Да простят меня уважаемые лаборанты за мою определенную категоричность в данном отзыве, но моё мнение об этом рассказе сугубо негативное. Мне показалась эта история невыносимо глупой. Глупой настолько же, насколько глупо и недалёко ведет себя уставшая, как говориться, «от жизни такой» героиня истории. Да, многие хотят вырваться любым способом подальше от текущих проблем, от надоевшей работы, от скуки и непонимания (да мало ли ещё от чего!), и да, многие хотят в космос, но черт возьми!, не может же мечта о космосе быть опошлена такой банальной прозой жизни!

«Синдром беглеца» и прочие подобные диагнозы не могут служить оправданием слабости натуры и низменности посылов к желаниям. И, конечно, никакой симпатии к Дженнифер у меня не было с самого начала. Прибавить к этому её желание «съездить по физиономии» собственной дочери-подростку; плюсом к этому — её мелочность по поводу балетных трико, изодранных собакой; и на десерт — мысли сплести ожерелья (два ожерелья! — для себя и дочери Габби; господи! Ну Габби то причем здесь, к твоим безумствам, Дженнифер!) из волос пришельца, — вот всё это создает очень нелицеприятную картину психологического состояния этой женщины.

В который раз Пол Мелкоу пытается показать что-то чувственное с претензией на романтичность, а не получается. И выходит какая-то поверхностная поделка ни о чём, фальшивая и неправдоподобная.

Простенький, наивно-добрый рассказ о... да ни о чем. Каких-то привлекательных изысков я лично для себя здесь не отметил; более того, мне тема супергероев и суперзлодеев порядком надоела. Отовсюду — из кино и мультфильмов, с прилавков книжных магазинов и с обложек журналов — на нас взирают всяческие спайдермены, женщины-кошки и прочие доктор-думы, и вот ещё и читать про них в сборнике фантастики показалось мне невыносимо лишним.

Злобные осьминоги и накаченные герои к моменту прочтения уже изрядно съели мой мозг, поэтому эта история пошла мимо меня.

Нет в ней ни тонкого психологизма, ни даже наивного толстого, а есть лишь изрядно набившая оскомину мелодраматическая пустая суета. Ах, ребята, давайте же дружно умиленно всплеснем руками! — суперзлодейка ступила на путь истинный и надо ведь так случиться, — даже беременна! Что ж, ничто человеческое не чуждо всяким суперам, и тут надо, наверное, пустить слезу радости за такую концовку, но... не стану, не стану. Эмоции же Курта мне показались надуманными и оттого пустыми.

Ещё раз отмечаю, что этот рассказ, эта тема и эти герои слишком далеки от меня и моя личная тому оценка — соответствующая.

Остроумно, но не более того, академично и без изюминки. И я бы не сказал, что по этому рассказу можно говорить о том, что Рассел не любит собак. Скорее, наоборот, мне показалось, что ему вполне хотелось бы, чтобы собаки были настолько умными, чтобы в их головах крутились подобные максимы и сентенции, которые «прочел» альтаирец. Вот поди ж ты!, древние греки веками создавали, шлифовали философские течению и школы, следовали определенным концепциям, писали толстые тома и трактаты, а тут в голове каждой собаки — кладезь мудрости вперемешку с хитростью и силой мысли.

Мне кажется, Рассел подошел к своей идее однобоко. Не все же собаки заискивают, виляют хвостом и приносят тапочки в зубах. Некоторые, знаете ли, пусто лают, а иные даже покусывают не слабо. Как быть с этими? Какие мысли гоняют они в своей голове? К какой философской школе они принадлежат? Циники? Не смогли скрыто человека превратить в раба своего, не смогли «вползти в жилище», так что осталось — покусать? Наивно как-то, но концовка неплохая.

Не сказать, что шедевральный, но вполне себе добротный рассказ. Две «питательных» темы для писателей-фантастов — перемещения во времени и параллельные миры — здесь соединены вместе. По мнению Мелкоу выходит, что изменив что-то в прошлом, вы создаете новый, очень изменчивый, параллельный мир. В принципе, и эта теория имеет право на жизнь, почему нет? Немного вторично, взять хотя бы восхитительный брэдбериевский «...и грянул гром». Только основа с точностью до наоборот: у Брэдбери делалось всё, чтобы свести к минимуму перемены в прошлом, приравнивая эти возможные перемены к преступлению; здесь же, напоротив, суть именно в том, чтобы менять некий ход истории.

Но люди не боги, даже если им очень хочется казаться таковыми, и мир развивается по своим законам, и эволюция движется по своему сценарию. Человек в этом мире лишь наблюдатель.

Что не понравилось в рассказе, так это язык, на котором общались персонажи. Понимаю, что научная университетская среда наложила свой отпечаток, но как-то это далеко от меня, и посему не вызвало интереса. Многие фразы показались мне отпечатками с плохого трафарета из серого, рыхлого картона — такие же размытые, нечеткие, с неровными краями и подтеками.

В целом рассказ неплохой, читать можно, но без глубины и без притяжения к персонажам.

Очень даже неплохой рассказ. Неожиданный. Оказывается, не только может существовать миллионы вероятных реальностей, но и возможно существовать в них миллионы раз одновременно. Одновременно жить, и одновременно умирать в неких из них, по частям. Как луковица: снимаешь с неё одёжки, снимаешь слой за слоем, но она всё равно остаётся луковицей, пусть и меньших размеров. Так и тут, безымянный герой теряет себя слой да слоем, а под всем тем, что потеряно, остаётся он тот самый, который и был нужен в критический момент.

В связи с этим вот о чём я подумал. Ведь совсем не обязательно существование множества параллельных вселенных, чтобы найти свою сущность где-то глубоко в себе, чтобы, допустим, спасти кого-то в одной из них, в этой! Мы и так многовариантны даже в пределах одной вероятности, и какая-то часть тебя говорит тебе в той, похожей из рассказа ситуации: иди своей дорогой, зачем тебе эти проблемы с совершенно незнакомым человеком? А другая говорит: ну, ты хоть бы номер запомни... А третья спорит, и хочет бороться и помочь. Даже если есть риск быть уничтоженными всем этим мнениям, всем частям сознания, включая тех, что были как бы против...

Очень позитивный, жизнеутверждающий рассказ, несмотря на внутренности. Немного пафосный, чуток напыщенный в концовке, но за простотой изложения этого почти не замечаешь. Рекомендую.

Безусловно, жуткий рассказ. Как представишь, что где-то бродит такой вот Питер Пинтер, которому как-то, когда-то ты наступил на ногу или ему однажды не понравился твой взгляд, и он уже тебя «заказал», так мурашки по коже. Но если подумать, то становится ясно, что в таких масштабах этого просто не может быть. И вот в этом и вышел со стороны Геймана перебор, когда хочется крикнуть: «не верю!»

Вообще, уж на что я любитель творчества Геймана, но этот рассказ мне не глянулся. Вторично и предсказуемо уже после первой встречи с человеком из фирмы. Только Шекли на подобную тематику отметился как минимум дважды в «Службе ликвидации» и «Спецразделе выставки», а ведь был ещё Матесон с великолепным рассказом «Кнопка, кнопка...», да и много ещё других, и в итоге эта история не выглядит уже свежо и индивидуально. Да, психология «любителя скидок» Питера Пинтера передана отменно, по-геймановски: пара фраз, пара взглядов и жестов, и вот он — образ мерзкого человечишки, у которого нет ничего святого, и который за лишние 25 баксов включает в список неугодных ещё 8 человек и даже собаку. Но психология психологией, а правдоподобности и свежести идей я тут для себя не нашел.

Возможно, такое впечатление сложилось у меня из-за того, что Гейман отступил от своей излюбленной темы — поставить человека в иные обстоятельства, заставить его или предложить ему жить не своей жизнью. Здесь Пинтер в своей среде, опт и скидки — любимые его слова, от которых блестят глаза и перекидываются костяшки на счётах: сколько же я на этом сэкономлю? Это мерзко для меня, хотя может быть Гейман именно этого и добивался...

Майк Резник очень свежо посмотрел на старинные сказания о Дон Жуане. Герой-любовник в этом рассказе сохранил за собой авантюрную свою сущность, талант обольщения и прочее, только вектор задал в совершенно неожиданном направлении. Дон Жуан будущего обольщает… банковские защитные системы, дабы элементарно «нажить деньжат». А что? Если даже машину можно заставить страдать, если ей можно «сделать больно», нарушив стабильность её логических цепочек, значит – можно сделать её и приятное, довести до экстаза и влиять на неё согласно своих планов.

Не в первый раз Майк Резник наделяет машину этакой чувственностью, способностью к пониманию приятного и не очень, как это было, к примеру, в рассказе «любитель закатов». Только в истории про робота Арло была романтика, было сочувствие (по крайней мере, с моей стороны) к роботу, а тут другое. Человек, пусть и не самых высоких моральных устоев, обманывает компьютерные системы «женского пола», обогащается, но отклика в душе страдания машин у читателя не вызывают. Думаешь, ну и поделом, сами этого хотели. Может быть, и Дон Жуан особой приязни не вызывает, — как ни крути – мошенник, — но и желать ему поимки и наказания как то не хочется.

Весьма остроумная вещица.

Знаете, почти любой рассказ Майка Резника вызывает у меня желание начать отзыв словами «Бесподобно!» или «Восхитительно!». Ей богу, многое из того, как мыслит мистер Резник идёт в полном резонансе с моим мироощущением, а то, что его стиль юмора очень близок моему вкусу на этот предмет, вообще очень сильно располагает к дальнейшему и дальнейшему прочтении его историй. А свой стиль у него есть, поверьте мне. Это такая смесь раннего Шекли и Лафферти, как то так. Юмор Резника лёгкий, воздушный и лично мне не нужно долго «переваривать» его смешинки и шутки: они без труда находят путь к моим рецепторам и щекочут их ну очень приятно. Трудность в том, что пересказывать его юмор невозможно – Резника нужно читать, чтобы самому ощутить его, пощупать.

Но надо сказать, что за всей внешней смешливостью и ироничностью в его рассказах часто подложкой идёт серьёзная тема. В этом рассказе в её роли выступает проблема (для кого-то это и вовсе не проблема, спросите у Ранкгфа Фхоуула :-) ) бессмертия. Давняя мечта человечества – кто из нас не хотел бы жить вечно? Но Резник смотрит на это очень нетрадиционно. Оказывается, жить вечно – это скучно, в какой-то момент становится чертовски скучно… жить. Настолько и невыносимо скучно, что хочется умереть, а не можешь. Наверное, первые пару тысяч лет действительно приятно быть бессмертным, но многие года, сотни тысяч лет, миллионы – надоедает. По крайней мере, на примере этого инопланетянина с Бетельгейзе, присматривающего за нашей планетой, выходит это именно в таком ключе. А предостережение от него в концовке весьма улыбнуло, про парнишку из Омахи…

И всё же я не буду скромничать, и таки скажу те слова из предисловия: «Восхитительный рассказ!».

