«Исключительный блеск. Другие планеты не такие прозрачно-чистые. Земля так просто голубая.»

Станислав Лем. Он был исполином жанра, законодателем мод, созидателем основ, мировой знаменитостью в фантастике. Л. всегда напоминал мне Ботвинника. Они оба были технократами и верили в машины, никогда не забывая первичность человеческого духа; то качество, что утеряно сейчас в машинный век, позволяло этим выдающимся людям создавать гармоничные изящные творения, работая с поистине математической точностью и мощью; один играл, другой писал.

И всё это начиналось с Э. Э., по сути, был первым по-настоящему зрелым романом Л. Это расцвет выдающегося фантаста.

Взыскательный молодой читатель усмехнётся, читая про звёздные атласы, межзвёздные ракеты, рычаги и гидравлику. Роман написан в середине 50-х годов ХХ века. Однако уберите технологический антураж, и вы увидите, что под машинной оболочкой, при создании которой Л предвосхитил многие современные технологии и которая вовсе не является такой уж устаревшей (так, именно Л в «Непобедимом», другом своём великом романе, нарисовал великую концепцию «машинной эволюции»), скрывается живое тело гуманистических и социальных идей. И тем не менее язык очень лёгкий – гениальный парадокс – технократ написал роман, который даже в эпоху победившего «light-a» выглядит жизненнее и проще читается, чем большинство головотяпских творений писателей, чей словарный запас не превышает пары — другой популярных оборотов. Прибавьте к этому блестящее авторское словотворчество и вы получите 10-балльный слог. Отдельно — глубокое уважение переводчику Дм. Брускину, прекрасно адаптировавшему роман для русскоязычного читателя

Мир Э. глубоко чужд человеческому и вместе с тем удивительно реален, естественен, с любовью высечен автором в бумажных листах. Познание вместо экшена- не модно, но чертовски приятно. А если странные технические подробности иногда утомляют, то на горизонте всплывают могучие пейзажи, созданные Л. Такой мир мог бы нарисовать Макото Синкай, прилетевший вместе с героями романа на Эдем. Мир – 10 баллов.

Роман начинён смыслом, как пирожок – черникой. Каждый может увидеть в книге своё. Тут и торжество первопроходца, открывающего неизведанное, не останавливающегося ни перед каким препятствиями, пир человеческого духа. Тут и настоящая социальная драма, антиутопия, умело скрытая в фантастическом романе, ничуть не уступающая по проработанности и содержанию каноническим «451 по фаренгейту» Бредбери или «1984» Оруэлла. Я недаром привёл именно эти книги. Э, как и они, по сути рассказывает об информационном обществе, так до конца и не осознавшем, что, победив тирании и диктатуры, о чём прямо сказано в книге, оно попало в самую страшную ловушку — диктатуры информации. Поэтому Э – это социальная фантастика. И, конечно же, это боевик. Даже на Западе, где сложилась крупнейшая школа боевой фантастики, мало кто мог потягаться с Л. в данном жанре. И пусть сам Л., видимо, не уважал, ФБ, он, как истинный мастер, несколькими штрихами показывал всему миру, как в самом серьёзном и сложном произведении можно поместить несколько сумасшедших напряжённых и динамичных сцен, абсолютно не формируя за их счёт сюжет. Позже этот приём достигнет своего апогея в лучшем ФБ всех времён – «Непобедимом». Содержание – 10 баллов.

Отдельно стоит сказать о персонажах. Минимализм Л даёт блестящий результат. Безымянные космонавты, данные которым имена навсегда заменили их специальности, живы и естественны в наших глазах. Шесть человек равно и отчётливо выписаны в романе на 250 страниц. Вдумайтесь в это: 6 Личностей – в законченном фантастическом романе. Персонажи – 10 баллов.

Э. серьёзный роман. Впрочем, несколько забавных высказываний, там и сям разбросанным Л., стоят нескольких книг других писателей, тщащихся насмешить читателя целыми циклами. А вершин своего сатирического дара Л достигает в других произведениях, как цикл о Тихом или «Кибериада».

Итог – один из самых выдающихся романов мировой фантастики. Незаслуженно оставшийся в тени других вещей автора, Э стоит того, чтобы потратить на него ровно столько времени, сколько нужно вам для его прочтения. Эта книга, как и описанная в ней планета, попадается на дороге случайно, но неизменно запоминается навсегда.

«Какая чистая, — сказал Координатор. — Но... знаешь... По теории вероятности следует, что бывают ещё прекраснее.»

Никогда не забуду, как, скучая на даче у дяди, откопал на антресолях потрёпанный томик, озаглавленный «Око мира», том 2-й. Никогда не забуду, как, движимый в ту пору неистребимой страстью попробовать на зуб всё, что хотя бы отдалённо пахнет фэнтези, наплевав на отсутствие начала, открыл книгу и обнаружил некоего Перрина, который вместе с неким Илайасом бежит куда-то по бескрайним холмам не пойми где, скрываясь от несущих смерть птиц...

... закрыл книгу ночью. Это был культурный шок. Впервые после «Властелина колец» у меня в руках оказалось настоящее произведение искусства, Фэнтези! Следующие годы были посвящены коллекционированию Д. Когда я начал читать цикл — в начале 1997 г. — на русский были переведены только 3 книги. Шло время, появлялись новые увлечения, новые авторы и саги, менялось воззрение, приходило понимание. Но Д. оставался со мной всегда. Каждый раз, завидев Новый Том, я покупал его, не сомневаясь ни секунды. В некотором роде можно сказать, что из всей когорты авторов фэнтези лишь Толкин и Джордан прошли со мной всю сознательную жизнь. Недавно я начал перечитывать цикл, спустя 11 лет после знакомства.

Собственно рецензия.

Несомненно, что «Колесо Времени» один из значительнейших миров наряду со Вселенными Толкина, Мартина, Гудкайнда и Ле Гуин; миров, созданных фантазией одного человека. Но эпопея Д. выделяется даже на их фоне. И именно поэтому творчество Д. словно Вавилонская Башня — памятник, который начинался как один из величайших проектов в истории человеческой культуры, но был недостроен и разрушен неразберихой, царящей в умах людей. Д. не осилил такой громады, но его нельзя в этом винить. Почему?

У фэнтези много пороков, а Д. поразил редкий, опасный только для истинных демиургов. а не проходных писак, недуг — он взвалил на себя неподъёмную тяжесть, из которой не сумел выбраться. Сейчас то же происходит с великолепным Д.Р.Р. Мартином. Даже если ты создал безупречный во всех отношениях мир и поместил в него прекрасную, огромную и содержательную, логичную историю, ты должен её закончить. Не надо уровня первых книг — он недостижим. Не надо головокружительных развязок — достаточно простого итога. Не надо задумываться над чувствами поклонников — перебей хоть всех героев, только скажи, автор: чем всё кончилось? И хотя мы знаем, что Колесо плетёт безостановочно, а история циклична, и Тармон Гай'Дон не наступит никогда — разве нам легче от этого? Нам, так полюбившим бескрайние равнины Андора, суматошного Мэта, желтоглазого Перрина, роскошь Иллиана и Тира, одержимых Белоплащников и всё, что составляет этот прекрасный мир — нам надо знать!!!

Д. оставил нас. Но, положа руку на сердце, многие ли из нас верили, что цикл «КВ» обретёт стройное завершение, читая, например, «Перекрёстки сумерек», где сюжет, казалось, застыл, как муха в янтаре? Насколько безупречны и стройны были первые книги, настолько же последующие теряли и теряли в сюжете и динамике к концу. Я вынужден метать эти критические стрелы именно потому, что Д. — один из любимых авторов (и не только мой, верно?), но он действительно не оправдал наших ожиданий.

«КВ» всегда будет одним из самых значительных памятников фэнтези, несмотря ни на какие недостатки — а где их нет? Но, к сожалению, цикл нестабилен и не каждый сможет выдержать его до конца, да и то условного. Я считаю это единственным существенным минусом во всех остальных отношениях безупречной саги.

Уважаемые поклонники фэнтези и фантастики! Если вы не читали «КВ» — обязательно начните этот цикл. Вы сами поймёте, сможете ли добраться до конца, но незабываемые часы и дни, проведённые в изумительном, однозначно ни на что не похожем мире Колеса, не оставят Вас равнодушными. Но Тармон Гай'Дон не будет.

Зато будет Целый Мир!

После закрытия последней страницы саги о Цири и Геральте…

…Всё преходяще. И пусть меня упрекнут за дурновкусие, за инфантилизм, за чёрт знает, что ещё. Но я скажу, что Сапковский один из лучших, прекраснейших писателей наших дней, ибо его многотомная сага о Цири и Геральте – книга, которая потрясает воображение, бередит чувства и трогает сердце. Редко попадается в руки такая вещь, что заставит тебя воспрянуть духом при виде героев, мчащихся на выручку друг другу, торжества дружбы, блаженства любви, счастья и смеха… или, наоборот, ужаснуться могуществу, цинизму мерзавцев, окружающих со всех сторон, и кажется, что спасения уж нет, но внезапный луч света всегда разрежет их чёрные путы и закует в кандалы… И это не просто борьба добра со злом; в таких книгах мы чувствуем изначальное, острое биение жизни, саму жизнь, запечатанную в бумажных листах, и герои её смотрят на нас со страниц светлыми, чистыми, немного грустными оттого, что разделяющая нас пропасть чересчур велика, глазами. Там мы можем встретить тьму и мрак, и ужасы, и предательство… но тот мир нам всё же кажется лучше, ближе и добрее, чем тот, что окружает нас.

Я знаю, что такая точка зрения есть лишь бегство от реальности слабых, ничтожных духом людей, которые не могут прямо смотреть на трудности и препоны жизни, а при столкновении с любым препятствием ссылаются на книжные идеалы, отдаются во власть фантазии и вымысла. Пусть! Я верю, что жизнь тех, кто открывает для себя другие миры, есть и будет слаще, чище, больше и полнее, ярче, красивее, романтичнее, торжественнее… лучше, просто лучше! Когда в любой момент ты сумеешь покинуть постылые будни и отправиться… куда? Ты сам выберешь дорогу и она будет полна яркой зелени, голубого неба, белых облаков, цветов, дубрав, пронизанных солнечными лучами, шелеста ветра в листве.… На той дороге будут Приключения и Дружба, Счастье и Любовь, Гармония, Благо, Смех и Слёзы. Как хорошо, что у нас есть миры, другие прекрасные близкие и невыразимо далёкие, но всё же радующие нас, всегда открытые, светлые Миры!

…ну а Сапковский? Грандиозен. Великое спасибо мэтру за его неувядающую, искреннюю светлую фантазию, за то, что он всегда верит в лучшее, за то, что оживил для нас таких Героев, как Цири. И Геральт.

PS: Огромная благодарность Е.Вайсброту, проделавшему титаническую работу для нас. Пусть земля ему будет пухом…

«Долгая прогулка» — первый из романов С. Кинга. Наброски книги родились ещё в то время, когда мастер ужасов посещал старшую школу.

Я читал ДП, когда был младше, чем герои книги, читал её, будучи их ровесником, перечитывал и тогда, когда стал уже намного старше. Это мой любимый роман у Кинга. Я прочёл его что-то около двадцати раз и всегда открывал для себя всё новые и новые грани этого удивительного произведения.

ДП – психологический триллер. Замысел прост и гениален

Разумеется, ДП не задумывалась, как погоня за богатством и славой. Иначе получился бы рядовой роман-экшн, до написания которых Кинг никогда не опускался. Считается, что ДП – это метафора жизненного пути. На самом деле так, да не совсем. ДП есть растянутое на пятьсот страниц описание самоубийства. Не позерского вскрытия вен в ванной или попытки повеситься на дверной ручке, нет – самоубийства совершЁнного, наподобие прыжка с 25 этажа или нырка под поезд метро, или пули из револьвера в висок. ДП есть переложение тех самых последних секунд, только неимоверно растянутое. Да, в каком-то смысле это и есть жизненный путь; на самом деле дорога к смерти.

СК всегда был чуток к чаяниям молодёжи. Всё же он работал учителем. Часто персонажами его самых успешных романов становятся дети, подростки или молодые люди. Кинг хорошо понимает их психологию, чует грань между жизнью и смертью, особо тонкую именно в переходном возрасте (о чём дотошно рассуждает в предисловии к «Ночной смене», своему дебютному сборнику рассказов). В ДП это его чувство отточено до предела.

И это не всё.

ДП один из страшнейших романов Кинга именно и потому, что посвящён он не только молодёжи. В конце Стеббинс говорит простую и сильную фразу – как рокировку в шахматах –, меняющую расположение фигур коренным образом:

«Кролик стал живым. Видите, я хожу, я говорю. И, если это скоро не. кончится, поползу на брюхе, как змея».

В этих простых словах вся боль человека, который осознаёт бессмысленность жизни, наполненной лишь чувством обязанности, чувством долга. Эти слова произнёс человек, который никогда не был свободен. Стеббинс знал о своём происхождении и не мог освободиться от клейма бастарда. Но эти его слова, они применимы и к каждому из нас – скованному цепями больших и малых обязанностей. Изо дня в день, из недели в неделю, из года в год – работа, дом, семья, праздники по расписанию, секс по расписанию, алкоголь по расписанию, развлечения по расписанию, отпуск по расписанию. Потом дети, ещё больше работы для детей, ещё больше обязанностей, ещё меньше свободы. Потом ты умираешь и тебя все забывают. Умираешь с осознанием того, что в жизни ты провёл только первые четыре года свободным. И этих лет ты даже не помнишь. За всё остальное время ты ничего не мог сделать по собственной воле, просто так. Не мог, боясь порвать свои цепи, без которых уже и не выжить. Не мог выйти на дорогу, посмотреть с усмешкой в глаз смерти, откуда в тебя вылетит свинцовый плевок, и отправиться в последний, но окончательно свободный, такой короткий, но единственно настоящий путь – Долгую прогулку. К свободе через смерть.

А вдруг ещё и выиграешь Мечту?

Один из величайших рассказов не только Лондона, но и вообще в литературе ХХ века, преступно недооцениваемый критиками. Лондон — признанный мастер короткой и динамичной прозы — в этом рассказе, как и в ещё одном, также незаслуженно отодвинутом на второй план (в сравнении с «Любовью к жизни», например) — «Куске мяса» — достигает апофеоза непрерывного нагнетания страстей и, если можно так выразиться, сумасшедшего драйва. При этом автор до последнего сохраняет интригу, предугадать концовку объективно трудно.

Рассказ — как молоточек психоаналитика, бьёт прямо по коленке. Это «Большие гонки» (фильм, а не дурацкое шоу), скрещённые с лучшими фрагментами из всех «Форсажей» сразу.

Учитывая то, какое количество откровенного шлака сейчас выблёвывает Голливуд, я искренне недоумеваю, почему до сих пор не экранизирован этот феерический и мощный рассказ Лондона. Сценарий уже практически готов, его только надо перенести на киноплёнку. Мастеровитому режиссёру это должно быть нетрудно.

Ну, а пока мы ожидаем (наверное напрасно, ведь скоро «Трансформеры 3, куда там папке Джеку...) картины, настоятельно советую присесть в тепле, взять в руки обязательную, как и при чтении «Блокадной книги», горбушку хлеба с солью, раскурить трубку и погрузиться в ужасный, очаровывающий и захватывающий мир Аляски, где человек бросает на карту всё, что имеет в жизни, дабы осуществить план, равных которому по безумию не было ещё на Клондайке!

Отзыв содержит спойлеры (чуточку) и пафос (много).

«Имя Розы» (ИР) появилось на свет необычайно поздно, автору стукнуло почти полвека. Правда, это не помешало роману сразу же стать бестселлером и оставаться им на протяжении вот уже трёх десятилетий по сей день. Книгу прочли, наверное, миллионы людей по всему миру. На прошлой неделе довелось ознакомиться и мне.

Главным персонажем выступает вовсе не Адсон, от имени которого ведётся повествование, а его наставник, францисканский монах Вильям Баскервильский (ВБ). Ученик Роджера Бэкона, разочаровавшийся в Истине и самом Боге, но вынужденный волею времени это скрывать, прибывает в отдалённое аббатство, чтобы подготовить почву для встречи, от которой зависит будущее ордена францисканцев. По-настоящему Вильгельма интересует только одно — возможность разрешать проблемы при помощи своего выдающегося логического интеллекта. Он с радостью берётся за расследование таинственной смерти, накануне свершившейся в монастыре. Судя по всему, ВБ страдает чем-то вроде маниакально-депрессивного психоза. Эко не говорит об этом напрямую, но Адсон не раз подчёркивает, что

В целом ВБ цельный, живой и яркий образ наставника, которого, убеждён, многие хотели бы повстречать на жизненном пути. Он не только центральный персонаж, но и олицетворение одной из идей романа: принципиальная непостижимость мироздания не даёт поводов объявлять его бессмысленным, и человек может находить смысл жизни в неустанном изучении и разгадывании загадок природы, не пытаясь докопаться до гипотетических её «основ». ВБ не делает ошибок, в его рассуждениях, всегда выверенных и логичных, сквозит мудрость, накопленная человечеством к нашему времени, в его уста вложены идеи, невозможные для схоластов Средних Веков.

