Павел Дмитриев. Анизотропное шоссе (по рукописи). Номинировал Сергей Соболев
От номинатора:
Магазины переполнены книгами о случайно попавших в прошлое наших современниках, но эта повесть разительно отличается от всего корпуса жанра своей тщательной проработкой исторических мелочей и пониманием автором динамики как социального, так и технического развития общества. Отрезвляющее чтение в наше упоительное время.
Валерий Иванченко:
Первая часть потенциально безграничной эпопеи о студенте 2014 года, случайно попавшем в конец 1927-го. По представлению номинатора, «повесть разительно отличается от всего корпуса жанра своей тщательной проработкой исторических мелочей и пониманием автором динамики как социального, так и технического развития общества». Стиль номинации примерно соответствует общему уровню текста, но текст, в отличие от многих представленных на конкурсе, действительно интересно читать, невзирая на степень литературных умений автора.
Наверное, это оригинально, что попаданец сразу же надолго попадает в тюрьму, а большая часть повествования уныло повествует о зверствах чекистов и подробностях быта в раннем ГУЛАГе. Хотя благополучный исход приключений заявлен в первых строках, нелинейное изложение сюжета позволяет поддерживать у читателя некоторый интерес, не давая особенно заскучать.
Как принято в таких случаях говорить, «проделана большая работа». Жизнь в следственной тюрьме ГПУ и на Соловках описана строго по воспоминаниям очевидцев, но рассказ преломлен восприятием нашего современника, сохранившего свою туристическую одежонку и обученного считать калории. Этот студент-электрик не умён и не глуп, как личность ничего из себя не представляет, попытки автора привить ему какие-нибудь эволюционирующие взгляды пропадают зря, он умеет социализироваться и выживать, но внутренне остаётся никем, просто здоровым детиной с вложенными своим временем знаниями и стереотипами, даром что способен поддержать разговор с пьяным писателем Бабелем. Автор старше персонажа на поколение и старается передать ему собственный ресентимент, хотя внутренний мир героя остаётся для него такой же загадкой, как и для читателя. Однако автору хватает терпения описать весь путь вымышленного побега из лагеря через леса, болота, озёра на многих страницах, во всех мелких подробностях, с редкостным топографическим прилежанием. Сцена радушного приёма героя финскими пограничниками заимствована из мемуаров Солоневича (автор скрупулёзно снабжает текст множеством сносок).
До самого конца остаётся интрига: что задумал студент, и какого чёрта он едет из Одессы в столицу в сопровождении самого Якова Блюмкина (с этого и начинается повесть, остальное флэшбеки). Тем более что на датах проставлено: «за 3 месяца до р.н.м.». Однако об этом ничего узнать не удаётся. Текст обрывается на том моменте, когда герой только начинает знакомиться с русским обществом в Хельсинки. Автор так задумал или причиной небрежность номинатора, потерявшего по дороге половину рукописи, сказать трудно. Первая заметная лакуна обнаруживается уже на странице 18.
В попаданческом жанре известны вещи во всех отношениях лучшие. Взять хотя бы Олега Курылёва, продвигаемого десять лет назад критиком Данилкиным, или романы Михаила Королюка, совсем недавно захватившие меня самого и всех моих знакомых и родственников. Повесть Павла Дмитриева тоже далеко не дурна, спасибо за развлечение. Однако, что делает это любительское, в сущности, сочинение на конкурсе «самой литературной из фантастических премий», мне непонятно.
Андрей Василевский:
Молодой дурак (а он сначала именно молодой дурак) попадает (копируется?) из наших дней в советский 1926 год, потом как-то подозрительно быстро умнеет. И с ним много чего происходит, понятное дело. Но роман обрывается внезапно, как будто это только часть более крупного сочинения, то ли не номинированнного, то ли еще не написанного. «(…) повесть разительно отличается от всего корпуса жанра своей тщательной проработкой исторических мелочей и пониманием автором динамики как социального, так и технического развития общества», – считает номинатор. Да, примечания там интересные.
Историю побега из советского лагеря следует читать в контексте биографии Ивана Солоневича.
Современный студент, попавший в Ленинград второй половины 20-х, быстро переходит от наполеоновских планов к попыткам уцелеть.
Идея ревизии попаданческого жанра, быстро превратившегося из игры живого ума в бесконечный реваншистский бред, не слишком свежа (угодившие в прошлое герои позднесоветских повестей Сергея Абрамова и «Тьмы Византийской» Александра Говорова стремились не столько преподать вождям и императорам науку побеждать, сколько тупо выжить) – но сегодня на уровне концепта выглядит назревшей и благородной. Реализация, к сожалению, оказалась средненькой: антигероический попаданец Дмитриева чуть живее и реалистичнее стандартного айтишника или спецназовца при дворе Иосифа Виссарионовича, но в остальном «Анизотропное шоссе» отмечено теми же несовместимыми с литературной жизнью травмами, что и стандартная попаданческая графомания: это вялый перегруженный дидактикой и ТТХ сериал, который скверно написан («Результат стараний по повышению комфорта не замедлил воплотиться во вполне материальный объект», «Страшно – уж очень противоречивая о них репутация сложилась в 21-ом веке», «Экономия мигом отправила чувство голода в далекое, слегка эротическое путешествие. Положив роскошную обложку тисненой кожи с одиноким желтым листочком отпечатанных на пишмашинке расценок обратно на стол, я тихо смылся в шумную суету перрона...»).
