Много чего нелицеприятного уже сказано про творение товарища Глуховского, я же порицну его за совершенно кошмарные измышления в области биологии. Даже моих скудных школьных знаний вполне достаточно, чтобы понять, что мне впаривают гнилое техно-фентази под видом апокалиптики. Потому что я не понимаю, чем или кем питаются все эти страшные и кровожадные твари с поверхности? Целлюлозой из Ленинки? Друг дружкой? Святым духом?

Они, черт возьми, должны как-то размножаться, у них должны быть всякие брачные игры, охотничьи территории, внутривидовая социальная жизнь.

Но это не животные. Это монстры, которые оживают, когда персонажи оказываются в зоне их активности.

Да. и с чего, ну с чего Глуховский взял, что животные под воздействием мутагенных факторов будут увеличиваться в размерах? А почему не уменьшаться? Чем обусловлено резвое увеличение в размерах и взрывной рост агрессивности? Ответ гениален прост — ну в играх то они увеличиваются? Герою же неинтересно лупить из АК в чахлых облезлых собак или стремительно разбегающихся светящихся тараканов. Ему нужен противник.

Но реально, самый страшный зверь в этом мире — это сам человек. В мире вообще нет зверя опаснее двуногого и лишенного перьев.

А еще радиация, и вследствие этого — нехватка чистой еды, пищи, воды, эпидемические болезни (прививок уже нет, а люди живут тесно и грязно). Темнота, затхлый воздух, отсутствие дневного света. Анемия, нехватка витаминов, высокая младенческая смертность, вырождени — нравственное и физическое. А еще — бесконечные свары, жестокость, насилие, срывы, тупость и тотальная безнадежность существования.

Это могла быть книга, где под треснувшей, выцветшей буквой М было написано — «оставь надежду всяк сюда входящий».

А вышло обычное коммерческое фуфло.

Ставлю два.

Я долго думал, стоит ли писать отзыв. Несколько раз садился и откладывал. Потом почитал бесчисленные дифирамбы и решил, что надо. Не буду перечислять все произведения СЛ, где так или иначе появляются подростки и жестокий мир.

Думаю, мой отзыв могут загнать в жесткий минус, но это неважно.

Начнем с философии. Ничего нового доктор не открыл. На первый взгляд кажется, что это довольно старая и противная концепция манихейства, которую слегка припудрили нравственным релятивизмом двадцатого века.

Потом понимаешь, что и того нет. Тьма, Свет и Сумрак — это такие декорации, которые Лукьяненко соорудил, злая и не очень умная логическая ловушка, в которую он вталкивает своего героя.

Честно говоря, от этих Больших букв как-то мутит. Неужели он это всерьез, да?

Вот эти абстрактные силы, за которые сражаются относительно реальные персонажи? А потом понимаешь — да, всерьез. А уж как потом доктор тему Сумрака разовьет. Вот там-то он разгуляется на почве рассуждений, что нет плохих и хороших, а все серой краской вымазаны.

Ну если бы он назвал эти воображаемые категории, например, Высота, Ширина и Глубина, претензий не было бы вовсе. Сражайся, сколько душе твоей угодно за победу родного измерения.

Проблема в том. что в нашей (европейской) культуре Тьма четко ассоциируется со злом, а Свет — с добром.

О чем сам Лукьяненко пару раз проговаривается — устами Котенка (довольно мерзкий персонаж), и в описании созданий и строений Тьмы.

Скажу прямо — если башни Тьмы стоят на крови (в прямом смысле), а при создании Летящих дети проходят нечеловеческие муки, то все глубокомысленные рассуждения о том, что «у тьмы может быть своя правда», «неважно, какую сторону ты выбираешь,« (а в скобках — это ведь ты, такой классный, ты не можешь выбрать плохую сторону, пусть Свет(Тьма) гордится, что ты сражаешься за него), — они все не стоят и бумаги. на которой напечатаны.

А вот фигушки.

