https://kobold-wizard.livejournal.com/908287.html

Тот печальный случай, когда по классической книге сняты два классических кинофильма. В результате первоисточник отставляют в дальний угол чулана. Интонациии Миронова и Филиппова сверкают в памяти. Темп книги кажется медленным. Хочется подтолкнуть сюжет, ведь ты и так уже знаешь, что роскошный перл уже ждет не дождется тебя через пару страниц.

И все же перечитывание отрезвляет. Понимаешь, сколько нюансов было отброшено или переделано сценаристами и режиссерами. В этот раз дополнительным подспорьем была рукописная версия романа с комментариями. Согласно предисловию, текст неоднократно перерабатывался в соответствии с политическим моментом и мнениями конкретных цензоров. Комментарии к изданию весьма любопытны именно в связи с указаниями на прообразы и мотивы. Множество эпизодов так или иначе обыгрывают статьи 1927ого года: мейерхольдовские постановки — театр Колумба, открытие Клуба железнодорожников, а также статьи нового Уголовного кодекса. Комментаторы даже хронологию романа привязывают к конкретным точкам — началу борьбы с троцкистами, которые обвиняли правительство в предательстве идей Революции и откатыванию ситуации назад. Мол, роман был конъюнктурным ответом — никакого отката нет и не будет. Бывшим дворянам и священнослужителям не удастся обогатиться и вернуть все назад.

При чтении с Бендера быстро слетает приклеившиеся лица Миронова и Гомиашвили. Они старше героя почти в полтора раза. В фильмах это уже побитые жизнью мужики, тоже из «бывших». Бендер же — молодой мошенник, ровесник века, видевший изящную потусторонность Серебряного века совсем мальчишкой. Он хорошо впитал дыхание времени в его быстрой переменчивости и театральности. Вот только, кроме этой маски, в «Двенадцати стульях» ничего не показано. В какой-то момент Остап даже стал напоминать щедринского Органчика, только более поздней модели. Он говорит перл за перлом, он очень эффективен в своей роли, но человеческого в нем не чувствуется. Трагедия — выбранный им путь обесчеловечивает, сводит до человека-функции с товарным лицом.

Воробьянинову полная версия добавила целых две главы. В них Киса раскрывается как кутила и прожигатель жизни. Невошедшее в классический текст добавляет красок эпизодам с Союзом меча и орала и посещением столовой «Прага». Он авантюрист своего времени: афера с марками, адюльтер с прокурорской женой, брак по расчету с купеческой тщедушной дочкой. Здесь нет находчивости Бендера, но для той поры Воробьянинов был яркой личностью. Времена изменились, он постарел, и именно поэтому ему нужен Великий комбинатор.

Итого: Вычеркнутые из рукописи главы добавили роману конъюнктурной остроты. При чтении начинаешь видеть, что вся история со стульями — это мелкая авантюра на фоне жизни страны. Вокруг стройки, открытие новых заводов с непроизносимыми названиями, улучшение быта за счет новой экономической политики, а отец Федор ползает на коленях перед инженером Брунсом, которого с руками отрывают ведущие предприятия.

https://kobold-wizard.livejournal.com/848936.html

Про хорошие книги мне всегда сложно писать. Гораздо легче раздавать замечания середнячкам и распинать отвратные тексты. Хотя бы потому, что упоминание отрицательных качеств постоянно кажется гораздо более важным. Да и к тому же пучок замечаний создает видимость объективности в отзыве. Любая же незамутненная похвала отдает эмоциональностью и вкусовщиной.

Так вот... «Родина слонов» — это очень хорошая книга. Я долго колебался, выбирая между 9 и 10 баллами из 10 по моему внутреннему цензу. В результате кое-что для себя понял и, более не сомневаясь, поставил десятку.

Дивов — один из немногих авторов, который умеет интересно рассказать об очевидных вещах. Например о том, что в мире нет Добра и Зла, а есть много добрых людей и окружающий их хаос. Собственно, один из основных посылов автора был озвучен уже 20 лет назад в «Лучшем экипаже Солнечной» (еще одна книга на твердую 10ку): «Как ни упирайся, а бардака все больше». С тех пор его героями становятся упорные борцы с этим самым бардаком, вносящие порядок и удовлетворение в окружающий мир. Потому что так хорошо. Отсюда и эти вечные дивовские офицеры, которые, сделав несколько звонков, могут договориться о том, как свернуть горы. Ведь для этого нужны не какие-то бумажки, а уверенность в своих силах и понимание, что мир катится куда-то не туда. В результате получается живое пространство, в который не пустили тухлую кухОнную желчь.

По своему вектору «Родина слонов» совпадает с «Объектами в зеркале заднего вида» — это упоительный гимн труду и его наследованию. Строительство мира не торжество одиночек, а долгая совместная творческая работа. Дивов многократно шутит на тему нынешней моды на супергероев, которые должны в мгновение ока все решить за окружающих. Не выходит. Разведение мамонтов — дело, благоволящее лишь терпеливым и внимательным. Именно это родители-животноводы передают школьникам Ивану и Валентине. Вместе они следят за беременной мамонтихой Арктикой и ее потомством. В их труде Дивов легко растворяет проблемы отцов и детей, выбора своей судьбы, конфликт таланта и мечты и многое другое. Что поделать, если длительность воспитания мамонта исчисляется годами, и твои собственные дети взрослеют вместе с ним. Так и формируется связь с общим делом, хотя не каждый сумеет пройти суровую проверку на пригодность к этой работе.

Дело в том, что мамонт — это символ. Через него Дивов пытается воплотить все лучшее, что есть в России и национальном духе. Книга усыпана любовными словами, словно куст — ягодами. Волей не волей, но ты влюбляешься в это работящее и умное животное, с которым бы ты сам горы свернул. Постулаты воспитания тоже смотрятся простыми и верными. На исходе книги задумываешься, что мамонты они как дети... Красота общего дела, энтузиазм, растущий интеллект — «смысл жизни мамонта — вместе с людьми изменять мир к лучшему». Чем плохо распространить такой смысл и на самих людей? Все бы хорошо, если забыть об исправлении ошибок. С детьми для такого идеала нужно быть еще более чутким, потому что если мамонт свихнется и пойдет против людей... «...тогда мамонта убьют... И все знают, почему доводить до такого нельзя. Мамонт, застреленный человеком, это убитая мечта о светлом будущем».

Казалось бы, причем тут Сталин? Его имя всплывает уже ближе к концу романа в одном маленьком малозначительном разговоре об истории чукотского питомника. «Ну а кто создал эту дикую систему? Кто заразил людей манией преследования? Откуда в стране было столько ненависти?» Мамонт-государство общего дела и торжества труда — вместо того, чтобы вместе с людьми изменять мир к лучшему, пошел против них. Так быть не должно. Не знаю, вкладывал ли Дивов этот смысл в роман, но мне кажется это важным.

Возвращаясь к приятному — второй красивой темой романа является Чукотка. Все знают, что она у нас есть, но мало кто о ней знает хоть что-то. Я был немного шокирован, узнав, что по сути этот русский край перешел под государственную власть только в советское время. Дивов крупными мазками расписал историю региона и нравы местных жителей. Детализации хватает ровно настолько, чтобы захотеть познакомиться с этой культурой нашей страны поближе. Больно интригует край дальневосточных берсерков.

Итого: Хорошо и хорошо весьма. Получилась очень побудительная книга. Залить все бубонной тоской в слезах левиафановых — не так трудно, как написать на нашей холодной земле торжествующий роман.

Так что вводило меня в сомнения между 9 и 10 баллами? В этой книге по сути очень мало событий. Добрых 80% текста Дивов выставляет экспозицию, чтобы в итоге рассказать небольшую дальневосточную историю с теми же его любимыми офицерами. Казалось бы обманка. Да вот только, как еще лучше показать неромантический героизм, когда каждый день ты просто очень круто делаешь свою работу?

http://kobold-wizard.livejournal.com/447965.html

Не помню уже, когда я впервые услышал про Романа Унгерна фон Штернберга. То ли он был героем какого-то псевдоисторического исследования, коими полнится отечественное ТВ времен постСоюза, то ли героем какого-то фантастического текста, коий затерялся в памяти. В итоге просто осталось знание о генерале Белого движения на востоке, который действовал в советско-монгольском приграничье.

О книге Юзефовича узнал из рекламы в «Русском репортере». Дальше первый экземпляр подарил хохлостанской родне, интересующейся Забайкальем и Алтаем, а вот второй оставил себе. Больше 650 страниц о бароне и его окружении. Окружение воспринимается широко, начиная от кратких биографий современников и заканчивая ликбезом об экономике белоэмигрантского Китая. Реальная история барона щедро смешивается с большевистскими, белогвардейскими, неонацистскими и прочими агитками и анекдотами. Юзефович этого не стесняется и сам в тексте часто говорит о том, что по-иному о главгерое писать нельзя — слишком велика мифологическая фигура, облекшая фигуру реальную. Да и сама реальность ставится под сомнение на бескрайних монгольских равнинах и холмах. Это не место, где каждое событие жестко протоколируется. В материалах допросов работники Штаба Экспедиционного корпуса отмечают, что сам Унгерн абсолютно спутался в датах, помня при этом происходившие события.

В общих чертах, Роман Унгерн — это герой Первой мировой и Гражданской войн, Георгиевский кавалер. С Григорием Семеновым он был знаком еще до Гражданской войны. Им пришлось встречаться не раз на разных фронтах. Последним стал забайкальский, где атаман Семенов, основавшись в Чите, возглавил казачье войско. Унгерну досталась станция Даурия на КВЖД, где им был установлен диктаторский режим. Ужасам, творившимся в даурских застенках, в книге уделено достаточно много места. Террор следует вместе с бароном.

События Гражданской войны заставляют Унгерна исполнить свой давний замысел и отправляют в Монголию, которую он еще с юношества считал источником будущего блага. Описывать панмонголизм главгероя, я считаю, бессмысленно. Это слишком объемная часть книги. Просто Роман Федорович ненавидел европейскую загнивающую культуру, апофеозом которой считал Интернационал и Революцию, подведших черту под монархичесими режимами.

На удивление монгольская авантюра барона удалась. Он смог провести людей к столице и выиграть осаду. Город был освобожден от китайских гоминьданов, а на трон вернулся Богдо-Хан. Веселье достаточно быстро закончилось. Жестокость режима срослась с мифологичностью барона. Завершилось все новым походом в Советскую Россию, неудача которого привела к мятежу и сдаче самодержца красным. Однако казнь реального человека не могла прекратить жизнь мифа.

Носитель таинственного клада; немец-буддист, поднимавший армии монголов против оснащенных армий; потомок героя одного из романов Байрона; палач, оттеняющий чистые перчатки Белого движения; философ, не написавший ни одной книги, но скомпилировавший странное течение, которое погибло непонятое современником — все это слилось в одном человеке. Он сам создал свою роль и до казни играл ее самоотверженно. Это было непонятно окружающим, это вселяло страх и порождало мифы. Скорее всего он был психопатом, дорвавшимся до власти, что не помешало ему повести за собой людей на верную гибель, изогнуть судьбу и создать независимое монгольское государство. При этом всем барон не отделял себя от войска, не был огражден от окружающей грязи и ужаса, спал вместе с казаками на полу, питался с ними из одного котла и не терпел изнеженности. В советском фильме «Исход» он пьет из одной чаши с прокаженным, что говорит об образе героя в советской же историографии.

Понятие «белый террор» стирается из памяти народа. При всем при этом, если взглянуть на Белое движение, по-моему, можно увидеть, победа «белых» могла привести к трагедии, которая вполне сравнима с репрессиями при советской власти. Расплата за былые обиды и всеобъемлющая контрразведочная паранойя, кажется, творилась в обоих лагерях. Победа затравленного зверя сильно отдалась бы по всей России. Однако Унгерн сильно далек от всего этого. Страну, поддержавшую большевиков, он уже считал кормом для монгольской волны, неспособным к организованному сопротивлению. Тем смешнее встречать восхваления барона от наших неонацистов. Сомневаюсь, что антиславянизм проявился бы у Унгерна так же как антисемитизм — «При взятии Урги все евреи должны быть уничтожены — вырезаны. Кровь за кровь!”, но проявился бы иначе.

Итого: тяжелая книга, написанная так как надо: не отрицая личностной силы, Юзефович попытался лишить героя излишнего романтизма. Человек твердо верил в свою судьбу, и смог достичь многого. Ему не удалось победить, но в нашей истории нет ничего сравнимого с этим мифом.

https://kobold-wizard.livejournal.com/1021014.html

Название «Airframe» на русский почему-то перевели как «Крылья». Не знаю, какой термин был бы здесь уместнее, чтобы с одной стороны описать именно техническую часть самолета, а с другой — не отпугнуть читателей тяжеловесным термином вроде «фюзеляжа», «планера» или «авиационной конструкции». В результате выбрали нейтральное слово, которое не говорит о самой книге ничего.

В аэропорту Лос-Анжелеса аварийно садится авиалайнер производства «Нортон Эйркрафт». Во время рейса произошли жесткие колебания, приведшие к травмам пассажиров и гибели двух человек. По факту происшествия в авиастроительной компании начато расследование. На членов экспертной группы давит руководство: в ближайшее время должна быть оформлена поставка самолетов в Китай, а скандал может уничтожить компанию. Вокруг роятся журналисты, почуявшие запах крови. Компания должна представить им железные доказательства того, что привело к жертвам, иначе пресса сама назначит виновных. Впереди чтение документов, опрос свидетелей, осмотр улик, проведение тестов и бесконечные совещания с заинтересованными руководителями.

В отличие от Артура Хейли, Крайтон в пропорциях между социальным и технологическим аспектами склонялся в сторону второго. Его романы полны технических деталей, которые непосредственно связаны с сюжетом и действиями персонажей. В некоторых эпизодах точно приведены марки и модели оборудования. При этом подача не оставляет «заклепочного» привкуса — просто без этих знаний сложно понять происходящее. В книге есть несколько технических нюансов, вызвавших у меня недоумение. Например, не удалось найти информацию про массовым неисправностям черных ящиков в 80е-90е годы. С одной стороны сложно в это поверить, а с другой — данный факт не оказывает серьезного влияния на сюжет, и неясно зачем Крайтону это выдумывать.

Из социальных аспектов заинтересовали эпизоды, связанные с профсоюзом. Советская и российская история сформировала свою специфику в части этих общественных объединений. То с чем я сталкивался больше выглядело как надстройка над кассой взаимопомощи: новогодние подарки, путевки и т.п. Редкие сюжеты об иностранных профсоюзах показывают, что там они выглядят, мягко говоря, иначе. Вспомнить хотя бы «Disco Elysium». Западный профсоюз напоминает мафию — организация, существующая в фирме параллельно с официальным руководством. Их методы порой бывают грязными. Естественно, что речь идет не о профсоюзе в фирме на 20 человек. В «Нортон Эйркрафт» на момент описанных событий работало 30 тысяч. Поэтому профсоюз был весомой силой. Любопытно было столкнуться в романе с тем, что при обострении конфликта инженерам не стоит ходить в цех в одиночку. Во избежание возможных несчастных случаев.

Итого: Та книга, которую я советую своим студентам. Не для того, чтобы печально вздыхать о том, «как у них там», а чтобы прикоснулись к атмосфере большой производственной компании. Про тонны документов, которые действительно нужны. Про инженерное расследование, когда нельзя получить результаты по щелчку пальцев. Про публикации журналистов, которые способны уничтожить производителя, хотя они не имеют ничего общего с реальной ситуацией. И вся эта атмосфера приправлена хорошей детективной историей.

http://kobold-wizard.livejournal.com/538089.html

Количество людей, прочитавших книгу Петросян, весьма велико. После выхода было очень много рецензий и более простых отзывов. Данный роман стал чем-то вроде современных «Мастера и Маргариты» — тайное подошло соседнему берегу настолько близко, что можно увидеть в тумане его очертания.

Первый план рассказывает об интернaте для детей-инвалидов. Детишки делятся на группы по комнатам, и, странное дело, каждая группа формирует свой образ, который пропитывает всю их жизнь. Порой происходит перестройка и образ группы кардинально меняется. Был в одной группе мальчик, пытающийся, хоть и плохо, быть как все, приличным и выделяющимся, но стоило его перекинуть в группу индивидуалистов, как он расправляется, хотя печать «конформизма» остается на нем. При этом нет жестокости, которая наполнила тему замкнутых обществ в последнее время (ну, этак со времен Голдинга). То есть жестокие поступки есть, но нет мордобоя через страницу, а гробы из стен интерната выносят нечасто.