Признаться, я очень люблю творчество Майка Резника. После прочтения «Слона Килиманджаро», «Вальпургии III» и дюжины потрясающе остроумных рассказов, я прочно принял его в число наиболее интересных мне авторов. Смесь лучших качеств таких юмористов фантастики, как Тенн, Рассел, Лафферти, Шекли, и философские мысли-подложки в его произведениях подкупили. Этот рассказ, его один из самых первых из «осмысленных», наглядно иллюстрируют мои слова.

Повествование ведётся от лица начальника службы безопасности Компании, примерившего на себя шкуру детектива. Ему поручено найти робота Арло, пустившегося в бега. Разбитной и вальяжный стиль рассказчика очень похож на тот, которым писались американские детективы 30-50-х годов: своеобразные юмор, здоровый цинизм, знание своего дела, — всё есть. И тем более разительно на этом фоне выглядит трагедия, — иначе и не скажешь, именно трагедия, — робота, «любителя закатов». Детективу не дано было понять всей красоты заката («хм… закат как закат…»), тепла песка («это всего лишь частицы кремнезема»), шороха волн, зато этим прониклась и насладилась машина, робот Арло. Он немного похож на азимовских «подопечных», и всё же в нём есть что-то своё от Резника. Он напоминает того Санни, «которому снились сны», но необычная профессия, нестандартное поведение и способности, а также лёгкая грусть от финала его истории придают ему особую индивидуальность.

В общем, отличный рассказ, который должен понравиться тем, кто ещё не окончательно зачерствел, тем романтикам, что ещё есть. Тем любителям закатов…

Так начинался по большому счёту Саймак-фантаст. Конечно, здесь ему далеко до себя самого 50-70-х, но сразу заметно, что за Саймаком-приключенцем выглядывает Саймак-философ, пусть пока что ещё «зелёный».

А рассказ неожиданно для меня весьма понравился. Несмотря на то, что он с начала и (почти) до конца построен на жанровых штампах фантастики того времени, определённый шарм в нём всё же есть. Для меня ценно то, что эти штампы не пародийны, а вкраплены строго «по понятиям», и от того сюжет воспринимается вполне достоверно. Забавно, что Саймак не избежал участи многих ранних фантастов и также как они ничуть не стеснялся оперировать масштабами происходящего. Ну да, если отправлять героев в будущее, то уж непременно в самую его даль, — чего мелочиться! – сразу на пять миллионов лет, к умирающему солнцу. И даже факт непреднамеренности этого события ввиду неверной работы приборов не снимает добрую усмешку с губ, такую ;-) .

Мне очень понравилась мысль Саймака о том, что перемещаться во времени можно, но только в будущем направлении. Это моё стойкое убеждение, и хоть оно бездоказательно, но я считаю, что путешествия в прошлое невозможны. Правда, в поздних произведениях Мастер дал такую возможность (например, в романе «Снова и снова»), мне приятно, что здесь он со мной солидарен.

По душе пришлось отсутствие хэппи-энда, в данном случае оправданное полностью. Также позабавил способ достижения победы над сверхмозгом: смех-спаситель и насмешка-убийца выглядят неожиданно и как-то даже жизнеутверждающе, хоть и попахивают немного карикатурностью. В целом, рассказ неплохой, без изысков, но и без халтурки.

Этот рассказ из «Дам…» не произвел на меня того достаточно сильного впечатления, как некоторые другие. Не сразу осознав причины сего факта, пришлось мне перечитать его на второй раз. Ясность почти наступила, мне показалось, что сюжет не достаточно глубок, а текст, даже несмотря на свою внешнюю привлекательность и понятливость, немного тяжеловат: изобилие сложных предложений всех разновидностей порой мешали адекватному восприятию описываемого. Однако следует отметить, что если всё же из прочитанных слов перед глазами вставали визуальные картинки, тогда они являли собой отчётливо-понятные сцены, порой даже загадочно-красивые.

Сюжет в принципе довольно прост и не слишком изобретателен. Три почти одинаковых происшествия с Венишей Мур имеют похожий алгоритм последовательности событий: пошла прогуляться – нашла дом миссис Мабб – побывала в наваждении – очнулась в синяках, ахи-вздохи – мало что помнит. Скучновато, и, в отличие от некоторых других персонажей сборника, участники повествования «Миссис Мабб» не слишком-то располагали к себе. (В частности я не терплю такое чувство как жадность, постоянное счетоводство и «укоры с улыбочкой»).

В общем, при следующем прочтении «Дам…» я, скорее всего, эту историю пропущу, не зацепила.

Чрезвычайно неудачный рассказ, начисто лишенный того остроумия и той легкости, которыми как раз славились многие «путешествия» из этого цикла. Нагромождение идей и предположений относительно будущего вышло какой-то неотёсанной громадиной, от которой тут и там неприличными наростами выступают нелепости и явные промахи. Но самым главным недостатком является то, что от рассказа за версту разит «заказухой» от одного «иллюстрированного» журнала, а я этого ну никак не принимаю и не люблю в принципе.

Притом, на мой взгляд, пан Лем написал картину будущего, в которую он и сам не верит. Всего за шесть лет (думаю, что всё же земных лет и подвоха тут нет) на Земле произошло такое, чего не происходит за полвека, за век, и такое, от чего волосы встают дыбом (так и было с волосами Тихого). Какая-то безумная совершенно сексуальная революция (ну да, заказ-то от Playboy) едва ли не поработила почти каждого на Земле, да ещё и Всемирная сеть, подобных которой много в этом рассказе, просто таки подмяла под себя человечество, превратив их чуть ли не в безмозглых идиотов.

Фантоматизированные личности, холостяцкие «компрессы», таблетки для сновидений, «чем теплее климат, тем холоднее», сетевые негодяи, оплодотворяющие хоть кого посредством телефона и интернета, и ещё с десяток ерундовых невероятных идей, которые смотрятся неинтересными, неуклюжими недоделками, — все они изрядно раздражали.

Притом, я не верю, что человечество настолько отупеет от секса и интернета не то, что за шесть жалких лет, но и за десятилетия, чтобы захотеть жить в таком будущем. Это бредово, неудачно, нелепо, неправдоподобно.

Вообще, научную фантастику я люблю почти поровну с гуманитарной, но поджанр «фантастический научпоп» как-то особо никогда не воспринимал. Этот рассказ — как раз чистой воды научно-популярная фантастическая литература. Конечно, благодаря азимовскому таланту превращать скучные формулы, постулаты и законы физики и астрономии в увлекательное чтиво, рассказ вышел вполне читаемым, хотя без странностей не обошлось. Взять хотя бы тот факт, что модельер, только-только прилетев на Пятую, ни бельмеса не понимал в физике тяготения, а через неделю-другую он уже изъяснялся как заправский ученый, как минимум защитивший докторскую. Ну да, я понимаю, что эмпирическим путем всё познаётся гораздо быстрее, но не до такой же степени. Впрочем, тема вопроса довольно простая.

В целом же, рассказ скучный, без изюминки и на одно прочтение, лучше всего – в пору юношества.

Любите ли вы дождь так, как люблю его я? Как приятно порой промокнуть под тёплым летним ливнем; как замечательно бывает сидеть у окна в грозу и шторм и глядеть, как буйствует стихия за стеклом (я вырос в 20 метрах от берега Байкала, и осенью такая погода обычное явление); как тепло и уютно промокнув, закутаться в мохнатый плед с чашкой горячего чая с малиной… Но сопоставимо ли это с тем, что пришлось пережить персонажам этого рассказа? Смог бы я относиться к дождю с теми же чувствами, окажись я в их шкурах на этой планете? О-хо-хо, не знаю.

Одно дело кратковременные испытания ливнем, когда ты знаешь, что рано или поздно он всё равно кончится, и будет тепло и сухо, и совсем другое эти совершенно невыносимые условия, нечеловеческие, сумасшедшие. Поэтому реакция, эмоции и поступки космонавтов вполне реальны и объяснимы. И, конечно, китайская пытка в сравнении выглядит игрушечной забавой. Нескончаемый ливень раздавливает психику и некоторые сдаются, причем нельзя сказать, что они, те трое, были трусливыми слабаками или безвольными нытиками, нет. Но они оказались менее верящими, менее упрямыми, менее сильными именно духом. “The winner takes it all» и «Кто ищет, тот всегда найдёт», — вот, пожалуй, два основных посыла рассказа.

Брэдбери прекрасно проиллюстрировал напряжение, царящее на всем протяжении истории. Мастер создавать невероятные миры (вспомним хотя бы «Лёд и пламя»), он не ставит и в этом повествовании на первый план достоверность с точки зрения науки, но рассказывает о человеке, во всех его слабостях и силе, обнажая нервы, эмоции, душу. В этом рассказе есть и безволие, и трусость, и неверие, и сумасшествие, но есть и сила, и вера, и целеустремлённость. И есть награда тому, кто дошёл.

Очень хороший рассказ, который можно перечитывать сколь угодно часто, при этом неизменно получая удовольствие. Даже от нескончаемого ливня…

Рассказ написан на той «брэдберивской» высоте, достичь которую мало кому дано. Тонко, лаконично, правдиво показана едва ли не трагедия маленькой девочки, которая всего лишь хотела увидеть солнце. Другие дети тоже хотели его увидеть – где-то в глубине душе тоже хотели, — но она ещё и очень верила в это. Это было что-то вроде мечты. Это было как... голод, как жажда, это было ожидание чуда. Марго действительно очень нуждалась в солнце, чтобы оно на два коротких часа высветило её из этой серой массы других детей. Но детская шалость, приравненная мной к жестокому, циничному преступлению, повесила замок и повернула ключ, оставив то ожидание чуда в темнице.

Как будто Уильям и остальные дети чувствовали, как убого и жалко будут смотреться на фоне Марго в краткие моменты купания в солнечных лучах; они как будто знали, что не смогут в этот миг тягаться с её упоённой, самозабвенной радостью; поняли, что лишь помешав её встречи с солнцем, будут довольны… Но стали ли от этого хоть чуточку довольнее и счастливее?..

Я далёк от мысли, что Брэдбери писал в первую очередь о детской жестокости или фантастический рассказ о нелегкой жизни колонистов на Венере. (Какие дожди на Венере?! Да и при каких условиях солнце может выглянуть на два часа после семи лет заточения за слоем туч, гроз и ливней?). Нет. По-моему, он имел ввиду то, что нужно верить, нужно ждать того чуда, но нужно и оставаться сильным при любом раскладе. Останется ли Марго такой же сильной, чистой и светлой после такой травмы? Хотелось бы верить, что да. Если не улетит на Землю, еще с большей жаждой будет ждать 7 лет солнца. Лишь бы не жила все эти семь лет в страхе, что кто-то жестокий и циничный снова убьет её ожидание чуда…

На мой взгляд, бессмысленный рассказ из категории «прочел и забыл». Что хотел сказать им Матесон, мне лично осталось неведомо. Ну, нечего есть в мире будущего, потому что природу погубили, землю и моря отравили, и что? Об этом писали и до него, и после множество раз. Не ново, но хоть как-то оригинально, пусть даже так неправдоподобно. Матесон повернул последствия бактериологической войны в странную плоскость: по его теории есть натуральную пищу – преступление. Возможно ли такое в принципе? Не знаю, но мне в это не верится.

Вообще, многое в этой истории вышло «как-то не так», начиная с оригинального названия, и кончая названием русским в частности, да и всем переводом рассказа в целом. Footlegger – так Матесон обыгрывает термин «бутлегер» (bootlegger — торговец запрещенными товарами; контрабандист спиртного, если в узком понимании слова), имея ввиду здесь – торговца натуральной пищей, которая в этом времени вне закона. Но весь прикол в том, что никаких «фудлегеров» в рассказе нет. Ну не считать же таковым профессора из 1954 года?! Русское название вообще ни о чем, так, выдернутая из текста реплика. Перевод и вовсе хилый, не интересный – когда на десяти страницах текста 4 или 5 раз встречается в принципе редко употребляемое слово «сладострастно» это о чем-то ведь говорит…

Так что, прочитал – забыл.

«Стрелок и человек в черном»… Как сказал Кинг, «финал начала». Вот они и встретились, но первый же вопрос, который возникает в голове: зачем все так сложно было? И потом: зачем столько испытаний для Стрелка ради этой мимолетной встречи длиной в одну ночь (неделю? Год?), ради расклада из семи карт, ради туманного разговора о туманном же будущем? Ответы, на самом деле, очевидны: затем, что это только незначительная часть испытаний, смертей и жертв, и если бы Роланд не вынес их, то какая ему, черт возьми, может быть Башня?!

Проверка на прочность, тест на выживаемость для души, для разума, для тела, задачки для совести – и я не могу сказать, что Стрелок некоторые из них вынес, вытерпел с легкостью, с достоинством, с чистотой. Делал ли он всё правильно, по совести? Честно, я не знаю. Мог ли он делать это иначе, мог ли поступать по-другому? Однозначно, нет. Однако предопределенность событий ничуть не говорит о том, что Роланд следовал ей слепо, повинно, покорно, фатально. У него были развилки, у него было право выбора, как поступить в то или иной сцене, и он делал этот выбор: иногда мучительно, иногда лишь по усилию воли, но чаще – резко, быстро, без тормозов.

В этой главе много размышлений, много философии, психоделики даже. Немного мутно, туманно, на мой взгляд, но интригующе – что то там будет дальше?..

Для меня эта глава ценна ещё и тем, что из неё я впервые узнал о картах Таро, и это явление очень сильно меня заинтересовало. Настолько, что я всерьез начал изучать философию и внутреннюю сущность этой удивительной колоды не карт, но ипостасей бытия. Настолько, что сам изготовил полную колоду, срисовав изображения со знаменитой колоды Райдера Уайта, ведь известно, что самолично сделанная колода Таро правдива и верна хозяину в разы больше покупных.

И те семь карт и в той именно последовательности, что были извлечены для Стрелка, и должны были быть извлечены, и никакие другие. Хотя тут следует отметить, что карт «Моряк», «Невольник» и «Жизнь», в стандартной колоде нет, но ведь Человек в черном сразу сказал, что в его колоде есть кое-что от него лично.

…А тем временем, часть пути, незначительная впрочем часть пути, пройдена. Легче и спокойнее Стрелку не станет, но разве ж это остановит «последнего крестоносца в этом мире»? Мире, который сдвинулся с места…

«Недоумки-мутанты»… Эта часть «Стрелка» по моим ощущениям довольно странная. Да, динамизма событий в ней почти также много, как и в начальной главе; преследование дрезины мутантами почти такое же захватывающее, как и сцена в Талле; стреляных гильз из двух братьев-револьверов почти столько же; все почти так же, но… не так интересно и эмоционально, на мой вкус. Динамизм здесь несколько другого толка: тягучий и липкий, и он не похож на полет пули, как в первой главе, тут он словно полет стрелы из найденного на станции лука.

Такое ощущение, что Стрелок изрядно вымотался, выдохся и физически, и сами духом. Все его действия как будто бы подчинены сейчас инстинктам, подсознанию, он действует как робот, автоматически. Джейк и вовсе подавлен страхами и ощущениями надвигающейся беды. И не зря… Эта глава гораздо более плотно, чем в предыдущих главах, наполнена внутренней борьбой героев с самими собой, Стрелка же и вовсе преследует по пятам груз «дальнейшей деградации духа», когда совесть промолчит… Глава весьма философична, и я бы даже сказал психологически тяжелая, как для героев, так и для читателя. И в ней очень тонкими штрихами показано, как три мира – Стрелка, Джейка и этот – одновременно близки и далеки друг от друга. В этом есть технологии мира Джейка, с которыми никогда не встречался Роланд, и есть что-то от стрелковской вселенной, что неведомо Джейку. Сдвинутый мир…

Как ни странно и цинично прозвучит, но итог для Джейка, этой «покерной фишки», не потряс до глубины души, ибо всё к тому и шло, и внутренне я был к такому исходу готов, даже в первом прочтении.

В целом же, в одном из каждых четырех прочтений «Стрелка» (а перечитываю я его очень часто), я пропускаю эту главу. Она немного не ровная, и в моё настроение попадает редко.

…Близится финал начала…

«Оракул и горы»… Лично для меня это лучшая часть «Стрелка». Самая середина романа, она как будто аккумулировала растущее напряжение, но пока еще не спустила его с поводка. В ней как бы обозначились нити дальнейшего повествования. Я считаю эту главу самой эмоциональной уж во «Стрелке» то точно, и самой, возможно, поэтичной во всей Саге. Да, поэтика её весьма своеобразная, но в том и вся прелесть для меня. В воздухе витает, как почувствовал Роланд, атмосфера «тревожной чувственности», которая обволакивает и стрелка, и Джейка, и меня при прочтении, и больше всего, после него; вся эта «мягкость мрака» всегда пробирает меня до самого нутра снова и снова, а надо сказать, что именно эту главу я читал десятка два раз, а может и больше, но каждый раз согласен с Роландом, что настроение этой части жуть как «нездоровое».

«Оракул…» пропитан эмоциями так сочно, что хоть выжимай, и их хватит на добрый десяток других книг, но эмоции эти не явные, они пока что сидят внутри и ждут выхода. Страхи Джейка («Вы бросаете меня!?..»), тревога и смятение, граничащие также со страхом перед тяжким грядущим выбором Роланда («Нет…Наверное, нет…») кладут меня наповал как читателя примерно также, как пули из отцовских револьверов стрелка – кролика в траве. Он тушил из него рагу, и Кинг этой главой делает со мной что-то подобное. Тушит, сдобно приправляя бесподобными описаниями окружающего мира в предгорье: ивняк, первые сладкие запахи настоящей травы пьянят меня также, как и чистое пламя костра от реальных дровишек, а не от бес-травы.

Вообще, здесь, у подножия хребта всё по-другому, уже нет опасности умереть от испепеляющего солнца, пыли и жажды, пустыня уже не властвует над путниками, уже не впитает в себя капли их крови, не испарит пот с их лиц – она осталась позади, они прошли её, но это не значит, что станет легче и спокойнее, ведь человек в черном уже очень близко. Даже Джейк чует его запах…

Бесподобна и сцена на Алтаре Проповедницы, и прелюдия её и возвращение Стрелка к ночлегу («Ты болен!..»). Все в ней, от первого до последнего слова ярко, живописно, эмоционально и правдиво, особенно касаемо эффекта и действия мескалиновой таблетки. Пророчество пока ещё туманно, но все же немного приоткрывается завеса тайны и понемногу вырисовывается то, что должно будет произойти и чего Роланду, последнему стрелку в этом мире, никак не избежать.

Эта глава – как поворотная точка, точка бифуркации, когда нужно сделать выбор, и либо реакция будет необратима, либо всё сойдет на нет.

«Но мир сдвинулся, как говорится… как говорилось.

Но теперь он набрал скорость. И что-то случилось со временем…»

Мы немного узнаем со слов Стрелка, что всё это началось 12 лет назад, что-то случилось такое, что повлияло на весь ход событий («…революция…»), и кто-то предопределил Противостояние Роланда и Человека в черном. И они встретились, пока мимоходом, на пару слов, и Роланд сделал свой выбор.

Не мог не сделать…

«Постоялый двор»… Неторопливая (пока некуда спешить…), словно муха на окне, почти монотонная часть романа. Стрелок встречается с Джейком, мальчиком из другого мира в голубых джинсах с заплаткой на колене. Поначалу они бояться друг друга, не доверяют, но вскоре и они, и мы понимаем, что Джейк нужен Стрелку, а Роланд нужен мальчугану. Для чего конкретно – пока не ясно, но все понимают, что их встреча – это часть игры человека в чёрном, часть игры этого мира, в котором убитый в своём мире мальчик жив.

Джейк боится, он всего всегда боится, Стрелок устал, и лишь самодовольная Пустыня вокруг, которая впитывает их соки в себя, и которую нужно пройти вон до тех гор, коих уже достиг человек в чёрном. А пока в пальцах Роланда крутится, появляется и исчезает патрон, мы немного узнаём о Джейке, а потом и о самом Стрелке, когда еще мир был прежним.

Погоня продолжается, встреча с человеком в чёрном неотвратима…

«Стрелок»… Вступительная часть начального романа, на мой вкус, лучшей Тёмной Саги. Огромная история о мире, который сдвинулся с места, о мире, в котором Стрелок, последний из своего племени, идёт вслед и за предначертанной ему Целью. Сага о «мире, пишущем последнюю страницу своей книги». И надо сказать, что мир этот вряд ли имеет себе равных по своей мрачности, безысходности и мёртвости. Здесь всё перевернулось, перемешалось, да так и застыло: голая, прожженная безжалостным солнцем земля, уродливо-лиловое, словно кровоподтёк, небо, и люди – люди ли ещё… уже? – сплошь состоящие из мерзости, гниющих остатков души и плоти существа, мёртвые ещё до смерти, или на вид живые после неё, как Норт.

Крупицы их памяти ещё хранят не знания даже, но сведения из Святого Писания, слова об Иисусе, скудные воспоминания о прежней жизни, но всё это так беспросветно и пустынно, что и вера им уже не нужна, даже в загробную жизнь, райскую ли, адскую ли, — не важно. Кто-то верит в демонов, ведь «это ж совсем другое дело», а кто-то, как Браун, считает, что вот этот мир и есть загробная жизнь…

Мог ли Стрелок быть с ними другим в этом мире, который сдвинулся? До сантиментов ли ему, когда в Талле, в расставленной человеком в чёрном ловушке, на него надвигаются с ножами и палками 58 жителей деревни? До жалости ли ему, даже когда его револьверы говорят на Высоком Слоге и кладут пачками детей, стариков и … Алису, женщину, с которой ложился в постель, и которую не раз ещё вспомнит дальше? Мог ли он уйти раньше на день-два, а не устраивать эту бойню? Не мог, ибо это было частью игры.

И кровь пролилась, не в первый раз и не в последний. Ибо есть Цель, и к ней нужно идти. Через пустыню, через смерть, через мир, который сдвинулся с места…

Простенькая, хоть и довольно-таки жутковатая история. Рука Карающая, воздающая по заслугам предателю и хвастуну, — это всё так верно и справедливо, что вряд ли у кого-то повернётся язык осудить чернокнижника (куда уж ещё-то…) или Кейна за его вынужденное бездействие, и так же вряд ли кто-то пожалеет того, кому Десница отомстила. Хотя, в сущности, с обстоятельствами этого дела читателю можно было разобраться поподробнее, но ему даётся лишь конечный итог предательства и отмщения, без подробностей о личности колдуна и его прежнего знакомого. Кейн же и вовсе здесь лишь сторонний наблюдатель, по чистой случайности посвященный в разгадку этой вполне мистической истории.

Не сильно убедительно, но, опять же, весьма ровно и внятно написано.

Незатейливая по большому счёту история о высокой морали, цене и плате за содеянное. За всё в этой жизни нужно платить, в том числе и за совершенные злодеяния, — особенно за них. Соломон Кейн, пуританин, безжалостно наказывает преступника, руководствуясь теми принципами борца за справедливость, из которых он собственно и соткан. Немного напыщенно и пафосно воспринимаются его действия при первом прочтении-знакомстве с этим, несомненно, харизматичным персонажем, но чем дальше его узнаешь, тем больше ему веришь, что ли. Да и вся история написана так просто, но так классно, что первые сомнения улетучиваются без следа. Выверенное до словечка, точное, емкое повествование пришлось по душе; сюжет построен плотно, динамично, дух той эпохи, когда рыцарство ещё было в чести, а не просто словом, передан истинно.

Что показалось неуместным, так это выделенные заглавными буквами некоторые слова и мысли персонажей, я как-то и сам могу сделать акцент на чём-то важном, но в целом мне понравилось.

Филипп Фармер в этом рассказе показал себя отличным писателем-пилотом: полёт мысли, которым он управляет в этой истории, воистину великолепен, он смел и высок. Даже будучи не самым большим почитателем жанра альтернативной истории, я сражён наповал, в особенности финальными аккордами. Земля параллельной Вселенной по Фармеру интригует своей невероятностью, кажущейся невозможностью самого своего существования, но, несмотря ни на что, в эту Землю непременно веришь! И написан рассказ отлично: непринуждённый разговор монаха с двумя моряками передан так искусно, что за ним почти не слышен грохот Океана и почти незаметно, как каравеллы близятся к своему неотвратимому грядущему.

Сцена на корабле вообще написана классно, особенно образ брата Проводка, который хоть и немного карикатурен, но мелкими штрихами и деталями рисует собой замечательную и органичную картинку. Да и вообще, вся идея рассказа великолепна, от частичек под названием «херувимы», что несут слова через мили Океана, до собственно альтернативной экспедиции Колумба. Высший класс!

Первый же выбранный наугад рассказ Филиппа Х. Фармера на поверку оказался отличной вещицей. Изобретательная, острая футуристическая драма понравилась многими составляющими, начиная с оригинального, интригующего названия (порезанный порционно мир, время, пространство перенаселённой планеты приманил как магнит), и, финишируя более чем интересной концовкой, которая хоть и угадывается, но лишь в общих чертах (нюанс с «влиятельным психиатром» был лично для меня неожиданным).

Рассказ хорош ещё и тем, что даёт богатую пищу для размышлений. Захотелось представить этот мир, порезанный на кусочки. На первый взгляд ничего пугающего и отталкивающего во всём этом нет: ну живет человек «посменно» — «день-через-шесть» — не страшно, и даже вполне можно приспособиться, расслабиться и получать удовольствие; можно более рационально планировать отведённый тебе день недели, и тому подобное. Но в целом, в общепланетарном масштабе, мир этот живёт в семь раз медленнее обычного, живёт своим одним днём, без особого прицела на будущее, и вот это и страшно. Обнадёживает, что ещё осталось место для любви и приятия, хотя, в принципе, и для цинизма оно тоже нашлось.

Интересный рассказ, подходящий для знакомства с автором. Я бы, может быть, добавил ему серединки со всяческими сложностями и мытарствами в каких-нибудь удушающих подробностях, чтобы достижение мечты Тома казалось более трагичным и сложным процессом, чтобы соответствующий нервный градус был повыше, но автор посчитал, что с Тома достаточно и так, значит – быть посему.

Загадочный рассказ. Приятный, немного жутковатый, но, как (почти) всегда у Геймана, психологически достоверный. И написан он отлично, все слова к месту, все чувства и переживания точные и правдивые. А всё это оттого, что я снова поверил Гейману. Поверил в то, что так могло быть на самом деле; поверил в то, что Нил тоже был мальчишкой, настоящим мальчуганом в детстве; поверил в то, что это самое детство у него действительно было; и детство было по-настоящему мальчишеским, а не прилизанным, пресным и стерильным: с порванными шортами, с футболом, с шалостями на запретную тему, с самоутверждениями, с детскими страхами и смелостями. Ведь посмотрите: маленький эпизод из жизни обыкновенного парнишки, но как это описано! Точнёхонько в цель! Ну, и, конечно, добавляет интереса рассказу мистическая подоплёка и ударный, не тривиальный финал, которого я лично никак не ждал увидеть…

Этот далеко не первый прочитанный мною у Геймана рассказ почти не оставил как прежде послевкусия – ни приятного, ни неприятного. Разочарован ли я? Нет, ни в коем случае, некоторого рода шарм в нём всё же присутствует. В восторге ли я? Да не особо. О чём он? Хм… можно сказать: «да ни о чём…», а можно выразиться явно противоположно, мол, «О-о! шикарно!..». Ясно одно – этот рассказ мало мерить категориями «понравилось/не понравилось» или, ещё того хуже, «понял/не понял»; его нужно прочувствовать и если это не удастся, то могу предположить, что мнение о нём будет выражаться фразой, что он какой-то … неопределённый, не внятный что ли. Но вряд ли это мнение будет верным.

Мне представилось, что эту историю можно сравнить с морем в серую бурю, когда всё тайное со дна поднимается наверх, перемешивается, бурлит, и ухватить в мутной пучине что-то не так просто – вот оно вроде в руках, но одно неловкое движение, и это что-то, поднятое со дна, снова исчезает водной мгле. В этом рассказе ухватить основную мысль также проблемно, чему явно способствует внешняя простота и предельная вроде бы ясность изложения. И это при всём при том, что вопрос-предложение, вынесенный в заглавие рассказа, ответ получает уже на первых страницах. Как? – да просто – «С ними надо разговаривать», и далее по тексту потом добавляется: «… и ещё – слушать». Энн всё так и делал, разговаривать пытался (неловко, неумеючи), и слушал. А вот то, что он услышал от трёх разных девушек, это уже отдельная тема для разговора.

Их рассказы о себе, о кусочках своего прошлого, о предназначении и роли только с виду, мягко говоря, странные и непонятные, «ни о чём», но в самом деле при внимательном прочтении складно дополняют друг друга, являясь частями одной истории. И вот тут я бы снова посоветовал будущему читателю «прочувствовать» эти строки. Да, они довольно туманные на первый взгляд, но именно от них рассказ хоть немного искрится, хотя в целом же он не самый сильный у Геймана. Так мне почувствовалось, но, возможно, ощущение может поменяться со временем и при последующем перечтении этой истории.

Что касается собственно конкурса, качества или различий переводов, то могу с уверенностью сказать: ничем принципиально существенным ни представленный перевод, ни (более или менее) официальный-книжный не отличаются, и там, и там есть недочёты, но всё же перевод, представленный в рамках «проекта» более живой, более подвижный что ли.

Восхитительная вещица! Воистину, на мой вкус подобные истории шедевральны! Так перевернуть с ног на голову старые, заезженные, многим знакомые мотивы мог только Гейман. При этом он ничуть не издевался над известными персонажами английских сказок, не паразитировал на сюжетных линиях, но создал совершенно оригинальную, изысканную поделку, искромсав на кусочки дюжину расхожих историй и соединив их в новом, приятственном виде по-своему.

Полученный результат в виде крутозамешанного детектива со всеми его необходимыми атрибутами и в соответствии с канонами жанра превосходен. Рассказ умный, и даже остроумный, в нём прекрасно соседствуют чёрные, сальные шуточки и тонкий юмор, кирпичики сюжета составлены безукоризненно, изобретательно и смело. Блеск!

Мне с этим рассказом повезло трижды. Сначала в том, что со «Сказками матушки гусыни» я был знаком ещё со школы – читали на уроках английского в оригинале, так что «вдохи новой жизни» в известных персонажей от Геймана я принял со знанием материала и с пониманием к происходящему. Но даже если бы я не знал первоисточника вдохновения Нила, мне повезло во второй раз с тем изданием, что попалось мне: это сетевой перевод с предисловием переводчика, в котором приведены цитаты из тех английских стишков для детей, дабы неосведомлённому читателю рассказ достался в удобоваримом виде. Ну, а в третий раз мне свезло в тот момент, когда и прочёл «дело сорока семи сорок»: на ту секунду я несколько подустал от Геймана, и мне срочно нужно было от него что-нибудь свежее, бодрящее, яркое, и… ву-а-ля! – эта восхитительная вещица! В общем, всё сошлось в лучшем виде, и я получил от рассказа истинное удовольствие.

Может быть, я слишком многого ждал от этого романа, но впечатления от прочтения довольно сдержанные. Интересно, но не увлекательно; масштабно, но не грандиозно; широко, но поверхностно. Вот первые мысли. При более глубоком анализе и обдумывании на первый план выходят подробности в виде достоинств и недостатков, которые, впрочем, настолько не однозначные, что трактовать и обратить их можно, что в одну сторону, что в другую. Думается мне, это главная особенность «Спина» Роберта Ч. Уилсона.

Взять хотя бы в качестве примера тот слог, стиль изложения, которым написан роман. Сухой, академичный, но выверенный до каждой буквочки, в нём нет ни лишнего, ни недосказанностей. Он почти абсолютно бесстрастный, эмоциональный такую малость, какая вообще способна присутствовать, чтобы тянуть сказанное. Но как к этому относится – это плюс или минус? Что до меня, так это минус, но иной читатель отметит этот факт сухости повествования невероятно уместным и единственно верным. Но я-то думаю, что такие события, подобные «Спину» — грандиозные, всеобъемлющие – нужно показывать более страстно, более живописно, более ярко, более визуально.

А так, что мы имеем? – в какой-то степени даже отстраненный, как бы далёкий текст, хоть он и выходит из под пера непосредственного участника событий, с максимальными подробностями в описании действий, движений, жестов, мыслей, но с минимальным набором остроумных слов, ярких сравнений, живых метафор. Их на весь текст едва ли наберётся с полдюжины, но ни одна из них не врезалась в память. Даже смерти персонажей, даже смерть самого Джейсона, подаётся в записях Тайлера Дюпре как-то обыденно, мимоходом, не эмоционально. Уместно ли это и правдоподобно ли, учитывая всю специфику тематики? – может быть, но я всё же всегда за большее количество нерва, эмоций, градуса, эти штуки никак не испортили бы роман.

Но не всё в книге описано подробно, детально и правдоподобно. Главная проблема для меня в том, что та главная, заглавная даже я бы сказал вещь – само это явление с чьей-то лёгкой руки названное «Спином» — подана, в общем-то, вяло и малоинформативно. И это даже при том, что отличная задумка и новизна идеи, несомненно, присутствует. Но то ли сам Уилсон до конца не продумал теорию спина, то ли обошёлся без подробностей сознательно, однако же мне явно не хватило веры для принятия, и главное – для приятия, описанных событий как данность и в должной, безраздельной мере.

Нет, ну скажите на милость, как я могу во что-то поверить, понять это «что-то», прочувствовать, если даже при описании «Спина» Джейсоном, главным знатоком этого явления, в его уста вложены не ясные мысли и слова, типа, «…мы думаем, что это выглядит так, или как-то в этом роде…». Такое на веру не принимается, и проникнуться оригинальностью идеи я до конца не смог.

Если же вообще говорить о тех идеях и новинках, которые должны непременно быть в наличии в хорошем НФ-романе, то их тут раз-два и обчёлся: сам Спин да репликаторы, вот, пожалуй, и всё. Арку я в расчёт не принимаю, мне показался этот ход выхода из проблемы неудачным. После всего пережитого, после всех смертей и трагедий человечества она выглядит на их фоне каким-то сказочным, нереальным явлением, не вяжущимся с общей тональностью романа.

Было и ещё несколько моментов, которые я лично подверг немалому сомнению в достоверности, например, всю эту «марсианскую» часть книги. Уж больно всё гладко прошло, как задумывалось человеком, без сбоев и неудач. Вообще, мне показалось, что весь роман Уилсона пропитан весьма сильно верой в человечество, в его благоразумность, целеустремлённость, практичность, как-то по-хайнлайновски оптимистично. Посмотрите, как быстро оно мобилизировалось, объединилось на поиск выхода из положения. Насколько это оправдано? Не знаю, я не такой оптимист, но ладно, соглашусь хотя бы для того, чтобы история не выглядела вовсе уж беспросветной.

Что касается персонажей, то к ним я могу адресовать те же претензии, что и к стилю повествовании: вялые, бесстрастные, почти не живые. Исключением являет собой лишь Джейсон, и, как это ни странно, его мать Кэрол. Остальные же слишком подчинены разуму, но не сердцу. Прагматичные донельзя в своих стремлениях, жизненных позициях и стилях жизни. Даже Диана, показанная в начале романа в свои 13 лет вполне взрослой и благоразумной, даже циничной малость, и ударившаяся в религию секты, — кто это, как не яркий представитель приверженности расчёту, практичности? Ведь её религия, вера её и других сектантов «Нового пришествия» не была чистой, честной, искренней верой ради веры, а лишь ретушью страха перед катастрофой. Легче и проще всего, удобнее и практичнее было «бояться вместе», и так и было.

Образы И-Ди, матери Тайлера, Ины, Молли и некоторых других персонажей мне также показались поверхностными: эмпатировать, и уж тем более симпатизировать им мне не хотелось; впрочем, как и испытывать отрицательные эмоции к ним. Но, строго говоря, Уилсон и не пытался возбудить к ним моё стремление узнать их лучше, сопереживать им; всё описано так, как это и есть на самом деле — все события случившиеся с персонажами есть свершившийся факт, и ничего уже не изменить. Разве что Джейсон возбуждал немалый интерес к себе, было интересно ждать от него каких-либо действий и мыслей, и надеяться на исполнение его начинаний. В нём угадывался тот притягательный твёрдый стержень в достижении цели, его тяга к знаниям ради знаний подкупала, его искренняя дружба с Тайлером приятствовала чтению. Что же до самого повествователя, Тайлера Дюпре, то он, к сожалению, не цеплял. Всё-таки по большому счёту он почти всю свою жизнь был придатком Джейсона и его дел, плыл в фарватере его устремлений, плыл спокойно, размеренно, не торил себе путь сквозь тернии жизни. Определённая независимость, конечно, наличествовала, но в целом он показался мне несколько аморфным, хоть и не без «себе на уме». Но это скорее вопреки, а не для.

Может показаться, что столь критичный отзыв показывает, что мне не понравился «Спин». Это отнюдь не так. Понравился, он не до восторгов. Заинтересовал, но не увлёк, это да. Роман умён, но не глубок. Он строго выписан, его элементы и главы подогнаны, выверены безукоризненно и с предельной точностью, изложение событий ровное и цельное, на очень хорошем уровне, всё строго, правильно и крепко, но… Каких-то сверхъидей я для себя не отметил, на цитаты не разобрал, в Уилсона как писателя-фантаста пока что не влюбился, как это было с Джоном Райтом, например.

К прочтению, безусловно, этот роман я порекомендую, но от гарантий, что «Спин» Роберта Ч. Уилсона вам понравится, потрясёт, удивит, воздержусь.

До этой повестушки ничего более параноидального я не читал. Совершенно шизоидная вещица, дочитал которую я из принципиального интереса к тому, ради чего весь этот бред был создан. Я далёк от мысли, что такое впечатление у меня сложилось от того, что я чего-то там не понял. Поверьте мне, здесь и понимать нечего. Изучение сновидений – задача архи-интересная, но так, как она подано здесь – это верх бесвкусия и абсурдности. Дебильные, иначе и не скажешь, слова, мысли, поступки персонажей, до краёв наполненные шизоидной болезнью, марихуаной и крайностями контр-культуры; бессмысленные диалоги, понять которые, будучи здоровым человеком невозможно; странные мягко говоря теории и идеи, согласно которым сон — это благо (несомненно), ибо только во сне не вершатся плохие деяния, и как частность – войны… Каково, а?

Добавьте сюда ещё содержание снов, замешанных на каких-то переломанных костях, скрипучих суставах, размягчённой плоти и прочих весьма неприятных вещей. Плюсуйте сюда же манеру персонажей разговаривать – это не разговор, не диалог даже – это нечто сублимированное до такой степени безумия, что диву даёшься, как это вообще может прийти в голову; это что-то такое словоблудное, пустобрёшное и почти бессмысленное, что уразуметь неподготовленному мозгу суть не представляется возможным. Ну, скажите на милость, как можно спокойно и понимаючи относиться к такому диалогу:

« …Если дьявол – огонь,

то как же жарко на седьмом небе? (*это типа стихи)

-- Мне трудно вникать в политику и теологию на больной желудок. По-моему, от забаглиона (* это то пойло, что персонажи пили в забегаловке) у меня возрос птомоин.

-- Птомоин… Замечательное слово. Оно наводит меня на мысль создать шуточную песню про туристов, которые едут куда-нибудь в Испанию. Вот, послушай: «Птомоин в Испании падает дождём на…»

А как вам такая мысль:

«Научность – не для меня… Вот говорят, что наполненный горячим воздухом шар поднимается вверх согласно закону Бойля, какой-то гравитации и тому подобное. Я считаю, что наш шар поднимается из-за подпитки солнечной спермой… Моя собственная голова, из неё Солнце так сильно сосёт энергию, что приходится почти всё время напрягать шейные и плечевые мускулы, чтобы удержать её там, где положено…». И так далее и тому подобное.

И вот из такого подобного состоит всё произведение, я ничуть не утрирую и не драматизирую. В итоге складывается картина, с которой живопись Иеронима Босха выглядит рождественскими, сказочными иллюстрациями.

В общем и целом, это первый случай, когда я говорю потенциальному читателю без обиняков: не читайте эту вещь, проходите мимо, дабы не засорять свою голову этой поделкой-подделкой с претензией на научность и свежесть идеи и исполнения.

Оценка «2», а не «единица» в моём случае только от того, что какая-то мысль всё же присутствует, но исполнение её непотребное.

К своему немалому удивлению, с каждой прочитанной у Сюзанны Кларк историей, я всё больше проникаюсь симпатией к ним. Вот и эта мне очень понравилась. Остроумная сказка, пронизанная нитями тонкого английского юмора и наполненная просто великолепными, ёмкими, точными, живыми описаниями персонажей и окрестностей английской глубинки, запомнится, впрочем, не просто как сказка, но как серьёзная и строгая литература.

Конечно, немного непривычно снова (первый раз это было в рассказе о тёмном эльфе-вдовце) увидеть эльфа совсем не таким, каким нам его изобразил Профессор Толкин. Хитрым и довольно таки циничным товарищем предстал перед нами Том Ветер-в-поле. Эльф, не слишком трепетно относящийся к своим детям, внукам, не признающий племянников и прочих родственников, встречается не так уж и часто. А самое забавное в том, что как я понял, больше-то его интересует сам процесс «производства» детей, нежели их воспитание. Надоела жена – запереть её в дальних уголках замка; понравились аппетитные формы миссис Уинстенли – хехе, не проблема, даром, что мужа можно сплавить смотреть как строится волшебный мост. В общем, хорошо быть эльфом, — гораздо легче и приятнее, чем, скажем, преисполненным долга и приличий, еврейским доктором. Впрочем, образ его не сильно удался, по-моему. Хотя, возможно, что такое впечатление возникает на фоне яркого и сочного Тома, а может быть, это истинный образ человека подобного склада времен английской королевы, такой неприметный и пресный.

В остальном же, всё на высоте: и сюжет, и персонажи, и слог – особенно слог, поэтому продолжу знакомиться с этим сборником и дальше.

Впечатления от этого рассказа можно выразить словами из его последних строк: «…они заплатили за то, чтобы их напугали до ужаса, и, прокатившись на «Пуле», точно знают, что деньги потрачены не зря». И пусть в моём случае потрачены не деньги, и даже не время – эти полчаса на чтение совсем не жалко, ведь написан рассказ действительно хорошо, но куда девать мои обманутые ожидания? Хотя, с другой стороны, Кинг обманул не одного меня, но и своего героя Алана Паркера, а потому всё же не так досадно.

Появление этого мертвяка на «мустанге», предположил я, вот оно то, что пощекочет мне нервишки. И поначалу так и было: напугал меня этот шитый-перешитый Джордж Стауб, как и Алана, изрядно, да ещё и предложил (нет, — заставил) сыграть в свою игру с этим зловещим выбором совести «чью жизнь отдать» ему. Игра эта по ходу действия вдруг оказалась блефом, что немало подпортило впечатление. А выбор Алана, кстати говоря, понятен и даже осуждению в общем-то не подлежит. Просто ко всем тем его метаниям, сомнениям, мукам совести и оправданиям своего решения отдать материнскую жизнь вместо своей, я бы прибавил ещё одно обстоятельство: ему легче было бы жить с осознанием своего низкого предательства, чем с тем, что, если бы он выбрал себя на заклание, об этом добродетельном поступке всё равно бы никто и никогда не узнал. Человеческая алчность к тщеславию неистребима.

Хм… Сказал я в начале, что Кинг-де обманул меня, подсунув во второй половине не развитие страшилки с мертвяком, а назидательно-морализаторскую притчу о том, как важно быть внимательным и чутким к своим родным всегда, пока они живы, пока им это действительно нужно, а не только в момент их ухода, — сказал, а сейчас подумал: нет же, Кинг меня не обманывал, я сам себя обманул, ожидая обычного ужастика, а получив этакую бестелесную пощёчину – вспомни о родителях. Но недаром Кинг заканчивает историю вполне позитивно, как бы говоря нам: вот, смотрите, иногда это кончается хорошо, но может случиться и так, что кто-то скажет «увы, сделанного не вернёшь, после драки кулаками не машут». А выбрать нам даётся очень часто по жизни: посвятить своё время тем, кто этого ждёт, или на самого себя, и не всегда получается быть в ладах со своей совестью…

Не нашёл для себя в этом рассказе интересной изюминки. Немножко улыбнулся, и всего лишь. Не совсем уловил логическую связь между разрушенной молитвенной мельницей и всеми остальными событиями, предшествовавшими Армагеддону. Если это просто литературный трюк, аллегория, то с таким же успехом можно было написать, к примеру, так: «А в это время в Урюпинске произошло событие, ставшее последним звеном в цепи. Трамвай №1 не вышел на маршрут…». Как-то так. Может, я чего-то не знаю, поэтому не понял – поэтому удовольствия особого не получил. И всё же этот рассказ оказался для меня ценным в том плане, что с его помощью я узнал о таком понятии, как молитвенная мельница буддистов и как сие выглядит (лишь отдалённо напоминают они собой мельницы, а более всего барабан с иероглифами). Но какова их ценность и роль в рассказе для защиты мира от пришествия Сатаны, осталось мне неведомо…

Жёсткий, даже я бы сказал, злой рассказ. Настроение его созвучно с теперешним складом характера и образом мыслей Старухи Келвин, который со времен ее наивно-оптимистических взглядов молодости трансформировался в принципиально противоположном направлении. Прежнюю наивность и веру в непогрешимость роботехники сменил электронный излучатель в кармане, а оптимизм первоначальных идей по очеловечиванию позитронного мозга сменился пусть и не явно выраженным, но всё же страхом. Страхом перед тем, что эти на первый взгляд безобидные сны роботов (равно как и само их появление) превратятся в нечто пугающее для человека, в потерю власти над теми, над кем хотелось властвовать.

На этом фоне Линда Рэш выглядит словно воспоминание о той Сьюзан Келвин, что была в других историях. Горящие глаза, свежие, смелые идеи, задор – вот что выгодно отличает Линду. И тут я не могу удержаться от того, чтобы не покритиковать один из переводов. Ну зачем, скажите на милость, надо было переводить фамилию «Рэш», да ещё, извините за каламбур, так топорно. «Тороп» не может сказать ничего даже читателю данного рассказа, что уж там говорить о тех, кто его не читал — они просто пройдут мимо этой косноязычной фамилии и не придадут ей никакого значения. Гораздо симпатичнее в этом плане выглядит другой перевод, в котором значение фамилии даётся примечанием, мол, Рэш – в переводе с английского «опрометчивый, торопливый, необдуманный…». А Тороп… Хм… А почему не Опромет, или не Необдум? :-)

В целом же, рассказ хороший, с искоркой, остринкой, психологический, в моём вкусе. И ещё: в фильме «Я, робот» этот рассказ пересказан великолепно пятиминутной сценой, так, что при прочтении возникали образы именно из фильма…

Презабавный рассказ! Насквозь пропитав его добрым юмором, лёгкой иронией к своим персонажам, Желязны преподнёс нам отличную историю в духе, схожем по атмосфере с «Вариантом Единорога» и «Здесь водятся драконы». Дракон-неудачник и рыцарь-неудачник сами по себе, в отдельности ничего собой не представляют, но, как известно, минус на минус даёт плюс, и вместе — «мы банда». Одна голова хорошо, а две (а если у дракона их три, то четыре) – лучше, и можно вполне сколотить недурственный бизнес, впрочем, больше похожий на «театр мошенников».

А что, все составляющие успешности дела налицо: свежая идея, мастерство игры, доверчивая публика для будущих «спектаклей» и, главное – искренняя дружба главных героев. Они стали единым целым и пусть они – мошенники с большой дороги, но разве в их варианте это преступление? Нет, и ещё раз нет! «Покуда есть на свете дураки, обманывать их стало быть с руки», — это и будет рекламным слоганом их совместного проекта — бизнеса рыцаря Джорджа и дракона Дарта.

Неплохая поделка на первый взгляд. Обдумав же историю, прогнав её снова через мозг, находишь в ней некоторые несуразности и непонятности, которые можно простить, если принять как данность, что рассказ о сверхъестественном; и которые нельзя не заметить, если классифицировать его как описание пусть и фантастических, но вполне себе реальных событий будущего Земли. Я к однозначному мнению не пришёл, слишком мало для этого сколько-нибудь ясных намёков. Понятно, что ключ ко всему – Считалка, но кто (что?) он? Реально осязаемый человек («…настоящий усталый старик…») или всего лишь голограмма, продукт технологий («…я так запрограммирован…»)? Я не совсем понял это, как и то, каким образом он проделывал эти трюки с перемещением детей (ни о каких кражах речи нет и в помине), предположив лишь, что те цветные квадратики это нечто вроде области портала. Но как он определял, поверил ребёнок или нет?..

Вообще же, рассказ на любителя, да и то «под настроение». Нравится вам такая тема, свежи для вас представленные мысли («ребёнок как уникальность сущего» — для меня лично нет), — читай и получай удовольствие; а нет, так дочитывай скорее и переходи к чему-нибудь другому…

Как говорят некоторые знатоки, это – рассказ-стихотворение. Я впервые попробовал такой продукт, причём последовательно в двух вариантах – официальном книжном переводе и неофициальном сетевом, а также пристально сверил их с оригиналом. Бог ты мой, скажу я вам, это нечто! Я вполне понимаю, что привычных представлений о стихотворении как таковом a la Лермонтов с его необходимыми составляющими типа рифма, ритм, размер etc даже в оригинальном тексте нет – всего лишь поэтичное изложение (знающие люди наверняка применят к этому явлению какое-нибудь энциклопедическое определение; «стих в прозе»?) неких правил поведения в сказочной стране. Но то, что находится внутри переводных текстов, это иначе как беспределом и не назовёшь. Сетевой, к примеру, это чуть ли не подстрочный автоматический перевод, больше похожий на выкопировку прохождения какой-нибудь игры-бродилки: поди туда, поговори с тем, выбрав нужные фразы из списка, возьми это, отнеси туда и прочее, но он хотя бы близок к тексту оригинала. Этого никак нельзя сказать о переводе из книжного варианта: куча нестыковок и придумок режет глаз и правильному пониманию «наставлений» отнюдь не способствует.

В общем, какой раз уже закралась ко мне мысль подтянуть свой английский до приличного уровня, дабы не зависеть от прихотей переводчиков.

По существу же «Наставлений»/«Инструкций» скажу так: ничего особенного. Гейман лишь собрал воедино множество штампов и основные ходы, используемые в сказочных историях, и только лишь последние несколько строк заставляют подумать об этом творении Нила более вдумчиво. Что-то в них есть…

Это, конечно, анекдот, а разбирать по косточкам анекдот, подвергать его какому-либо анализу – занятие циничное и кощунственное, польза от которого не только сомнительна, но даже и преступна. Здесь, на мой взгляд, важна первая реакция, ведь она самая искренняя. Понял «соль» — посмеялся, улыбнулся – хорошо, не понял – пожал плечами и пошёл дальше. По поводу этого микрорассказа: я понял, я улыбнулся, но не более того. Забавно и всего лишь, тем более, что у Брауна есть вещи и более остроумные. Вообще-то, меня больше всего покоробили слова о том, что «глаза, только что излучавшие радость, наполнились страхом». Страхом. Мне непонятно это чувство в отношении Бога; в Него можно верить или не верить, можно преклонять колени и склонять голову в знак всемерного почтения, но бояться... это, по-моему, чересчур. Как-то фальшиво, что ли, неестественно…

Очень добротная, щемящая душу и нервы, история. Построена она на том, что человеческий страх перед чем-то неведомым и загадочным – величина постоянная касаемо его наличия (он, страх, по-моему, присутствует всегда), но одновременно и переменная в плане того, что он зачастую трансформируется во всеразличные проявления или маскируется и прячется за другими чувствами. Вернее, это сам человек трансформирует и маскирует страх во что угодно: в интерес, в раздражение, в гнев, в трусость, в нарочитое игнорирование и прочее. Вот и мисс Кин прошла многие стадии и вариации своего страха перед теми телефонными звонками: от раздражения и вялых попыток разобраться в них, до обволакивающего, липкого, парализующего чувства, когда уже нельзя не снять трубку, и нельзя не выслушать зловещую тишину на том конце провода.

Она боялась и не хотела этого делать, но раз за разом снова снимала трубку и страх, пролетая по телефонным проводам, всё больше и больше поселялся внутри неё. И нельзя уже просто выдернуть шнур из розетки, и невозможно уже не снять трубку, и нет уже ни сил, ни желания крикнуть в неё: «А знаешь что, кто бы ты ни был? Иди-ка ты к чёрту со своими звонками!». Страх поселился в ней, и страх говорил с ней с того конца провода: сначала молча, потом неуклюже, невнятно, а в конце – отчётливо и мерно, и эти несколько слов были плотными и тугими, словно отсчитываемые удары сердца. Последние удары тук-тук в тяжёлой, удушливой тишине, имя которой – Смерть…

Действительно жутковатая вещица получилась, вспоминать которую буду при каждом трезвоне телефона…

Психологически очень тонкий и верный рассказ. Вся история передана таким словом, что, несмотря на всю свою парадоксальность, абсурдность и нелепость, веришь в описанные события безраздельно. Эмоции показаны точно, выверено, уместно: их перемены от раздражения через непонимание и неприятие ситуации, мимоходом с тупой злостью и агрессией, до широкоглазого ужаса весьма осязательны. Трясущиеся руки, выступивший пот на лбу, холодок в животе, покалывание в позвонках, игнорирующее молчание полицейских, их глаза, одежда, беззвездное небо – всё это крупицами создаёт неповторимую гнетущую атмосферу надвигающейся беды. Тревожное напряжение нарастает в прогрессии, тугая тетива нерва натягивается до предела ближе к финалу, чтобы с резким звуком «хыыыщщщ» выпрямится, освободится, спустить, наконец, стрелу-смерть – смерть нелепую до безумия, горькую до отвращения, из-за такого незначительного проступка. И хотя особой приязни Матесон к своему герою почему-то не испытывает, называя его толстяком, тушей и прочими нелицеприятными словами, однако же даёт читателю использовать своё право на жалость и сострадание к нему. Впрочем, эти чувства в данном случае бессмысленны и тщетны, ибо всё уже для бедолаги решено…

То, что Нил Гейман большой хитрец по части создания интриги и нагнетания интереса читателя к его (даже) будущим книгам это для меня не секрет. Вот, поди ж ты, написал в своё время очень приятную историю «Когда говорит Октябрь», где мимоходом ввёл в повествование мальчика с кладбища, потом уже целый рассказ («Надгробие для ведьмы») сделал частью очередного сборника, и получили мы на выходе что? – правильно – осознанные и ощутимые потребность и желание дождаться того, для чего упомянутые рассказы были лишь затравкой, приманкой и наживкой для читателя, которые он (и я, конечно) с превеликим удовольствием проглотил.

Согласен со всеми, кто счёл название русского издания «История с кладбищем» весьма неудачным. Ни о чём не говорящее, чуждое содержанию книги, анти-аллюзорно всему тому, о чём хотел сказать оригиналом Гейман. Ляп очевидный, но за всеми прелестями книги игнорируемый почти полностью.

«Книга кладбища» — книга хорошая, очень хорошая, но, «съев» её в один присест, я оказался немного разочарован. А всё потому, что после такого вкусного и лёгкого, но, к сожалению, не очень сытного блюда, я остался чуток голодным. Мало! 8 интересных, добрых и разных историй, а сколько можно было бы сочинить ещё! Я, конечно, надеюсь, что когда-нибудь Гейман напишет ещё что-нибудь о Никте Оуэнсе (не хочу даже слышать, что не напишет!) и таки утолит мой голод, но пока что слопал что было.

Книга поучительна и умна настолько, насколько по-настоящему хорошая книга, написанная взрослым в первую очередь для детей, может быть поучительна и умна. Она такая. Её можно читать себе и детям, но только лишь читать – мало: её надо слушать и, главное — слышать. Её. Себя. Ребёнка. Нужно понять, что огромный мир вокруг бывает жесток и опасен, но нужно понять ещё и то, что задача каждого взрослого сделать так, чтобы жестокости и опасностей было меньше. Нужно понять, что Гейман лишь цитирует всё то, что уже не раз говорили другие мудрые люди раньше, но нужно и понять, что он говорит это в очередной раз, а что меняется?..

«Не те родители, что родили, а те, кто вырастили» и «Не бойтесь мёртвых – живые страшнее» — вот, пожалуй, два основных посыла, на которых основана эта история. Всё остальное в ней – увлекательные приключения, загадки древности, нравственные учения, потусторонняя жизнь, – лишь антураж, довесок и доказательства тех истин. У каждого человека есть мир вокруг него, но ведь у каждого это маленького мира вокруг есть другой – большой Мир. Так же как Никт в итоге ушёл в большой Мир, так и каждый из нас несколько раз за жизнь делает это, прощаясь с милыми сердцу местами. В этом и состоит прелесть жизни – жить разнообразно, живо, ярко, желать, искать и находить большего и лучшего.

Мы узнали Никта в грудном возрасте и видели, как он с каждой главой-историей взрослел, но всё же оставался ребёнком; как он менялся, но оставался прежним: добрым, чутким, отзывчивым мальчишкой. Именно таким, каким его воспитали обитатели (зачёркнуто) жители кладбища, каким его научил быть мудрый и сильный Каа-Сайлес. Он, кстати, получился, пожалуй, самым интересным и интригующим персонажем, не считая Никта Дориана-Оуэнса; он оказался… более живым, более осязаемым что ли, несмотря на всю свою потустороннюю, вампирскую сущность. А ещё мне очень нравились те моменты, когда на страницах книги вместе с Никтом появлялась ведьмочка Лиза, хоть и юная, но вполне себе своенравная и интересная женщина.

Сам же Никт, кстати, в последней главе стал сильно напоминать мне … Тень из «Американских богов»: по его взгляду и мыслям чувствуется и видится, что в большой Мир он войдёт стойким, строгим, высоконравственным человеком, мужчиной, верным своему слову и долгу. С этим надёжным чувством с лёгкой примесью сожаления от расставания (не надолго, надеюсь всё же) я закрывал последние страницы этой книги – книги чуткой, доброй, тёплой, позитивной и… живой.

Один их тех рассказов, которые я перечитываю не просто часто, а постоянно: и потому, что люблю эту историю сердцем, и потому, что после каждого следующего прочтения она расцветает для меня новыми красками поверх прежних. Взрослея, я всё более ощутимо понимаю мысли, мотивы и поступки каждого из членов команды, высадившейся на эту капризную планету-женщину, планету живую, чувственную, эмоциональную, своенравную…

Начиная с первого же прочтения мне стал очень близок по духу капитан Форестер, а Чаттертон был примерно также антипатичен, как и молодой Дрисколл – приятен, чему немало способствовал великолепный советский мультфильм… Но штука в том, что мои чувства к капитану остались прежними, ведь он представлен умным, твёрдым и справедливым человеком, но вот что мне нравится всё меньше, что моё отношение к Чаттертону трансформируется в другую плоскость. И хотя я (пока что) не разделяю его радикальных и однозначных взглядов, но уже близко подошёл к тому мнению, что враждебность чужой планеты – вещь вполне реальная и ожидаемая, а осторожность в общении с ней – фактор нужный и, я бы даже сказал, обязательный. Конечно, до паранойи вкупе с манией преследовании доводить не следует, но определённый риск сознавать стоит.

Раньше молодому Дрисколлу, оставшемуся на планете, я завидовал. Вот как было бы прекрасно, думал я, остаться на этой чудесной райской планете, и взмывать ввысь словно птица, и купаться в изумрудной траве, и плескаться в прозрачных озёрах!.. Теперь же, не знаю, не знаю… Скорее всего, я бы не остался, о чём, может быть, жалел бы, улетая прочь далеко-далеко. А может и не жалел бы, но тем не менее даже сейчас ощущение очень странное, как будто с возрастом уходит что-то важное, нужное, лёгкое, уходит романтичность, сменяясь чёрствостью и подозрительностью. Это не радует, немного огорчает и чуток пугает.

Какое же новое прочтение этого великолепного рассказа ждёт меня в будущем?..

Неожиданно весьма приятный рассказ от незнакомого автора. Лёгкий шлейф романтичной грустинки пронизывает его на всём протяжении и это ощутимо плюсует впечатление от прочтения. Но эта история о контакте двух цивилизаций – контакте неудачном по большому счёту, и дело даже не в том, что представленная нашему вниманию встреча не получилась ввиду взаимоНЕпонимания, а в том, что Форбс, «застолбив» планету, вернётся, и это и станет большой такой проблемой для Пэрни и его соотечественников – получилась бы более цельной и правдоподобной, если бы не одно авторское допущение. Он наделил представителя местной фауны, этого «мохнатого кенгурёнка» сверхпотрясающей, невероятной способностью ни много ни мало останавливать время.

Категория «время» вообще и как одно из измерений в частности, для меня лично иногда оказывается трудным в понимании и порой со скрипом укладывается в мои представления об этом явлении. В данном случае я решительно отказываюсь вообразить в действии и затем понять весь описанный механизм «остановки времени» одним лишь усилием мысли. При этом подаётся это так, что достигнутый эффект остановки – это не иллюзия и не фокус, а время реально замирает. И замирает всё живое и не живое, но позвольте, какое отношение это имеет ко времени? Я так понимаю, что время хоть ещё и малоизученное и многообещающее явление, но всё же оно мне представляется более широким и всеобъемлющим, чем что-то такое, подвластное одному лишь желанию отдельного индивида остановить или заставить его двигаться. Странно всё это и по моим ощущениям сомнительно. А в остальном, рассказ немного напоминает творчество Брэдбери в смеси с Саймаком, но, конечно же, до их уровня не дотягивает, хотя приятное послевкусие оставляет.

Этот далеко не первый прочитанный мною у Геймана рассказ почти не оставил как прежде послевкусия – ни приятного, ни неприятного. Разочарован ли я? Нет, ни в коем случае, некоторого рода шарм в нём всё же присутствует. В восторге ли я? Да не особо. О чём он? Хм… можно сказать: «да ни о чём…», а можно выразиться явно противоположно, мол, «О-о! шикарно!..». Ясно одно – этот рассказ мало мерить категориями «понравилось/не понравилось» или, ещё того хуже, «понял/не понял»; его нужно прочувствовать и если это не удастся, то могу предположить, что мнение о нём будет выражаться фразой, что он какой-то … неопределённый, не внятный что ли. Но вряд ли это мнение будет верным.

Мне представилось, что эту историю можно сравнить с морем в серую бурю, когда всё тайное со дна поднимается наверх, перемешивается, бурлит, и ухватить в мутной пучине что-то не так просто – вот оно вроде в руках, но одно неловкое движение, и это что-то, поднятое со дна, снова исчезает водной мгле. В этом рассказе ухватить основную мысль также проблемно, чему явно способствует внешняя простота и предельная вроде ясность изложения. И это при всём притом, что вопрос-предложение, вынесенный в заглавие рассказа, ответ получает уже на первых страницах. Как? – да просто – «С ними надо разговаривать», и далее по тексту потом добавляется: «… и ещё – слушать». Энн всё так и делал, разговаривать пытался (неловко, неумеючи), и слушал. А вот то, что он услышал от трёх разных девушек, это уже отдельная тема для разговора.

Их рассказы о себе, о кусочках своего прошлого, о предназначении и роли только с виду, мягко говоря, странные и непонятные, «ни о чём», но в самом деле при внимательном прочтении складно дополняют друг друга, являясь частями одной истории. И вот тут я бы снова посоветовал будущему читателю «прочувствовать» эти строки. Да, они довольно туманные на первый взгляд, но именно от них рассказ хоть немного искрится, хотя в целом же он не самый сильный у Геймана. Так мне почувствовалось, но, возможно, ощущение может поменяться со временем и при последующем перечтении этой истории.

Для того, чтобы охарактеризовать впечатление от этого рассказа в двух словах, вполне подходят слова Джека Воробья: «Забавно до дрожи». Несколько утрированно, может быть, но достаточно верно. Рассказ интригует и создаёт нестерпимое желание продолжить знакомство с «Вирикониумом» хотя бы для того, чтобы узнать и понять, что, чёрт возьми, это за мир, и что там вообще происходит, — это «забавно». Мир здесь очень странный, доселе мной не встреченный, — безжалостный, бесплодный, мрачный, извращённо-чувственный, такой же голый, как и Ламия, женщина без кожи, — и это «до дрожи». Обнажённость мира из этого рассказа смердит, дурно выглядит, он завораживает и влечёт каким-то животным интересом к себе. Оказаться в этом мире присутственно не хочется – слишком жутко, но узнать его поближе (со стороны, конечно, «из-за стекла») желается предельно сильно.

Не читав пока всего «Вирикониума» трудно определённо сказать, как данный рассказ выстроен в цикле хронологически: с каким успехом он может оказаться его первой частью, с таким же и быть его промежуточным эпизодом и даже заключительной частью, учитывая его финал. Как бы то ни было, «Метаморфозы Ламии» хоть и необычны и непривычны для первичного восприятия своим слогом и, что важнее, своим содержанием, однако же, являют собой очень интересную на мой вкус вещицу. Продолжу цикл, несомненно.

Отцы и дети… Вечная, кажется, тема. В разные эпохи характер отношений между ними может разниться и трансформироваться, но неизменным остаётся тот факт, что хорошие отцы радеют за судьбу своих отпрысков постоянно, денно и ночно, в радости и в горе, всю свою жизнь, и даже, как в этом рассказе, после своей физической смерти. История получилась неплохая, но всё же, на мой взгляд, недостаточно сильная в психологической составляющей.

Вообще же, мне подумалось, что будь я сценаристом или режиссёром кино, я бы непременно попробовал экранизировать этот рассказ. При должном подходе к визуальности ряда, антуражу, костюмам, свету мог бы получиться отличный киновариант сюжета. Показать взаимоотношения между отцом и сыном через роли и образы, сыгранные родителем, так и представляется мне ярко и привлекательно, а если ещё и добавить побольше драматизма, чего так не хватает «237 статуям…», вообще получилась бы конфетка. Рассказ же, мне показалось, немного поверхностный и скоротечный, а достоинство его сосредоточено в идее, каркасе истории. Не доработано, а жаль.

Если говорить начистоту, рассказ странный. Один из тех, который может получить от одного читателя полный разнос и обвинения в бредовости, пустоте и всяком отсутствии внятной мысли, а от другого – восхищение и восторги за глубину вложенных идей и философичности. В этом одновременно его достоинства и недостатки: можно домысливать за недосказанностью автора (по желанию), а можно прочесть на досуге, фыркнуть и забыть. Но, знаете, не всегда интересно «домысливать», иногда в таких случаях хочется всё же отчётливо понять, для чего, собственно, всё это написано и что истинно несёт в себе данная история.

Мне, в общем-то, захотелось домыслить, прочувствовать рассказ, но я немного сомневаюсь, что мне это удалось. Мысли от прочитанного зыбкие, робкие даже, и несколько неуверенные, чтобы дать всему этому одухотворённую оценку. При этом я всё же нисколько не боюсь ошибиться в понимании написанного, ибо сомневаюсь, что есть на это хоть сколько-нибудь ясная однозначность.

Что я понял, вернее, что мне подумалось (после второго прочтения, кстати)? Что так же, как, не познав Зла, не постигнешь и суть Добра, так и здесь – не выпустив и не увидев Тьму, не заметишь Солнца, что оттеняется ею. Только узнав обе ипостаси Бытия сможешь понять разницу и взаимосвязанность их. Тогда и мир сдвинется с точки, и время вновь потечёт вперёд, сорвавшись стрелками с застывших прежде «десяти минут десятого», и вот уже 10 утра, и 11... и будет день, и будет вечер. И будет завтра… Придёт ли со всем этим настоящая, взаправдашняя смерть, не знаю. Станет ли выпущенная на волю Тьма Началом Конца, или таки новым Началом, — нет ответа. Может и есть, но тогда у каждого свой, но это того стоит, наверное так…

Замечательно смешная зарисовка в одну страницу, именно тот случай, когда краткость — сестра таланта. Потому и длинно отзываться о ней — кощунство. «Мы матом не ругаемся — мы на нём разговариваем», — такой девиз избрали себе венерианцы (которые, заметьте — с лопатами). Благо, что и землянам крепкое словцо не в диковинку, а посему процесс налаживания крепких, дружественных отношений, что называется, «пошёл».

Граждане, будьте взаимовежливы, * * * ... (вырезано цензурой). :-)

В этом рассказе Нил Гейман опять использует свой излюбленный приём, в ходе повествования переворачивая всё с ног на голову, тасуя жизни и судьбы разных людей. Так было и в «Этюде в изумрудных тонах», и в рассказе «Троллев мост». Так и здесь Гейман свободно меняет текущие жизни людей, заставляя (предлагая?) им быть не самим собой, побыть в шкуре другого человека. Но в отличие от того же «…моста» в этой истории он не делает это с шокирующей лично меня мерзостью процесса обмена, а делает это легко и непринуждённо, как бы желая сказать: «А я что? Я ничего… Они сами этого хотят…».

Его главный, безымянный герой выбрасывает сотовый телефон в автомобильное окно, и уже в следующую секунду его посещает интересная мысль-вопрос: а что будет потом, когда некто, нашедший этот мобильник, вдруг обнаружит, что ему подарили чью-то жизнь? Однако он нисколько не задумывается о том, что уже ему «подарили чью-то жизнь» в тот момент, когда, имея в кармане чужой бумажник с чужими кредитками-жизнями, он подбирает тот конверт антрополога с докладом, квитанцией из отеля и презервативами. Не задумывается, нет. Не задумался, наверное, потому, что сам прежде отказался от своей собственной жизни, а возможность пожить чужой посчитал этакой забавной штукой, да и пофиг было, грубо говоря.

Его глубочайшая депрессия, когда «хочется, чтобы мир перестал двигаться» мимо него, когда кофе не имеет вкуса, когда переспать всё равно с кем, в принципе, понятна – у каждого такое случается. Тут главное два момента соблюсти: чтобы без крайностей, и главное, иметь желание выйти из неё. У главного персонажа такого желания не было, и более того, он желал и стремился быть мёртвым, пусть не буквально, но всё же быть этаким зомби, да. И поди ж ты, в конверте – какое совпадение! – доклад учёного на эту тему, а в барах и на улицах Нового Орлеана зомби и вовсе вполне осязаемы, зовут и манят за собой, интригуют и влекут. И он согласен, что ему будет хорошо с ними, покойно. Иногда даже такие желания исполняются, ведь каждая встреча – не случайна…

Я далёк от мысли, что полностью и до конца правильно понял этот рассказ, хоть и прочитал его подряд два раза, но думаю, что в данном случае не зазорно чего-то не понять или понять по-своему, так, как это ближе к самому себе.

Приятный рассказ. Неожиданно для себя самого поймал себя же на мысли о том, что мне понравилось, невзирая на мой почти полный не-интерес к подобной тематике. Дело в том, что персонажи этой истории написаны так, что о них хочется думать, их хочется чувствовать, к ним пробуждаются какие-то чувства, далеко не идентичные относительно каждого. Их в рассказе всего три: муж, жена и призрак. Джанин в её прямо скажем сумасшествии жалко как раз той степенью этого чувства, когда оно граничит с неприятием подобной мании, с пониманием обреченности и невозможностью помочь. Участие же мужа, конечно, не могло ей помочь, ибо было мнимым, лишь словесным, его больше заботила его книга. Но его тоже жалко равно «досадно», что так с ним вышло. Призрак и вовсе возмущает: какие ж это дуэли?? — это самые настоящие бесчестные убийства, спланированные и гадкие. Самое противное, что управы на него не найдется, и от того гнетущая атмосфера безысходности порядком меня захватила. В общем, хорошее повествование неизвестного автора.