Прекрасный роман. Это история про попаданцев, лишённая, впрочем, своей родовой черты – невнимательности к деталям. Но если бы автор любил свою начитанность меньше, а сюжет и стиль больше, всё это читалось бы лучше. При этом обильные сноски с перечислением того, что могло существовать в это время, что не могло окончательно выводят роман из поля художественной литературы. Мне кажется, что это фрагмент какого-то многотомного повествования, горизонты которого теряются вне этого текста.
От этого текста остается сугубо среднее впечатление. О нем не хочется говорить ни плохо, ни хорошо. Написан гладко, но довольно скучно. Сюжет разработан топорно, действие порою затянутое, персонажи лишены человеческих лиц, и являются функциями от фабулы. С другой стороны, несомненно импонирует проработка исторического материала, вплоть до бытовых деталей изображаемой эпохи, так что в результате в авторских комментариях мы имеем и указания на мемуарные источники, и даже данные фотосъемки. В своей любви к истории автор несомненно обаятелен, но даже номинатор не находит у текста иных достоинств, кроме все той же проработки деталей.
С убедительными, рациональными сценариями будущего в отечественной фантастике дела сегодня обстоят не очень. Да что там не очень – таких сценариев просто нет. А то, что есть, не выдерживает испытания на прочность даже в первом приближении. В дебютном романе «Роза и Червь» историк Роберт Ибатуллин попытался описать принципиально иную картину будущего – масштабную, неоднозначную, сложную, производящую впечатление достоверности… А главное, имеющую мало общего с теми убогими схемами, которые процветают в русскоязычном «фантастическом мэйнстриме». Не все получилось идеально, кое над чем еще стоит поработать, но на этом поле у Ибатуллина практически нет конкурентов. Решпект и уважуха, как говорят «в этих ваших энтернетах»!
ОТЗЫВЫ ЖЮРИ
Андрей Василевский:
Да, вполне себе добротный фантастический роман, в котором я не вижу , к сожалению, никакой творческой задачи кроме желания написать фантастический роман. Я прочитал потому, что член жюри, а иначе не… Но автор старался, вложено много труда, поэтому в номинационном списке ставлю «Розу и червя» не на последнее место.
Валерий Иванченко:
Лапидарный научно-фантастический эпос с высоким бюджетом.
Сперва нам лаконичными мазками набрасывают историю человечества на ближайшие триста лет. Начиная с поворотного эпизода – бомбёжки Земли из глубокого космоса. Планета после этого делается малопригодной для жизни, центры цивилизации остаются лишь на внеземных базах. Век с лишним спустя жизнь людей кое-как налаживается, хотя и в странных формах, а угроза вторжения извне забывается, оставаясь заботой некоторых алармистов. Конечно, столкновение с галактическим разумом (даже с двумя его разными формами) всё-таки происходит, о том и роман. После исторической панорамы начинается энергичное действие в двух локациях: на астероиде, куда прибывает с миссией дочка венерианского правителя, и на Земле, в татарском Поволжье, где космической заразе вынужденно противостоит супермен из спецслужб.
Что хорошо в этой книге? Прежде всего её ясность. Почтенный жанр, серьёзное исполнение, классика. Видно, как много сюда автор вложил: все реалии не нафантазированы, а продуманы в соответствии с нынешними научными представлениями. Литературное исполнение достойное (для «фантастики и приключений») — в рамках необходимого и достаточного. Автор владеет словом, умеет наглядно изображать и доходчиво объяснять. Держит интригу и темп. Характеры персонажей схематичные, ну так Иван Ефремов тоже не мучил читателей психологизмом. К тому же сам автор подстилает соломки, давая понять, что все его персонажи не очень умны. Это связано с теорией эволюции, которой отведено немалое место и в которой он вольно или невольно оппонирует братьям Стругацким. У тех субъектами вертикальной эволюции были индивидуумы, Ибатуллин же полагает, что будущее за сетевым интеллектом, а включённые в сеть отдельные особи будут со временем только глупеть. Так что, когда его персонажи совершают дурацкие поступки, ведут дубоватые диалоги и выдают выспренные монологи, виновен не дурной вкус автора, а неумолимая эволюционная закономерность, черты которой он точно подметил. Сам же автор может быть тонким и не лишённым юмора. В романе много кусков, которые хочется цитировать, а это уже кое о чём говорит.
«Стадо грязных овец, принадлежащее кадию Ахмадабадскому, щипало жухлую траву на склоне пригорка. Пожилой чабан Рашид, тоже собственность кадия, сидел на вершине пригорка, глядел на Волгу и слушал радио – здесь, на вершине, приём был лучше, чем внизу.