Вильгельму противостоит антагонист

Их споры по художественной силе не уступают, а скорее, даже превосходят известную полемику романа Тургенева, восходя своей монументальностью к диалогам Сократа. Как и в любой полемике подобного уровня, сыскать правого не представляется возможным: читатель сам делает выводы и наслаждается изысканной игрой двух острейших, режущих друг друга умов.

ИР населён также немалым количеством второ- и третьестепенных персонажей, каждый из которых обладает своей изысканной чёрточкой. Безусловно, персонажи книги — 10 баллов.

ИР — детектив, причём Эко почти не даёт читателю зацепок, чтобы посоревноваться с ВБ в дедукции. И даже Адсон вовсе не «глуповатый друг детектива», а послушник, чьи рассуждения и мысли сложнее, чем, к примеру, мои. Не сказать, что я любитель разгадывать тайны и загадки, но, на мой взгляд, нужно обладать поистине энциклопедическими познаниями в медиевистике, чтобы доискаться до истины раньше ВБ. Меня это не раздражает, кого-то может оттолкнуть. Но я с чистой совестью полагаю сюжет логичным, лишённым неувязок и несоответствий, посему — 9 баллов за многоступенчатую интригу.

Касательно фабулы ИР можно рассуждать долго. Известно, что Эко называет ИР «классическим постмодернистским произведением» с тремя слоями: поиски убийцы, историческая фактура и философские размышления о церковной догматике, человеке, религии и нравственности. В частности, Эко выстраивает изящнейшее размышление о ересях и пунктиром проводит мысль о страхе и избавлении от оного, продолжая, на мой взгляд, идеи немецких классических философов. Говорить о смыслах ИР можно бесконечно, это богатейшее произведение, доступное всем категориям читателей, желающих размышлять, а не просто следить. Меньше, чем высший балл, рука просто не поднимается поставить.

Роман написан весьма сложным, почти специальным языком. Я бы сравнил его с такими вещами, как «Улисс» Джойса или постмодернистскими повестями Саши Соколова. Не претендуя на богатый интеллект, замечу, что первую сотню страниц пришлось одолевать с чудовищным скрипом, и, признаться, я даже готов был бросить книгу, но раскручивающийся сюжет уже увлёк меня за собой, и дальше интерес победил праздность пресыщенности. Тем не менее, исходя из своего круга общения, полагаю, что ИР, с его многостраничными (!) велеречивыми рассуждениями о далёких от российского читателя перипетиях борьбы за власть становящихся католических орденов и микроскопических отличиях в их трактовке Святого Писания и житий, громоздкие, похожие на кирпичные абзацы Элинек, но несравнимо более вычурные описания Адсоном красот аббатства или собственных чувств, в которых юный послушник пытается разобраться и переложить их скудным инструментом — языком-, могут показаться тяжеленными. Возможно, без такого языка роман утерял бы долю своего очарования, но, испорченный нынешними реалиями краткописи, я недостойной субъективной рукой высекаю восьмёрку.

Мир ИР не был придуман Эко, но тщательно описан и вычерчен. Недаром кто-то заметил, что, будь вы даже врагом художественной литературы, ИР можно использовать хотя бы как точнейший путеводитель по жизни средневекового монастыря; и это действительно так. У меня есть серия книг Э. Окшотта о рыцарстве, в которых описываются всевозможные реалии Средних Веков. ИР ничем не уступает, а кое в чём даже и превосходит эти работы британского историка. Как оценить мир, так естественно и красиво, подобно описываемым в нём миниатюрам, раскрывающийся читателю с каждой страницей всё глубже, как не полновесной десяткой?

Ну и, наконец, атмосфера. Важная часть, которая может вытянуть любое, даже слабое в прочих отношениях произведение, тут не совсем довлеет над читателем. От книги Эко можно оторваться, она не затягивает от первой до последней страницы (не исключено, в том числе и из-за непростого языка). Однако в нужных моментах — судилище над Ремигием, встреча папской делегации, первый визит в библиотеку, диспуты с Хорхе и, разумеется, апокалипсический монолог и последние слова его же захватывают до щипа в носу и накатывающего отчаяния в сердце. Лучше всего Эко удаётся передать страх. Он окутывает тяжкой душной волной, стоит только прочесть

или

Уже за эти чудовищные в своём исполинском величии фрагменты, которые, словно десять веков кровавой Инкивизиции, проходят перед нашим внутренним взором, Эко заслуживает не просто десятки, но сотни. Немногие могут вложить в уста персонажам такие слова, чтобы не перейти тонкую грань, отедляющую йоту монументального пророчества от бездны нелепого пафоса.

Наступает очередная, не первая, не десятая и, наверное, даже не сотая дата предполагаемого Апокалипсиса. Нельзя сказать, что осознание этого мифа придаёт книге Эко особую актуальность, но несомненно, что в его тени чуть ярче виден весь блеск, испускаемый этим многосложным, практически безупречным романом. Выдающаяся работа, одна из лучших книг ХХ века,она, подобно Аристотелевым трудам, не для всех и не для каждого. Но если надеть перчатки, то, быть может, удастся уцелеть и дочитать её до конца.

И тогда, возможно, мир станет для вас чуточку ярче и лучше. Хотя бы осознанием того, что у Эко ещё немало книг, которые можно прочесть!

Господи, Ван Пис на Фантлабе!

Увидел и чуть не разрыдался от ностальгии. Столько лет, столько эмоций посвящено этому аниме... Нет: Ван Пис больше, чем просто аниме. Бывают в жизни такие вещи, которые входят в неё неотвратимо и безжалостно, налетают, словно ураган и уносят тебя с собой, словно девочку Элли, в иную, волшебную страну. Иногда ты скучаешь по дому и мечтаешь вернуться, а иногда... иногда ты мечтаешь уйти туда, в тот мир и не возвращаться никогда-никогда. Бывают сериалы, которые меняют жизнь.

С Ван Писом у меня связано глубокое личное чувство, это аниме мы смотрели вместе с самым близким для меня человеком, которого больше нет рядом и не будет уже никогда. Мне было 24, когда я начал смотреть, уже совсем не юноша, но так сильно меня не трогало и уже никогда не тронет ни один тайтл. Поначалу кажущийся дурашливым, промитивным, даже глупым, Ван Пис очаровывает безкрайним простором синих небес и голубых морей, отчаянных пиратов и воинов мирового правительства, смелостью мальчишки Луффи и его путём в поисках сокровища, где он находит друзей и встречает врагов.

Просто? Да. Всё гениальное просто. Эитиро Ода схватил самую суть приключения. Боюсь, если бы я смотрел Ван Пис лет в 16, то сейчас не писал бы этот отзыв, сумбурно нажимая на клавиши, а либо лежал бы под могильной плитой, либо бороздил моря. Мне очень хочется верить во второе. Это та вещь, которая способна полностью изменить мировоззрение юноши. Я лично знаю человека, который под впечатлением от просмотра Наруто стал профессиональным военным, а Наруто, при всём уважении, в разы слабее Ван Писа.

Прошло много лет, я так и не досмотрел сериал, но, конечно же, я буду ждать, когда мастер раскроет, наконец, по собственному утверждению, давно придуманный финал и мы всё же зунаем, что за сокровище спрятал на Рафтеле Король Пиратов Золотой Роджер. Хотя для меня и, уверен, миллионов поклонников по всему миру, главное сокровище Ван Писа давно известно — это дружба, приязнь и любовь. И очень жаль, что чаще всего они бывают только в сказках.

Ван Пис — это та самая Зелёная дверь, что искал герой рассказа Уэллса, это ключ в страну приключений, отваги, света, счастья, смеха и радости. Это ключ в мир детства, который мы, взрослые, давно потеряли. Дверь можно открыть, но за ней будет только пыльный, немного затхлый шкаф... или картинка с нарисованным очагом.

Но только для взрослых. Если ты ребёнок, если ты романтик, если ты веришь в чудеса, то Ван Пис уведёт тебя так далеко, как только возможно, и, даже если ты вернёшься, то никогда уже не будешь прежним.

Мне хочется сказать «спасибо», и я говорю «спасибо». Спасибо за всё, Ван Пис!

История знакомства с «АП» короткая — посоветовал друг. Доверяя его мнению, я приступил... и отступил. Момент, который сломил моё восприятие, естественно, нельзя приводить даже в спойлере по этическим соображениям. Скажу только, что это была крыса. «АП» попал в список «злых книг», а заодно и в «чёрный список», друг получил выговор, я лёгкое нервное расстройство в виде кошмаров по ночам и неприятия пищи. Будь я тогда на «ФантЛабе», не колеблясь выставил бы невысокую оценку.

Иногда по отношению к книгам бывает ощущение несделанной работы.

Другими словами, через год я пошёл в магазин и к у п и л «АП».

Теперь «АП» один из настольных романов.

«АП» — это ас-Сират авангарда литературы. Хаотичный сюжет, особый, разработанный БИЭ для пущего погружения, «язык брендов», длинные, не относящиеся к сюжету диалоги, вылезающие ниоткуда и ни к месту главы о музыке, взрывные сцены секса и насилия при сложении должны дать безумную картинку постмодернового романа. Ан нет — получается с точностью до наоборот. Структура романа — своего рода литературный Mathematical Hardcore.

Хотелось бы указать, что «АП» стал своего рода финальной вехой, апофеозом среди произведений художественной литературы 2-й половины XX века, повествовавших о социопатических отклонениях личности, формировавших наиболее достоверные и естественные образы маньяков, идеально продолжавших и дополнявших друг друга:

1. Psycho (1959) Robert Albert Bloch

2. The Collector (1963) John Fowles

3. The Wasp Factory (1984) Iain Banks

4. Perfume: The Story of a Murderer (1985) Patrick Süskind

5. American Psycho (1991) Bret Easton Ellis

Я не случайно вводил английские названия. Обратите внимание, что произведение БИЭ замыкает круг, обращаясь к истоку за авторством Р. Блоха. Обратите внимание на анализ перевода названия романа в отзыве Sapienti_Sat. От себя добавлю, что фамилия Патрика — Бэйтмен — также говорящая, отсылающая нас прямиком к Норману Бэйтсу.

В списке «АП» последний, ибо БИЭ создал абсолют, идеал, бессмысленную ужасную картину полного распада личности и сумасшествия. Поэтому роман естественным образом переходит в новое состояние — сатиру, всю актуальность которой нам ещё предстоит понять. БИЭ опередил своё время, подобно Оруэллу и Замятину (прямая отсылка к «Мы» заключается в жестокой иронии, когда богатые молодые люди не различают друг друга, и давно покойного Пола Оуэна постоянно встречают то тут, то там). Эпоха соблазнов только начинается, и чем выше будет уровень нашего общества, тем глубже будет падение нравственности. В этом смысле «АП» — роман-метафора. В совокупности эти факторы дают текст такой силы, который можно читать с любого места, уже через 2-3 абзаца подпадая под его антрацитово-чёрное влияние, вместе с бредящим, сумасшедшим, отчаянно пожирающим во всех смыслах этого слова существом патриком бэйтменом пытаясь хотя бы чуть-чуть прогрызть сверкающую стену его/нашего бриллиантового гроба.

«АП» очень сюрреалистичный роман. БИЭ постоянно намекает нам, что, возможно, всё происходит только в голове у Патрика Бэйтмена. К тому же автором намеренно искажены временные границы, происходящее перемешивается с воспоминаниями. Суть этого приёма заключается в том, что таким хитрым образом автор добивается идеальной передачи и формирования у читателя искажённого восприятия Бэйтмена, который путает реальность и вымысел.

Можно много рассуждать об особенностях этого выдающегося произведения. Книгу БИЭ ждала заслуженная судьба скандального бестселлера, с публичной критикой и переизданиями, угрозами автору и провальными экранизациями, переводами на другие языки и отказами издательств. Так или иначе, БИЭ поставил точный и окончательный диагноз омертвевающему обществу потребления, завязанному на деньги. Последняя антиутопия литературы, похоронный лист на культуру и людей, «Американский психопат» по-прежнему ждёт.

Своего читателя.

Стань им?

PS: советую прочесть отзывы Goto Dengo, baroni и Sapienti_Sat. Вы найдёте их ниже. Я нахожу их равно очаровательными; мысли людей, которые очень хорошо прониклись духом этой книги.

Шедевр Лондона, одна из тех вещей, что должны читать раненые в госпиталях, уволенные с работы, брошенные любимыми и вообще все те бедолаги, кто имел неосторожность пасть духом и разочароваться в своих силах.

Каждая строчка рассказа о несломимом 70-летнем деде Таруотере поёт, точно горн, призывая оторвать задницу от дивана и понять, что первый шаг на пути к мечте — это не только важно, но и очень просто. Главное — не склонять голову ни перед какими обстоятельствами, смело глядеть вперёд, верить в людей и себя и не сидеть, сложа руки. И тогда мечта сбудется!

А можно ещё спеть бравую песню. С песней по по пути легче шагается!

Йе-хо!

Как аргонавты в старину,

Спешим мы, бросив дом,

Плывем, тум-тум, тум-тум, тум-тум,

За Золотым Руном!

К сожалению, фантастика не располагает к романтическим переживаниям. Не много найдётся произведений, где любовная интрига была бы на первых ролях. Ещё меньше таких, в которых она хорошо прописана, а сюжетов, где эти факторы совмещаются, и вовсе кот наплакал.

Кот — наплакал.

К10.

С этой короткой повести началось моё знакомство с большим автором маленьких рассказов и, как потом выяснилось, толстых и не очень романов — Олегом Дивовым. Так уж вышло, что я перечитал его практически полностью, встретил вещи и сильнее написанные, и с более мощными сюжетами, изысканными фабулами, ярким юмором. Но такой трогательной, хватающей тебя кошачьей лапкой за горло истории, Дивов не написал и не напишет уже никогда.

Не хочется говорить о всем известных вещах, как то: фирменный слог Дивова, фирменный юмор Дивова, фирменный Дивов в принципе. Поговорим лучше о той простой, но чудовищной по силе внушения мощи, с которой эта маленькая повесть может обрушиться на Ваш мозг и выжать те слёзы, что мирно дремали в глазах, читавших в других книгах об убийствах, казнях и пытках с равнодушием Торквемады.

В одной из своих книг Д.Даррел писал об индейце-художнике Уичи, который был великим, но непризнанным мастером изображения птиц, оживавших в его картинах. Дивов стал этим индейцем, не пользуясь кистями; он перенёс нам образ огромной, но такой домашней, смертельно опасной и наивно-нелепой, преданной и предельно самостоятельной, умной и хитрой кошки точными мазками словесной магии. В эту кошку можно было влюбиться, как в женщину, и потерять её для читателя было так же больно.

Спасибо тебе, Автор, за каждую маленькую слезу, которую я пролил. Такие книги помогают облегчить душу от неясного томления. Они аккуратно трогают тебя за самое сердце и тихонько уходят. Именно такие истории, до ужаса похожие на реальность, неохота перечитывать. И не потому, что они плохие. Перечитывают литературу, а жизнь проходит безвозвратно, и её никогда не стоит переживать вновь.

«Игрок», возможно, самая личная книга из всего условного цикла, известного читателям как «Культура». Конечно, героями любой культурианской кнгиги всегда были люди — или, вернее сказать, гуманоиды, ну да не будем ударяться в формальности, вы знаете, что я имею в виду. Так вот, героями всегда становились одиночки, индивиды, но именно здесь, в одной из двух книг, описывающих прямые столкновения Культуры с иной цивилизацией, имеется некий непривычно грубый акт прогрессорства, агрессивное, тёмное начало, так несвойственное гедонистической ассимилирующей Культуре.

Да, Культура — сообщество манипуляторов (и этот факт иногда заставляет задуматься о душевном здоровье Разумов — да и кто я такой, чтобы о них рассжудать, конечно, но мы знаем, что манипулирование наиболее свойственно личностям психопатическим, и с принятием сего утверждения истинный облик Культуры может пугать). Велик соблазн предаться мысли о яростном неприятии старым хиппи Бэнксом, сжёгшим как-то свой паспорт, любых форм немаскированного контроля, подчинения и через это пугающим нас варварскими картинами Империи («времён упадка», шепчет мне внутренний Гиббон). Собственно, отрицание иерархии и является одним из постулатов, на которых стоит фантазия о Культуре — наряду с ловким, изящным разрешением пугающей даже такого прозорливца, как Виндж, концепции фазового перехода и игривым продолжением одного из законов робототехники Азимова. Вот они — три слона Культуры, и именно в Игроке их силуэты рисуются наиболее отчётливо.

...но я не думаю, что Игрока стоит трактовать с таких вот рациональных позиций, как бы ни хотелось разыграть карту отказа совершить поступок по приказу, но свершения его же с удовольствием, восхищаясь тому, как ловко вами кто-то управлял.

Сейчас мне кажется, что Игрок — это роман о моральном законе, который сам свободен от любой морали, эдакая идея. Собственно, автономник говорит Гурдже о том, что «одним ледниковым периодом меньше» — и они были бы первыми. А, значит, азад, который является отражением марейна, точно так же мог стать главенствующим моральным законом, которому удивлялись бы мудрецы и, в конце концов, мог так же торжествовать победу. Суть не важна, важно право первородства, которое нельзя продать за всю чечевичную похлёбку мира.

Хотя, думаю, куда ближе к истине предположение, что это скорее очередной грустный и щемящий роман об одиноком герое, который оказывается орудием схватки богов по воле судьбы, а потом, пройдя чрез все испытания, возвращается домой или возносится на небеса. Игрок вообще очень похож на Властелина Колец вплоть до финальной схватки и её антуража, вплоть до того, что Гурдже выбрасывает кольца.

