Одно из самых загадочных произведений великого дуэта.

Фрагментарное, лаконичное, скупое в описаниях и подробностях, местами расчетливо небрежное, оставляющее «за кадром» гораздо большее, чем освещающее.

Три мира, картины которых выхвачены из мрака неизвестности, полной вопросов — зачем? почему? как? откуда? — неумолимо движущимся лучом прожектора, установленного волею авторов не то на маяке, не то на пулеметной вышке концентрационного лагеря — и не останавливающимся ни на миг, безжалостным к тем, кто попал на мгновение в круг света, — и к нам, наблюдателям, еще более бессильным в своем стремлении изменить, улучшить, спасти, чем герои Стругацких...

Мир Полдня. Мир благоустроенной Планеты, всеобщего — до потери инстинкта самосохранения — благоденствия, мир, где сущие дети, чистые и непуганные, могут сесть в звездолет и менее чем за двое суток пересечь Галактику в оба конца в поисках острых ощущений, где люди доверяют друг другу до абсурда, и НАДО безоговорочно, по умолчанию, доминирует над ХОЧУ, где интересы личные не вступают в конфликт с общественной необходимостью — ведь общество состоит из Личностей, в каждой из которых заключен целый Мир. Так просто — и так непостижимо...

Мир планеты Саула. Жуткое дремучее средневековье, где цена человеческой жизни стремится к нулю, где босые ноги преступников безучастно ступают по снегу, где стынут заметаемые поземкой мертвые тела, а одетые в кишащие насекомыми меха Носители копий и отличных мечей передвигаются в санях, влекомых к скрытой за горами и стеной метели цивилизации изможденными, одетыми лишь в джутовые мешки людьми, которые счастливо поют, все быстрее унося своих мучителей прочь от механизированного ада, оставленного некогда в этой глуши непостижимыми Странниками — ведь они свободны в этом беге, который возвращает их домой — в намеченный едва-едва, намеками и недомолвками, ужас тирании с жесткой иерархией, на диво стабильной в своей упорядоченности, в сравнении с которым меркнет сама Островная Империя Саракша...

Мир Саула Репнина. Мир войны, мир, где жизнь проходит в узкой полосе между оскаленными пастями рвущихся с поводков собак и извергающими черный жирный дым трубами крематория. Мир, из которого хочется бежать настолько, что ни пространство, ни время не могут уже стать препятствием этому бегству... И в который приходится вернуться, чтобы, коснувшись светлого и причастившись добра в Мире Полдня и осознав свое несовершенство и неуместность в этом мире благодаря трагичным событиям на Сауле, — остаться Человеком и завершить то, что Должен...

Удивительная книга. Несомненная предтеча «Трудно Быть Богом». Набросок в десяток штрихов тушью на рисовой бумаге перед началом работы над масштабным полотном, посвященном Человечности и Прогресссорству. Мимолетное хокку, навеянное выхваченным из Вечности мгновением за миг до написания нетленного шедевра о Зле, Добре и Выборе. Сильное и талантливо краткое произведение, заставляющее желать странного.

«Как это прекрасно — человек, который желает странного!» (с)

Как это прекрасно — Человек...

Какой облик примет Зло в обществе всеобщего благоденствия? В благословенном мире, где нет социального неравенства, где от каждого по способностям – и всем поровну, где религия давно стала лишь достоянием истории развития человеческого общества, а место Господа всемогущего в душах людских занято наконец верой во всемогущество Человека – и вера эта крепнет день ото дня, питаемая новыми и новыми победами человеческого разума над силами природы? В мире, где люди подобны богам – и где зачастую так трудно быть богом?..

В Мире Полдня.

В мире благоустроенных планет.

В мире, где лишь сам Человек может стать Врагом человеческим, оставаясь при этом самим собой.

Далекая Радуга.

Книга об Ответственности.

