— Ян, вы чегэкашник с солидным стажем, то есть по определению человек эрудированный, с аналитическим складом ума... Однако самый успешный ваш цикл «Ничья земля» — фантастический боевик. Мало того — боевик постапокалиптический. С чем связан столь, извините, неоригинальный выбор жанра?
— По поводу попадания романа в лениздатовскую серию «Фантастический боевик» вы трогаете меня за больное. Я много раз пытался убедить Александра Сидоровича, что это совершенно другой жанр — роман-предупреждение, социальная фантастика, да и не фантастика это, в общем-то, если разобраться, — но Сидорович был непреклонен. Доктор сказал в морг? Значит, в морг! И «Ничья Земля» вышла именно в этой серии.
С другой стороны, у Александра Викторовича был совершенно неубиваемый аргумент: «Ты хочешь, чтобы роман увидел свет? Назови его фантастикой. Иначе его просто не пропустят».
Но теперь, когда роман давно издан, переиздан и распродан, можно сказать: это не фантастический боевик. Это не постапокалипсис. Это не шпионский роман и не политический триллер. Это все вышеназванное в одном флаконе, жанровый коктейль многоцелевого действия.
Что касается моего ЧГКшно-брейнрингового прошлого, то именно старая закалка позволила мне написать книгу, в которой пять многослойных сюжетных линий, за которыми и уследить-то было трудно, благополучно сплетаются в довольно реалистичный и жесткий финал. Роман написан, как «паззл», и только в тот момент, когда последний элемент ложится на свое место, читатель имеет возможность увидеть полную картину, понять, что все, что он прочел раньше, оказалось вовсе не тем, чем казалось.
Что касаемо жанра... Вот поясните мне, чем плох постап? Почему постап не может быть хорошей литературой? Какое, вообще, отношение жанр имеет к литературной ценности произведения? Мне кажется, что такое вот отношение «через губу» к некоторым направлениям литературы свидетельствует лишь о снобизме критиков, и ни о чем больше!
«— Вас называют писателем-фантастом, Денис. И в каждой вашей книге есть фантастическое допущение. Почему именно фантастика для вас — основной жанр?
Голос у нее несколько лучше внешности, но не намного, хотя она пытается припустить чуть хрипотцы для сексуальности, только получается похоже на хронический ларингит. Но вопрос нормальный, без второго дна. Возможно, она даже читала «Факельное шествие». Или «Плохие новости на понедельник». Неважно, что... Важно, что читала.
— А почему нет? Чем фантастика хуже исторической драмы? Или городского романа? Скажите, Анна Каренина существовала в реальности? А каким был Кристобаль Колон, если он был? Тарас Бульба, князь Серебряный, Захар Беркут, д`Артаньян? Кто они? Исторические фигуры, плод воображения авторов? Или и то, и другое? Весь мир, который мы помним, выдуман писателями! Мы знаем войну 1812 года по роману Льва Толстого, революцию — по Лавреневу, Бабелю, Алексею Толстому. Все — войны, катаклизмы, великие открытия, научные свершения — для нас сохранили писатели. Кто из обычных людей станет читать хронику, когда есть романы? Восстание Спартака — это Джованьолли, ад — это Данте, Южная Америка — это Маркес. Каким останется в истории политик, зависит не от него и даже не от его дел, а от летописца. Что мы будем вспоминать о событии через 20-30-50 лет, зависит от того, что напишут о нем писатели».
Это из моего нового романа, который пишется уже больше года, из «Чужих снов».