Есть зло, не оправдываемое ничем. Есть тьма, уничтожающая сердце. Если именем Света (тьфу) творится зло, тем самым свет — нормальный, не с большой буквы, в мире умаляется.

Если ради Света (который синонимичен добру), надо совершить зло — то лучше не делать ничего. Потому что это — не Свет.

Примерно в той же манере, кстати, творил и товарищ Перумов. повествуя о нелегкой судьбе всякого рода мерзопакостных персонажей нелегкой судьбы — как их бедных, жестокий и лицемерный Свет обидел.

Ей богу, хочется иногда сказать — братцы-писатели, выньте голову из телевизора. И хватит сублимировать. Такое чувство, что вы до сих пор не силах очнуться от детской травмы. которую вам нанесла октябристко-пионерско-комсомольская идеология. Оказывается, что в СССР был секс.

Подобный посыл — Свет есть Тьма, а Тьма есть Свет и разницы меж ними нет, он глубоко российский. Это вот убогие цветы нашей реальности.

Что, впрочем, не отменяет общемировых культурных процессов, но про это в другой раз.

Мы о «МиТ».

Вообще, если так совсем по-взрослому — зачем надо было вообще спасать этом мир? Он вполне себе гармонично существовал. Сами продали Солнце, сами и мучаются.

Добро не должно быть с кулаками, большим стволом и прочими маскулинными признаками. Тем более в детской книге (по крайней мере, притворяющейся такой)

При этом доктор колеблется. Сначала он заставляет героя бомбить город (потом перекладывает это на спутника героя), потом живописует картину страшных разрушений, потом оказывается, что погибло

две девочки. старый Герт и безымянный мальчишка. Как-то кисловато. Ни богу свечка, ни черту кочерга.

Если Лукьяненко думает, что всеми своими картонными страстями в волшебную сказку он вносит ноту реализма, открывает читателю суровую правду жизни, то хотелось бы его сильно разочаровать. Нет, дорогой писатель, ты лишаешь человека самого важного — возможности создать и прожить жизнь, хоть в чем-то отличную от его собственной в лучшую сторону. Если уж книга адресована подростку, то может стоило бы поскрести по душевным сусекам и набрать толику веры в человека и его лучшие качества?

Слишком сложно? Будет сироп и липкая патока?

Понимаете, размывать канон всегда легче. Легче иронизировать. Легче уничтожать и развеивать пафос сказки. Так писатель выглядит немного более мудрым и понимающе-циничным. И бог бы с ним.

А я, как Шварц, хочу петь славу «храбрецам, которые осмеливаются любить, зная, что всему этому придет конец». И «Слава безумцам, которые живут так, как будто они бессмертны, — смерть иной раз отступает от них».

Лукьяненко так не написать.

Вот так вот.

Оценка — ноль.

В общем, последний роман доктора Пилюлькина, за коего я взялся после большого перерыва, не удивил.

Зомби-апокалипсиса тоже не получилось. Страдания хороших мёртвых, которые хотят чувствовать, но не могут, конечно, присутствуют, но сериал I-zombie рвёт книгу доктора, как грелку, например.

Главное впечатление от книги такое — он слово кваzи набирал от руки или в буфере держал?

Очень печально. На редкость слабая, проходная вещь. Когда-то я сильно любил творчество Громова&Ладыженского. В моих юношеских глазах их авторитет сиял, как Полярная звезда эскимосу. Да что там говорить! (Я из-за них скрипку бросил и боксом занялся... стоп, это не отсюда).

Видимо, с тех пор я сильно постарел и красоты фирменного олдейского стиля поблекли под моим циническим взором, как васильки под кислотным дождем.

Где Марцелл Бес, где рыжий Безумец Одиссей, где, черт возьми, хотя бы разумные мечи с неадекватным восприятием действительности?

Где они, снега былых времен?