Ответственности ученых за деяния рук своих; за благие намерения, ложащиеся булыжниками разбитых надежд, несбывшихся мечт и в одночасье изломанных судеб человеческих в мостовую дороги желтого кирпича, ограниченную с обеих сторон восставшими от земли до небес и неуклонно сближающимися стенами грядущих с полюсов планеты рукотворных Волн, заключенные в которых энергии призваны были еще больше облагодетельствовать человеческий род – а принесли своим создателям лишь мучительное ожидание неотвратимой гибели…

Ответственности людей за собственные поступки в условиях, когда проверяются на прочность все социальные институты, выпестованные в поте и крови темных веков человеческой Цивилизацией; когда животные инстинкты просыпаются вдруг в душах самых морально стойких граждан нового мира; когда под тяжким гнетом обстоятельств сами понятия этики и морали превращаются из абсолютных аксиом в труднодоказуемые теоремы с множеством решений, каждое из которых вдруг получает полное право на существование – и решения эти оказываются неожиданно трудными, а последствия их – ужасающе, вопиюще, душераздирающе понятными нам, людям современности, так и не попавшим в несостоявшийся Мир Полдня, но стремящимися туда всей душой…

Книга о Выборе.

Выборе трудном, неудобном и страшном. Выборе единственном, который и не выбор вовсе – и о том, «как все мы любим, когда выбирают за нас». О попытках уклониться от необходимости выбирать – уклониться разными способами, оправдывая средства целью… И каким же разным может стать этот самый важный в жизни выбор: остаться живым – или остаться Человеком? И Человеком тоже ведь можно оставаться по разному: спасая любовь, губя себя…Губя других…

Книга о Солдатах науки – и тех, кого призваны защищать от самих себя эти солдаты. Написанная во времена эпохального противостояния Физиков и Лириков, она в полной мере отражает бушевание терзавших просвещенную часть современного Братьям общества страстей, поиск идей и соревнование жизненных позиций сторон-оппонентов. Что правит нами? Чувства — или разум? Что важнее в жизни? Долг — или желания? Чем должны определяться наши деяния? Практической их пользой – или же сохранностью душевного покоя по их окончании? И Далекая Радуга ставит перед читателем те же вопросы, но предельно остро – так, как диктует экстремальная ситуация, требующая чрезвычайных мер как от нуль-физика, так и от поэта…

Книга о Цене. Цене, которую рано или поздно платит каждый из нас за жизнь, прожитую именно так, а не иначе – платит осознанием того, что уже никогда не сможет ничего изменить в будущем, чувствуя на себе давление среды, Фатума, Рока…Волны, сократившей будущее до одного-единственного дня, который надо прожить Достойно – чтобы унести с собой в неизвестность гордое звание Человека, оставаясь Человеком до конца… И хорошо, если уходя, не будет мучительно больно за прожитые годы…

Все ближе сходятся смертоносные стены; все меньше остается пространства для маневра; во все более жесткие рамки с каждой страницей ставятся хитроумным дуэтом физика с лириком все без исключения действующие лица разыгрываемой под небесами Радуги драмы, от главных героев до промелькнувших на заднем плане в единственном эпизоде третьестепенных персонажей – и напряженность, витающая между строк этой небольшой повести, растет и растет, грозя обернуться взрывом. Взрывом эмоций. Всплеском чувств. Бурей страстей. Но…

Но собственно взрыв авторы так и оставляют за кадром. Эмоции истощены, чувства притупились, страсти отбушевали еще в прелюдии к природной катастрофе, явив миру катастрофу социальную – в уютном микросоциуме Радуги и во вселенной души каждого из ее обитателей.

И авторы верны себе и бесконечно правы, оставляя финал повести открытым и завершая повествование идиллической сценой на пляже, с влюбленной парой на кромке прибоя, с уютно и покойно расположившимся в шезлонге Горбовским («Можно, я лягу?»), со звуками банджо и беспримерно нелогичным, но таким человеческим групповым заплывом за буйки – в нигде, в никуда, в никогда…

В Вечность.

В Бесконечность.

В Человечность.