Второй план сложнее, что не удивительно. За стенами интерната скрыт свой мир, исполненный внутренней мифологии. Представьте, что лагерные страшные истории выросли в полноценный мифический объем. А теперь, вспомнив хотя бы «Нам здесь жить», представьте, что этот объем, пульсируя, то и дело выплескивается в реальный мир. Создается мощная картина, в которой сплетается множество эгрегоров. А теперь стоит вспомнить, что мифологический объем, создается детьми, которые толком никогда не выходили в открытый мир. Так дети ли заронили зерно, и это все Дом, в котором?..

Третий план раскрывается постепенно. Дом — место, в котором сталкиваются два мира: наш реальный и реальный мир 2. И Дом дает детям возможность выбрать то, куда они могут уйти. Выбор многих хорошо характеризует то, что окна, выходящие на улицу, были заложены, после того, как за день за днем закрашивали таинственными рисунками. А выход в наш реальный мир порождает «травму рождения» у людей, которые уже полностью сформировались. Дети не хотят рождаться в наш мир.

Четвертый план. Детей тут нет. То есть они визуально они конечно есть, но за пару лет все меняется. Самое главное — меняются глаза. Запертые в четырех стенах люди, рассуждают о древнегреческих авторах, книг которых они читать просто не могли. Порой детские черты проскакивают, но это ничто по сравнению с тем ужасом, который навлекают жильцы Дома на взрослых. Просто взрослые не могут принять, что им в глаза смотрит невозможное. Этакие гадкие лебеди.

Итого: Opus Magnum достоин перепрочтения. Ибо вкусно.

https://kobold-wizard.livejournal.com/1014949.html

Наши 90е давно наградили эпитетом «лихие». Литературы о них немало, но популярностью она не пользуется. Переход от Перестройки к 90м отрефлексирован слабо. Ранее меня захватил «Андеграунд» Маканина с его аутсайдерами из московской общаги. Теперь Юлий Дубов показал, как один из корней российского капитализма вырос из среды академических НИИ. Доктора наук и кандидаты, закаленные в интригах научной и министерской среды, начали применять свои навыки на новом поприще. Распространение книг перетекает в продажу компьютеров и ПО, чтобы затем превратиться в миллиардные схемы по перепродаже автомобилей в Инфокаре-Логовазе.

Впечатлила и форма выбранная автором/соавторами. Его книга — это эпос сродни древнегреческому. У книги шесть героев, пяти из которых посвящены отдельные части романа. Каждый из них по-своему толкает колесо истории, чтобы в полной мере прочувствовать трагедию происходящих событий. Автор смог отдалиться от своих героев, списанных с реальных людей, его хороших знакомых. «Большая пайка» не выглядит попыткой оправдаться за причиненную боль и пролитую кровь. Герои несут ответственность за свои поступки, и история спросила с них в полной мере, отобрав у кого-то здоровье, а у кого-то жизнь.

Эта книга не научное исследование и не документальный текст. Ее ценность в первую очередь в том, что автор рассказал о своей эпохе, не срываясь в символизм. Во вторичном бульоне советской системы зарождались новые системы отношений. Какие-то из них были более устойчивы к смене условий, а какие-то нет. В какой-то момент оказалось, что умные люди, создавшие одну из этих систем, сами стали препятствием для ее развития. Механизмы советских НИИ уступили место механизмам корпоративной эффективности.

С развала советского Союза прошло тридцать лет. Юлий Дубов живет в Великобритании, получив политическое убежище вместе с Березовским. В 2009ом его заочно приговорили к 9 годам лишения свободы за хищение 140 млн рублей по делу того самого Логовоза, ставшего прообразом Инфокара в романе. Вероятность, что Дубова выдадут стремится к бесконечно малой.

Итого: Одна из лучших книг, прочитанных за минувшие годы. Личный опыт автора воплотился в интересный сюжет, облеченный в добротную психологическую прозу.

http://kobold-wizard.livejournal.com/611486.html

Бог знает обо всем, Бог предложит лучший вариант решения вашей задачи в соответствии с предложенными условиями, Бог — это машина. Продолжаются споры имеет ли волю суперкомпьютер Салманассар, но факт остается фактом: правительства мира и крупнейшие компании вынуждены стоять в очереди на машинное время, чтобы узнать как им действовать дальше. Горы распечаток в соответствии с постоянно меняющимися факторами.

«Любое общество, которое провозглашает идею равных возможностей, порождает зависть к тем, кому живется лучше вашего, даже если предмет этой зависти, так сказать, дефицитный продукт, нельзя разрубить и поделить на всех, так как при этом он будет уничтожен». Каждая пара в стране имеет право на то, чтобы родить одного ребенка. Только одно но: если каждый из членов пары имеет чистое генеалогическое древо, где никогда не прослеживалось генетических отклонений. Просто потому что людей уже слишком много, а инвалидов бюджет не тянет. Каждый в ответе лишь за себя. Так что же подумает гражданин-дальтоник о заявлении вражеского правительства о том, что их ученые открыли способ очистки эмбриона от изъянов. Чистые уберменши для счастливых родителей.

В 50-60-е Европа даровала своим колониям свободу, и Африка и Азия поднялись с колен. Но речь-то не о них. В квартирках и домиках Англии, Бельгии и Франции нашли прибежище бывшие дети колоний: сорокалетние обеспеченные мальчики и девочки, которые лишь в наркотических разговорах с друг другом могут почувствовать вновь солнце, песок и тяжелые запахи Алжира, Конго и Мадагаскара. Они — граждане тех стран, что были уничтожены до их рождения. Некропатриоты, задыхающиеся в свободном мире и мечтающие вернуться назад. В них брезжит надежда.

Кто владеет информацией владеет миром. Большая часть романа — это рваные фрагменты новостных лент, телепередач и интервью, в которых можно почувствовать если не дыхание мира, то хотя бы разноголосицу мнений, растаскивающую паутину по всему сюжету. Читать это по первому времени мне было достаточно тяжело, потому что все запомнить просто не выходило. Лишь потом я осознал, что и не нужно все запоминать: это новости, ты проскальзываешь по ним глазами и получаешь необходимый объем Грядущего. Воспринимается гораздо легче, чем «Поджог собора» М.Муркока.

Биотехнологии и генетические эксперименты уже близки к тому, чтобы подарить людям мира счастье. Эксперименты проводит известнейший доктор Сугайгунтунг, гражданин Ведомой к Социализму Демократической Республики Ятаканг. Его открытия уже вывели государство Юго-восточной Азии на передний край прогресса. Так кому же, как не ему осчастливить весь мир во славу пути, означенного маршалом Солукартом? Только доктор устал и вступил в тайные переговоры с агентурой вражеского государства. Возможно ли делать семимильные шаги в науке при либерпанковском режиме, когда во главу всего встает рынок и гуманность ограниченной вседозволенности? Можно ли предать свою страну из-за несогласия с диктатором? Можно ли изменить мир открытием, которое дарует и ад, и рай?

Книга написана в 1968 году. Вьетнам. «The Beatles». Хиппи. Вышедший в 1962 году маленький роман «Заводной апельсин». Все это задает определенную линию в тексте. Мальчики и девочки сидят на легких наркотиках и пытаются выбраться из-под пяты государства и корпоративного гнета. Настольной книгой поколения становится «Словарь гиперпреступности». Освобожденные колонии кажутся новым фронтиром, жизнь на котором освободит их от глупых «довлеющих» евгенических законов. Мальчишки готовы стать наркоманами, гомосексуалистами и черт знает чем лишь бы не идти в армию и не отправиться на глупую войну с «красными желтопузыми».

"– Роджер, у нас получится, у нас получится!

– Надеюсь, – с меньшим энтузиазмом ответил он.

– Ах ты старый пессимист! Может, это от того, что ты давно не закидывался. У тебя с собой что-нибудь есть?

– Жвачка «мозголом». Но разве тебе не положено такого избегать?

– Нет, док сказал, малышу может повредить только «ягинол».

– Ты уверена?

– На все сто. Я специально его спрашивала, и он мне так и сказал.

– Тогда ладно.

Он вынул пачку из кармана, и они вместе зачавкали жевательной резинкой со слабым привкусом аниса, ожидая, когда их поволочет и поднимет. Выискивая признаки таска, они осматривали свое окружение. В дальнем конце мрачной лондонской улочки были поставлены заграждения с большими плакатами, где указывалось, что проезд закрыт из-за дорожных работ; согласно плану переустройства метрополиса, новые трассы закладывались над уже существующими улицами, пешеходам оставались лишь узкие дорожки и туннели.

Мало-помалу красные с белым шесты заграждения стали превращаться в стебли экзотических растений, в особенности полыхали маками алые полосы. Воспоминание о серой приемной врача, о гадком бюрократе, который их допрашивал, поблекло как сон. Прижимая руку к животу, словно силой воли благословляя совершающееся там чудо, Мак благоговейно округлила глаза.

– Он ведь увидит этот мир, правда? – прошептала она. – Не именно этот… не этот заляпанный дерьмом, закопченный и пыльный, жуткий город, а другой, прекрасный и всегда удивительный. Роджер, какой амфетамин выводится с молоком? Нужно позаботиться, чтобы наш малыш вообще никогда противного мира не видел!

– Нужно будет у дока спросить, – сказал Роджер. По его лицу разлилась безмятежная уверенность. – Док много кому, кроме нас, помог, уж он-то знает.

Он взял ее за руку, и они пошли – два единственных реальных человека во вселенной – по вымощенной самоцветами улице в страну любви».

Ну и финальный аккорд. Кем становится интеллектуал, возжелавший ворваться в мясо человечества и понять, что же им движет? Почему люди, пораженные безумием, берут оружие и расстреливают-искрамсывают толпу. Почему люди так тянутся к наркотикам? Почему одно из государств Африки живет так, что его неспособен проанализировать лучший компьютер человечества и потому приговаривает к мировой ошибке? И наконец, как жить этому интеллектуалу, который все понял?

Итого: Это очень плотный роман для размышлений о мире, в котором мы живем. Хуже всего то, что Браннер не выводит читателя из текста, а потому после может понадобиться таблетка ибупрофена. Или пара рюмок горячительного. Главное — таблетки с алкоголем не мешать.

Здесь есть множество финалов, что не удивляет при количестве сюжетных линий, но мне все же нравится самый первый:

"– Я люблю вас! Я пытался устоять и ничего не могу с собой поделать. Я люблю всех вас…»

http://kobold-wizard.livejournal.com/819617.html

Книга, принесенная однажды на волнах Фантлаба, а потом обнаруженная на книжном развале рядом с домом.

Это практически незнакомый для меня пласт советской литературы — описание установления советской власти в Средней Азии, где Гражданская война по сути продолжалась до начала 40х. Размытость границ в условиях гор и пустынь позволяла отрядам басмачей переходить с Советского Памира в Афганистан и Иран и обратно. При этом советской власти противостояли не только не принявшие коллективизацию крестьяне и скотовладельцы, превратившиеся в бандитов, но и бывшие кадровые военные, религиозные течения, а также Британская империя. О советской литературе 30х любят вспоминать в контексте шпиономании (Мастер и Маргарита, Кортик, Тайна двух океанов и т.д.), и в случае «Джуры» это имеет достаточно прочные корни. Большая игра не закончилась со свержением монархии в России, а наоборот дала возможность англичанам прихватить Азербайджан и Среднюю Азию. Насколько я слышал, теперь эту версию отрицают, утверждая, что у басмачей был чистый панисламизм. Все возможно. Да только удивительно, если имеющие в своем распоряжении Афганистан и Пакистан, англичане отказались бы взять под свой протекторат еще и Бухару с Хорезмом.

Несмотря на срьезный исторический базис, роман оказался куда менее политизированным, чем мог бы быть. Шутка ли, но имя Ленина в романе 1940ого года упоминается всего дважды, и один раз это относится к егоименному Пику. Тушкан показывает события в романе таким образом, что народно-освободительные и коммунистические мысли возникают в головах персонажей сами собой под воздействием внешней среды. В этом плане мне очень понравился образ Кучака, односельчанина Джуры, — недалекого ленивого и трусоватого мужичка, попавшего в большой мир из своего кишлака и постепенно падающего все ниже и ниже из-за того, что потакает своим мелким страстям и испуганно понуждается окружающими. В итоге он с обмороженными ногами валяется в куче тряпья на базаре какого-то среднеазиатского города. К этому моменту он уже понимает, что мир жесток и его нужно хоть немного исправить. Только ноги его не ходят, деньги закончились, и теперь ему нужны только силы, чтобы отгонять базарных собак. Спасение его от гибели хоть и предсказуемо, зато показывает, что даже понимание несправедливости не приводит сразу же к героизму. Путь Кучака — трудная дорога безвольного человека, который расцветает по-своему в руках каждого командира. К финалу он обретает самопонимание, а через него и некоторую храбрость. «Лучше, превозмогая страх, совершать большие, настоящие дела, необходимые для себя и для народа, и чувствовать себя человеком, чем уподобляться растению или пугливой птице».

История заглавного героя, сказать по правде, вызвала у меня куда меньше интереса. Это путь взросления и борьбы более внешней, чем внутренней. Мальчик-горец сначала желает жить по праву сильного, но постепенно от личной стычки с бандой он дорастает до борьбы с басмачами и поддержки высокого «рода большевиков». Стычки, охота и героизм оживляют роман. Наверно, в советские годы он побудоражил сознание не одному мальчишке. Вместе с вступительными эпизодами, рассказывающими о геологической экспедициии на Памире, книга, на мой вкус, встает в один ряд с романами Жюля Верна.

Второстепенных персонажей в книге достаточно много. В отличие от главных, их мотивы и мысли показаны достаточно блекло и картонно. Интерес у меня вызвал начальник пограничного отряда Максимов по прозвищу Тысячеглазый. При общем образе идеального вдумчивого командира в нем чувствуется отголосок революционного прошлого. Максимов немного напомнил Эйхманиса из прилепинской «Обители» — тот же формат ручного управления, в котором можно свернуть горы. Человек больших задач, гигантской харизмы и веры в идею. В то же время в нем нет бравирования властью, и вовсе не он в романе «Джура» говорит: «Я сам Советская власть! Что скажу, то и делайте». Он скажет и люди сделают, но будут делать, понимая важность момент и цель действий.

Советская власть ушла вслед за Российской империей, что привело к новому витку Большой игры. Теперь вместо исмаилистов Ага-хана по региону расползаются исламисты Аль-Багдади или кто теперь у них верховный лидер? В СМИ опять кружат споры на тему, кто проплатил создание нового течения. Вот только понимание региона из нашего информационного поля, как мне кажется, уходит. С глаз упала советская пелена, и мы не можем понять, что же сталось с бывшими соотечественниками. Так вот «Джура» — это литературный памятник о нас в Средней Азии в то время, когда обстановка была похожей. Я не буду говорить об объективности, искать которую в романе для юношества, по-моему, бесперспективно. Зато в романе есть верный посыл: «Когда-то, по неопытности, Максимов считал, что его окружает мертвое и скучное нагромождение камней. Позже, после длительного изучения края, настало время, когда все вокруг ожило и предстало в ином свете. Максимов полюбил Памир с его суровой красотой, которую открыл в нем неожиданно для себя. Он полюбил народ, с которым пришлось много и долго работать....» Нужно вдумываться и работать.

Итого: Прекрасно читаемый роман почти 80-летней давности. Для вхождения в тему не требуется особая историческая эрудиция. Автор заботливо ведет тебя за руку, показывая синие горы и высокое небо. В то же время проблематика весьма свежа, поскольку мы вышли на новый исторический виток.

http://kobold-wizard.livejournal.com/491192.html

Легенда о принцессе, которую похитил дракон... Байка о пацане, который искал удачи на чужбине... История о людях, поломанных судьбой... Взгляд на наше ближнее будущее, где наука бомбы не поспевает за наукой айфона. Много ниточек в одном клубке.

В хороших сказках есть свои правила. Эта история не исключение, и многие повороты предугадываются достаточно быстро, но в то же время за сценой дребезжит жесткая изнанка, в которой нельзя позвонить домой, потому что слова застревают в горле, а в какой-то момент вместо друзей на звонки начинают отвечать незнакомые люди.

НБИК шагает по земле. Буквально в течение нескольких месяцев это второй текст, в котором научная составляющая говорит о взаимодействии человека с другими живыми существами. Другим была повесть «Фантомное чувство» Ловетта и Ниманн-Росса. И в первом, и втором случае оператор, оторванный от машины, получает ущерб, правда разной степени. Текст Ловетта и Ниманн-Росса очень интересно экстраполируется на наше сродство с мобильными гаджетами.

В романе есть мужская и женская части. Женская — испуганная и нежная, слабая и чувственная. Ей свойственна тяга под крепкое, защищающее крыло. Мужская часть во многом грязна и жестока, но именно она не позволяет осквернить вторую половину. Чашки весов иногда сильно колеблются, но внутренняя сила двух главных героев выравнивают положение.

Эпизод, с которого в общем-то завязывается история(гибель отца главгероини), получает свое развитие лишь где-то с начала последней трети. До этого герои будто разогреваются, а фоном разворачивается израильско-американская сказка, крушащаяся на плацах и пляжах. В последней трети все сильнее чувствуется бессилие героев перед обстоятельствами. И все же из дерьма мужиков вытягивают женщины, порой сами того не подозревая, за что им огромное спасибо.

Итого: Часто авторы жестоки, но при этом не протягивают колючей проволокой по спине, чтобы донести до читателей правду о сладости жизни. История получилась. Подвела черту истории о красавице и чудовище, о принцессе и драконе.

Третья часть бас-лаговского цикла. По всей видимости, финал истории, хотя Чайна в интервью сказал, что если будет идея, которая потребует возвращения в Нью-Кробюзон, то он напишет. Так что поживем — увидим.

Если в Вокзале и Шраме были лишь легкие штрихи социалистических идей, то здесь Мьевиль дал панораму революционных взглядов. Конфликтов в данной среде много. Партии, группы и банды никак не могут договориться, а некоторые вообще считают, кто нет необходимости рассусоливать и надо заниматься лишь «реальным делом». «Дело надо пытать, а не языком болтать». Экспроприации, политические убийства и митинги идут рука об руку.

В этот раз Мьевиль дает картину с трех точек зрения. Каттер с компанией сопартийцев ищет за своим любовником, который скрывается от милиции и пытается найти легендарный Железный Совет. Ори Кьюрас пытается найти выход своей революционной энергии. Големист Иуда Лёв становится Христом революционного движения, отцом Железного Совета, поезда-призрака.

История начинается в начале Дороги, гигантской железной дороги, которая должна пролечь через весь континент. Землекопы разравнивают территорию, проходчики вырубают тоннели, укладчики строят пути, а за ними следует мобильный город, построенный вокруг поезда. Передвижные кабаки, бордели и магазины словно рой комарья, кружат около железного гиганта. Здесь живут разные нации, расы, свободные и переделанные. Последние, бывшие преступники, выполняют самую тяжелую работу и живут в загонах. Обстановка накаляется, когда свободным рабочим задерживают зарплату, и начинается забастовка. Управление Железнодорожного Треста пытается закрыть трудовые бреши переделанными... Штрейкбрейхеров никогда не любили.

В это время Нью-Кробюзон ведет войну с Тешем, далеким городом, о котором известны лишь какие-то дикие легенды. Граждане слабо понимают, какие интересы преследует правительство, а ветераны тем временем рассказывают страшные истории о нестабильном, жидкостном народе. Стачки и забастовки раскрашивают город. Самиздат и официальная пресса дают диаметрально противоположную оценку сложившейся ситуации. А стены все чаще украшает граффити в виде спирали...

История големиста выбивается из общего сюжета. Это ретроспекция событий, предвосхищающих грядущий бунт. Если получилось когда-то, значит получится вновь. Железный совет -это вечно живой миф о свободе. Поэтому поезд не должен вернуться в город. Реальность может не оправдать ожиданий.

Бунт складывается из идеалов и личного неприятия к режиму. У каждого находится свой зуб на систему, у каждого есть светлая мечта о том, как должно выглядеть будущее. И как всегда у Мьевиля, показано, что высокие идеалы могут появиться даже у подонков, которых общество отторгло. В то же время личный счет часто вселяет такую ярость, о какой страшно было бы подумать.

Близкие отношения между особями, которые общество не приемлет, и в предыдущих романах были изображены провокационно. Любовь между разными расами, любовь к инвалиду — теперь вот гомосексуализм. Читал отзывы, где Мьевиля пинают за ЛГБТ-тему. Что ж, где, как не в романе о революции, обозначить эту проблему? Если Единство, Равенство и Братство, то равенство должно быть для всех, кто в единстве. Но все равно, большинство из братства смотрит неприязненно на голубых, на тех, кто самовольно предается греху мужеложства. Для всех это сродни любви с переделанным или водяным. На тех рабочих, кто, не имея денег на шлюху, отправляются в овраг, смотрят больше с жалостью, чем на таких. Впрочем надо отдать должное автору, Каттер воспринимает свою тягу очень болезненно, вплоть до жестокости, а Лёв относится к подобному избыточно спокойно, как к физиологической слабости, а потому на которую не стоит тратить чувств и эмоций.

Наверно, такова революция по Мьевилю. Она часто обречена на провал. Она верит в идеалы, но не способна отказаться от своей греховности. Она стирает границы между сообществами, но не теряет при этом головы. Она жестока, ужасно жестока, но именно в такие моменты люди способны создавать великое. Не знаю, как уж Чайна отнесся к последним лондонским бунтам, но текст и репортажи получились весьма похожими. Небольшая ремарка: социализм в книге имеет с советским очень мало общего. В Нью-Кробюзоне нет Маркса с его экономически-промышленной направленностью. Здесь все внове, здесь в крови и слове рождается зверь.

Хеппи-енда вновь нет. Есть правдивый и жестокий финал, в котором нет добра и зла. Есть история, которая свершилась так, а не иначе. Есть великий поезд, который вечно возвращается.

Итого: Это Мьевиль, что тут еще сказать. В третьем романе есть все элементы, которых ожидаешь от этого цикла, но они сплетаются в совершенно новую паутину. История более идейна, чем прочие, и менее поразительна, чем «Шрам», но она выверена и точна. И главное здесь то, что после всех буржуазных россказней показано, что утопия возможна даже в обществе таких нас, грешных.

http://kobold-wizard.livejournal.com/579737.html

Я нашел еще один отдыхательный роман для себя. Наравне с книгами Амина Маалуфа и олдевским «Нопэрапоном». Это тексты, которые можно, словно развалившись как в старом, потертом кресле, читать и релаксировать. Потому что при наличии основной идеи они удобны, жизненны в мироощущении и поскрипывающе удобны.

Это первый роман за очень долгое время, в котором умный детектив не является маньяком/дегенератом/социопатом/и.т.д. У него есть трудности, которые получается решать по мере сил. Он живет в обществе. В силу прожитых лет он немного отстранен, но ровно настолько чтобы чувствовать себя комфортно и периодически предаваться развлечениям. Единственное, что его напрягает в жизни — это людской идиотизм и криворукость. Как следует из аннотации, это роман о людском идиотизме. Нашем идиотизме и идиотизме ГГ.

Если же говорить более конкретно, то ГГ занимается расследованием страховых несчастных случаев. Форс-мажоры, накопившаяся ошибка, нарушения ТБ и преступный умысел — все то может вести к увечьям и гибели людей. Это страшно, и автор не всегда опускает детали с места происшествия. Но порой есть другая точка зрения — взгляд профессионала, который морщится, но видит, вместо брызг и копоти, причинно-следственные связи. Можно назвать это профессиональной деформацией, но только так можно позволить себе откровенно посмотреть на людской идиотизм и халатность. Можно даже шутить. Просто потому что такого нарочно не придумаешь. Если верить автору, то большая часть описанных несчастных случаев взята из официальных отчетов о расследованиях. После «Террора» я склонен верить в работу Симмонса с источниками.

Человеческий организм и сама личность — вещи весьма хрупкие. ГГ, постоянно сталкивающийся с тем, что мелкие ошибки могут разрушить жизнь, старается окружить себя минимальным количеством людей и лишь самыми необходимыми, но высококачественными вещами. Развлечения выбраны так, что в случае риска для жизни ГГ рассчитывает лишь на себя. Потому что случайности случаются. К финалу романа, когда в общих чертах становится известна вся его биография, начинаешь понимать, насколько структурна жизнь героя. Людские страхи и ошибки вывели человека, который в своих поступках порой кажется нереальным. К тому же его зовут Дарвин.

Итого:

В целом эта книга — типично американский остросюжетный текст. Стрельба, погони и романтичность в наличии. Почему-то в голове постоянно всплывало сравнение с Чейзом. На ГГ начинается охота после того, как он сталкивается с преступной сетью, занимающейся страховыми махинациями. Наплыв эмигрантов из ЛА позволяет заручиться дармовым пушечным мясом для подставных несчастных случаев, за которые потом, в случае выживания приманки, можно будет отсудить большую сумму. Размеры страховых исков в Штатах меня просто поразили, вкупе с причинами, из-за которых подают порой в суд. Требование «не сушить кошек в микроволновке» после этого не кажется столь бредовым. Цитата: «Три недели назад Дар и Лоуренс расследовали обстоятельства по иску, где подросток сунул револьвер за пояс и отстрелил себе почти все гениталии. Семья подала иск против районной школы, хотя девятиклассник в тот день прогуливал уроки. Мать и её сожитель потребовали у школы материальную компенсацию в размере двух миллионов долларов под тем предлогом, что администрация школы должна следить за тем, чтобы шестнадцатилетний подросток не прогуливал уроки».

Берегите себя.

http://kobold-wizard.livejournal.com/708984.html

Вновь Чайна Мьевиль создал новый городской мир. На этот раз больше психосоциологический, чем фантастический. Фантастика здесь прочерчена через область веры в допустимость столь жестких ограничений восприятия.

Новый город называется Бещель. Или же он называется Уль-Кома. Или же это два разных города равновероятно размещенных в одной точке пространства. Наиболее точным сравнением является шахматная доска для слонов – как ни крути, но при соблюдении правил слон с черных клеток никогда не попадет на белые и наоборот. Так вот эта книга рассказывает об установлении правил для людей: находясь в одном городе, ты должен не взаимодействовать с другим. Даже если потусторонний лихач несется на тебя на своем автомобиле, ты должен просто отойти в сторону словно бы без видимой причины. Иначе произойдет Брешь, которая тебя поглотит

История начинается с убийства девушки. Никто не может опознать тело, а полиция Бещеля не может понять, как она попала в город. Потом обнаруживается фургон, в котором ее привезли, и эта машина приехала из Уль-Комы. Главный герой вынужден в целях расследования перебраться к соседям, то есть приучиться жить на черных клетках шахматной доски. Помимо этого палки в колеса ставят местные радикалы, иностранные граждане и Брешь – сущность, охраняющая города от слияния. Как говорил Бонд, взболтать, но не смешивать.

На первый взгляд сложно поверить в такую бредовую социальную форму, когда люди могут стоять друг напротив друга и усилием воли заставлять себя не замечать преграды, но книга ненавязчиво намекает на Балканский материал. Взгляните на карты Великой Албании, Великой Болгарии, Великой Сербии и т.п., пропагандируемых соответствующими радикалами, и вы увидите те самые взаимоналожения, взаимопроникновения и размытия. Только в «Городе и городе» нет националистического угара территориальных обид. С другой стороны Мьевиль в своем «Крысином короле» да и Гейман в «Никогде» неплохо показали, как мы можем «не видеть» определенные категории населения: маргиналов, бомжей, цыган и т.д. То есть мы часто их наблюдаем поблизости, но стараемся никак не взаимодействовать с ними. Практически то самое «не-видение» — пройти мимо, поверхностно проведя взглядом по мешанине разноцветного тряпья или отойдя подальше от источника неприятного запаха или шизоидного зацикленного трепа.

Итого: Когда эта книга вышла на русском языке, было много ругани по поводу ужасного перевода, который мешает восприятию. Да, язык местами крайне отвратный. В основном, в самом начале книги. Но в целом это тот самый градопостроитель и миротворец Чайна Мьевиль, который заставляет постоянно мучиться вопросом: сошла ли описываемая реальность с ума или же здесь еще можно поймать рациональное объяснение происходящему.

http://kobold-wizard.livejournal.com/697029.html

Книга попала в мой список к прочтению благодаря зацепившему отзыву на Фантлабе. Без этого я бы, наверно, никогда бы и не узнал про нее, так как очень редко читаю «детскую» литературу и художественную литературу про Великую Отечественную Войну. Первая вообще прошла толком мимо моей жизни. Со второй сложнее: есть слишком много дешевого ширпотреба, и слишком больно бьют по-настоящему сильные вещи. «Облачный полк» показал, почему нужно скорректировать угол зрения.

Окантовка истории – посиделки прадеда с правнуком летом на даче. Ребенок, копаясь на чердаке, нашел старый немецкий фотоаппарат пусть и с засвеченной пленкой и рад до чертиков. А старик, глядя на все это, вновь проваливается в воспоминания о Войне и их партизанском отряде.

Воспринимать эту книгу как сугубо реалистическую у меня не выходит. В ней очень много моментов описанных через ощущения и впечатления ребенка. Место социалистического плакатного пафоса занято пафосом мальчишеским, при котором героизм идет рука об руку с шалостями и рыбалкой на бамбуковую удочку. Сначала, когда ухаешь в водоворот воспоминаний вслед за главгероем, такая атмосфера на той войне кажется фальшивой и неуместной. Только с развитием сюжета и уж тем более в финале понимаешь, что порой человек просто помнит, не напрягаясь насчет требований исторического момента. Точно так же этот самый главгерой поначалу удивляется, что мать его друга не расспрашивает о военных действиях, а потом просто тихо радуется мимолетному глотку «мира». А когда война мясом встает на страницах во всей своей дряни, ты тоже становишься благодарен автору за все предыдущее тепло. Быть может, часть эпизодов — это фантазии контуженного мальчишки, но он видел достаточно, чтобы иметь право на такие иллюзии.

Итого: В финале Веркин дает несколько напоминалок для взрослых. Как раз о той самой правде художественного произведения, о настоящем героизме, о преломлениях первого во втором и т.д. Нет нужды бороться с поколением «пепси», зато есть задача донести до детей чувство сопричастности к родной истории и к родным ценностям. Не побороть, но поглотить чем-то более важным.

http://kobold-wizard.livejournal.com/695831.html

Неверно думать, что из какой-либо ситуации есть только один выход. На самом деле пространство возможностей всегда достаточно широко. Вопрос лишь в тех ограничениях, которыми мы очерчиваем выбор. Неадекватные варианты выхода из ситуации есть всегда. Не говоря о скрытых, для реализации которых нужно сильно извернуться. И «Шум и ярость» — это книга о различных вариантах выхода.

Отправная точка — это грехопадение дочери семейства Компсонов, изменившей своему мужу и забеременевшей от любовника. Этот адюльтер становится последним толчком к разрушению семейства Компсонов, которое день за днем начинает терять себя. В первых трех частях поочередно героями становятся каждый из сыновей Компсонов. Первый из них — Мори, ставший потом Бенджамином — это выход из катастрофы через безумие — яростная попытка чувственно сохранить непоколебимость привычного порядка, при которой нет никакой возможности повлиять на происходящее. Второй — Квентин — жертвенный идеализм Юга, круговорот памяти, постоянно забрасывающий его к самым тягостным моментам жизни — попытка, если не развернуть ситуацию вспять, то хотя бы остановить лавину перемен. И третий — Джейсон Компсон — злое стремление построить свой порядок на пепелище, принять новые правила игры, но оказаться при этом хитрее этих «евреев из Нью-Йорка» — неудачная попытка перерождения в новых условиях.

Четвертая часть романа отстоит от первых трех — крупный план, лишенный субъективной окрашенности и позволяющий взглянуть на деградацию во всей ее печали. Старая служанка пытается спасти то, что можно еще спасти.

Различные точки зрения ведут к различному языку повествования. Если первую часть, рассказанную от лица олигофрена, читать сложно по понятным причинам, то гораздо неожиданнее и сложнее для меня оказалась вторая — тот самый круговорот болезненных воспоминаний. Тяжело себе признаваться, но это действительно очень правдоподобно — круг за кругом дрожать под шелестом травмы. Дальше читать уже проще, даже при всем сумбуре первых частей из них удается склеить общий каркас произошедшего. На этом фоне Джейсон Компсон встает как выживший крысеныш над трупами динозавров — борьба мелочная, жесткая, но борьба, живая в ее злобе. Его племянница, та самая, которая родилась после адюльтера, очень похожа на своего ненавистного дядю. Она — это четвертый выход — отказ от корней и побег в будущее без оглядки. Господь — им судья.

А теперь стоит признать, что с точки зрения воплощения этот роман сейчас мне гораздо интереснее, чем с точки зрения сюжета. Потоки сознания поданы так, что ты вынужден жить рядом с героями, не отдавая предпочтения никому. Открытым текстом говорится далеко не все, и читатель должен крутить намеки, случайные фразы, обрывки бреда. Укатились.

