Один из лучших рассказов незабвенного Бориса Штерна. Только этот автор мог так обыграть традиционные для НФ темы, что они становились истоками для занятнейших сюжетов.

Ныне, когда уже всем известно, что ИИ (в виде шахматных компьютерных программ) вполне способен обыграть даже человека-чемпиона мира, в основе сюжета вроде бы нет никакой Н-Ф. новизны. Но ведь рассказ не об этом. Ведь никакая шахматная программа не сможет себя вести так непредсказуемо, как Король. Вот таким Королём — сатирико-юмористических парадоксов — и был Штерн. И в гениального шахматного Короля он ухитрился вложить частицу себя...

Натан Яковлевич Эйдельман получил известность как блестящий документальный историк, но как одного из первых советских «альтернативщиков-еслибистов» его знают значительно меньше. Между тем именно Н. Эйдельману принадлежит ёмкая формула «Не было. Могло быть», определяющая его отношение к вариантной истории. Кому как не специалисту по российской истории 18-19 веков известно было, насколько зыбка ткань официозной истории, из-за которой проглядывают альтернативы.

Н. Эйдельман продолжает традицию российской историографии, для которой ещё полтора столетия назад Карамзиным составлен девиз:«что быть могло, но стать не возмогло».

«Фантастический 1826-й» ныне принадлежит классике российской альтистории и начинает довольно уже развитую сегодня литературную тему альтернатив декабризма. Если и будет когда-нибудь составлена и издана специализированная антология «Декабристы-победители», в ней обязательно должна быть переиздана и глава из книги «Апостол Сергей».

Статья вполне заслуживают быть включённой в том «Воспоминаний современников» к грядущему русскому Полному с/с Г. Дж. Уэллса. Ведь вдохновенное «Войной миров» послание великому писателю было отправлено прямо с фронта, и ответ автора пришёл непосредственно во фронтовой штаб... Удивительно, как такой интеллектуальный обмен мог успешно состояться в суровых условиях войны. Да и символическое восприятие Л. Успенским «Войны миров» на фоне противостояния нацизму — очень точное...

Будущее... В день празднования некоего очередного юбилея Дня Победы, никем не замеченный, умирает, — на фоне салютов, — п о с л е д н и й ветеран — солдат Великой Отечественной... Предельно простой по замыслу сюжет, вместе с тем, наделён автором известной отвагой. Удивительно, как произведение пропустила вездесущая идеологическая цензура...

Лилиана Сергеевна Розанова (1931-1969). Фантастика в её творчестве занимает небольшое, но заметное место. Три рассказа и сказка. Казалось бы, совсем немного. Но каждое из опубликованных произведений вполне могло бы дать начало целому авторскому направлению фантастики...

«На пыльных тропинках далёких планет останутся наши следы...» — это стихи Войновича, а исполнение — Трошина... И ещё — незабываемый «видеоклип» 1960-х, где эта песня исполняется на Красной площади в Москве. Символ начала Космической эры. Не в фантастике. В реальности неплохо по тем временам срежиссированного эстрадного исполнения.

«Давайте-ка, ребята, закурим перед стартом...» Так, кажется, было в первом варианте? Отредактировано на «споёмте перед стартом».

«Я верю, друзья, караваны ракет помчат нас вперёд от зведы до звезды...» А вот это пока не отредактировано...

Автор имеет непосредственное отношение к умению создавать символы времени, — загадочному свойству, коим наделена и фантастика.

У кого не возникало искушения прочитать продолжение «Человека-амфибии»? (Тем более, что и сам автор, по воспоминаниям его дочери, С. А. Беляевой, такое продолжение — по просьбе своей почитательницы — сочинил, по крайней мере, в устной форме) Почему бы уважаемым составителям Пс/с «Весь Беляев» не добавить в собрание и том «сиквелов»? Ведь они есть! И, прежде всего, — «Человека-амфибии»...

С немалым изумлением обнаружил из воспоминаний С. А. Беляевой, что А. Р. Беляев сочинил, оказывается, по заказу поклонницы своего творчества, продолжение «Человека-амфибии», — по крайней мере, — устное. Ихтиандр добрался-таки до острова в Тихом океане и построил счастливую семью. (И жена у него амфибия, и дети — тоже амфибии... ) Как видно, писатель был незаурядным повествователем, если сюжет, рассказанный для читательницы-почитательницы запомнился десятилетней девочке.