– … Концерт по вашим письмам. Следующая песня звучит для коллектива работниц 15-й помидорной плантации Самарского агрохолдинга имени принца Ибрагима. Дважды лауреат премии «Золотой голос Иделистана», почётная наложница его величества Шахзада Бикбаева исполняет песню «Твои глаза как месяц ясный»…
Рашид удовлетворённо кивнул. Под сладкозвучное пение он неспешно раскурил косяк и растянулся на старой кошме, созерцая безоблачное полуденное небо над степью…»
Или:
«- Мы живём в средневековье, – сделала она неожиданное заключение. – Ненавижу эту страну!
– Неудача в личной жизни? – поинтересовался Николай, приглаживая усики.
– Вы пошляк, юнкер. Двадцать пятый век на дворе. Люди живут на Марсе и Венере, а у нас что? Феодализм! Каменный век!
Николай пожал плечами.
– Что плохого в феодализме, когда ты феодал?»
По большому счёту, «Роза и червь» — обычный научно-фантастический роман, каких при нормальном положении вещей должно появляться за год с десяток. Однако на тусклом фоне нынешней жанровой литературы он блистает так, что трудно его не заметить. Да, он во многом уступает лучшим образцам, даже отечественным. Вероятно, у Олди богаче фантазия, Дивов живее, а Злотников круче. Но Ибатуллин побивает их всех своей основательностью (тем, что я называю «высоким бюджетом»). Совершённый им выход за существующий горизонт (пусть даже тот горизонт низок и близок) следует всячески приветствовать и вознаграждать. Особо приятно, что в романе почти нет постмодернизма, так только, редкие масскультурные шалости, вроде лавкрафтианских имён космических кораблей и предотвращённого зомби-апокалипсиса.
Константин Мильчин:
Большая космопера, Гарри Гаррисон был бы доволен. С перестрелками в Поясе Койпера, галактическими бомбардировками, межзвездными перелетами и еще там всех голые ходят, особенно женщины. Кажется, что сейчас из-за угла выбежит наказавший сам себя Дар Ветер и кого-нибудь съест. «Ты хочешь сдать нас Луне!» Но где же ящерки? На фоне зашкаливающей наивности изложения и обилия жанровых штампов не спасает даже старательность автора, создавшего свою собственную огромную вселенную. Иногда текст кажется пародией на боевую фантастику, но автор чертовски серьезен. Меж тем без улыбки читать эту книгу не получается.
Валерия Пустовая:
Одно из трех произведений в списке, не оставляющих, на мой взгляд, возможности говорить о них как о литературе. Литература может быть массовая и серьезная, удачная и неудачная, живая и надуманная – и все же само наличие литературной задачи, умение и стремление владеть словом как материей бытия, через которую станет существовать, дышать, пугать и путать читателя писательский замысел, делает честь и автору, и произведению.
В данном случае слово используется не как материя – а как стройматериал. Автор слагает мир из кирпичей, он трудится усердно, мир разрастается и выходит даже прочным.
Но остается – конструкцией.
«Роза и червь» видится мне вполне удачным конспектом сценария – заготовкой заготовки. Яркие и притом предсказуемые герои, зримый источник зла, вынесенный в заглавие, много хорошо подстроенного экшна.
Воля автора чувствуется на каждой странице – роман не живет как самостоятельное, оторвавшееся от автора бытие, не дышит.
Дышать и жить его мог бы заставить, вероятно, режиссер или рисовальщик комиксов. Поскольку литературный язык в романе не осуществился, возможно переложить его на язык другого, более визуального искусства.
Галина Юзефович:
Поскольку фантастику я читаю редко, то «Розу и червя» прочла не без удовольствия, как своего рода «выставку достижений фантастического хозяйства». Крепкий, бодрый фантастический роман – эдакий блокбастер, только на бумаге. Коварные пришельцы, супермены, дальние форпосты человеческой цивилизации, космолеты и бластеры, но вместе с тем и дольней розы прозябанье (человеческие характеры и немного социальной сатиры) не забыты, и язык человеческий – без изысков, но и без фирменной цеховой корявости. Словом, очень добротная, качественная вещь — может быть, не самая затейливая и неординарная, но если вы планируете прочесть один фантастический роман за год, то пусть это будет роман Ибатуллина.
С убедительными, рациональными сценариями будущего в отечественной фантастике дела сегодня обстоят не очень. Да что там не очень – таких сценариев просто нет. А то, что есть, не выдерживает испытания на прочность даже в первом приближении. В дебютном романе «Роза и Червь» историк Роберт Ибатуллин попытался описать принципиально иную картину будущего – масштабную, неоднозначную, сложную, производящую впечатление достоверности… А главное, имеющую мало общего с теми убогими схемами, которые процветают в русскоязычном «фантастическом мэйнстриме». Не все получилось идеально, кое над чем еще стоит поработать, но на этом поле у Ибатуллина практически нет конкурентов. Решпект и уважуха, как говорят «в этих ваших энтернетах»!