В Золотаре нет ни прежнего стиля, ни драйва. Авторы вяло давят котика над ванной, но увы, его иссохший трупик давно отдал отечеству последние молекулы спирта. Текст переполнен словесным поносом, скрупулезно скопированным с лучших образцов Рунета. Сюжет ползет, как мертвая черепаха, которой в мозг вживили бодрящие электроды, постоянные метания авторской камеры — от первого, то третьего лица, неприятно раздражают вестибулярный аппарат, а анемичным, абсолютно бесцветным героям хочется прописать свежей печенки, пинту пива по вечерам и утреннюю десятимильную прогулку. Или хотя бы очистительные клизмы.

В общем, словом можно убить, словом можно спасти, словом можно бабло за собой привести... Слова, понимаешь, материальны. Не говори соседу — бяка-заколяка кусачая, а вдруг его кондратий завтра хватит. Свежая мысль, ничего не скажешь.

Я буду писать про всю изданную на данный момент на русском языке эпопею. Осторожно, СПОЙЛЕРЫ.

Конечно, Мартин мастер — и мастер интриги, и хлесткого ироничного диалога, и ярких, рельефных характеров.

Вводить новых персонажей Мартин не ленится и места для них не жалеет — будучи сам бумаготерзателем, должен заметить, что это требует сверхдлинного писательского дыхания. Молодец, что сказать.

При этом героев Мартин не щадит — ни детей, ни взрослых. Честно сказать, из всех кончин — по большей части насильственных, самой неожиданной для меня стала смерть Неда Старка. И конечно, Бриенны. Отрадно, что он хоть Тириона на плаху не отправил — уж больно привязался я к этому карлику-трикстеру. Но впереди еще три романа и за Полумужа мне тревожно.

То, каким испытаниям он подвергает детей, стоит отдельного упоминания — поначалу я больше беспокоился больше за Арью, но бедняжка Санса попала в такой переплет, что Арья безусловно была в большей безопасности в шайке Варго Хоута, чем ее сестра — при дворе королевы.

Ну и да — секс. Куда же без него. Читателя, не знакомого, например, с приключениями Ричарда Блейда, почетного *баря на службе ее Величества, частота откровенных сцен у Мартина может немного шокировать. Однако секс — это лишь острая приправа к роскошному блюду «Песнь Льда и Пламени».

Кстати, сравнивать Мартина с Толкином некорректно — профессор написал одну из последних волшебных сказок, толщина которой многих обманывает. Весь жанр фентази — это смерть созданного Толкином хрупкого мира волшебной, немного детской и наивной сказки. Из останков которой произросли и Мартин, и Сапковский, и прочие, прости Господи, аберкромби. (подходящее название для какого-нибудь племени гоблинов.Мы туда не ходим, там аберкромби живут).

Мне вот что интересно — из книги в книгу Мартин повторяет. что этот мир существует неизменным тысячи лет. Роду Талли без малого тысяча. Род Старков охранял Север восемь (!) тысяч лет. За это время мы прошли путь от кремниевого топора (мастерски сделанного, но все же каменного) до кремниевых процессоров. А люди ПЛиО и ныне там — те же мечи, топоры, арбалеты.

Этот мир — идеальный полигон для писателя-эпопейщика, с тщанием и любовью разворачивающего полотна битв, интриг, предательств, взлета и падения героев. Мир, который вращается, меняется и вечно остается прежним. Мир-дракон, вцепившийся в собственный хвост. Когда к концу Пира я это сообразил, то мне, увы, стало скучно.

Следующие книги читать уже не хочется, если честно — там будет то же самое. Какая разница, где быть в этом мире, если и королям и нищим равно суждено умереть (и по большей части мучительно и неожиданно для читателя). Пожалуй, у венценосных особ жизнь еще хуже — Серсея в последней книге смахивала на крысу, загнанную в клетку собственной глупости. За Томмена тревожно — как мы уже убедились, Мартин скуп на сантименты, а я очень не люблю, когда в книгах убивают детей.

Подводя итог — читать стоит всем, кому интересно дворцовые интриги и эпичные столкновения, хорошо продуманный мир, и толстые книги, в которые можно уйди по макушку. Эта доза быстро не кончится.

А за катарсисом — это не сюда.

Мир действительно необычен. Однако, читал не так давно, а вот вспомнить в деталях — не могу. В отличие от повестей того же Лукина, например, которые прочел черте когда, а словечки, сюжеты, герои — как живые до сих пор в голове.

Из конструктивного — автору все же стоит определиться, есть у героини ДНК или нет, а то непонятен смысл охоты за редкими генетическими линиями других рас.

Второе — от книги к книги героиня все круче и круче и уже понемногу опасаешься за Вселенную.

Красоты стиля меня не прельщают, увы. Из них у меня в голове остался постоянный страстный вздох «Ауте, как он красив».

Из чего, собственно, и состоит книга, в принципе. Наверное, вступающим в пору расцвета юным отроковицам ее интересно читать. Однако остальным подобное гендерное фэнтази может и прискучить.

Когда человек начинает играть не на своем поле, это радует. Либо его ждет провал (но всякий провал для писателя плодотворен), либо успех. В любом случае, скучно не будет — ведь он берется не за свою тему, не за своих персонажей, значит, надо расширять палитру описаний, думать над новыми характерами, менять стилистику под новую задачу.

Так, в общем, я думал и думаю до сих пор. Для Дивова вот только исключение ввел — третий вариант. Писатель пишет проходную вещь. На уровне...а вот бог его знает, на каком. На хорошем среднем уровне позднесоветской НФ для подростков.

Все это прекрасно и удивительно. Вот-вот ждешь. что в городском пруду всплывет подводная лодка Пионер, а из-за угла вынырнет какой-нибудь академик Алмазов, неся подмышкой ковер, а руке баночку черной икры — предметы роскоши, купленные за деньги, которые почти отменили.

Ау, товарищ Дивов, на дворе другое тысячелетье. Нет ответа и птица-тройка шкандыбает куда-то вдаль, влекомая вялым, через силу, авторским вдохновением.

А дальше будет сплошной спойлер.

Очень неплохой роман, по нынешним временам. Как беспросветный гуманитарий, не могу адекватно оценивать изящество космологических конструкций Флинна — с этими двенадцатью измерениями и прочими изысками космофизиков.

О романе и без меня написано очень много.

Да, средневековая часть выписана гораздо живее и интереснее, чем современность. (Людей, кстати, Флинн не слишком умеет живописать. Эта его парочка физик и клиолог, довольно шаблонно описаны. Одна манера Тома разговарить сразу на пяти-шести языках разом слишком уж характерна — словно деталь, которую Флинн нашел и уцепился за нее, как за соломинку — вот мол что мне передаст характер)

Да, отец Дитрих слишком уж умен и образован. Чересчур, я бы сказал. Для того. чтобы читатель догадался о том, что речь идет о микробах и электричестве, автор заставляет сделать своего героя слишком уж мощный мыслительный скачок.

Прекрасная работа с источниками. Очень убедительно выписан быт немецкой деревушки. Правда, ее жители ведут себя порой довольно современно.

Отлично написаны крэнки. Конечно, в основе этой книги (помимо прочего) лежит известное знание о том, что в средние века люди верили невесть в каких созданий, живущих в неведомых землях. Но все-таки даже между псоглавцами и гигантскими кузнечиками есть некоторая разница. Ну это неважно.

Один вопрос меня тревожит после прочтения, один, но он мог бы повести повествование совсем по другому пути.

На редкость скучное произведение. Страдания молодой леди Винтер Мурхок (именно так, и старина Майкл со своим Вечным Воителем здесь не причем) описываются со старанием, достойным, право, лучшего применения. Девушка вместе с отцом возвращается домой после пятилетнего отсутствия, и понимает, что мир разительно переменился — больше никто не разговаривает с призраками и кошками, а король разворачивает маховик репрессий против всех, кто ему неугоден. Что, как поясняет автор, совсем не в характере старого доброго короля Джона. Какая муха его укусила — задается закономерным вопросом читатель, но автор небрежно отмахивается от этого, самого интригующего вопроса и погружает молодую леди Винтер в пучину страстей, сомнений, ревностей. Все ее робкие попытки выяснить — что же. черт возьми, произошло за время ее отсутствия, наталкиваются на загадочное молчание второстепенных персонажей, скорбно поджатые губы, таинственные кивания и указывания глазами куда-то наверх — причем складывается впечатление, что персонажи намекают, что рот им зажимает отнюдь не король, а кто-то рангом выше, вроде создателя этого мира.