Самое интересное, — в 1990-х подобное же продолжение некоего российского автора было издано, — даже, кажется, в виде двухтомника...

«Атомная робинзонада Робера Мерля» — так назвал роман один из советских критиков.

«Мягкий» вариант ядерной катастрофы, — человечество (в доступной восприятию главного героя части Европы) уничтожила «чистая» бомба, да и «ядерная зима» не наступила...

Читателю, приняв правила предложенной автором игры, остаётся следить за выживанием маленькой общины людей, связанных приятельскими отношениями ещё с «докатастрофных» времён. Автор облегчает задачу, сообщая точнейшие психологические мотивировки каждому из действующих лиц, а главный герой с успехом и до конца выполняет функции «харизматического лидера».

Повезло и с переводами, — они выполнены профессионально.

Автор оставляет своих героев после нескольких перипетий успешного выживания с горько-ироничным комментарием в завершение:«теперь мы можем с оптимизмом смотреть в будущее...»

Один из лучших «постатомных» романов, переведённых на русский. И одно из лучших произведений Р. Мерля.

Похоже, этим романом В. Рыбаков в основном завершил создание собственной Утопии, начатой ещё «Гравилётом «Цесаревич» и продолженной и в р-зе «Давние потери», а теперь вот ещё и циклом «Наши звёзды». (Да и эпопея «Плохих людей нет» явно примыкает в направлению этой Утопии: здесь создан альтернативный социум Ордуси, где не принимается ни одно нововведение, если оно не выдерживает этической проверки.)

Писатель настойчиво связывает дальнейшую судьбу человечества и мира с Человеком Высоконравственным, — у автора даже сама возможность создания принципиально новых научных идей неотделима от нравственной основы общества (как, например, в «Гравилёте»).

В «Се, творю» сделан ещё один большой шаг в развитие сходной идеи: воспользоваться плодами революционного открытия могут также исключительно представители вида «Хомо Этикус Супериор» — Сверхчеловек Этический. Им и суждено буквально вывести человечество с обречённой Земли к звёздам...

Модель Утопии создана. Остаётся пополнить её беллетристическим содержанием и, — буде автору достанет мастерства — жизнью.

По-видиму, продолжит писатель и развитие Утопии Высокого Эроса ( в этом он также — верный последователь И. А. Ефремова). Но это — отдельная тема...

«Гриада» Колпакова с самого начала ассоциируется (по крайней мере, для меня) с видеорядом, созданным художником Н. Гришиным. (Жаль, что его страница на фантлабе далека ещё от завершения, — нет даже биографической статьи). Умение незаурядного художника создавать зримую реальность, существенно обогащающую книжное пространство, — всегда составляет чудо. Художник разглядел в произведении даже некий вселенский монументализм, — обобщённые изобразительные мотивы, созданные выдающимся иллюстратором научной фантастики, запоминаются куда сильнее, чем собственно текст. Иллюстрации же поднимаются до некоего символа НФ.

Курт Воннегут безо всякой снисходительности отдаёт должное беллетристическим талантам Елены Блаватской, преклоняясь пред её силой убеждения, благодаря коей она приобрела немалое воздействие не только на американскую публику...

Как и другие фант-юмористические произведения Евгения Филимонова, произведение несёт изрядный заряд живительной иронии. Прекрасная фант. миниатюра, — к сожалению, до сих пор не опубликованная. Парадокс на тему нашего одиночества во Вселенной. Как бы то ни было, последняя неудачная экспедиция в поисках «братьев по разуму» завершается возвращением д о м о й...

«Девочка из будущего» создавалась в те времена, когда верилось в «Прекрасное далёко», — Грядущее Позитивное, где воплощены многие лучшие ожидания. Прошло чуть больше тридцатилетия, — и ныне в фантастике господствуют модели Грядущего Негативного, куда помещены в основном сегодняшние страхи. На этом кромешном фоне Алиса остаётся «прогрессором» светлой альтернативной реальности, — в отличие от многочисленных «попаданцев», штурмующих минувшее в надежде предотвратить конец собственного мира...

Вместе с Луной Реальной, на которой когда-нибудь будут постоянные человеческие поселения, есть и Луна Воображаемая, созданная усилиями десятков писателей. Н-Ф. мифология столь же интересна и поучительна, как и реальные научные данные и представления, потому что даже в заблуждениях фантастов есть логика последовательного достижения цели. На поверхности Луны остались уже следы людей (первый из которых наверняка попробовал лунную пыль на прочность, прежде чем уверенно ступить и сделать «огромный шаг для всего человечества»). Произошло это не в последнюю очередь благодаря создателям Лунной Мечты, — разглядевших на ночном светиле сперва селенитов, а потом и города будущего...

Футурологи — люди настойчивые. Тем более, если в этой роли выступают писатели-фантасты. И незаурядные учёные. Артур Ч. Кларк синтезировал в своём интеллекте воображение, усиленное точным знанием. А потому вычерченные им «профили грядущего» часто имеют все признаки «Будущего Неизбежного», — каким бы невероятным оно ни казалось...

Другая же часть прогнозов, относящихся к «запредельным» возможностям грядущего, как бы отодвигается всё дальше в зыбкие дали, и даты осуществления переносятся «на потом»... Что из прогнозов великого фантаста так и останется данью мифологии ХХ века (искусственный интеллект, контакт с внеземным разумом), — покажет, увы, лишь отдалённое будущее.

Но всегда остаётся надежда: «а вдруг да сбудется?»

«Сослагательная публицистика» Д. Гранина ещё ожидает своего настоящего открытия. В этой исторической повести остался один шаг до «альтернативки», — так и не сделанный, к сожалению, автором. Зато идея альтернативной биографии Наполеона Бонапарта — весьма многообещающая. Впрочем, сюжет повести в той же мере включает биографии и наблюдения выдающихся учёных наполеоновской эпохи. В частности, — академика в двадцать пять лет Д.-Ф. Араго.

В посвящённой Наполеону литературе есть и изрядная доля альтернативно-исторических опусов. Но вот представить корсиканца как известного и удачливого учёного не додумался ещё, кажется, никто.

Хотите представить, как это могло бы случиться? — Читайте Даниила Гранина!

Выйди роман лет на десять раньше, — непременно прошёл бы по направлению «фантастики ближнего прицела». Но автора мало интересовали технические подробности последствий удачной разработки «грозоотметчика» в народном хозяйстве. В центре его внимания оказались учёные, причём не в их «ходульных» ипостасях, а «вживую», — в разнообразии характеров и целей.

К теме утраченных и обретённых сокровищ А. Бушков время от времени возвращается. Другое дело, что современный антикварный бизнес — не самая захватывающая тема. Но, чувствуется, — автор знаком с ним не понаслышке, как в своё время сталкивался с полукриминальными причудами поисков антиквариата и ещё один популярный автор, — Кир Булычёв.

Сибирский антикварный «Остров Сокровищ» получился несколько растянутым и затянутым, но, вместе с тем, и — незавершённым. Автор оставил «зацепку», чтобы при желании сюда вернуться, зная, — тема практически неисчерпаема...

Полуоткрытые архивы советских и российских спецслужб разрабатываются литераторами весьма однобоко. Ещё со времён В. Пикуля и Ю. Семёнова хорошие рассказчики эксплуатировали лишь внешне-событийную историческую канву. Копнуть поглубже мешают и архивные ограничения, и прямые запреты. Что там может скрываться, — в архивных лабиринтах, — можно только догадываться. Возможно, в том числе, — и опусы сгинувших в ГУЛАГе авторов, и некий запрещённый конфискат...

Сборник «Война с неведомым» — лишь прикосновение к незаписанным и ненаписанным мемуарам людей, дававших «подписку о неразглашении». Эта подписка до сих пор является крепкой печатью, за которой хранятся яркие воспоминания очевидцев и свидетелей событий (не обязательно относящиеся к нечисти и потустороннему, но и — к рациональному и реально-историческому).

Проблема ещё и в искусстве авторов-составителей, коих одолевают издательские соблазны состряпать очередное «чтиво» на неком экзотическом материале. Мешает и известная торопливость, — похожие сборники частенько страдают редакторской недоработанностью и неравноценным составом. Есть ещё и авторский соблазн выдать свой опус за свидетельства очевидца неведомого.

В общем, — тема остаётся открытой.

Жанр якобы документированных полубылей-полунебывальщин, столь популярный в российской литературе 1990-х, весьма удобен для авторов-составителей: всегда можно спрятаться за недомолвкой, прервать повествование на самом интригующем эпизоде, сослаться на некий недоступный источник... Словом, — литературное раздолье.

Неопределённость и зыбкость российской и советской истории ещё усиливают впечатление от подобных произведений. Это-то понятно. — Ведь отечественная история продолжает до сих пор оставаться секретной и полусекретной!

Удивительно иное: почему составители сборников сибирских «секретных файлов» (Бушков и Буровский) ограничились всего семью выпусками? Почему жанр не оказался канонизирован в каких-нибудь ежегодниках?

Составительские пространства продолжают оставаться несистематизированными и неосвоенными, невзирая на изрядную библиотеку всяческой «жути», дифференцированной и по возрастам читателей, и по географическому признаку.

Как жаль, что А. Бушков оставил жанр короткого альтисторического рассказа. Тут есть интрига. Есть, — пусть и не совсем развёрнутый, — сценарий иной реальности, хотя приём иноземного «экскурсанта» не слишком нов. Ну а выбор персонажа из советской истории вполне понятен: «наша» советская — состоявшаяся — история уже быстро подходила к концу... Начинался бум истории альтернативной. И наиболее ходовым сюжетом оказывался, конечно, тот, где большевиков одолели.

В сущности, альтистория с участием Ильича Первого ничем не отличается — по приёму повествования — от обширного анекдотического пространства, созданного народом вопреки формальным запретам. А «здесь» в это пространство попал сам главный герой.

Впрочем, в призрачные симулякры — копии реальности, не имеющие связей с действительностью, пытались поместить сразу всех граждан СССР. Безо всякого художественного замысла и терапевтических целей...

Самый характерный для Эрнеста Маринина приём: обычный человек в экстремальных и фантастических обстоятельствах.

С рассказом впервые познакомился в исполнении автора, — на одном из заседаний харьковской секции фантастики. Персонаж этого неопубликованного произведения решает покончить с собой и выбрасывается из окна «высотки». Но время для него неожиданно замедляется...

В копилку альтернативной геральдики: в сей альтистории башни Московского Кремля венчают ... православные кресты.

Впрочем, символика столь же пародийна, что и приводимый в произведении отрывок из романа-трилогии иеромонаха Михаила (Шолохова) «Генеральная линия»...

А по венчающим в условной истории башни Кремля символам впору тестировать воображение «альтернативщиков».

Сейчас уже трудно поверить, что тираж первого издания романа был изъят из книжных магазинов и библиотек якобы за украинский национализм. Но это (изъятие) имело место быть. Та же судьба — и по тем же подозрениям цензуры — постигла, например, исторический роман Ивана Билыка «Меч Арея».

Со временем советские цензурные гонения сделались своеобразным мерилом и свидетельством литературного качества «запрещённых» произведений.

Ныне же только приходится изумляться фантастическому идиотизму цензурных чиновников, пускавших «под нож» уже готовую книжную продукцию. А тиражи в те годы были, как-никак, массовыми...

В этой «цензурщине», так сказать, — оборотная сторона советской исторической фантастики.

Год 1917-й. Чего только ни заставляет автор вытворять «вселенца» в кроткого Ники, — канонизированного последнего самодержца российского Николая Второго. Тут и, — вместо отречения, — расстрел делегации Госдумы, — в упор из револьвера, — собственными руками императора Всероссийского, и прорыв царского поезда со станции Дно, и подавление морским десантом Балтфлота февральской революции в Петрограде. — Куда как эффектен, к примеру, залп линкоров, — тоже в упор, — по Петропавловской крепости.

Далее следуют истребление венценосных супостатов и капитуляция Германии и Австро-Венгрии.