Давно не попадалась в руки книга, которую хотелось бы не просто дочитать, а именно — ЧИТАТЬ каждую свободную минуту, и крутить в голове возможные варианты развития сюжета в те моменты, когда читать не удается. «Лед» — из таких нечастых книг. Первое впечатление от обложки и аннотации, невольно возникшие ассоциации с очередным Фоллаутом по-русски и вполне понятное от этого раздражение — обманчивы, и жаль, что не пересилил их четыре года назад, когда роман вышел и заслуженно принес автору награду за лучший дебют года. Книгу долго и упорно сватали друзья — и протагонисты, и антиподы во вкусах в фантастике. Сопротивлялся, не желая попадать под веяния моды — и зря, как оказалось в итоге! Всученные-таки практически насильно три романа из четырех вылежали приличествующий для ознакомления срок на полке, подернулись приличным же слоем пыли — и были-таки открыты, из вежливости, чтоб было, чем мотивировать свое «Фи!» при возврате... И все заверте..! Погружение в мир полное, с ушами и макушкой. Четкий язык, не оставляющий недосказанностей и неясностей в мотивациях героев — разумеется, ровно настолько, насколько нужно, чтобы избежать авторских спойлеров в повествовании. А колорит, колорит!.. Нам, и без того живущем в преимущественно зимнем мире, казалось бы, ненавидеть бы зиму лютой ненавистью — но книга, страницы которой так и сочатся стужей — в пейзажах, в поступках героев и отношениях встреченных в книге людей — захватывает и держит. Сходные впечатления вызывало когда-то прочтение и перечтение Джека Лондона — хотя, разумеется, Корнев не Лондон. Он наш, свой, выросший во Время Перемен — отсюда и знакомое нам и понятное каждому, рожденному в СССР, чисто совдеповское восприятие действительности, пусть и такой странной, и до квинтэссенции доведенные отмороженность и прагматизм девяностых — и оттого, должно быть, не напрягает вся эта техномагия, что происходит она среди панельных хрущевок и расейского менталитета персонажей.. Любители экшна порадуются тугой пружине сюжета, мрачные адепты хоррора — бесчисленным сонмам охочих до человеческой крови тварин, железячники — изобилию стволов и клинков всех калибров, форм и размеров, фэнтезисты — сложной, но правдоподобной и не запутанной системе магии, и прочая, и прочая... А главгерой — это вообще отдельная песня: при всей отмороженности и социопатии антипатии вызвать так и не смог.:smile:

А если в двух словах — Вкусно и сочно.

«Приграничье. Клинок стужи» (Дилогия в одном томе) — более логичный вариант издания двух первых романов цикла Павла Корнева о леденящих душу похождениях и приключениях обаятельного головореза без страха и упрека по прозвищу Лед. Логичный — ибо второй роман является прямым и непосредственным продолжением развития событий, изложенных в первом, отчего и возникает ощущение искусственного разбиения одной большой вещи на две меньших по объему, вызванного ведомыми лишь автору и издателям причинами — при том, что роман третий таких чувств не вызывает, хотя и он — лишь первая часть второго по счету большого произведения...но я забегаю вперед:).

В «Скользком» в первую очередь обращает на себя внимание отчетливо ощущающееся увлечение автора в прошлом компьютерными РПГ — отсюда и неспешность повествования, блуждания героя по подворотням, проспектам, дворам и злачным местам Форта, благодаря которым читатель постепенно и ненавязчиво впитывает в себя огромное количество мелких деталей, слагающихся в какой-то момент в уникальную и неповторимую атмосферу Фронтира — последнего в этой части Приграничья оплота постсоветской человеческой цивилизации в маргинальном ее варианте. Отсюда же и любовно описанное обретение героем экипировки с простым и понятным — без занудства!- описанием ТТХ всевозможных стреляющих, режущих и колющих орудий убийства и членовредительства, а также призванных уберечь ГГ от оного средств защиты, магических и не очень. И — конечно же! — новые знакомства с новыми людьми различной степени харизматичности, отмороженности и полезности для ГГ, каждый из которых озадачит Скользкого своим собственным квестом, итогом которого станет очередной элемент мозаики судеб, интриг и тайн, из которых и состоит странный и притягательный мир Приграничья... Но истина по-прежнему — «где-то там!» :)

Достойное продолжение достойного дебюта. Текст не напрягает — настолько, что не раздражает даже гремучий политический коктейль из бесчисленных группировок, сект, фракций и одиночек, рвущих на части ставший в одночасье пупом земли проинциальный городок, что при иной подаче материала свелось бы к суете обитателей птичьего двора вокруг навозной кучи... Но автор талантлив — и, учитывая его уважительное отношение к сериалу В. Панова «Тайный город», несомненно, оказавшего влияние на автора «Льда» и «Скользкого», что очевидно в подобных деталях — не удивлюсь, если в ближайшем будущем решусь-таки познакомиться с хитросплетениями интриг, коими — по наслышке — славен основной конкурент Великого и Ужасного С. Лукьяненко по отечественной городской фэнтези.