Итого: Фолкнер крут, и тут я ничего не могу с собой поделать. Тот случай, когда чтение — это длинная трудная дорога, не захватывающая, но делающая тебя счастливее и сильнее.

http://kobold-wizard.livejournal.com/512723.html

Книга, первая часть которой «Перевал» знакома еще с детства. Был и мультфильм, отмеченный участием Фоменко(который теперь больше известен как новохронолог), и вышедший в 95-ом единственный номер комикс-журнала «Blaster» с подписью «Приключения на планете динозавров». Я часто встречал потом упоминания, что Булычев зря переработал повесть в роман. Мне же показалось, что продолжение интересно сместило акценты.

«Перевал» — это по большому счету история о Маугли, которые приспосабливаются к жизни на новом месте гораздо лучше, чем их родители. Продолжение углубляет конфликт между людьми, борющимися за выживание разными методами: устав, сохранение остатков цивилизации и слияние с окружающей средой. Тема, которая все актуальнее в мире, где происходит столкновение разных культур. Причем, если вспомнить нашу проблему иммигрантов и внутренних мигрантов, то те отстаивают как раз версию Олега и Старого, сохраняя остатки своей культуры несмотря на перемену окружения.

Наивность некоторых деталей с лихвой окупается глубиной конфликта. В эпоху дауншифтинга и разрушения старых идеалов проблемы главных героев смотрятся, наверно, совсем иначе, чем на момент написания. Как оказалось, для перерождения культуры нет нужды в изоляции общества, достаточно ощутить крах привычной системы. И с такой точки зрения наиболее быстрая адаптация к условиям уже не кажется вырождением. Просто у многих еще сохраняется надежда, что все вернется на круги своя.

Итого: Борьба человека с природой — извечная тема: «Робинзон Крузо» Дефо, «Таинственный остров» Верна, «Планета изгнания» Ле Гуин, «Беспокойство» Струнацких, «Саботажник» Дивова, список можно продолжать. Булычев создал достаточно добрый роман, показав, что выживание человека — это главное, и лишь трусость и глупость могут все испортить.

«Эволюция и революция — виды становления. Лишь сравнительно недавно они были осознаны людьми как важные идеи-понятия. В неорганической природе им соответствуют постепенное изменение (постепенность) и скачкообразное изменение (скачок)».(Балашов Л. Е. «Философия») Аналогично деградация может протекать двумя путями: постепенным и скачкообразным. В современной фантастике все чаще нам обещают последний вид: катастрофу, которая счистит человеческую урбанистическую цивилизацию с лица земли, развалив существующую инфраструктуру, а современный городской человек слабо приспособлен к ее возрождению. По-моему, эта тема перекатывается на языке начиная с конца ВМВ. Апологеты Холодной войны как сдерживания говорили, что если не мы, то достаточно пары бомбардировок, чтобы отбросить нас к первобытному строю. Что ж, не поспоришь.

Бачигулапи(когда-нибудь я авось выучу правильное произношение этой фамилии) рисует другую картину — постепенное угасание цивилизации. Этот мир не претерпевает глобальных изменений, его механизмы работают как часы и требуют лишь периодической проверки показаний на мониторе. Количество свободного времени как мера прогрессивности общества зашкаливает. Наука айфона позволяет забыть о грязном машиностроении и заниматься дизайнерскими(в российском смысле этого слова) изысканиями. Большинство счастливо. Утопия, хех... Но все расшатывается, когда перестает качать канализационная помпа №6.

P.S.:Все-таки текст мне как машиностроителю льстит)))

http://kobold-wizard.livejournal.com/430298.html

http://kobold-wizard.livejournal.com/583295.html

Порою с войны возвращаются, и приносят с собой странное мироощущение, которое не растворяется в алкоголе и не стирается под новыми впечатлениями. Люди ходят по улицам родного города, временами проваливаясь в воспоминания. От прошлого нельзя убежать, оно всегда остается с нами. Особенно в городе на Юге США. Здесь еще живы ветераны той, главной Войны, в которой Юг проиграл. На парней, вернувшихся с полей Первой Мировой, старики смотрят свысока: в этой войне нет лоска; мелкие игры, на которых ребятишки летают на своих еропланах.

Молодой Баярд Сарторис возвращается домой, где остался лишь его дед, старый Баярд Сарторис и прабабка Вирджиния Дю Пре(мисс Дженни). Война унесла его брата Джона. Во время войны умерли его жена и ребенок. Все это время он был в Европе. Теперь ему остались лишь воспоминания и ночные кошмары. Что бы он не делал, он остается где-то там. Даже о жене он не вспоминает. Он — Сарторис, а Сарторисы должны гибнуть на войне. Такова судьба его рода, а потому оба Баярда смотрятся ошибками: один не успел на главную войну, а другой не умер, хотя должен был.

«Каждый должен хоть раз вступить в брак и каждый должен побывать хоть на одной войне». Сейчас это явление называют афганским, чеченским и прочими синдромами. Война изменяет каждого: кого-то перемалывает, кого-то лишь обжигает. В то же время в город возвращается Хорес Бенбоу, утонченный поэт, вдохновленный Францией и не растерявший тяги к жизни. Он с радостью врывается в стабильный мир, пусть даже и не идеальный. Воспоминания порой находят на него, но они лишь оттеняют спокойствие мира, звонкое как стекло.

Финал Гражданской войны принес свободу рабам-неграм. Но аристократов переменить достаточно сложно. Герои продолжают смотреть на черных, как на нечто, само собой разумеющееся, но теперь еще и сделавшееся обузой. Некоторые бывшие рабы тоже были на фронте. Это окончательно ломает старые нормы. Южане до сих пор считают армию США армией противника, а потому само участие младших Сарторисов в войне с немцами принимается старым Баярдом как предательство.

«Каждый должен хоть раз вступить в брак...» Отношения с женщинами у героев романа описаны болезненно. Здесь нет идиллии и патриархальных систем. Молодой Сарторис женится на «крайне сдержанной» Нарциссе Бенбоу, которая пытается охладить его горячий нрав, а Хорес Бенбоу вступает в сложные отношения с дамой-интриганкой старше него. Женщины страдают от мужских тараканов, и выводят трагичные формулы Юга.

Итого: Молодой Сарторис был воспитан в рассказах о героическом военном прошлом. Он рвался быть похожим на своего прадеда. Только безрассудность назовут смелостью лишь по прошествии времени.

Не скажу, что это абсолютно моя книга. К сожалению, эмоционального созвучия я в ней не нашел. Но задуматься заставил. Мы все живем в мифах своего воспитания. Мы можем свергать их или принимать, но отбросить не получается. Потому что это базис мировоззрения.

http://kobold-wizard.livejournal.com/454995.html

Это первый роман, который я прочел по рекомендации Фантлаба. Что ж, первая попытка оказалась удачной. Роман получил заслуженную девятку. Для десятки не хватило мощной заложенной идеи, но и без нее книга очень хороша.

Справка из Википедии: «Экспедиция Франклина (1845) — неудачная попытка пройти по Северо-Западному проходу из Атлантического в Тихий океан, предпринятая в XIX веке британской командой во главе с опытным исследователем Джоном Франклином и имевшая трагические последствия. В 1845 году два корабля, «Эребус» и «Террор», на которых находились 134 человека команды, покинули берега Англии и больше никогда не возвращались».

Это сейчас называют у нас криптоисторией. Неизвестное в известной истории может быть самым фантастическим. В данном случае полярники столкнулись со Зверем, страшным существом, обитающим в Арктике. Что это: инопланетянин, древний демон или мутировавший белый медведь — точного ответа на этот вопрос не дано. Версия эскимосов вполне самодостаточна, но миф накладывает отпечаток.

Стандартный ужастик просто ввел бы монстра в замкнутое пространство. Здесь монстром является само незамкнутое пространство Арктики. Да, рядом бродит Зверь, да он убил добрую пятую часть команды обоих кораблей, но гораздо больше убила сама Арктика. Зверский холод. Цинга. Испортившиеся консервы. Каннибализм. Травмы. И от всего этого никуда не спрятаться. Корабли полярников затерло во льдах, и от известных поселений их отделяют сотни миль. Долгое время экипаж ждет, что льды растают, но, когда становится невмоготу, люди выходят в пеший поход.

«Террор» — это самая жестокая книга, прочитанная, по крайней мере, за последнее время. Люди — это всего лишь люди. Столкнувшись с ужасными условиями, многие начинают вести себя ужасно. Повествование ведется от лица множества членов экипажа, поэтому можно прочувствовать ситуацию с разных точек. Сначала кажется, что часть характеров картонна. В этом я обвинял, например, командира экспедиции Джона Франклина. Тем страшнее стало, когда все его поступки, повинующиеся этой картонности, загоняют людей в безвыходное положение. Собственно фантастика здесь не в том, что есть какой-то Зверь, а в том что смогли сделать измотанные люди выбираясь из плена. За спиной у страдающих цингой и промороженных полярников остались десятки миль. При этом они протащили десяток лодок, наполненные провизией и необходимым грузом. Если проследить путь по карте, то это поражает.

Итого: Тяжелая книга про людей, приправленная щепотью фантастики. Рекомендовать ее к чтению язык как-то не поднимается, но одно могу сказать точно: это качественная литература.

http://kobold-wizard.livejournal.com/776875.html

Малайская трилогия Берджесса уже давным давно висела в списке к чтению на Фантлабе. Внес я ее туда на волне увлечения колониальной темой, а потом градус увлечения спал и в опасении заунывья чтение долго оттягивалось. Зря.

Время тигра — это время пива «Тигр». Оно длится все время твоего бодрствования, от липкого и потного пробуждения от ввалившегося в комнату соседа, стонущего и поносящего твой образ жизни. Только собака радуется тебе, вышмыгнув из-под кровати и лизнув в и без того мокрое лицо. Она — единственное живое существо, которое радуется тебе. Остальным ты должен денег. Без денег нет пива, а без него жизнь в Малайзии превращается в унылую пытку. Благо удача всегда на нашей стороне, и вот уже в горло льется нечто теплое и пьянящее, расслабляющее нервы и дарующее оптимистичный взгляд на окружающую барбосню) Таков первый главный герой — Небби Адамс — вечный поиск бухла и денег.

Адамс «руководит» отделением местного транспортного управления полиции, в котором служит Алладад-хан, офицер из Пенджаба, пытающийся сделать свою жизнь хоть чуточку приятнее. Работа не нравится, жена пилит, скоро родится ребенок-плакса, а еще пенджабец тайно влюблен в англичанку, такую белую и образованную. Алладад готов пойти на многое, чтоб добиться этого легкого мотылька, готов даже занять денег своему командиру.

А вот муж англичанки, Виктор Краббе, с ним не согласится. Во-первых, потому что не в курсе, что по его жене кто-то сохнет. Во-вторых, потому что чужая жена никогда не пилит, а ему приходится постоянно слушать от мотылька жалобы, полные презрения к этой земле и ее народу, и уж тем более к выходцам из Пенджаба и прочим мусульманам. Поэтому бедняге Аллададу мало что светит. Впрочем, его сопернику тоже приходится несладко — он учитель в местной школе, в которой сошлись все народы и конфессии этой благодатной земли. Бедному Краббе постоянно достается от директора за излишнюю мягкость по отношению к школьникам. Что ж ему еще остается, кроме как в пику жене и руководителю раствориться в Малайе? Любовница из местных в этом сильно помогает.

Такова жизнь эмигрантов в Малайзии 1950х. Где-то стреляют местные коммунисты, школьники устраивают бунты неповиновения, англичане еще не полностью ушли из этих земель. Волею судьбы сошлись четыре героя: алкаш-полицейский, зашуганный мусульманин и семейная пара англичан. У них нет практически ничего общего, даже языка, но есть отчужденность и смирение. Последнему помогает теплое пивко «Тигр». Качающим права здесь не место, ибо нужно уметь ждать и надеяться на лучшее.

Некоторое время назад, рассказывая про этот роман, я вдруг понял, что он очень тургеневский по композиции и этической стороне. Получилась Малайзия Николая Петровича Кирсанова — новые идеи не будут здесь работать в полную силу никогда, но на грубую силу эта земля ответит ухмылкой и уйдет хитрым финтом. Выдохнешься грубить. Что же до композиции, то здесь нет глобальных конфликтов, а есть обычные грешные люди, которые хотят счастья. Порой подленького, но все же счастья. Автор показывает, что не нам их судить.

Итого: Теплая, добрая, тягучая патока. Я все думал, что Берджесс не выдержит и накалит градус финальным провалом мечтаний. Нет, поверьте, здесь это ни к чему. Быть может позднее. К чему портить прекрасную сиесту, сдобренную бутылочкой «Тигра»?

http://kobold-wizard.livejournal.com/796265.html

Наконец спустя полгода я добрался до романа, за рецензию на который sityrom получил первое место на «Фанткритике». И хотя план на чтение с Автохтонами писался еще в мае, тот факт, что пару недель назад Галина получила за эту книгу премию Новые горизонты, только усилил предвкушение романа. Планка ожиданий была поднята высоко, и я рад сказать, что они оправдались.

Он приезжает в город. Мы наблюдаем заселение в ремонтируемый хостел, первый обед, первые неожиданные знакомства со стариками и буфетчицами. Такое случается — ты разговоришься со случайным человеком в транспорте или в кафе, и уже через полчаса смотришь на мир под немного другим углом. Мы следуем за героем по пятам, постепенно проникаясь его интересом в поисках таинственного «Алмазного витязя», художественной группы в 1922ом году поставившей единственную оперу «Смерть Петрония». Историки ведь могут позволить себе заниматься чем-то неинтересным никому. А ведь в городе, уверяют нас, столько всего интересного! Вот здесь например, жила черная вдова, а этот до строил сам Кузневич! Хотите чего-то более масштабного? Так у нас было такое партизанское подполье! Против кого? Ну так, и против немцев, и против Советов!

Автохтоны в данном случае это коренное население города. Ключевое тут — корни. Через местных жителей город говорит с ним, но корни опутывают... или запутывают. История города начинает расходиться на варианты, чуть только копнешь. Особенно когда в кафе на двух противоположных сторонах улицы одни и те же события описывают по-разному. Ну так, то кафе греческое — оно же для туристов, что вы ожидали там услышать! А в ответ доносится: «Вы это слышали у Юзефа? Да что он знает?! Рассказывает всем про настоящую еврейскую кухню, а у него даже мама не еврейка! И фиш готовить у них не умеют!» Да-да, мы знаем что Истина одна, но здесь слишком много правды. Слишком много гегелевских двойственностей. Скорее даже есть зеркальный лабиринт, в котором каждая новая версия отражается в предыдущих. Вероятно, чем-то таким должна была быть и «Столовая гора» Хуснутдинова, но в романе Галиной таланта ИМХО куда больше.

Отдельного слова заслуживает образ главного героя. Он всегда он. Местоимение отталкивает читателя. Ты не сможешь взглянуть на мир глазами другого человека, ты не сможешь понять всю его подноготную, ты вынужден следовать за этим Тиресием в царстве теней. Ведь можно грубо перевести название романа как «само-подземные», несущие в себе царство мертвых и духов природы. Даже тот момент, когда он рассказывает предысторию своего приезда в город, ничего не изменит. К тому времени долгое путешествие заставляет нас расценивать, увиденное, а еще больше — услышанное, только со своей точки зрения. Кстати, это формирует и темп романа — не зная предыстории, мы движемся неспешно, не ощущая конфликта ни с чем, кроме как со множеством версий. В целом же он очень сильно напомнил мне агента Дейла Купера из Твин Пикса, и дело вовсе не в стиле таинственного детектива, расследующего таинственное дело, в таинственном городе, а запеканках. Помните, вишневые пироги Дейла Купера? Изо дня в день.

В городе без названия, как окрестил его в своей рецензии sityrom, действительно угадывается Львов. Хоть я и недолго был в этом городе, но по многим уж признакам выходит он. Название ему не положено по ряду причин. Во-первых, так крепче дух места, почерпнутый из романа, а не из других источников. Во-вторых, это сразу отсекает всю нынешнюю политическую ситуацию. Политику этот город словно бы забыл еще с конца Великой Отечественной. В-третьих, безымянный город смотрится призрачно, а потому его с легкостью наполняют духи и мифы. Саламандрой объясняют странные пожары. Сильфом себя зовет один из странных автохтонов, который, кстати, живет у Марины, вполне себе водной девы. Вопрос был с гномом, но после богатства старика Вейнбаума, хозяина многоуровневого подвала, сомнения отпали. Здесь же тени голема, оборотней и вампиров. В прочем, это лишь одна из трактовок, которые возможны в этом романе.