В итоге леди Винтер сдается и основную часть книги занимается тем, что ревнует друга юности- принца Рази к его государственным делам, понемногу влюбляется в его спутника Кристофера и беспокоится о медленно загибающемся от сердечной недостаточности отце.

Экшена — ноль. Интгри — сотые процента. Живости и красоты слога — нет, и я подозреваю, что не перевод тому виной. Это просто средней руки женскло-девушкин роман, запакованный в формат фэнтази. Абсолютно проходная вещь.

Но зато на задней обложки сказано заграничными критиками — не уступает «Темным началам» Пулмана. Где уж мне спорить... Правда, комплимент весьма сомнительный, ибо и Темные начала читательскую кровь не разгоняют так уж чтоб слишком. А жизнеописание леди Винтер Мурхок вообще останавливает ток жизненных соков в организме, как сказал бы один из героев этого произведения — принц Рази, последователь Ибн Синны и бастард короля Джона.

МИЛА НОКС. «МАКАБР. ИГРА В СУМЕРКАХ»

Из журнала Переплет

Еще один «сумеречный» роман, предваряющий выход фэнтези Евгения Рудашевского (там был сумеречный город Бальгудин). Роман дебютный, автор — Мила Нокс. Кажется, что эпоха псевдонимов, отсылающих нас к бессмертном ефремовским героям, (о, Веда Конг и Евда Наль!) давно прошла, ан нет.

Но бог с ним, хочется автору загадошности, так пусть. В прошлом году рукопись Милы Нокс заняла первое место в номинации «Мир фэнтези» конкурса «Новая детская книга» и вот уже вышла в бумаге. Спешить в данном случае, впрочем, не стоило.

Роман «Макабр», как следует из названия, о пляске смерти — но понимает ее Мила Нокс не в средневековом смысле, как неизбежный для каждого живущего конец, а скорее румынский загробный вариант Своей игры — с тремя турами и Смертью в в качестве ведущего. Тот, кто обыграет Смерть, получит право забрать из ее мира одну любую вещь или человека.

Однако dance macabre предполагает, что в нем ведет только костлявая.

Мир, созданный в «Макабре», совсем не так увлекателен, как мир Эрхегорда. По тем же причинам: язык, мироустройство и сюжет.

Язык, которым все это написано — язык российского подростка, выросшего на плохой российской фэнтези.

Не самый ужасный его вариант, однако:

«Разумеется, дружба их не включала обмена любезностями, а вместо улыбок (оба отродясь таким не страдали) беседу украшали ухмылки и саркастичный хохот», «хуже его матери я не видела — тощая злобная карга, которая его эксплуатировала», «однако когда стали пропадать люди у реки, шепотки превратились в тихие голоса, а когда с Окаянного омута вернулся человек в изодранной одежде, который не мог вымолвить ни слова, даже свое имя, голоса превратились в достаточно громкое жужжание».

А еще «нереальный», «придурки», «захотел в туалет»и так далее.

Речевые характеристики, стилистическое единство, лексическая сочетаемость — нет, не слышали.

Неважно все и с мироустройстом. Непонятно, в Румынии или Молдове развиваются события, судя по именам — все же в Румынии. Неясно время действия — есть электричество и полиция, а главный злодей — мэр, хотя должен быть примаром, по нынешним временам. Место действия в романе лишь декорация, как контур Карпат на горизонте. В декорациях этой картонной Румынии, впрочем, действуют любопытные персонажи: автор придумал свой генезис нечисти — все это разные формы нежизни. Оборотни-перекидыши — один вид, привидения-мораи — другой, стригои и упыри — третий, но все они были прежде людьми. Вся книга построена на румынском фольклоре — Фэт-Фрумос на волшебном коне, Господарь всех змей и прочие иеле. На конфликтах между прошлой жизнью и текущей нежизнью можно было бы построить хорошую историю — что автор, надо сказать, пытается сделать. Но получается не очень — скороговоркой, для галочки.