Вот только Фродо стал героем. А вот Гурдже, будучи носителем кольца, оказался Сэмом, а его истинный Сэм и был Фродо.

А вовсе не библиотечный автономник.

Печальная, величественная книга, сильно выбивающаяся из цикла, но, наверное, поэтому служащая бриллиантом в этом восхитительном и недостижимом созвездии.

НЕЗНАЙКА В СОЛНЕЧНОМ ГОРОДЕ

Многие из произведений АБС утратили актуальность, как расклешённые штаны и группа Fleetwood Mac. На первый план выходят совсем иные вещи. Одна из них – «Хищные вещи века».

ХВВ – это, между прочим, неонуар (особенно круто, что повесть создана за 10 лет до появления самого понятия)! Ни до, ни после Братья такого не писали. Повесть использует классические приёмы кинематографа «новой волны»: залитые солнцем панорамы и интерьер, неожиданные сцены насилия (с поправкой на цензуру), постоянные воспоминания героя, резкая смена динамики действия. Кстати, ХВВ по настроению сродни таким вещам Балларда, как «Суперканны» или «Высотка», где за светлой ширмой всеобщего благоденствия скрывается настоящий рай на взрывчатке. Сам Жилин – типичный частный детектив а-ля Марлоу из «Долгого прощания» или Кол из «Разговора»: невесёлый одинокий мужчина; правда, в отличие от них, самодовольный, напыщенный, считающий себя умнее других и потому отталкивающий даже положенную по сюжету таинственную красотку.

Ибо он болен.

У Ивана выраженное посттравматическое стрессовое расстройство. Он социально дезадаптирован, даже в расслабленном курортном городе его без конца тревожат военные флешбеки. У него проблемы с алкоголем, от которого он раз за разом показательно отказывается, чтобы в следующем же абзаце выпить снова. Есть мнение, что психическое расстройство Жилина будет прогрессировать, пока он, как герой Де Ниро в «Таксисте», не начнёт под соусом борьбы за нравственность палить в проституток и сутенёров, воображая себя неким «санитаром». Как следователь Жилин полностью проваливается. Он беспомощен перед лицом господствующего кругом зла, от которого и сам не в силах удержаться. Что он сделал?

Сняв пробу, Жилин вступает в виртуальную полемику с Римайером, где проигрывает вчистую, просто отказавшись от спора. Чтобы хоть как-то сохранить лицо ГГ, Братья вкладывают ему в уста прекрасный романтический лозунг про цель и средства, после чего Иван торжественно вылезает из ванной. А, между тем, сам Жилин утверждает, что слег – это не наркотик.

Это и правда так. Слег – это не цель и не средство, не причина и не следствие. Слег – это понятие, к которому неприменимы имеющиеся у нас инструменты познания.

Слег – это эволюция.

Мы неспособны осознать фазовый переход. Понять Странников. Или Бэнксовскую Сублимацию. То, о чём говорит Разум Роя в рассказе Стерлинга. Живи Иван спустя несколько веков в мире Тойво Глумова, он оказался бы среди тех, обречённых на упадок. И в отчаянии залез бы снова в ванную, привычно придумав оправдание в виде какого-нибудь романтического лозунга.

Стругацкие вообще испытывали какой-то страх перед сингулярностью (хотя что говорить, если даже Вернор Виндж пишет, что «несмотря на весь свой технический оптимизм, мне было бы куда комфортнее, если бы меня от этих сверхъестественных событий отделяли тысяча лет, а не двадцать»). Тем забавнее, что спустя четверть века творческого развития, поисков и эволюции мира Полудня, они приходят именно к ней. Тойво Глумовы улетают к звёздам, жилины остаются на Земле кричать в небеса, потому что их дети никогда не вернутся обратно.

Хотя конкретно Ивану Жилину этого не светит. От сублимации нельзя отказаться, поэтому его сбивчивый, растерянный, обличающий (кого? обывателей, наркоманов, слегачей, рыбарей?! Смешно!) монолог – не монолог даже, а крик о помощи — в концовке весьма показателен. И Жилин, привыкший либо врать себе, либо прикрываться уютными моральными конструктами, вступает в конфликт с беспощадной реальностью. Думаю, недаром это последнее появление Ивана Жилина в книгах АБС, в будущем его не ждёт ничего хорошего: либо дурка, либо… перерождение.

Sapienti Sat.

Одна из тех удивительных книг про мерное, пронизывающее всё и вместе с тем совершенно неуловимое биение самой жизни, течение времени. Утро сменяется полуднем, солнце поднимается в небе, достигает пика и сначала медленно, а потом всё быстрее клонится к горизонту, пока не скроется за ним и не исчезнет, знаменуя приход ночи, которая, в свою очередь, есть лишь тьма, коей непременно суждено смениться светом и новым утром, новым рассветом, новой жизнью.

Наверное, недаром книга именно летняя. Это самая светлая пора в жизни каждого человека: детство, когда дни кажутся бесконечными, и смерть настолько невообразима, что принимается, как часть жизни. И вместе с тем за летом следует осень, и для бабушки Софии, спокойной и мудрой, какими были все наши бабушки, уже текут, уходят последние, исполненные прозрачного, слабо греющего света, дни августа. За ними — осень, увядание, зима.

Все мы — София, взбалмошная, жутко самодовольная, постоянно бегущая куда-то, всюду сующая нос и всё оживляющая, наделяющая смыслом, эгоистичный и обаятельный ребёнок, беззаботно раскидывающийся днями, которых ещё счесть-не перечесть. И все мы — бабушка, спокойная и рассудительная, подыгрывающая, простая, потому что всё сложное давно стало ясным, гордая, быть может, слегка обижающаяся на тех, кто не ценит так быстро убегающие дни, но тут же прощающая, потому что так и должно быть.

Удивительная книга великой писательницы, чьей рукой водил сам Бог.

Иногда они возвращаются...

Не останавливаясь на таких вещах, как ещё не разбухший слог или привычно отточенные, до музыкальности диалоги, стоит сказать о том главном, что делает этот рассказ таким пугающим и, на мой взгляд, выделяющимся даже в очень мощном корпусе ранней малой прозы Мастера.

Это тонко схваченное беспокойство. Умело упакованное во вроде бы тривиальную «историю о привидениях» ощущение расползающейся реальности. Сумеречная зона наших жизней. Под привычным слоем бытового ужаса из ежедневной сводки новостей — школьное насилие, обутые в подкованные сапоги и хранящие в шкафчиках карабины отморозки, бессилие вроде бы предназначенной для обуздания таких вот девиантов системы (в чём рассказ, кстати, вовсе не так сильно грешит против истины, как может показаться из спокойного 21 века) — кроется несколько других, куда более тошнотворных.

Ведь никто никогда не видел призраков — и каждый сталкивался с ними в жизни. Это может быть всё, что угодно: давно забытый враг, возвращение сталкера или сталкерши, настигающее за вроде бы почившие в людской памяти грешки и подлости, а, порой, и неосторожно сказанное слово и даже неверную мысль возмездие. Пути господни неисповедимы. Это страх неотвратимости. Страх рока. Против мистера Нормана выступают не просто воплотившиеся ночные кошмары, но сама судьба, сам фатум улыбаются ему в лицо. И нужно перестать быть человеком, чтобы пойти против Судьбы. Нужно стать героем.

Удушающий, неотвратимый до судорожной рвоты рассказ, который не даёт ответов, но ставит в конце жирный вопросительный знак.

У масаев есть поговорка «смелый умирает один раз, а трус — каждый день». Этот рассказ любого человека может сделать трусом.

Жуткое, совершенно жуткое на всех планах произведение, словно бы нарочито написанное пасторальным и сочным, даже несколько вычурным языком, который на деле только больше оттеняет весь кошмар происходящего.

Немудрёный сюжет: обычное воскресенье четверых дружков-собутыльников, начинающееся с опохмелки и плавно продолжающееся неуклонным штопором падения на самое дно. Великолепно, с большим знанием дела показаны все стадии превращения, перекидывания человека под влиянием зелёного змия, как люди буквально за несколько часов теряют всякое подобие чести, достоинства, гордости. Как вроде бы нормальные, герои предстают перед читателем теми, кем и являются: пропащими либо стремительно скатывающимися в пучину пьянства людьми. Вернее, нелюдьми. И это при том, что никакой чернухи в повести нет от слова совсем: сам переход, само движение в пропасть ужасают больше любой расчленёнки. Куда там рафинированному, с толикой самолюбования Лондону или тоскливым рассказам Чехова. Повесть хочется просто отложить, сразу она не даётся, становится страшно. По силе воздействия самый близкий аналог — «Коровы» Стокоу, с поправкой на ещё недавно знакомую всем реальность.

Написано, как уже говорилось, с большим знанием дела, Виль Липатов сам сильно пил, знал, о чём писал. Рискну даже сказать, что человеку непьющему эту повесть не понять, только такой же пропойца, как главные герои, способен полностью оценить весь ужас, весь надрыв «Серой мыши». Произведение обладает чудовищной внушающей силой, после прочтения кажется, что никогда, никогда в жизни ты больше не прикоснёшься к спиртной морочной отраве.

И приговором звучит последняя строчка «Серой мыши». Нет веры в излечение, спасение, нет ни панацеи, ни выхода. Зловещая пустота и одиночество разлиты в концовке и нет места надежде. Чуда не случится, все, однажды унесённые водкой, никогда не вернутся в мир живых, по которому отныне бродят только их измученные призраки, отчаянно кричащие, клянчащие, ползущие к смерти

«Дайте двадцать три копейки! – съеживаясь, крикнул Ванечка Юдин. – Дайте двадцать три копейки!»

Цена билета в один конец.

«Хорошая книга плохой не бывает» — гласит «Семь стоп Ледовоокого». Эти слова можно в полной мере отнести к произведениям АЗ, составляющим цикл «Свод Равновесия».

Мучимый раздумьями «...а что бы такого почитать?», я взял у друга роман «Боевая машина любви», взял просто так, ибо раньше читал «Завтра война» того же АЗ, и он оставил неплохое впечатление. Открыл книгу и был поражён — такого сильного, упругого русскоязычного текста мне давно не попадалось. Без раздумий я приобрёл весь цикл.

Итак, «Свод равновесия».

Настоящий Мир. Истоки не прослеживаются ни в одном знакомом мне эпосе. Сармонтазара — совершенно самостоятельный и оригинальный мир. Если Вы соскучились по новому, если Вам надоели эльфы, гномы, переделанные средневековья, игровые вселенные, то милости просим — Сармонтазара поразит Вас отсутствием штампов. Этот мир создан только фантазией авторов (см. об АЗ), создан не впопыхах, но в раздумьях, создан для истинных ценителей творчества демиургов. Огромное количество красивых, оригинальных названий, терминов и имён (Гнорр Свода Равновесия Лагха Коалара, Хуммер, аррумы, пар-арценцы, Белый Кузнец Гаиллириса Элиен Тремгор и.т.п.). Пикантной особенностью является то, что АЗ создал мифологию Мира на основе другого своего цикла, действие которого разворачивается за 500 лет до событий, описанных в «Своде равновесия»...

Слог. Приготовьтесь вчитываться. текст непростой. Это не Перумов, не Семёнова и не Говард. Поторопитесь — гарантированно упустите кучу тонких нюансов, коренным образом влияющих на сюжет. Манера повествования ироническая. Эти романы — редчайший пример того, как можно преподнести захватывающие, серьёзные сюжеты с головокружительными сложными интригами, свирепыми батальными сценами и харизматичными, зачастую жестокими персонажами в ироническом ключе. Со стула от смеха не упадёте, но на каждой странице поулыбаетесь. Этим я сравнил бы АЗ с Максом Фраем, причём не в пользу последнего IMHO.

Диалоги на отлично! Виртозная игра слов, смыслов, и намёков.

Персонажи АЗ логичны окружающему их Миру. Они несут некоторые особенности (так, «положительные» герои всегда закоренелые индивидуалисты и эгоцентрики, не колеблясь, совершающие ради достижения своих целей жестокие и циничные деяния, ничем принципиально не отличаясь от «отрицательных»), но всё это оттого, что они естественны. Посмотрите на Сармонтазару с мифологической точки зрения и Вы поймёте и Харману Гамелин, подарившую Герфегесту Конгетлару отрезанную голову своего родного брата-любовника, и Лагху Коалару, убивающего своего учителя, и баронов Семельвенк, предавших всех своих соплеменников... Персонажи АЗ относятся к высшей категории ГГ от фэнтези — Вы сами можете опрделить, кто Вам более симпатичен и чьи цели более естественны и последовательны. Недаром величайший завоеватель Сармонтазары носил имя Эгин Мирный. :wink: Помимо обаятельнейших главных героев, мир насыщен яркими и запоминающимися образами второстепенных персонажей, возникающих чуть ли не на каждом десятке страниц, но неизменно западающих в память до конца. Надо сказать, что АЗ, как Мартин или Сапковский, весьма непочтителен со своими ГГ

Сюжеты непредсказуемы, как лучшие детективы. Будете ходить вместе с Эгином, заглядывать в ловушки и ложные тропы, видеть чьи-то следы... а в самом конце всё встанет с ног на голову! Парадоксальные повороты только добавляют остроты.

Минусы:

1. Если Вы любите боевую и приключенческую фантастику, привыкли вместе с очередным Перумовым прорубаться сквозь мириады врагов — не читайте АЗ. Это также относится к ярым поклонникам городского фэнтези, вампиров и читателям, не готовым расширить границы допустимого в жанре. Поэтому, если Вы считаете великой чушью то, что «главного злодея» убить в бою нельзя, но можно победить, прочертив по Сармонтазаре круг длиною около 500 лиг, пронеся по ней магический плуг — не читайте АЗ. Не надо.

2. Кое-кого может отпугнуть некоторый эротизм повествования

Итог — 10 баллов как одному из самых зрелых и оригинальных циклов не только отечественной, но и зарубежной фэнтези. Настоятельно рекомендую тем из уважаемых лаборантов, кто ещё не имел удовольствия ознакомиться с этими неизвестными широкому кругу, но оттого, быть может, ещё более прекрасными, историями.

Вот и завершилась дорога длиной в 12 лет.

Трансмет мне показала подружка, с которой мы познакомились на вписке, а через две недели умотали в Малайзию по панк-путёвке: быстро, дёшево и небезопасно. Она тогда вообще много чего показала. Кое-что не издано до сих пор (и, вероятно, не будет). Подружка давно уж где-то в ЮА, а я тут, и Трансмет — со мной. Так что, помимо всего, этот комикс для меня ещё и личное тёплое воспоминание.

Трансмет — это про ожидание. С первых же спрайтов я понял, что ЭТО буду читать только с бумаги. Никаких жалких цифровых суррогатов — только хардкавер и запах типографской краски. Надеялся и верил. Помню ещё, как продавцы в одной лавке уверяли меня, что «трансмет не издадут никогда» (скорчить рожицу покривше). Что ж, в одном они не ошиблись — его и правда долго мурыжили. Кажется, первый том вышел спустя чуть ли не два года после анонса — но он вышел. Фундаментальный, вредный и жёсткий, как и его заглавный герой. Я дождался своего Спайдера.

Трансмет — это про любовь. Уоррена Эллиса вообще тяжело назвать романтиком, все его вещи оставляют мало надежды и веры не то, что в лучшее, а вообще во что-то. Очень нигилистический товарищ. Ну Трансмет для него стал, как мне кажется, чем-то большим, чем тривиальный магнум опус; работой сродни первому поцелую. Несомненно, это тот комикс, тот роман (графический (тм), который вдохновил кучу народу на журналистику, и пускай он не соответствует истине ни на грош и любому современному читателю покажется полным смешных натяжек и глупых пианин. Стоит, как обычно, абстрагироваться от своего (без)ценного жизненного опыта, чтобы понять и принять — несовершенство и делает Трансмет уникальным. Если и срывать покровы, то только так — со злобной (и наивной!) ухмылкой, отдавая всего себя без остатка, харкая кровью и никотиновой жёлтой слизью на топчущие твоё тело ботинки псов «режима» (тм). И только так, наверное, получится хотя бы чуточку отогнуть нависший неба купол. Это воздушный поцелуй совсем молодого Уоррена Эллиса, которым тот признаётся: всё можно исправить. Не вина Эллиса, что поцелуй этот обжигает. Так надо.

Трансмет — это про информацию. Клубящийся абсурд и бред слагается в визионерскую картину нашей реальности. Наверное, сегодня Трансмет особенно актуален. Наверное, он был актуален всегда, начиная с тех времён, когда клиенты закидывали на форуме каменьями Гракхов, но в нашу изнасилованную информацией, захлёбывающуюуся ею, рвущую души каждодневным адским диаскопом — в нашу эпоху Трансмет становится новой Библией, где первой заповедью станет «не убоись».

Трансмет — это не про сюжет. И даже не про персонажей. Про персонажа — несомненно, но только про него. Такого человека как Спайдер, невозможно не полюбить — пока вы не встречаете его в реальности, где он незамедлительно обливает вас презрением, а если сочтёт нужным выделить минутку, то черкнёт пару абзацев, в которых так чётко обозначит все причины, почему вы недостойный жизни кусок говна, что останется только вскрыться (запрещено на территории РФ). Ненавижу таких людей. Они слишком легко ходят по машинам и головам.