Итого: Вкусный неспешный детектив с открытым финалом. Суть же такова, что закрыв книгу ловишь себя на мысли, что было ведь что-то еще... Что-то в середине, и если это перечитать, то все встанет на свои места... Картинка должна сложиться. Вот за этот голод до правды Марии Галиной особое спасибо.

http://kobold-wizard.livejournal.com/762277.html

Судя по всему, крайние романы Дивова можно разделить сейчас на две группы: условно-реалистические (««Консультант по дурацким вопросам»», «Объекты в зеркале заднего вида») и нечто, что я пока не могу осознать, названное «Профессия: инквизитор». Первая продолжает меня приятно удивлять — книги о профессионализме в условиях нашей бардачной действительности.

«Объекты» — один из немногих производственных текстов, встреченных мной в последнее время. Причем местами достаточно беспощадный к происходящему нынче. О части описанного я наслышан, часть наблюдал сам, части склонен верить. Действительно иногда людям достаточно, чтобы им просто не мешали работать и показали, что их труд ценится.

Отличие же «Объектов» от «Консультанта» в меньшей погруженности в описываемый рабочий процесс. Там где Миша Клименко все же размышляет по поводу того, что он делает в данный момент, герой Объектов, кстати тоже Миша, оставляет детали производства за гранью текста. В основном речь идет все же о социальном аспекте работы на международном заводе, но зато он показан весьма подробно.

Некоторое неудобство было с нелинейной манерой повествования. По началу перетекания из прошлого в настоящее и обратно не бросались в глаза, но во второй части, когда Миша показывает происходящее со множества точек зрения, ситуация становится зыбкой. Игроков много, а бардака и того больше.

Итого: По сути это роман о спасении будущего всеми силами. Герои стараются: пацаны бесшабашно влезают во все дырки, а хитрые мужики, посмеиваясь, плетут свои интриги, направленные на то, чтобы мальчишки и девчонки не утонули в идиотизме.

http://kobold-wizard.livejournal.com/755341.html

Я оказался приятно удивлен этим романом. Честно говоря, ожидал более сдержанного текста, а Стокер написал вполне достойный, даже по современным меркам, триллер. Возможно, не последнюю роль здесь сыграло то, что книгу я слушал в многоголосой версии Кирсанова, Старчикова, Терновского, Афанасьевой и Морозовой. Музыкальное сопровождение было весьма в тему.

По известному в целом сюжету особо распространяться не стану. Хотя некоторые детали меня удивили. Например, оценки Дракулы как зла, наделенного сверхъестественными силой и хитростью, но при этом обладающего детскими суждениями. Никакой романтизации, свойственной эпигонам. Душегуб вечноживущий не имеет здесь своей правды, а только повинуется инстинктам. При этом также в тексте весьма мало места уделено религиозному формализму, действия героев, охотящихся за графом весьма практичны. Кресты, цветы чеснока, колья не появляются с чтением молитв. Герои считают, что их дело — правое, а поэтому ни к чему каждые пять минут обращаться с запросом к Патрону. С другой стороны порицания Дьявола здесь тоже не наблюдается, что заставляет меня думать, что граф рассматривается не как продавший душу, а скорее как жертва безумия или деформации, о чем собственно и свидетельствуют упоминания Нордау и Ломброзо.

Про то, что Дракула — это роман в дневниках и письмах, я слышал давно, но только на середине текста я смог оценить эффектность подачи. Ключевой в данном случае становится фиксация событий по воспоминаниям, от первого лица. Все события приобретают субъективную окраску, а авторская оценка событий уходит с переднего плана. Судить о новаторстве Стокера я не могу, но если сравнивать «Дракулу» с «Кармиллой» Дж. Ш. Ле Фаню, то видно гигантский скачок в литературе ужасов, произошедший за 25 лет.

Несмотря на то, что Дракулу чаще рассматривают как роман ужасов, мне показалось, что мистика в нем — красивый завлекательный элемент, а по сути в тексте разбираются больше межчеловеческие отношения и страхи. Дракула становится необъяснимой силой, которая легко проникает в самое сердце Британской империи. О полноте его силы можно судить лишь по книгам также, как в подобных случаях делали сотни колониальных служащих, попадая в дальние фактории. Где-то по краю повествования прорываются скандальные утверждения: «Кто-нибудь из «Новых женщин» рано или поздно выдвинет идею, чтобы мужчине и женщине было позволено увидеть друг друга спящими, прежде чем сделать или принять предложение. Думаю, правда, что в будущем «Новая женщина» не унизится до того, чтобы принимать предложение; она станет предлагать себя сама». Угрозу старой доброй Англии несет и прошлое и будущее. Забавно, кстати, что в каком-то очень популярном переводе в сети этот кусок про предлагающих себя женщин вырезан))

Итого: Добротная классика, которая и сейчас читается хорошо.

http://kobold-wizard.livejournal.com/671378.html

Хоррор начала ХХ века порой смотрится лучше, чем современный. Наверно, это вызвано тем, что страх у персонажей и читателей вызывается чем-то потенциально необъяснимым. У страха есть фактическая, но туманная причина, а попытка объяснения возможна лишь через какой-нибудь путанный и страшный гримуар. Разница между Мейченом и его последователем Г.Ф. Лавкрафтом при этом лежит в территории. Лавкрафту досталась Новая Англия с ее потомственными греховниками, прячущимися в доме на холме. Мейчен помещает свой ужас в самую гущу города в Старом Свете, а трансляторами тайного знания становятся члены тайных джентльменских клубов и библиотечные мистики. И хотя «Бэйсуортский отшельник» вполне укладывается в эту понятную схему в нем есть два прекрасных момента. Первый — атмосфера гнетущего страха, когда обнаружившаяся ошибка привела к непонятным и неявным последствиям. Второй — возвращение к искаженной реальности на последних страницах. И здесь лежит коренное отличие от Лавкрафта: героиню преследуют в итоге преследует не только страх от пережитого столкновения, но и вполне адекватные судебные проблемы. Никакого спасительного безумия.

Кстати, интересно, В. Пелевин, указанный как переводчик, это тот самый Пелевин или нет?

Эта книга мне показалась очень похожей на «Пятого слона». Здесь уже нет хлещущего через край юмора. Шутки обрамляют достаточно сложную историю. А самое главное отличие от ранних романов, наверно, в том, что в этой книге появился страх. Плоский мир уже не так мил как раньше, помимо гротескных злодеев под стать таким же героям, появляется зло. Зло не хочет разрушить мир, оно просто тянется к своим игрушкам. Подобный страх вселял образ детей в «Герой должен быть один».

В каком-то триумвиратовском томике Валентинова был текст переписки по поводу Четвертого Рейха. Андрей Валентинович весьма жесток в своем отношении к игрокам на теме реванша. «Дамы и господа», мне кажется, гораздо точнее сконцентрировали антинацистскую идею. Арийская идеология столь ровно легла на эльфийскую расу, что ни разу не возникает сомнения в этих древних убийцах.

У них чудесные манеры. Их культура гораздо древнее и изящнее нашей. В их жизни чувствуется Стиль. Именно так, с большой буквы. А еще все это мы помним из сказок полоумных бабок, которые еще ставят для домового молоко в блюдечке. Это было давно, это сказки, все было мило и вовсе нестрашно. Стиль заглушил память об огнеметных танках, выжигающих людей в подвалах. Стиль заглушил память о прекрасных убийцах, ненавидящих железо, но зато обожающих играть с братьями своими меньшими — людьми. Играть в жестокие игры.

В книге есть и более мирные темы. Например, вопрос поколений:))) Старики прошли уже огонь и воду и верят своему огромному опыту. Им ни к чему куча странных слов, которыми валит глупенькая молодежь. А девочки и мальчики тем временем, закатав рукава, копаются в чреве мира, хохоча над новой «прелестной» частицей или замеченной тенденцией в обществе, и как ни крути, именно эти плюющие на кучу условностей несмышленыши в грязных халатах придут на смену старикам.

Все меняется и развивается. Возвращающееся прошлое часто вовсе не такое милое, каким его пытаются представить. Толпы грязных свиней с крестом и мечом, «освобождающие» Гроб Господень... Протестанты, которые живя по Евангелию, сжигают, словно католики, неверных на костре... Немецкие штурмовики, проходящие по Белоруссии...

Что сзади осталось – не даст ни фига мне,

Ничто меня не развернет:

От вбитого в туф на распутье камня

Идти можно только вперед.

О Господи, если ты есть, то спаси их,

Всех тех, кто себя распродал.

Идти можно только вперед. Ведь в России

Назад нет пути никогда.

Итого: Я с тревогой жду выхода «Нации» Пратчетта. Судя по всему, он становится все серьезнее. Этот роман все-таки еще раскрашен юмором, и Пратчетт остается Пратчеттом — внимательным к деталям художником. Прочитать очень советую, чтобы увидеть альтернативу смазливым длинноухим лесовикам. А уж если не увидите антинацистский текст, то дело ваше.

https://kobold-wizard.livejournal.com/876439.html

Зубы вонзаются в податливую плоть. Тяжелый запах разрывает тебе нос, но ты не можешь остановиться. Надо успеть, потому что скоро падаль совсем затухнет, и эта роскошная куча мяса привлечет своим запахом мелких, вечно голодных тварей. Пока же только ты забрался сюда, в самую чащобу, и с честью первооткрывателя наслаждаешься полным обладанием над этой темнеющей мохнатой тушей, сочащейся темной кровью, пачкающей голодную морду, дорвавшуюся до такого сокровища…

По переполненной московской общаге на переломе эпох шагает небритый и пьяный мелкий бог. Бес. Он – антагонист старой системы, теряющий свой смысл после ее распада. Ему по старой памяти исповедуются инженеришки, работяги, бомжи и шалавы, расселенные по кв метрам этого неуютного здания. Они видят его в тусклом ореоле былого величия. Хоть все это величие и состояло лишь в терпеливом, унылом сопротивлении духа. Ну и в том, что он, пусть нищий, но наследник Золотого века русской литературы. Писатель, которого никогда не печатали. Бес из Андеграунда. «Своим скромным умишком она как-то слишком быстро смекнула (вдруг почувствовала), что я ниже ее, если мерить меркой грубо, то бишь социально. Падшая (в классическом смысле), она всего-то пала на землю, низко, у самых ног. Я же, если сравнивать, был андеграунд, был под землей, был слишком сам в себе – вот, что ее, с ее недоопытом, настораживало».

Теперь же, с развалом Советского государства, этот андеграунд потерял былой смысл. Он медленно погибал в отсутствии духовного сопротивления Системе. Недолгое время Нови демократов первого призыва, отдельных АГ-шных деятелей выталкивали на передний край как пострадавших в брежневском застое. Остальные же так и продолжали ворочаться там, в подземелье, теряя себя и дальше. Маканин подметил интересное явление: для таких людей сам развал Союза мало, что изменил. Они ощущают движение окружающих масс, но сами движутся все так же, по инерции, стираясь от трения. Наравне с Пратчеттом и Гейманом Владимир Маканин написал своих «постсовестских богов», в которых прямым текстом проговаривает: «Не физическое насилие, не мордобой, а отсутствие своей норы – отсутствие места, куда уйти и… их любви. Жизнь вне их – вот где неожиданно увиделась моя проблема. Вне этих тупых, глуповатых, травмированных и бедных людишек, любовь которых я вбирал и потреблял столь же естественно, незаметно, как вбирают и потребляют бесцветный кислород, дыша воздухом. Я каждодневно жил этими людьми (вдруг оказалось). «Я» пустив здесь кори, подпитывалось».

В начале отзыва я попытался передать ощущение от чтения маканинского текста. Назвать этот процесс приятным у меня не поворачивается язык. Автор настойчиво делает этот текст физиологически неуютным, и в то же время парадоксально легко читаемым. Без малого 1000 страниц электронной книги затягивают, не имея при этом никаких привычных качеств литературного фастфуда: тут нет ярких персонажей, нет как такового сюжета, нет подпитки ненавистью к коммунистам и демократам. И определить, что же именно здесь есть, что делает этот текст притягательным, мне тяжело. В первую очередь приходит на ум незабвенное:

«- А мне иногда с помелья, прям хочется какую-нибудь, знаешь, гадость съесть. Вот этот, чебурек, или эту, сосиску в тесте. А еще вот этот, беляш! Такой жирный, промасленный весь. Вот прям хочется, не знаю, почему так?

- Может, потому что ты мудак?

- Да? Я как-то не подумал. Хорошая версия, многое объясняет».

С другой стороны, как Михаил Елизаров в своем сборнике «Мы вышли покурить на 17 лет», Маканин говорит о людях на дне тех, кому редко теперь дают слово и уж тем более, просто не слушают. Писатель-математик погружается в столь близкую бездну с той отстраненностью, которая позволяет находиться там без ощущения, что душа рвется на части. Высокая физиологичность подачи, в части запахов, цветов, неминуемых болезней, секса постаревших и уставших людей соседствует с достаточно бережным отношением к читателю в части моральных вопросов. Главный герой, как истинный бог, обладает должной долей незлобного цинизма, который не дает ему быть затянутым в водовороты окружающих трагедий. Ведь каждый из жителей общежития имеет свою, достаточно тяжелую, судьбу. В первой части книги писатель знакомит с некоторыми из них, давая понять, с каким контингентом придется иметь дело. Все это позволяет рассматривать данную незнакомую часть мира, словно из батискафа, не опасаясь за свое здоровье и жизнь.

Судя по чужим отзывам, текст хорошо передает дыхание постперестроечного времени. Маканин смог сконцентрировать восприятие той эпохи перемен с травлей советских аппаратчиков, эйфорией первых демократов, обнищанием и без того нищих граждан, истерикой приватизации и постепенным выстраиванием нового непонятного государства. «Значило и время: демократы, первый призыв, уже линяли, не сумели они, так и не дотянулись, косорукие, до тех рычагов и рычажков, колес, шестеренок, какими делается в России реальная власть. Держались пока что инерцией, но себе в помощь (к ржавым рычагам) они уже звали кой-кого из сросшихся с прошлым. … Пришел их час: ползучее возвращение, когда новое обновлялось старым». Здесь нет еще того азарта, про который любят теперь вспоминать некоторые выжившие коммерсанты и политики. Зато есть описание судеб тех людей, кто не выжил и о ком теперь некому вспомнить.

Итого: Темнеющая туша, которая отпугивает тяжелым духом мертвечины. Тем же, кто не отпрянет, достанется срез памяти, который откроет еще одну сторону перерождения советского человека в постсоветского. Это перерождение было связано с гибелью верований советской Атлантиды, еретиком в системе которых является главный герой. Людям стало не до того. Спустя пару лет те верования смыла волна переводного западного чтива. Теперь уже редко вспоминают о тех книгах, которые опубликовали в 80-е годы, чего уж говорить об авторах, которых даже не напечатали?

http://kobold-wizard.livejournal.com/784887.html

Решил взять в поездку что-нибудь попроще и прихватил с собой давно купленный покет Шарпа. Не прогадал.

Литературному агенту, специализирующемуся на выпуске «остренького» ширпотреба для людей, не лишенных СПГСа, прислали анонимную книгу, в которой явно просматривался великий бестселлер. Суть романа — интимные отношения между подростком и восьмидесятилетней женщиной. Это взорвет публику. Однако американский издатель за свои 2 миллиона долларов хочет, чтобы ему выдали автора. Ведь нужно проводить презентации, встречи с читателями и вообще участвовать в рекламной кампании. Тогда агенту приходит в голову чудесная мысль — взять одного из своих неудачливых писателей и выдать его за автора шедевра «Девства ради помедлите о мужчины». C небольшой лжи начинает раскручиваться маховик поразительных и смешных совпадений, за которые мы любим Тома Шарпа.

В основе романа лежит жестокая сатира на литературный бизнес конца 70х. Чтение все еще в моде, а интеллектуалы и домохозяйки раскупают тиражи. Главное, чтобы в книге хватало перчика, но обязательно был и намек на глубокий смысл. В целом, главный герой дает некоторую схему написания бестселлера, а Том Шарп ей же, в общем-то, ей и следовал. Интересный факт — роман является рекламой книги, о сюжете которой мы практически ничего не узнаем. Эта мысль пробила меня после чтения Павича. Герои романа описывают лишь причину скандальности «Девства» и приводят пару-тройку цитат. В остальном мы видим только эффект бестселлера.

Отдельно следует сказать про финал. После «Флоузов» я хорошо запомнил, что Шарп это далеко не самый добрый автор. Можно даже сказать, что он весьма жестокий. В данном случае итогом сатирического романа, начинающегося с небольшой лжи, становится практически фолкнеровский или кафкианский ад. Главный герой увязает в клубке событий, выход из которого может быть только абсурдным.

Итого: Шарп — великолепный автор для отдыха. Хотя такой финал легкой истории огрел по голове. Это заставляет задуматься, что даже у небольших действий могут быть ооочень дальние последствия.

http://kobold-wizard.livejournal.com/643874.html

Рассказ 1892 года. В нем есть много схожего с Лавкрафтом и с мьевилевскими «Деталями». То же чувство опутывающей и страшной тайны, от которой нельзя никуда скрыться. А когда истина открывается главной героине, уже нельзя ничего изменить. Просто комната уничтожает человека.