И радикальная победа России в Первой мировой. С последующим расчленением Германии на мелкие княжества.

Такая вот «рукотворная история» государства Российского начала 20 столетия.

Всё сделает сочинитель «альтернативки» ради спасения России...

Тем горше выглядит на фоне лихого действа «альтисторического боевика» реальная и состоявшаяся судьба российской монархии.

Как бы там ни было, а писательница уже стала легендой: написанный матерью-одиночкой в кафешке роман стал мировым культовым сериалом и супербестселлером! В литературе вот такие лотерейные игры случайности — самое непредсказуемое и захватывающее. Впору бы писать роман о самой Джоан Роулинг, — с переплетениями сказочного и реально-масскультового планов.А потом сделать экранизацию...

Произошедшее с творением Роулинг сравнимо по невероятию разве что со взлётом «Битлз» — полвека назад. По-видимому, подобные невероятности чаще не реализуются.

Мир, где имперская гипердержава Франция осуществляет наихудшую изо всех — «духовную колонизацию», и где Камю, оставаясь «спичрайтером» императора, так и не стал писателем...

Таинственный незнакомец дарит несостоявшемуся классику книгу его «двойника» из «нашей» парареальности, — «Миф о Сизифе», — и снисходительно сообщает:«Мультиверсум к нам благосклонно безразличен. Что делает наши собственные поступки ещё более весомыми и восхитительными».

Неплохой авторский девиз к «альтернативке«!

Впрочем, красота текста рассказа могла бы и ускользнуть от восприятия, если бы не постарался переводчик.

Обращает внимание высокое качество тщательно выполненного перевода (А. Гузман), — с использованием отрывков из классических переводов А. Камю. Рассказ превосходно откомментирован, — с приведением подробностей жизненно важных исторических реалий Франции и её великого писателя, — столь причудливо трансформированных в постмодернистском опусе.

Конечно же, «Мне-65» вовсе не протокольное изложение событий, и память — невольный фантазёр. Тем интереснее воспринимать субъективное преломление реальных событий, сравнивать со своими впечатлениями. Только в сопоставлении получается достоверная «картинка» минувшего.

Те, кто общаются с писателем только на основе изучения его текстов, рискуют получить искажённый образ.

Жизнь и творчество Ю. А. Никитина можно условно разделить на «харьковский» и «московский» периоды. Известность к автору пришла именно в Москве, но харьковские времена не менее интересны. Уж что-что, а собирать вокруг себя интересных людей Никитин умеет. Одно дело заниматься этим теперь, в «эпоху инета». А вот в советские времена такая неформальная организация оказывалась гораздо занятнее нынешних сетевых хороводов и ритуалов.

Никитину ещё в 1977 г. (наверное, — впервые в Украине) удалось объединить в Харькове (при городском отделении Союза писателей) и «фэнов», и начинающих писателей, и профессиональных учёных, и собирателей фантастики... в некое причудливое, но устойчивое целое, и результатами этих семинарских занятий стала добрая сотня полноценных публикаций фантастики, выполненных в самые «застойные» годы.

Этот период в биографическом опусе Никитина описан недостаточно, потому что основанная им секция фантастики продолжала деятельность более десятилетия уже после переезда писателя в Москву. Б е з Никитина секция бы не состоялась. Но это уже материал для иных воспоминаний...

В романе, наверное, впервые в сов. фантастике анализировалась «если- логика» перемещений во времени с помощью Н.-Ф. машины времени: авторы даже разместили на страницах художественного произведения специальные графики с пояснениями и комментариями. Именно с помощью вот такой работы писателей-фантастов и удалось выбраться из тупиков-парадоксов однолинейного времени...

«Крысолов» и «Фанданго» по мастерству исполнения стоят в творчестве Грина отдельно и вместе.

Соединение реалий сурового и голодного быта времён гражданской войны с символическим вымыслом создают новую, — «гриновскую», — реальность.

В этой реальности есть и светлые, и тёмные стороны, и автор искал способы, какими можно выбраться из тёмных лабиринтов, населённых нечистью, в пространства Гель-Гью, Лисса и Зурбагана...

Нередко герои прозы классиков обретают новое существование. Так произошло и с героиней Алексея Толстого. Примечательно дальнейшее использование образа Ольги Зотовой в романе А. Валентинова (авторского цикла «Око силы»). Толстовская героиня — жутковатый и тоскливый символ крупнейшей российской гражданской войны — с успехом действует в зыбкой реальности криптоисторического «боевика», написанного в совсем другом времени. Авторы начала 21 в., совсем по Толстому (Льву), начинают повествование там, где и классики, и авторы популярной массовой литературы его обычно завершают...

На подобном приёме «альтлита» строятся уже целые антологии.

По-видимому, А. Валентинов различил некие «резервы» образа, вроде бы исчерпанные А. Толстым в драматической концовке. Классика имеет интереснейшее свойство «оживать», а сюжеты — находить продолжение...

«Эпоха мертворождённых» — опус из целой библиотеки уже написанных и опубликованных схожих произведений. Впору открывать новый сериал (назовите как хотите: «Крымский фронт», «Украинский фронт», «Харьковский фронт»...) Авторы как-то забывают, что поделки из серии «Войны завтрашнего дня» имеют мало отношения к реальной действительности ближайшего будущего. (Вспомните Шпанова, Павленко и др.) А вот возбуждать определённые негативные эмоции и агрессивность такие произведения могут. Потому и неплохо продаются. Уж столько фантастики написано о разных «предчувствиях гражданской войны»... Вот только мало что-то пишут о

р е а л ь н о й непрерывной гражданской войне, длящейся, прежде всего, в сферах экономики и информации. Разве что криптоисторики уделяют этому своё заинтересованное внимание. Да ещё — журналисты, пишущие на злобу дня и создающие серийные циклы актуальной публицистики на тему «что нас подстерегает уже в ближайшем будущем». Примером таких опусов является нашумевшая в Украине книга Беркута «Брат», куда включены десятки сценариев угрожающего для Украины развития событий. Правда, автор «Брата» слукавил: ни одного сценария «братской аннексии» Крыма в сборнике альтсценариев для Украины не найти.

Впрочем, называя даты перехода «роковых» порогов, авторы-составители неизбежно привлекают читательское внимание, поскольку эти даты — из ближайшего завтра.

И ещё одна особенность: издательства спешат, пользуясь «злободневностью», переиздать (целыми сериями), опусы из «российских войн сегодня и ближайшего будущего». Вот, например, — «Поле боя — Украина», — поле сомнительной «актуальности» фантбоевиков. Но, как всегда, реальная действительность опережает шаблонные фант-построения. «Гибридные войны» современности (о которых, кстати, не сообщил ещё ни один, — даже самый изобретательный фантаст) — эти придуманные умельцами из спецслужб «войны нового типа» по накалу изобретательной ненависти уже перешагнули грань самого смелого воображения.

Особенно ужасен последний, кажется, по счёту Конец Москвы. Это который с Накрытием... И как его удалось автору разглядеть из далёкого ТаЛЛиННа? Но должен же и у литературных кошмаров быть свой апофеоз!

А вот реального кошмара, — Москва-сити, — авторы ужастиков как бы и не замечают... Но подлинным апокалиптическим явлением, — уже для классического Санкт-Петербурга, — может стать супернебоскрёб Газпрома. Опять фантастика отстаёт от реальности...

Напишет ли автор второй том: «Петербург-Апокалипсис»?

Добротно пересказанный анекдот советских времён, когда жажда розыгрышей и мистификаций объяснялась абсолютной предсказуемостью официоза. С чего начался конец СССР? С популярных серий анекдотов, ныне изданных в солидных (по толщине) антологиях...

Сюжет вполне в русле советской сатирической традиции. Стоит вспомнить сетования незабвенного О. Бендера («Золотой телёнок»): Нету никакого Рио де Жанейро... Ничего нет. И вообще, о берега Шепетовки разбиваются волны Атлантического океана... (Шепетовка во времена Ильфа и Петрова была пограничной станцией)

Советские люди всегда видели в «загранице» нечто подозрительное, — вроде потустороннего мира. Овеществлённая метафора вот такого фальшивого «зазеркалья» и есть рассказ М. Веллера «Хочу в Париж».