И заслуга в этом будет Павла Корнева.

Десятка за сохраняющиеся оригинальность, атмосферу — и отмороженность Льда:wink:.

Восьмерка за несамостоятельность романа.

Итого — девять.

Когда-то очень давно, в то далекое время, когда каждая новая книга серии «Век дракона» еще воспринималась как Откровение из мира настоящей большой фэнтези, мне в руки попал сборник Люциуса Шепарда «Ночь белого духа». Его открывали истории из цикла «Сказания о драконе Гриауле», проникнутые духом мистической латиноамериканской прозы. Именно тогда я впервые столкнулся с жанром, который, как впоследствии (когда все вещи в мире наконец получили свое имя) оказалось, называется магическим реализмом. Тонкая поэтика чувственных материй, смешение волшебной атмосферы сказки с суровыми реалиями повседневного бытия, тот дьявол, который прячется в мельчайших деталях, придавая истории исключительность правдоподобия...

Именно эти ощущения возникли при чтении «Кафейных сказок» -- рассказа, практически выигравшего ежегодный конкурс «Роскон-Грелка» -- и, будем честны, лучшего из тех, что состязались за победу. Есть авторы, которые умеют строить миры и плести полотно истории, не объясняя, а показывая. Редкое умение -- создать такой текст, который сходу погружает читателя в себя, в непонятный, загадочный, но подсознательно знакомый мир прочитанной в детстве сказки -- но странной, в чем-то неправильной, и оттого еще более удивительной... История манит за собой, ведет все дальше, и в какой-то момент реалии искаженного мира складываются в исполненную удивительной гармонии картину -- логичную, непротиворечивую, но от этого не теряющей своего волшебства. Деконструированная сказка, изящный постмодернистсий узор из балканского, русского и бог его знает еще какого фольклора, пронзенный натуралистично жестоким стержнем совсем не сказочного сюжета -- вот что такое «Кафейные сказки». История совсем не конкурсного уровня, способная стать нашей, родной, доморощенной классикой жанра.

Удивительный текст. На редкость удачный авторский дуэт. Настоятельно рекомендую к прочтению.

Третья книга цикла «Приграничье» Павла Корнева — «Черные сны» — наконец-то снабжена глоссарием.

И только это -возможность быстро, не теряя бешеного темпа повествования, освежить память и усвоить для себя, ху из ху в этом стремительном мельтешении лиц, спин, пастей, стволов, улиц, переулков, площадей и подземелий, озаряемых вспышками магического огня — по прочтении первых страниц позволяет не запутаться в стремительно наваливающемся на героя от абзаца к абзацу потоке угроз, предупреждений, поручений и колотушек, исходящих от практически каждой мало-мальски уважающей себя группировки, борющейся за власть в странном местечке Форт посреди Нигде — а герой не был бы Льдом из первых двух частей цикла, если бы не окунулся в этот водоворот страстей по самую свою лишенную растительности макушку...

Роман хорош. Экшн доведен до той степени напряжения в сюжете, за которой уже абсурд голливудского боевика с гекатомбами павших от рук ГГ вражин его. Персонажи резки и остры на язык. Мир нестабилен, изменчив — и жив! Он живет, развиваясь по своим собственным законам и в отсутствие главного героя — что приятно удивляет, ибо в корне меняет впечатление от эксплуатации автором знакомых уже, казалось бы, читателю мотивов, декораций и героев, прихотливо извивая течение сюжета, что идет только на пользу книге. Возникают и распадаются союзы, ГГ используют напропалую все, кому не лень — и именно то, что он из тех или иных корыстных соображений превращается из возвращенца поневоле в парня нарасхват, до предела насыщает каждую страницу текста действием, которое не позволяет отложить книгу до самого победного конца...хотя кто тут говорит о конце?!

Продолжение следует!

Дьявол, надо срочно убить кого-нибудь и реквизировать том четвертый! Брр! Передозировка Льда со всеми вытекающими поведенческими аберрациями..:biggrin:

П.С. Хотя, что удивительно — отморозки, оказывается, тоже плачут...:smile: