Сказать, что в книге нет сюжета, нельзя (герой оказывается в Верховном Суде, обвиняемый с Самом Ужасном Преступлении в Истории Черных, и вспоминает свои детство-отрочество-юность, пытаясь понять, как он, по собственным словам «один из немногих черных в стране, который никогда не воровал, не слушал рэп и не мастурбировал в общественном транспорте», докатился до такой жизни), но сюжет этот скорее выглядит фоном для выступления стенд-ап комика. Любое событие, любой эпизод, любая сцена служат всего лишь поводом для автора порассуждать о какой-нить расистской, антирасистской или псевдорасистской лабуде. Значительная часть мизансцен наличествуют очевидно только ради очередной возможности для автора порефлексировать, поглумиться и вставить свои пять копеек.

Если хотите знать, как выглядит современный американский английский — эта книга в самый раз. Она битком набита негритянским арго, разговорным сленгом и калифорнийскими диалектизмами. Однако проблем с пониманием, как ни странно, не возникает, и в словарь я залезал считанное число раз — смысл всегда (за малым исключением) ясен, хотя я искренне сочувствую тем, кто будет переводить творение Пола Битти на русский. Хуже другое — автор постоянно упоминает массу культурных и не очень деятелей Соединенных Штатов, всевозможных спортсменов младших лиг, актеров забытых сериалов, ведущих местных радиостанций, телевизионных проповедников и тому подобную полуизвестную шушеру. Так что зачастую не совсем понятно, в чем соль той или иной шутки, на что активно намекивает автор и какой там подтекст.

Книга, как известно, свежеиспеченно наделена Букером, но с тем же успехом могла бы его и не получать, потому как очень уж большой художественной ценности я в ней не заметил. Помните анекдот «темно-зеленые назад, светло-зеленые вперед»? Вот вся книга Битти и есть такой анекдот, за той поправкой, что для нас это абстракция, а для Штатов — реальность. И ведь не скажешь, что в этом анекдоте нет сюжета и драматического накала; но каким бы хорошим анекдот ни был, он все равно остается анекдотом.

Видно, что автор начитан и образован, намеренно неполиткорректен (был бы белым, его бы уже линчевали за этот текст, а особенно за слово pigger), умеет писать и неплохо выражает свои мысли. Иногда это смешно, иногда остроумно, иногда прям в точку, иногда навязчиво, а иногда просто раздражает (особенно когда он сам ударяется в расизм, сваливая в одну кучу загорелую кожу и черную форму эсэсовцев) — авторский стиль, многословный, многообразный, с массой отсылок и аллюзий (вполне подходит определение вербальная диарея) перестал меня цеплять уже на середине. Книга, как мне представляется, ужасно конъюнктурна, очень местечковая и будет быстро забыта (как и половина современных нобелевских лауреатов по литературе), а меня все эти гетто-страдания оставили равнодушными, при том, что например, сериал «Show me a hero» в свое время изрядно меня зацепил.

З.Ы. Есть в России анекдот, заканчивающийся словами «Я всего десять минут русский, а уже так от вас, жидов, натерпелся!» Оказывается, у наших соседей за океаном есть аналогичный, только конец там звучит так: «Всего десять минут как белый, а уже так вас, ниггеров, ненавижу!»

Есть книги-утопии. Все устроено правильно, все шагают дружно в ряд, каждому по потребностям, от каждого — по труду, богу — богово, кесарю — кесарево, завтра будет то же самое. Есть книги-антиутопии. Вокруг штурмовики с автоматами гонят тебя на безальтернативные выборы императора, Большой Брат бдит, все мерзко, грязно и уныло, радуйся, что живой, а не в лагере, предашь друга — получишь коричневую ленточку, завтра будет то же самое. Платоновский «Котлован», несмотря на ценные указания, ведущую роль и генеральную линию партии, конечно не утопия, но как ни странно, и не антиутопия. Это какой-то странный гибридный жанр, оригинальный и даже уникальный — я бы назвал его «предчувствие утопии» (или «ожидание утопии»). То есть вокруг срань господня, везде клин, до горизонта — карликовые березки, но все герои знают, что завтра, самое позднее — через год, непременно будет всем счастье, социализм и исполнение желаний. Не всем, конечно, а кто доживет.

Это не проза, это поэзия — куда там Пушкину! Пушкин был буржуй, сукин сын и несознательный помещик, скучно эксплуатировавший своих крепостных и пивший их кровь. Котлован — это поэзия из нутра рабочего человека, глядящего вперед к солнцу будущего устроения и не знающего, где бы примостить свои освобожденные от капитализма силы для приближения победы пролетариата. Это подлинная советская волшба, настоящая рабоче-крестьянская магия, от которой пухнет живот, просыпается тоска по неведомому и течет кровь из ушей.

Как жаль, что я не читал эту книгу раньше и едва не пропустил это творение! Как хорошо, что я не прочитал эту книгу раньше, ибо тогда я бы просто не понял ни черта и забросил ее за диван как ненужный хлам. Ни в коем случае нельзя преподавать «Котлован» в школе — как тупая школота (сам таким был, знаю, о чем говорю) может осознать и оценить уродливую красоту слога Платонова, мощь натужного рывка к социалистической утопии и кафкианский ужас коллективизации? Книга невероятно жуткая и тоскливая, пробирает до самого донышка, она как холодный и горячий душ попеременно без возможности отключить воду, ее образы впечатываются прямо в мозг и на сетчатку глаза, это рвотное и слабительное в одном флаконе, это шедевр без единого гвоздя, который надо выдавать под подписку о невыезде. Она монументальна, грязна и бессмысленна — как вечно расширяемый котлован.

Признаться, брался я за эту книгу с сильнейшим скепсисом, опасаясь, что мне не понравится: и написана она в специфических условиях, и Сталинскую премию получила (что понравилось генералиссимусу, не обязательно понравится мне), и множество похвальных отзывов (это всегда настораживает), и вообще, кажется, для подростков — причем для советских подростков, давно вымерших. Но нет, я был крайне приятно удивлен тем, что прочитал роман с большим удовольствием — несмотря на наивный соцреализм, сильную дискретность событий второй части, определенную плакатность героев и очевидную заточенность под конкретную аудиторию и конкретное время. История вышла нешаблонной и нескучной, яркой и самобытной, в меру романтичной, в меру реалистичной (удачно вписаны в роман разбросанные по тексту кусочки Советской России 20-х годов — комплексный метод обучения, педология, новые виды социальных лифтов, борьба с беспризорностью), показывающей — ну, не реальный Союз, но некое воображение страны, имевшее сильнейшую притягательность для молодежи — каким это должно было быть, к чему надо было стремиться, чем это так и не стало. Как и многие другие книги того периода, этот роман, как мне кажется, может быть отнесен к специфическому жанру соцреалистической утопии.

Первая, наверное, книга у Пратчетта, которая мне понравилась от начала до конца, которую я читал с неослабевающим интересом, и где я испытывал четкую симпатию и держал кулаки за главного героя — мелкого мошенника Мойста фон Липвига, в добровольно-принудительном порядке (столь излюбленном лордом Ветинари) брошенным возрождать почтовое учреждение Анк-Морпорка, и столкнувшимся с такими хтоническими ужасами, что не снились и старине Лавкрафту.

Несмотря на стандартную для Пратчетта композицию романа, состоящую из параллельных взаимосвязанных линий разных персонажей, здесь она сильно редуцирована: Мойст перетягивает на себя почти все одеяло, выдавая самый настоящий бенефис; лично мне это пришлось по душе, потому как обычный пратчеттовский разнобой и сумбур вместо музыки приводит к тому, что многие моменты я упускаю из виду или почти сразу забываю, с трудом связывая концы с концами — здесь такого не было благодаря сосредоточенности на фигуре главного «героя».

Нет смысла перечислять все то, что Пратчетт пародирует в этом романе: он, как всегда с удовольствием тыкает палочкой в современное общество и литературу — то ли проверяя, живое ли оно, то ли ради чистого троллинга и лулзов. При этом общее развитие сюжета, конечно, довольно предсказуемо, ибо укладывается в рамки формата книг про то, как незадачливого главного героя отправляют разгребать очередные авгиевы конюшни и как он, используя свои специфические навыки и смекалку в качестве молотка, идет к успеху к изумлению окружающих, наблюдающих за этим процессом: в каком-то специфическом, терри-праттчетовском смысле это производственный роман.

Феликс Пальма сам вуайерист и других подбивает. Конечно, чтение почти любой книги, по сути является актом вуайеризма, но нигде я не находил стол яркого подтверждения, как в Карте времени. Постоянно балансируя на грани извращения (и иногда с нее срываясь) Пальма, несомненно, наслаждается подглядыванием в души, грязное белье, сортиры и мысли своих героев, независимо от того, выдуманы они им или являются историческими персонажами. При чтении чувствуешь себя немного неловко, появляется некоторая брезгливость, но одновременно потираешь потные ладошки и нервно, мелко хихикаешь со стыдливым румянцем на щеках — ну а кто без греха? камней не напасешься. Пишет Пальма чудесно, увлекая своими фантазиями и разворачивающимися в книге событиями, оторваться от попахивающего безумием сюжета было довольно сложно — очень уж хотелось знать, что же там еще может произойти. Авторское положение одновременно кукловода и конферансье создает оригинальную атмосферу, а некоторая стилизованность под литературу девятнадцатого века идет только на пользу.

С лукавой улыбкой Пальма разыгрывает ладно скроенный и крепко сшитый викторианский фантастический балаганчик, ставя «рожки» героям и время от времени показывая язык читателю, ненавязчиво, но и не скрываясь, управляет ходом событий, ведя тебя за ручку в прикидывающуюся реальностью фантасмагорию (или наоборот), раскидывая по тексту миражи, философию и постмодернизм в выверенной пропорции. И за всем этим подмигиванием, скоморошеством и кривлянием скрывается одна из самых нежных, оптимистичных и озорных историй любви, что я когда-либо читал.

Рассказ этот является прямым (даже наипрямейшим) продолжением A Civil campaign, причем принайтован он такими толстыми стальными болтами, что в виде отдельной литературной единицы выглядит как непришей-кобыле-хвост, ни два ни полтора: гораздо лучше он бы смотрелся в формате некоего эпилога «Гражданской кампании». Здесь до степени самоплагиата повторяются приемы, сюжет и декорации упомянутого романа, и только новый рассказчик, оруженосец (armsman) Роик, привносит некоторую свежесть и оригинальность — ненадолго, впрочем, ибо свадебная лихорадка, начатая в ГК, предсказуемо заражает и его. Все это смахивает на фанфик, профессионально написанный, но все же фанфик: полагаю, что сесть за «Подарки к Зимнепразднику» Буджолд заставили фанаты, требовавшие продолжения банкета.

Отличный образчик замечательной научно-популярной работы. Иногда, как мне казалось, автора начинало кренить уж совсем в области, мало связанные с темой книги (я чуть не заснул на главе, посвященной распространению языков в Азии), местами он повторялся, да и ошибки у него можно обнаружить, учитывая, что со времени ее написания наука успела найти новые гитики (например, на данный момент уже доказана та самая «гибридизация» кроманьонцев и неандертальцев, наличие которой Джаред Даймонд отрицал), но в целом написано очень живенько, вполне убедительно и интересно. Пулитцеровскую премию дали абсолютно заслуженно. При чтении можно узнать много нового в весьма удобоваримой форме, причем информация подана не per se, а встроена в более широкую картину мира, так что не возникает вопроса, куда именно поместить ее в своей голове. Автор любит вставлять байки про свою жизнь и опыт, и в общем, делает это удачно и осмысленно, они служат хорошими иллюстрациями к описываемым им теориям и предположениям. Даймонд ставит очень конкретные и важные вопросы, подходит к их решению с научной точки зрения и дает убедительные, подкрепленные понятными доказательствами и четко обоснованные ответы. Подытоживая: труд Даймонда наглядно демонстрирует, что при правильном применении географический детерминизм, если не воспринимать его как истину в последней инстанции, может предоставить важные аргументы в размышлениях человечества о своем прошлом и настоящем.

Несмотря на конкретику названия, главным героем романа является вовсе не Оливер Твист: всё, что ангелоподобный сирота делает самостоятельно — это сбегает из дома гробовщика в Лондон; больше он не предпринимает ничего, все остальные действия принадлежат другим лицам, а Твист болтается между ними как лист на ветру. Чем больше развивается сюжет, тем больше Оливера вытесняют из него другие персонажи, так что в какой-то момент он почти полностью пропадает из виду. Героями книги являются низшие классы Англии — бедняки, преступники, нищие, работяги. Диккенс использует весь свой заряд творческого зла, едкой сатиры и ядовитого юмора для того, чтобы в красках и запахах продемонстрировать читателю весь ужас, безысходность и абсурд их тяжелейшего положения. Главные злодеи книги вовсе не троица Фейджин-Сайкс-Монкс, а церковные старосты, управляющие работными домами и сиротскими приютами, судьи, приставы и им подобные: системы призрения, опеки и правосудия. Другое дело, что Диккенс прекрасно понимал: подобный остросоциальный роман никто читать не будет, никому не охота видеть свою кривую рожу в зеркале, поэтому завернул его в красочную обертку приключенческого романа, где сразу видно плохих и хороших, всем воздается по заслугам, пропавшие родственники находятся, состояния восстанавливаются, злодеи вешаются (во всех смыслах), а вина правящих классов в происходящем успешно обходится стороной.