И, наконец, Трансмет — это про город. Думаю, Город — единственный настоящий герой романа, даже Спайдер Иерусалим скромно отступает на задний план, становится крохой, когда снова и снова на разворотах врываются в ваши глаза сотни, тысячи удивительных жителей удивительного города, нашедших самые невообразимые способы самовыражения, похожих друг на друга, составляющих пресловутое кинговское «лицо толпы» — вечно кривляющееся, шумящее, переменчивое. Сводящее с ума. Вы его крошечный его фрагмент со всеми своими прибамбасами, блеск в углу его глаза, крохотный баребух, торчащий на волосине между его булок. Вы где-то здесь, среди вывесок, голубей, крыс, мусора, машин, трупов, рекламы, рекламы, дыма, пара, дикарей, призраков, наркотиков, зеркал, мечт, отчаяний, надежд, смеха и слёз, вертолётов, небоскрёбов, танцев, зон, переулков, какой-то вообще непредставимой дряни, среди всего!! нет лишь, как и всегда, лекарства от необоримой пустоты.

В одном из стрипов 4-го тома Иерусалим

стоит и пытается запечатлеть в памяти всего лишь миг покоя в городском парке. Думаю, Уоррен Эллис сумел — наверное, единственный из известных мне людей — действительно пропустить сквозь себя все города мира и создать свой, единственный, и неповторимый — Город. Трансметрополитен.

РУКИ ПРОЧЬ ОТ ГРЕГА СТИЛСОНА!

«Мёртвую зону» я читал ещё в первом классе, она стала одним из камней, что легли в основание моей любви к Кингу, которую я питал всё детство и немалую часть жизни вообще. Перечитывал роман не меньше пяти раз, а, узнав, что любимый с младых ногтей перевод Васильева/Таска неполон, приобрёл новое издание и перечитал снова. Вот зимним воскресным утром вспомнилась что-то сцена, как Джонни разговаривал с Нго об игре в тигра, захотелось освежить фрагмент. Слово за слово, перелистал почти всю книжку, благо что ранний Кинг с водой не усердствовал, писал чётко и по делу.

И вот на что обратил я внимание.

Помните сцену, когда Джонни ходит и всех спрашивает, убили ли они бы Гитлера, если бы представилась такая возможность? И все радостно отвечают, что да, конечно, один дед так вообще мечтал нож в ране повертеть, смазав лезвие крысиным ядом. Происходят все эти беседы в контексте нарастающего влияния Грега Стилсона. То бишь, Стив абсолютно точно подпадает под действие закона Годвина, хотя, когда создавалась МЗ, такого понятия ещё не существовало.

Талантливый писатель, Кинг умеет влезть в голову читателю и выставить персонажа неприглядным, ярко его демонизируя и щедро пользуясь всякими литературными приёмчиками типа рефрена и гиперболы. Однако если посмотреть на личность Грега непредвзято, то становится совершенно непонятно, чем он так плох.

На всех своих постах он был очень эффективен. Наркоманов и байкеров перевоспитывал (Кинг про байкеров пишет так, словно это какие-то бесы и для людей, хоть раз севший на Харлей, в аду уготовлен специальный круг. Хотя, будем объективны, байкеры в Америке — это мощная околокриминальная структура, среди прочего занимающаяся нелегальной торговлей оружием, шантажом и торговлей наркотиками). Города облагораживал. Людей веселил и сосисками кормил. Всяких хипарей в футболках с похабными (это ведь действительно так!) надписями вразумлял. Ну делал физические замечания — так они не понимают иначе! Профессора Преображенского толстовство чуть до цугундера не довело, а Грег — человек практичный, хваткий. Его стараниями, цитируя книгу, «лишились тёплых мест по меньшей мере два негодяя: один конгрессмен, получавший откаты <...>, и советник президента, питавший слабость к барам для «голубых» (оцените иронию момента).

Грег заботился о матери до самой её смерти. Не пил и не наркоманил. Хотел сделать свою страну великой. Желание простое и понятное, достойное уважения. Ну а что шантажировал, запугивал, вымогал деньги у банкиров, склонен к насилию и пробивал себе дорогу наверх в том числе и заказными убийствами — господи, да кто эти не занимается-то? Это в 70-е можно было так написать и люди верили, а мы здесь в 2021-м, машем рукой из мира тотальной электронной слежки, цензуры и вместе с тем открытости, нас не проведёшь и мы знаем, что в политике только такие вот стилсоны и обретаются, других там на ленч едят. Без соуса. И то, что Грега за все эти проделки не поймали, говорит о том, что он хороший стилсон, годная, как говорит Галковский, зверушка. Опасная и умная. Подходящий лидер для мирового гегемона.

Особенно доставляет, что, по признанию самого Стивена, больше всего читателей возмутило не неприкрытое хищничество Грега в виде уже упоминавшихся убийств-шантажа, а то... как он в самом начале книги убил собаку. Это к слову о гуманизме в нашем обществе. Кинг получал мешками разъярённые, полные упрёков и угроз письма, поэтому в итоге ему даже пришлось, кажется, сделать официальное заявление, что он собак любит и сцену такую написал, чтобы выразить всю мерзость Стилсона. 

Дабы читатель не сумлевался, Кинг стращает его поочерёдно двумя главными жупелами современности, поочерёдно вытаскивая их из-за спины: «Гитлер!», «ядерная война«! «Гитлер!», «ядерная война«! «Гитлер!», «ядерная война«! и так до конца, где он мастерски забивает в крышку гроба честолюбивого политика Стилсона толстый гвоздь. Двухсотку. Тут уж без вариантов. Жаль всех, а больше всего — бедолагу Джонни Смита, которого автор для начала изуродовал, как физически, так и умственно, а потом ещё и заставил палить в политиков из винтовки. Жаль, да, но без этого не было бы романа.

На самом деле, конечно, и Стилсон мудак, и книга не о том, о чём я писал, а о том, о чём написал в своём отзыве господин baroni, но как-то стало обидно за человека. А в целом роман отличный, я бы даже сказал, шедевр. Маст рид, как говорится. Я бы предпочёл перевод Васильева/Таска, пусть даже сокращённый, он куда лучше нового перевода Антонова с точки зрения стилистики.

Летним днём, прогуливаясь по центру Питера, я увидел, как хозяин поднимал жалюзи бара. На жалюзи было нарисовано нечто стильное. Я попросил его опустить их, и мы встретились глазами с Джоном Блэксэдом. Рисунок так поразил меня, что остаток прогулки я не мог выбросить из головы серьёзного, немного грустного, решительного и волевого лица чёрного кота с белым пятном на подбородке, кота, одетого в классический плащ и смотрящего куда-то вдаль. Дома я немедленно нашёл комикс в сети и, прочтя первые несколько страниц...

отложил его.

Потому что это было слишком прекрасно, чтобы читать в интернете. Это нужно было держать в руках.

Я решил, что никогда не прочту «Блэксэда», пока он не выйдет на бумаге. И сдержал слово, покупая каждый том сразу после появления. Выхода «Амарилло» я ждал больше трёх лет.

Несомненный и беспрекословный шедевр даже среди прочих хитов bande-dessinée типа «Рыцаря-вампира», «Тин-тина», «ЭльфКвеста», «Друуны», фантазий Мёбиуса и многих, многих других. Безукоризненно выбранный стиль, замечательная графика, выверенность каждого кадра — а в случае с «Блэксэдом» уже можно и даже нужно говорить не просто о комиксе, а, по сути, возведённой в абсолют раскадровке. Только обычно раскадровки — это наброски, здесь же авторы предлагают нам полноценное, уникальное произведение. Если не бежать глазами, а всматриваться, вживаться в стрипы, то ощутишь и шум боксёрского ринга, и звон бокалов, и щелчки бильярдных шаров, и гул оживлённой улицы, и шорох ветра, несущего мусор и газеты перед небольшим, подвергнувшимся налёту магазинчиком, и тихое «паффф» выпускаемого сигаретного дыма, и шелест карт, и много-многое другое. Перед читателем не появится целого мира, он сам в нём окажется.

Отсутствие проходных персонажей. Сам Джон Блэксэд, уже ставший каноничным частный детектив, фигура масштаба Филипа Марлоу или Буллита. Персонаж, с которым хочется быть знакомым, которому хочется подражать, не идеал, не добряк, не мерисью, но живой человек, в которого веришь полностью и безоговорочно.

И это не упоминая богатейшего культурного бэкграунда, ставящего «Блэксэда» на один уровень с такими работами, как «Танкистка» или «Хранители». Но при этом «Блэксэд» лишён откровенно хулиганской и несерьёзной атмосферы первой и густой политико-социальной конъюнктуры вторых.

В итоге — эталон графического романа, комикс, фигурирующий во всех без исключения списках, что называется, must read. Шедевр на все времена. Та книга, которую не хочется откладывать, потому что она слишком прекрасна, чтобы покидать её. Грустная, тонкая, брутальная, пронизывающая романтическая история Джона Блэксэда не оставит равнодушным ни одно живое сердце.

Жанр зомби-апокалипсиса, наверное, один из самых популярных среди сурвайвл-хорроров. Но, положа руку на сердце, даже пробегающие стометровку за 12 секунд бодрые покойнички из «Рассвета мертвецов» Зака Снайдера оставляют хорошие шансы группе инициативных, вооружённых и смелых людей. Таким образом, в 21 веке страшилка про живых мертвецов естественным образом эволюционирует в комедию.

Я не знаю, о чём думал Гарт Эннис, когда придумывал «крестоносцев», но почти уверен, что изначально концепт вырос либо из размышлений автора соло, либо из бесед с друзьями, и начиналось всё с любимого предположения Стивена Кинга «а что если?..»

А что, если зомби будут не зомби, а такими же, как мы, живыми людьми, то есть не будут разлагаться и прочим образом портиться и даже получат улучшенный иммунитет?

А что, если вдобавок к скорости дать им адреналин-раш, позволяющий буквально сжигать себя в пиковые моменты и за счёт этого меньше уставать, яростнее и безжалостнее драться?

А что, если эти «зомби» сохранят остатки интеллекта и, в особенности, остатки своих прижизненных навыков: плотник умеет плотничать, охотник — стрелять, ставить простые ловушки и выслеживать, пилот — управлять самолётом, солдат — водить танк, швея — шить и т.д.?

А что, если дать им начала организации: способность сбиваться в банды, вычленять харизматичных лидеров, анализировать обстановку и запоминать успешный и неудачный опыт, делать выводы, обучаться?

А что, если дать им примитивный коммуникационный аппарат?

А что, если инкубационный период не растягивать на несколько часов, а сделать его почти моментальным, чтобы уже через минуту после заражения новообращённый «крестоносец» мог так же радостно предаваться насилию, убийствам и пыткам? И сделать источником заразы не только укус, но и вообще любую проистекающую из «крестоносца» жидкость: кровь, слюну, сперму, пот и проч.?

Именно это Гарт Эннис и проделал. Так появились «крестоносцы» — заражённые неведомым возбудителем люди с проступившим на лицах кровавым крестом воспалённой плоти, становящиеся неукротимыми маньяками-убийцами, для которых как своя, так и чужая боль есть бескрайнее и единственное удовольствие. Существа, которым неинтересно просто убить жертву, которым куда приятнее устроить ей перед смертью (при возможности, разумеется) максимальный калейдоскоп истязаний. Существа, которые даже при собственных страданиях испытывают исключительно оргазм, и чем им больнее, тем оргазм этот ярче.

Не будет преувеличением сказать, что получилось по-настоящему страшно. Читать «Crossed» жутко, особенно к ночи, стрёмно даже курить на общественном балконе. И не только потому, что комикс нарисован отменно, графике могут позавидовать очень и очень многие произведения про супергероев, а кое-где на обложках он приближается даже к лучшим образцам европейского комикса (и при этом упор, разумеется, сделан на предельный натурализм и неимоверную жестокость).

Самое жуткое начинается, когда представляешь, как бы ты действовал, случись тебе оказаться в подобно ситуации. А представить такое очень и очень легко, ведь «крестоносцы» — это такие же люди, как и мы с вами. Когда оцениваешь, какого размаха вакханалия насилия достигла бы в городах, становится оч-чень неуютно.

Мы с другом как-то сели и постарались представить, что бы мы делали, если бы вот так обыденно, среди бела дня в нашем Петербурге началось что-то подобное. Мы разобрали все возможные, исходя из наших реалий варианты и поняли: выхода нет. От «крестоносцев» невозможно уйти, если ты — обыкновенный житель большого города, который превратится в большую мясорубку. Все, забаррикадировавшиеся в квартирах и домах, будут оттуда извлечены и под смех и улюлюкание зверски расчленены с одновременным изнасилованием всем и вовсюда. Крестоносцы водят машины, самолёты, пользуются инструментом, умеют стрелять, устраивать засады и планировать.

И именно поэтому для меня «Crossed» — одна из самых пугающих вещей, что доводилось читать в жизни. Это слишком легко себе представить.

Недаром в конце первой книги один из персонажей говорит:

«Появление крестоносцев не было большой загадкой. Я никогда не видел, чтобы кто-нибудь из них делал то, о совершении чего не мог подумать человек. Не думал о том, чтобы сделать. Не делал. Крестоносцы были самыми ужасными проявлениями рода человеческого, тысячекратно умноженными, но более ничем. Кто был причиной их появления? Мы.»

Поэтому на самом деле, при всей своей сплаттерпанковской наружности, комикс «Crossed» рассказывает не о том, какие замечательные ожерелья получаются из отрезанных членов или вырванных глазных яблок, а про то, как трудно, почти нереально в сложных жизненных ситуациях оставаться хотя бы подобием того самого пресловутого Человека, которым мы всю свою историю стремимся, но так и не можем стать.

Сам по себе цикл не имеет сквозного сюжета, представляя собой просто альманах историй. Понятно, что большая часть их всё же концентрируется именно на картинке стремясь шокировать читателя, но сюжеты самого Энниса всегда в первую очередь ставят вечные вопросы, обращаются к человеческой природе, вопросам морали и этики, дают пищу для размышлений.

И, разумеется, ночных кошмаров.

С чувством глубокого Погружения, под бодрые Вопли солиста финской эстрадной популярной группы Children Of Bodom, сел я, наконец, за написание ни больше, ни меньше — Панегирика блестящему Стилисту и Престидижитатору Василию Мидянину. Решительно отвергая его публичные лики «В.Мельник» и «В.Орехов», я воспою Осанну истинному имени Демона сего, что сам предпочитает называть себя литературным Роршахом.

Что же такого, скажете Вы, в рассказе «Московские големы»? Собственно, ничего, отвечу Вам я, за исключением редчайшего понынче Дара породить абсолютно новый Мир в одном, пусть не совсем коротком, но всё же рассказе. Мастерски смешивая безумный компот из окружающих нас Реалий и Фактов, Мидянин щедро превращает Твердь Мира нашего в питательный Сок, пуская Кислоты в виде Псевдомифологии, Семитских Демонов, мрачнейших ближневосточных забытых Богов и кое-чего Такого, чему даже ещё названия не придумали. Всякое Явление у ВМ приобретает своё, особое звучание. Известный Гитарист оказывается чуть ли не единственным, кому подвластны великие Силы акустических ударов, помноженные на сакральную Мощь, способные повергнуть вышедших из одиннадцатого круга Преисподней, дабы покарать излишне поклонившихся Маммонне Москвичей Големов. Обычный Супермаркет есть не что иное, как Великий Храм указанного уже бога, под Москвой-рекой живёт гигантский Червь, в Макдональдсе подают трупные вытяжки, Джедаи и Ситхи ведут вечное сражение на объятых Огнём нефтяных Вышках РАО ЕЕС, обычный слесарь рисует могущественные каббалистические Знаки, дабы охранить Канализацию от вторжений с той, не такой уж и далёкой стороны... Над всем этим, естественно, возвышается Медвед....

Открывая ВМ, распрягайте Фантазию, допускайте Аллюзии и стройте самые невероятные предположения. Любое явление ИРЛ нашло отклик в его безумной искажённой Вселленной. Да, понадобится значительная незашоренность мышления, это вам не Коэльо переслюнивать. Да, понадобится лазать через каждое второе имя в самые отдалённые уголки тёмных Демонариев, услужливо, впрочем, расположенных для нас Яндексом. Да, крови пролито много. Но в целом всё это безумно оригинально и интересно. такого мощного треша в России не издавалось никогда.

Суть рассказа проста, как схема питерского метрополитена. ВМ искжает реальную действительность с лёгкостью фокусника, достающего из шляпы кролика или кошку. Всё это настолько безумно, что не может не быть логичным и последовательным. Никакого высокого смысла, никакой фабулы — зачем вам всё это, когда есть огромный холст, на который щедрой рукой художника выплеснуты де Кирико и Дали, Пикассо и Эшер, приправлены Гигером и выставлены на всеобщее обозрение. Пир духа не требует фабул, господа! Наслаждайтесь безумием Мидянина!