Ст. Лем задался вопросом, — возможно ли было появление вирусов иммунодефицита в доисторические времена? Быть может, эпидемия СПИДа уже бушевала задолго до появления человека на Земле, — поражая совсем другие виды?

Публикация из «золотых времён» журнала «Знание-сила», когда читатели знакомились с первыми переводами англо-американской фантастики.

Основной сюжет, конечно же, вполне запоминающийся, но ещё запомнились и, так сказать, внешние обстоятельства: автор в прологе вполне однозначно объясняет, почему пришельцы на Землю так и не вернулись , — за столь сложным и дорогостоящим устройством: их звездолёт погиб в очередных «звёздных войнах»... Вот эта несовместимость сверхтехники с банальными отношениями на межзвёздных просторах и запомнилась больше всего.

А всё накопленное рачительным автоматом-коллекционером, конечно же, досталось рисковому и предприимчивому янки... Такой вот «хэппи-энд».

Самым загадочным осталось то, что полного текста повести «Посланцы голубой планеты» так и не удалось обнаружить. Не встречались более и другие произведения Юрия Фомина. А так красиво задумано... Впрочем, продолжение наверняка испортило бы первое впечатление от завязки сюжета.

Александр Горбовский одним из первых в СССР принялся возделывать целину под названием «Цивилизация №1» и немало в этом преуспел. Установил вехи на границах вымыслов и домыслов, отобрал «упрямые» исторические факты. Сделал предостережения чересчур увлекающимся читателям. По занимательности чтения могу назвать лишь единственное сопоставимое эссе А. П. Бердника: «Альтернативная эволюция».

Поиски исчезнувших цивилизациий — это как поиски Внеземного Разума. То ли они есть (были), то ли их нет (не бывает)...

А. Горбовский умел увлечь призывами задуматься. И призывами не вмешиваться в иные мрачные загадки.

Пожалуй, одним из первых в СССР признал реальное существование иных (запредельных и потусторонних) миров и предотерёг — не тревожить «пропасть нераскроытых тайн»...

А в самом деле, что, если бы В С Е люди получили возможность жить... ну хотя бы лет до двухсот-трёхсот? Все ли достойны такой чести, или кому-то хватит и короткого века? Согласились бы вы, заполучив «таблетку долголетия», поделиться снадобьем? И кто станет избранным счастливчиком? Ближайшие родственники? Любимый человек?... А сколько для каждой женщины соблазнов в возможности радикального продления молодости и красоты!

Уиндэм в своём сюжете очень осторожен. Длинный, как у слоних, срок беременности для наделённых долголетием женщин — это так, мелочи жизни... Находка средства для долголетия чревата общественными катаклизмами и потрясениями, сопоставимыми с воздействием оружия массового поражения. Вот и пришлось автору прибегнуть к многочисленным сюжетным уловкам, дабы главные герои обрели в конце-концов семейное счастье...

Александр Беляев присоединился к создателям особого приёма фантастики, где путешествия к иным планетам осуществляются за счёт сил гравитации, даже и вовсе без традиционных реактивных приборов. Для такого странствия прохождение рядом с Землёй небесного тела просто необходимо.

К этой же теме обращались и прежде классика советской фантастике, и позже него (например, Ф. Карсак). Кстати, Беляев был неплохим знатоком тогдашней западной, в частности, — французской фантастики, что только помогало ему сочинять яркие сюжеты. Так, мы помним именно «Человек-амфибия», но вовсе не «Иктанэр и Моизетта», — зарубежный сюжет-прообраз.

Так и с «небесным гостем». Запоминается именно космическое странствие... на подводной лодке (батискафе), но вовсе не сюжет Андре Лори («Изгнанники Земли») Всегда интересно прослеживать логику развития Н-Ф идеи, во всей её последовательности и особенностях писательских поисков и находок. Но и читательские поиски не менее интересны...