Отличная подростковая фантастика, написанная вполне адекватным сюжету и целевой аудитории слогом. Жанр — альтернативная история с элементами (выражаясь словами Пола Ди Филиппо) рибофанка и, возможно, паропанка — от последнего, скорее, общая эстетика без соблюдения жестких канонов. Написано действительно очень увлекательно, автор не растекается мыслею по древу, а уверенно и намеренно гонит действие вперед, скупыми мазками добавляя описания только там, где действительно необходимо. Сюжет довольно прямолинеен, но здесь, как ни странно, это только в плюс, да и опять-таки, главные герои — подростки. Книга весьма небольшая, и когда переворачиваешь обложку, основное желание — найти и прочитать продолжение, а это говорит о многом: Скотт Вестерфельд действительно умеет захватить внимание читателя и, несмотря на определенную предсказуемость сюжетных поворотов, удерживать его до конца. Вполне конкретно обрисованные правила выдуманного мира, своеобразная атмосфера, живые персонажи, нестандартные приключения — что я еще забыл? А, да — шикарные иллюстрации художника Кита Томпсона.

Очередной мейнстримовский автор решил облагодетельствовать фантастическое гетто. Результат, как и следовало ожидать, оказался плачевным. Поскольку Кормак Маккарти совершенно не знает, что в последние десятилетия происходило в фантастике, то он просто повторил идею, сеттинг и даже штампы того жанра, который уже давно и плотно выработан. Критики и журналисты с восторгом подняли его на щит, поскольку сами также фантастику не читают, и думают, что «Дорога» — это что-то оригинальное и новое. Минималистические до идиотизма диалоги (лучше бы их вообще не было, чем в таком виде), тривиальности, почерпнутые в пубертатных пабликах, повороты ээээ... ну, пусть будет сюжета, от которых хочется плеваться, все это присыпано неплохими описаниями интерьеров и постприроды — вот и весь роман.

Телеграфный стиль автора начал раздражать почти сразу. Я осознаю, что подобную манеру Маккарти использует специально, для обезличивания и бесцельности действия, но когда в сотый раз читаешь конструкцию вроде «посмотрел — пошел — плюнул — упал — умер», начинают крошиться зубы. Отсутствие сюжета также является намеренным выбором автора, однако выбор этот довольно спорен: написать книгу про то, как кто-то куда-то идет, большого ума не надо, этим степные акыны уже тысячу лет занимаются, а вот попробуй сделать так, чтоб там сюжет был и сюжет этот был интересен читателю — Маккарти это явно не дано.

Я искренне пытался найти смысл в этом произведении (романом это назвать сложно, скорее, раздутый до неприличия рассказ), и даже хотя бы метасмысл, но его там нет, есть только иллюзия смысла из-за постоянного движения героев. Цепочка из домов, жратвы, дождя и случайных встреч не складывается во что-то цельное и осмысленное. Строго говоря, это всего навсего эксплотейшн, только не кинематографический, а литературный. Этакий roadsplotation, причем далеко не лучшего качества. Хотел посмотреть экранизацию, но теперь не буду — нечего там экранизировать.

Неожиданно глубокий и серьезный роман взросления, ловко замаскированный под одновременно параноидальный и смешной рассказ о всемогущей неправительственной организации, борющейся со злом и отслеживающую все аспекты человеческой деятельности, плавно перетекающий в психологический триллер с элементами наркотрипа в духе «Все не то, чем кажется»: в общем, все, что вы могли ожидать от Мэтта Раффа, автора книги «Канализация, газ и электричество» , вы здесь найдете сполна. Представленный в виде диалогов главной героини, обвиняемой в убийстве и сидящей в тюремном отделении для психов (nut wing) и тюремного, соответственно, психиатра, пытающегося понять, действительно девушка сумасшедшая или просто придуривается, роман проводит нас через детство Джейн Шарлотт, отрочество, грехи юности, искупление, выбор своего пути, цели и места в жизни. В книге полно мощных остроумных диалогов, безумных, но харизматичных персонажей, и чудовищных в своей нелепости ситуаций, от которых отваливается челюсть , а также множество обманок, вложенных одна в другую. Книжка читается просто влет, даже с учетом большого количества разговорных и сленговых слов, все понимаешь без проблем, оторваться сложно, учитывая, что совершенно непонятно, чем закончится не то что каждая сцена, а каждый диалог. Концовка оправдывает все ожидания, несколько раз заставляя посмотреть на события книги с разных углов восприятия, связывает все концы, все проясняет и оставляет после себя чудное лирическое настроение: Добро всегда побеждает зло. Ну, за исключением тех случаев, когда происходит обратное.

Паропанк — это очень загадочная вещь: вроде бы она есть, все ее обсуждают, а присмотришься — так ведь нет ничего. На этом сайте было как-то обсуждение того, какие именно книги подпадают под определение «паропанк»: одни предлагали книги, другие с арифмометром в руках доказывали, что книги эти что угодно, но не паропанк; я сам поучаствовал в этом в качестве эксперта по никем не читанной книге Morlock Night, обычно почитаемой как классика жанра. Итогом дискуссии стало понимание того факта, что кроме стоявшей у истоков «Машины различий» Гибсона и Стерлинга в этом самом жанре назвать больше нечего. И думалось мне, глядя на горы псевдопаропанка, заполонившего полки книжных магазинов, уже и не будет. Я ошибся.

Князь механический — это самый настоящий паропанк (прибавлять определение «русский» бессмысленно и даже вредно), с тщательно прописанными высокими паровыми и газовыми технологиями и с не менее убедительным низкими стандартами жизни основной массы населения. Здесь есть все, что требуется жанром — не только дирижабли и паровые трамваи, но и детишки, замерзающие на улицах, а также весьма удачный и интересный сюжет, развитие которого довольно сложно предугадать благодаря способности автора в каждой ключевой точке создавать возможность альтернативы. Ропшинов вообще молодец — он явно постарался получше узнать эпоху, горстями сыпет узнаваемых персонажей, детали, ловко увязывает с сюжетным макабром и безнадегой реальные исторические события и явления — Кровавое воскресенье, атаку мертвецов, башню Татлина, идеи футуристов и кубистов. Атмосфере и сюжету немало способствуют своеобразный авторский слог и несколько хаотичный нарратив. Автор — слава богу — не стал добавлять ни фентези, ни магии, только чуть-чуть детектива, но мастерски воспользовался всеми возможностями, предоставляемыми в избытке жанром, доказав, что оный жанр существует, живет и «может собственных Платонов и быстрых разумом Невтонов Российская земля рождать».

Давненько я не брал в руки шашек... В смысле — не читал книг из школьного курса русской классической литературы. Строго говоря, я вообще не уверен, что читал Евгения Онегина даже в школе. Узнаваемость текста в данном случае ничего не дает — книгу за последние двести лет качественно раздербанили на афоризмы, устойчивые выражения и даже пословицы (начиная от «Мой дядя самых честных правил» и до «Итак, она звалась Татьяна»): зачастую мы их употребляем, даже не помня, что это именно Пушкин, а не народное творчество. Если из романа убрать все многократно цитированные фразы вроде «Охота к перемене мест» или «Любви все возрасты покорны», то в общем, ничего, кроме обложки не останется. И это, пожалуй, лучший показатель качества книги и ее важности для русской культуры вообще и каждого жителя России в частности.

Кроме того, это действительно энциклопедия русской жизни (жизни русской элиты, конечно), совершенно без дураков — автор, кажется, умудрился рассказать обо всем, что касалось или могло касаться русского дворянина и тех, кто этого дворянина окружал на протяжении жизни. Внимательно читая роман, можно многое узнать о повседневной жизни правящего класса страны в начале XIX века — детали гардероба, привычки, распорядок дня: все то, что для современников проходит незамеченным в виду их обыденности и всем-известности.

Для меня была очевидна пародийность романа, Пушкин постоянно иронизирует над ожиданиями читателя и издевается над штампами сентиментального романа, что, как мне кажется, сближает его с «Нортэнгерским аббатством» Джейн Остин; он регулярно прерывается на самом интересном месте, подогревая ожидания и намеренно и крайне ловко их эксплуатирует, вставляет самого себя в текст, используя прием якобы отстраненного и якобы объективного наблюдателя, часто отвлекающегося на свою жизнь и свои переживания, и беззастенчиво комментирующего происходящее.

Я проникся. Это действительно шедевр на все времена, без условий и оговорок, остроумно и интересно написанная книга.

Квинтэссенция всего того, что называется нуаром, модель и недостижимый образец; концентрация нуара превышает все разумные пределы, при употреблении необходимо разбавлять во избежание отравления. «Черные-черные люди в черном-черном городе» — это про Sin City, и даже костер здесь черный, не говоря уже о шинах, которые на нем жгут.

Фрэнк Миллер весьма удачно использовал крайне скудные художественные средства. Всего два цвета — черный и белый, никаких полутонов, никаких оттенков, никакого серого. Не могу сказать, что являюсь любителем такой рисовки (иногда как в тесте Роршаха — поди догадайся, что автор имел в виду в этой мешанине черных и белых пятен), но она по-настоящему впечатляет, цепляет и создает уникальную атмосферу. Просто диву даешься, как Миллер буквально из ничего, оперируя гротеском и перспективой, создает объем, фактуру, эмоции, движение. Сопроводительный текст зачастую даже не очень-то и нужен — Sin City можно рассматривать сам по себе, история легко складывается из картинок, а не из букв (наличие большого количества нарисованных «звуков» в этом смысле большой минус, ибо просто дублируют то, что и так видно) и слов. Именно так надо создавать комиксы, воздействуя на подкорку и гипофиз, а не на сознание читателя. Sin City — комикс сферический и в вакууме, он самодостаточен и немилосердно красив, его стиль режет глаза и сжимает сердце.

Очень неплохо написанный и грамотно выстроенный политический триллер в декорациях загнивающего Третьего Рейха. Большим плюсом книги является то, что альтернативная история Германии выглядит вполне реалистично — конечно, серьезной критики картина, представленная Харрисом, не выдержит, слишком уж много «если», есть мелкие глупости вроде города Днепропетровска, умудрившегося сохранить свое название в нацистском рейхе и черных мундиров эсэсовцев, но в целом довольно убедительно, с минимумом клюквы и штампов, настоящие люди в настоящей стране, что отличает книгу от слабенькой экранизации, где Третий Рейх именно по-голливудски архитипичен — как его представляет средний американец.

По-настоящему понравилась только первая, неплохо вписанная в культуру и реалии двадцатого века история о незадачливых сатанистах, пытавшихся подчинить себе Смерть, но в итоге поймавших только его младшего брата — Сон, и так и не сумевших понять, что же с ним делать. Остальные истории в сюжетном плане гораздо слабее и предсказуемей, а рассказ о сошествии Морфея в Ад вообще шлак. Кроме того, иллюстративный ряд произвел на меня сугубо отрицательное впечатление — он, может и создает особую атмосферу (действительно сильная сторона этого комикса), но прорисовка убогая и просто ужасна, фанарт зачастую и то лучше выглядит. В общем, кроме псевдонеоготишного флёра «Песочный человек», по большому счету, ничего не предлагает, история сильно разбавлена пустым символизмом и отсылками к другим, мало известным (мне) и не интересным (мне) комиксам, работа художников вызывает отвращение, так что дальше я читать не буду — откровенно не мое.

Сказать, что я удивился, когда узнал, что книга написана в 1928 году, значит сильно преуменьшить мои чувства. Фактически этот опус является не только зачинателем того вала героических попаданцев, который захлестнул литературные просторы нашей родины в девяностые годы и даже и не думает спадать, он не только собрал все штампы этого жанра, но еще и вволю поглумился над ними, став пародией на жанр, которого тогда еще просто не существовало.