И это тоже оттуда, чтобы я ответил вам не сам, а устами своего героя-писателя:
«— Меня считают фантастом, — продолжил Давыдов, улыбаясь, — но я не пишу фантастику. Я пишу о том, что мне интересно, что меня волнует. Мне надо сделать книгу такой, чтобы вы ее запомнили, чтобы порекомендовали прочесть ее вашим друзьям и близким. И если для этого нужно фантастическое допущение, то я с удовольствием его сделаю. И оно станет реальностью для тех, кто роман прочтет, полюбит моих героев и проживет с ними придуманный мною кусок жизни. Это не фантастика, это просто литература. В литературе нет высоких и низких жанров, есть хорошие писатели, которые пишут интересные книги, и плохие писатели, которые пишут книги скучные. Есть люди, не владеющие ремеслом, и люди, ремеслом владеющие. Одних вы будете читать даже если они напишут телефонный справочник, а других не будете, что бы они не написали. Первично читатель выбирает не жанр, а рассказчика. Вот и все. Я ответил на ваш вопрос?»
Поэтому позвольте мне не согласиться с «неоригинальным выбором жанра». Я писал о своей стране, о вашей стране, о политиках, о судьбах, о прошлом, которое называлось СССР, о будущем, которого может и не быть, если мы не поумнеем...
Как по мне — прекрасный выбор и жанра, и темы. И то, что читатели ругали, спорили или хвалили роман с одинаковым пылом, лишь подтверждает мою правоту.
— Может быть, я ошибаюсь, но до последнего времени украинская фантастика, кроме сочинений Федора Березина и «Глобального потепления» Яны Дубинянской, отличалась низкой политизированностью. Если и интересовала писателей история, то общесоветская или вовсе всемирная. На ваш взгляд, стоит ли ждать стремительного роста политического самосознания фантастических масс?
— Мне нравится Березин. Я с удовольствием читаю Дубинянскую. Не помню, кто сказал: «Фантастика — это окружающая нас реальность, доведенная до абсурда». Если политика есть в реальности, но она будет и на страницах книг, к какому бы жанру они ни относились. У меня политика есть в каждом из романов. Она — полноценное действующее лицо, пружина, которая двигает действие, формирует поступки и характеры героев. Достоверность текста достигается наличием в нем деталей окружающей жизни, а, значит, и политики.
Посмотрите на сегодняшний Майдан, на острую, неопрятную, грубую полемику вокруг него в Интернете, посмотрите на лучшие образчики современной литературы... Разве вы не видите, что рост политического самосознания фантастических масс уже состоялся? Фэндом раскололся по политическому признаку с первых дней протеста в Украине. Писатели оказались далеко не толерантны по отношению к политическим взглядам коллег, а вместе с ними в войну вступили и читатели. Есть вещи, которые не оставляют людей равнодушными. Хорошо, когда события объединяют, но нынешние скорее разъединяют, раскалывают сообщество. Это, увы, факт свершившийся. Ну что ж поделать? С этим жить...
Надо помнить, что мир вокруг очень сложен, неоднозначен и разнообразен. В нем нет двух цветов — добра и зла, черного и белого, в нем миллионы оттенков серого и всех остальных красок.
И, садясь за письменный стол, писатель обязан об этом помнить.
— Евгений Владимирович, что заставило вас, поэта с именем, известного переводчика и востребованного редактора-составителя, обратиться к прозе — причем к прозе, имеющей слабое отношение к реальности, данной нам в ощущениях?
— Вообще-то я обратился к прозе в 1980 году, к 1990 году трехтомный роман дописал, в 2000-м АСТ его издало, потом еще два романа вышло, и последние попадали в шорт-лист АБС-премии. Для меня роль поэта-переводчика-составителя, а еще и просто литературоведа более чем естественна. Но при советской власти я мог писать только в стол, вот и был переводчиком. А сейчас и пишу, и издаюсь. Деятельность же издателя и редактора для меня — естественное продолжение моей привязанности к станку Гутенберга, я в издательствах с переменным успехом сорок лет работаю. Так что проза, и притом ее издание, для меня — как раз главное дело. Насчет же фантастики, так я глубоко убежден, что другой литературы не бывает: уж если бель-летр, то всегда фантастика.
К тому же, если подходить менее серьезно, на рубеже XIX-XX веков существовавший в Москве торговый дом «Витковский и компания» печатал... обертки для конфет. И ведь это были купцы второй гильдии — мой прадед Вольдемар и дед Генрих-Вольдемар. Так что типографское дело для меня вообще природное.
— Критики головы сломали, пытаясь вписать вашего «Павла II» в определенный дискурс, отнести этот роман к какому-то направлению. Альтернативная история, мистика, магический реализм... Все не то. А сами вы как определяете жанр этой книги и ее продолжений?
— Полагаю, что это прежде всего альтернативная история (ветка где-то в 1982 году, а флэшбек с Федором Кузьмичом — скорее из области криптоистории, но она мне там сильно потребовалась, хотя к этому жанру я не привязан). Кроме того, это объективно предикционная сатира. Сами посмотрите, какие гнусные намеки в моем романе на людей, о самом существовании которых я не слыхал в даже в 2000-м, когда роман вышел, содержатся. Считайте, что мой роман — попытка реформировать будущее. К [счастью/к сожалению] она удалась (ненужное в данном случае пусть каждый зачеркнет сам).
Но если серьезно, то я испытываю чуть ли не физическое удовольствие, обнаруживая цитаты из моего «Чертовара» на каком-нибудь кожевенном сайте: кожевникам часто даже в нынешнем интернете способа выделки кожи взять негде. А откуда у меня? Знаете, с чем только поэт-переводчик не сталкивается: то терминологию шпагоглотателей выясняешь, то основы офенских языков, то терминологию конской упряжи. Поди узнай, скажем, что «серебряные» шпоры вообще не звенят, а какие звенят? Знаменитые петербургские савельевские, их до осени 1917 года делали. Очень много такой информации на полях переводческой работы скопилось. В итоге постепенно утилизирую у себя в прозе, причем и повторяться не стесняюсь.
Хотя, конечно, бывают и «вселенные» для одной книги, лучший пример — изумительный «Свет в окошке» Логинова.
— «Для кого пишут фантасты?» — такой вопрос когда-то задал Роман Арбитман писателю Дмитрию Биленкину. Перефразирую: для кого пишете вы, какой видите свою аудиторию? С учетом того, что фантастический прием в вашей прозе используется весьма своеобразно...
— Писатели пишут для себя, а коммерческие писатели — для редактора, который смотрит, чтобы «пипла хавала», то есть народ раскупил хотя бы тысяч пять экземпляров. Я плохого об этих писателях ничего сказать не хочу, но знаю, у кого сколько детей. Одного такого писателя спросил по-дружески: перечитывает ли он свой текст, когда пишет. Он честно сказал, что нет — нужно сдавать по книге каждые две недели. Я к этой породе не отношусь (хотя иной раз в такого писателя играю, даже псевдонима не беру: об этом ниже). Читатели у меня есть, причем весьма преданные, только не уверен, что число их переваливает за трехзначное. Правда, я отдаю свои книги в интернет, и в итоге меня даже с рутрекера можно скачать готовым «собранием сочинением». Так что читателей больше, наверное. Я пишу для того, кто сможет меня читать. Как я убедился, мой рассказ «Штабс-капитан Янов», откровенно написанный о В. Ф. Ходасевиче, прекрасно воспринимают даже те, кто имени Ходасевича не слышал. В этом отношении для меня эталон — сэр Терри Пратчетт. «Кто что понял, тот молодец, прочее за скобками, а не хочешь, так и не читай вовсе». Проблем с изданием у меня после выхода «Павла II» в принципе нет, а тиража особого все равно не будет. Писать для широких масс не могу: если массы читают Маркеса или Павича, так думаю, те же и меня поймут со временем. «Попаданцев» не читаю и не рассматриваю. Уж если альтернативка, то строго альтернативная — как у Тертлдава в «Агенте Византии» и «Флоте вторжения» (рад бы издать продолжение, да денег на такой проект не наберу, сколько по соображениям давно безгонорарных Первухиных и Ренаров не запасай). К слову: Ренара мы два тома переиздали, а то, что не переводилось никогда — оказалось куда лучше: романы «Синяя угроза», «Мастер света» и прочее. Это в работе. Вообще мы с современным автором работаем по принципу — «что у вас готового, что другие не берут, или что уже давно переиздать пора»? Так возникли «Темная сторона игры» Щепетнева и полный на сегодня «Ницан» Клугера. Когда оба напишут продолжения, очень надеюсь, что мимо нас не пронесут.
— Среди писателей-фантастов, как ни странно, хватает людей, получивших профильное образование — то есть закончивших Литинститут имени Горького. Андрей Лазарчук, Леонид Кудрявцев, Дмитрий Федотов, и так далее, и тому подобное. Ну, и вы тоже там учились. Как вам кажется, такое образование помогает фантасту в работе — или наоборот, мешает?
— Я считаю, что поэту или прозаику необходимо учиться. Не обязательно в профильных заведениях, можно самостоятельно. Главное — наработать инструментарий. Жалок и смешон поэт, не отличающий ямба от хорея. Талант наибольшей величины не спасет прозаика, не знающего основ композиции.
А что до Литературного института... Это — классическое образование. Основы языкознания, литературоведение, латынь, обязательно — большой список чтения. Крайне полезно.
Но шансов стать хорошим писателем не прибавляет.
— Кстати, вы ведь и на литсеминарах писателей-фантастов бывали. Чем такая форма обучения отличается от принятой в Литинституте, что эти семинары способны дать человеку пишущему?
— Литсеминар литсеминару рознь.
Когда я первый раз попала на «Партенитовку», была шокирована тем фактом, что люди вообще пишут фантастику (в институте это считалось чем-то неприличным) и говорят о ней.
О единой форме преподавания, как и о преподавании вообще, на семинарах не приходится говорить. Все ведущие групп — разные. У каждого — свой подход. В институте тоже разбирали готовые тексты (кстати, примерно в принятом на семинарах формате), но пять лет — у одного и того же преподавателя. Вот это — вредно, я думаю. Это позволяет учителю вылепить из учеников свое подобие.
— Нина, сейчас выходит антология «Конец света отменяется!», который вы вместе с Антоном Фарбом составляли при участии Никиты Аверина. Насколько я понимаю, первоначально сборник должен был называться «Поваренная книга постапокалипсиса» или что-то в этом роде. Откуда взялась эта идея — взяться за составление антологий? И почему именно такая тема — не самая, скажем прямо, свежая и оригинальная?
— Никогда не хотела составлять сборники. Даже составить подборку собственных стихов — мука мученическая.
У этого сборника вообще трудная судьба (я — неопытный составитель, не знаю, может, всегда так). Изначально мы с Антоном хотели издать сборник рецептов «постапока»: больная тема для поработавших «в проЭктах» авторов, видимо, плюс — отдых в Крыму, в палаточном лагере. Питание в отпуске было настолько обильно, что печень несвежего зомби мы употребили бы с удовольствием. А если учесть, что в работе был текст соответствующей направленности... Мы задумали собрать рассказы на кулинарные темы, приложить рецепты, может быть — фотографии...
Когда начали поступать рассказы, мы поняли, что задуманное не удастся. Тем не менее, набралось достаточное количество хороших текстов. Их снабдили рецептами и отправили в издательство.
Увы, в последний момент начальство решило не просто изменить название, но и отказаться от всякого упоминания кулинарной темы на обложке. И обязательно поставить логотип «Свалкер».
Качество рассказов нас устраивало и устраивает. Все они достойны публикации. Поэтому — встречайте сборник «Конец света отменяется!»
— В последние годы в отечественной фантастике идут загадочные процессы. Тиражи и гонорары падают, внимание «квалифицированных читателей» все чаще привлекают малые и сверхмалые издательства, писатели начинают выяснять отношения не только с критикой, но и с читателями. С чем это связано, как вы считаете?
— Хочется сразу сорвать покровы загадочности с текущих процессов. Происходит кризис перепроизводства на сокращающемся рынке. Издатели, привыкшие гнать «план по валу», а точнее поставленные перед необходимостью заполнять своей продукцией книжные полки, чтобы не пустить туда книги конкурентов, неизбежно понижали пресловутую «планку» требований к рукописям. Гении — товар штучный, а издательства выпускают продукцию массовую.
Отсюда увеличение количества наименований выпускаемых фантастических книг, а значит, и падение среднего тиража. Боливар не вынесет двоих, а покупательская способность читателя ограничена.
Как следствие этих процессов замечательный роман «Дом дервиша» фантаста первой когорты Йена Макдональда выходит тиражом в 2000 экземпляров. Роман весьма объемистый, что увеличивает расходы на перевод и печать и предположительно ставит издание на грань рентабельности.
Разумеется, в этой плачевной ситуации виноваты и затяжной экономический кризис, и инфраструктурные проблемы (сложности распространения), и книжные «пираты», лишающие не столько издателей прибыли, сколько отрасль оборотного капитала.
Однако мне представляется, что главная — в долгосрочной перспективе — причина неурядиц фантастики в другом. А именно в том, что цех фантастов плотно и с удовольствием обосновался на территории массовой литературы. Собственно, фантастика рассматривается как массмаркет во всем мире и российский книжный рынок не исключение. Вот только по мере того, как книги фантастического жанра выбивались в бестселлеры, а гонорары увеличивались, подспудно и постепенно менялись ценностные ориентиры, определяющие содержание фантастики. Вместо произведений, работающих с моделями настоящего и будущего, со смыслами и прочими категориями интеллектуальной прозы, внутрицеховой нормой стали произведения, читателя развлекающие. Примечательно, что на пике своего успеха фантасты умудрились с издевкой поинтересоваться у коллег из мейнстрима: «Это кто еще в гетто живет? Да вы посмотрите на наши тиражи!».
Незамысловатая формула успеха «тиражи-бабки-тиражи» вскружила авторам головы и воспитала привычку развлекать массового (тиражи!) читателя. Произошла фактически самоизоляция жанра в сегменте развлекательной литературы. И тут у бывшего читателя появились другие — причем мобильные — возможности поразвлечься, и массмаркет стал стремительно уменьшаться в размерах. Мат в два хода.
Впрочем, повторюсь, это глобальная тенденция и многие зарубежные авторы, тот же Макдональд, осваивают нишу young adult литературы и пишут книги «для школьников среднего и старшего возраста». Были такие формулировки, если кто помнит.
— Ладно, с этим более-менее понятно. Боливар двоих не вынес. Как говорят настоящие индейцы, «если лошадь сдохла — слезь». Ну а перспективы каковы?
— Что дальше? Попробую сделать прогноз погоды для фантастического жанра. Значительное количество книг (если не по наименованиям, то по тиражам) будут выходить в рамках развлекательных пакетов, то есть как новеллизации фильмов и игр, книги «по мотивам» и вольные продолжения. Был «S.T.A.L.K.E.R.»-кормилец — будут танки.
Примечательно, что попытки авторов создать успешный проект на основе собственного творчества не увенчались успехом — за исключением «Метро» Глуховского. Малозаметны и далеки от первоначальных радужных планов проекты Панова и Перумова. Умер в младенчестве проект Василия Орехова, интересный оригинальным биотехнологическим сеттингом. Непонятна пока судьба «Пограничья» Лукьяненко, но первые читательские отзывы не дают оснований для оптимизма.
Получается, что сгенерировать успешный книжный проект корпорация фантастов оказалась не в состоянии. Не считать же таковыми сиквелы и спин-офы «Обитаемого острова» и «Пикника на обочине».