Неладно все и с сюжетом.

Главный герой — Теодор Ливиану, мальчик, воспитанный четой нежителей-перекидышей, заклейменный в детстве, черноволосый и мрачный, как молодой Северус Снейп. Тео забывает каждый свой день рождения и потому ведет дневник — как водится, в прошлом его скрывается мрачная тайна.

Герой невозможен без потерь, и автор щедро их отсыпает — Тео переживает нищету, предательство, боль, унижение и, наконец, теряет родителей. Он находит приют в заброшенном доме на кладбище, где знакомится с говорливыми обитателями могил (привет Нилу Гейману и его «Истории с кладбищем»). А далее начинается вселенская пляска Смерти (почему-то в пределах одного городка), в которой принимают участие мертвые и живые. Герои разгадывают довольно нескладные стихотворные загадки, ищут свои игральные кости и ключи, и играют в угадайки со Смертью.

Сюжет скачет галопом, ползет, снова скачет, когда автор спохватывается, что Тео все-таки участвует в смертельной игре, а не просто заигрывает со своими противницами в Макабре (живыми и неживыми). Автор забывает свои же ходы(вроде дневника Тео, с которого начинается книга), походя избавляется от важных антагонистов — таких, как Чучельник Цепеняг, который сыграл роковую роль в прошлом Тео.

Все эти замечания, впрочем, я адресовал прежде всего не автору — для дебютного романа текст весьма не плох, а редакции, которая работала над текстом. Вычистить языковых «блох», выверить факты, поправить сюжет, подсказать автору, в каком направлении лучше его развивать — вот первоочередные задачи настоящей редактуры и здесь, увы, до такой работы еще далеко.

Первая книга кончается началом третьего тура Макабра и продолжение явно следует. Хочется пожелать, чтобы оно было на более высоком уровне — потому что сейчас, увы, это всего лишь черновик, над которым надо работать и работать.

Из журнала Переплет.

Несмотря на относительно недавний старт, Евгений Рудашевский уже писатель известный. Этому, конечно, способствовала и победа в конкурсе «Книгуру» и активное продвижение его книг «Здравствуй, брат мой Бзоу» и “Куда уходит кумуткан».

И вот фэнтези — резкий поворот в коммерческий жанр. Не секрет, что между условной «неформатной» и коммерческой прозой существуют неявные, но ощутимые перегородки.

В первой идет поиск, эксперимент, разработка болезненных для нашего общества тем, вторая потакает низменным вкусам широкой публики и просто копирует успешные международные проекты. Первую прозу наш невеликий критический круг читает и рецензирует внимательно, вторую же (несмотря на куда больший объем сегмента) и вовсе не замечает.

Хотя жизнь разнообразней.

Куда, например, отнести Эдуарда Веркина, с его пугающей плодовитостью, жанровым разнообразием и несмываемой печатью таланта? А Жвалевского и Пастернак с их живостью пера и почти журналисткой готовностью браться за самые горячие темы?

Да и многие авторы «неформатной» прозы отметились в коммерческих сериях — от ужастиков до любовных серий. Что ж теперь, руки не подавать? Списать на грехи юности? Иной раз перегородка проходит прямо по автору, одна рука пишет прозу «неформатную» для вечности, другая строчит коммерческую для пропитания.

Но и в «неформатной» прозе есть форматы, круг предпочитаемых тем и попытка следовать за успешными иностранными проектами (кто не согласится, что скандинавские писатели — это долговременный мега-проект с мощной государственной поддержкой, «скандинавская школа», в каком-то смысле). И в коммерческой есть эксперимент и поиск нового.