Главный герой — ролевая модель для всех, кто мечтал попасть в прошлое и стать там, благодаря своим якобы обширным знаниям и умениям (по сравнению с неграмотными местными) великим деятелем, реформатором, канцлером, королем, на худой конец главным советником кого-нибудь известного, изменив ход истории, предотвратив войну, революцию, голод, холод и чуму. Советский инженер Роман Владычин с помощью своего таинственного механизма попадает аккурат на поле сражения под Ватерлоо и, вместо того, чтобы быть убитым на месте военными жандармами за шпионаж и скверный французский, добегает до Наполеона и спасает его от поражения. Дальше катится как по маслу — император в восторге, осыпает нового любимца титулами и властью, женщины бросают чепчики в воздух и валятся штабелями в постель к герою, он реформирует все и вся, Фуше и Аракчеев устраивают против него заговоры, Пушкин ест у него из рук, сам Теодор Амадей Гофман — не шутка! — признает его величие, и даже поучаствовать в крестинах своего собственного дедушки удается.

Читать все это было бы абсолютно невозможно, если б не вполне четко прослеживаемая ирония и даже сарказм авторов по отношению к собственному персонажу. Авторы с удовольствием играют с различными стилями, слог книги энергичен, стремителен, бесцеремонен, ни на чем не задерживается, имена и события валятся как из рога изобилия, с заговорщицким подмигиванием, историческими аллюзиями и литературными реминисценциями; да и сюжет есть, и не самый плохой, кстати сказать, и в истории авторы вполне шарят (несколько раз думал, что вот-вот схвачу за руку, ан нет, ловкие бестии, все у них верно), хоть и обращаются с ней крайне вольно и разнузданно. Все выпукло, ярко, персонажи довольно карикатурны (особенно это касается Аракчеева, рыгающего и высокопарно выражающегося), движения размашисты, дамы умопомрачительны, революционеры решительны. В общем, весьма занятный и элегантный опус, гротеск и пародия, буйная, но далеко не бессмысленная оперетка.

Богатая, конечно, идея, поместить привычных марвеловских героев в начало семнадцатого века, и Нил Гейман довольно удачно ее воплотил, хотя поначалу казалось, что это просто паразитизм на чужом творчестве, перенесенном в иную локацию механически и без осмысления. Но нет — сюжет, начавшийся с тамплиеров и Грааля, оказался гораздо сложнее и интереснее, чем представлялось, в итоге Гейман рассказал вполне оригинальную историю, заслуживающую высоких оценок и всяческих похвал. Можно, конечно, упрекнуть, что историзм комикса находится на весьма низком уровне, автор, судя по всему, знает о начале семнадцатого века исключительно по школьным учебникам пятого класса и голливудским пеплумам середины прошлого века, но это, в конце концов, комикс, к тому ж большинство читателей вполне удовлетворится присутствующими декорациями, так что особо нудить об этом не буду.

Читать стоит только тем, кто уже в курсе, кто такие Мэтт Мердок, Чарлз Хавьер или Ник Фьюри, поскольку привлекательность комикса во многом обусловлена возможностью сыграть в игру «Где здесь Уолли Халк?» Лично меня поставил в тупик персонаж по имени Отто фон Дум, да про доктора Стренджа я мало что знаю, но это мало повлияло на мое восприятие комикса. Отдельно стоит упомянуть шикарные обложки Скотта МакКоуэна — действительно отличная стилизация под средневековые гравюры.

Делать центром повествования подросткового фентези магическое учебное заведение быстро стало после книг Роулинг общим местом и где-то даже банальностью. Однако если Хогвартс можно сравнить с элитным закрытым английским образовательным учреждением, то магический университет в книге Вольфганга и Хайке Хольбайнов является, скорее, колонией имени Макаренко для трудно воспитуемых подростков: разваливающееся здание, разбежавшиеся преподы, подростковые банды, терроризирующие сверстников, и тому подобное. В общем-то сюжет местами довольно предсказуемый, ну это для меня, опытного и цыкающего зубом, а вот для целевой аудитории, думается, будет в самый раз. Пикантности добавляет то, что учатся здесь не человеческие детеныши, а всякая сказочная шваль — от крохотных пикси до огромных огнедышащих драконов (которые, однако, при всем при том остаются детьми).

Действие происходит в одном месте — Драхенталь, но в двух параллельных мирах: в современной Германии и волшебном Marchenmond. Соответственно и героев двое — незадачливый волшебник Фемистоклюс, брошенный начальством разгребать авгиевы конюшни магического университета, и девочка Ребекка, которую родители оставили в пансионате Драхенталь на год, укатив в Штаты на работу. Как раз девочкам-подросткам книга понравится больше всего — здесь есть дружба, вражда, предательство и рыцарь печального образа. Реальный и сказочный миры связаны с собой неким Черным зеркалом, разбитым сотню лет назад, и зеркала играют важную роль: некоторые сцены, происходящие в разных мирах, зеркально друг дружку повторяют, что добавляет композиции постмодернистский оттенок. Читается все это довольно бодро, шуточки про Фемистоклюса забавны, размер книги небольшой, так что я, скорее всего, ознакомлюсь с продолжением, хотя изначально не планировал.

И это один из лучших комиксов про Бэтмена? Вы что, смеетесь, что ли? Это шутка такая? Данное творение Алана Мура другому его детищу, Хранителям, даже в подметки не годится. Сюжет до безобразия примитивный: Джокер сбегает из Аркхэма (в очередной раз), Бэтмен его находит и в два пинка побеждает, после чего герои дружно и заливисто смеются над рассказанной Джокером шуточкой про двух психов, сбежавших их дурдома. Вроде как автор пытался подвести нас к глубокой и оригинальной мысли о том, что здорового человека от безумца отделяет только one bad day, но если внимательно приглядется к истории, то становится понятно, что смерть жены неудачливого эстрадного комика вообще никак не повлияла на его дальнейшую судьбу. В любом случае он появляется на химзаводе, где и становится Джокером в результате несчастного случая и отравления химикатами. Попытка Джокера свести с ума Гордона отдает откровенным дилетантизмом, да и вообще герои комикса выглядят неубедительно, не как живые люди, а скорее, как маски театра Но. Рисунок Брайана Болланда только усугубляет это впечатление — Бэтмен какой-то мультяшный, никак не выглядящий реалистично. В общем, все это похоже на очередную ложь Джокера, и я остался разочарован.

Пока читал эту огромную (1100 страниц) книгу, у меня появилась масса различных наблюдений, претензий, заметок, похвал, идей, придирок и ремарок в сторону. Если их всех собрать вместе, то рецензия получилась бы вполне сопоставимой с объемом самой книги. Понимая, что справиться со всем этим материалом я просто не могу, да и не хочу, да и не надо это никому, никто не будет читать такую простыню на несколько страниц с собственным содержанием, алфавитным указателем и примечаниями, я решил высказаться как можно более кратко, наплевав на какие-то отдельные подробности и подробные отдельности, показавшиеся мне во время чтения почему-то важными.

В общем, по гамбургскому счету, читать очень даже стоит. Брендон Сандерсон проделал огромную работу по наполнению своего мира — то, что многие писатели фентези обычно делать либо ленятся, либо просто не способны. В принципе, было бы достаточно упомянуть оригинальный климат — постоянно дующие сверхветра влияют не только на людей, их быт, привычки, архитектуру, обряды и особенности взаимодействия, но и на флору, сельское хозяйство, геологию и многое другое: автор действительно тщательно продумал, как и чем его мир должен отличаться от привычного нам. Однако Сандерсон на этом не остановился и добавил множество других аспектов жизни, которые авторы фентези предпочитают игнорировать: культурные различия, социальные статусы, ритуальные привычки, система верований (религия вообще играет крайне важную роль в книге), научные исследования, сложная мифология. Причем все это подано не в виде какой-то многостраничной лекции, а кусочками, разбросанными по тексту, благодаря чему читатель может самостоятельно собирать картину мира у себя в голове.

В книге довольно много, что можно покритиковать — есть и сцены дурацкие, и диалоги стремные, но основная моя претензия не к тексту Сандерсона, а к его русскому изданию, а именно к переводу. Перевод Александра Вироховского является весьма посредственным. Очень многие слова, словосочетания, выражения и даже предложения переведены не точно, заметно, что выбран не самый лучший вариант перевода, результат зачастую вообще трудно отнести к русскому языку — меня раздражало, что временами буквально сплошным потоком шло то, что правильнее было бы назвать «машинным переводом». Небрежный отбор русских аналогов, нежелание переводчика искать более точный синоним, проблемы с согласованием падежей и времен, использование неуместных калек: это, конечно, далеко не подстрочник, но местами довольно близко. Перевод, прямо скажем, халатный, и не заслуживает названия литературного. Верховский, конечно, проделал большую работу, знакомя русскоязычного читателя с книгой Сандерсона, но для меня очевидно, что для редакторской работы поле не паханное.

В книге много персонажей, и это хорошо, автор фокусируется всего на двух-трех, и это еще лучше: события идут параллельно, не пересекаясь друг с другом, но активно дополняя. Не всегда понятно, какое отношение те или иные эпизоды или персонажи имеют друг к другу, но всегда понятно, что показаны они нам не просто так: несмотря на медленное развитие событий (иногда это раздражает, иногда наскучивает), я не могу сказать, что какие-то моменты в книге лишние и от них можно избавиться. Роман не очень увлекательный, в нем отсутствует какая-то живость, зато присутствует определенная солидность и размах, и интерес к происходящему, в общем, сохраняется на протяжении всей книги на достаточно высоком уровне: оригинальность сюжета не дает возможности предугадать его повороты, а концовка вообще производит неизгладимое впечатление. Очень нестандартное фентези, продолжение которого буду читать только в оригинале: данная же книга еще ждет своего переводчика.

Комиксы часто любят называть графическими романами, то ли из политкорректности, то ли для того, чтобы оправдать то, что ими увлекаются взрослые люди (как «взрослые» обложки для книг о Гарри Поттере, популярные одно время за бугром), но по моему мнению, далеко не все комиксы заслуживают такого наименования. Watchmen из числа тех, что уже и комиксом-то назвать язык не повернется, говорить о нем можно только как о графическом романе. Это самый настоящий роман — со сложным сюжетом, состоящим из переплетения нескольких самостоятельных, с нелинейной структурой повествовования, с множеством героев, несколькими рассказчиками, дающими взгляд с разных углов и перспектив, развитием персонажей и нарастающим с каждой главой напряжением.

Здесь нет героев и злодеев: злодеи почти все на пенсии, они страдают от рака и доживают свои дни в забвении, а герои сняли плащи и маски и пытаются жить в новом дивном мире с электрокарами, развитой генетикой и чудотехнологиями, дарованными доктором Манхэттеном. Здесь нет черного и белого, только тени и сумерки; ну разве что за исключением Роршаха, безумного отморозка, для которого есть только да и нет. Правильных решений нет, конец света близок, до армагеддона осталось пять минут, часы Судного Дня вот-вот пробьют полночь. Роман полностью пересматривает идею супергероев, их влияния на мир и влияния мира на них, попутно ставя сложнейшие вопросы об ответственности и «слезинке ребенка».

Реалистичность мира подчеркивается и выстраивается и дополнительными материалами, с которыми знакомишься по ходу чтения — избранные главы из мемуаров первого Ночного Филина Under The Hood, кусок книги о докторе Манхэттэне, полицейское досье на Уолтера Ковача (он же Роршах), эссе по орнитологии Дэна Драйберга (второй Ночной Филин), статья о комиксе Black Freichter, который читает один из второстепенных персонажей, и который в нескольких главах служит контрапунктом происходящему в самих Хранителях, и многое другое, что создает глубину и придает многозначность персонажам и событиям.

Помимо великолепной истории, рассказанной Аланом Муром, обязательно стоит также отметить совершенно потрясающий рисунок Дэйва Гиббонса, с его оригинальной игрой цветами, подробно (бы сказал — любовно) прорисованным фоном, который живет своей жизнью (за происходящим на втором плане следить зачастую не менее интересно, чем за основными событиями) и создает дополнительные аллюзии и занятный параллелизм.

Занятная литературная постмодернистская игра, обесцениваемая, однако, именно этим фактом. Молодец, конечно, Грэм-Смит, большую работу проделал, запихивая зомби во все щели романа Джейн Остин, но вот стал ли классический роман лучше или хотя бы интереснее, это большой вопрос. Контраст между чопорностью и манерами Англии в начале девятнадцатого века и необходимостью как-то бороться с ходячими трупами (очень понравилось придуманное для них название — unmentionables, «неупоминаемые»), довольно скверно с этими манерами сочетающимися, весьма забавляет, но и только.

Возможно, если бы Грэм-Смит написал бы свой собственный сентиментальный роман с оригинальным сюжетом и ордами зомби в качестве задника, его творение заслуживало бы большего внимания и уважения, и хотя бы сняло обвинения в паразитизме (даже создатели экранизации поступили честнее, придумав собственную важную сюжетную линию), а так получается как с надписями в публичном туалете — некоторые довольно изящны и остроумны, к тому же интересны как определенный срез культуры, но все равно остаются надписями в туалете. Грэм-Смит, конечно, потрудился на славу — как школьник, тщательно пририсовывающий бороду и усы портретам в учебнике, и можно посмеяться или поужасаться падению нравов литераторов (и читающей публики, конечно), но ставить его творение на одну полку с оригиналом никому в голову не придет. Элегантный, но пустой фанфик.