На самом деле психология показана очень хорошо. Видимо, не последнюю роль сыграла автобиографичность текста. Нарастающее безумие дано даже острее, чем у Лавкрафта — нет сухих подозрений интроверта-мистика.

По рассказу снят фильм в 2012 году. Правда, рейтинг на КиноПоиске 3,833... Впрочем, кому не хочется читать, есть фильм «Газовый свет» 1940-ого года. Исход у историй разный, но пока читал «Желтые обои», я много раз подумывал, а сколько перетянул Хэмилтон (автор пьесы, по которой снят «Газовый свет») из текста Шарлотты Перкинс Гилман.

https://kobold-wizard.livejournal.com/968189.html

Африканский диптих Гранже я слушал в начитке Григория Переля. Исполнитель умело меняет темп чтения и делает паузы, создавая напряженную атмосферу. Каждый персонаж озвучен в своей манере, что помогает переключаться между ними.

Не следует начинать знакомство с автором с диптиха. Гранже впервые растянул историю на два тома. Разбивка связана только с удобством — тринадцать сотен страниц тяжело таскать с собой. История затянута, и читать ее как любой другой роман Гранже не выйдет. Интрига закручена в два раза сильнее, чем обычно, а потому в итоговую версию событий не верится.

У объема есть и обратная сторона. Да, автор напихал в роман многие старые наработки: Конго было в «Полете аиста», замкнутое пространство школы ВМФ сродни атмосфере университетского городка в «Багровых реках», жестокий отец и психиатрия были в «Пассажире», — но из-за них проступает мощная семейная тема, какой не было раньше. Расследование — повод для рассказа о фашиствующем патриархе и его семье. Полицейский, завладевший гигантской долей в африканском бизнесе, обеспечил своим родным богатство и сломанную психику в придачу. Богатые тоже плачут. Оба сына и дочь всеми силами стараются закрыться от настоящего и прошлого, пропитанных жестокостью. По мере развития сюжета фигура Грегуара Морвана, охотника за конголезским маньяком, раскрывается все больше, и в финале можно повторить слова, приписываемые Шолохову: «был культ, но была и личность».

«И снова Эрван испытал уверенность: джунгли стали для отца естественной средой обитания. Все ошибались на его счет, приписывая ему сложные честолюбивые устремления и хитроумные расчеты. Макиавелли с площади Бово, вот еще. Старик был диким зверем, хищником, который любил одиночество, просторы и сиюминутность животного существования. Выживать – да. Вспоминать – нет».

Итого: За пониманием зверя и стоит пройти этот длинный путь, полный физической и моральной боли.

https://kobold-wizard.livejournal.com/872539.html

Продолжаю слушать книги в зачитке Игоря Князева. Диккер Жоэль в таком формате пошел хорошо: много диалогов, в которых Князев отлично показывает возможности своего голоса. Еще раз выражаю свое искреннее уважение таланту исполнителя.

Роман рассказывает о том, как у писателя не выходит роман. После успеха первой книги он пользуется благами славы, посещая приемы и тратя гонорар. Когда же издатель начинает поджимать по срокам, указанным в договоре, главный герой влетает в «страх чистого листа». Он начинает писать, и раз за разом черновики летят в урну. Ему не о чем писать. Он больше не писатель.

Тогда главный герой уезжает в гости к своему университетскому наставнику. Живя в его доме, молодой писатель неожиданно узнает, что гуру Гарри Квеберт много лет назад был влюблен в школьницу, а та отвечала ему взаимностью. История завершилась тогда же в 75-ом году, когда девочка пропала без вести. Старый друг не хочет об этом говорить, и предлагает забыть обо всем. Но не выходит: через некоторое время обнаруживается скелет девочки, а рядом с ней рукопись книги Гарри Квеберта.

В результате получилась литературно-детективная история, в которой главный герой пытается раскрыть тайну прошлого, преследуя две цели: помочь старому другу и попутно написать книгу о том, что же случилось в 1975-ом году. Писатель посещает своего друга в тюрьме, и тот рассказывает как стал педофилом. В этой истории нет психопатической болезненности в тяге именно к детям, но по факту старик признается, что состоял в любовной связи с пятнадцатилетней нимфеткой. Ее пропажа стала для него и ударом, и спасением.

Повествование — нелинейное. История расследования убийства перемежается с воспоминаниями о том, как Гарри Квеберт учил писать. В книге даны обстоятельные советы о книгах и авторстве. Также в текст включены отрывки из романа главного героя, той самой «Правды о деле Гарри Квеберта». Это отдельная игра Диккера, связанная с ограниченностью знания, ошибками и монтажом.

Форма далека от идеала. Автор сделал интересный лабиринт из желаний персонажей и их взаимосвязей. И пытаясь увязать все со всем, он не достиг правильного темпа. Красота расследования состоит в скорости и эффективности догадок, а не в планомерной и полной обработке всех элементов головоломки. Из-за кучи заброшенных еще в самом начале крючков, начинаешь утомляться от того, что главный герой не успевает их быстро обрабатывать. К середине романа у меня уже был пяток версий того, кто убийца, включая верную.

Итого: Автор точно так же, как и его герой, решает две задачи: с одной стороны он сделал неплохой детектив, а с другой — сыграл в красивую игру с романом в романе и размышлением о первых писательских шагах. Этой истории не помешало бы немного тумана, но в начале пути достаточно и того, что Диккер все точно разыграл по нотам.

https://kobold-wizard.livejournal.com/863038.html

«После короткого сообщения о том, что спектакль «Первая ночь» в театре Психологической драмы признан

неприемлемым для общественной нравственности, шли пространные извинения перед гражданами города.

Охраняющая глава, говорилось в сообщении, осознает всю напряженность ситуации и моральный ущерб,

наносимый городу и в особенности театру – однако ущерб от публичной демонстрации спектакля обещает

быть несравнимо большим. Ведущие психиатры страны сошлись во мнении: «Первая ночь» подлежит

закрытию как наносящая однозначный вред психическому здоровью и нравственной установке зрителя».

М. и С. Дяченко «Пещера»

Ощущение, будто поссал на оголенные провода. Автор, орудуя несложными приемами, пробил эмоциональную брешь по добру и боли. Три десятка страниц заставляют трепыхаться от позабытых страхов, не давая отдышаться и настроиться на циничную взрослую оборону от дешевых ходов. Этакий детский мат в литературе — несколько пропущенных в азарте ударов неожиданно приводят к провалу. Сначала хотелось выругаться, что так нельзя, а выругался в итоге о том, что за долгие годы мне не попадалось такого простого и в то же время такого действенного текста.

http://kobold-wizard.livejournal.com/690524.html

На языке оригинала роман называется «The Throwback» – возврат к прошлому – тема обозначена четко и просто. Переводчик решил зайти с другой стороны, и русское название поэтичностью настраивает на определенный лад.

Благодаря Конан-Дойлю мы знаем, что в Англии есть дворянские поместья, в которых веками сохраняются семейные традиции и ритуалы. Время словно не властно над жизнью на этих болотах. Старики-дворяне свысока глядят на соседей и отрицают все новое. Порой кажется, что в нетопленных стенах родовых замков можно встретить призраков прошлого вроде Макбета и Бланко. А теперь представьте, что шекспировские персонажи появятся вдруг среди нас (ну, или хотя бы среди англичан 70-х годов). Готов ли мир вспомнить эти страсти без лоска велеречивых строк, и каким ужасом обернется ожившее прошлое, вышедшее с болот Нортумберленда?

Но начинается все с ублюдка, мать которого умерла, не пожелав рассказать, кто же стал отцом маленького мальчика. Из родных у ребенка остается лишь дед – девяностолетний сумасбродный старик, воспитанный на учении Дарвина и философии фатума. Дед и сам был добрый ходок, а потому попытался спасти ублюдка от грешности окружающего мира: мальчика учили только частные учителя, а книги были выбраны так, чтобы в них не было ни малейшего упоминания о каких-то фривольностях. В результате вырос добрый малый, выбивающий глаз овце с тысячи ярдов, проходящий в день десятки миль по болотам и пугающий окружающих своей отмороженностью. Сумрачная жизнь так и продолжалась бы, да друзья старика и странные изменения в рационе (у соседей начали часто пропадать овцы) убедили его, что нужно что-то менять в жизни. Семья отправляется в круиз на корабле. Там судьба сводит двух дворян с матерью и дочкой Сэндикот. Миссис Сэндикот – честолюбивая вдова домовладельца из Лондона. После смерти мужа и финансовых проблем целью ее жизни стал поиск нового жениха. Желательно богатого. Желательно смертельно больного. Так сошлось два брака между Флоузами и Сэндикот.

Мистер Сэндикот оставил сложное завещание: 12 принадлежавших ему домов были завещаны его дочери и должны были быть переданы ей после свадьбы. Дабы отсрочить эти печальные дни миссис Сэндикот даже попыталась отправить дочку в монастырь. Однако ничего хорошего не вышло – просветленная девочка чуть не переписала все свое имущество Церкви. В следующем монастыре дочка чуть не попала в неприятную историю с сексуально любознательными монашками. Эти события заставили мать отказаться от столь радикальных планов по воспитанию. С другой стороны стремление миссис Сэндикот отсрочить брак дочери привели к тому, что о любовных отношениях та знала лишь из сентиментальных романов.

Книга начинается словами: «Когда Локхарт Флоуз вносил на руках свою невесту Джессику, урожденную Сэндикот, через порог дома номер 12, стоящего на изгибающейся полумесяцем улице Сэндикот-Кресчент в местечке Ист-Пэрсли, графство Сэррей, он, можно сказать, вступал в семейную жизнь таким же неподготовленным к ее радостям и испытаниям, каким вошел в этот мир в тот понедельник, в пять минут восьмого 6 сентября 1956 года, когда в процессе появления на свет лишил тем самым жизни свою мать». В 99,9% случаев молодая семья в подобных условиях трещала бы, но в который раз горячая, почти фанатичная, любовь и жесткие привитые принципы сотворили чудо. Лицемерие и мещанство вдруг столкнулось с охотничьей хитростью и немилосердными принципами нортумберлендских болот. Нужно расселить занятые дома? Пожалуйста: три трупа, несколько сошедших с ума жильцов, пара взрывов и куча разрушенных браков. Страшно. Да только потом понимаешь, что это поведение вполне соответствует поведению шекспировских положительных героев или даже персонажей Ветхого Завета. Это и есть именно тот возврат к прошлому, к дохристианской жестокой морали и Богу Силы.

В то же время развиваются отношения между старшими супругами Флоуз. Запомните, мужик, доживший до 90 лет – это необязательно немощный старик. Вполне возможно, что это было 90 лет накопления сил. Запомните, что дворянство – это не столько права, сколько и обязанности. Запомните, что акула – тоже рыбка, а потому мелкая рыбешка может оказаться лишь наживкой хитрого рыбака. Эти сцены прекрасны, потому что в них борются два по-настоящему хитрых и сильных противника. Поначалу у меня даже возникла мысль о том, что это переродится в прекрасную любовную пару. Что поделать, я тоже сентиментален.

Итого: А теперь самое главное. Несмотря на все ужасы, которые я здесь написал, это очень смешная и умная книга, главная идея которой это верность своей семье. Да, конфликты с родней случаются. Кого-то вы можете даже на дух не переносить, но от крови сбежать очень тяжело. В лучшем случае придется всю жизнь бороться с частью себя. При этом ценности, замешанные в крови, вовсе необязательно милы и добры. Положительные герои тут в принципе имморальны. Общечеловеческие ценности здесь – это любовь, семья и собственное удовлетворение жизнью. Если кто-то против – того ждет сумасшедший бультерьер.

http://kobold-wizard.livejournal.com/492694.html

История про Ночную стражу Анк-Морпорка движется к завершению. Командор Ваймс все выше по социальной лестнице, но изменилось в нем немногое. Наверно, кульминацией его истории стал «Пятый слон», дальше Пратчетт, видимо, сделал его наблюдателем. «Ночная стража» — это еще одна препарация городского общества и еще одна препарация власти. Пратчетт в этой ветке говорил о дипломатии, монархии, демократии, аристократии, предводителях улицы и людях с оружием. Теперь Пратчетт показал Революцию, ту с флагом на баррикадах и тезисами про Свободу, Равенство, Братство и Любовь по сходной цене.

С другой стороны ветка про стражу — это биографии. Моркоу. Ваймс. Витинари. Три человека, имеющие реальную власть в городе. Внутреннее обаяние, плоть города и понимание, что шестеренки должны вращаться. Чем дальше движется Пратчетт, тем лучше Ваймс понимает, каково мышление Витинари.

На этот раз Пратчетт решил показать, каким был Анк-Морпорк до известных событий, каким он был до диктатуры Витинари. Системе шестеренок предшествовала система страха и революция, которая привела к власти следующего «деятеля», а в это время с городских крыш на них смотрел Хевлок Витинари по кличке Коновал.

Более человечная линия: Ваймс пытается вернуться домой к жене, к сыну, к Колону и Шноббсу, хотя до этого мечтал хоть ненадолго вернуться назад к улице, на которой была еще старая ночная стража с молодыми Колоном, Шноббсом и самим Ваймсом. Однако вернуться он сможет лишь, если сделает то же, что и всегда — просто сделает свою работу.

Итого: Книга менее мрачная, чем «Пятый слон», но и меньше дает по мозгам. Впрочем 9 из 10 для Пратчетта — это десятка для прочих. Но хотелось бы, чтобы на финале история выдержала еще один подъем)))

http://kobold-wizard.livejournal.com/758309.html

В этот раз следует начать с названия текста. Оно прекрасно, потому что в нем свернута большая доля всей философии романа. Главный герой отправляется в одну из бывших советских среднеазиатских республик, чтобы перевести стихи ее президента на русский язык. Местного языка он не знает, а потому стихотворный перевод осуществляется с того самого, подстрочного. Это приводит к ощущению недопОнятости, постоянному чувству того, что буквальное видение текста лишает полноты восприятия. А ведь эти стихи становятся песнями, молитвами и даже основой законопроектов. Можно было бы поверить, что все это рабское сознание бывших кочевников, но что делать, когда сам подпадаешь под ауру? Постепенно герой начинает различать окружающую его действительность как отражение написанного кривым подстрочным слогом. Сам того не желая, он встраивается в этот непривычный поток. Каждое слово ставится в контекст так, как должно, а не как было задумано. Остается только восторгаться колоссом Народного Вожатого, как здесь зовут президента, но потом становятся видны трещины в ногах, торсе и даже лице. И можно было бы подумать, что это еще один антиутопический роман, где главный герой, сначала прельщенный красотой идеального государства восхищается им, но вскоре, спотыкаясь то об одно, то об другое, узнает, что в тюрьмах томятся толпы несогласных с режимом, а идеал — лишь мираж, бликующий на крови. Но нет, буквальное видение здесь также не дает полной картины, как и фата-моргана из СМИ, коей в тексте уделено много места.

«Сейчас он был тут почти один, оторопело озирающийся иностранец, и если Аллах решил заговорить с ним на том языке, на каком здесь к нему обращались, он бы его даже не понял». «Перевод с подстрочника» — роман о непонимании. Многие персонажи пеняют главному герою, что неместный не способен оценить полноту окружающего мира, но при этом, словно больного, пытаются к ней приобщить хотя бы окольными путями. Идейный милосердный национализм. Ведь когда-то и иранский аятолла пытался направить генсека СССР на путь истинный — отказ от бесовского коммунизма в пользу ислама. Не вышло. Но здесь больное место текста: Коштырбастан романа — сборная модель из всех среднеазиатских республик. И если у нас травма от развала СССР еще горит огнем, то в тех степях уже тем или иным образом произошло вытеснение и без того тощей советской парадигмы. Зареяли солнца, подобные «Рухнаме» Сапармурата Ниязова.

А если отвлечься от философских материй, то следует сказать об атмосфере романа. «Перевод с подстрочника» — стереотипный текст. Пыльная, жаркая атмосфера юга заставляет изнывать тебя вместе с главным героем. Точно также наслаждаешься вместе с ним женщинами, развернутыми из ярких платьев, или местной кухней, которая находится в параллельной реальности от привычных московских сосисок. Оазисы редки среди пустыни, но тем более чарующими они кажутся. И вездесущие плакаты с Народным Вожатым уже скоро становятся просто чертой среды, которую почти не замечаешь. Так же, как все реже замечаются следы минувшей гражданской войны.