ДЕКОНСТРУКЦИЯ ДЕКОНСТРУКЦИИ

Сатира — в принципе жанр злобный, и, кстати, плебейский. Сатира всегда лубок, потому что она нацелена на народ. Я не считаю Сорокина сатириком; правильнее будет сказать, что сатира — лишь одна из граней бриллианта его таланта, причём одна из самых незначительных. Да и сложно на этом поле сказать в литературном плане что-то после Рабле. Если попробовать копнуть и проанализировать другие произведения ВГС, то мы увидим, что он с равной долей нетерпимости (уточнил бы, что с долей пренебрежения — смотрите «Сахарный кремль» или «Теллурию») относится к любым проявлениям власти, хотя прямо нигде об этом не говорит — это было бы совсем уж нелепо. Я бы назвал Сорокина криптоанархистом, и, в целом, это не лишено смысла, если вспомнить, что он немало общался в нонконформистском кружке Пригова.

Более того, Сорокин сатиру деконструирует. В этом плане уместно вспомнить «Норму», которая сослужила ему плохую (а если вдуматься, то хорошую) службу, потому что именно после «Нормы» Сорокина прозвали «калоедом», и от этого прозвища ему уже никогда не очиститься. В то же время «Нормой» он (простите, прозвучит по-снобски, но мы же тут дружески беседуем, верно?) отсёк огромный пласт читателей, которые увидели форму, не приняв сути. Здесь уместно вспомнить Гнойного, который, по сути, весьма схож с ВГС в творческом подходе — достаточно вспомнить дисс на Дудя, который слушается как говно, но им не является. Гнойный деконструировал русскую рэп-поэзию примерно так же, как ВГС — русскую прозу, нарочито провокативными образами и метафорами, которые становятся эдаким хитрым фильтром от чужака. От хорошей, типа «не плебейской» сатиры ждут эзопова языка, тайного языка нищих, через который рождается ощущение сопричастности к безнаказанному сообществу владеющих неким шифром, секретом… властью, в конечном счёте, недостижимым чужакам пониманием тренда. Особенно в сатире, созданной в тоталитарном обществе типа того же СССР. И тут вам на стол вываливают пакет говна. Грубо! Происходит слом парадигмы, человеку кажется, что его обманывают. Однако сатирой это быть не перестаёт, но она перерождается, словно какой-нибудь лёд-9. А под этим льдом — океан.

Я привёл лишь краткое пояснение, почему творчество ВГС может быть отталкивающим, а ведь таких примеров — тьма. Тот же «Заплыв», к примеру, вообще не вызывающий, но тем не менее спонсирует отторжение. Человеку важно облечь своё непонимание, свой страх в форму — тогда это становится явственным, чётким и, как следствие, приемлемым. Становятся понятны методы противостояния, исчезает ужас (здесь интересный момент, т.к. ВГС ни разу не мастер хоррора, но его творчество пугает). Человек ищет, за что зацепиться и находит, к примеру, антисоветчину. Фишка в том, что Сорокин деконструирует также персонажей. Мы все знаем «тургеневского героя», «толстовского героя», даже «героя Мариенгофа», почему нет. Но не существует сорокинского героя. У Сорокина люди расчеловечены, они не субъекты и даже не объекты, а предметы. Это хорошо прослеживается в таком омерзительном рассказе, как «Вызов к директору», например; абсолютно кроненберговская вещь, пугающая не натурализмом, а сюрреалистическим, не укладывающимся в голове ужасом уже упоминавшегося сращения сна и реальности. Кстати, в таком же ключе в лучших своих вещах работал Клайв Баркер, если интересно, рассказ «Холмы, города». Но там, где Баркер скрипя и натужно выбирается на свой маленький персональный Эверест, ВГС только раскачивается, и в этом его величие.

А антисоветчину и в Масяне найти можно при желании.

Совершенно изумительная работа, покорившая меня с первого же абзаца. именно в таких произведениях неохота выискивать ляпы или речевые, стилистические ошибки, даже если б они там и были. Кажущийся невыразительным текст там и тут буквально сияет великолепными находками, которыми автор неожиданно обраает внимание читателя именно на ту, самую нужную деталь, после чего все остальные фрагменты разом становятся на место, складываясь в полную картину.

Автор отлично решил вопрос с темой, закольцевав внешне открытый конец в логически обоснованный вывод об относительности любых моралей и истин, где человек принимает форму злейшего врага, который, в свою очередь, явился спасителем условного «человечества» в лице экипажа корабля. Изящными штрихами автору удалось намекнуть, что люди эти, возможно, последние в своё роде.

На выходе — мрачная антиутопия, разворачивающаяся в глубоком космосе, где именно человек, а не всё окружающее его, становится лишним, отторгающимся элементом в титаническом неспешном круговороте непостижимых им сил.

Великолепно.

Без зазрения совести я ставлю высший балл

Никогда ничего не ждите от книги заранее.

Очевидно, что многие лаборанты, разочаровавшиеся в произведении, слишком многого от него ждали. Я читал книгу с чистого листа; более того — перед тем, как взяться за «КиЖ», я несколько месяцев вообще не читал фэнтези — не попадалось ничего. И прочёл книгу с большим удовольствием.

Не считаю минусом пресловутую «вторичность» мира, поскольку всё, что есть в фэнтези, уже давно придумано. Материал же подан грамотно, легко и непринуждённо. А. не утруждает читателя описаниями этносов. как поздний Джордан или велеречивыми, повторяющимися рефлексиями героев Хобб. Читателю предоставлена хорошая возможность самому достраивать мир по собственному вкусу, А. наметил основные границы. Кроме того, это только первый том. Претензии на «недостоверность» большей части ситуаций и образов отметаю сразу — это не документальная литература.

Перевод и корректура по нынешним временам на твёрдую 8.

Персонажи — яркие и запоминающиеся, весьма позиционабельны. Порадовала редкая возможность увидеть персонажей глазами друг друга, а не автора, что очень важно. В частности, Логен, которого открываем мы, и Логен, которого в столице видит Джезаль — разные характеры, составляющие единое целое, что характеризует типаж с хорошей стороны. В мотивацию персонажей веришь легко и сразу. Конечно, характеры кажутся легковесными, но они будут раскрываться в дальнейшем. Это подтверждается, к примеру, тем, что я, всю книгу недоумевающий над тем, почему этот странный, добродушный и рассудительный варвар зовётся «Девять смертей», получил ответ только на последних страницах. Вообще, хотелось бы отметить Логена, как самый интересный образ. Мир насыщен интересными второстепенными и эпизодическими персонажами — Синий Гигант, девушка Луфара, Калин, Секутор, Иней.

Сюжет базовый, «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что» + военное противостояние «Эти на Тех». Отмечу, что предсказуемость общей линии сюжета не испортила ещё ни одной книги, где непредсказуем ход повествования. А с этим у А. проблем нет. к тому же, это только 1-й том...

Диалоги на 10 баллов. Самый главный плюс — отличное чувство юмора А. За это прощаются и десятикратные прегрешения перед читателями :beer:

Минусы:

1. Мир всё же прописан слабо, как ни крути. Истории нет, антуражи намечены скупыми штрихами.

2. Абсолюто согласен с мнением большинства лаборантов относительно Инквизиции — неубедительно, неестественно, попросту нелепо. Такого рода действия невозможны в принципе и вредят общему впечатлению целостности.

Итог — 9 баллов. Жду продолжения.

Полный и бессмысленный бред.

Написано ужасно, встречаются просто кощунственные обороты. Сюжет примитивен донельзя, я в третьем классе лучше придумывал. Характеры персонажей отсутствуют. Вместо них — наборы стереотипов и штампов. Представление персонажей напоминает заставку квеста: француз — дуэлянт и бабник, викинг — пьёт пиво и в рогатом шлеме, ниндзя самый ловкий и лаконичный. Каждому полагается свой набор оружия, разумеется. И конечно, главный герой наш русский парень, ушкуйник, хитрый и ушлый. С рогатиной.

Инопланетная игра ужасает своей примитивностью. Чтобы перечислить все нелепицы, поместившиеся только в синопсис, не хватит и тысячи лет. Какие-то всемогущие расы, какой-то факс, ради обладания которым придумана идиотская игра. Будто высшему разуму заняться больше нечем.

Ни о каком смысле или идеях в романе речи не идёт. Чистая резня, рубилово-мочилово от начала и до конца, перемежаемое редкими комментариями наблюдателей.

В общем, полный и бессмысленный бред!

НЕВОЗМОЖНО ОТОРВАТЬСЯ!

В Петербурге есть известное всем читающим гражданам место, легендарный книжный рынок под названием «Крупа», расположенный, как нетрудно догадаться, в ДК им. Крупской, где до сих пор продают книги — не по «издательским» ценам, но дешевле, чем в сетевых магазинах. Колорит его ничуть не изменился с 00-х, когда я побывал там впервые — всё тот же лабиринт застеленных линолеумом проходов между заставленными книгами и — да, да! — DVD и MPEG-4 дисками (!) лотками. Конечно, ныне преобладают учебники, поредели ряды букинистов, но так или иначе, место сие пока существует и пойдёт на дно, видимо, только вместе со всей торговлей бумажными носителями подобно забытому в трюме седому полубезумному боцману, на коего изрядно смахивают некоторые из сидящих там десятилетиями продавцов.

Я хожу туда не часто, быть может, раз в три-четыре года. Но если оказываюсь поблизости, то считаю долгом пересечь первый зал, свернуть, спуститься во второй, пересечь и его, но уже в ином направлении, миновать пару железных, доживших с 90-х, дверей, и проникнуть во внутренний двор, где между продажей каких-то пончиков и закутком с мётлами, напротив завешенных на зиму летних лотков приткнулся павильончик с неброской надписью «Фантастика». Тут работает человек, который разбирается в фантастике лучше, чем кто бы то ни был. Убеждён, что на фантлабе найдётся немало людей, которые когда-то покупали у него книги. Его советы никогда не бывают дурными, он высокий профессионал своего дела. Я сам посвятил много лет торговле книгами и знаю, о чём говорю. Благодаря этому человеку я не раз обнаруживал себя замёрзшим на скамейке в темноте, просто присев «на минутку» поглядеть, что же такое он посоветовал на этот раз.

Хороший совет стоит денег. С этой мыслью я отворил дверь, которую не открывал уже несколько лет, и не удивился, когда мне навстречу поднялся тот самый человек. После продолжительного обсуждения, ровно настолько, чтобы стать даже несколько обременительным, ибо я не желал отнимать его время в конце рабочего дня, я купил то, за чем пришёл, и то, что мне посоветовали. Этой книгой стал первый том трилогии «Хроники нетёсаного трона» некоего Брайана Стейвли под названием «Клинки императора».

Вскоре после покупки я как-то очень удачно заболел, благодаря чему прочёл роман за два дня. Ну как «благодаря»... не только тому, конечно, что у меня появилось много времени валяться на диване, но и потому, что книга эта, как и любая по-настоящему хорошая книга, читала себя сама. Мне оставалось только вовремя переворачивать странички.

Кажется, нет более мёртвого жанра, чем фэнтези. У нас был Роберт Говард, создавший канонические стереотипы фэнтези героического, были Толкиен со продолжателями, реализовавшие, казалось, все нюансы фэнтези эпического, у нас был Мартин, задавший тон фэнтези псевдосредневекового и, вместе с Куком, «тёмного», канон которого довёл до абсолюта Аберкромби. Были всевозможные переработки мифов и сказок, от Сапковского до Семёновой, от крафтового Лавкрафта до постмодернистского Геймана. Были мастерские адаптации настольных игр и игр компьютерных. Было религиозное фэнтези от Льюиса, антирелигиозное от Логинова и пост-религиозное от Бэккера. Было фэнтези славянское, африканское и монгольское. Было всё! Разве можно пошутить шутку, которой не было у Пратчетта, придумать приключение для группы друзей не как в Dragonlance, создать бога не как у Муркока, сделать санта-барбару хлеще перумовской?..

Крайне сомневаюсь. Забегая вперёд, могу сказать, что Брайану Стейвли этого не удалось, но ему удалось кое-что большее.

Фэнтези обречено перепевать вечный набор сюжетов в ещё более ограниченном наборе декораций, где вся разница заключается в именах героев и контурах стран, но, наверное, не в этом его главная задача.  Хорошая книга в жанре «фэнтези» — это кресло-качалка с пледом, чаем (грогом, пивом, кофем, элберетовкой) и камином, эдаким комфортным аналогом телефонной будки Доктора Кто, уносящим читателя далеко-предалеко из постылого мира эффективных менеджеров, сетевого маркетинга, книжных распродаж, президентов, политики, телевизора, интернета, напряжённости, цен на топливо, нефтерозливов, баттл-реперов и Бог знает чего ещё... сдвигающим ширму реальности, за которой дверь в иной, безконечно более приземлённый, домашний, родной мир, мир, где можно крепко стоять на ногах, где золотая монета в кошельке и верный посох в руках, мир, где читатель вместе с героями отправляется в путь, зачастую даже не захватив такую необходимую вещь, как носовой платок. Мир, в который можно войти и повторить вслед за Сэмом «Ну вот я и дома».

И вот такую книгу Брайану Стейвли, безусловно, написать удалось. В романе нет ровным счётом ничего нового, но в нём замечательно смешаны в необходимых пропорциях все нужные ингредиенты старого: эдакая разогнанная примерно на четверть трилогия Уильямса, приправленная самой капелькой аберкромбиевщины (без фанатизма!) и присыпанная шармом «Колеса времён» той поры, когда Джордану ещё не осточертело собственное слоноподобное дитя. Автор не скупится на ружья, твисты и клиффхенгеры, всё стреляет когда надо, а, дочитав главу, невозможно сразу же не начать следующую, пока коварный рассказчик тасует места действия с арлекинской сноровкой. Добротные персонажи, чуточка юмора — самую малость, дабы читатель не чувствовал себя на шоу «стенд-ап», жестокость без ставшей в последние годы модной расчленёнки и откровенной грязи, и, главное, обрисованный скупыми штрихами (кажется, большей части упомянутых в тексте названий даже нет на карте) мир, благодаря этому словно покрытый белыми пятнами, которые хочется закрасить самому, и желательно поскорее.

Я ещё не знаю, чем всё завершится, и не узнаю, пока не куплю оставшиеся тома, но с уверенностью могу сказать одно: слухи о смерти фэнтези сильно преувеличены! =)

Есть такая игра, называется «Спортивное Что?Где?Когда?». Суть игры заключается в том, что шесть игроков отвечают на кажущиеся бессмысленными вопросы, совместно интуитивно используя ассоциативное и логическое мышление.

Вопросы, разумеется, бывают разными. Хороший вопрос включает в себя слова-подсказки, позволяющие дать точный ответ, отсечки, убирающие дуали, и ложные подсказки, уводящие в сторону от правильного ответа.

Например:

«Прекрасный ПЕРВЫЙ был воспет поэтом. Прекрасного ВТОРОГО можно увидеть в Ватиканском музее. Соединение ПЕРВОГО со ВТОРЫМ в свое время стало высоким технологическим достижением. Назовите ПЕРВЫЙ и ВТОРОГО.»

Минута пошла.

По сути, «Союз рыжих» такой же хороший вопрос, загадка. Читатель в любой момент может отложить книгу и, пользуясь набором известных ему фактов, попробовать обогнать (или просто уподобиться) гениального сыщика.

В отличие от других читанных мною на данный момент вещей («Знак четырёх», «Этюд в багровых тонах»), где Дойл изначально не даёт читателю пищи для размышлений (а, точнее, отсечек для нахождения единственно правильной версии), «Союз рыжих» является идеальной задачей. Математическая точность, спрятанная в прозе. Если бы в те годы существовало ЧГК, Холмс был бы выдающимся игроком.

Человеческий мозг снабжён механизмом поощрения не только за добычу пищи или покорение самки, но и за принятие решений, совершение умозаключений и решение задач. Это то могучее средство, благодаря которому Хомо Сапиенс так далеко продвинулся по пути эволюции мозга. Чувство «осенило» хорошо знакомо каждому, играющему в ЧГК, это же чувство побудило Архимеда воскликнуть «Эврика!», когда он не смог сдержать переполнявших его эмоций.

«Союз Рыжих» и при обыденном прочтении доставляет в качестве хорошо рассказанной истории; если его не просто читать, но и распутать вместе с Холмсом, он вызывает подлинное наслаждение.

В отзыве использован вопрос Юрия Выменца — блестящего игрока, редактора и автора вопросов ЧГК.

Если бы я прочитал это в 10, то был бы потрясён.

Если бы я прочитал это в 20, то был бы увлечён.

Но я читаю это в 35, и всё, что остаётся — мудрая понимающая усмешка. Хотелось бы думать, что она выглядит так, хотя, без сомнения, на самом деле это просто самолюбование.

Сколько ни читаю Желязны (а читал я его не очень много), не покидает ощущение, что всё это написано как бы не всерьёз. Без души, что ли. Нет, не поймите неправильно, Роджер мастер, но это, как, по моим сведениям, говорят в Америке, nothing personal. Бизнес. Вот Желязны сделал литературу бизнесом, что ж, кто я такой, чтобы его осуждать. Даже в лучших своих вещах типа «Ключей к декабрю» он такой. Серьёзный дядька, который умел писать, знал, что надо писать, для кого и как.

«Дорога проклятий», вне всяких сомнений, хит. Шедевр. Не знаю точно, но не исключаю, что именно «Дорога проклятий» заложила каноны современной постапокалиптики. Здесь всё, перечитайте — и «Безумный Макс», и вроде бы сам уже ставший каноническим «Побег из Нью-Йорка», который практически повторяет сюжет повести, ё-моё, и «Дорога» Маккарти, и «Бесплодные земли» Кинга. Это настолько канон, что я не удивился бы, узнай, что создатели «Смертельной гонки» сняли свой боевичок, даже не читав «Долины проклятий», потому что повесть давно уже стала чем-то вроде платоновской идеи.