В дилогии Войскунского и Лукодьянова именно вторую часть хотелось чаще перечитывать, — несмотря на то, что и «Экипаж Меконга» вроде бы не меньше насыщен приключенческим действом. Причина, думается в возросшем мастерстве авторов. Быть может, тут и меньше щедрости Н-Ф идей, чем в первой части дилогии, но психологическая составляющая вышла на первый план. Главный герой вполне обретает земную родину, и процесс этого обретения получается весьма достоверным.

Интересный замысел антологий фантастики, составленных мастерами жанра. Выбор незаурядных писателей всегда интересен. Однако, вышло всего, если не ошибаюсь, пять сборников и на этом антологическая серия оборвалась. Но всё же Кир Булычев успел представить себя и в ипостаси антологиста. Жаль только, — далеко не вполне.

Некоторые добротные Н-Ф произведения находятся как бы в тени прогрессорской идеи Стругацких. «Навскидку» можно назвать незавершённый роман Давыдова (Я вернусь через тысячу лет) и — Гибель «Аякса» Вежинова. Но если Стругацкие в конце-концов декларировали порочность прогрессорства как идеи, у Вежинова всё же предложен оптимистический вариант «космологического прогрессорства», — спасения от холодной смерти целой планеты. (Стоит сравнить также с «Гелликонией» Олдисса, где земные наблюдатели просто бессильно регистрируют с орбиты чудовищные климатические циклы планеты, находящейся в экзотической звёздной системе). Вежинов нашёл сюжетный ход, позволяющий выстроить вполне достоверный «хэппи энд» для целого инопланетного человечества...

К сожалению, творчество Георгия Гуревича осталось лишь приоткрыто читателю, несмотря на то, что автор столь щедро делился рецептами своей «творческой кухни». Зачастую типологические таблицы Н-Ф тем и сюжетов производят впечатление некоего грандиозного конспекта-оглавления Книги, которую фантасту не суждено было завершить.

Г. Гуревич пошёл дальше идеи «авторецензий» Ст. Лема, — классик советской НФ всю жизнь составлял Карту Страны Фантазий... Вот, пожалуй, самое точное определение его творчества: главный картограф НФ. А с достоверными картами становится ясно, куда двигаться дальше...

Так может только Ольга Ларионова: из, казалось бы, заурядной темы о приключениях бравого космолётчика, чей корабль потерпел очередную аварию на неведомой планете, сделать такую вот метафору. Да, это из неисчерпаемой Темы Контакта, но ещё и из столь же неисчерпаемой темы Любви и Понимания. Иногда — запоздалого...

Интересно, что разработку сюжета автор продолжил, подготовлены и изданы уже в начале 21в. радикально переработанные варианты текста.

Дворец Советов в Москве был бы настоящим чудом света и передовой (по тем временам) строительной технологии. Эта задуманное увенчанной фигурой Вождя четырёхсотметровое башенное здание (на месте восстановленого ныне храма Христа Спасителя) в 1940 г. уже возводилось: были заложены мощные сборные стальные фундаменты...

Не удивительно, что и писатель-фантаст уделил внимание строительству и архитектуре Дворца Советов, — проект обсуждался в самых широких общественных кругах.

Однако Дворцу не было суждено пережить Великую Отечественную, — фундамент оказался срочно демонтирован, и десятки тысяч тонн его высококачественной стали были пущены на производство конструкций для стратегических мостов. — По ним в критическое для СССР военное время с Севера пошла помощь Союзников.

А очерк классика также остался символом: хрупкости смелых прогнозов...

Автор даже не попытался предварительно проанализировать логические противоречия, возникающие в сюжете с однолинейным временем. Некоторая предзаданность идеи и темы явно наличествует. Но тем страшее получается результат...

Золушкой назвал советскую фантастику ещё А. Р. Беляев. Такой она и оставалась в неофициальной «союзсовписовской» табели о рангах, — где-то на самых нижних ступенях иерархической лестницы, — рядом с поэзией начинающих, стишатами для детей, и т. п. Не удивительно, что связной истории русской и советской фантастики нет до сих пор.

Тем большую ценность представляют подобные «Падчерице эпохи» работы, — жаль только, что их все можно пересчитать по пальцам одной руки... Обращает внимание, что эта работа не включена даже в серию Полн. с/с автора. (Кир Булычёв. «Отцы-Основатели» — Русское пространство) Почему?