Итого: После развала Советского союза прошла уже почти четверть века, а культурные связи с бывшими соседями становятся все тоньше и тоньше. В романе Чижова можно увидеть и то, насколько наша страна подобна союзным республикам, но он же говорит об обратном: любая аналогия — лишь подстрочник ситуации. А для понимания нужен переводчик, который хоть и может сам погибнуть в огне событий, но все же ненадолго соединит две картины мира. Пусть даже в стихах.

http://kobold-wizard.livejournal.com/645378.html

Бывает так, что в книге находишь то, чего совсем не ожидал. В случае «Аббатства кошмаров» текст оказался просто лучше, чем я предполагал. В первую очередь, наверно, потому что, несмотря на 1818 год написания, актуальность на лицо. Другим позитивным моментом является то, что автор — товарищ Джорджа Байрона, Перси Шелли и Мери Уоллстонкрафт, а потому в романе нет желчного издевательства, а есть только дружеская ироничная критика. Для того, чтобы написать так, необходимо прекрасно понимать эстетику и философию готического романа и принять их для себя.

Кошмарское аббатство — это вотчина эсквайра Кристофера Сплина и его сына Скютропа. В обветшалом замке периодически появляется их родня и друзья: мистер Траур, мистер Гибель, мистер Флоски и семейство Пикник. В этой дружеской группе старшее поколение пытается помочь Скютропу с личной жизнью. Дело в том, что его возлюбленная Марионетта — девушка со сложным характером, которая постоянно пытается подшутить над его образом жизни — образом печального мыслителя-мистика. Тонкая душа не способен понять этого и разрывается между книгами и любовью. Все меняется однажды, когда в его кабинете появляется таинственная Селинда. «Если одна молодая девушка непременно должна была испугаться, увидя другую под деревом в полночь, то еще больше должен был испугаться молодой человек, увидя в такой час девушку у себя в кабинете». Так ненароком и складывается любовный треугольник.

Хороший юмористический текст просто обязан быть книгой о жизни. Шутки в нем всегда только оттеняют происходящее. В «Аббатстве кошмаров» я с удовольствием разглядывал глуповатое интеллектуальное бунтарство Скютропа и житейскую мудрость мистера Пикника.

Итого:

«Мистер Гибель:

- «Честные люди добрые» — было столь же принятое выражение, как καλὸς κἀγαθός {добрый и хороший (греч.).} у афинян. Но давным-давно уже и людей таких не видно, да и выражения не слышно.

Мистер Траур:

- Красота и достоинство — лишь плод воображения. Любовь сеет ветер и бурю жнет. Отчаянно обречен тот, кто хоть на мгновенье доверится самой зыбкой тростинке — любви человеческой. Удел общества нашего — мучить и терпеть.

Мистер Пикник:

- Скорее сносить и снисходить, мистер Траур, какой бы презренной ни показалась вам эта формула. Идеальная красота не есть плод нашего воображенья, это подлинная красота, переработанная воображеньем, очищенная им от примесей, какими наделяет ее всегда наше несовершенное естество. Но драгоценное всегда было драгоценно; тот, кто ждет и требует слишком многого, сам виноват и напрасно винит природу человеческую. И во имя всего человечества я протестую против этих вздорных и злых бредней. Ополчаться против человечества за то, что оно не являет отвлеченного идеала, а против любви за то, что в ней не воплощены все высокие грезы рыцарской поэзии, все равно что ругать лето за то, что выпадают дождливые дни, или розу за то, что она цветет не вечно».

Все-таки не один же Валентинов пытался описывать первые годы Советской власти.

1928 год. Паренька-студента присылают в деревню на практику, чтобы он обустраивал сельский клуб. Однако ему предстоит столкнуться как с понятными трудностями вроде кулацких волнений, так и с чередой необъяснимых исчезновений среди молодежи.

По описанным чертам того времени книга выглядит переполненной. С другой стороны, возможно, такими и были первые годы Советской власти в глазах детей Революции. Нужно было соответствовать Делу товарища Ленина и продвигать учение Маркса и Энгельса. Происходящее показано глазами как раз такого, идейного, паренька из города. Поэтому нет гоголевских сравнений, а есть пугающее непонимание. В финале крики и скребущий шаг.

Итого: Саспенс на фоне эпохе выдержан.

Рассказ очень напомнил классические рассказы Шекли про Грегора и Арнольда. Золотая пора западной фантастики, когда Космос рассматривался еще и как огромное поле для новых видов оригинального бизнеса. Каждый надеется, что ему повезет и он найдет путь в свою Индию с экзотическими животными, красивыми женщинами и возможностью легких денег. Рассказ получился легкий и красочный, пусть и с условным хеппи-эндом. С другой стороны такой хеппи-энд — это повод лишний раз задуматься о счастье и его цене.

Еще чуть меньше НФ и чуть больше размышлений, чем в «Пальце». Финал рассказа красиво подводит черту под профессиональной философией героя да и многих интернет-пользователей.

https://kobold-wizard.livejournal.com/1000502.html

Историй про маньяков пишут и снимают все больше и больше. Кровожадная изощренность наращивается для привлечения внимания. В результате появился даже новый тип антигероя, для которого убийство — это род искусства. На этом фоне роман Блоха смотрится чуть ли не свежо. Маньяк — больной человек, чьи внутренние демоны являются миру при печальном стечении обстоятельств. Психическое расстройство не приукрашивается. Даже Бейтс-интеллектуал, рассуждающий об обрядах Латинской Америки, существует только в его собственной голове. Для окружающих он лишь пентюх и затворник.

История Бейтса сплетается с историями его жертв. Мэри Крейн и Сэм Лумис — достойные персонажи для социальной прозы. Убийство врывается в судьбы людей, чья жизнь и без того не сахар. В других сюжетах семья Бейтс стала бы лишь эпизодическими героями. Блох показывает, как болезненный вихрь появляется ниоткуда и раскручивает обычных людей вокруг невзрачного эпизода с ночевкой в мотеле.

Итого: «Психоз» — это хорошая американская проза, которая не сорвалась в горнило постмодернизма. Как говорила одна моя подруга, приятно порой прочитать каноничную историю, где рыцарь бьется с драконом, чтобы спасти страдающую принцессу. Слишком уж часто драконы стали спасать принца от принцесс, а принцессы стали насиловать принцев, чтобы зачать драконов и т.д. и т.п.

P.S.: Надо бы собраться и посмотреть наконец фильм Хичкока.

https://kobold-wizard.livejournal.com/948538.html

Мне нравятся книги Алексея Андреева. Их интересно читать. Под незатейливым сюжетом всегда лежит гигантское пространство деталей и идей. Ты путешествуешь по нему вместе с героями, постоянно удерживаясь, чтобы не заглянуть в Википедию и проверить правда ли то, что пишет автор. Чаще всего это правда.

Главный герой вернулся из отпуска. В России его вновь встречает офисная рутина: совещания, договора, командировки. Он научный консультант в пиар-агентстве. Перевинщиной и минаевщиной тут и не пахнет. Фирма у Андреева превращается в маленькое современное НИИЧАВО. В основном в этом заслуга именно главного героя, который далек от офисных интриг и бюрократического спихобола. Его консультации превращаются в магию, основанную на последних исследованиях в области этологии, психологии и информационных технологий. Общество нулевых-десятых превращается то в стаи обезьян, охотящихся за бананами, то в колонии бактерий. Вся первая часть — это череда полуанекдотических историй, раскрывающих картину мира главного героя.

Вторая часть начинается резко. Вслед за медведевскими инновационными годами ушла и фирма. Главный герой остепенился, но неожиданный заказ от дальневосточного бизнесмена выливается в залихватскую научную экспедицию. Цель — найти неизвестную науке веревочную фигуру. Такие в школе делали многие, играя в «колыбель для кошки». У Андреева эта забава превращается практически в космологическую дисциплину, связывающую многие народы мира.

Итого: Проза Андреева не горчит. Она наполнена здоровым позитивным взглядом на окружающий мир. В его реальности есть и ГБня, и Навальный, и клятые американцы, но все это не так важно, как например, часы проведенные с родной дочерью. О том, как страшно жить, пусть пишут другие. Они о науке и о детских веревочных играх вряд ли напишут.

Добрый рассказ с маленьким уколом в сторону американского преклонения в сторону детской психокоррекции. Форд при этом рисует мягкое «пастельное» детство, которое не теряет привлекательности даже при житейской неустроенности. Финал печален и прекрасен: мальчик обретает житейскую мудрость.

Автобиографические заметки «нашего за бугром». Красиво и забавно о жизни студентов-разболбаев из разных стран и нашей природной любознательности. Я сам однажды попал в ситуацию с «напильником в ночи», так что автора неплохо понимаю:)

http://kobold-wizard.livejournal.com/715353.html

Вы сидите обычным весенним днем в уличном кафе на маленькой площади, пьете хороший кофе и думаете о жизни. Это лучшее описание того настроения, которое дарит «Дом дервиша». Происходящие события могут быть ужасными или чудесными, но они лишь песчинки на уровне тысячелетней истории города. А потому не нужно терять возможности, глотнуть хороший кофе и послушать свежие истории.

«Дом дервиша» — это южная книга. Это магия места, магия коммуналок с общим внутренним двором, которые невозможны на северах. Где-то в этом есть привкус Одессы, Крыма или каких-нибудь приморских городов, рассказанных позабытыми социалистическими авторами. Сколько бы соседи не пытались сторониться друг друга в таких местах в конце концов их жизни сплетаются в общий клубок. И маленький мальчик, запертый из-за болезни, в итоге окажется связан с религиозным радикализмом и фронтиром новых технологий. Здесь становится видно человеческое, без наносного влияния прогресса, но в тоже время здесь, как нигде, видно, как прогресс может изменять людские жизни.

Книга сделана так, что острые углы футуристических каркасов затерты, закрыты мягкостью старых ковров и слоем антикварной пыли. В какой-то момент герои попадают на базар и возникает вопрос, как он будет выглядеть после внедрения их новой разработки. И ответ был прост: изменится очень малое. Базар так и останется базаром. Люди слишком ценят уют, чтобы не продлить его даже там где прекрасно разрослись новые технологии. Да и что такое технологии перед лицом тысячелетий? Это похоже на дерево: жесткий ствол тянет все вверх, но его скрывает разрастающаяся вширь вечнозеленая листва. Высокоэффективная органика вместо математически точного киберпанка. Чаепитие на закате вместо ежевечерных алкотрипов.

Итого: Эту книгу нельзя читать быстро. Слишком быстро вымотаешься и потеряешь красоту. Зато можно медленно брести с героями по улочкам Стамбула, рассматривать сефардские миниатюры, смотреть на роботов, скачущих по натянутым тентам над фруктовыми палатками и вдыхать запахи, среди которых главным звучит мёд.

Само чтение, несмотря на гнетущие образы, оказалось на удивление легким. Если после солженицынского Ивана Денисовича должно было оставаться впечатление мерзко однообразных дней на зоне, то у Прилепина при тяжких условиях проявилось разнообразие жизни. Это не взирая на то, что в самом начале главный герой постулирует одну из основных заповедей: «самое важное – не считать дни». Оставаясь в рамках лагерной реальности, он постоянно движется. От человека до человека, от работы к работе, от опасности к опасности. Круговорот событий на самом деле вышел достаточно быстрый, не позволяющий заскучать. Разве что сновидческие откровения прерывают скорый темп повествования.

«Здесь власть не советская, а соловецкая»- несколько раз повторяют герои романа, а один из них еще и высказывает сегодня ставшую привычной мысль, что лагерь — это отдельное государство. Ведь по сути в СЛОНе сидели все слои населения России, существовавшие в 1910х-1920х. Просто разрушились все связи и авторитеты, и люди остались наедине с самими собой. В общем-то я верю, что идеологи на какое-то время верили в мантры о том, что «Соловки не карают, а исправляют» и «Мы новый путь земле укажем. Владыкой мира будет труд». Только эксперимент по созданию нового человека включал перетирку, гомогенизацию человеческой массы, ее расчеловечивание. А некоторые слишком сильно цеплялись за свое «я», веря что их мучают именно за это, хотя причина по которой человек чаще всего попадал в лагерь была тривиальной: организация притона, неприятие революции, убийство и т.д. А истина проста: невиновных по тем законам не было. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что из романа потянуло Лавкрафтом. Герой может долго считать себя выше этих рыбоподобных, тупых и грязных, но однажды начинает чувствовать нутряное зло в самом себе, зло, исторгнуть которое он не в силах. Остается только вжаться в христианскую молитву целиком, надеясь остаться человеком чуточку дольше, перетерпеть окружающий ад, загнать зло обратно.

Над соловецким экспериментом гордо вышагивает начальник лагеря Федор Иванович Эйхманис. Не знаю уж, каким образом в нем можно было углядеть воландовские черты. Как минимум потому что Эйхманис в определенной мере был отражением Троцкого, а Воланд все же списан со Сталина. Революционный увлекающийся азарт супротив утомления и административного канцелярита. Демон супротив дьявола. Эйхманис в романе выведен как оправдывающий происходящее идеолог. Он принимает собственную жестокость, но договаривает, что основные мучения приносят друг другу сами заключенные. При этом он выступает как эталон в лагерном пространстве — надчеловеческое порождение революции и труда. Потом будет ругань по поводу безжизненных прожектов на соловецкой земле, но при новом начальнике лагере пространство вдруг теряет даже остатки красок, а один из осужденных на критику даже кричит: «Врешь! Врешь! Многое было сделано, контра». То есть дыхание революции поднимало кого-то хоть чуточку вверх, но при этом обещанного полета дать не смогло, а потом и вовсе прекратилось, оставив холодный лишь пол карцера. Как это не смешно, в этом-то и есть выведенное Прилепиным отличие СЛОНа от дальнейшего ГУЛАГа: и осужденные, и руководство лагеря еще были остатками Серебряного века с его богоискательством, ницшеанством и прочими философствованиями. А потом жернова все перемололи, сделав тяжкий труд наказанием, а не инструментом.

Любовную линию между зэком и работницей лагеря можно охарактеризовать как сытную. Не даром одним из самых емких любовных образов в романе стала влажная и жирная селедка. Постоянный голод плоти по теплу, еде, женскому телу, эмоциям пропитывает почти весь роман. В финальных 70 страницах главный герой показан уже перегоревшим, утратившим алчное чувство. Возможно, именно оно-то и сохраняло ему жизнь. После остается лишь квазихристианское смирение, в котором подвиг может совершаться с безразличием, потому что силы духа ушли вместе с тревогами и сомнениями. Но читателю остаются воспоминания о болезненной близости, в которой люди ищут тепла, а не понимания.

Итого: Роман на самом деле неплох. Как минимум тем, что идеологический маятник оказался около среднего положения между ярой антисоветщиной и пенистым обоснованием революционной целесообразности. Получился роман о выживании как череде удачных обстоятельств. И в этом, наверно, его главная заслуга — отрефлексирован сложный этап нашей истории. Дальше можно сколько угодно отдербанивать его с документами в руках, но покуда не будет написано более умное, настолько же сдержанное произведение, имеющее потенциал массовой литературы, этот роман останется адекватным восприятием СЛОНа, в котором мясо соседствует с верой.

http://kobold-wizard.livejournal.com/707460.html

Книга Уилки Коллинза о Чарльзе Диккенсе, написанная Дэном Симмонсом. Вот такая непростая схема романа об Эдиповом комплексе. Повествователь выстраивает свой рассказ на постоянной ревности и сравнении себя со своим другом и учителем. Результаты этого душевного смятения приводят к сложному кризису, когда после гибели своего идола человек теряется и не может найти новый жизненный стимул. В финале Коллинз упрекает нас, читателей, в интересе только к Диккенсу и в равнодушии по отношению к его страданиям. Но стоит помнить, что не далее, чем несколько страниц назад, он сам был поглощен своей ревностью. Про Диккенса он говорит гораздо свежее, чем про себя. В седьмой раз читать о его гениальной схеме общения с любовницей уже тошно.

В завязке романа лежит рассказ Чарльза Диккенса о железнодорожной катастрофе, после которой он видел ужасного человека в черном плаще, бродящего между искалеченными телами и трупами. Тайна этого кошмара заставляет писателя сорваться в странное расследование на улицах Ист-Энда и в лондонских катакомбах. Диккенс привлекает своего соратника Коллинза, погружая его в странный гипнотическо-наркотический ужас, в котором правит страшный черный призрак, колдун из египетских трущоб.

Мистическая история при этом занимает только небольшую часть романа. В основном это все же книга об отношениях Коллинза с окружающим миром, его наркозависимости и творческих терзаниях. В этом плане роман очень похож на «Террор»: масштабная история, мощно закрепленная на историческом массиве, присыпана горсткой фантастики. И быть может, я не прав, но в итоге мне показалось, что лучше бы Симмонс написал просто психологический роман без всяких фантастических экивоков.