И при этом «Долина» — ну просто чудовищный наивняк. Воспринимать это всерьёз, не говоря уж о том, чтобы ставить на полку, в 21 веке совершенно невозможно. Тут тебе и крутой герой, и подруга, влюбляющаяся в него через пару часов после того, как он положил всю её банду, и змеи-мутанты длиной в 30 метров, и бронированный рояль, который можно вести и одновременно стрелять из пулемёта, и банды байкеров в две сотни голов, и отлично сохранившиеся после ядерных бомбардировок и десятилетий камнепадов дороги, и чёрт-те что ещё. Персонажи не разговаривают — они обмениваются репликами, на баббле каждой из которых выбито «Made in USA».

В общем, сейчас такое еженедельно выходит в какой-нибудь серии «Сталкер», и это принято презирать и не читать, потому как подобная, с позволения сказать, литература, недалеко ушла от книжек Дарьи Донцовой или писанины про «агента 007».

Очень хорошо представляю, как Желязны с усмешкой ставит точку в этой повестухе и отправляет её издателю, точно зная, что, как и для кого он создал.

Но!

Как уже говорилось, эта книга выглядит настоящим каноном. Несерьёзная, да, наивная, да, местами глупая, да, абсолютно бессмысленная, да, и при всём при этом ставшая классикой. Ерунда, на которой люди моего возраста росли в 90-е.

Палеолитическая Венера в мире фантастики, безыскусная, топорная, но от того не являющаяся менее ценной.

С творчеством К. Баркера я познакомился 2 года назад, когда прочёл рассказ «Останки человеческого». Произведения так зацепили меня, что все шесть «Книг Крови» были куплены сразу и без раздумий...

«Книги Крови» одна из вершин литературы ужаса, эталон «сплаттерпанка», предмет многочисленных подражаний и вдохновения других писателей. Полагаю, что данные сборники будут идеальны для знакомства с творчеством Б.: во-первых, КК послужили основой для многих канонических фильмов ужасов, во-вторых, рассказов такого качества сейчас, IMHO, просто не пишут, в-третьих, короткая форма позволит за небольшое время оценить разные стороны творчества многоликого британца.

Действие большинства рассказов происходит в 80-х годах XX века. Слог Б. создаёт особую атмосферу «молчания», некой «потусторонней пустоты», в гулкой тишине которой падают, как густые капли, слова персонажей или бьют по голове взрывные натуралистичные сцены, выписанные автором не то, чтобы с тщательностью, а наоборот — скупо, без смакования, короткими, резкими, уверенными штрихами; настоящий де Кирико, смешанный с Гигером. Вы можете наблюдать видение собственного творчества Б. в его картине «Восставший из ада» а также во многих других хороших фильмах ужасов 80-х, («Князь тьмы»). Своебразная, мрачная эстетика 80-х гг., которые на Западе часто называют «прококаиненными», «упадническими», «дешёвыми» сполна отражена в КК.

Перевод и корректура произведений Б. осуществлены на высоком уровне. Возможно, дело также в уникальном авторском стиле, который невозможно перепутать ни с чьим другим.

Особо хочется отметить прекрасные диалоги. Жанр хоррора по умолчанию является созерцательным, молчаливым и отстранённым, предполагая погружение персонажей в сверхъестественное в переносном (или прямом, :wink: ) смысле. Ведь страшнее всего, когда ты один! Не так у Б. — его произведения насыщены живыми, естественными, достоверными разговорами людей на самые разные темы. Это редчайший дар; при этом хоррор не теряет ни грана, что поразительно.

Отдельно отмечу, что Б. практически не практикует чёрный юмор. Всё серьёзно.

Отсутствуют морали и размышления персонажей. Это не поучительное чтение.

Творчество Б. самобытно. В мистике не так много классиков в сравнении с другими жанрами; и очень сложно избежать влияния, хотя бы опосредованного, таких мастеров, как Лавкрафт, Мэчен, Кинг, По, Говард или Борхес. У Б. это получилось, его демоны уникальны.

Разнообразнейшие вариации страха порождает Б. в сюжетах рассказов — это и древние хтонические чудовища, разрывающие людей на куски («Король Голый Мозг»; при этом даже в этом внешне грубом рассказе часто не замечают утончённого, полного извращённой эстетики, момента со священником :wink: ), и модная, навязшая в зубах, но в руках Б. приобретающая совершенно новое, потайное, загадочное, давно утерянное звучание вампирская тема («Останки человеческого»), и одна из коронных тем автора — служение различным тёмным силам («Полночный поезд с мясом», «Кровавый свиной блюз», «Приди, Сатана», «Последний забег»), и не менее коронная тема — метаморфозы тела/души («Сумерки над башнями», «Время желаний», «Её последняя воля») и нездоровая психика («Страх») и многое-многое другое, смешивающееся, мутирующее, непрерывно превращающееся, смеющееся, шепчущее вам на ухо непристойности и мерзости, кривящееся, крадущееся, скрывающееся за закрытой дверью — всё то, что составляет Невидимое Лицо Страха.

Клайв Баркер смотрел в это лицо и говорил с ним. Поговорите и Вы...

Одно из самых недооценённых и многослойных произведений СК, одно из самых тонких и изящных решений об одиночестве.

Нет смысла писать о сюжете, стиле и форме рассказа: они обыкновенны для «Короля ужасов» и не ирают существенной роли. Гораздо важнее фабула, которую в рассказах СК мы можем встретить длеко не всегда.

СК представляет нам многослойную историю, где ключевым сюжетообразующим приёмом является чувство вины, которое в той или иной степени испытывают все главные персонажи рассказа. Осуждает себя в начале рассказа Джордж Грегсон, раскаивается в рискованной игре, которую он не мог себе позволить, Дэйвидсон. Но более всех винит себя сам главный персонаж, Генри Броуэр. Он живёт с этим ощущением уже очень давно. Он вынужден отстраниться от общества, ни с кем не сближаясь и лишь изредка позволяя себе появиться в компании. Страшное проклятие наложено на него в далёкой Индии.

Это произведение, по сути, о каждом из нас. Несомненно, что практически любой человек хоть раз в жизни, да испытывает чувство полного, невыразимого отвращения к себе. В такие моменты иногда кажется, что ты заклеймлён проклятием, от которого тебе не избавиться, что ты пария на теле общества, чумная звезда своего народа и вида. СК гиперболизировал такое ощущение, к тому же заключив его в метафорический облик человека, который особым образом, сам того не желая, получил возможность проецировать своё проклятие на окружающих людей. Особо оригинален именно выбранный способ — ведь рукопожатие, когда-то бывшее средством предупреждения опасности и символом доверия, нынче девальвировалось до обыденного приветствия любых знакомых между собой людей. Чудовищное несоответствие сути рукопожатия, как действия, и следующего за ним итога, и делают этот рассказ таким пронзительным, запоминающимся, истинно пограничным, что так редко удаётся даже «Королю ужасов».

В бытность мою книготорговцем было принято снисходительно похлопывать Б. по плечу: дескать, молодец, автор, вошёл в анналы литературы. «Марсианские хроники»? Не, не читал. Да и зачем? Всё же ясно, никакого скрытого посыла — Марс, люди, колонизация. Антивоенная классика. Но сейчас же совсем другие приоритеты. В общем, «Маленький убийца» удался ему не в пример лучше, да и вообще Б. не мастер крупной формы...

А вот я и напоролся на «Хроники», прочтя их запоем за три часа.

Конечно, книга эта не для дороги, а, скорее, для неторопливого обстоятельного чтения на ночь, погружения в иллюзорный мир-мираж, тщательно исполненный Б. тончайшими мазками. Здесь почти нет резких цветов, равно как и динамичных событий; даже немногочисленные погони выглядят скорее исполненными комического достоинства и обманчиво неторопливой грации. Собственно, такова вся книга: альманах безумно талантливых эскизов с марсианской натуры.

И через сотни лет после его смерти, когда будут колонизированы и Марс, и Венера,и, быть может, другие планеты, люди в кораблях, летящие в бесконечность космоса, будут перечитывать бессмертные строки и тепло улыбаться, ибо редко у кого встретишь гуманизм, исполненный такой светлой силы и непреклонной веры в человечество, как у Рэя Брэдбери.

Никогда ничего не ждите от книги заранее.

К сожалению, мир «Warhammer 40k» — один из самых недооценённых и порицаемых фантастических миров. Почему — не важно; факт остаётся фактом. Между тем, я не знаю другой Вселенной со столь прописанной, подробной, красивой, логичной и разнообразной историей. И не важно, один человек его придумал, или тысячи; важно, что путешествовать в этом мире нам... :wink:

А. считается лучшим из писателей, работающих в мире 40к. Отличительной особенностью вселенной 40к является «готичность», глобализм и примат жестокости. Это мир пылающих планет, населённых демонами, миллиардных жертв на алтарях великих Богов Хаоса, боевых наркотиков и генетически модифицированных убийц, всепожирающего высшего разума, питающихся звёздами К'тан, мир страха, боли, отчаяния, мир, где вы сильнее всего почувствуете ничтожность личности перед судьбами Вселенной... Таким образом, выпуклость мира не просто зашкаливает — при желании вы можете погрузиться в пучину тысячелетней истории бесконечной галактической войны, которую для нас расписали сотрудники Games Workshop и персонально А. в книге, которая, кстати, описывает, если так можно выразиться, «реальный» фрагмент истории субсектора. Антураж — 10 баллов.

Перевод и корректура — баллов 6. Насыщенные терминологией книги серии 40к плохо даются нашим переводчикам.

Персонажи. Главное действующее лицо — это мир 40к. Остальные лишь тени на полотне эпического вечного сражения. Сам мир подразумевает невысокую роль личности. Поэтому в «Ксеносе» единственный сколько — нибудь раскрытый характер — это Эйзенхорн. Остальные — статисты. Зато внешний вид персонажей детализирован до предела. Это тоже часть игры, чтобы вы лучше воспринимали Мир, представляя его через призму героев и злодеев.

Сюжет базовый, «пойди туда, не знаю куда, принеси то, не знаю что». Вместе с тем отмечу, что при общей линейности сюжета, повествование часто делает неожиданные и логичные повороты. А. хитро плетёт ткань повествования, зачастую водя читателя за нос и переворачивая уже сложившиеся представления двумя — тремя мазками. И у него это отлично получается. Вы удивитесь, я это гарантирую.

Диалоги обычные, юмор присутствует, что уже неплохо. Язык лёгкий и простой, написано доходчиво.

Батальные сцены — неотъемлемая часть мира, поэтому «Ксенос» богат на потасоки, сражения, битвы, даже гладиаторские бои. В отличие от большинства авторов 40к, А. неплохо работает с тонкой материей боя, динамики не теряет. К тому же, в мире 40к ГГ очень даже смертны...

Минусы:

1. Нет ярких персонажей.

2. Незнакомому с миром 40к читателю, у которого уже сложились определённые каноны восприятия жанра «фантастика и фэнтези», будет непросто разобраться — объем книги не позволяет. Рекомендуется очистить голову от предрассудков и ожиданий.

Итог — 9 баллов.

«Историй всего четыре. И сколько бы времени нам ни осталось, мы будем пересказывать их — в том или ином виде.» — замечает Хорхе Луис Борхес. Вот эти истории: первая – об укреплённом городе, вторая – о возвращении, третья о поиске и четвёртая – о самоубийстве Бога.

То бишь, ничего нового под Солнцем нет. Вот и этот рассказ Лема, похоже, основан на придуманном в античности парадоксе Тесея. Согласно греческому мифу, корабль, на котором Тесей вернулся с Крита в Афины, хранился афинянами до эпохи Деметрия Фалерского и ежегодно отправлялся со священным посольством на Делос. При починке в нём постепенно заменяли доски, до тех пор, пока среди философов не возник спор, тот ли это ещё корабль или уже другой, новый?

Лем, большой мастер вольного обращения с парадоксами, не просто переписал его на новый лад, но хитроумно дополнил актуальной для нашего времени тематикой — может ли машина быть личностью и с какого момента человек превращается в киборга, а тот, в свою очередь, становится роботом. И нанизал полемику на лёгкий, непринуждённый конфликт. Как говорится, в исполнении мастера всё выглядит лёгким.

Жаль, Лем не упоминает, были ли на руках у мистера Джонса ногти. Это многое бы прояснило.

Не очень понятно, почему читатели классифицировали рассказ как психологический — это же откровенная хохма. На самом деле это и круто, хороший юмористический рассказ поди напиши, и здесь Уэллс в очередной раз доказывает, почему он — один из величайших фантастов ХХ века. Не только прозорливец, не только мастер сюжетов, но и, как выясняется, большой шутник.

Конечно, здесь я немного сгущаю краски, у Уэллса много юмористических рассказов, тот же Красный гриб или остров Эпиорниса, тоже вещица анекдотическая, если вдуматься. Причём юмор этот не шеклиевский и не лемовский (и даже не белянинский, прости, Господи). Автор не стремится угодливо смешить читателя по три раза на страницу, нет — Уэллс спокойно рассказывает историю и мощным пуантом её завершает. Смеяться здесь.

Так бывает чаще всего. но именно эта вещица юмористическая от начала и до конца, автор даже не пытается притвориться, что пишет серьёзно. Но сам рассказ ни капли не наивный, творчество Уэллса не устареет и через триста лет. Он короткий, композиционно совершенный, в меру абсурдный, в нём присутствует, как и почти везде у Уэллса, толика чёрного юмора... Что ещё нужно?

Однозначный вин классика британской фантастики. Думаю, именно такие вещи и надо называть «английский юмор».

Наверное, немного нелепо писать отзыв о книге, которую прочитал около двадцати лет назад, да к тому же не являющейся самостоятельным произведением, а всего лишь адаптированным под вселенную TMNT сюжетом хоррора категории Б, но что поделать, если сердце требует донести до общественности мысли на сей счёт. Так что делюсь.

Сама по себе франшиза, запущенная в середине 90-х некими предприимчивыми белорусскими издателями, несмотря на всю свою кажущуюся бредовость, оказалась сверхуспешной. Я не знаю ребёнка, у которого в детстве на полке не стоял томик-другой бесконечной саги о приключениях черепах; совокупные тиражи приблизились к полумиллиону копий (завидуйте, миллениалы!). И надо сказать, зачитаться было чем: там, где недалёкие и узко мыслящие американцы смогли придумать только измерение Х, какой-то мозг в скафандре, мужика с шипами, мутаген да черепах в канализации, наши соотечественники развернулись на полную — ведь у них, в отличие от западных коллег, не возникало проблем со всемогущим Капитаном Копирайтом. Имя человека, который придумал брать сюжеты популярных (и не очень) голливудских фильмов и вместо антагонистов помещать туда в качестве борцов со всевозможным злом доблестных Лео, Дона, Мика и Рафа, неизвестно, но нельзя не согласиться, что затея вышла крайне жизнеспособной: бравая четвёрка на обложке, яркие иллюстрации и броские названия поистине волшебным образом притягивали к себе многочисленную в ту пору армию почитателей черепах.

К сожалению, уровень работавших над серией авторов был совершенно разным. Собственно, каждая книга выходила уникальной, потому что художников также было несколько. И если в некоторых изданиях иллюстрации были качественными, не уступая по прорисовке, детализации и анатомии оригинальным мультфильмам, то в других черепашки выглядели похожими на колченогих уродов, страдающих врождённой или благоприобретённой от неумеренного потребления спиртного имбецилией. Художники зачастую даже не заморачивались с верным распределением цветов и букв на поясных пряжках. Ведь канало и так.

То же происходило и с текстами. Лично меня даже в 9-10-летнем возрасте немало коробило от опусов наподобие «Черепашки-ниндзя против тренидатов», зануднейшего «Чёрного колдуна», где беседы черепах напоминали лепет детей с задержкой умственного развития, или книги о Баркулабе фон Гарте, где, если не изменяет память, присутствовало даже табуированное в детском лексиконе слово «трахаться». Авторы были совершенно незнакомы с предметом, черепашки в их книгах постоянно менялись ролями, когда всем детям было известно, что у каждого из героев есть устоявшееся амплуа, которое, на секундочку, прямо указано в припеве опенинга того самого оригинального сериала

Splinter taught them to be ninja teens (He's a radical rat!)

Leonardo leads, Donatello does machines (That's a fact, Jack!)

Raphael is cool but crude (Gimme a break!)

Michaelangelo is a party dude (Party!)

Временами грешили даже в неплохих книгах: так, например, во вполне удачном «Зловещем духе мертвецов» Леонардо ушёл в запой, и у него отросла борода.

К счастью, большая часть книг была написана вполне пряморукими людьми (скорее всего, подхалтуривавшими профессиональными писателями), там имелись характеры, какой-никакой сюжет, ловко адаптированный под немудрёные детские нужды, где, невзирая на смертельные опасности, черепахи делали то, что и и положено было им делать — ловко и бескровно вышибали из злодеев дерьмо и наставляли их на путь истинный, а при невозможности оного просто запуливали куда-нибудь подальше и шли есть пиццу, обильно уснащая свои приключения дружескими перепалками, подначками и немудрёными шуточками, понятными только 10-12 летним детишкам.