Перегородки в головах редакторов, и они этими перегородками щедро делятся с авторами и читателями. В каком-то смысле вся наша жизнь сложная система перегородок и трудно сообщающихся сосудов. Иногда стоит перепрыгивать. Поэтому лично я рад, что Евгений Рудашевский взялся за фэнтези. У нас не так много российского подросткового фэнтези, чтобы можно было им раскидываться. Тут уж каждое лыко в строку, каждая монетка в копилку. И плохое и хорошее.

«РОСМЭН» уже восьмой год копает жилу народного бессознательного посредством конкурса «Новая детская книга», и лента конвейера приносит очень разное. Есть удачи, неудачи и удивления.

Книга Рудашевского — удача.

Поначалу кажется, что это классическое фэнтези — с обилием топонимов на разных вымышленных языках, чудовищными чудовищами, неизвестными народами и расами и их героической историей. Автор пишет от первого лица, что уже необычно — удержать многослойное повествование так сложнее, и действительно, Рудашевский концентрируется только на истории героя. Интересно, что имени героя мы так и не узнаем до конца первой книги.

Он странник, хангол, «чужак из-за гор», который явился в Земли Эрхегорда. Он пришел, чтобы разгадать тайну браслета на своей руке. За спиной его враги, в прошлом трагедия — все, как завещал дедушка Борхес, классическая история странника, приходящего в своих поисках в чужой город.

Мир, описываемый Рудашевским — условное средневековье, мечи, боевые кнуты — хлястники, доспехи, самострелы, включая экзотический «лаэрный самострел».

«…в каждой трубке лежат синий и желтый кристаллы лаэрита. Их разделяла упругая жилистая перепонка. Стальная пластина удерживала пружину, которая, высвободившись, толкала один кристалл к другому. От соприкосновения они вспыхивали ядовитым зеленым огнем и выталкивали заостренную медянку — провернувшись по нарезу, она поражала даже небольшую цель на расстоянии двух сотен шагов».

В этом мире нет магии (во всяком случае в первой книге она явно не обозначена), но есть лигуры — загадочные объекты, наследие исчезнувшей цивилизации гигантов, Предшественников. Именно вокруг них и раскручивается пружина повествования.

Здесь странность. Автор рассказывает, с какими трудностями сталкивались переселенцы, завоевывая новые дикие земли и сколько сил потратили правители, чтобы добраться до забытых городов гигантов. Что достойно удивления, потому что обычно новые насельники интересуются теми, кто жил на этой земле до них, только если живут в развалинах их городов — да и то с вполне утилитарными целями, кирпича для сарая набрать на руинах Парфенона или помои в склеп выплеснуть. А тут один правитель мудрее другого, организовывают масштабные раскопки.

Автор постарался отдалить этот мир от знакомого нам, поэтому герои путешествуют не в каретах или повозках, а в гартоллах, а на ноги надевают кожаные гронды. Но идут они в этих грондах по тротуарам и смотрят на мансарды с верандами. Или залезают проверить развалившийся редут (!).

Строительный материал своего мира каждый писатель берет из нашей реальности, все дело в пропорциях и, как говаривал Бэкон, «расположении материала». В данном случае пропорции нарушены. Но бог с ними, с тротуарами и редутами. Очень не хватает карты — тонешь в этих нагорьях, болотах и лесах.

Сбивает с толку разноязычие топонимов и имен собственных, в которых не удается найти логику — на одной странице могут соседствовать города Багульдин, Целиндел, Пекель-Зорд и пески Саам-Гулана, а главы предваряются эпиграфами из историков разных народов.

Понятно желание показать сложность и многообразие мира, но даже подготовленный читатель может растеряться. Землями Эрхегорда (так звали основателя рода) правит ойгур, но восседает он в стольном граде Вер-Гориндоре. А еще есть Дол-Гизир, Устендол и «Изендол-Найское нагорье, названное Ничейными землями, с его Навьей пущей, Маильскими лесами и Вескортуинским каньоном».

Этот лихой монгольско-эльфийский сплав несколько обескураживает. Впрочем, есть и находки. Например, понятие сигвы — татуировки, которые наносятся на тело каждому жителю (и что характерно, посетителю) Земель Эрхегорда.