Следует еще вспомнить «Этногенез» — но это успешный продюсерский проект, в котором писатели-фантасты выступили заведомо на вторых ролях.
Вообще уже упоминавшийся мною символический капитал подрастеряла не только фантастика, но фантасты. Как ни печально, но автор, обслуживающий интересы продюсера и развлекающий читателя, должен бы предвидеть, что в таких взаимоотношениях пожелание «сделайте мне красиво» неизбежно становится требованием. А за этим требованием последуют и другие. Возможно, не очень лицеприятные. Так что удивляться частым спорам читателей и писателей не стоит. Да, к сожалению, уже и не приходится.
У происходящих процессов есть и светлые стороны. Появляются издательства — а главное, издатели! — готовые работать с существующим спросом на неформатную, интеллектуальную фантастику. Назову в первую очередь луганское «Шико» Юрия Иванова и «Снежный Ком М» Эрика Брегиса и Глеба Гусакова. К шумным и вездесущим заявлениям последнего о необходимости, государственной необходимости возрождения НФ я отношусь с прохладцей, а вот несколько интересных книг его издательство выпустило. Активно работает с зарубежной фантастикой «Книжный Клуб Фантастика» Дениса Лобанова, в чьих издательских планах культовая антология киберпанка «Зеркальные очки». Интересные книги малым тиражом и большими подвижническими усилиями выпускает липецкий «Крот» Сергея Соболева.
Пожалуй, один из трендов заключается в том, что издательством фантастики стали заниматься энтузиасты. Людей, которые фантастику знают и любят, хватает и в больших издательствах, но вот редакционная политика у энтузиастов и у менеджеров разная. Отсюда и различие в результатах. Уверен, практику работы малых издательств со временем переймут и «старшие товарищи», более инерционные просто в силу размеров.
Окончательный прогноз в том, что фантастика как сегмент еще съежится в размерах, и значительную часть ее будут составлять «продюсерские» и «проектные» книги. Одновременно увеличится и удельный вес неформатных, оригинальных и интересных текстов.
С точки зрения читателя это хорошо.
Появление малых издательств, работающих с узкой и профильной аудиторией, говорит об еще одном важном процессе. А именно о продолжающемся дроблении любителей фантастики на отдельные ниши сообразно персональным интересам.
До сих пор некоторую степень связанности читательской аудитории удерживали тематические журналы: «Если» и «Полдень». Их исчезновение стало и свидетельством, и результатом того, что идет переформатирование сложившихся вокруг и внутри жанра структур. Прежние игроки исчезают, появляются другие журналы, конвенты, издательства, персоналии. Они собираются в новую конфигурацию, и эта сборка открывает новое окно возможностей заинтересованным лицам. Время, по-моему, замечательное.
— Все ваши сольные фантастические романы посвящены, по сути, одной теме: сочетанию сверхчеловеческого и человеческого. Почему этот вопрос для вас так актуален?
— Никогда не задумывался... Действительно, почему?..
Наверное, хочется объяснить людям проклятие талантливого человека.
Когда обыватель видит гениального художника, великого актера или знаменитого режиссера, то сразу начинает завидовать. Мол, вот поперло человеку, ни за что ни про что получил такие сверхспособности.
А ведь не поперло ни разу. Любые способности сверх обычных, любой талант — это не выигрыш в лотерею. Это, скорее, ипотека. Да, у тебя есть возможность сделать что-то необычное, новое. Но это еще и обязанность. Не сделаешь — Дорогое Мироздание тебя так отмудохает, что мало не покажется. Сколько я видел спившихся талантов, которые торговали компьютерами, вместо того, чтобы реализовывать свой дар (под «спившимися» я понимаю «умершими в 40 лет от цирроза»). Сколько знакомых променяли свои способности на сытую жизнь — и теперь похожи на бледные тени самих себя. Да и сам я, хоть талант мой невелик, не могу не писать. Физически не могу — начинается бессонница, головные боли, упадок сил.
