя в разных сферах, идти дальше. Книги о Петсоне и Маме Му довольно однообразные, выполнены в одной технике, это всякий раз повторение одной и той же книги. Мне хотелось создать что-то новое — прежде всего в смысле иллюстрации. Про себя я держал в голове несколько картинок, которые постепенно могли превратиться в сказку. Позднее я воплотил их в книге «Где моя сестра?». Прошло четыре года, и она появилась на свет. Работаю я очень медленно. Ну а новую книгу о Петсоне я сделал потому, что мне очень приятно было снова взяться за эту серию. Никаких свежих идей у меня не возникло, и в качестве сюжета я использовал старый сценарий для театральной постановки «Финдус переезжает».

— Часто ли вы встречаетесь со своими читателями?
— Нет. Раньше я иногда ездил по школам, но особого удовольствия от этого не испытывал. Разумеется, встречаться с детьми — дело приятное, но я себя всегда с ними неловко чувствую. Мне сложно объяснить, почему. Иногда я получаю письма от детей, которые любят мои книги. Это, конечно, мне нравится, но, с другой стороны, меня беспокоит, что на эти письма надо отвечать. Если я получил письмо от ребенка, я чувствую, что должен на него ответить. Поэтому предпочитаю никаких писем не получать.

— Изменилось ли что-то в детской литературе за последнее время? И изменилось ли что-то в вашем собственном творчестве?
— Для меня творчество — это иллюстрации, и, как я уже сказал, главные изменения для меня заключаются в том, что я устал все время рисовать в одном стиле. Петсона рисовать легко, но хочется попробовать что-то новое. Если говорить о литературе вообще, то мы, шведы, перестали бояться изображать детей некрасивыми, злыми, отталкивающими. Это такая характерная черта шведской литературы. Норвежцы и датчане тоже создают книги, которые балансируют на грани: в них рассказывается, например, о смерти, о душевных болезнях. Такие книги адресованы также и взрослым, которые этого боятся.

— Держите ли вы у себя в голове образ какого-то ребенка, к которому вы мысленно обращаетесь, когда пишете книгу? Думаете ли о том, что он поймет, а чего может не понять?
— Да, иногда я об этом задумываюсь. Иногда я употребляю какие-то слова, которые могут быть непонятными. Тогда я подбираю другое слово или объясняю непонятное. Я не включаю в свои книги размышления из жизни взрослых. В моих книгах всегда счастливый конец. А еще мне кажется, что мое чувство юмора и мои фантазии очень близки к детским, поэтому мне особенно не приходится выдумывать и напрягаться.

— Да, это первое впечатление от прочтения книги «Лиза ждет автобуса». Там очень много нюансов, которые нарочно не придумаешь. Например, когда мальчик достает из сумки солдатиков, а девочка трогает их и чувствует, что они немного липкие, — потому что мальчик недавно их сам раскрашивал. И еще масса похожих деталей, от которых у взрослых накатывают детские воспоминания.
— Да-да, точно! У меня ведь тоже есть дети, правда, они уже совсем взрослые. Но я помню, как все это было. Хотя сейчас мне уже сложнее об этом писать, постепенно все забывается. Мой сын страшно гордился своими солдатиками, сам их раскрашивал. У него здорово получалось. А в этой сцене из «Лиза ждет автобуса», кстати, есть намек на зарождающуюся влюбленность.

— Перешли ли в книги фантазии вашего детства, что-то знакомое и известное только вам?
— Вообще-то, я не пишу о своем детстве. Мне хочется все выдумать заново. Не знаю, почему так получается. То, что я помню из детства, воплощается в иллюстрациях — природа, деревня, крестьянский хутор, где я бывал в детстве. Но я подумывал о том, не написать ли книгу, основанную на моих воспоминаниях. Помню, как мама и папа разводились, а я оставался у дедушки. И многое другое. Но почему-то из этой затеи ничего не вышло.

— И наконец, вопрос, который вам уже задавали, но который по-прежнему очень всех интересует. Является ли Петсон автобиографическим персонажем?
— Ясное дело, я его не выдумал от начала до конца. Он думает, как я, и поступает так, как поступил бы я на его месте. Я все скопировал с самого себя. К тому же у нас одинаковые очки.

— А Финдус? У него тоже есть прототип?
— Нет, у меня когда-то давно был кот, но черный. Больше кошек у меня не было, пока я не встретил Эву.

— У вас была в детстве любимая книга?
— Да. Только вы никогда не слышали об этом авторе. Я и сам не помню его фамилии. Еще лет в пять-шесть, когда я только научился читать, я очень полюбил Йосту Кнутссона — и особенно его книги про Пелле Бесхвостика. Мне очень нравились иллюстрации Эльзы Бесков.

— А вот у вас на полке стоит книга Шона Тана. Вы как считаете, это художник, понятный детям, или это все-таки так называемые детские книги для взрослых?
— Я думаю, он, как и многие другие, делает книги в первую очередь для себя — в надежде, что они понравятся и другим. Но вообще-то, мне сложно судить о таких вещах. Иногда просто удивительно, сколько всего способны понять дети, а иногда — наоборот, то, что по твоей задумке должно показаться детям смешным или интересным, оставляет их равнодушными.

— Да, зависит от ребенка.
— И от родителей. Насколько это им самим интересно, ведь они заражают детей своим любопытством.