Книга похожа на Кровавую Мэри — сверху томатный сок георгианских соплей, снизу — водка зомби-апокалипсиса; и как в коктейле, слои не смешиваются: неупокоенные мертвецы мешают читать про сестер Беннет и их матримониальные интриги, а описание различных куртуазностей дворянского общества препятствуют нормальному восприятию проблем выживания в разгар эпидемии зомби. Особенно это заметно в тех сценах и диалогах, которые Грэм-Смиту пришлось писать самому — они неплохо стилизованы, но откровенно нелепы. Оригинальный сюжет из всех сил старается выдавить всю эту зомби-фантасмогорию, потому как конец света есть, но похоже, что его никто не заметил: очевидно, что последствия для английского общества были бы гораздо глубже, чем просто те косметические изменения (вроде отправки на учебу в Китай и Японию), что соавтор книги внес в сюжет Остин. Грэм-Смит пошел по пути наименьшего сопротивления — мог бы тщательно переработать сюжет девятнадцатого века с поправками на ходячих мертвецов, и тогда бы получилось бы отдельное произведение, настоящий постмодернизм с собственными идеями и мыслями, но он предпочел ловкость рук и обыкновенное мошенство: получившийся роман все тот же добрый старый скучный P&P, где часть слов просто заменена на «зомби».

Довольно странно, но я, при своем не самом высоком уровне знания немецкого, почти не смотрел в словарь — такие моменты можно пересчитать по пальцам и даже тапочки снимать не придется (хотя в книге немало специальных терминов — из антропологии, робототехники, других специальностей). Даже если не понимал смысла слова, оно как-то было интуитивно понятно по контексту или окружающим его другим словам — у автора удивительный талант строить предложения таким образом, что все лексемы оказываются сцеплены друг с другом так, что смысл одной тянет за собой смысл другой, хотя если приглядеться — вроде ничего особенного в стиле нет, нормальное такое повествование, ничем особо не выдающееся, а все-таки своеобразная манера.

Основных героя два — Хироси Като, по ходу книги вырастающий в гения робототехники и с детства одержимый идеей уничтожения денег и стирания разницы между богатыми и бедными, и Шарлотта Малро, обладающая даром, прикоснувшись к предмету, увидеть все его прошлое (впрочем, дар этот она использует дискретно и не очень удачно, а потом и вовсе почти теряет). Эшбах очень изящно сплетает их судьбы в почти неразрывную нить. То встречаются, то расходятся, но постоянно сцеплены друг с другом. И все сюжетные ходы — нанотехнологии, парниковый эффект, изменения климата, маргинальные исторические теории — все соединены друг с другом, как шестерни в механизме, даже если сразу и не замечаешь этого при чтении, то при попытке посмотреть на картину целиком сразу видишь огромную сложную конструкцию. Одно влияет на другое, то — на третье, здесь передача, там коленвал, история двигается вперед, неумолимо, но не очевидно. Понять, чем закончиться, невозможно до самого конца (и чем ближе к концу, тем меньше понимаешь, чем это может закончиться): четкого сюжета как такового нет, он сплетается из различных событий, случайных встреч, обсессий и диалогов.

Не могу сказать, насколько научным выглядят все выкладки героев касательно нанотехнологий, робототехники и климатологии, но мне, как профану в этих специальностях все показалось вполне убедительным; если автор где-то передергивает или подгоняет под фабулу, делает он это вполне в логике сюжета, и откровенно белых ниток я не заметил. Конечно, взятая в целом, основная идея книги смахивает на маргинальную теорию, да, в общем, и является ею, но как и у всех таких теорий, у нее есть ряд аргументов (хотя их не достаточно, чтобы вести настоящую дискуссию). Эшбах по ходу дела высказывает устами своих персонажей немало интересных и нетривиальных идей, над которыми можно поразмышлять и о которых можно поспорить, и делает это достаточно ненавязчиво, чтобы они не превращались в дидактику.

Автор выстраивает длинный, неспешный роман, основанный на научно-фантастической (но теоретически выполнимой) идее, однако подает его как научно-производственный: прорыв, тупик, переход на другую линию исследования, провал, продолжение экспериментов, теоретическое обоснование, поиск финансирования, удачная находка, отсутствие нужных материалов или инструментов и так далее; несколько дискретно, но вполне объемно и убедительно. И персонажи у него такие же — они никуда не торопятся, они работают и живут, кто-то создает семьи, кто-то карьеру, они что-то обсуждают, куда-то ездят. Много деталей, настоящих эмоций, подлинных диалогов, реальных людей — как плохих, так и хороших; нет героев, нет злодеев, почти все как в жизни. Сюжет развивается неторопливо, с большими временными промежутками между главами, автор уделяет много внимания не только научно-фантастической составляющей, но и внутреннему, личностному взрослению персонажей. Нельзя сказать, что уж совсем ничего не происходит: есть, например, экспедиция на полярный остров, закончившийся душераздирающим вторжением инопланетян (ну, не совсем вторжение, да и инопланетян там не было, только техника ихняя); однако любителям непрестанной движухи ловить здесь действительно почти нечего, ждать придется долго: только ближе к концу действие постепенно убыстряется и начинается по-настоящему фантастический роман.

Думается, Лем такие частушки и анекдотцы может писать левой ногой в состоянии комы, совершенно не напрягаясь и даже не задумываясь. Его эрудиции, ума и чувства юмора хватило бы еще на десяток таких же книг, как «Кибериада», просто в какой-то момент эта тема стала ему, по-видимому, скучна, или он написал, что хотел, или пленка в диктофоне закончилась, или чайник вскипел, и он чай пошел пить, а когда вернулся, перечитал, хмыкнул и отослал издателю.

Сборник этот — чистейшей воды выпендреж, написанный то ли на спор, то ли от скуки. Множество использованных жанров призваны продемонстрировать глубину авторской мысли, его начитанность, широту владения литературными приемами, способность к изящной стилизации, фигу в кармане, издевательский прищур и высоту пьедестала авторского памятника, на который читателю не забраться даже с лестницей.

Поток лингвистический шуток, поначалу забавляющий, в какой-то момент наскучивает, потом начинает раздражать, и каждую новую ты встречаешь зевком — матка-бозка-ченстоховска, он опять шутит... В каждом рассказе можно найти какой-нить смысл, или даже два (или даже одиннадцать с половиной, если ты — Лем), однако быстро мораль перерастает в морализаторство, а умные мысли в назидательность. Интеллектуальное издевательство, поначалу радующее и забавляющее, становится самодовлеющим, самозарождающимся и повторяющимся: больно уж однообразно глумление, как заезженная пластинка, как бородатый анекдот, рассказанный записным остряком сотню раз, всем давно известный и не вызывающий ничего, кроме желания этого самого остряка придушить во сне подушкой — чтоб не мучился и других не мучил. Ведь фактически Лем использует один и тот же прием, на котором основаны все шутки и большинство сюжетов книги — разрыв шаблона (в стиле «хоронили тещу, порвали два баяна»): робот сидит при свете свечи и пишет гусиным пером, попутно смазывая маслом свои суставы. Этот прием (комический эффект вызывается разницей в технологиях) повторяется стократно в разных вариациях и смешит только несколько первых раз, а потом вызывает только лютый фейспалм.

При всем при этом моем брюзжании и занудстве я не могу сказать, что сборник плох. Нет, он хорош, потому как Лем в принципе не способен опуститься ниже определенного, очень высокого уровня, а некоторые вещи из книги — вроде «Блаженного» вообще гениальны. Но я при чтении часто испытывал негативные эмоции — скуку и раздражение, слишком часто, чтобы утверждать, что мне это понравилось. Судя по всему, Лем не совсем мой писатель, и кажется, что чем дальше, тем больше.

Отсутствие внешнего врага — мертвецы бродят за забором, по периметру тюрьмы, — сыграло с группой Рика Граймса злую шутку. Это, как оказалось, было единственным фактором, который объединял всех этих людей вместе. Без сиюминутной необходимости бороться за жизнь все скрепы, стягивавшие людей, отпали, адреналин бега выветрился, начали выплескиваться эмоции. Самых слабых кусают зомби, вылезшие из подвалов, самые сильные сцепились друг с другом. Любая мелочь порождает конфликт, любой косой взгляд — ссору, любое злое слово — драку. Борьба с людьми съедает больше сил, что борьба с ходячими мертвецами.

В прошлой жизни спасаешь человеку жизнь — и вы друзья до гроба. Сейчас не так. Ты прикрываешь спину другому, он прикрывает тебе — это ничего не значит. Как говорится, секс — не повод для знакомства. Ценности изменились, но язык не успевает, слова все те же, смысл другой. Непонимание порождает антагонизм. Люди вынуждены жить вместе, но не знают друг друга, не доверяют друг другу и это вызывает конфликты на ровном месте. Кричи — не услышат, говори — не поймут. Конец света — возможность делать что хочешь. Все правы, никто не прав. Везде тупик, за спиной враг, за оградой — мертвецы.

После очередной рокировки основным художником стал Чарли Адлард — тени сгустились, картинка стала глубже. Если первый том фактически делали два человека — Киркман и Мур, то над этим, четвертым, трудилось уже полдесятка человек.

Чем дальше, тем больше пропадает сходство между комиксом и экранизацией. Фактически, это совершенно другой набор персонажей с совершенно другими чертами характера и манерой поведения. Да, имена у них одинаковые, но это все, что их объединяет. Отношения и связи героев выстроены по-иному, что диктует другое развитие действия. Вроде бы события те же самые, но идут в другом порядке, отличающиеся мелочи и детали влияют на последствия и реакцию героев, что выстраивает иной образ происходящего — как паззл, собранный в другом порядке, создает другую общую картину, другие ощущения и настроение. Даже просмотрев сериал, трудно, а зачастую невозможно, предсказать, что будет в следующем стрипе или части (за исключением того, что кто-то умрет), и это дает возможность читать без предубеждения, с интересом и большим вниманием.

Клифф Ратберн, сменивший Тони Мура в качестве основного художника, отлично копирует стиль предшественника, но определенная разница заметна (линия чуть более жирная, картинка кажется слегка размытой), хотя и не критична, а вот что действительно мне крайне не понравилось — это прорисовка детей: они выглядят неестественно и пугающе, как какие-нибудь карлики (и Карл тоже, да), с искаженными пропорциями и мерзкими физиономиями. Впрочем, у Киркмана, кажется, тоже странные проблемы с детьми в этом комиксе — эпизоды с ними представляются лишними, а поведение детей и их общение не адекватным, искусственным; хорошо хоть, детишек не очень много.

Несмотря на то, что действие третьего тома происходит в замкнутом помещении, и героям не надо куда-то все время бежать, темп не падает, а только ускоряется, количество трупов растет в геометрической прогрессии, диалоги трясет от напряжения, люди на грани нервного срыва, а то и сумасшествия (я б давно себе в голову шмальнул), Рик берет на себя ответственность уже вполне осознанно и учится принимать тяжелые решения: группу выживших рвет на куски, как и мир вокруг них. Тяжелейший стресс съедает разум и обостряет эмоции. Читать тяжело и также тяжело примерять ситуации на себя.

Я оказался несколько разочарован. Мне не понравилось. В частности, не понравился рисунок. Какой-то он корявый, весь из поломанных линий, люди выглядят неестественно, с диспропорциональными фигурами. Особый упрек — в плохой прорисованности фона: кажется, Фрэнк Миллер даже и не старался что-то с ним сделать, а просто накидывал что-то такое карандашом — сумбурненько, стремненько, похоже на детскую мазню, ну да сойдет, чай не станковая живопись; человеческие фигуры на заднем плане выглядят как палка-палка-огуречик — кому как, а мне такое отношение к рисунку кажется непрофессиональным и оскорбительным, надо же уважать своего читателя и зрителя. Конечно, есть и совершенно потрясающие кадры, с изумительно выбранным углом зрения, отлично схваченными движениями, интересной перспективой, оригинальной композицией, но беда в том, что таковых — десяток-полтора на весь комикс, и они скорее подчеркивают убогость и небрежность остальных стрипов, их неровную, дрожащую линию. На деталях в 300 лучше не концентрироваться — их либо нет, либо они производят ужасное впечатление, лучше рассматривать всю картинку целиком и отодвинув книгу подальше от глаз — тогда все выглядит отлично, эффектно и мощно.

Историчность комикса... ну, на более-менее удовлетворительном уровне. Кому какое дело, что в Спарте было двое царей, а спартанцы не носили кожаных труселей и не сражались полуголыми — учитывая, что Миллер ссылается на древнегреческие вазы, просто странно было бы его упрекать в том, что в комиксе, например употребляется позднелатинское слово capitan. Основные моменты истории отображены у него корректно — персы, спартанцы, Ксеркс, Леонид, Фермопилы, все дела. Ахейцев с афинянами не путает — и слава богу. Всем, кроме Алана Мура, все равно.