В своих книгах просто слегка гипертрофировал ситуацию. Не художник-актер-режиссер, а Мастер смысла, или «Топор», или бродячая душа. Все они не управляют своими талантами, а подчиняются им, оставаясь обычными людьми.
Вот что меня тревожило, оказывается.
Так что отдельное спасибо за вопрос!
— И все-таки большинство ваших книг относится к категории литературы для детей и подростков. Спрошу как эксперта. С детской литературой все более-менее понятно: здесь современный автор еще может найти читателей, если удастся убедить родителей, что его книги не менее важны для ребенка, чем произведения Маршака, Чуковского или Барто. Но есть ли шансы у современного русскоязычного автора, пишущего для подростков? Такое ощущение, что как только ребенок получает возможность выбирать чтение самостоятельно, он тут же подсаживается в лучшем случае на Толкина и Роулинг, а в худшем — на «Метро 2033». Поделитесь опытом: как конкурировать с зубрами подростковой литературы?
— В последние лет десять в русскоязычной подростковой литературе произошел настоящий бум. Появилось несколько очень толковых премий — «Книгуру», имени Крапивина, имени Михалкова, «Новая детская книга». Работают семинары, создаются литературные журналы, формируется специфическая «подростково-литературная» критика. В результате буквально из ниоткуда материализовалось несколько десятков авторов книг для подростков — и сами книги, конечно.
Пока они не конкурируют с Толкиным и Роулинг, но скоро будут. Стакан полон еще только на четверть, но следует учесть производную по времени — стакан достаточно быстро наполняется. Даже журналисты, которые славятся ленью и склонностью к затертым стереотипам, перестали бухтеть, что «детская литература умерла».
И продажи пошли вверх. Не знаю данных коллег по цеху, но по нашим с Евгенией Пастернак книгам могу сказать: рынок заинтересовался. Пять лет назад мы продавались с трудом, теперь суммарные тиражи каждой книги вышли на неплохие 50 000+. Не Глуховский, но на пути к нему, потому что продажи монотонно растут год от года. Уверен, что у других подростковых авторов — Сабитовой, Кузнецовой, Веркина и прочих — картина похожая.
Скоро мы начнем теснить зубров, это станет видно невооруженным взглядом. Почему? У нового поколения русскоязычных авторов есть хороший козырь против Роулинг и Толкина: мы пишем про «здесь и сейчас». В последние два-три года все больше текстов становятся по-хорошему реалистичными. А даже если есть фантастика, то она происходит с современными подростками в их мире.
Мне кажется, что читатели (даже юные) стали подуставать от эскапистской литературы. Им хочется видеть себя — восьмиклассника со смартфоном, который сидит в «Контакте» и переживает из-за соседки по парте. Не в Среднеземье, не в готическом метро Глуховского, а прямо тут, в реальном мире.
Плюс — у нынешних подростков есть свои, очень современные, проблемы, о которых Роулинг с Толкином не подозревали. Это и тупая система образования, и коммуникативный коллапс (многие уже не умеют общаться не в виртуале), и передоз информацией. Даже наркотики — тема вроде как старая — стали другими, они доступны и практически легальны. С кем поговорить об этом? Иностранцы заморочены своими проблемами, классики отдыхают, фантасты устремлены в будущее... Остается только отечественная реалистическая проза. То, что раньше называлось «школьная повесть».
Поэтому скоро подросток не Роулинг, не Глуховского — Жвалевского и Веркина с базара понесет.
Зубры-то сдают позиции. Та же Роулинг, если верить данным Российской книжной палаты, давно уже не является номером один для наших подростков. И даже номером 20 не является.
И, кстати, чисто «детскому», не подростковому, автору гораздо сложнее пробиться через заслон Маршака-Чуковского-Барто, чем нам — через Роулинг и Толкиена. Инерция мышления родителей (а чаще бабушек) чудовищна, с подростком договориться проще.
облако тэгов