Однако был и третий сорт книг. Здесь я вступлю на зыбкую почву ЧСВ. Ваш покорный слуга с детства любил читать и мнил себя, возможно, небезосновательно, носителем как минимум хорошего вкуса. Обычные приключения меня радовали, но, уже во втором классе читая Лема и Кинга, я открыл в себе склонность к более взрослой литературе и страсть к ироничному повествованию с диалогами, выходящими за рамки «Эй, Лео, наподдай-ка вон тому злобогрызу и пошли есть пиццу!». Как ни странно, в этой серии были и подобные книги. Одна из них — недооценённый, судя по оценке, роман о противостоянии четвёрки с таинственным подземным кукловодом.

Каюсь, перед выставлением оценки открыл роман и, намереваясь просто освежить в памяти сюжет для аннотации, перечитал полностью, с умилением замечая, что не ошибся — книга ни капли не утратила своего очарования. Не знаю уж, что за автор работал над ней, но в данном случае можно смело утверждать: книга далеко позади оставляет оригинал, некий малобюджетный хоррор конца 80-х. На редкость осмысленные диалоги, пронзительная и таинственная атмосфера зимнего Нью-Йорка, завораживающее ощущение чуждости загадочной подземной жизни, местами иронический и даже саркастический стиль повествования, цепляющий буквально с первых строчек, до сих пор идут просто на ура. Эту книгу можно смело переиздать, её могут читать и дети, и те взрослые, внутри которых дремлет ребёнок, она относится к классу безвозрастных книг, в которых настоящий скиталец-среди-страниц всегда отыщет что-то своё. Тут и Сплинтер, radical rat, подозрительный, ворчливый, обладающий шестым нюхом на опасность, и черепахи, каждый из которых предстаёт действительно живым и полноценным героем, и неоднозначный антагонист; то бишь, нет разделения на Зло и Добро. Мне кажется даже, что автор всерьёз увлёкся возложенной на него задачей, выбрал один из любимых своих фильмов и рассказал историю так, как видел её сам — от всей души. И ещё он наверняка сам тащился от черепашек-ниндзя!

Здесь есть всё, чтобы на несколько часов забыть, что тебе уже давно за тридцать. Неизвестный автор, спасибо тебе!

За окном ночь и не видно звёзд, а у меня в руках потрёпанный уже временем томик, с обложки которого обеспокоенно глядит вдаль красивая рыжая женщина в какой-то хитрой броне с мощнейшим — сразу видно по тому, сколько на нём всего навешано — лазерным пистолетом в руках, а на заднем плане всё летят и летят в багрово-красную даль сражающиеся чудовища... Как жаль, что мне не под силу вспомнить, что я чувствовал, глядя на эту картинку в 9 лет — мне вряд ли было больше, когда «Талисман...» попал ко мне в руки. Откуда эта книга взялась в доме, кто вообще догадался купить и дать её ребёнку — мне неведомо. Помню только, что ошеломительную, полную непредсказуемых поворотов историю приключений отважного космического пилота Алекса Полянски и его верных спутников — неунывающего Тима Обри и прекрасной Дианы — я прочитал не раз и не два.

И вот прошло почти 30 лет, а я снова открываю эту книгу, повинуясь прихоти памяти, вдруг среди бела дня подкинувшей возникшее откуда-то видение — вампир с чернильно-чёрными глазами на фоне пылающей машины под проливным дождём медленно поднимает ствол ужасного, плавящего плоть, ружья... а вот проламывающаяся стенка подземного тоннеля и выпадающее оттуда с визгом существо, страшнее которого и представить себе трудно... а вот пустынная планета, где под затянутым вечно бегущими низкими серыми тучами небом двое упорно бредут к далёким горам, чтобы вернуть на место Талисман, и Диана говорит лучшую из всех написанных приключенческих фраз

фраза, которая окатывала холодком моё детское сердечко и пробирает до сих пор.

Возраст даёт нам опыт, знания, цинизм. Позади сотни прочитанных книг и тысячи миров. Теперь я знаю, что значит изображение женщины с пистолетом на обложке фантастической книги, что одежда её называется «бронелифчик», а также что такое «макгаффин». Знаю, откуда автор взял образ застёгнутого на все пуговицы толстяка в чёрных очках, равно как и почти все прочие образы книги... хотя вижу и прекрасный юмор, которым пронизан роман, и ярких персонажей, и на редкость бодрый, пусть и безсмысленный, но по-прежнему захватывающий сюжет, лёгкие естественные диалоги. Я мог бы серьёзно и обстоятельно объяснить, почему «Талисман для стюардессы» по-настоящему хорошая книга, и дело здесь вовсе не в пресловутом комплексе утёнка...

Но не хочу. Я с радостью променял бы всё это, в общем, безполезное знание на возможность впервые открыть этот шедевр и просто прочесть его глазами и сердцем 9-летнего ребёнка.

Но этого не будет уже никогда.

У Родари много сказок, которые интереснейшим образом как сами являются остроумными переработками классических сюжетов, так и звучат во множестве произведений более поздних авторов. Прежде всего не в идеях даже, а в особом, «родариевском» настроении: удивительной смеси лёгкости, света, фантастики и ненавязчиво подаваемых социальных проблем и жизненных ситуаций.

Среди отечественных мастеров подобного обманчиво лёгкого, а на деле сложнейшего жанра (ведь чтобы писать подобные сказки, мало быть мастером сюжета, слога и композиции, нужно иметь истинно доброе сердце) выделяются Борис Штерн и Кир Булычёв. Вот и этот рассказик про двух «волшебников» из Турина легко вписался бы в цикл о Великом Гусляре. На месте водителя так легко представить Корнелия Удалова, а его попутчики — это практически ученики факира.

Разумеется, я не говорю — упаси, Господь! — что Булычёв что-то там похитил, украл, сплагиатил; нет. Поразительно другое. говорят, идеи носятся в воздухе. Разве не чудо, что настолько схожие лирические, дарящие улыбку вещи были написаны разными людьми в совсем разное время?

Как по мне, так это просто замечательно. И многим взрослым не мешало бы отложить свои скучные книги и перечитать эти прекрасные улыбающие сказки.

Да--а, это сильно. Это напомнило мне рассказ «Время ушло» с позапрошлого конкурса, только ещё хлеще. там истоки прослеживались, здесь лично мне они практически неизвестны, за исключением Лоухидов — ито не факт, имелась ли в виду та самая Лоухи, которая сражалась с Вянямененом.

Честно говоря, такие вещи на конкурс отправлять странно. Это слишком крутая работа, чтобы её должным образом оценили.

Я, даже толком не разобравшись, сразу возношу этот рассказ на вершину всего читанного в 1м туре.

Что напомнило: несмотря на финно-угорские следы почему-то вспомнились мифы индейцев Мезоамерики, такие же непонятные и многозначительные

Никогда ничего не ждите от книги заранее.

Мир — 10 баллов. Подробное обоснование моего мнения в рецензии на «Ксенос».

Персонажи неизменно статисты к фону действия. Как и в «Инквизиторе», есть один герой и масса небезынтересных, но созданных не характерами, а типажами, второтсепенных персонажей.

Перевод и корректура не больше 6, увы...

Сюжет. А. верен себе и, бьюсь об заклад, развязку предугадать не смог никто из лаборантов. Приятно, что А. не следует строгим канонам 40к, играя с вариантами на своё усмотрение. В конце концов, Мир 40к создан для полёта фантазии! Замечу, что это, наверное, самый кинематографичный из всех романов А., особенно в прологе.

Диалоги чуть более хороши чем обычно, как всегда не обошлось без фирменного сарказма.

Батальные сцены добавляют А. вистов тем, что, помимо физических побоищ мы можем наблюдать сражения псайкеров, причём хорошо написанные. Это значит, что А., в отличие от подавляющего большинства авторов, не злоупотребляет «технической стороной», оставляя лишь фактуру в виде молний, псионных клеток и прочих милых разрушительных радостей.

Минусы обычны:

1. Мало интересных героев

2. Мир труден для читателя, воспитанного на совершенно других канонах.

Итог — 8 баллов.

А вот и первая настоящая удача сегодняшнего дня.

то, что действительно, без слащавой патетики и демагогических житейских рассуждений, может достучаться до самой сути твоего сердца. Которое, может, казалось, и не ходит уже в былом ритме, а неловко отщёлкивает проходящие мимо дни в неспешном ритме остывающего танца.

Всё просто... жизнь действительно одна, и автор хорошо это понимает.

Груз былых ошибок не проходит так бесследно; по сути, его нельзя ни залить, ни заделать хобби или работой. Нужны лекартсва тоньше, но что делать, если ты не способен их принимать? Остаётся только вспоминать.

О, как чужда, как омерзительна мне западная парадигма: живи одним днём, не вспоминай прошлое, гони плохое, создавай позитив.

Лучший момент жизни всегда останется в пролшлом, рано или поздно. И, когда ты это поймёшь, лучше, чтоб рядом был диван. Который может стать и гробом.

Отличная работа, 9 баллов.

Что напомнило: «Солнечный пёс» Кинга, но наоборот. И ничуть не хуже.

К сожалению, третья часть провисает. Зато до последнего сохранялась интрига, повторит ли Э. судьбу Квиксоса.

В чём заключается слабость третьей книги? Есть несколько простых моментов. Во-первых, в кои то веки у А., мастера батальной сцены, всего лишь одна приличная схватка — финальная. Беготня на поезде, дочь Гло и особенно неправдоподобная схватка с Титаном откровенно слабы.

Кроме того, сам сюжет распадается на множество отдельных элементов. Создаётся ощущение, что автор, с удовольствием работавший над «Ксеносом» и «Малеусом», просто засушил финал, добавив объёма.

При этом, отмечу, трилогия А. всё равно остаётся на голову выше любой другой книги из серии 40к.

Ника Перумова мне посоветовал бывший школьный хулиган и скандалист Коля Кузнецов. Наши с ним пути разошлись ещё после 3-го класса, когда Коля сменил «А» на «Д», а я отправился в «П», то бишь «прогимназический». Не сказать, что мы были хотя бы приятелями, но и врагами нас назвать было нельзя. Коля меня не донимал, а, если он этого не делал, то для меня и вовсе существовал, слишком разными были наши миры.

Прошли годы, я перешёл в 10й класс и, как-то, прогуливаясь по родному городку, встретил Коляна. Он возмужал и окреп, выяснилось, что Коля пошёл в ПТУ и постигает какую-то рабочую профессию. Давние одноклассники, мы остановились поболтать. Моё внимание привлёк цветастый, изрядно потрёпанный томик, который Коля держал подмышкой. Ведомый неутолимым голодом читателя, я поинтересовался, что это, памятуя, что Коля никогда на моей памяти ничего не читал.

Его глаза загорелись, и Колян протянул мне книгу. Уже не помню, что он мне сказал, но сказал он это искренне, восторженно. Сказал так, что, ещё даже не приняв том, я уже понял, что буду это читать.

На яркой обложке красовался мёртвый рыцарь с фонарём из человеческого черепа.

- Прости, Серый, не смогу дать почитать, сам ещё не закончил, — пожал плечами Коля, забирая книгу.

Но меня это уже не беспокоило. На следующий день я пошёл в магазин и купил первого в своей жизни Перумова. Это был двухтомник «Алмазный меч, деревянный меч».

Я не был новичком в фэнтези. За спиной был любимый Конан Говарда и фанфики последователей, бережно растягиваемый на недели «Властелин колец», эпопея Джордана, первые тома «Тёмной башни»... Но такого мне читать не доводилось! Книга сходу кинула меня в водоворот непрестанной войны, схваток, ужасных магических битв, страшных заклинаний, поединков необоримых сил, великих героев. Гномы, эльфы, боги, козлоногие, могущественные маги прошлого и не менее могущественные маги настоящего и будущего, жертвоприношения, некромантия, волхвы, сделки с нечистой силой, церковь, император, сила гор... проще сказать, чего в этой книге не было, чем перечислять всё, чем она была набита. Вызывало восхищение, с какой лёгкостью герои походя уничтожали сонмы, мириады, легионы врагов, чтобы на их место пришли другие сонмы, мириады и легионы таких же. Создавались и рушились миры, хлестал Смертный Ливень, горела земля, рушили башни, плелись сверхкозни и сверхзаклятья...

Книга шла так легко и ярко, что я проглотил её за пару дней и побежал за другими книгами нового автора. Ещё никогда я не получал такой хороший совет от парня, который, говорили, вообще не особо умел читать.

Но вот странно. Во-первых, спустя какое-то время я совершенно не мог вспомнить, а что я, собственно, прочёл, а, во-вторых, желания перечитывать тоже как-то особенно не было. ВК — да, Говарда — за милую душу, Джордана — ну, можно. Но не Ника. АМ/ДМ вместе с продолжениями на годы занял место где-то в углу полки, пока сейчас, спустя много лет, я по болезни не извлёк его и не приготовился снова погружаться в захватывающую атмосферу вечной бойни.

Однако атмосферы не случилось. Случилось то, что, домучив первый том, я поставил его рядом со вторым, чтобы, видимо, больше никогда их не доставать. То, что ты не замечаешь в 15 лет, очень хорошо видишь в 35: скудное косноязычие, замазывающий дырявый сюжет мегапафос, десятки шаблонных героев, мертворождённые диалоги, отсутствие юмора и, главное, полная бессмысленность происходящего. Оказалось, что книги Перумова по своему наполнению недалеко ушли от поделок из журнала «Метагалктика«!

И этим я зачитывался?!

И ждал продолжений?!

И это советовал друзьям?!

Ответ, разумеется, один: да. Именно так.

Ник очень удачно вошёл в пустующую нишу русского might&magic, он писал ровно то, что нужно было скучающим за кирпичами стругацких/ефремовых/снеговых подросткам. Приключения. отвага. Бесшабашная смелость. Заклятия вселенской мощи. Аниме от фэнтези. Русский Муркок несравнимо большего размаха. И звенящая пустота межу строк и в голове читателя.

Сейчас эти книги выглядят смешными, перечитывать их невозможно. Но когда-то они дарили нам волшебный мир, который никто не в силах был отнять. Никто и ничто, кроме времени.

Пусть Ник Перумов останется там, в 90-х, откуда родом он и откуда все мы. Некоторые вещи должны оставаться в прошлом. Так будет лучше для всех.

Спасибо автору за весёлую юность! И спасибо Коле Кузнецову!

Реальность влияет на литературу.

Брэдбери жил в романтическую эпоху, когда человечество сделало самый мощный рывок в своей истории, пронзив небеса и выйдя в открытый космос; эпоху социальных экспериментов колоссального размаха и неизменной веры в будущее, парадоксальным образом сочетавшейся со страхом ядерной войны и близкого конца света. Быть может, именно конкретная опасность придавала писателям той поры такой неистребимый светлый гуманизм и жажду жизни.

И вот он пишет, как муж и жена с восторгом и даже благоговением взирают на то, как ракета с их сыном на борту отправляется в полёт

Как изменилось всё за полвека! И вот уже другой выдающийся писатель, Дэн Симонс, сам того не подозревая, полемизирует с Брэдбери. Энтузиазм давно иссяк, герои умерли, а новых так и не народилось, мечта была раздавлена обыденной суетой, общество потребления сожрало общество энтузиазма, человечество так никуда и не полетело, и лишь ядерная бомба по-прежнему ждёт своего часа.

Честное слово, когда я думаю об этом, то мне печально понимать, что Брэдбери перед смертью всё это отлично осознавал...

ДЛЯ ТЕХ, КТО СВАЛИЛСЯ С ЛУНЫ

Роман, созданный аж в 60-х годах прошедшего столетия, прошёл длинный путь от ящика Мамлеевского стола до, пусть и опосредованного, но всё же всемирного признания.

Помню, мы с Хэз тёмной безлунной ночью смеялись и шутили над упадком Мамлеева, взяв эталоном именно «Шатунов», и удивляясь, как автор мог настолько деградировать, увлёкшись самоповторениями. Собственно, «Шатуны» с литературной точки зрения – вещь также сомнительная: Мамлеев оперирует, пусть и абсолютно осознанно, достаточно узким набором слов, повторяя их раз за разом — читатель погружается в особое пространство мамлеевского текста. Текст этот весьма узнаваем, и Мамлеева, как Сашу Соколова или Максима Кантора, прочтя однажды, невозможно спутать ни с кем иным. И вроде бы всё хорошо, но…

Автор в «Предисловии» прямо указывает, что Ш. писались «в ситуации отчаяния, когда, казалось, все надежды рухнули (в том числе и вера в бессмертие, вера в Бога)». То есть, всё серьёзно. Однако Мамлеев сам же, бесконечными повторениями обессмысливающихся от этого слов и постоянным упором на некую «подпольность» (всплывают непроизвольные ассоциации с «подземным смехом», подкреплённые сценой в морге, когда Падов читает стихи Блока мёртвой девушке) и «запредельную глубину» происходящего вызывает лишь желание рассмеяться. Если бы не роковая фигура Фёдора Соннова, перед нами оказался бы обыкновенный декадентский романчик средней руки, похожий на очень серьёзного молодого гота, чья гротескность вместо трепета вызывает здоровый смех.

Что скрывается за текстом? «Метафизические», а через них и Соннов, задаются вечным вопросом дуализма Бытия: им всё мерещится, что сорвать покров возможно, хотя взрослый читатель легко разглядит в этих метаниях нежную юношескую браваду. Недаром интеллектуал Мамлеев не раз косвенно указывает, что возможные ответы скрываются в индуизме. Его персонажи, правда, отрицают опыт предыдущих поколений, требуя «радикальный переворот, вплоть до уничтожения старых понятий и появления новых — может быть еще более «абсурдных» — но тем не менее символизирующих наше состояние духа; и именно она — сама метафизика, сама религия — должна сделать этот переворот».

Они приходят к солипсизму чрезвычайно нарциссического толка — «глубевщине». И рок, орудие Танатоса Фёдор отступает перед единственным, кто смог замкнуться в идеальной рекурсии самого себя, Извицким. Впрочем, это не тот ответ, что нужен «метафизическим». Настоящего ответа не может быть, выхода нет, и в конце автор прямо призывает «не задавать вопросов о мире».

Исходя из вышесказанного, полагать глубокомысленным и высокоинтеллектуальным произведением «Шатунов», разумеется, нельзя. Этот роман ценен другим.

Цитируя «Сердце Пармы» А.Иванова «Ночами духам нравится приходить в покинутые людьми селения и играть там в свою любимую игру — в людей. Они сидят в ямах, как в домах, ходят в гости, роют землю, таскают бревна, но потом забывают смысл игры и дико скачут по обвалившимся частоколам, вылезают в окна, прыгают с крыши на крышу, висят гроздьями на ветвях и оголившихся стропилах...».

Эта цитата — лучшее описание «Шатунов» — романа о том, как бесы играют в людей. Мамлеев будто подсмотрел эту поистине тайную и скрытую от посторонних глаз игру, сумел донести до нас её чуждый, потусторонний и жуткий аромат. Именно из-за своей атмосферы «Шатуны», безусловно, заслуживают самого пристального внимания.

Автор с названием, конечно, дал маху: ужасный симбиоз Азимова и популярных «чёрнорубашечных» постапокалиптических серий, даже если таковым и не является, всё равно производит отталкивающее впечатление.

Но будет: проверенный человек посоветовал прочесть. Такими советами не разбрасываются.

Открыл.

Закрыл.

«Ч... что? О чём это вообще? Что происходит? Какой четырёхпалубный шипоносец? Не, так дело не пойдёт!»

Снова открыл.

Вчитался, переходя с привычного слайдерского полёта над страницами в глубинное перепахивание литературной целины. Пришёл к выводу, что да — в кои то не лжёт аннотация на переплёте: Иванов от фантастики. ↵

Первые тридцать, наверное, страниц — краш-тест: те, чьи мозги не выдержат, отвалятся. Так Ж. застраховал свою книгу от случайного — буде такой случится — потребителя и приберёг для Читателя. Дальше мягче, хотя разогнаться автор вам не позволит нигде. Огромное количество русско- и англоязычных аббревиатур, обильная терминология, также выдуманная, изящные я своей изломанности обороты. Нет, автор ничего не сделал просто так, вплоть до 12+1. ↵

Персонажи — тут хуже. Сколь удачно вышло обращаться с железом — тема, видно, родная,- столь неуверенно автор выводит портреты. И всё поначалу бы ничего — живы-живёхоньки, НО! Чем дальше, тем больше зловесёлых, ироничных, находчивых, таких обаятельно-залихватских в своём профессионализме однотипных космачей. То ли Симонов с его один-другого-суровее коммунистами, то ли Перумов с великомогучими сверхгероями. Один чёрт — похожи. Тут, продолжая сравнение с Ивановым — историк выигрывает, не напрягаясь. ↵

Сюжет... ооо, можно долго; буду краток. Первая половина — ок, с большой буквы Ок! производственный научно-фантастический роман в эпоху победившего постапокалипсиса — круто! Это, чёрт побери, Ве-ли-ко-леп-но! Пусть Ж. иногда придаёт чрезмерное значение подъёму финтифлюшки А из пункта Б. в точку Х. — простим. Но, стоит завертеться интриге с двойной Новой Зелёной — и ах, очарование испаряется. Сюжет — как шестерня с тряпкой — жуёт, жуёт, жуёт... Непонятные персонажи, относительная мотивация их — не лучший фон для космической драмы космического же масштаба. идея — супер, реализация пока не выдающаяся, но всё равно хорошо. ↵

Итог: крепкий самобытный фантастический роман, настоящая заявка на фантастику, какой она должна стать в ближайшие лет двадцать. Не идеально, но очень качественно. Желаете поразмыслить — «Хобо» к вашим услугам, любите Панова — мимо денег.

↵

«Мир глазами Гарпа» открыл для меня замечательного американского писателя Д.Ирвинга. Не называя его фантастом, отмечу, что ДИ у нас, IMHO, хорошо переводят, а его творчество входит в золотой фонд мировой литературы последней четверти ХХ века.

Сюжет романа строится вокруг личности Т.С.Гарпа, рассказывая, по сути, историю всей его жизни

Я бы охарактеризовал произведение, как классический реализм. Ирвинг, как никто другой, ухитряется предельно беллетризовать обычную жизнь пусть не совсем обычного, но всё же, по сути, такого же, как и мы с вами, человека. У Т.С. Гарпа есть свои печали, радости, горести, слабости, у него свой жизненный путь — абсолютно уникальный и ни на чей не похожий; словом, такой же, как и у любого из нас. При этом, что важно, весьма объёмный роман читается на одном дыхании, написан строго, сильно и вкусно, упругий текст не отпускает. Ирвинг — не побоюсь этого слова, выдающийся бытописатель.

Про персонажей, в принципе, я говорил выше. Те несколько людей, что оказываются в центре повествования, безо всяких скидок живые люди, выписанные с филигранной точностью. Каждый обладает своим внутренним миром и, что особенно приятно, достоверной мотивацией и естественной психологией поступков и поведения.

Отличные остроумные диалоги. Нечастый, но неизменно острый, без пошлости, но с изрядной толикой яда, юмор. Рассказы в романе. И это лишь малая доля радостей, что встретится вам на страницах этой книги.

О недостатках произведения. Безусловно, популярные произведения в жанре реализма такого уровня попадаются крайне редко. Тем не менее, общее впечатление у меня было таким, как если бы какой-то ранее незнакомый мне человек за бутылкой виски всю ночь рассказывал мне о себе. И каким бы сильным не было впечатление от этой встречи. если незнакомец уйдёт наутро (вы прочтёте книгу и поставите её на полку), то вы постепенно забудете его историю. Ваша собственная жизнь постепенно затрёт эти эмоции. Поэтому уже через год — два вы навряд ли досконально вспомните МГГ.

Хотя послевкусие останется очень приятным. И я, например, не отказался бы перечитать МГГ ещё разок... если бы не надо было его покупать. К сожалению, книги Ирвинга стоят дорого. Действительно дорого.

Итогом я поставлю книге 9 баллов. 8 — по внутренней шкале, а ещё балл добавлю за блестящий роман, написанный безо всяких модных эзотерических и поучительных притч а-ля Коэльо или псевдомногозначительной пустотности Х.Мураками, без затёртых штампов, за работу в жанре настоящей интеллектуальной прозы. Я бы сравнил МГГ с «Волшебной горой» Т. Манна, а из современников — с недооценённым триптихом Р.Дэвиса «Дептфордская трилогия».

Читайте Ирвинга.

«ТТ» не очень типичен для КС. Во-первых, он достаточно трудно читается. В-вторых, развязка, пусть и счастливая, оставляет парадоксально гнетущее впечатление: Саймак мастерски показывает это через нарастающее потрясение персонажей, усиливающееся к концу, несмотря на полученные ответы. Откуда в нас эти чувства?

«ТТ» трёхслойный. Первый слой — командная работа — хорошо знаком многим из нас и останавливаться на нём нет смысла. Второй (именно второй!) — создание новой формы жизни силой мысли — изначально смахивает на deus ex machina. Третий, глубинный, прошедший канителью в середине рассказа смысл — проблемы деградации жизни. Грифис покончил с собой, утвердившись в мысли, что биологическая жизнь, углеродная её форма есть глубокий упадок материи, заключительный дюйм на огромном отрезке бесконечной энтропии Вселенной. Всё это на первый взгляд слабо вяжется друг с другом, из-за чего рассказ тяжело воспринимается.

Чтобы понять ТТ, обратимся к написанному спустя 10 лет рассказу Станислава Лема «Правда» (1964 г.):

Наши тела состоят из пепла давно угасших звезд. И в данном контексте создание существа силой мысли, по сути, из ничего, из пустоты, выглядит не более, чем самоиронией над своей же остроумной гипотезой.

Именно поэтому ТТ кажется таким непохожим на остальное творчество КС, диссонируя с ним в главном: в рассказе нет надежды и веры в будущее.

Тяжёлая, давящая, я бы даже сказал, губительная книга.

Внешне безобидно начинающийся в жанре перестроечного лиризма роман стремительно подхватывает читателя, увлекая за собой в чернильно-чёрную тьму. А, казалось бы, как всё неплохо начиналось: дворы, распад Союза, гопники, фарца, понимание накатывающего непонимания и безнадёги будущего, на этом фоне молодая и свежая поросль циничных, кусачих, хватающихся за любую возможность выбиться из серой советской массы подростков. Жизненно, местами смешно, чаще грязно, быть может, несколько театрально, а больше обыденно и, главное, до жути, до запаха жвачки «турбо» и изрезанных поколениями школьников желтоватых советских парт — ностальгично. «Вонючая школа, драки, клей, так я становился сильней». «Школа» Козлова. Романтика распада.

Пока Герман не попадает в

И вот тут Елизаров на полную раскручивает маховик своего таланта. Оторваться от кошмара, в который залипаешь вместе с незадачливым Германом, невозможно физически. Проезжаешь остановки в метро, читаешь, шагая по бесконечным, залитым мертвенно-жёлтым светом коридорам переходов и продуваемым улицам города, ведущим из ниоткуда в никуда. В голове — мультики, бесконечная рекурсия психопатии, насилия и крови, крови, крови, бешеным серпантином скользящая в самый нижний круг ада, где нет ни света, ни тьмы — ничего, кроме шипящего вонючего проектора и калейдоскопа мерзостей, обозначающих, вроде бы, путь к спасению — но какой ценой?

Выхода нет, и, посмотрев «мультики» Алёшки-Разума один раз, читатель вместе с Германом обречён. С этой дорожки уже не сойти.

Елизаров мастерски влезает в голову. Был такой рассказ у Каганова, «Заклятие духов тела», где автор в предисловии безо всяких шуток предупреждал, что при написании им использованы какие-то там приёмы НЛП и впечатлительным читать рассказ не рекомендуется. Рассказ хороший, без дураков. Так вот, у Елизарова бездна, в которую он так ловко заставляет смотреть читателя, таращится в ответ настолько ... естественно... что Каганову, при всём его мастерстве и не снилось. Уже много кто сравнивал «Мультики» с «Заводным апельсином», это и правда схожие вещи, но если у Бёрджесса мы смотрим, как мучается Алекс, то у Елизарова мы мучаемся ВМЕСТЕ с Германом.

Елизаров всегда был мастером истончения реальности, это хорошо видно в его старых вещах, таких как «Сифилис» или «Госпиталь», но в «Мультиках» он достигает вершины своего шаманского дара; тем смешнее читать якобы беспомощные страхи лирического альтер-эго автора в рассказе «Берлин-трип». Какой там гашиш!.. попав в мозг автора, он должен был в панике распасться на атомы, ибо культивируемое Елизаровым безумие не снилось самым брутальным психоделикам. Елизарову не нужна химия, чтобы вскрывать допаминовые каналы — он взрезает их простыми чёрными буковками на белой бумаге.

А при чём тут «Мультики»? Да, в общем-то, ни при чём. Елизаров мог написать любую другую вещь с любым другим сюжетом, суть книги от этого бы не поменялась: ломовой двухсотстраничный кошмар без проблеска надежды.

Я подчёркнуто не касаюсь таких вещей, как слитая концовка, открытый финал, подвешенные немые ружья, клишированные персонажи. Они не имеют значения. «Мультики» — это не литературная еда и не десерт, это чёрная таблетка.

Одна из самых страшных книг, что мне доводилось брать в руки. Читать людям с неустойчивой психикой, склонным к беспокойству, тревоге или злоупотребляющим наркотиками СТРОГО не советую. Детям — ни в коем разе!

Впрочем, непонятно, кому вообще эту книгу можно посоветовать. Каждый должен открыть для себя её сам.

Хотя Дилейни в предисловии и сравнивает Диша с Желязны, по мне он похож на Балларда: вспоминается «Перегруженный человек» или уход в джунгли Керанса, главного героя «Затонувшего мира» (дань уважения Конраду?) — как итог, отрешённость, погружение в себя среди обезумевшего чуждого и пугающего мира. Городские джунгли. Чёрное зеркало в декорациях Пруит-Игоу, прославившегося благодаря Коянискацци. Там то, отчего люди творят «спрюитигоу»: безнадега, паутина прокисших бесед, ни следа надежд.

Не потому ли «334» выглядит, как антиутопия? Хотя живут люди вроде неплохо, но... горячая тревога в сердце, залежи идей, выкинутых на мусорные кучи. Смотрим отзывы к Хаксли (люди не видят антиутопии так-то), несмотря на парадоксальность такого утверждения. Антиутопия стала нормой. Парадоксально низкая нравственность в обществе победившей морали. Снижена ценность жизни. Перенаселённость.

Тяжёлый, тревожный роман. Пруит-Игоу — идеальная метафора одиночества среди толпы и соц. условностей, разрушающих души людей и взаимопонимание. Это особенно хорошо выведено в «Ангулеме».

Диш, то ли не умеет писать от детей, то ли не хочет, ему интереснее языковые игры и создание пространства, room, как квартира в новелле «334». Что поражает, так это объём предсказаний: гейсемьи, нелегальная трансплантология, евгенический ценз, эпидемии аутоиммунных заболеваний, дети-наркоманы, крадущие таблетки от инфантильных родителей, гендерная самоидентификация (Бэнкс), рефеодализация (пусть и пропитанная популярной в те годы боязнью леваков), синтепища. Уличные волки, вырастающие на мусорных кучах мещанского изоляционизма (банды 70-х и 80-х), но без веры в будущее (сравните настроение «Изгоев» Копполы или «Странников «Кауфмана, где всё пропитано светлыми 60-ми, и более поздних «Воинов», «Волков», «Улиц в огне»).

Возможно, мы уже живём в аду. Малолетние шлюхи, безработица и тунеядцы-алкаши, соц минимум обеспечение, разлагающее индивидов, все на таблетках, влиятельные извращенцы, социальное жильё, групповая психотерапия, уроки секса, религиозно-спиритические кружки для одиноких, ничего не напоминает? Ад — это отсутствие надежды. В каждой главе за наслоением мыслей, описаний, потока сознания скрыто несколько мудрых и удивительно точных пророчеств, которые можно воспринимать буквально, а можно трактовать — почти катрены.

Сюжеты не важны. Важен ад.

Конечно, сейчас трудно сказать, насколько бы Хёг оказался популярен в России, если бы его magnum opus про странную женщину-гляциолога, расследующую на первый взгляд тривиальный несчастный случай, приведший к смерти мальчика, жившего по соседству, перевёл какой-то другой переводчик, а не г-жа Краснова. Потому что «Смилла» — это роман-настроение, где язык, текст играют первую скрипку, отодвигая прочее на второй план.

«Смилла» формально проходит по классу детективов, что, пожалуй, неверно, так как читателю не даётся каких-либо ключей к разгадке, хотя одновременно мы с самого начала можем предположить, кто именно повинен в гибели Исайи. Вместе с тем само расследование Смиллы выглядит подозрительно профессионально для замкнутой и малообщительной женщины, которая внезапно открывает в себе талант частного детектива и, что ещё более удивительно, ухитряется раз за разом получать нужные ей сведения, буквально наигрывая на многочисленных роялях, щедро расставленных авторской рукой тут и там. Впрочем, это совершенно не важно.

Главное в книге — атмосфера. Холодный, льдистый роман, предельно отстранённый. Ровный, словно выглаженный постоянным ветром глетчер, поток мыслей главной героини. Образ Смиллы — несомненная удача Хёга, ему удалось создать портрет одновременно цельной и сформировавшейся личности, которая на деле пребывает в постоянном напряжении самокопания и навязчивых воспоминаний о прошлом. Она — гляциолог; и сама похожа на вроде и монолитный айсберг, неотвратимо движущийся к намеченной цели, внутри которого, однако, текут невидимые глазы титанические процессы. Весь роман мы ожидаем, произойдёт ли тот самый выстрел, который обрушит эту глыбу льда и заставит её расколоться. По сути, это великолепный портрет душевнобольного человека, постоянно балансирующего на узком мосту между безумием и адекватностью, чуждая и в то же время притягательная личность. Сложно представить себе персонажа, к которому испытываешь меньшую эмпатию, чем г-жа Ясперсен.

Это история о современной снегурочке, разрывающейся между родным морозным домом, где навсегда осталась её душа, и чуждым, но одновременно притягательным миром тёплых иных людей; недаром Смилла полукровка — наполовину эскимос, наполовину датчанка, не принадлежащая ни к одному из этих миров. Книга будет хороша для неспешного прочувствованного вечернего чтения, если вы не гонитесь за хитрым сюжетом, предпочитая внутренний диалог, своеобразные суждения обо всём на свете и желая узнать, чем отличается вчерашний снег от свежевыпавшего.