Итого: Роман получился. Он погружает в правдоподобный сновидческий мир викторианского Лондона. Но уже к серединея устал от того стиля, которым Симмонс ведет свое повествование. То есть ощущения сосуществования рядом с болезным, самовлюбленным и вечно жалующимся человеком получаешь свыше крыши, но не могу признать это ощущение сильно притным.

http://kobold-wizard.livejournal.com/580483.html

Произведение читалось сложнее предыдущих. Сначала мне показалось, что это ранний текст Тургенева, но библиография рассудила наоборот — 1867 год. С отмены крепостного права в России прошло 6 лет. Это одна из отправных точек истории.

ГГ приехал в Баден-Баден и ждет свою невесту, которая сопровождает тетку в поездке по Европе. Баден в это время полнится русской интеллигенцией и аристократией. Отмена крепостного права, реформы 60-х годов взбудоражили мыслителей всех мастей. ГГ бродит между собраниями и вслушивается в лозунги. Он давно покинул Россию, желая выучиться агрономии и западным методам хозяйствования. Учеба закончилась, и теперь он предается скуке.

Все переменилось, когда в вазочке в гостиничном номере возник букетик синих цветов. Вернулся призрак из прошлого — женщина, которую он когда-то любил. Она замужем, она любимица высшего света, и она умирает в этой затхлости. Старые чувства поднимаются в главном герое мороком, и он сам не понимает, что творит. Помолвка разорвана. Старая любовь то смеется ему в лицо, то в слезах бросается на шею. Фам фаталь. Героя тошнит от окружающего мира, от ненависти к окружающим, от ненависти к самому себе, порвавшему с прошлым и со здравым смыслом. Все в чаду, все в дыму. Лишь бродят аристократы и вольнодумцы, бросающиеся бессмысленными словами.

Тургенев хорошо смешал социальную и эмоциональную составляющие. Патриотизм — сродни любви героя, сердце которого разрывается на части. Россия в дыму и не знает, что уж удумать: то ли за бугор двинуть, то ли посидеть еще, в зубах поковыряться. Даже хеппиэнд вышел сомнительный, как мне кажется — люди счастливы, но все останется, как и прежде, ибо: «грустное, глубоко затаенное чувство не покидало его никогда, и затих он не по летам, замкнулся в свой тесный кружок» да «Школу тоже завели... Ну, да это статья пустая!».

Итого: «Морочное» произведение. Читать на порядок труднее, чем «Дворянское гнездо» или «Отцы и дети». С другой стороны метания души впечатляют. Этими уставшими и мечущимися главными героями Тургенев меня и подкупает раз за разом.

http://kobold-wizard.livejournal.com/636804.html

В нашем обществе до сих пор есть травма от развала Советского Союза. Она так или иначе ощущается в литературе, кино и даже в банальной рекламе, а точнее в экономии на ней и как следствие в съемке ремейков и повторной экранизации текстов. Новое общество пытается притереться с прошлым, из которого его вырвали практически насильно. Так это я к чему? К тому, что у американцев тоже было такое время, время после Гражданской войны, только тогда еще не было такого количества литераторов и прочих создателей контента, как сейчас. Нужно было пережить отмену рабства и то, что вчерашние «ниггеры» теперь типа как полноценные члены общества. Причем это касалось не только жестоких плантаторов в белоснежных рубахах, но и обычных сельских жителей, которые по сути жили немногим богаче этих черных рабов. Так, как сейчас вытравливают из людей «совок», американцы вытравливали из себя Юг. Судя по некоторым сообщениям в наших СМИ, эта рана у них еще до сих пор не зарубцевалась. Так что физкульт-привет нашим десталинизаторам...

Ландсдэйл обрисовал Техас 30х годов от лица ребенка, который сталкивается со злом. Причем со злом мифическим в лице Козлонога из соседних лесов соседствует зло обычное, человеческое — те самые жестокие южные ценности да таинственный убийца, оставляющий своих жертв на берегу реки.

Детективная составляющая написана неплохо, но ее финал достаточно предсказуем. В отличие от бытовой и психологической составляющей. В сегодняшних кинохоррорах часто хочется накричать на героев за их смертоносный, в прямом смысле этого слова, идиотизм. У Ландсдэйла получилось описать мотивации ребенка так, чтобы в них можно было поверить безоговорочно: быстрая расстановка приоритетов, нерешительность и сельский цинизм. Конечно, все может быть немного подретушировано тем, что рассказ ведется от лица уже состарившегося героя. Вспомнить можно не то, что было на самом деле, но в данном случае логика истории не раздражает. Все неожиданности не смотрятся роялями в кустах, но их хватает. Поэтому читать было очень интересно.

Итого: «В наши дни это звучит жестоко, но тогда ветеринары в округе были редки, да и если бы мы захотели повезти пса к ветеринару, так денег не было. Да и любой ветеринар сделал бы то же, что предстояло сделать нам.

Что еще было по-другому: о таких вещах, как смерть, ты узнавал молодым. От этого было некуда деться. Ты сам выращивал и резал цыплят и поросят, охотился и рыбачил, так что с ней ты сталкивался регулярно. Вот потому-то, думаю я, мы уважали жизнь больше, чем некоторые теперь, и ненужные страдания не должно было терпеть.

А в таких случаях, как с Тоби, от тебя часто ожидалось, что ты сделаешь дело сам, не перекладывая ответственность. Это не было произнесено вслух, но отлично всеми понималось, что Тоби — наша собака и потому это наше дело. Такие вещи считались частью познания жизни».

Собака выживет, уж извините за спойлер.

Когда я дочитал «2048», роман мне показался достаточно сумбурным. При этом текст был вкусным и читался на ура. После «Лишних деталей» я понял, что в «2048» нет изнанки истории. Она затерялась в этих трех рассказах, простая история, над которой вырос целый вавилонский столп.

В текстах опять то же самое будущее, просто показанное с менее вычурного ракурса. Потихоньку начинаешь ощущать, что основные перемены выросли не из бума технологии, а из нашего родного интернета. Сеть выступила инженером, проектирующим сетку каналов, перенаправляющим огромные массы воды туда, куда надо. А дабы люди могли вдоволь насытиться конспирологией, то под одним слоем истины должно лежать еще хотя бы два.

Финал истории — этакий глобальный апокалипсис. Рушится выстроенный столп вавилонский, чтобы дать почву для новых свершений. И кто бы мог подумать, что все начнется с каких-то ледяных червей.

Итого: «2048» заставлял очень глубоко занырнуть, и, чтобы выплыть обратно, надо пройти через кессонную камеру «Лишних деталей». «Книга исчезновений» уже просто выводит тебя на берег, посвежевшего и спокойного. Добрый получился сборник.

Шелли интересен еще и тем, что это умная книга скорее с образовательной, чем с мыслительной стороны. При прочтении начинаешь видеть возможность взаимосвязей.

http://kobold-wizard.livejournal.com/820061.html

Честно скажу, книга долгожданная. До такой степени, что я был готов раскошелиться на кругленькую сумму и купить себе малотиражку с переводом Анастасии Рогозы. Не успел, и это сэкономило мне деньги, ибо спустя некоторое время, узнал, что angels_chinese делает новый перевод. В столь короткое время появилось две русских версии книги, которую покойный смотритель Танелорна Dark Andrew когда-то называл непереводимой. Именно версии, потому что стилистические тексты перевести досконально невозможно. Сам язык растворен в повествовании, и нельзя его изъять и заменить на другой, не повредив произведение. Первоисточник я не видел, но при чтении часто возникало, что русский текст излишне тягучий.

В послесловии сам Муркок говорит, что этот роман стал благодарностью Мервину Пику. Что ж местами барочность, особенно в описаниях замка, действительно напоминает «Титуса Гроана», написанного безумным Архитектором. Благо, градус безумия в эркерах, антресолях и гаргульях здесь все-таки ниже. Ведь «Горменгаст» до сих пор стоит где-то за моей спиной, недочитанный... О Мервине Пике здесь напоминают и некоторые персонажи. Барочность восхваляет разнообразие и изменчивость форм, а потому из-за спин старых типажей выглядывают новые. Мне показались родственными роли Стирпайка и капитана Квайра — людей, способных сыграть на старых ритуалах так, чтобы окружающий мир переменился.

Основная сюжетная линия рассказывает о Глориане, королеве невкусившей плотских радостей. После самоубийства отца, короля Герна, она стала властительницей гигантской империи Альбиона, охватывающей альтернативные Америку, Африку и большую часть Европы. Вся жизнь, подвластная ритуалу, все дни, направленные на службу своей державе. И ночи, направленные на то, чтобы ухватить оргазм. Она уже родила девять дочерей, но так и не испытала наслаждения. Она проводит ночи в своем серале, где наравне с мужчинами скрыты женщины, дети, карлики, великаны... Надежда истекает, но королева продолжает крепиться, поддерживаемая двором. Она есть держава, она идеал для подданных, она дух и основа Золотого века, пришедшего на смену тирании отца.

Как водится, все лучшее построено на крови. За спиной Глорианы постоянно стоит лорд-канцлер Монфалькон — создающий и поддерживающий государственный миф. Он призрак старого мира, возжелавший создать новый, лучший мир. Для Золотого века можно пожертвовать парой жизней, дабы не вернулось время, когда на плаху возводили пачками каждый день. Вот только лорд Монфалькон оказался слишком человечен, а потому, однажды поддавшись своим чувствам, ставит под удар все ранее созданное. Стоило ему один только раз недооценить капитана Квайра.

Капитан Квайр — художник шантажа, мастер клинка и кудесник обмана. Ему и его творчеству посвящена вторая сюжетная линия романа. Долгое время он собирал для Монфалькона хитрую ажурную конструкцию из сдержек и противовесов, заставляющую государственную машину двигаться в нужном направлении. Красота его работа захватила его. Она кружила ему голову, а потому стало достаточно всего нескольких слов, чтобы самолюбие пошатнулось, а голем обернулся против создателя. « Я художник, а ты, мастер Патер, ремесленник. Для тебя всякое действие обязано подытоживаться ясной наличной прибылью, пусть и маленькой, пусть и непрямой. Ты ведешь счета. Я создаю события».

Муркок вновь обратил свой взор на разрушение империи. На этот раз стремительное гедонистическое падение империи Мельнибонэ было остановлено силами нескольких палачей. Стране дали передышку, во время которой людям дали поверить в славный красочный миф. После кровавого месива это было нетрудно. Но чем красочней и тоньше миф, тем легче его подорвать. В этом видится актуальность романа Муркока для нас сейчас.

» -...Однако ткань Альбиона гниет на наших глазах. Невозможно позволить сотканному Монфальконом чарующему гобелену разом упасть и явить доселе скрытую им реальность – ее не примут ни дворяне, ни простолюдины. Занавесь должно приподнимать дюйм за дюймом долгие годы.

– В гобелене уже наличествуют дыры. ... Они видят под парчой тлен – или думают, что видят.

– Подлинного тлена здесь нет. ... Но Квайр позволил обнажиться крайностям. Кто-то зрит всю целокупность – скромное развлечение вроде нынешнего – и считает, что она явно знаменует больший, невидимый ужас. Романтика понукает воображение и заставляет его расти – но, если воображение применяется не к тем обстоятельствам, ища более уродства, чем красоты, страшная сила спускается со своры».

Итого: Красивая барочная история, в которой нет особенных сюжетных изысков. На этот раз Муркоку удалось выстроить изящную картину, не идущую ни в какое сравнение с циклами о Коруме и Хокмуне. Впрочем и с романами о Крае времени здесь мало общего. Приятно открывать для себя новые грани автора.

http://kobold-wizard.livejournal.com/700857.html

Сразу хочу сказать: если соберетесь читать этот роман в электронной копии, то пропустите некое вступительное слово издателя/человека, делавшего электронный текст. Оно стало этаким предварительным сбросом давления. При чтении оно накопится вновь, но уровень будет ниже. Не читайте.

Растения пришли в мир, и мир изменился. Зелень распространилась с бешеной скоростью, вытесняя земные виды. Всю планету заполонили зеленые исполины, чьи кроны скрываются в облаках. Водоемы обмелели, а живность потеряла пропитание. За несколько лет города стали непригодны для жизни. Растения уничтожили инфраструктуру, а в сельской местности из-за нехватки влаги погибал урожай. Зеленая масса выдавливала людей. Такова опора этого мира.

Сюжет построен вокруг небольшого протестантского поселения на среднем Западе. Жесткие правила жизни, направленность на физический труд и патриархальная иерархия позволили людям пережить несколько лет, ежедневно вырубая дикую поросль и отбиваясь от банд мародеров. Через некоторое время мародерами стали все пришлые. Лишний рот — лишние проблемы. Конфликт и построен на вхождении нового человека в эту группу. С одной стороны люди сообща борются с общим Врагом, а с другой — ничто не отменяет человеческих обид.

Таков геноцид, показанный Томасом Дишем — уничтожение, которому невозможно найти этического оправдания. С Растениями нельзя договориться, и до определенного момента их даже считают Божьей карой. Так проще, потому что с Бога хотя бы можно спросить в молитве. Когда же проявляется тень садовников, становится понятно, что нет никакой высшей справедливости. Просто люди стали лишними. Смириться нельзя, а потому все острые углы в отношениях ужесточаются. При этом автор не допускает этических оценок, а просто ведет тебя через тьму.

Итого: Для меня эта книга ужасна вовсе не происходящими в ней событиями. Ужас в подаче этих событий. Все приземленно, все грешно. Даже любовь не дает героям отстраниться от происходящего. Нет мифа, нет ничего надчеловеческого, вдохновляющего человека на взгляд в будущее.

Любите мир и друг друга. Надышитесь прекрасным.

Давненько я не брал в руки постмодерна. Наиболее яркое воспоминание последних лет на этот счет — текстовня Хуснутдинова про Столовую гору. Что ж Зонис сделала работу намного качественнее.

Главный плюс романа — герои на шахматной доске действительно живые. Этакие герои-моллюски — их роли жестко распределены автором-диктатором, но внутри бурлит жизненная сила. Главный герой, сначала ненавидящий Контору снаружи, пройдя ее словно иголка, начинает ее не любить, находясь уже на другой стороне. Главная героиня мечется между двумя идеальными мужчинами, столь разными, сколь и притягательными. Главный человек-антагонист, стараясь быть лучшим среди одинаковых, раз за разом ломается об колено. Главный бесчеловечный антагонист остается лишь серыми глазами по тексту. Второстепенному здесь мало места.

Главный герой — специалист-генетик, ученик лицея, напоминающего иезуитский, которому из-за результатов тестирования не оказалось места в структуре религиозного ордена Воинов Настоящего. Однако, именно его выбирает Коммадор для выполнения политического задания в одной из отдаленных колоний. Правда, колонист там был всего один, да и того убили, а на долю главгера выпало, что этим колонистом оказался его бывший лицейский учитель. Именно там, на отшибе Земной цивилизации раскрывается мировой цветок, опутанный сетью мировых же интриг. Главгеру придется столкнуться лицом к лицу со своей темной стороной, с прошлым, о котором вроде бы удалось забыть.

В общем-то, весь роман есть игра в смыслы, даже рубашка сверхчеловека натягивается на нечто нечеловеческое. Кратко концепцию мира можно охарактеризовать, как католическую экспансию и ее столкновение с другими цивилизациями. Только католики не вовсе не католики, инопланетяне — азимовского толка, а космос напоминает нечто вроде еретических моделей. Совы не то, чем кажутся))) При этом мир не сыплется при анализе, подобная реальность возможна. Это реальность побега. В финале оказывается, что это побег муравьев в клумбе.

Интриги — это сложное дело. В данном случае — сложное для понимания. Даже то, что я прошел до финала, не значит, что весь узел распутался. Только закрыв томик, я судорожно открыл его вновь на первых же страницах и попытался найти те тонкие детали, которые раньше были просто штрихами.

Собственно, вторая часть текста при красоте полифоничнии для меня проигрывает первой из-за нее же. Словно в комбинаторике, в каждом заговоре сплетаются одни и те же персонажи, в результате мне было достаточно тяжело осознать, кто и чего добивается. Сюжетные линии начинают глушить друг друга. Хотя возможно это лишь вопрос восприятия. Космология выглядела гораздо проще человеческих отношений)))

Итого: Красивый мир и красивые характеры столкнулись с некоторой сумбурностью повествования. Не знаю, можно ли было от этого избавиться, сохранив потоки сознания всех героев. При этом книга читаема вполне на уровне выше среднего.

Кстати, вполне законченный роман, хотя будет дилогия(по меньшей мере) :)

http://kobold-wizard.livejournal.com/440240.html