«На левое плечо жителям Земель Эрхегорда, прежде всего, наносят сигвы об образовании, гражданской службе и семейном положении. На правое ставят отметки строевой службы. На шее слева отмечают дату и город рождения, а так же первое имя. На шее сзади указывают каторжные заключения. Сигвы на лбу и щеках означают принадлежность к древнему роду. На кистях разрешается наносить любыеизображения; как правило, это символы приверженности, личных идеалов или знаки веры; они не ограничены обычными точками, кружками и полосками, как на официальных сигвах. Сигвы, которые перестали соответствовать действительности, очерчиваются рамкой и называются закрытыми».

Надо полагать, к концу жизни местные жители выглядят живописно.

Или любопытные этнографические детали вроде носовых бурок — специального пирсинга в виде колец для нюхателей ароматических масел.

Я так подробно останавливаюсь на недочетах мироустроения Эрхегорда, потому что книга получилась довольно удачной. Странник приходит в сумеречный город Бальгудин, который окутан туманом. Туман, понятно, непростой, в нем люди забывают себя, и вырваться из ловушки города невозможно. А еще в этом городе люди выпускают двойников — фаитов, которые пытаются воплотить затаенные мечты и желания людей, и те ненавидят и убивают своих двойников.

И туман перехлестывает стены и подходит все ближе. Напряжение растет и времени разгадать загадку все меньше.

В общем, начинаешь фэнтези, а потом обнаруживаешь, что читаешь роман по мотивам «Пикника на обочине».

«Тенуин изредка бросал в туман крохотные камушки — не дальше чем на два локтя, чтобы видеть, как они упадут на брусчатку, и потом подобрать их».

Если ставить оценку первой книге — это качественное фэнтези, по проработанности мира и слогу на голову выше очень многих. Отличный старт. Чтобы жанр шагнул дальше, чтобы появились шедевры, таков должен быть средний уровень книг в подростковом фэнтези. Но увы, сегодня это исключение, а не правило.

Предваряя эту небольшую заметку, хочется, во-первых, спросить, кто вообще сейчас пишет слово предваряя? Во вторых, предупредить, что этот текст содержит спойлеры в большом количестве – поскольку его цель дать обратную связь скорее автору, нежели читателю – в чем, собственно, одна из важных задач критики. А в третьих, нужен третий пункт, потому что мы индоевропейцы и тройка сакральное число.

Первая книга нового цикла Екатерины Соболь «Анима. Золотой стриж» оставила меня в недоумении.

Алексей Олейников

Это не отзыв, а скорее отклик на предыдущую рецензию. Книга Успенского хороша. Неровна, и чересчур беззуба — я бы сказал, но хороша.

Это книга усталого старого человека. К главному герою можно предъявлять претензии —

И в данном случае главгер — не субъект действия. Он субъект бездействия. И в этом правда этого романа — все его герои ничего не могут, как и в нашей жизни.

И простите, какое, к е...м, напряженное вглядывание в будущее? У таких, как мы сейчас — нет будущего.

Если долго вглядываться в ж..пу, она начинает вглядываться в тебя. Это как раз наш вариант.

И если в чем и можно обвинять Успенского, так это в неумеренном оптимизме.

Неплохая вещь. Стилистика хороша, как впрочем, и иные вещи Галины. Чудесные зарисовки будней коллекционера, которые очевидно писаны с натуры — и очень даже может быть что это как раз натура писательская.

А игра с двойниками и подменной реальностью, которая становится реальнее настоящей, весьма свойственно, обозначим ее условно, «южнорусской литературе». Начиная от Гоголя и аж до Галины с Олдями на Украине играют с чертями и все наиграться не могут. И хоть порой результат игры оказывается довольно приятным взору, однако ж «Медведки» обрываются в пустоту, как недостроенный мост. Не Гоголь, не мертвец, грызущий землю, а мутный змееногий Ахилл, из моря вышедший...

А зачем, собственно?