Комикс маленький, история коротенькая, сюжет словно топором вырублен — в фильме на это скудость фабулы внимания не обращаешь из-за визуальной красотищи и феерии для глаз, а в комиксе всего этого нет (смотри выше), потому как Зак Снайдер буквально из каждого кадра выстраивал целую сцену (чего стоит сравнить два невразумительных рисунка пророчицы в комиксе и сногсшибательный, волшебный танец пифии в фильме). Зато есть лютый пафос, крошащий зубы, и спертая от тестостерона атмосфера. Несмотря на энергичные движения, обильную кровищу и терпкий казарменный дух (Хайнлайн счастливо плачет в уголке), некоторые диалоги и фразы кажутся вялыми и неискренними, и даже знаменитое «Это Спарта!!!» прозвучало неубедительно и как-то механически. Впрочем, незначительный объем комикса, его прямолинейность и лаконичность идет истории на пользу — нечего здесь рассусоливать: мечом по башке, но пасаран, отступать некуда, позади — Спарта. Несомненно, мощный героический эпос, ожививший старую легенду, пусть и несколько коряво и небрежно исполненный.

Сложно сказать, для кого и зачем Лем написал и эти так называемые сказки. Для детей они представляются несколько сложными и наукообразными — и аллюзии, связанные с названиями планет, стран и персонажей вряд ли будут понятны, и естественнонаучные моменты пройдут незамеченными. Для взрослых они чересчур примитивны и вторичны — Лем откровенно, не скрывая, использует архетипы стандартных европейских сказок. Даже постмодернизмом здесь особо не пахнет — Лем просто вливает старое вино в новые меха, но вино от этого новее не становится. Если убрать всю робошелуху и робомишуру, почти ничего не останется, кроме замусоленного средневекового нарратива. Можно, конечно, предположить, что в этой робошелухе весь цимес, но если с новогодней елки снять украшения, она все равно останется елкой, а вот от лемовских сказок в первую очередь отваливается сам Лем. Да и роботы подкачали, прямо скажем. Какие-то он не роботические. Если кто-то ведет себя как человек и крякает как человек, то это человек, сколько его не прячь под костюмом робота; в какой-то момент Лем прямо проговаривается, что у одного из роботов есть органические процессы — ну о чем тут еще спорить. Есть, конечно, фирменный юмор

но как-то маловато его, бледноватен он, однообразен и скоро прискучивает; всяким там филологам и языкознатцам есть над чем поумиляться, но что делать всем остальным? Особо интересной фабулы в рассказах нет, сюжеты (и особенно концовки) подчиняются не законам логики, физики или роботехники, а исключительно капризам и желаниям автора, лингвистические кунштюки быстро приедаются и начинают раздражать. Что-то смешно, что-то занятно, что-то скучно, что-то зевотно. Каждый рассказ в отдельности еще более-менее читабелен и интересен, но все вместе они похожи на никому не нужную свалку ржавых запчастей и сломанных электроприборов. В качестве же ответа на мой собственный вопрос в начале отзыва пойдет, наверное, следующее предположение — писал для себя и потому что мог. Вот как-то так.

Интерес к происходящему в книге просыпался у меня довольно медленно и постепенно. Этому сильно способствовали главные персонажи. Ни Рауль Эндимион, бывший траппер, а ныне охранник девочки-мессии по имени Аенея, ни отец-капитан Федерико де Сойя, возглавляющий по приказу Его Святешейства охоту за Аенеей не являются особо героическими героями: у первого выбора особого не было, второй выполняет приказ. Сюжет укладывается в рамки не самой стремительной и богатой на события истории бегства и преследования. Аенея и ее спутники несколько вальяжно перемещаются между мирами, воины Христовы за ними, соответственно, гонятся. Кажется, у Симмонса была задача продемонстрировать читателю, как изменился мир Гегемонии после разрыва с Technocore и уничтожения возможности телепортации, а не рассказать интересную историю, как в Песнях Гипериона. Если так, тогда эту задачу он выполнил на ура: герои попадают в разнообразные миры с разнообразным бэкграундом, и все вместе они создают вполне четкую и в общем-то, непротиворечивую картинку.

Отец-капитан де Сойя, наверное, более интересный персонаж: задача, стоящая перед ним, гораздо более сложная по большей части, чем у Эндимиона, и для того, чтоб понять маршрут Аенеи, ему зачастую приходиться просеивать в буквальном смысле целые миры через мелкое сито, да и характер, воззрения и личность его испытывают куда более глубокие внутренние изменения, и подвергается он куда более серьезным искушениям и дилеммам. Несколько утрируя, можно даже сказать, что Мессия и ее спутники участвуют в приключениях тела, а отец-капитан и его штурмовики — в приключениях духа; что, если задуматься, немного странно, ведь логичней было б наоборот.

Из-за того, что развитие сюжета сильно напоминает «Апокалипсис сегодня» с этим непонятным и кажущимся вечным путешествием по реке, оно довольно неочевидно — предугадать его сложно, поскольку автор не стеснен какими-то жесткими рамками, и только под конец становится предсказуемым: в последних нескольких главах происходит ровно то, что и должно было произойти, что только и могло произойти: Симмонс неожиданно загнал себя в собственную ловушку, и выпутаться не смог. В целом же, как и в любом произведении, основанном на идее дороги, в романе чудится больше смысла, чем есть на самом деле, но все равно как-то исподволь и незаметно цепляет.

Неожиданно для меня, «Пирамиды» оказались неинтересными, хотя вообще-то мне нравится Пратчетт и я с удовольствием читаю его книги. Сюжет меня не зацепил, герои весьма схематичные и их поведение, хоть и логичное, весьма предсказуемое, юмор показался натужным и вымученным — плоским, как сам мир, мало какая из обилия шуток меня реально повеселила, да и в целом несколько смущает своей прямолинейностью и неуместностью идея посмеяться над древними египтянами и их богами, почившими в бозе пару тысячелетий назад. В целом было ощущение сугубой вторичности, при том, что ткнуть пальцем в конкретное место я не могу — эта одна из ранних книг, но общее впечатление чего-то уже многократно читанного не оставляла до самого конца — скорее всего потому, что многие фрагменты и находки этого романа автор потом не раз использовал в других произведениях. Понятно, что виной тому — моя несколько сумбурная система чтения книг Пратчетта (нет никакой системы, читаю от балды, что под руку подвернется), однако с тем, что книга показалась мне эдакой хлопушкой — шума и мишуры много, а веселья не прибавилось — факт этот ничего сделать не может. Заинтересовало в какой-то момент нетривиальное рассуждение о том, что то, во что, как нам кажется, мы верим и то, во что мы верим реально — две разные вещи, однако развивать его Пратчетт не стал, сосредоточившись на фарсовых шутках (верблюд плюнул в человека — уморительно же, правда?) и псевдофилософствовании героев. Порадовала и открытая концовка с неумирающим жрецом Диосом, но этого, прямо скажем, отчаянно мало на целый роман, сам, кажется, застывший во времени.

Унылейшая книга из всех, прочитанных мною. Причем слово унылейшая надо писать капслоком и с тремя восклицательными знаками. Впервые за много лет я всерьез задумался, а стоит ли мучиться и дочитывать до конца, очень уж процесс чтения этой книги напоминал флагеллянтский обряд самоистязания. Продолжил я только потому, что надеялся, что главный герой, глумливо именуемый Жульеном, до конца не доживет и сдохнет в ужасающих мучениях где-то в процессе. Для описания книги идеально подходят слова самого Стендаля: «Полное отсутствие мысли, пустые фразы, настолько банальные, что превосходят всякое ханжество.» Все в книге — абсолютно все — меня раздражало: персонажи, события, место действия и сам автор, который явно ненавидит своих героев, и вообще людей, а также свою страну. Именно этим можно объяснить, почему персонажи книги получились такими гадкими и отвратительными, безмозглыми пошляками и завистливыми лгунами. Каждый второй страдает от паранойи, каждый первый — от шизофрении: настроение у героев меняется быстрее, чем сигнал светофора, эмоции меняются на прямо противоположные безо всяких мотивов и резонов, и возникает ощущение, будто читаешь репортажи из сумасшедшего дома. Манера говорить у всех одинаковая, и манера мыслить тоже одна на всех, что очень хорошо заметно, когда чередуются мысли Жульена и основного женского персонажа (мадемуазель де Ла Моль). Память у героев, кажется, только кратковременная, принципы зависят от того, какую книгу они прочли накануне, от любых действий они быстро устают и только презрение и ненависть к окружающим перманентна. Роман (вроде как основанный на реальных событиях) явно придуман и написан Стендалем с целью инфицирования всех окружающих своим отношением к миру: с каждой строчкой, с каждой страницей я чувствовал, как во мне постепенно наливается этот смрадный пузырь мизантропии, и мне постоянно приходилось отрываться от книги и передыхивать в нашем нормальном и уютном (как оказывается) мире, где много хороших людей и приятных мест.

Стендаль постоянно брюзжит: и деревня у него «ад мерзостей и лицемерия», и город «обитель зевоты и скучнейшего резонерства», и трава не такая зеленая, как ране; он равно ненавидит монархию, империю, республику, дворян, крестьян, попов, купцов, горожан, прихожан, мужчин, женщин и детей скопом. Автор не оставляет места для читательских размышлений, оценок и предположений — он все пишет сам, разжевывая до состояния нравоучения и морализаторства, погребая под ними те крупицы умных мыслей и замечаний. которые иногда можно найти в книге. Отрицательных персонажей он описывает так, чтобы у читателя не возникло даже тени сомнения в их отъявленной отрицательности, используя выражения вроде «подлый интриган» или «гнусный проныра». При этом не имеющие никакого значения моменты Стендаль может влегкую растянуть на целую главу, а крайне важные для становления главного героя тенденции и события ужимаются в пару строчек.

Главный герой не способен сделать или сказать что-то по-людски: в душе у него бушует непрекращающаяся буря эмоций, они у него просто зашкаливают в любой выбранный наугад момент времени, его мысли полны противоположных параграфов, он одновременно хитер, коварен и туп как табуретка. (Впрочем, за малым исключением, все остальные персонажи независимо от возраста также ведут себя как подростки на фоне гормонального взрыва.) Жульен постоянно подозревает всех своих собеседников, как знакомых, так и не очень, во всех возможных грехах, и это очень хорошо характеризует его самого как существо преподлейшее и прегадостнейшее. Зачем и почему автор — с очевидным любованием и постоянными упоминаниями о том, какой же он великодушный и блаародный — сделал его главным героем, совершенно не понятно, да и знать не хочу о таких страшных извращениях. Жульен (впрочем, не он один — все персонажи такие) движим «чисто пацанскими» желаниями заслужить респект и уважуху, для него важно не то, что он делает или говорит, а как это воспримут окружающие (причем всех остальных он за это качество презирает), и как бы сделать так, чтоб они его все любили, а он бы их игнорировал как истинно высокодуховный, со скрепами, человек. Описание его «любовного» романа (высосанного автором из среднего пальца) с мадемуазель Ла Моль — одна из мерзейших частей книги, от которой я рыдал из-за сочувствия и сострадания к себе. Справедливости ради стоит заметить, что все их эмоции и поступки являются навязанными им автором, не обращающим внимания ни на характеры, ни на логику происходящего, ни на окружение или воспитание, а в буквальном смысле заставляющим персонажей прыгать через горящий обруч для собственного удовольствия. Связности между событиями нет в принципе, Стендаль пишет все, что ему приходит в голову; роман больше говорит об авторе, нежели о героях, и то, что он говорит, неприлично и непечатно.

Вторая часть цикла о Красном Сыне получилась куда лучше и глубже первой. Это уже настоящая альтернативная история: 1978 года, мир победившего почти везде (за исключением разваливающихся Штатов и, почему-то, Чили) коммунизма, мир советских космических станций и футуристичной транспортной инфраструктуры, мир спецназа КГБ в жутких шлемах и карательной нейрохирургии. Основной сюжет заключен в противостоянии группы диссидентов во главе с Бэтменом (чья неуловимость и крутизна вызывают законные вопросы — все-таки действие происходит не в Америке, а Бэтмен не богатый наследник) и тоталитарного режима, олицетворяемого Суперменом. Брутальная рожа Бэтмена, воплощенного не мстителя, но террориста, производит неожиданно сильное впечатление, даже несмотря на его откровенно клоунский наряд с ушанкой, псевдочеркеской с газырями и деревянной кобурой для маузера на боку. Супермен же искренне не понимает, почему кому-то может не понравиться созданная им Утопия — мир без насилия и войн, стабильным настоящим и гарантированным будущим. В своих трогательных монологах изолированный божественным статусом супергерой раскрывается одиноким и уязвимым; не будучи человеком, он не способен понять, что находясь под постоянным надзором, лишенные ответственности за себя и близких, люди теряют то, что делает их людьми — свободу выбора.

Финальная схватка заканчивается обоюдной катастрофой и одновременно обоюдным торжеством: порядок восстановлен, но новые недовольные надевают маску летучей мыши. Советский Союз в вершине своего могущества, однако его моральное основание дало грандиозную трещину, грозящую будущими проблемами; а за океаном поднимает голову новая угроза...

В России по-прежнему вечная зима и мужская мода неизменна, но хотя бы стало светло и чисто; эстетика режима мигрирует от квазинацистской к стилю Red Alert. Клюква присутствует, но на периферии, Миллар явно ознакомился с оригинальными названиями московских улиц, впрочем, большая часть вероятных ляпов перекрывается возможностями альтернативного сеттинга. Даже жаль, что богатые идеи благого тоталитаризма Супермена и терроризма борца за свободу Бэтмена утрамбовали в один выпуск — было бы интересно ознакомиться с этим подробней.

Давно хотел ознакомиться с этим комиксом — очень уж задумка интересная. И в какой-то мере ожидания оправдались: серпасто-молоткастый Супермен-коммунист, воспитанный в украинском колхозе (да-да, Супермен — украинец!), был весьма колоритен и занятен. Однако уровень клюквы меня просто поразил — он был просто чудовищен, учитывая, что написан он не в разгар холодной войны, а в 2003 году. Понятно, что клюква всегда будет, когда американец пишет про Россию (и наоборот тоже), но не до такой же степени! Даже голливудские бракоделы всегда помнили, что город трех революций назывался Ленинград, а никак не Санкт-Петербург. Почему детей подружки детства супермена зовут Jordan и Mehri? И такого очень много. Непонятно, как, кстати, зовут самого героя. Должно же быть у него какое-то имя, товарищ Кентов какой-нить хоть бы, а то его все comrade superman кличут, по-видимому, в Союзе напряженка была не только с продуктами, но и с именами.

Сюжет тоже не блещет особыми изысками. За исключением основной мысли — а что будет, если Супермен приземлится в Союзе, а не Америке, весь комикс занимает пафосная трепотня заглавного героя и скрежетание зубами его врагов — Лекса Лютора и главы НКВД Петра Рослова. Герой треплется, спасает людей, потом снова треплется, потом умирает Сталин (это не спойлер). В принципе, сама идея Супермена на службе Советов несколько нелогична. Даже глава НКВД, по совместительству внебрачный сын дяди Джо (что уже смешно), замечает, что само существование героя противоречит марксизму: он является живым доказательством того факта, что не все рождаются равными. К тому же даже по меркам комиксов Супермен очень уж супер — он умудрился поймать пулю, выпущенную в висок из в упор приставленного пистолета. Даже для комикса про Супермена это явный перебор.

Откровенно не понравилось использование Джонсоном и Планкеттом грубого противопоставления в графических приемах: в Штатах всегда светло, в России всегда темно и всегда зима; силуэты людей в Америке словно тянутся вверх, в Союзе — приземистые, распухшие. Да и советская эстетика с позиции художников очень уж похожа на нацистскую. Впрочем, если отвлечься от этого, то нарисовано все очень здорово, стилизация отличная.

Одна из лучших рождественских историй (специфический жанр, в котором что-то путное найти еще труднее, чем в героическом фентези) из всех, которые когда-либо попадались мне в руки. История о котенке Финдусе, страстно хотевшем, чтоб на Рождество к нему в гости пришел Дед Мороз, и о его хозяине Петсоне, решившем соорудить механическую куклу, эдакого робота в виде Деда Мороза (в оригинале — Tomtemaskinen, что-то вроде «машинный Клаус»), дабы не расстраивать своего питомца. Рассказано все это довольно просто и трогательно, но без лишнего сюсюканья, без соплей в сиропе и без попыток манипулирования эмоциями читателя. Котенок Финдус — тот еще жучила, думает почти всегда только о себе, все вокруг крушит и дружит с местным мышинным народцем — муклами: образ явно навеян детским эгоистичным и разрушительным поведением, с особой детской логикой (впрочем, откровенно антропоморфным кот не выглядит). История создания муханического Деда Мороза развивается очень логично и четко, с маленькими мираклями, которые всегда можно списать на какие-нибудь привходящие обстоятельства, с колоритными персонажами, попадающимися главным героям, и с несколько абсурдным юмором, слегка тяготеющему к постмодернизму.

Авторский текст несколько коряв, да и перевод мог бы быть получше — у некоторых предложений отсутствует согласование, зато авторские иллюстрации просто великолепны: чудесные детали, в которых сквозит ирония над собственной сказкой, легко читаемые эмоции персонажей и даже попытки передать действие в движении — какие-то рисунки дополняют текст, какие-то существуют сами по себе. Книжку занятно читать и интересно рассматривать, несмотря на определенную долю назидательности она веселая, с шикарной концовкой, и по-настоящему рождественская.

Книга представляет из себя сложносочиненный детектив, но я сильно сомневаюсь, что автор разбирается в том, что описывает. Сыскное дело у него показано не то, чтобы не убедительно, но поверхностно. Нет ни профессионального арго, ни каких-то деталей, о которых может знать только специалист, ни специфических отношений — так может написать любой, кто прочитал пару десятков полицейских детективов: автор постоянно отделывается общими фразами. Описание званного вечера у отцов города явно навеяно модными журнальчиками и нашими современными сериалами. И так, в общем, во всем — никаких ошибок или ляпов нет, но очевидно, что если содрать верхний слой, ничего внутри не найдется. Вместо эмоций — описания эмоций, вместо убедительности диалоги имеют крутизну (как ее представляет автор), почти везде нам подсовывают видимость вместо достоверности. Герои похожи на отлично сделанных марионеток в руках искусного кукловода, но какими бы реальными не казались их движения, все равно видно, что это крашеные деревяшки.

У каждого персонажа на груди висит бейджик: «крутой коп», «трусливый информатор», «тупой бандос», «суровый, но справедливый начальник», «красивая и богатая подруга героя», «наследник мильонов и тыщ» и так далее, и все они действуют и говорят в соответствии с этими бейджиками, без каких-либо попыток выйти за пределы отведенной им автором роли. Иногда я прикидывал, что может сказать или сделать тот или иной герой, переворачивал страницу — таки-да, я правильно угадал, пару раз аж дословно получилось. Все как-то очень чистенько и аккуратно, по правилам, словно реальность в книге какая-то вторичная, взятая прямиком из американского нуара, герои сходятся и расходятся точно по часам, события цепляются друг за друга как в хорошо отлаженном механизме, и даже неудачи персонажей работают на главный сюжет. В этом книга похожа на «Пересмешник» Пехова — там тоже был такой гладенький фентезийный детектив на фоне псевдопаропанка (у Корнева — псевдодизельпанк, но это не принципиально) с хорошо прописанным сеттингом и болванчиковыми героями.

Нельзя однако сказать, что книга плоха. Нет, читается легко, мозги не загружает, все бодренько и занятно, очень гладенько написано, кинематографично и гламурно, движение не останавливается, даже некоторые бросающиеся в глаза несообразности (так и не понял, почему герои время от времени цитируют фразы на латыни) особо не напрягают. Книга хорошо подходит проветрить мозги перед чем-то сложным и тяжелым, или отвлечься от проблем и невзгод — в общем, отличный образчик эскапистской литературы, ни на что больше не претендующей.

Я очень люблю запахи. У меня слабое обоняние, но оно играет в моей жизни достаточно большую роль. В определенной ситации запах может заменить мне сам пахнущий предмет, и составлять о нем мнение я буду именно опираясь на впечатление от запаха, а не от внешнего вида, например. С тем большим удовольствием я прочитал роман Зюскинда, буквально пропитанный разнообразными запахами, основанный на запахе, и где главный герой — это, конечно, запах в своей высшей форме — духи, Das Parfum.

Зюскинд отличный рассказчик — мягкий, ненавязчивый юмор, внимание к деталям, внятность и убедительность психологических портретов, очевидная нежная привязанность к своим персонажам, бедным злым людям, не отпускающая автора даже когда те выходят из жизни главного героя. Певучесть нарратива умудрилась даже немецкий язык, с его специфическим звучанием, превратить в волшебную мелодию (думается, сказалось, помимо прочего, и место действия) со своими модерато и адажио.

Проблем с переводом не возникло, хотя я заранее опасался профессионального жаргона; и, несмотря на то, что автор несколько раз действительно массово использовал термины из парфюмерного и кожевенного производства, особых трудностей это не составило. Пишет Зюскинд очень ровно и плавно, без всплесков и провалов, читать крайне удобно — на протяжении почти всего романа сохранялась одна и та же авторская интонация, интонация профессионального рассказчика историй, которому не надо пучить глаза, имитировать голоса людей и активно жестикулировать, дабы захватить внимание читателя и не отпускать до самого конца.

Зюскинд рассказывает сказку — нормальную средневековую жуткую сказку: про Жана-Батиста-дурачка, пошедшего туда-не-знаю-куда, чтоб найти то-не-знаю-что. И другую сказку, про страшное чудище-гренуя, похищавшего младых дев и питавшихся их душами. Заканчиваются сказки так, как им и положено: Жан-Батист-дурачок, сумевший выжить в нашем равнодушном вонючем мире, пришел туда-не-знаю-куда и нашел то-не-знаю-что, а чудище-гренуй погибло, пусть и от рук далеко не геройских, но все же.

История, рассказанная Зюскиндом — это история богоборчества и богоискательства, история никому не нужного Икара, возомнившего себя выше всех, долетевшего до Солнца и сгоревшего, история эгоистичного Прометея, укравшего секрет богов для себя самого, история автора, убившего бога, вечная легенда о неразличимости гения и безумия, гимн бессмысленному перфекционизму, наконец.

Поначалу мне не понравилось. Излишне вычурный слог автора, неубедительный сеттинг, кривляющиеся персонажи. Однако чем дальше читал, чем больше меня захватывала эта визионерская фантасмагория, претензии к альтернативной истории отходили на дальний план, а потом и вообще исчезли, потому как не в альтернативке дело, за яркими масками героев все отчетливее проявлялись настоящие люди с подлинными эмоциями, мыслями и идеями, и все больше вскипал в крови адреналин дикой гонки на русской тройке прямиком в пропасть. Это, конечно, диссидентский роман, но это еще и настоящий русский роман, с мощной русской идеей — вне зависимости от отношения к ней, с чаепитием на фоне катастрофы, с самопожертвованием и принесением в жертву всех, до кого можно дотянуться. Роман получил немало критики и наверное, есть за что — он дитя своего времени и байстрюк своей страны, но лично мне делать этого не хочется, он ценен свое многогранностью, своей непоследовательностью и своей неожиданностью, и лично мне жаль только одного — что я не мог прочитать его ни в 81, когда его напечатали в Штатах, ни в 90, когда его издали в Союзе.

Вот уже действительно, кампания — гражданская. Это даже не женский роман, а скорее, бабский. Буджолд всегда медленно запрягает, но Civil campaign побила, кажется, все возможные рекорды. Действие практически топчется на месте, только персонажи ходят друг к другу в гости туда-сюда и ведут изящные и полные намеков, скрытых и явных оскорблементов и даже угроз, разговоры, ни к чему, однако, не ведущие и не имеющие ни малейшего смысла. Роман по сути состоит из одних диалогов, что, с одной стороны, довольно круто, почти как драматическая пьеса, да и диалоги по большей части весьма насыщенные и энергичные, любо-дорого читать, а с другой стороны — событий почти нет; мы куда-то вроде как движемся вместе с персонажами, однако нас скорее просто сносит, это движение правильней было бы назвать «дрейфом». События размазаны по глади, тиши и благодати романа, почти не имея обострений и развязок — а те, что читателю под их видом подаются, настолько легко предугадываются, так что даже удовлетворения от этого не испытываешь — ну не маленький же: все сюжетные ходы либо предсказуемы, либо нужны для развития дальнейших отношений (не могу написать «дальнейших действий» — их просто нет).

Основной сюжет книги — брачные танцы (разной степени успеха) Майлза Форкосигана вокруг своей новой пассии — развивается в четких рамках классического дамского романа (и я бы сказал, в традициях рыцарского романа, где только рыцари, пажи и прекрасные дамы, ну и пара злодеев, а вот крестьян и всяких там прочих нет и в помине) и довольно уныл, ибо наполнен событиями и эмоциями, много раз пережитых и пережеванных. Азарта в том, чем закончится, нет — и так понятно, чем закончится. Параллельно идут еще несколько сюжетиков — финансовая авантюра, пара юридических казусов и свадебный переполох. Ни все вместе, ни по отдельности, они долго ни не вызывают особого интереса, только заливают барраярский пейзаж тоннами воды до состояния болота. И если один из этих казусов под конец пересекается с главной линией, то происходит это только по желанию автора, а не потому что сюжет требовал, остальные же существуют и здравствуют отдельно. Если бы Буджолд не стала бы все яйца утрамбовывать в одну корзину, мог бы получится такой же маловменяемый и проходной, как и роман, но все же более логичный и формальный сборничек забавных повестушек «Про Майлза, его родню и вообще барраярцев».

Спасает книгу фирменный стиль Буджолд — вязкий и тягучий: где-то на середине он затягивает в ткань романа, заставляет сопереживать героям в их интригах-страданиях-скандалах, и начинаешь заинтересованно следить за развитием событием, гадая, что же будет дальше и как именно поступят герои: финал все равно очевиден, но вот как именно автор вырулит к нему и составляет основу читательского внимания. Чудесная ненапряжная космоопера: есть герои, которым сочувствуешь, есть злодеи, коим желаешь геенны огненной, в наличии справедливый планетарный император, стрельба из бластеров и дикий, непричесанный мир, в чем-то похожий на нашу с вами страну. Чего еще надо, чтоб провести время с удовольствием и закрыть книгу с удовлетворением?

Виктор Олегович Пелевин — и жнец, и швец, и на дуде игрец. Поразительно разносторонний человек: он разбирается и в том, как порноролики называются в рунете, и в Angry Birds играл, и в GTA рубился, и в хохлосрачах сечет фишку, и в методах троллинга. Как только не устает всей этой ерундой заниматься, да еще время на написание романов остается. Впрочем, учитывая, что в данной книге он просто пересказал «Матрицу» языком своих романов «Ампир V» и «S.N.U.F.F.» с добавлением фирменного жлобства, злорадства, хамства и демонстративной гинофобии, то наверное, в этом нет ничего удивительного.

Виктор Олегович Пелевин — отличный повар. Отличается тем, что готовит только одно блюдо — рагу, каждый раз делая вид, будто готовит его впервые и вообще это блюдо уникальное; зато делает это так, что пальчики оближешь. Валит все стыренные у соседей ингредиенты в одну кучу, туда же специи — для остроты и вкуса, масло и майонез — для маскировки того факта, что все это уже едено и не раз.

Виктор Олегович Пелевин — знатный философ. Даже целый философский пароход, непонятно почему еще не высланный из страны. Если кто-то и может поспорить с ним, то это только Экклезиаст, у которого в голове творился примерно такой же бардак из разрозненных кусочков различных политических парадигм и духовных практик. В принципе, в книге достаточно нетривиальных, занятных и достойных обдумывания идей, и если бы автор сконструировал вокруг них хороший интересный сюжет, могло получиться очень здорово, но Пелевин предпочел подать их на бегу, галопом по европам, с каким-то шарлатанским подмигиванием, и в результате мы имеем набор кухонных банальностей и затасканных мемов поп-культуры с претензией на оригинальность и глубину.

Написанный в 1973 году роман, насколько я понимаю, стал одним из первых (наряду с книгами Семенова о Штирлице), с которыми получила признание, популярность и даже определенную рекламу деятельность отечественных органов контрразведки. Я, конечно, не знаком с большей частью данной литературы, но даже мне очевидно, например, откуда есть пошел на земле русской писатель Бушков и сонмы его разноталантливых апологетов. Понятно, почему роман был и остается таким востребованным и выдержал более полутора сотен переизданий: подробное, со знанием дела описание специфической деятельности Смерша, тщательная подача информации, создание нужной атмосферы с помощью (псевдо)документальных вставок, множество выпуклых, живых, с реальными биографиями персонажей, каждое действие которых логически обосновано их опытом и психологическими особенностями, демонстрация работы командной цепи вплоть до Ставки и самого Сталина.

Но вот авторская манера повествования мне не понравилась. Ужасно коробили меня время от времени какие-то странные провалы в стилистике. Как будто писали два разных автора. Один — вполне себе крепкий такой ремесленник, звезд с неба не хватающий, но вполне заслуживающий читательское внимание. Второй — рабкор Урюпинского Комсомольца, не способный двух слов связать без перехода на газетные шаблоны. Как мне кажется, Богомолов пытался писать, подражая другим известным ему писателям, пытаясь делать то же, что и они. Однако в результате временами у автора прорывается какой-то картонный слог, словно он старательно вырезал все образы и описания по лекалу, причем не лучшему. То много лишнего, то явно чего-то не хватает. То многовато определений или находятся они там, где, в общем не нужны. То сбивается на газетный стиль и суконные фразы, отчего целые абзацы выглядят насквозь фальшивыми. Чрезмерная подробность описаний зачастую выглядит механической, скопированной. Впрочем, стоит заметить, что у такой манеры есть сильная сторона: Богомолов скрупулезно описывает внешний вид почти всех персонажей, даже эпизодических, четко указывая не только вид одежды, но и обувь, тип головного убора, нашивки, ордена, погоны и прочие аксельбанты: это производит немалое впечатление наличия по-настоящему уникальных, настоящих, реальных персонажей.

Не понравилось, что последняя часть безбожно затянута, сводки, ранее помогавшие создать атмосферу и добавлявшие нужные и точные детали, здесь только мешали и раздражали, авторские намерения увеличить напряжение были видны как на ладони и нужный ударный момент Богомолов упустил: к развязке мне уже было скучно, весь азарт испарился, что приехала бабушка, что не приехала — мне уже было все равно. Да и обрывается книга на полуслове — не знаю, кому как, а лично мне было бы интересно узнать о последней фазе операции, а ведь захватом троицы шпионов дело очевидно не закончилось. В общем, роман отличный, несмотря на все мои субъективные претензии к авторской стилистике, но концовку автор не дожал, что изрядно разочаровывает.

Буйная фантазия Ффорде, являющаяся несомненно, яркой особенностью как всего его творчества, так и цикла о Четверг Нонетот в частности, представляется не только даром для этого автора, но и где-то проклятием. Ффорде скрупулезно выстраивает мир, его политическое устройство, массовую культуру, профессиональные предпочтения населения, особенности экономического развития, научную деятельность и даже взаимоотношения с Богом. Романы о Четверг изобильны деталями, подробностями, особенностями, очень плотно и точно прилегающими друг к другу и создающими неразрывную ткань повествования, в которую легко поверить, ибо события логичны, действия героев разумны, а следствие вытекает из предпосылки. Однако в этих деталях кроется сами-знаете-кто. В какой-то момент буйство красок становится самодовлеющим, сюжет перестает быть основой, двигателем нарратива, он как бы наособицу — вроде как есть, но не сильно заметен. Монументальная фигура Четверг, несмотря на ее пятьдесят четыре года, хромоту и необходимость каждую секунду ждать покушения, фактически затмевает события, которые с ней происходят. Не то, чтоб я жаловался, но не заметить, что многие отступления, флэшбэки и рассуждения, в общем-то, излишни и только занимают место, довольно сложно. Вряд ли автор гнал объем — у него, скорее всего, это само собой получается. Ффорде как ребенок в магазине конфет — хочет всего и сразу, и в результате он забивает текст занятными, но не функциональными свистелками и тарахтелками. Хотя для справедливости стоит заметить, что сложная конструкция романа обычно не дает сразу понять, какие из этих свистелок просто для красоты, а какие на самом деле замаскированные ружья-на-стене. Кроме того, с каждой новой книгой Ффорде, несомненно, все лучше справляется с непокорной альтернативной Англией, и в сравнении с ранними романами о Книгомирье, в которых сам черт ногу сломит и без полпинты не разобраться, в последних произведениях все гораздо упорядоченней и организованней.

Читал я с огроменным удовольствием, с трудом отвлекаясь на работу, сон и поедание продуктов, и в какой-то момент (по-видимому меня посетил я из будущего или параллельной вселенной) меня осенило, что из себя представляет эта книга. Энергичные колоритные персонажи, каждый с особой манерой разговаривать, модусом операнди и отлично прописанным внешним видом, сочный, тщательно описанный до малейшей текстуры задний фон, вдумчиво построенные фразы, не содержащие ничего лишнего, постоянное действие, не прекращающееся даже когда герои стоят, множество сюжетных линий, пересекающихся друг с другом под дикими углами, кислотные цвета всего вокруг — неба, травы, одежды, — эмоции крупным планом, и даже четкие звуки ударов при драках: это же комикс, бро!

Четверг Нонетот идеально подходит на роль супергероини — да, у нее нет развевающегося плащика за спиной, она уже на шестом десятке, в голове у нее mindworm от младшей сестры покойного Ахерона, у нее нет суперспособностей (даже в Книгомирье уже прыгать не может) и она ходит с палочкой — одна нога постоянно ее подводит, но она по-прежнему противостоит мегазлодеям в офисных костюмах, свято чтущим закон и изменяющим его, когда чтить становится невмоготу, не стесняющихся в средствах и использующих не зловещих миньонов в костюмах штурмовиков, а пропаганду, промывание мозгов и юриспруденцию; она спасает мир и человечество, давно махнувших на себя рукой, хоть многие ее победы пирровы, а злодеи живучи и многочисленны, но она все равно самая настоящая супергероиня.

Не раз сталкивался с нытьем труъ-фанатов, брезгливо цедивших через губу, дескать, сериал снят для ванилек да сопливой школоты, а вот комикс — это по-настоящему сурово, кроваво, гуро и реалистично. Долго откладывал, но наконец решил заценить, сколько правды в этих ламентациях, и насколько велик Роберт Киркман, создавший эту конкретную вселенную живых мертвецов.

Поначалу приходилось прикладывать усилия, чтоб отвлечься от параллелей с сериалом (меньше деталей, быстрее действие), однако довольно быстро я сумел сосредоточиться на самом комиксе, чему немало помогало то обстоятельство, что актеры внешне совершенно не похожи на книжных героев. Особых, значительных отличий я не нашел (за исключением стремительной гибели Шейна), ну да это только начало катастрофы, ударных диалогов мало, конфликты только завязываются, линии антагонизма еще не определены, герои занимают стартовые позиции. Что действительно произвело впечатление — это прорисовка сцен столкновений с зомби. Казалось бы — это ж комикс, картинки даже не движутся, но Тони Мур, безукоризненно точно используя последовательность кадров, угол зрения и позы персонажей, великолепно сумел передать напряжение в сценах, четко подать эмоции героев — страх, растерянность, негодование — и удачно передать динамику происходящего. В общем и целом, я получил изрядное удовольствие от знакомства с комиксом, ожидания оправдались, я весь внимание, готов к продолжению.

Я знал, чего ждать от этой книги, но все равно оказался не готов. Девятый вал авторского словоблудия захлестнул меня с первых же страниц. Герои, с привычной сноровкой переливая из пустого в порожнее, несли чудесно возвышенную ахинею, не имеющую ни малейшей смысловой нагрузки, словно бы соревнуясь в куртуазности выражения своих миленьких уютных банальностей. Кукух, хвалящий петушку за то, что она хвалит кукуха, удавился бы от зависти, если бы ему довелось столкнуться с таким потоком тривиальных благоглупостей, которые персонажи с ловкостью пикейных жилетов извергают в этой книге, активно напрашиваясь на непристойные в своем нарциссизме комплименты и с готовностью отвечая ими же. Действие развивается как в Зазеркалье — чтобы оставаться на месте, надо идти, а чтобы продвигаться вперед, надо бежать со всех ног, иначе тебя будет все время сносить назад под напором изящных, но бестолковых до одури диалогов и занудных ремарок, активно толкущих ступу в воде. Автор уверенно нанизывает слова будто бусины на нить: одна другой краше, узор за узором, нить тянется и тянется, бесконечная, весь мир опутывает, ни конца ни края, бусины сверкают, завораживают, гипнотизируют, увлекают в красочный зеркальный калейдоскоп, где нет ни дна ни покрышки, ни толка ни расстановки, ни объема ни движения — лишь невыносимая легкость бытия да красота оплаченного долга. Сюжет голубиным глазом время от времени проглядывает сквозь хитросплетения словесных конструкций, словно напоминая о себе: «Курлы-курлы, помнишь меня? Помнишь-помнишь? Точно помнишь? А я есть.» Гипертрофированные эмоции словно раскрашенные бальные маски не дают возможность рассмотреть лица героев, превращая их в карикатурных анимационных персонажей — каждого со своим набором архетипичных фразочек, пошлостей, поз и неизменных социальных аватарок: псевдоостроумие, замотанное в саван многосуесловия. Сопровождается весь этот балаганчик натужным закадровым смехом.

Сон разума рождает Макса Фрая.

Думается, Ремарк продал душу дьяволу за свой талант. Пишет он просто изумительно — доверительная интонация, понятный до последнего слова немецкий (рай для переводчиков), простые, но точные сравнения: как будто разговариваешь со своим другом, или хотя бы хорошим знакомым, будто пишет он лично для тебя, так, чтобы именно тебе стала понятна и близка его история. Нежная, пронзительная и искренняя до последней запятой история любви — трагичная, как скитания эмигранта в разорванной войной Европе, невероятная, как побег из нацистского концлагеря, полная надежды, как ночь в Лиссабоне.

Заключительная книга трилогии неожиданно оказалась сильно слабее предыдущих — то ли автор выдохся, то ли придуманная им вселенная имела слабоватый фундамент. Крауч пытается разнообразить действие, давая точку зрения разных персонажей, однако этот прием по большей части не работает, создавая лишь видимость глубины, кроме того, очевидно, что определенная часть текста написана лишь для того, чтоб раздуть книгу до нужного объема. Если раньше было что-то, отвлекающее внимание от недостатков — загадочность событий и неожиданность развязки в первой книге, непредсказуемость действия во второй, то к концу цикла в рукаве у автора ничего не осталось, и все белые нитки полезли на свет божий, а из швов потек канцелярский клей. И раннее не блиставший особенной красотой авторский стиль мутировал в нечто совсем корявоообразное. Aberrations, ранее представлявшие из себя всего лишь маячившие вдалеке жупелы навроде огородных пугал, вымахали в непобедимых монстров, которых можно завалить только из крупнокалиберного станкового пулемета, идеальных хищников, несовместимых с законами природы вообще и эволюции в частности. Отдельные милые нестыковки стали грандиозными косяками, разрушающими в прямом и переносном смысле милый райский городок и разрывающими ткань романа.

Нельзя сказать, что книга неинтересная — автор старательно нагнетает экшн, но несмотря на обильное гуро и зашкаливающее количество трупов действие, по сути, топчется на месте, а предпринимаемые главгероем усилия легко укладываются в избитую формулу «крепкий орешек спасает свободу и демократию». Эту несколько тягостную картину могло бы улучшить прибытие в городок давно ожидаемого персонажа (шедшего туда на протяжении двух книг) — в результате предсказуемость концовки стала под сомнение, и образовался классический любовный треугольник, едва не обернувшийся мексиканской дуэлью. Но эффект оказался кратковременным, а концовку (в общем-то вполне неожиданную, хотя и логичную) автор умудрился испоганить настолько, насколько это вообще было возможно. Наверное, в руках более искушенного и мастеровитого писателя весь этот цикл (точнее, книга, разбитая на три части) мог стать шедевром в жанре фантастики, но Краучу с его невысокими ремесленными способностями это сделать не удалось.

Синдром Бога, или памятка для строителей Рая.

Сначала создайте землю и небо. Хотя нет, это все уже создано другим Богом, задолго до вас. Можно не заморачиваться этим, прямо скажем, нелегким и грязным делом. Просто расчистите делянку, понастройте там кучу одинаковых викторианских домиков и заселите туда Избранных (которых, конечно, меньше, чем званных). Не забудьте оградить ваш рай заборчиком — потому как если не оградить, то как жители поймут, что здесь рай? Кроме того, там, за заборчиком, откровенный и неприкрытый ад. Так что пустите ток по колючке, посадите сорок снайперов, и не подпускайте жителей к ограде. Так, что еще? А, ну там канализация, газ и электричество, само собой, это же рай. Но это не главное. Главное — заповеди. Не обсуждать прошлую жизнь. Не пытаться убежать. Не задавать вопросов. Отвечать на телефонные звонки. Кто отказывается следовать заповедям — в расход. Жители рая должны помнить, что ты не только защищаешь их и кормишь их, но еще и караешь их: без страха рай не выстроишь, благодарность — плохой материал для строительства. Не забудь промывать мозги детям — это легко и окупится в будущем. И самое главное — жители рая должны быть чем-то заняты. Работой в поте лица своего, например. Ибо если ты просто посадишь их в бессмысленные конторки, они от скуки начнут думать. А потом появится какой-нибудь Люцифер, ангел, пригретый тобой на груди, начнет вопросы задавать, подзуживать, провоцировать — мол, что там, за стеной? почему заповеди такие странные? может, мы умерли уже все, и это не рай, а ад? И что ты тогда будешь делать с этим падшим ангелом и жителям рая? Выпустишь их в ад? Нет. Лучше впустить ад в рай. А потом начать заново. Трудно быть богом.

Мир делится на две части: тех, кто сначала смотрит фильм, а потом читает книгу, и тех кто все делает ровно наоборот. Я отношусь к первым, и вот почему. Когда смотришь экранизацию уже читанного произведения, все время недовольно морщишься — а где этот персонаж, а где эта линия, а где этот эпизод: вся книга, естественно, влезть в фильм не может, и чувствуешь себя не то чтобы обворованyым, но обделенным. Когда же читаешь какой-нить нашумевший роман после похода в кино, то постоянно ловишь себя на мысли — ага, вон оно как было, ага, а это что-то новенькое, ага, боковая линия, ага, у героя был дядя-психопат! — получаешь больше, чем рассчитывал. С сериалами, конечно, это происходит в гораздо меньшей степени, но и там есть чем поживится.

Думаю, уже понятно, что я сначала посмотрел сериал Wayward Pines, а потом только начал читать книгу «Pines», первую из трилогии про странный городок со странным названием. И мой расчет опять оправдался. Множество мелких деталей, ничего в сюжет не добавляющих, но достраивающих образы как героев, так и города. Серьезные отступления, позволяющие посмотреть на уже знакомые событий под другим углом и ставящие новые проблемы, по разным (кинематографическим или этическим) причинам исключенные из экранизации. И даже читая хорошо мне известные моменты с заранее известным мне развитием, я получал огромное удовольствие от великолепно выписанных саспенса и напряжения, с азартом надеясь, что в книге все будет как-нить по-другому, и иногда получая это «по-другому». Доска та же, все фигуры наличествуют, но стоят на других местах, и ходят по-разному.

Наверняка в книге есть сюжетные косяки, какие-то нестыковки или упущенные автором подробности, неважно. Она отлично написана, легко читается, даже несмотря на обилие разговорной лексики и не всегда понятных аббревиатур. Единственно, что мне сильно не понравилось, так это, что при попытке бегства из городка герой становится совершенно неубиваемым, независимо от своего состояния и силы противника; в сериале этот эпизод подан более логично и убедительно. Однако это неудовольствие компенсируется очень мощной развязкой книги. Пока читал, постарался абстрагироваться от виденного и решить, а что же все таки происходит. Несмотря на то, что я подмечал детали и связывал концы с концами, вынужден признать — настоящей развязки, задуманной Краучем, я вообразить так и не смог. Придумать оригинальную концепцию в наш век постмодернизма и так сильно и четко подать ее — это дорогого стоит.

Чем отличается хороший боевик от дешевого? В хорошем боевике нам покажут автокатастрофу, а в дешевом — двух мужичков, один из которых говорит другому — «О, глянь, автокатастрофа!». В данной пьесе тоже есть такая сцена, когда титульный герой расписывает двум удачно оказавшимся рядом рыбакам, как он, обвязанный цепями и окруженный толпой злых рыцарей, ловко сбежал из-под стражи с корабля наместника Гесслера прямо в разгар бури. В целом вся эта сцена является квинтэссенцией пьесы — события в основном не показываются, а пересказываются (например, фееричный пересказ истории как кто-то где-то от подруги друга слышал, что императора убили), Телль летает над сценой как Бэтмен, никто его не видел, но только что тут был, он не столько присутствует, сколько символизирует: не герой, а хоругвь.

Количество появлений Телля в пьесе можно посчитать по пальцам, и все время это поисходит как-то мельком, на бегу, так что он совершенно не производит впечталение главного персонажа. Первый раз Вильгельм Ильич спасает некоего пламенного революционера от царских жандармов, героически переправляя его через бушующее озеро. При втором появлении он промывает мозги сыну, что мол, горцы засегда лучше этих жителей равнин, которые рабами были, рабами останутся, не то что наша швейцарская отчизна, полная freiheit (свободы) и демократии. Третий эпизод — тот самый, с яблоком на башке, написан из рук вон плохо, никакого напряжения, пока Телль стрелял, автор ловко уводит от него внимание каким-то дурацким диалогом левых персонажей: все случилось настолько внезапно, что даже местный злодей Гесслер удивился — мол, что было, я моргнул, перестреливайте. Использует, кстати, Телль вовсе не лук, а устройство под названием armbrust, то бишь арбалет, что вероятно, также должно что-то символизировать. Потом сцена с автокатастрофой монологом о чудесном спасении, и наконец, героическое, из арбалета, спрятавшись за кустом, убийство имперского сатрапа Гесслера. Да, там еще есть концовка, но она настолько непотребна, что я даже упоминать ее не буду.

Большую же часть пьесы, когда Телль бродит за кулисами, занимает процесс кучкования местной буржуазии, недовольных тем, что над дворе средневековье и устаревшие феодальные отношения. Они распевают революционные песни, машут кулаками и толкают затянутые интеллигентские речи, в которых каждое второе слово — freiheit, каждое третье — tyrannei. Параллельно всем присутствующим рассказывают о том, какой нехороший человек, буквально редиска, landsvogt (наместник) Гесслер. Я не знаю, возможно Гесслер действительно был негодяем (Макс Фриш с этим не согласен), но Шиллер как-то уж сильно перегнул палку с черной краской, изобразив его какой-то помесью Волан-де-Морта и Гитлера.

С тем, что пьеса крайне неисторична (даже имя императора выдумано) и тенденциозна, можно было бы легко смириться — не трактат, в конце концов, никто документальности не обещал, но она еще и крайне скучна, неубедительна, уныла и зевотна до безобразия. Почти все персонажи напоминают марионеток, значительная часть действия происходит в темном углу, а сам Телль больше всего смахивает на горельеф с изображением всем известного деятеля с лысиной и бородкой, указующего пухлой ладошкой в светлое швейцарское будущее.

Томас Кромвель решает проблемы. Найдет ткань, покупателя, растолкует сны, заставит должников вернуть взятое, спрячет еретика, сделает убыточное поместье доходным, сбросит королевского секретаря в воду Темзы. Он всем нужен — кардиналу, герцогам, королю, королевской любовнице и королевской жене, немецким лютеранам и фламандским купцам.

Его лицо сурово, слова весомы, а одежда черна. Он протестантский ужас на крыльях ночи, он скрупулюс в вашем ботинке, он кровоподтек на теле правосудия. Он знает Библию наизусть и убивает врагов собственными руками. Он идет и все перед ним расступаются — дерущаяся челядь, напыщенные придворные короля Франциска, королевский суд и даже гнилой клан Болейнов. Имена всех врагов он вписывает в амбарную книгу покойного короля: мальчика-лютниста за то, что тот сулил ему плаху и топор; графа Нортумберлендского — за арест его патрона, кардинала Вулси; епископа Винчестерского — за то, что крыса и предатель; Ричарда Брерсона — за то, что посмел угрожать; Томаса Мора — за пытки и казни евангелистов.

Он кузнец, сын кузнеца, коня на скаку подкует, горящую избу перестроит, войдет в Утопию без страховки. С каждым он разговаривает на его языке: с купцами из Амстердама — на фламандском, с докторами и теологами — на латыни, с мюнхенским астрономом — на немецком, с лодочниками — на невообразимом диалекте, который образованные англичане не понимают; с королем он говорит на языке лести, с Мором — на языке Библии, с герцогом Суффолком — как с большим ребенком, с Анной Болейн просто недоговаривает.

Томас Кромвель собирает паззл. Вот кардинал Вулси, вот Томас Мор, вот король Генрих, вот Екатерина Арагонская, вот еще одна из рода Болейн, вот папа Климент, вот безымянный император. Сначала складывает уголки — так легче, а потом как бог на душу положит — все подряд, без разбора, а что не подходит — так на это всегда есть ножницы. Миром правят не короли, не герцоги и не папы; миром правят не Уайтхолл и не Латеран. Миром правят деньги, торговля, кредиты, банки — миром правит Томас Кромвель.

Каждая англичанка хочет убить своего мужа, и на этот случай готовит список возможных женихов. И у всех англичанок это список начинается с одного и того же имени — Томас Кромвель.

Его гнобят и унижают, презирают и шпыняют — он жалкий торговец тканями, рядом с которым ни один уважаемый джентльмен на одном гектаре не сядет; он терпит, сдерживает гнев, запоминает обидчиков и ждет — ждать он умеет. И однажды, когда придет его час, он припомнит всем своим врагам их козни и глупость, припомнит с улыбкой на лице и страстью в сердце, ибо его враги не знают, что он солдат, он убивал и видел смерть, и смерть будет в его глазах, и гнев будет имя его. Нож в рукаве и любовь к Господу в сердце.

Томас Кромвель — последний герой боевика!!!