Как написано в предисловии к рассказу, он относится к неосуществлёному прозаическому сборнику и опубликован посмертно. И у меня сразу возникает несколько вопросов. Во-первых: насколько этот рассказ был дописан до конца самим Шефнером, а насколько — допилен редактором? На то, что это был черновик, намекают следы недоделок, которые содержатся в опубликованном в «Неве» тексте. Во-вторых: почему сам автор не опубликовал этот рассказ при жизни? Не смог — или почему-то не захотел?

Если не захотел, то я могу предположить, почему. Я не скажу, что рассказ плох, но он, как справедливо написал Geographer, какой-то нешефнеровский, ни по стилистике, ни по сюжету. И конца я такого не ожидал, честно говоря. Не ожидал именно от Шефнера — а так-то на стенке вывешено вполне (и даже слишком) шаблонное «ружьё»:

Могу ошибаться, но мне кажется, что это не поздний Шефнер, а ранний — какой-то текст сороковых или пятидесятых, который автор так и не довёл до ума. Интересно, конечно, что он писал и так. Но всё же та военная проза автора, которая мне нравится, написана по-другому и про другое.

Антиутопии, за редкими исключениями, обычно довольно тяжелы для чтения. Чапеку удалось написать антиутопический (?) роман, читающийся на одном дыхании! Так что я согласен с аннотацией — это лучший роман автора. И, пожалуй, одна из лучших антиутопий XX века. Более того. часто бывает, что фантастические произведения оценивают лишь в сравнении с себе подобными. Мол, вообще-то так себе, но для фантастики неплохо. Этот роман в таких скидках не нуждается. Он вполне может быть оценён по меркам большой литературы, и оценён весьма высоко.

В аннотации написано, что это антифашистский роман. Не уверен. Возможно, в 1930-х он и воспринимался именно так, на злобу дня. Но он не в большей степени «антифашистский», чем любое другое произведение, затрагивающее тему войны и политики. Хотя настроение витающей в воздухе мировой войны роман предаёт отлично. Современному читателю это должно быть особенно понятно — нынче обстановочка в мире тоже не очень весёлая.

Не согласен я с аннотацией и в том, что роман каким-то образом предвосхитил «1984» Оруэлла. Никаких аналогий между этими книгами, помимо жанра, я усмотреть не могу — да и в рамках жанра эти книги настолько различаются, насколько это возможно.

Литературно всё это выполнено отлично. Тема книги такова, что легко можно скатиться в схематичный памфлет. Но автору удалось этого избежать — не в последнюю очередь благодаря замечательному юмору. И тому, что герои романа — вполне живые люди. Капитан дальнего плавания Я. ван Тох, чех, замаскированный под голландца, просто великолепен!

Небольшую популярность романа на Западе могу объяснить только невысокими качествами переводов. Хотя на английский книга была переведена аж три раза но, судя по всему, её мало кто читал. По этой причине новое поколение открывает для себя заново уже давно известные вещи — например, в недавнем фильме «Не смотри вверх», как мне кажется, звучит вполне чапековский мотив человечества, копающего себе могилу...

Конечно, роман слишком обширен для короткой фантлабовской рецензии, так что тут я, пожалуй, остановлюсь, хотя говорить можно было бы ещё долго.

Ставлю книге наивысшую из возможных оценку — десятку.

Отличный рассказ, появившийся на заре перестройки, что, между прочим, проявилось в некотором его свободомыслии. Действительно, следующий очевидный шаг, который должны были сделать герои (и про который советский читатель не мог не подумать) — это прочитать между строк газету «Правда».

Кстати, нельзя сказать, что идея рассказа совершенно уникальна. Например, в начале прошлого века русский фельетьонист Василевский-Не-Буква написал забавную миниатюру «Читатель и писатель», в которой читатель при чтении текста воспринимает то, что думал и ощущал писатель в момент его написания («Он нежно привлёк её к суду» — это оттуда). Правда, там обошлось без чудесных очков.

Даже и не знаю что сказать про эту повесть... С одной стороны, полным провалом её не назовёшь. С другой — читается она тяжело. Похоже на затянувшийся сон главного героя — «попаданца» на чужую планету — с всеми присущими снами нелогичностями, рассогласованиями и общим ощущением неадекватности происходящего. Из положительного можно отметить, что автор не во всём идёт стандартными путями: к моему большому облегчению, действие не свелось с шаблонной истории «угнетённые восстают против угнетателей». Так что это определённо лучше, чем другая повесть о попаданце того же автора: «Чужая планета». Последнюю я читать просто никому не рекомендую. А здесь Гансовский явно хочет что-то важное, с его точки зрения, сказать читателю. Мне его мысли кажутся, в основном, неоригинальными (ну да, разумному существу желательно пользоваться разумом, а не жить инстинктами — кто бы спорил?), а их художественное оформление — довольно слабым, но, быть может, я что-то упускаю из виду. Пока ставлю повести пять баллов («можно прочесть один раз»).

Если бы дело происходило не в США, а, скажем, на планете из системы Тау Кита, то из этого могла бы, наверное, получиться неплохая фантастическая повесть. Но реализм, и при этом привязка к американским реалиям, убивает повесть, делает её ходульной агиткой. К сожалению, до начала 60-х годов Гансовский зачем-то писал в основном про это.

Неплохой рассказ. Мастерство автора растёт просто на глазах. «Младший брат человека» (1960) — работа совершенно ученическая, в «Хозяине бухты» и «Не единственных сущих» (1962) шла отработка приёмов письма на довольно неоригинальных сюжетах, а здесь уже начинает постепенно просматриваться лицо самого Гансовского.

Хотя сама фабула, конечно, слегка отдаёт Беляевым, который, как известно, любил описывать разные медицинские чудеса — будь то вшитые человеку акульи жабры, мозг человека в теле слона, или вообще отдельно живущая человеческая голова. Но Беляева технические аспекты экспериментов интересовали обычно гораздо больше, чем психологические. В этом, кстати, причина недоумения некоторых современных читателей по поводу беляевского профессора Вагнера — который, вроде бы, персонаж положительный, но, если ему хочется провести какой-нибудь любопытный эксперимент над живым человеком, никаких моральных мук не испытывает.

У Гансовского в «Голосе» тоже описан медицинский эксперимент, но это получилось у него, на мой взгляд, интереснее и человечнее.

Кстати, про неожиданно обретённый, а затем потерянный героем талант автор написал, как минимум, ещё один раз — в «Пробуждении».

Я тоже решил присмотреться к книгам Тевиса повнимательнее, после того, как прочитал его «Ход королевы». И не пожалел. Роман произвёл на меня впечатление, помимо прочего, тем, что несколько раз мне казалось, что я знаю, как будут развиваться события дальше — и несколько раз я ошибался. Завязка — прилетевший на Землю пришелец — вызывает в памяти у человека, прочитавшего много фантастики, целую вериницу стандартных поворотов сюжета. И автор всякий раз идёт «не туда», потому что обдумывает ситуацию внимательнее, чем принято. В результате роман оказывается неожиданно глубоким и интересным.

Несмотря на то, что рассказ этот кое-кто критикует за «пафосность» и «научную недостоверность», мне он всегда нравился. Просто не надо воспринимать его как твёрдую НФ, как «гипотезу о возникновении Балтийского моря». Он будит воображение — а ведь это главное, что требуется от художественного произведения. Ну, а если вам хочется больше научности, то вспомните вполне научный факт: наш вид неоднократно проходил через «бутылочное горлышко», то есть ситуацию, когда представителей вида оставалось мало, и будущее человечества зависило буквально от каждого решения каждого из оставшихся. Пойдёшь на восток — станешь древним китайцем или австралийцем, на запад — древним европейцем, а на юг — древным мбембунгийцем... «Каким мбембунгийцем?» — спросите вы. Да откуда же я знаю, если туда никто не пошёл?! Меня эта мысль волнует больше, чем геофизическая и антропологическая достоверность описанных картин.

Я глубоко уважаю Гансовского за многие его вещи, но эту удачной не назовёшь, даже если забыть о её финале. А что касается финала... Всего я ожидал: например, того, что главный герой лежит в бреду, и ему всё это мерещится, но правда оказалась ещё более странной, если не сказать — нелепой (см. под спойлер ниже). У меня есть, впрочем, одна внелитературная гипотеза, объясняющая происхождение окончания. Допустим, сначала Гансовский написал свою фантастическую повесть почти до конца, а потом ему заявили в редакции: вы знаете, фантастику вашу мы не возьмём, но с удовольствием опубликуем социальную повесть об

И автор добавил в текст этот странный финал и «планету Юэсу».

Любопытно, не подарили ли Стругацкие автору свою идею протоплазмы-мимикроида? Уж очень похоже. Цитирую «Комментарии к пройденному», где БНС пишет об одном из сюжетов, который АБС отбросили в процессе поиска темы для книги (в конце концов, у них получилась «Улитка на склоне»):

Впрочем, Гансовский мог и сам всё это придумать. Тема противопоставления Человека Творческого и мещанина многих советских фантастов 60-х волновала. Можете называть это «соцзаказом», не вижу в этом ничего плохого.

И я согласен c предыдущими отзывами лаборантов — это скорее не фантастический, а сатирический рассказ. Впрочем, читается с интересом.

... И ещё один рассказ Гансовского «про тайны океанских глубин», но построенный совсем не так, как «Хозяин бухты». Самый смак здесь, по моему, в том, что упомянутые тайны выплывают на поверхность в самом центре обычного и хорошо знакомого (по крайней мере части читателей) Ленинграда. Да я сам живу в паре километров от места событий! И, смешивая бытовые и фантастические детали, автор достигает замечательного эффекта присутствия.

В рассказе ощущается некоторая несерьёзность, ирония, даже пародийность. Так умел писать свои рассказы Вадим Шефнер, который тоже любил «смешивать бред и быт». И, между прочим, сцене с массовой ловлей змеи в Неве я верю. Говорят, русские туристы на Красном море и ныне примерно так же реагируют на объявление о появлении у берега крупной опасной акулы — рыбину ведь нужно поймать, погладить, покормить и сделать с ней селфи!

Итак, не то чтобы шедевр, но вполне достойный рассказ.

Этакий канонически построенный научно-фантастический рассказ «про тайны океанских глубин», но при этом неплохой. В нём есть загадочное чудовище, которого и читатель, и герои ждут с самого начала, но, выдержав их нужное время в состоянии саспенса, автор предъявляет им монстра во всей красе лишь к концу повествования. Есть фантастическое допущение — всего одно, но очень оригинальное и впечатляющее. Для антуража есть добродушные папуасы и злой колонизатор (хотя без последнего рассказ хуже бы, наверное, не стал).

Как именно хозяин бухты расплющивал свои жертвы до состояния листа бумаги, при отсутствии у него системы жёстких прокатных валков, я так и не понял. И ужасно хочется узнать, что случилось с пальцем Мишеля в стакане воды!

Заурядная юмореска, которая не стоила бы внимания, если бы не последняя фраза: «Пепел сожжённых рукописей обратно не возвращается». Рассказ появился в 1966 году. Напомню, что в конце того же года началась публикация в журнале «Москва» посмертного романа Булгакова со знаменитой фразой Воланда: «Рукописи не горят». Это, конечно, не более чем совпадение — Махмудов вряд ли успел к тому времени прочитать роман. Тем не менее, витало, видимо, тогда что-то такое в воздухе, провоцирующее на рассуждения о горящих рукописях...

P.S. Кстати, похожую процедуру оценки редакционной текучки при помощи компьютера подробно описывал Шефнер в одном из эпизодов «Девушки у обрыва». Там, правда, до пепла дело не доходило, зато руко-, палко- и зонтикоприкладство со стороны авторов случалось.

Процесс чтение нескольких рассказов Гансовского подряд напоминает контрастный душ: не угадаешь, будет ли данный рассказ отличным или никуда не годным. Этот, по-моему, отличный. Он стилистически и, отчасти, тематически примыкает к любимой мною «Части этого мира» (и совершенно не похож на «Демона истории», который, по чисто формальному обстиоятельству — имени главного героя — отнесён классификатором к тому же циклу).

Тема искусственной гениальности, вероятно, сильно интересовала Гансовского — вспоминается его «Пробуждение», в котором посредственность временно превратилась в гения. Здесь же обыватели «воссоздают Бетховена», но единственное, что они могут спросить у великого немца — это «sprechen Sie Deutsch?» (отличная сцена!). Кстати, на похожую тему писала через десять лет Ольга Ларионова в своей «Картели» — только там любопытные потомки создали «цифрового Пушкина». И возможно, Ларионова этой своей повестью ответила на пафосный рассказ Юрия Соколова «Строка из стихотворения» — там тоже про воскрешение Пушкина.

Очень скучно, по-моему. Похоже на заказной рассказ на тему «как плохо им там живётся на их Западе», притом не самый удачный даже в этом жанре. Пришельцы, как здесь уже писали, притянуты к происходящему за уши. Впрочем, если их выкинуть, то лучше не станет. Короче, не за такие рассказы мы любим Гансовского.

Как известно, писать надо либо о том, что хорошо знаешь, либо о том, что не знает никто. Увы, в свете этого правила выбранная Гансовским тема — забастовка в маленьком американском городке — крайне неудачна. Сведения про классовую борьбу в США и он, и большинство его тогдашних читателей, могли подчерпнуть только из советских газет 50-х годов. Нащупывая свои темы и свой стиль, Гансовский в эти годы зачем-то насочинял полдюжины подобных рассказов со всеми полагающимися клише: честные, но бедные американские рабочие, их злые хозяева, а в данном случае ещё и продажные штрехбрейкеры...

А первый свой фантастический рассказ он напишет только через шесть лет...

Если бы я составлял условную «Антологию советской фантастики», рассказ Гансовского «Полигон» туда бы непременно вошёл. Он всем хорош — и идеей, и лаконичным, выверенным её воплощением: ничего не прибавить и не убавить. И мультфильм по нему сделан, кстати, очень неплохой и интересный изобразительно. Быть может, роль Гансовского в нём не исчерпывалась написанием сценария? Как-никак он был, помимо всего, и художником.

Сюжет этого коротенького рассказа крайне незамысловат — летчики терпят крушение в сибирской тайге и встречают там мамонтов. Собственно, всё. Впрочем, для дебюта в фантастике — а он у Гансовского, между прочим, состоялся, когда тому было за сорок — не так уж и плохо.

Итак, согласно Лему — а только по его рецензии читатель может судить о никогда не существовавшем двухтомном труде профессора Кауски — на последнего произвел неизгладимое впечатление один из псевдопарадоксов, которыми так богата теория вероятности.

В чём же его суть? Красочные подробности семейной истории профессора Кауски, с мамонтами и эвкалиптами, лишь запутывают вопрос. Можно этого избежать, придумав простой пример. Пусть у вас есть кубик с миллиардом граней (или, если такой кубик вам сложно представить, то генератор случайных целых чисел от одного до миллиарда). Вы его кидаете, и у вас выпадает, скажем, число 873 927 612. Вот у вас и произошло «невероятное событие», которому можно приписать формальную вероятность в одну миллиардную! На самом деле, конечно же, эта миллиардная обретает смысл только в том случае, если вы СНАЧАЛА записали именно это число на бумажке, а ПОТОМ бросили кубик. Но, допустим, вы ничего на бумажке не записывали, а выпало у вас красивое число 777 777 777. Велик соблазн сказать, что в этом случае, в отличие от первого, вы стали свидетелем действительно редкого события. Между тем, оба числа — и 873 927 612, и 777 777 777 — это заурядные целые (второе немедленно теряет свою красоту в большинстве недесятичных систем счисления). С точки зрения профессора Кауски он, как индивидуум, так сказать, и есть «уникальное число из одних семёрок», о чём он довольно путанно и с массой не относящихся к делу подробностей нам и повествует. А профессор Врхличка, оппонент Кауски, справедливо указывает последнему на субъективность и эгоцентричность этой точки зрения, разъясняя, что парадокс здесь скорее психологический, чем математический.

В скобках заметим, что название первого тома — «De Impossibilitate Vitae» («О невозможности жизни») — выбрано Кауской довольно неудачно. Его следовало бы назвать «De Impossibilitate Omnia» («О невозможности всего»), потому что, следуя логике автора, не может произойти вообще ничего: ведь любое событие во Вселенной есть следствие длинной цепочки других событий.

Разогрев таким образом читателя парадоксами первого тома, профессор переходит ко второму — «De Impossibilitate Prognoscendi» («О невозможности прогнозирования»). И главный вывод второго тома трудно оспорить. Здесь срабатывает та логика, которая не сработала в первом томе. Для хаотической системы (а таких систем в природе очень много) точное предсказание поведения невозможно потому, что оно очень чувствительно к изменению начальных условий (см. об этом подробнее в моём отзыве на «Галактическую историю» Азимова). Примерно об этом же лет за 20 до Лема писал Брэдбери в своём классическом рассказе «И грянул гром».

Подытожим. Профессор Кауска доказывает два тезиса. Первый: существование жизни входит в противоречие с теорией вероятности. Второй: прогнозирование невозможно. Первый тезис очевидно неверен, второй верен, хотя и с важными оговорками: например, прогнозирование солнечных затмений возможно на тысячи лет вперёд. Рецензент предоставляет читателю самому решать, чья позиция правильна — профессора Кауски или его скептического оппонента. Впрочем, независимо от того, кто прав, данный текст предоставляет замечательный материал для обдумывания нетривиальных вопросов, связанных с теорией вероятности.

Вряд ли буду это перечитывать. Не потому что так уж плохо — читывали и похуже, и поскучнее. А потому, что если я захочу на сон грядущий почитать про то, как герой выживал-выживал, да и выжил, то к моим услугам будет миллион других, нечитанных книг с тем же примерно сюжетом.

Некоторую оригинальность этой повести могла бы добавить заявленная, и в аннотации и в тексте, гениальность ГГ, который «всё может просчитать» — но, увы, она осталась на уровне декларации. Единственный действительно умный поступок, которые герой совершил — это то, что он заранее изучил всю доступную литературу о месте, где ему предстоит вскоре оказаться, получив тем самым важное преимущество над невежественными конкурентами. Во всём же остальном автор ему просто подыгрывает.

Впрочем, был сюжетный поворот, который оказался для меня неожиданным — это то, что

Всё остальное — довольно ожидаемо.

Детектив в декорациях выдуманного мира — идея, которая сама по себе не хороша и не плоха, всё зависит от умения рассказать историю. Может получиться интересно. К сожалению, не в этом случае.

Я всю дорогу ожидал для случившегося убийства какой-то неожиданной разгадки, непосредственно связанной со свойствами мира. Но ожидал зря — детективная линия оказалась разочаровывающе банальной. Даже не хочу её обсуждать.

Что касается самих свойств мира, то они постоянно вызывали у меня раздражение и чесотку в той области мозга, которая отвечает за оценку правдоподобия происходящего. Итак, существуют два города, которые физически находятся в одном месте, но юридически — в разных. И жителям законодательно вменяется в обязанность не замечать объектов, относящихся не к тому городу, в котором они в данный находятся. То есть идёте вы по улице и «не-видите» половины зданий, которые стоят вдоль неё и половины прохожих, которые идут навстречу (но при этом на автопилоте обходите последних). И существует специальная полиция («Провал»), которая следит за тем, чтобы эти законы не нарушались. Полиция, как позже выясняется, не очень многочисленная — ведь граждане с детства натренированы вести себя правильным образом.

Допустим, кому-то действительно пришло в голову организовать такое шизофреническое место. Долго ли оно просуществует? И — если уж зашла речь о шизофрении — каков будет уровень душевного здоровья людей, которых принудили не замечать половины того, что находится у них перед глазами? И сколько им понадобится психиатрических клиник?

К тому же, не знаю, как западным европейцам, но гражданам xUSSR нет нужды объяснять, что если есть плохо формализуемые законы, которые с трудом поддаются контролю, да при этом ещё и непонятно зачем введены, то нарушать их будут все и постоянно. Правда, сотрудники «Провала» каким-то чудесным образом (кстати, непонятно каким — в книге про это почти ничего не сказано) почти сразу узнают обо всех нарушениях — или, по крайней мере, население верит в их всеведение. Допустим, это действительно так. Но мало узнать — надо ещё и оценить степень правонарушения, выявить и наказать виновных. Значит, судов и тюрем в городе должно быть никак не меньше, чем психиатрических лечебниц. Короче — не верю!

Быть может, я пытаюсь понимать буквально текст, который следует воспринимать метафорически? Но для этого он слишком конкретен и насыщен деталями и подробностями — как, собственно, и требуется для детектива.

Итак, роман, понимаемый как гибрид детектива и твёрдой научной фантастики, меня не заинтересовал. Если все книги Мьевиля таковы, то у него мало шансов стать моим любимым писателем. Впрочем, на вкус да цвет товарищей нет — возможно, кому-то этот шизофренический нуар (это ни в коем случае не оскорбление, а попытка классификации!) придётся по душе.

Давным-давно запомнил это замечательное стихотворение наизусть:

Писатель-фантаст Новосельцев,

Любимец читательских масс,

Конечно, не верил в пришельцев,

Пришельцевой темой кормясь...

(Пишу по памяти, но не думаю, чтобы где-то напутал)

Произошедшую с Новосельцевым историю можно отнести к жанру фантастики. Причём редкой, стихотворной, формы. А можно, впрочем, и не относить.

Вроде бы, Олег Тарутин — один из двух известных мне советских поэтов, которые не чужды были фантастической поэзии (да и прозы тоже). Причём, что характерно, второй — Вадим Шефнер — тоже ленинградец. Климат, что ли, у нас здесь этому способствует?

Десять баллов, стопудово.

И опять повторю: память — штука странная. Я прочитал эту книгу лет в семь, полвека назад, и она запомнилась мне как довольно мрачная. Примерно в это же время я прочёл и «Обитаемый остров» Стругацких, и для меня были очевидны параллели между двумя этими историями. Главный герой, вопреки своей воле, попадает на чужую планету, причём средство передвижения утеряно, шансы вернуться домой близки к нулю, еды нет, а тут ещё и какие-то жутковатые механизмы...

А теперь я эту повесть перечитал. Слушайте, я читал совсем другую книгу! Я отчётливо помню велосипед с белыми кнопочками, на котором мальчик Серёжа улетел на планету туготронов. И то, как в трансформаторной будке он пёк себе блины на воде из ворованной муки, я тоже помню. Но, во-первых, это оказалась не мрачноватая история а ля Максим на Саракше, а рассказ о весёлых приключениях мальчишки на планете глуповатых роботов. Ну, это ещё можно списать на специфику детского восприятия — дети часто вычитывают в книгах совершенно не то, что пытались вложить туда авторы. А во-вторых, я помню, что он потерял свой велосипед (кажется, роботы его даже стащили и спрятали, как морлоки — машину времени в романе Уэллса). И, наконец, минитаков я не помню категорически — не было в моей книге этих человечков!

В общем, одно из двух. Либо я читал какую-то раннюю редакцию «Последнего дня туготронов». Либо всё вышеизложенное — иллюстрация к феномену «ложной памяти»: когда речь идёт о давних событиях, верить своим воспоминаниям нужно с большой осторожностью.

Наверное, нужно что-то сказать и о художественных достоинствах повести, но что? С одной стороны, в детстве впечатление было, безусловно, сильным, хотя и пугающим, но чья это заслуга — автора, или моего тогдашнего пылкого воображения? А нынче и нет никакого впечатления — Татьяна Гнедина, на мой взрослый взгляд, рассказчик весьма средний, да и не для меня сегодняшнего эта книга написана.

P.S. Помните эпизод с двумя роботами-исполнителями из фильма «Отроки во Вселенной», которые менялись головами? Очень может быть, что это аллюзия на похожий разговор роботов из повести Гнединой («Возьми лучше мою голову. Она совсем новая»).

Как почти всегда у Лема, это отлично написано. Но мне с детства мешла насладиться рассказом одна мысль: если путешественник во времени, перемещаясь на 20 лет в будущее, стареет на эти 20 лет, то пассажир самолёта, перемещаясь на 10000 километров в пространстве, должен уставать, как будто прошёл их пешком (и съесть нужное количество еды, и износить нужное количество башмаков etc). Но этого не происходит. А ведь логика здесь абсолютно та же.

Можно было бы допустить, что у Мольтериса просто случайно получилась такая вот нестандартная машина времени — с неожиданным дефектом. Примерно как в той истории про портки-невидимки, которые исчезают сами, вместо того, чтобы сделать невидимым своего носителя. Но нет же! Тихий пишет: «Ведь если путешественник во времени передвинется на двадцать лет вперед, он должен стать на столько же лет старше — как же может быть иначе?» Да легко же может быть иначе! Смотри выше пример с самолётом. Нет абсолютно никакой необходимости стареть при путешествии в будущее — анабиоз, как одна из возможных форм такого путешествия, служит тому примером. Более того, одна из главных функций канонической машины времени — перемещение нас в будущее без старения (потому что со старением мы и так там все будем). Но Тихий этого, похоже, не понял.

А вот понимал ли это Лем? У меня нет ответа на этот вопрос. Если не понимал — то рассказ построен на ложной посылке. Если понимал — то лучше было бы расставить акценты по-другому. Не «Ну и дурак же этот изобретатель, просмотрел очевидное!», а «Ну надо же, как не повезло бедняге!». В сущности, это потребовало бы минимальной переработки рассказа.

Сначала я прочитал русский перевод рассказа — и сразу заподозрил неладное. Проверив по оригиналу, понял, что не зря — переводчица, госпожа Комаринец, просто не разобралась в написанном. Например, она переводит «inconsistent» («непоследовательный, противоречивый») как «неполный», что полностью запутывает и так непростой для восприятия текст. Так что мой вам совет: читайте лучше сразу по-английски.

Теперь ближе к сути. Рассказ этот можно воспринимать двояко. С одной стороны, можно считать всю эту математику лишь поводом для описания драмы учёного, разочаровавшегося в предмете своего изучения. Но для этого он, на мой взгляд, написан чересчур сухо, схематично, и, в конечном счёте, скучновато. Перечитайте, скажем, «Формулу Лимфатера» Лема, чтобы вспомнить, каких трагических высот можно достичь в рассказе на подобную тему.

Если же прочесть этот текст, уделяя внимание не только переживаниям героев, но и сопровождающим их рассуждениям по поводу противоречивости арифметики, то появляется другое «но». Как человек, имеющий некоторое отношение к математике, могу вас заверить: лишённое логических ошибок доказательство того, что 1=2 (как, впрочем, и любой другой серьёзный логический парадокс) — это не повод для депрессии или, тем паче, суицида, а лучшее, что может случиться с математиком в его жизни! Это, как минимум, Филдсовская премия, всемирное признание и прижизненное место в вузовских учебниках! Потому что это не конец всему, как почему-то решила героиня рассказа, а отличная стартовая точка для усовершенствования основ теории. Тому, кто в это не верит, рекомендую почитать, например, про историю встраивания в математику «парадокса брадобрея» (он же «парадокс Рассела-Цермело»), который в XX веке дал толчок развитию аксиоматической теории множеств. Так что с этой точки зрения рассказ тоже не показался мне интересным или убедительным, увы. Автор, вроде бы, программист по образованию, так что о математике должен иметь представление, но вот что-то не очень похоже.

Кстати, я заметил, что положительные отзывы фантлаборантов на этот рассказ, как правило, содержат в себе фразу вида «я в математике, вообще-то, не разбираюсь, но...». Ничего не хочу сказать худого про гуманитариев, но, похоже, рассказ писался именно для них.

Я читал этот роман в Альпах... Хорошо звучит, и к тому же совершеннейшая правда. Как-то на выходных я решил забраться на гору в Гармиш-Патренкирхене, а в электронной читалке, чтобы скоротать два часа езды от Мюнхена, у меня была «Волшебная гора»... С тех пор я понял, что чтение любой литературы даёт очень интересные дополнительные ощущения, если вы находитесь сравнительно недалеко от мест, в ней описанных.

Теперь к делу. Роман мне понравился. Не имею ни желания, ни таланта писать о нём подробно. Кроме того, уверен, что под считанными мною смысловыми слоями находится целая геологическая формация смыслов, до которых я пока не докопался. Поэтому буквально пару слов, чтобы помочь вам определиться: читать или нет. Не читайте роман, если вы любите динамичное действие — роман довольно нетороплив, хотя не в коем случае не скучен. Это, без сомнения, Bildungsroman — «роман воспитания». Действие — если говорить о внешней сюжетной канве — происходит в туберкулёзном санатории. Однако основные события происходят в уме и душе главного героя.

«Волшебная гора» в моём личном ассоциативном поле размещается где-то неподалёку от «земной» прозы Станислава Лема — факт неожиданный, но, если вдуматься, вполне объяснимый. Сам Лем неоднократно говорил о своей симпатии именно к «романам воспитания» (кажется, и термин этот я впервые у него встретил). Да и Ганс Касторп своей неторопливостью, любознательностью и основательностью чем-то напоминает мне молодого пилота Пиркса.

Почти невозможно написать об этом рассказе осмысленный отзыв, не раскрывая интриги. Скажу только, что «Зачарованная деревня» — маленький шедевр, который по праву относится к «золотому фонду» фантастики. Впрочем, вот вам квинтэссенция рассказа в форме бородатого анекдота:

Об «Анафеме» Нила Стивенсона, как одной из «10 книг, способных усложнить мировоззрение» (именно так называется соответствующий ролик на ютубе), я услышал из интервью Сергея Переслегина. Иногда я читаю книги, которые мне кто-то рекомендует. Но такие рекомендации довольно редко бывают удачными. Вот и в данном случае... Нет, не могу сказать, чтобы книга меня не заинтересовала. Я её даже дочитал — правда, приложив некоторые усилия. Несмотря на очень длинную и медленную экспозицию, занимающую около четверти романа, несмотря на то, что автор счёл нужным заменить привычные нам термины их аналогами из языка планеты Арб, и прочие трудности для чтения, которые до меня здесь уже были отмечены, книга эта показалось мне любопытной. И я понимаю, почему у Переслегина она попала в список must read. На его сциентизм, любовь к философии, интеллектуальным играм и необычным моделям социального устройства роман Стивенсона наложился почти идеально. И всё же, если бы я составлял топ-10 книг для желающих поумнеть (назовём это так), «Анафем» туда бы, пожалуй, не вошёл.

Если отбросить беллетристическую компоненту повествования (которая, честно говоря, мне не показалась интересной), то книга посвящена, в основном, описанию социума, в котором научно-техническая элита изолирована от остального общества. Научный потенциал Арба сосредоточен в «монастырях»-матиках, которые слабо и редко взаимодействуют с окружением (призыв инаков во внешний мир — довольно редкая ситуация, происходящая лишь в экстраординарных случаях). При этом во внешнем мире существует промышленность, которая, между прочим, делает не только ширпотреб, но и компьютеры, а также ракеты, и никаких особых признаков деградации не проявляет. Я не совсем понял, как такое возможно. Вообще, описание структуры общества, данное в книге, вызывает больше вопросов, чем даёт ответов. Впрочем, можно допустить, что фраа Эразмас, от лица которого идёт повествование, является «ненадёжным рассказчиком».

Что касается многомировой теории, для иллюстрации которой, если верить послесловию, всё это, главным образом, и придумывалось, то иллюстрация эта вышла довольно невнятной. Собственно, не будь послесловия, я вообще бы не воспринял её как иллюстрацию.

«В чём же тогда плюсы романа?» — спросите вы. Во-первых, это действительно весьма необычное произведение — не знаю, с чем его можно было бы сравнить. Во-вторых, текст, пригодный для обдумывания, вовсе не обязан состоять из стопроцентно правильных мыслей и концепций.

Конечно, «Анафем» достоин детального анализа, но я сейчас к нему не готов, поэтому ограничусь сказанным выше.

Что касается оценки, то пусть будет 7.

У меня сложились странные отношения с «Очерками бурсы». В ранней юности я перечитывал эти очерки в угнетённом состоянии духа с одной едиственной целью — понять, что все мои неприятности ни в какое сравнение не идут с страданиями, моральными и физическими, выпавшими на долю Карася, главного героя очерков. По существу, я принимал эту книгу, как принимают невкусное, но нужное лекарство.

Помяловский, как последователь критического реализма, написал о том, что он ненавидел и хотел уничтожить. И для того, чтобы внушить читателю именно эти мысли: такая система образования и воспитания должна быть разрушена. Я даже допускаю, что он, решая свои задачи, несколько преувеличил отвратительность жизни бурсаков, которая, под его пером, выглядит беспросветно мрачной, без единого светлого пятна. Я, например, думаю, что жизнь воспитуемых в «Республике ШКИД» Пантелеева и Белых можно было бы описать примерно такими же мрачными красками (собственно, она и была примерно так описана другими авторами — почитайте в «Последней гимназии» Ольховского и Евстафьева про ту же самую школу). Однако у авторов в палитре нашлись и оттенки посветлее. Другие времена, другие социальные заказы.

Так что я не рискну никому рекомендовать эти очерки как чтение для удовольствия. Впрочем, если меня спросят, были ли они полезны и поучительны лично для меня, то отвечу, без сомнения, утвердительно.

P.S. Прочитал в аннотации: «школьная жизнь с XIX века почти не изменилась». Не знаю, кто это написал и почему. К счастью, это не так. Изменилась.

Я прочитал этот небольшой рассказ давным-давно в АНФ-66 (там, где автор обозначен почему-то как Тивис-младший). Добротная классическая фантастика, вызывающая в памяти рассказы Уэллса — «научной» её уже, пожалуй, не назовёшь, но далеко от НФ мейнстрима она ещё не отошла. Никаких особенно глубоких мыслей рассказ в себе не содержит — просто милая безделушка — хотя

Кстати, весьма возможно, что это единственное произведение Тевиса, переведённые в СССР. Кое-что было переведено уже потом, в нашем тысячелетии. Меня этот автор заинтересовал после того, как я посмотрел сериал «Ход королевы», а потом прочитал одноимённый роман Тевиса — оба очень неплохи. Стал читать другие его книги и пока не разочарован — и «Человек, упавший на Землю» и «Пересмешник» зашли «на ура». Странно, что в СССР его не переводили — никаких идеологических перекосов, которые могли бы это объяснить, я в этих текстах не вижу.

Повесть, насквозь пропитанная научным и социальным оптимизмом советских шестидесятых. Знать, что ты наверняка сможешь стать составной частью гения — что может быть более вдохновляющим? Дело за малым — найти остальные части, и тут наука нам тоже поможет.

Кстати, аналогов этой идеи в фантастике я просто не помню. Если разные формы «таблеток гениальности» для индивидуального приёма время от времени встречаются и в советской, и в западной фантастике («Пробуждение» Гансовского, «Старуха с лорнетом» Тарутина, «Цветы для Элджернона» Киза и т.д.), то коллективная гениальность — это очень советская идея, которая в ином обществе, возможно, появиться и не могла.

Манера изложения, который некоторые считают «нудноватой» — когда в художественный текст вставляются научно-популярные фрагменты (а Подольный был не только фантастом, но и отличным популяризатором науки) — мне, напротив, кажется очень уместной. Ставлю повести 8 из 10.

Как бы выразиться помягче... Боюсь, что творчество Владимира Ивановича, относящееся к концу его деятельности, должны анализировать не литературоведы, а психиатры. Сомневающиеся могут заглянуть на его сайт, где и Неоязыки, и Гиперсмыслы, и Историоматика, и Универсальные Связи Бытия — в общем, праздник альтернативной науки, а вдобавок мессианский комплекс во всей красе. Говорю об этом не со злорадства, а с горечью — ведь хороший был фантаст, его «Открытие себя» когда-то на меня произвело сильное впечатление.

Но надо что-то сказать и по поводу данного труда. Представленные в ней «16 формул Савченко» (именно на таком их именовании настаивал автор) — просто иллюстрация того факта, что имея пару десятков констант и набор элементарных функций, можно многими способами составить из них комбинации, приблизительно равные небольшому натуральному числу. Умеющие программировать хотя бы одним пальцем сами могут в этом убедиться.

Попытки выразить одну физическую постоянную через другие (а «формулы Савченко» легко переписываются и таким образом) были умеренно популярны среди учёных XIX-XX веков, но никакой новой физики за подобными соотношениями пока не обнаружено.

Впрочем, если вам не понравилось моё объяснение произошедшего с Савченко, то есть и альтернативное: он был «гением первого класса» по Гомеру М. Одиссею (см. «Идеальный вакуум» Лема). То есть таким гением, который никогда не получит признания, ибо свернул на путь, ортогональный магистральному пути развития человеческой мысли.

Оценки не ставлю. Что тут поставишь? Какой светильник разума угас...

Дочитываю роман третий, кажется, месяц — и скорее из упрямства, чем из интереса. И не совсем понимаю, в чём дело. Вроде бы, всё в книге на месте. Язык богатый, интрига закручена, характеры прописаны, исторический контекст обозначен, мера смешения реализма и мистики соблюдена... А читать неинтересно. Не цепляет. Как те поддельные новогодние игрушки, которые точь-в-точь как настоящие, но не радуют. Быть может, самому автору написание романа радости не доставляло — и это, помимо его воли, отразилось на тексте?

Ощущение от романа — как от театральной постановки, разыгранной добросовестно, но без души. Текст и мизансцены никто не забыл, костюмы пошиты добротно, музыка и освещение подобраны правильно. Но ты чувствуешь, что кончится спектакль, актёры смоют грим и через час забудут о героях, которых изображали. И зрителю (в смысле — читателю) эти герои тоже не слишком дороги.

Впрочем, возможно, я слишком завышаю критерии оценки? В конце концов, я же почти дочитал книгу до конца. Ещё пара месяцев, и...

[Апдейт от 2024 года: увы, роман я так и не дочитал, несмотря на честные усилия.]

Хейли известен мне — и не только мне — прежде всего, как автор производственных романов-бестселлеров. Он нашёл жилу, интересную читателям, и старательно её разрабатывал. Например, его «Аэропорт» — если вычесть служащий для удержания внимания читателя оживляж — книга, рассказывающая о функционировании скрытой от взгляда пассажиров и очень непростой машины современного аэропорта — учреждения, без сомнения, полезного. Его же «Перегрузка» — о жизненно необходимой людям деятельности компании, производящей электроэнергию. Роман «Вечерние новости», по той же идее — должен был бы быть романом о сложной, но нужной работе тележурналистов... Но тут, мне кажется, произошёл сбой. Вряд ли Хейли имел такое намерение, но у него, на мой взгляд, получился роман о том, какой умопомрачительной и никому не нужной фигнёй — простите мой французский — эти журналисты занимаются. Основная, и чуть ли не единственная, цель этой деятельности — успеть любой ценой сообщить новость на полчаса — или хотя бы на пять минут — раньше, чем конкуренты. Именно так — не проверить тщательнее, или проанализировать глубже, а просто успеть первыми.

Надо думать, американцы, с детства проникшиеся идеей о важности «четвертой власти», воспринимают эту книгу по-другому. Но я не могу отделаться от впечатления, что теленовости, в описанном виде — это скорее зло, чем добро.

Мы уже понемногу стали забывать, что изначально главным героем фантастики была идея. Границы жанра расширились уже потом, в мягкие и гуманитарные времена, когда стало возможным без особого труда написать фантастический роман, имея в школе тройку с минусом по математике. А вот этот рассказ возвращает нас к истокам. И как возвращает! Основная его идея просто отлична. А вдобавок тут тебе и искусственный интеллект, и глубокое обучение нейросетей, и конспирология во всей красе. И всё это на нескольких страницах. И к тому же звучит это так правдоподобно, что я вначале принял этот рассказ за реальный пост из соцсети. Не знаю, кто такой этот Скотт Александер, но он явно владеет материалом. Подобный рассказ, наверное, мог бы написать Станислав Лем, если бы дожил до наших интересных времён. Большего не скажу, чтобы не спойлерить — хотя интрига, в общих чертах, становится понятна после первой страницы. Несомненно, 10 из 10!

Я, конечно, знал, что у известного мне главным образом детскими рассказами писателя Бориса Житкова есть «взрослый» роман с нелёгкой судьбой. Довелось мне слышать и о том, что это «один из лучших романов о русской революции». И это меня настораживало: последний роман, рекомендованный мне как «лучшее о революции» — «Доктор Живаго» — я одолеть так и не смог.

Но «Виктора Вавича» я дочитал до конца, хотя это было не самое лёгкое чтение. Тот стиль, что был хорош для рассказов вроде «Механика Салерно» или «Под водой» — короткорубленые предложения со строго дозированной долей эпитетов — в романе через некоторое время начинает утомлять. Да и вообще, роман норовит рассыпаться на отдельные эпизоды — пусть и связанные общими героями. Но ощущение будущей революции книга, без сомнения, создаёт. И это не слишком радостное ощущение. Никаких следов романтизации революции, привычной для советской литературной текучки, в романе нет. И недаром Фадеев ставил в упрёк автору «отсутствие ясной позиции». Симпатии Житкова, без сомнения, на стороне революционеров, но это не мешает ему вывести в качестве одного из героев — притом заглавного! — того самого Виктора Вавича, квартального надзирателя, и посмотреть на происходящее его глазами. В тридцатые годы, когда писалась книга, такое ещё можно было себе позволить — хотя, как видно по истории её публикации, разумнее было не рисковать.

Нужно ли читать роман? Быть может — но не ждите от него лёгкости коротких рассказов Житкова. Книга оставляет мрачноватое впечатление — как, собственно, и времена, которые она описывает.

Эту книжку с двумя львами и укротителем на обложке я в первый раз прочитал более полувека назад, а за всё детство перечитал раз, наверное, сто. А сто первый раз освежил впечатления совсем недавно. И я нынешний соглашусь с собою тогдашним — это хорошая книга.

Александр Лукашин в «Энциклопедии фантастики» называет «Капитана Крокуса» (далее КК) неудачным подражанием «Трём толстякам». Вот уж с чем я не согласен категорически! Сказка молодого Олеши — очередная иллюстрация к «Коммунистическому манифесту»: хорошие пролетарии побеждают плохих буржуев. Примерно такую же сказку, в русле существующей в СССР тогда литературной конъюктуры, могли бы написать, скажем, Эренфест или Шагинян. А книга 60-летнего Кнорре написана совсем в другую эпоху и про другое — это скорее Оруэлл, пусть и немножко упрощённый для детей. Впрочем, Лукашин, похоже, книги Кнорре просматривал по диагонали — иначе откуда бы, например, утверждение о том, что в «Рыцарской сказке», используется «традиционный сюжет о рыцаре и прекрасной даме»? Откуда там дама-то взялась?

Но вернёмся к КК. Итак, это, во-первых, история для детей (сознательно буду избегать слова «сказка»), а, во-вторых, история про тоталитаризм. Эти обстоятельства сразу ставят книгу особняком в ряду других. Я детских книг, посвящённых этой теме, до Кнорре что-то не припоминаю. Был совершенно недетский «Дракон» Шварца. Книги Крапивина (самое близкое, что я могу припомнить, хотя и несколько о другом) появились уже позже, в семидесятых. Да, были сказки о тирании (типа «Трёх Толстяков», см. выше), в которых простой народ сначала стенает под пятой угнетателей, а потом дружно их свергает. Но в книге Кнорре таких вот толстых угнетателей и голодных угнетённых, как у Олеши, в чистом виде вообще нет. Зло там вообще не очень персонифицировано. Жуткое и нелепое Чучелище aka Генерал-Кибернатор попал на свой верховный пост совершенно случайно и был удержан у власти нужными людьми только потому, что оказался в нужное время и в нужном месте. И никакой он, на самом деле, не Главный Антагонист — это я, между прочим, и в детстве уже неплохо понял. Пришёл он к власти, в конечном счёте, благодаря оплошности беззаботного клоуна Коко — просто сбежал из цирка. Обходись Коко со своим Чучелищем поласковее, возможно, этой истории бы и не произошло. Он виноват. А кто, собственно, не виноват? Да, виноваты члены Тайного совета, полицейские, сыщики, военные, пожарные, учёные... Музыканты, которые играли бодрые марши... Простые жители, которые наблюдали за постепенным повышениям градуса очучеления и молчали. Капитан Крокус, который малодушно прятался в своём домике с любимым львом, вместо того, чтобы показать всем злодеям, где раки зимуют... Да, все виноваты в разной степени — но ведь виноваты! Будь это нормальная сказка, жители Города должны были бы в едином порыве и под руководством отважного Главного Героя встать на борьбу с злом и его победить. А Капитан, вместо того, чтобы смело броситься выручать своего старого друга, а лучше и вообще всех жителей Города, предпочёл бежать, в безнадёжной попытке спасти чужих детей и полузнакомых зверей, и это тоже как-то не по-сказочному. В конце концов с Чучелищем справился не Главный Герой (кто бы он ни был), а поросёнок Персик, причём в силу, опять-таки, довольно случайного стечения обстоятельств. А в не вполне героическом эпилоге я тоже не очень-то верю взрослым горожанам, которые обещают, что «никогда-никогда» больше такого не допустят. Вот так уж и не допустят? «Дракон» здесь был помянут неслучайно. «Зло ушло, добро пришло, чик-чирик-чирик-ура...» Это не окончательная победа добра над злом, это такой вот открытый финал. Глухонемые души никуда не делись. И вообще, как думалось Румате Эсторскому, «как здорово было бы, если бы с планеты исчезли все люди старше десяти лет...»

Теперь о самом неоднозначном — о «жестокостях», в которых Кнорре кое-кто обвиняет. Вернее, о «ненужных жестокостях». Ведь в книге живых существ, о ужас, умерщвляют и превращают в механические чучела. Мне довелось участвовать в оживлённой дискуссии по этому поводу, и я сказал оппоненту примерно следующее. Очень тяжело оценивать степень нужности или ненужности описаний насилия в книгах. С тем, что иногда без них не обойтись даже в детской литературе, никто, наверное, спорить не будет, вопрос лишь о дозах. Это, разумеется, зависит и от художественных задач автора и от возраста детей, для которых книга предназначена. Здесь я могу попытаться реконструировать свои детские впечатления. В семь лет я, вероятно, вообще не обратил на эти моменты в книге внимания (между прочим, никакой кровищи там нет, даже бутафорской; всё это очучеление происходит за границами читательского взгляда и описано довольно условно — нечто острое и железное нам показывают только один раз, перед счастливым спасением клоуна Коко). Потом — постепенно — пришло осознание того, что ведь людей и зверей всерьёз убивают, потрошат и превращают в бездушные автоматы. Или всё-таки понарошку? Да нет, всерьёз! Это было жутковато, конечно. Очень жалко было людей, ещё жальче было кошек и собак. Но, насколько я могу судить, ни к каким психологическим травмам не привело. Возможно, я был довольно толстокожим ребёнком.

Зачем всё это было нужно автору? Ну вот я мысленно извлекаю из КК всю линию, связанную с очучелением. Что остаётся? Школьных учителей заменяют автоматами, которые учат детей трезвому взгляду на жизнь. При этом запрещают читать сказки — нехорошо, конечно. В цирке вместо живых зверей выступают автоматы... хотя нет, это же были бывшие живые, но автоматизированные звери, им неоткуда взяться... Что ещё? Описывать ужасы психологического давления и ломки душ, как это сделано у Оруэлла, нельзя — книга детская. Но не настолько детская, чтобы обойтись без страшной и серьёзной угрозы. Иначе от чего спасают дети своих питомцев? От какой опасности Капитан пытается уберечь детей и зверей? Нет такой опасности — и самый, как мне кажется, эмоционально сильный эпизод — когда капитан Крокус спасает со склада Комбината предназначенных к очучелению зверей, из книги выпадает. Быть может, Кнорре стоило оставить угрозу вивисекции и автоматизации только над животными? Но это ещё вопрос, что более жестоко и кого ребёнку жальче — человека или пса.

Можно, вероятно, обвинить Кнорре в неудачном выборе художественных средств — хотя оценка этих средств как удачных или неудачных довольно субъективна. (Я, скажем, читал дискуссию о «Белом Биме — Чёрное Ухо», в которой одна из спорящих сторон оценивала эту книгу как полезнейшую для детских душ, а другая — как чудовищно и ненужно жестокую). Но говорить, что душевно чёрствый автор не понимает, что делает, или так просто влепил в свою историю Чучельномеханический комбинат, чтобы детишкам не скучно было — это, конечно, неверно. Быть может, он просто помнил фразу Гейне: «Wer Bücher verbrennt, verbrennt auch Menschen» («Кто сжигает книги, сжигает и людей»)? Вот что действительно было бы плохо, вредно, отвратительно, это если бы в книге кого-то убивали, а читателю было бы их не жалко. Если падающей наковальней — в лепёшку, а мне весело. Но КК — это совершенно не тот случай.

Перечитав написанное выше, я понял, что, увлекшись этическими и педагогическими вопросами, я почти ничего не сказал о собственно литературных достоинствах КК. У кого-то может возникнуть впечатление, что вся книга полностью посвящена обличению тоталитаризма и прочим скучным материям. Но это не так. Книга написана отлично, богатым языком, с выстроенным сюжетом, живыми персонажами, хорошим юмором. По-моему, молодым читателям её стоит прочесть. А может, и не только им.

Подведу итог: книга Кнорре — это неправильная сказка, но мне она нравилась и нравится. Узнать, понравится ли она вам, можно только одним способом.

Кстати, в детстве я ничего, кроме КК, у автора, разумеется, не читал. А сравнительно недавно решил исправить этот пробел и прочитал его «взрослую» беллетристику. Одно из двух: либо я ничего не понимаю в литературе, либо Фёдор Кнорре — хороший, тонкий, психологичный писатель, совершенно незаслуженно забытый.

Любопытно заметить, как меняется эта сказка в зависимости от того, действует ли в ней Кот или Кошка. У Киплинга, у большинства переводчиков на русский, да и в советском мультфильме 1968 года, сам по себе гуляет Кот (в оригинале используется местоимение «He»). И вся история, таким образом — про хитрого самца, который проник на территорию сильного, но простодушного конкурента и обеспечил себе часть внимания его самки и некоторые права. Но вот у Маршака и Чуковского, в самом распространённом русском переводе, сама по себе гуляет Кошка, и это несколько другая история, в которой две изобретательные особы женского пола конкурируют за ресурсы самца. И, в конечном счёте, Мужчина нежданно-негаданно для себя обзаводится гаремом, состоящим из Женщины и Кошки, которые не слишком любят друг друга, но вынуждены сосуществовать.

Уж не знаю, какие выводы можно сделать из этого наблюдения, но какие-то наверняка можно...

С детства полюбил эту повесть Давыдова. Очень мне это понравилось — прекрасная девушка из древнего Рима, выходящая ночью к костру наших современников. Сначала мы отвечаем девушке на её «Ave» — «Авэ, Цезарь, моритури тэ салютант!», потому что ничего другого вспомнить не можем. Потом пытаемся общаться на обрывках дурно усвоенной медицинской латыни. Потом поим сладким чаем, а утром везём в город и ищем там преподавателя латинского языка. Всё предельно логично, лично я так бы и поступал.

Да, разумеется, повесть несёт на себе приметы времени. Такое было время, и вот такие у него приметы. Но если назвать её «сказкой» (как это делают некоторые из лаборантов ниже), то так же придётся назвать и почти всю советскую фантастику тех времён. Ну полно вам, уважаемые господа! Чего бы вы хотели от советской фантастической повести? Чтобы злое кэгэбэ корабль пришельцев сбило, древнюю римлянку арестовало и допросило с пристрастием, машинку с усыпляющими лучами отобрало, пустило в серию и раздало советским разведчикам, а рассказчика посадило в гулаг, чтобы помалкивал?.. Тогда бы это получилась не советская фантастика шестидесятых, а российская — нулевых. Такой много, а повесть Давыдова — одна в своём роде. И никакая это не лакировка действительности, а просто небольшой сдвиг в будущее. Нигде же не написано, что действие повести происходить в 1965 году, во время её написания. Быть может, например, это случится в 1975, когда всё у нас будет совсем хорошо. С учетом этого маленького сдвига в светлое будущее почти всё описанное в повести довольно последовательно.

И ещё одно. В начале 60-х в советской фантастике произошли большие изменения — и повесть Давыдова это хорошо иллюстрирует. В самом деле: как выглядело советское произведение о контакте с пришельцами раньше? Возьмём, скажем, «Каллисто» Мартынова. Схема такова: прилетает корабль, и его замечают издалека — потому что зачем бы ему скрываться от братьев по разуму? Об этом пишут во всех газетах. Он садится — на территории СССР, разумеется (почти все пришельцы в советской фантастике садятся на территории СССР, а в американской, соответственно, на территории США). К нему посылается делегация, пришельцы приветствуют аборигенов и рассказывают им о своих достижениях в области науки, техники и социальной политики, а капиталисты скрежещут зубами от злобы и зависти...

Но не такую историю рассказывает нам Давыдов. Контакт произошёл... но его как бы и не было. О нём знают только те, кому это надо по долгу службы. Для западных читателей, воспитанных в традициях конспирологии, тут, конечно, ничего необычного не было бы — у них, как известно, засекреченные пришельцы давно уже через край Зоны 51 пересыпаются. А в советской фантастики такой сюжет, как мне кажется, встречается впервые. Разум во вселенной, конечно, есть, но вас, дорогие товарищи, это не касается. Что, несмотря на вполне счастливый конец, придаёт повести некоторый оттенок грусти.

Если все люди равны, то почему я должен быть глупее или уродливее моего соседа?! Нет уж, сделайте меня таким же умным и красивым, как он! Ну, или его — таким же глупым и некрасивым, как я. Последнее, кстати, гораздо проще.

Подозреваю, что в 1961 году, когда был написан «Гаррисон Бержерон», подобные рассуждения — и иллюстрирующий их следствия блестящий рассказ Воннегута — казались гротескной сатирой, невозможной весёлой нелепостью. Но, знаете, сейчас мне уже как-то не очень смешно. Потому что это пугающе правдоподобно — а если сохранятся современные тенденции, то примерно в таком будущем нам и предстоит вскоре жить. Боюсь, что у людей, пропагандирующих сегодня позитивную дискриминацию (исключительно во имя Справедливости и Всеобщего Равенства, разумеется!), завтра не возникнет особых сомнений по поводу законодательного внедрения уравнивающего умственные способности радио или компенсирующих хорошее сложение свинцовых противовесов.

Рассказ великолепен в своей лаконичности. 10 баллов.

Вообще-то, я люблю авторские детские сказки, но эта мне не понравилась. Возможно, из-за завышенных ожиданий. История рассказана сумбурно и схематично — и это помимо справедливо отмеченной автором предыдущего отзыва угрюмости. Она состоит из отдельных строительных блоков — бедный мальчик и жадный падишах, путешествие по экзотическим локациям, поиски квестовых предметов, обретение друга, спасение друга, освобождение угнетённых и т.д. И само по себе это нормально для сказки — но проблема в том, что блоки эти обтёсаны и пригнаны друг к другу плохо, нет в этом изящества, которое хотелось бы видеть в литературой сказке.

Помимо прочего, автор небрежен и невнимателен к деталям собственного повествования. Рискуя показаться занудой, спрошу: откуда в Города Машин, в котором уже не осталось ни одного человека, взялись директора киностудий? И почему у Юсуфа на выходе из этого города не удержали потраченные им восемь анн? И где обещанные старцем из Города Змей комментарии по поводу увиденного в волшебном зеркале? И так далее. Сказка сказкой, но какая-то логика и последовательность в ней должна присутствовать, и развешанные ружья должны стрелять.

Наконец, моего воображения не хватает, чтобы представить себе растущее в глубь земли дерево, по которому можно путешествовать, спускаясь по веткам. Могу допустить разве что спуск по полому стволу. Хотя это уже придирки.

Быть может, вы скажете, что я просто опоздал — читать такое нужно не в шестьдесят лет, а в десять? Нет, не думаю, чтобы и в детстве эта сказка мне понравилась бы. Только напугала бы, возможно.

Впрочем, Миядзаки, наверное, сделал бы по ней красивый мультфильм. В котором от авторского текста мало бы что осталось.

Ну надо же! Сценарий к этому с детства мне знакомому мультфильму, оказывается, написал Лазарь Лагин, автор «Хоттабыча», «Майора Велл Эндъю» и прочего. Респект ему за это.

Любопытно заметить, что смотрел я эту замечательную пародию в начале семидесятых на домашнем кинопроекторе с 8-миллиметровой плёнкой — был в советское время такой сравнительно непопулярный способ просмотра фильмов. (На такой плёнке продавались, кажется, малометражные «Пёс Барбос и необыкновенный кросс», «Самогонщики» и всякие любимые народом мультфильмы). Ни в кино, ни по телевизору я его не разу до перестройки не видел. Весьма вероятно, что его там и не показывали. Так что мультфильм этот, видимо, не слишком одобрялся к широкому прокату. Похоже, кого-то это издевательство над штампами советских детективов «про шпионов» задело за живое.

10 баллов, однозначно.

Копирую сюда отзыв о повести, который я написал четверть века назад, когда, в первый и в последний раз, читал Головачёва.

Итак, повесть представляет собой нечто вроде космического боевика — в подобном жанре, помимо Головчёва, творили, например, Павлов и Гуляковский. Герой с былинным именем Hикита Пересвет (крутизны необычайной — умение драться всеми четыремя конечностями сразу, встроенный в мозг компьютер и т.п.) направляется на некую космическую станцию с целью расследовать творящиеся там неприятности. Станция эта построена, а потом заброшена, некими пришельцами, а ныне осваивается людьми.

В технические детали автор старается не вдаваться, оставаясь на уровне описательном — что позволяет ему избежать вопиющих ляпов. Остаются только пустопорожние квазинаучные фразы типа «радиоволны инфракрасной частоты». Кроме того, в тексте много досадных небрежностей: герой входит в комнату и упоминает, что в нем находятся две женщины — а потом выясняется, что их три, и т.п. Автор явно не перечитывал свое произведение.

Язык — как язык автора, так и язык его картонных персонажей — совершенно суконен. Одна из характерных его особенностей — утомительное и слабомотивированное использование кавычек, причем и в прямой речи тоже. Постоянно встречаются фразы типа «Я покажу вам, как удобнее выбраться к ''гостинице''» или «Встретимся на ''малом ученом совете''». Особенность эта, на мой взгляд, говорит о том, что автор своих персонажей просто не слышит и воспринимает их слова как буковки на бумаге.

Теперь о сюжете.

И тут я тоже заплакал...

Как я уже сказал, написал я это давно. Но плАчу до сих пор. И Головачёва я больше не чтец.

Без преувеличений, это одна из тех научно-популярных книг, которче в юности сформировали мой взгляд на мир. Моя физика и математика начались с Якова Перельмана, языкознание — со Льва Успенского, а антропология, этнография, социология — несомненно, с Романа Подольного. За полвека книга, конечно, устарела, но не думаю, чтобы очень. Будет отличным дополнением, скажем, к лекциям Станислава Дробышевского. Современным читающим тинэйджерам (остались ещё такие, нет?) читать её нужно непременно, даже если они не планируют заниматься антрпопологией, да и наукой вообще — просто для правильной организации сознания. Да и взрослым, быть может, не повредит. Написано весьма нескучно — Подольный это умел.

Кир Булычёв, известный сейчас большинству как автор приключений Алисы Селезнёвой, бывает в некоторых своих вещах довольно депрессивен. И этот рассказ тоже не исключение — несмотря на хэппи энд. Тема полного, катастрофического непонимания между людьми, которая во всей красе была раскрыта в «Очаге на башне» Рыбакова, здесь тоже описана с чувством. И не будь чудесной телепатической короны, всё, надо полагать, кончилось бы очень плохо. А может, и корона не поможет, в конечном итоге.

Интересно заметить, что рассказ имеет очень косвенное отношение к фантастике. Эту волшебную телепатическую машинку можно было бы заменить чем то вполне реалистическим — скажем, муж мог бы прочитать дневник жены, почти ничего бы от этого не поменялось. Фантастический элемент здесь введён Булычёвым скорее по привычке — ну, или для создания химической чистоты ситуации.

Рассказ хорош, да. Но я редко его перечитываю — тяжёл он для меня. Уж очень трудно поверить, что после катарсиса будут эти супруги жить счастливо и умрут в один день. Хотя бывают же всё-таки в мире чудеса? Хотя бы в фантастике?..

В фантлабовских отзывах на этот роман уже неоднократно появлялись кулинарные аналогии. Воспользуюсь ими и я. Не случалось ли вам, подобно Алисе, в детстве подумать, как здорово бы было смешать разные вкусные вещи, чтобы получить что-то мегавкусное? Клубничное мороженное, жареную картошку, шоколад и солёные огурчики, скажем? Вот такое литературное блюдо вам и предстоит съесть. Винегрет из Конан Дойля, Уэллса, Стокера, Лавкрафта, Роулинг... Не то что бы я был категорически против кроссоверов в принципе — оно может и довольно вкусно получиться. Но не в данном случае. Жевать... то есть читать это мне было откровенно невкусно и неинтересно. А за Шерлока нашего Холмса просто обидно. Судорожными скачками сюжета и вводом всё новых и новых персонажей авторы поставили его в ситуацию, в которой его прославленный рационализм почти ничего дать не может. Таким образом, данный кулинарно-литературный эксперимент, на мой вкус, не удался.

И опять Грекова пишет о женской судьбе. Сейчас такое, наверное, запишут в феминистскую прозу. Главная героиня — сильная, неглупая и, как в конце концов выясняется, самодостаточная женщина, которая коня в горящей избе на скаку остановит. А вот мужчины её окружают довольно худосочные. Не особенно везёт ей с мужиками. Первый — сухарь с домостроевскими замашками, второй — безвольный алкоголик, третий... ну, третий, вроде бы, пока мужчина её мечты, но кто знает, как оно потом сложится. Полюбила-то она всех троих не умом, и даже не сердцем, а скорее ушами — уж больно складно они поначалу говорили. И описаны все мужчины довольно бледно. Не потому, конечно, что Грековой не хватило бы сил разобраться в мужской психологии, а просто в данном случае ей интереснее главная героиня, глазами которой она и смотрит на окружающих. Ну и хорошо, не возражаю.

Я, как и многие, отравлен современным цинизмом, поэтому мне сложно себе представить вот такую всю из себя положительную, и при этом успешную, хозяйку гостиницы, как описала Грекова — без нецелевого расходования средств, левых доходов, без встроенности в вертикальную систему взяток и горизонтальную систему взаимных услуг («Завсклад — Товаровэд — Дырэктор магазын», как говаривал герой Аркадия Райкина) и прочих практически неизбежных для брежневского застоя вещей. Сечас это кажется некоторой идеализацией, хотя в то время, возможно, еще доживали век подобные реликты более ранних эпох. Как мы теперь знаем, исторической перспективы у них не было. Но, несмотря на это, хочется пожелать Вере Платоновне удачи.

Илья Варшавский, как известно, писал юмористическую фантастику. Но не только. И когда он не шутил, то обычно бывал довольно мрачен. Пожалуй, он — автор самых депрессивных вещей в советской фантастике (которая в целом, как известно, смотрела на мир и человечество довольно оптимистично). Да и его как-бы-смешные произведения тоже выделялись из общего ряда — ведь шутя можно сказать многое, что тебе не дадут сказать всерьёз.

Впрочем, «Побег» мрачноват даже для Варшавского. Нечего даже надеяться, что он даст читателю или своим героям хоть какой-то намёк на выход. Спойлерить не буду, но вы и по другим отзывам сможете догадаться, что всё кончится плохо.

Формально пессимистические вещи Варшавского рассказывают о неком капиталистическом государстве Донамага. Но это нехитрый приём и в прежние времена вряд ли мог обмануть читателя, а уж сейчас-то всем точно ясно: всему человечеству, безотносительно общественно-политической формации, писатель пророчил очень печальное будущее, причем ещё в те времена, когда у нас принято было смотреть вперёд с оптимизмом.

Рассказ, безусловно, шедевр и классика фантастики. Но не менее интересным мне показалось чтение отзывов лаборантов. Удивительно, насколько по-разному читатели его воспринимают: «бездна юмора», «вообще ничего смешного», «триллер о маньяке-убийце», «жалко бедного больного», «рассказ о том, что надо читать инструкции», «пародия на психоанализ», «критика общества потребления» и много чего другого. И почти всё это правда, между прочим. Тем-то Шекли и замечателен, что он смог втиснуть это в небольшой текст.

Нет, что ни говори, а сороковые и пятидесятые годы — это золотой век американской фантастики. А сейчас и серебряный уже закончился, увы. Так что я сажусь на виртуальную скамеечку у парадной, кладу подбородок на виртуальную клюку, окидываю взглядом современных литераторов и брюзгливо шамкаю: «Не, сейчас такого уже не напишут. Куда им...».

Интересно, как мало фантлабовцев оставило отзыв на «День бульдозериста» — хотя Пелевина нынче читают почти все. Не то не читали, не то не поняли, не то не произвело впечатления. На меня же в 1991 произвело — и я довольно давно поставил рассказу десять баллов, но отзыва тоже не оставил. Восполню этот пробел, и попробую объяснить, почему считаю этот рассказ одним из лучших у Пелевина. Хотя, возможно, чтобы понять это, нужно родиться в СССР и прожить там лет двадцать.

По словам Стендаля, книга — это зеркало, с которым идёшь по дороге. Продолжим эту аналогию. Когда-то литераторы носили по дорогам обычные зеркала, теперь часто предпочитают кривые. Отражение в кривом зеркале может повеселить читателя, а может заставить задуматься. Но очень важно, чтобы оно не было уж слишком кривым — чтобы отражённые предметы можно было узнать. Или, переходя от оптики к литературе — используя гротеск, писатель должен знать меру, ему важно не потерять узнаваемости. И в «Дне бульдозериста» эта мера соблюдена виртуозно. При всей фантасмагоричности происходящего — все эти атомные бомбы и квазиобсценная лексика из газетных передовиц — реалии, стоящие за происходящим, на удивление легко считываются.

Мрачен ли рассказ? Вроде бы, должен быть мрачен, но лично у меня он почему-то безысходного чувства не оставляет — в отличие от многих более поздних пелевинских текстов. Не все меня поймут, но мне кажется, что это не отчёт паталогоанатома, а описание натуралиста. Да, он описывает странное, уродливое, но при этом вполне живое общество, не лишённое своеобразной извращённой гармонии. Впрочем, возможно, моё аосприятие окрашено личным отношением к описанной эпохе. В любом случае, рассказ хорош.

В отзыве на «Рассказы о роботах» я написал, что Азимов известен как автор двух сбивающих с толку концепций. Там я говорил про первую, вот вам анализ второй.

Итак, основная идея, на которой построен этот цикл Азимова — это допущение, что существует возможность (почти) точно предсказать будущее человечества на (почти) неограниченное время вперёд. Именно это умеет делать психоистория — наука, которую изобрёл гениальный математик Гари Сэлдон, и именно тому, как замечательно реальность согласуется с теорией, главным образом и посвящёны эти романы. Психоистория сбойнула, по-моему, только один раз, когда в неё вмещалось некое уникальное непредсказуемое обстоятельство, а в остальных случаях работала прекрасно.

Нельзя сказать, что концепция психоистории внутренне противоречива или литературно некрасива. Собственно, у неё есть ровно один недостаток — она просто неверна. Для того, чтобы понять это, достаточно вспомнить, как часто вы в своей жизни сталкивались с более или менее точным прогнозом погоды, скажем, на месяц вперёд (не считая прогноза того банального факта, что в средних широтах северного полушария Земли в ноябре, скорее всего, будет холоднее чем в октябре и т.д.). И это вовсе не потому, что метеорологи глупы или ленивы. Просто атмосфера Земли — хаотическая система, её динамику в принципе нельзя предсказать за пределами сравнительно небольшого отрезка времени, который равен, грубо говоря, неделе, и который иногда называют «горизонтом предсказуемости» или «ляпуновским временем», в честь выдающегося русского математика А.М. Ляпунова. И наука осознала это довольно поздно — примерно к началу XX века. А до этого времени доминировала точка зрения, что если мы достаточно точно измерим начальное состояние системы и аккуратно сделаем расчёты, то мы узнаем всё про её судьбу. (Гипотетическое существо, которое способно это делать, обычно называют демоном Лапласа). Собственно, эта точка зрения возникла в XVIII веке под влиянием развития небесной механики, когда астрономы с восторгом выяснили, что достаточно хорошего телескопа и знания законов Ньютона, чтобы точно предсказать положения планет и комет и через десятки, и через сотни лет. А преломившись в массовом сознании, это идея породила образ яйцеголового учёного, который прикидывает что-то на салфетке и рассказывает вам с точностью до минуты, когда именно взорвётся Солнце, произойдёт землетрясение или извергнется Йеллоустоунский вулкан. И, боюсь, азимовские рассказы тоже причастны к формированию такого штампа.

Но в XX веке учёные (не голливудские, а настоящие) с удивлением осознали, что природа так не работает. Хаотические динамические системы в принципе непредсказуемы. А к хаотическим, если быть кратким, относится подавляющее большинство сложных систем (в скобках заметим, что сложность требуется весьма умеренная: допустим, система из N гравитирующих тел хаотична начиная с N=3). Именно поэтому нельзя задолго предсказать ни изменения погоды, ни солнечную вспышку, ни экономический кризис. И, разумеется, социальные системы тоже являются хаотическими.

Вернёмся к Азимову. Если бы он писал фэнтези и ввёл бы в повествование какую-нибудь Длань Судьбы, которая управляет ходом событий, то особых претензий у меня к нему бы и не было. Но он писал фантастику как-бы-твёрдую, и, читая об очередном сделанном двести лет назад и сбывшемся с точностью до недели гениальном сэлдоновском прогнозе, я не верю автору, по указанным выше причинам, и мне становится не очень интересно.

Однако даже это не имело бы значения, если бы Азимов умел писать хорошо в литературном смысле. Но, увы, красоты стиля и глубина проработки характеров — это не его сильная сторона. Остаётся следить за процессами и идеями, а основная идея, описывающая процессы, в данном случае подкачала. Ну, я так думаю. И ставлю этому циклу 6 баллов, при этом один балл добавлен из уважение к другим трудам Азимова — они действительно того заслуживают, несмотря ни на что.

Азимов — автор двух, вероятно, самых сбивающих с толку концепций (тут лучше подходит импортное слово «misconceptions») в мировой научной фантастике. Так как он был ещё и неплохим учёным и отличным популяризатором науки, то эти концепции получились очень живучими. Про вторую — так называемую «психоисторию» — я расскажу потом и в другом месте. А первая — это «три закона роботехники».

Как известно, у азимовских роботов позитронные мозги. Почему «позитронные»? А бог его знает. Если там и вправду есть позитроны — то есть антиэлектроны, — то полезно помнить, что эти частицы отличаются от электронов ровно двумя свойствами. Во-первых, знаком электрического заряда, а во-вторых, тем, что, столкнувшись, электрон с позитроном полностью аннигилируют. Таким образом, если вам, по неведомой причине, нужно сделать мозги робота из позитронов и добиться, чтобы они не исчезли через миллисекунду во вспышке жёсткого гамма-излучения, вам нужны тяжеленные сверхпроводящие магнитные ловушки и прочая машинерия, поэтому робот ваш будет весить, самое меньшее, как карьерный экскаватор, а стоить в десятки раз дороже. Но, конечно, это мелочи — никаких позитронов в роботах, разумеется, нет, а термин «позитронный» — просто красивое слово, придуманное маркетологами U.S. Robots and Mechanical Men, Inc.

Но у этих мозгов есть и другое замечательное свойство. Все они подчиняются трём законам. Робот 1) не может нанести вред человеку, 2) не может не исполнить приказ человека, если он не противоречит пункту 1, и 3) должен заботиться о своём самосохранении, если это не противоречит пунктам 1 и 2. Тут возможны два варианта, между которыми автор колеблется (в рассказах можно найти подтверждение и тому, и другому). Во-первых, эти законы могут быть внешними по отношения к позитронным мозгам — просто создатели так их запрограммировали. Даже в этом случае сразу возникает масса вопросов. Как именно искусственный интеллект решает, что такое человек? Двуногое без перьев? И что такое вред, причинённый человеку? Вырвать ему зуб — это вред? А ввести в искусственную кому? Отпилить гангренозную ногу? Сделать эпилептику лоботомию? Убить преступника, который нападает на этого человека? Сделать аборт по медицинским показаниям? Наконец, сжечь еретика, дабы спасти его бессмертную душу? Ясно, что люди сами не разобрались в этих вопросах и вряд ли смогут когда-то до конца разобраться, а тут они каким-то образом формализовали это и объяснили машине. Ну, хорошо, допустим, объяснили. Сразу же возникают другие вопросы. А что, на рынке сразу же не появились роботы с пропатченными мозгами, которым наплевать на первый закон? И военные, а то и мафиози — люди, как правило, небедные — не заказали себе парочку моделей, которые подчиняются только им? Это тоже совершенно неправдоподобно. И Азимов, возможно, сам это понимал — потому в нескольких местах он утверждает, что законы встроены в роботов не на уровне софта, а на уровне железа. То есть соблюдение трёх законов — это неотъемлемый атрибут позитронных мозгов, без которых они не то сразу перестают работать, не то «теряют стабильность». Пользуясь более привычной аналогией — это как если бы процессор сгорал, если, скажем, оснащённый им компьютер начинал качать детское порно или дидосить сайт Микрософта. То есть те сами пресловутые позитроны, или как их там, умеют отличать добро от зла! Нужно ли говорить, что это ещё более неправдоподобно, чем вариант с законами, за выполнением которых следит некая резидентная программа?

Нет, в качестве маркетингового хода («Наши роботы совершенно безопасны, потому что в них встроена Позитронная Нейро-Нано-Суперсистема Защиты от Всего!») это бы еще можно было бы понять, но ведь в цикле азимовских рассказов о роботах это подано совсем не так. Азимов, вроде бы, был атеистом, но от концепции нравственных законов, которые настолько универсальны, что с лёгкостью встраиваются даже в робота. явственно попахивает объективным идеализмом.

Возможно, Азимов увлёкся чисто литературными бонусами своей идеи, а его многочисленные прозелиты возвели «законы роботехники» в абсолют — иногда можно встретить мнение, что автор изобрел чуть ли не универсальные законы функционирования разумных систем, sine qua non.

Недавно в интернете всем желающим был открыт доступ к самообучаюшнмуся чат-боту. По замыслу создателей, он должен был учиться уму-разуму, ведя разговоры с людьми. Ну, он и научился — за короткое время стал махровым расистом и матерщинником. Честное слово, это кажется мне более реалистичным сценарием. Я скорее поверю в Бендера Сгибальщика Родригеса — клептомана, эротомана и похабника, чем в ангелоподобных азимовских роботов.

Вообще-то, было бы логично, если бы азимовский цикл про роботов венчался рассказом именно про такого футурамовского Бендера, который неотличим от человека и способен на то, на что способен любой человек — на ложь, на эгоизм, на убийство. Но Азимов, насколько я знаю, такого рассказа не написал, хотя и подходил к этой идее довольно близко. Не успел или не захотел?

В заключение замечу, что каждый автор, разумеется, вправе придумывать любые законы функционирования своего мира, а то и менять их в процессе повествования. Но лично мне такая фантастика не очень интересна.

Человеческая память — интересная вещь. Сейчас я легко могу забыть что-то из того, что происходило со мной, скажем, год назад. Но полку в шестой детской ленинградской библиотеке на Заневском проспекте, на которой стояли пять «Книг знаний», я полвека помню совершенно отчётливо: правый проход, центр левого стеллажа...

Что и говорить — фантастически удачная серия. И дело не в том, что в СССР не было хороших образовательных детских книг — были такие книги. Но авторы «Книг знаний» умудрились вложить в текст какое-то невероятное количество интересной и полезной научной информации. Перечитыввая эти книги сейчас, я то и дело понимаю: а ведь вот про это я впервые узнал именно из этих книг... и вот про это... и про это...

Но дело не только в научно-популярной части. Беллетристическая составляющая тоже на удивление хороша. Идея познакомить юных читателей с Землёй, посмотрев на неё глазами инопланетных пришельцев, просто отлична. А последняя книга, с путешествием на всбесившейся машине времени, полна нешуточного драматизма, без всяких скидок на то, что это детская научно-популярная книга. Очень жаль, что мы так и не узнаем, чем окончилась эта история.

Да, тексты Геннадия Гора узнаются с первого абзаца, или даже с первой строчки. В умении писать непохоже этому автору не откажешь. Но ведь это не должно быть целью — это средство. А в его текстах (причём во всех, «Мальчик», в данном случае, для меня просто иллюстрация) я не вижу ничего, кроме тяжёлого, монотонного, вязкого, изобилующего повторами языка. Например, вот вам диалог двух мальчишек:

"– Почему, – спросил я его, – существует мир?

– Потому, что существует, – ответил он.

– А что было бы, – спросил я, – если бы мира не было?

– Не было бы и нас, – ответил он.

– Ну, это не ответ, – сказал я.

– А почему ты об этом спрашиваешь? – спросил он.

– Потому, что хочу знать.

– Мало ли что ты хочешь!

– А почему я должен хотеть мало? Я хочу много.

– Но ты задаешь глупые вопросы.

– Вовсе они не глупые. Ты ничего не понимаешь.

– Глупые. А главное, неконкретные. Разве можно спрашивать о том, почему существует мир?

– Можно.

– Нет, нельзя.»

И т.д. От авторской речи ощущения примерно такие же. Допустим, это зачем-то сделано здесь намеренно (хотя Гор, кажется, всегда так пишет — он начинал в 1920-х, когда входили в моду зксперименты с формой). Но когда читателю удаётся, наконец, одолеть этот текст, что же он видит в конце? Зачем и почему странный мальчик вёл с окружающими эти диалоги ни о чём? И вот что, оказывается, произошло:

Категорически не понимаю, зачем написан этот рассказ. Утешаюсь тем, что Геннадий Гор — это не мой автор.

Это странная повесть. Я знаю её с детства. И она мне никогда особенно не нравилась. Но запомнилась накрепко. И льщу себе надеждой, что не только обнажённой девушкой на иллюстрациях Макарова в издании 1966 года (иллюстрации, кстати, хороши и безотносительно девушки).

Это, конечно, не научная фантастика, и вообще не фантастика, а скорее фантазия на тему «первобытные времена». — которых в таком виде, скорее всего, никогда и не было. Всё, связанное с доисторической линией, очень атмосферно: у меня осталось ощущение, что я чувствую запахи диких лесов и слышу звуки африканских саванн. А вот пришельцы на этом фоне показались мне немного лишними — как будто прилетели они сюда из какого-то другого произведения. И вообще, тема романтических отношений прекрасной дикарки и высоколобого интеллектуала меня как-то не очень тронула.

Как известно, левое полушарие мозга у большинства людей занимается логическим анализом, а правое — восприятием непосредственных, нечленимых на части ощущений: образов, звуков, вкусов, запахов. И «Лилит» — это произведение для правого полушария, логический анализ этой вещи противопоказан. То есть это книга на любителя. Мои полушария во мнениях сильно расходятся, но в среднем выведу ей оценку 7.

Даже не читая фантлабовских отзывов на этот роман, могу предположить, что часть читателей обвиняет Пелевина в антисоветизме, попрании святынь и глумлении над советской историей. Я с большим уважением отношусь к советской истории, но роман «Омон Ра». считаю одной из лучших вещей автора. Попробую объяснить, почему.

Книга была Пелевиным написана, а мною прочитана, в интересное время — в начале 90-х. Советский Союз разваливался, и перед глазами ошалевших от происходящего граждан бывшего государства одна за другой возникали картины, которые до этого могли им разве что присниться. Цена на кирпич ржаного хлеба, которая не менялась десятилетиями, стремительно скакнула вверх. Газета «Комсомольская правда» — один из главных идеологических рупоров государства — стремительно желтела. Великая Октябрьская Социалистическая Революция внезапно стала переворотом с маленькой буквы. Вечная дружба народов СССР замигала и погасла — народы вспомнили про старые счёты и начали их сводить. В такой ситуации впору было начать сомневаться и в полёте Гагарина. А хоть бы и в законах Ньютона — а ну как и тут нас обманывали?

Примерно эти ощущения книга отлично и передаёт — в присущей автору гротескной манере. Неважно, реальность это или кому-то пригрезилось — собственно, у Пелевина редко можно отличить одно от другого. Часть описанных историй — например, про миллион подпрыгнувших заключённых — это и вообще не его выдумки, а пересказы советских анекдотов. Здесь, мне кажется, важно иное — автор имеет право так об этом писать. Он жил в СССР в эти времена, его взгляд — взгляд изнутри, а не снаружи. Поэтому ему разрешено многое из того, что я бы, вероятно, не простил молодому современному литератору, если бы тот попытался изобразить что-то подобное. Но Пелевину — можно. Сейчас он пишет, на мой взгляд, довольно остранённые и холодные тексты, но в «Омоне Ра» ещё чувствуется что-то личное и живое — пожалуй, это последняя подобная вещь у Пелевина. Это еще не «роман про них», а роман про нас. А шутить над собой, как известно, позволяется, даже если юмор ваш циничен и чёрен, как отрезанная у курсанта лётного училища имени Мересьева нога.

Мало есть в моей читательской жизни удовольствий выше, чем прочитать книгу неглупого, наблюдательного и владеющего пером человека, в которой он, не мудрствуя лукаво, рассказывает о своей жизни. Здесь именно тот случай — доктор технических наук Ирина Вентцель, конечно, знает и понимает, о чём пишет.

А тут ешё и тема мне близка. Хотя и грустно, что по нынешним временам повесть про научных работников — это почти то же, что повесть из жизни ассирийских резчиков печатей. Такая вот древняя, экзотическая и мало кому нужная профессия. Но если вы тоже, как и я, ощущаете себя реликтом ушедшей эпохи НТР, то вам понравится — как, скорее всего, и большая часть написанного И. Грековой.

Беда какая-то с этим романом! Когда-то я давно его читал, а лет через пятнадцать он снова случайно попался мне в руки, и я понял, что абсолютно не помню, что в нём написано. Пролистал по диагонали. Да, точно, читал — помню ведь отдельные эпизоды. Но в общую картину эти эпизоды никак не собираются и никакой понятной мне логике не подчиняются. Как здесь уже было кем-то сказано, повествование напоминает компьютерный квест. Главный герой проходит набор уровней, один из которых — внезапно! — оказывается последним. Почему уровни построены в таком порядке? А бог его знает, можно было бы пройти их и в другом. Почему планет семь, а не семнадцать? Боюсь, что не только потому, что это число цветов в радуге, а ещё и потому, что к этому моменту было написано нужное количество авторских листов. Если бы из романа были выброшены абсолютно ненужные для сюжета лукьяненко-style кулинарные отступления, то в тот же объём влезло бы ещё парочка миров.

Но быть может, рыхлый сюжет компенсируется чем-то другим? Красотами стиля? Психологической проработкой образов? Глубиной поднимаемых проблем? Как вы понимаете, вопросы это риторические. Не компенсируются.

Справедливости ради нужно сказать, что в романе есть пара эпизодов, которые мне, в общем, понравились. Например, про разумных, теряющих разум со взрослением — этакая вариация на тему идеи про разум как несформировавшийся инстинкт. Но в роман эти эпизоды, как я уже сказал, не склеиваются.

Итак, ставлю роману оценку пять. Прочесть один раз можно, перечитывать не стоит.

Читая «На испытаниях» Грековой, я не мог не держать в уме «Понедельник начинается в субботу». Разумеется, это совершенно разные книги. И, вместе с тем, параллели ищутся легко.

«ПНС» опубликован в 1964, «НИ» — чуть позже, в 1967. Время действие повести Грековой определяется довольно точно: в кабинете над столом портрет Сталина, при этом война кончилась явно не вчера. То есть — начало пятидесятых. Время действия «ПНС» — начало шестидесятых, но часть сотрудников НИИЧАВО в пятидесятых явно уже работала — даже Ойра-Ойра с Корнеевым, вероятно, были уже молодыми специалистами, не говоря уж о корифеях.

В «НИ» даже типажи Стругацких угадываются: суровый Кристобаль Хунта, ироничный Ойра-Ойра, грубый Корнеев, прекрасный работник Привалов, непреклонно-хозяйственный Камноедов, а также Стеллочка, молодая ведьмочка, вполне могли быть списаны героев «НИ» (разумеется, с поправкой на различие между сказкой и реальной жизнью). Занимаются и те и другие прикладной наукой. Одни испытывают на полигонах джиннов, другие — осколочно-фугасные боеприпасы. Работа у создателей вооружений секретная, ну так про чародейство и волшебство в СССР тоже не особенно распространялись. Правда, непосредственно на счастье всего человечества герои Грековой не работают, у них пока ещё совершенно другие цели. И вот этот их диалог совершенно ясно указывает на то, что их понедельники тоже начинались в субботу:

''- Так вот, не скажете ли вы мне: чем мы, собственно говоря, живы?

- Ну, работой. Скорее всего работой.

- Я так и знал, что именно это скажете.

- А вы что скажете?

- Я с вами вполне согласен.

- Работа плюс чувство юмора. Не так ли?''

Да, работа и чувство юмора. В «НИ» это выглядит даже органичнее, чем в «ПНС»: людям живётся нелегко, что им остаётся делать? Работать и шутить, несмотря ни на что. Собственно, про это и повесть.

В общем, про параллели между этими двумя книгами можно говорить долго. А главная, вероятно, в том, что похожи их авторы — советские технические интеллигенты-шестидесятники (даже Аркадия Натановича у меня язык не повернётся назвать гуманитарием).

Персонажи у Грековой, как обычно, практически все положительны. Точнее, она умеет в любом увидеть что-то симпатичное. Даже в майоре Тысячном — личности, как выясняется, довольно тёмной...

Многие, вероятно, скажут, что «ПНС» — сказка, а «НИ» — неприглядная правда о жизни советских учёных. Можно сказать и так. Но я предпочитаю смотреть на это по-другому: пройдёт десяток лет, и герои «НИ» действительно начнут заниматься счастьем человечества. А в альтернативной реальности даже его и создадут. Но нам, невезучим, суждено жить в другой ветке этой реальности.

Под конец не могу не оставить здесь несколько любимых цитат:

Довольно обычная история о человеке, вспоминающем прошедшую жизнь и понимающем, что он растратил свои таланты зря. Не самая моя любимая повесть у Грековой. Быть может, дело в том, что мне не очень симпатичен (и поэтому не очень интересен) главный герой.

В начале книги выставлены две точки: начальное и конечное состояние личности. Я ожидал, что автор проведёт между ними убедительную линию: такое я всегда читаю с удовольствием. Но получилась не сплошная линия, а пунктир. Я так и не смог до конца прочувствовать, как именно герой стал таким, каким он стал. Ну да, он эгоист — но люди вообще эгоисты. Это мало что объясняет.

Тем не менее, написано неплохо, а отдельные штрихи пунктира — зарисовки из жизни до и сразу после революции — мне показались весьма любопытными. Вероятно, и элементы автобиографии в книге есть — Грекова сама застала эти времена. Поэтому итоговая оценка — 7 (неплохо).

По этой повести особенно хорошо видно, что И. Грекова продолжает традиции классической русской прозы. Это видно и по манере повествования — спокойной, внятной, с вниманием к деталям, без присущих современной прозе стилистических вывертов — и по сюжету. Ситуация, в которой врач становится пациентом — почти чеховская, хотя, конечно, не такая трагическая, как в «Палате номер шесть». Она даёт отличную возможность показать перелом в характере героини после перелома медицинского — отсюда и два прозрачных альтернативных смысла названия повести. Ясно видно, что автор была уже очень немолода, когда это писала: повесть получилась довольно депрессивной, в ней много говорится про боль, болезнь, одиночество, смерть. Но финал открыт: быть может, что-то хорошее в жизни героини ещё случиться.

Молодым читателям, а также тем, кто ищет лёгкого чтения, читать это, наверное, не стоит. Мне бы в молодости не понравилось. Но если вам за сорок, то попробуйте.

Странный рассказ. Начинается как фантастика ближнего прицела, а заканчивается какой-то готикой. И финал настолько открыт, что впору заподозрить, что рассказ просто не закончен. К чему написана вторая половина текста — я, к стыду своему, так и не понял.

Что это было вообще? Иллюстрация к мысли джек-лондоновского Ситки Чарли о том, что бывают картины без начала и конца?

Мне понравилось.

Кажется, Стефан Цвейг написал про главное отличие героев русской и европейской литературы примерно так: француз ставит себе сложную, но реалистичную цель (например, разбогатеть, жениться, купить домик в провинции), добивается этой цели и счастлив. Для русского героя подобное невозможно. Его цели настолько грандиозны, что невыполнимы в принципе. И поэтому счастлив он не может быть никогда. Например, главный герой этой книги, Анатолий Гарусов, хочет, чтобы близким ему людям было хорошо. И все его жизненные метания связаны именно с тем, что добиться этой цели невозможно. Ну никак нельзя, чтобы хорошо было всем женщинам, которых он... нет, не любит, это неверное слово — которых он жалеет.

И автору этот герой, конечно симпатичен. Более того, автор и сама такая. Кажется, практически все герои И. Грековой (это относится не только к повести «Маленький Гарусов») — хорошие люди, заслуживающие понимания и сочувствия. А если кто-то и совершает плохие поступки, то только по глупости и невежеству — его пожалеть надо, беднягу, а не осуждать. И мне тоже нравится и герой, и авторская позиция. И написано это хорошо: с симпатией к людям, с вниманием к деталям, при этом лаконично и точно.

Кстати, приученный к традиционным сюжетным схемам и «дугам характера», я в процессе чтения ожидал какого-то катарсиса, какого-то события, резко меняющего героя. И не дождался. И весьма этому рад — пусть уж он живёт так, как живёт. Ему и так не слишком легко приходится.

P.S. Я неоднократно замечал, что представители точных наук, взявшись за перо, пишут довольно плохую литературу — не знаю, в чём уж тут дело. В этом смысле доктор технических наук Елена Сергеевна Вентцель является счастливым исключением.

Я в некотором недоумении. Ну да, рассказ написан бойко — глаз у автора острый, да и язык тоже, но что в нём происходит? Можно понять это так, что главная героиня — талантливый учёный, которому не дают дышать и развиваться завистливые бездари и консерваторы. И вот они её сейчас осудят, и произойдёт Страшное: если не расстрел на месте, то точно ссылка в Сибирь... Сцена «проработки» — это просто какой-то ареопаг босховских монстров. Но Грекова приложила все усилия, чтобы читателю было трудно понять, что именно натворила М.М., и за что её, собственно, прорабатывают. НИИ, в котором она работает, явно занимается не философией, и даже не кибернетикой, а какой-то прикладной наукой (не электротехникой ли, судя по «намоточным» и «трансформаторным»?). В чём именно состоят претензии Комиссии к М.М.? Она идеологически неправильно наматывает трансформаторы? Вряд ли, да и времена уже не те, чтобы за это шельмовать — рассказ написан в семидесятые. Так что можно понять происходящее и по-другому: дроссели у М.М. погорели, обобщённый закон Кирхгофа она применила не так, да и с отчётом по плановой теме затянула, на картошку с подчинёнными не ездит, а фонд командировочных потратила непонятно на что. Чем, разумеется, вызвала недовольство начальства и зависть коллег. И тут мы тоже можем, конечно, посочувствовать М.М. и её расстроенным нервам, но всё же это не настолько драматично, чтобы сравнивать её с Кюхельбеккером в крепости, а то и с Галилеем. И конец рассказа, с deus ex machina, после которого всё налаживается, намекает на то, что правильна, скорее, вторая трактовка. А нешуточный драматизм происходящего скорее указывает на первую. Что именно имела в виду Грекова, сознательно ли она допустила возможность такого неоднозначного толкования происходящего, я не знаю.

Впрочем, повторюсь, рассказ читается неплохо. Хороши, как обычно у Грековой, мелкие наблюдения и отступления в сторону — например, о сравнении читающих с курящими, или о гардеробщице, которая больше любит вешать, чем подавать.

В детстве книга произвела на меня сильное впечатление. Сейчас перечитал отдельные куски. Это, конечно, написано как памфлет, доходящий до гротеска — красот стиля от памфлета ждать не приходится. Персонажи — шаблонные, язык — протокольный, идеологические штампы — на месте (хорошие учёные борются с плохими империлистами). Тем не менее, в книге есть что-то, отличающаюе её от многих опусов подобного рода. Прежде всего, наверное, сюжет, несколько нестандартных поворотов которого держат читателя в напряжении. Да и конец — не совсем хэппи энд: для одного из протагонистов всё кончается не слишком счастливо. Он, конечно, стал суперменом, но — внезапно — никакой радости ему это не доставляет.

Думаю, что нечто подобное мог бы написать Беляев, если бы жил в 1970-х. Вполне беляевское убеждение в том, что технократы-гуманисты могут изменить мир с помощью своих изобретений, конечно, наивно, но чем-то и симпатично. Что интересно, простой народ (он же «сознательный пролетариат»), который неприменно действовал бы у других авторов, в книге совершенно отсутствует: учёные борются со злодеям один на один. И это тоже нестандартно.

Отдельной находкой, конечно, являются «голограммы мозга», иобретённые ГГ. Насажав жучков почти всем интересным персонажам, автор может не мучаться, придумывая способ дать читателю понять то, что происходит во внутреннем мире человека, а просто написать нечто вроде «на его голограмме было видно, как на серебристом фоне уверенности появились фиолетовые сполохи сомнения». Замечательный костыль для того случая, когда и у читающего, и у пишущего плоховато с эмпатией!

Вопреки отзыву mak-grou, я вообще не заметил в книге «чудовищно длинных и нудных описаний всяческих цветных проводков». Уж не знаю, где он их нашёл.

В книге имеется и юмор — не высочайшего класса, но сносный, на мой вкус. Например, главному империалисту демонстрируют демографические данные:

Можно заметить, что книга немного запоздала — в начале шестидесятых она смотрелась бы совсем неплохо. Под влиянием приятных воспоминаний о первом прочтении — но, надеюсь, не только поэтому! — ставлю роману оценку 6. Можно прочесть, а потом, быть может, и разок перечитать. Что вас ждёт — я примерно описал.

Меня удивил отзыв уважаемой makelen. Действительно, «Кролики и удавы» и «Скотный двор» несравнимы по качеству, но соотношение здесь ровно обратное, на мой взгляд. У Оруэлла получился довольно примитивный политический памфлет невеликих художественных достоинств. А Фазиль Искандер написал книгу умную, тонкую и ироничную, смешную и грустную одновременно, с двумя убедительно выписанными обществами — очень разными, но в чём-то и неуловимо похожими.

Ещё одна деталь, которая выгодно отличает Искандера от Оруэлла. Последний стоит в сторонке в белом пальто и обличающее указывает перстом на своих антропоморфных зверюшек: «Посмотри же, мой читатель, как они глупы, эгоистичны, властолюбивы...». А Искандер не обличает, он скорее сочувствует своим героям. «Да, мы такие, — говорит он, — но ведь с этим же надо что-то делать, как вы считаете?..»

Кстати, у нас в семье цитаты из «КиУ» разошлись на мемы. Например, чтобы сослаться на советские времена, мы говорим: «это было при гипнозе». На первый взгляд, действительно, кролики, которых гипнотизируют удавы — это наше советское прошлое. Тогда кролики, поборовшие страх перед удавами, вроде бы, должны быть настоящим? На самом деле всё сложнее, конечно. В каждом из нас живёт и кролик, и удав, хотя и в разных пропорциях.

Я не готов сейчас глубоко анализировать эту книгу, хотя она этого, конечно, заслуживает. Но если вы её не читали — усиленно рекомендую. Особенно если Оруэлл вам, как и мне, не зашёл.

Уф-ф, я наконец дочитал этот цикл. Ну, как дочитал — долистал по диагонали, останавливаясь на заинтересовавших меня местах. При этом «Клан пещерного медведя» я читал сравнительно внимательно, но остальных романах цикла скорость моего чтения всё увеличивалась — я замедлялся только на некоторых эпизодах. Последние всё-таки были — иначе бы домучивать эти тексты я, конечно бы, на стал.

На эти роман можно пытаться смотреть двояко. С одной стороны — как на художественное произведение, которое пытается дать читателю представление о том, как реально жили наши предки в палеолите. С этой стороны оно, конечно, не выдерживает никакой критики. Даже «Борьба за огонь» Рони-старшего, несмотря на свою фантастичность, ближе к реальности, чем романы Ауэл. И это, заметьте, при том, что Рони-старший, конечно, в основном фантазировал, а теперь, через сто с лишним лет, мы знаем о жизни древних людей гораздо больше. Есть данные археологии и, что немаловажно, современные антропологи ещё успели застать и поизучать племена, которые реально жили так же, как в каменном веке (сейчас, конечно, таких племён не осталось, но лет 100 назад, например, в Австралии ещё жили люди с палеолитической культурой). О их жизни известно достаточно, чтобы понять, что книги Ауэл имеют к этой жизни весьма отдалённое отношение. Скорее всё это похоже на описание ролевых игрищ: участникам раздали роли и они отыгрывают их исходя из своих представлений о каменном веке. Беда в том, что участники — наши современники, и менталитет у них современный. Скажем, современный европеец, с его сотнями поколений предков-земледельцев, просто не может себе представить, насколько то, жить или умереть племени, зависит от охотничьей удачи. И, как следствие, почти любой чужой априори воспринимается как конкурент, претендующий на твои охотничьи угодья, а значит — враг, которого нужно прогнать, а ещё лучше — убить. Впрочем, временами автор внезапно вспоминает, что речь идёт о древних людях и вставляет в текст что-то архаическое. Но такие эпизоды не меняют общего впечатления.

Солидная часть текста посвящена обсуждению свойств разных полезных растений, которые герои используют — Ауэл эта тема почему-то особенно интересна. Тут моей компетенции не хватает, чтобы сказать, похоже ли это на правду, хотя упоминание подсолнечника, растущего якобы в Крыму, несколько нестораживает. Быть может, конечно, это ляп переводчика.

Повествование затянуто, к некоторым ситуациям автор зачем-то возвращается снова и снова. Например, сцена знакомства с ручными питомцами главной героини описана в цикле раз десять.

Можно, конечно, посмотреть на романы по-иному: как на авторскую фантазию о каменном веке, имеющую мало отношения к действительности. Главная героиня — вполне себе Мэри Сью, умница и красавица с массой талантов, которая на протяжении цикла изобретает добрую часть известным нам ключевых палеолитических технологий (высекание огня, приручение диких животных и т.д.). Действует она первое время на фоне неандертальцев — которые, с одной стороны, конечно, туповаты, а с другой, как водится, владеют Тайным Древним Знанием. Ауэл так и не смогла определиться, каковы мыслительные способности неандертальцев. В начале написано, что общих понятий у них в языке нет, даже для «дерева вообще» нет слова. И сразу же за тем мы видем, как герои используют в речи разные замысловатые абстракции. Поверить в это сложно.

Что-то я переусердствовал с объёмом отзыва — цикл, пожалуй, такого количества слов и не стоит. Дело, наверное, в том, что сама тема мне очень интересна. А вот данная её реализация вышла не очень. Не то чтобы жалею о потерянном времени, но перечитывать точно не буду.

Как известно, чтобы быть знаменитым в наше время, надо либо быть покойным, либо быть иностранцем, либо писать об извращениях. А лучший способ — быть покойным иностранцем, писавшим об извращениях.

Зюскинд по этой шкале получает два балла из трёх — он, слава богам, жив, но, безусловно, иностранец для большинства читателей, и написал роман о парфюмере-маньяке. Но только ли поэтому роман так популярен? Думаю, нет. Это весьма качественный в литературном смысле и многослойный текст. И каждый читатель увидит в нём свое. Один — банальный ужастик о серийном убийце юных девушек (как минимум один из лаборантов заподозрил в самом авторе тайного извращенца). Другой — жизнеописание аутиста и мономана, показывающий, что гений и злодейство — две вещи вполне совместимые. Третий — ещё что-то.

Я обычно скептически отношусь к книжным бестселлерам, но в данном случае готов признать — книга вполне заслуживает прочтения.

У меня сложное отношение к произведениям Лазарчука. На мой взгляд, он хорош тогда, когда кому-то подражает — или, скажем аккуратнее, пишет стилизации. А когда он пытается написать нечто оригинальное, то я обычно плохо его понимаю.

В случае «Аттракциона» (да и «Опоздавших к лету») особых сомнений в том, кто вдохновлял автора, у меня нет. Первая мировая война и послевоенная депрессия, суровая мужская дружба... короче, Эрих Мария Ремарк во всей красе. Ничего не имею против. Не очень понятно, правда, почему это названо повестью — и по размеру, и по композиции, и по темпу развития событий, это скорее рассказ, и даже не слишком большой. Отсылки к другим частям цикла имеются, но необязательны для понимания происходящего. Написано очень неплохо, на восьмёрку.

Трилогия это идёт у меня очень туго, прочитана примерно до половины и, быть может, никогда не будет дочитана до конца. А если всё же будет осилена, то думаю, что особых неожиданностей, радикально меняющих представление о ней, я уже не встречу. Поэтому хочу поделиться впечатлениями, пока они ещё свежи.

Как уже сказано в аннотации, книга рассказывает о восточной Европе времён гуситских войн. Рассказывается обстоятельно и с вниманием к историческим деталям. К сожалению, лично я оценить эти детали в полной мере не могу, ибо о гуситских войнах до начала чтения знал только то, что они были. Есть в романах и некоторая доля магии. Не слишком, впрочем, большая и вполне соответствующая той эпохе, когда научный и мистический способы познания мира еще не разошлись, в реальности всякой чертовщины никто не сомневался, а чернокнижник был фигурой не более и не менее таинственной, чем, скажем, аптекарь. А простой крестьянин вряд ли видел разницу между этими двумя специалистами.

Разумеется, читая цикл про Рейневана, нельзя не сравнивать его с циклом про ведьмака Геральта. И сравнение тут, на мой вкус, не в пользу первого. «Сага о Рейневане» в гораздо большей степени, чем «Ведьмак», напомнила мне компьютерную игру класса RPG с открытым миром и нелинейным сюжетом. Вы предполагаете, что у героя есть некая основная миссия, но в основном он шляется между локациями — в случае Рейневана уместнее сказать «его кидает из локации в локацию» — и выполняет необязательные и довольно однообразные побочные квесты. И вы, в конце концов, начинаете сомневаться: да существует ли эта основная миссия вообще? Или цель героя — просто прокачать умения да полюбоваться пейзажами игрового мира? Последние, кстати, выписаны автором с должным литературным мастерством, спору нет. Тем не менее, эти прогулки рано или поздно становятся скучноваты. Погрузиться в этот мир мне не удалось, почувствовать особую симпатию к главному герою — тоже. Да, автор из раза в раз убедительно показывает, что жизнь в средневековой Европе была не сахар, особенно в эпоху религиозных войн, и что паписты и гуситы в смысле фанатизма, жестокости и полного пренебрежения к человеческой жизни, вполне друг друга стоили. Но стоило ли писать три книги для иллюстрации этого тезиса? Огромное количество упоминаемых в книге персонажей тоже не способствует лёгкости чтения. Вероятно, надо было в процессе вести письменный реестр действующих лиц, но меня, честно говоря, на это не хватило. И, кстати, одна из изюминок «Ведьмака» — очень неплохой юмор — в «Рейневане» как-то почти незаметна.

Итак, если вы, как я, с удовольствием прочитали «Ведьмака» и раздумываете, взяться ли «Сагу о Рейневане», то я вас предупредил. Возможно, вас ждёт некоторое разочарование. Впрочем, может быть, вам книги и понравятся — это, скорее всего, произойдёт, если вы интересуетесь европейской историей пятнадцатого века и любите батальную беллетристику.

Оценки циклу пока не ставлю, потому что, как сказано выше, есть вероятность, что через полгодика, читая по несколько страничек в день, я его всё-таки домучаю. Надо же узнать, чем всё это кончилось.

Эта книга была издана в России только один раз, в 1873 году, что не может не удивлять. Ведь она — классика жанра «документальный дневник путешественника», которой в конце XIX — начале XX века зачитывался, как мне кажется, почти каждый нормальный читающий русский мальчик. А потом разбивал копилку, брал компас, мешок сухарей и убегал в Африку. Не это ли, кстати, имел в виду Корней наш Иванович, когда не рекомендовал детям ходить туда гулять? Впрочем, потом представления о романтике поменялись, и я уже, помниться, в соответствующем возрасте бежать ни в какую Африку, чтобы стрелять там львов и бегемотов, не хотел.

Книга эта скучновата, как любой обстоятельный дневник, но, вместе с тем, и любопытна. Стэнли может изменить чьи-то представления об Африке XIX века. Например, места, по которым он шёл, вовсе не были такими уж оторванными от евразийской цивилизации. Это не джунгли Амазонки в экспедиции профессора Челленджера, в которых туземцы могли вообще никогда не видеть пришельца извне. Жители восточной Африки, например, вовсю выращивали томаты и кукурузу, которую могли получить, прямо или косвенно, только от европейцев. И активно торговали с арабами. И, освоив идею таможенных сборов, с энтузиазмом применяли её к проходящим мимо торговым караванам, из-за чего поиздержавшемуся Стэнли в конце пути пришлось красться в обход селений. У меня вообще есть подозрение, что за прошедшие 150 лет в деревенской части восточной Африки ничего принципиально не поменялось. Ну, может, ружья сменились на автоматы Калашникова. И откуда вытекает Нил, мы теперь знаем.

Про зверей — акул, горилл и больших злых крокодилов, которых Чуковский считал непременными атрибутами Африки — в книге написано довольно мало. Зато много сказано про людей и их нравы. Вопреки некоторым мнениям, сам Стэнли, как мне кажется, никаким расистом и «белым колонизатором» не был — он оценивал людей не по цвету кожи, а исключительно по их полезности для дела.

Небольшая, но выпуклая часть дневника посвящена вопросу приоритета в географических открытиях, которые Стэнли и его коллеги по роду деятельности придавали, как выясняется, немалое значение.

Вам также детально расскажут, сколько носильщиков, а также американского простынного холста, бус и медной проволоки требуется взять с собой, чтобы пройти от побережья до озера Танганьика и обратно.

Если всё это вас не пугает — то читайте. Получите если не удовольствие, то массу информации.

Рассказ этот запомнился мне в основном тем, что Гуревич запутался при описании эффектов теории относительности — и, возможно, запутал часть своих читателей. У него там корабль разгоняется до релятивистских скоростей, и в нём происходят разные странные вещи. Например, спортсмен рвёт мышцы на турнике, потому что, видите ли, масса тела возросла, а сечение мышц осталось прежним. И ладно бы автор заявил, что Эйнштейн неправ, и всё не так — он фантастику пишет, в конце концов, и на свои законы физики имеет право. Но нет, он считает, что Эйнштейн, вообще-то, прав, но чего-то недодумал. И тут нарушаются уже законы логики, потому что увеличение инертной массы — прямое следствие постулатов Эйнштейна, один из которых говорит, что в открытом космосе, вдалеке от источников внешних воздействий, экспериментатор, не выглядывая наружу, никакими физическими экспериментами не может отличить покоящийся корабль от равномерно и прямолинейно движущегося. Никакими, включая подтягивание на турнике.

Это в детстве сильно подорвало в моих глазах авторитет Гуревича как автора твёрдой научной фантастики.

Что касается художественного впечатления, то рассказ про пассионария, который поставил себе цель и движется к ней, как танк, не замечая препятствий, довольно схематичен, как я сейчас вижу. Никаких особых нюансов в характере Шорина нет. Можно было бы объяснить это тем, что автор именно в данном случае выбрал себе вот такого линейного героя. Но у Гуревича и во многих других случаях действуют примерно такие же «люди-функции»: вспомним, например, одержимых инженеров из романа «Мы из Солнечной системы» (частью которого потом стал обсуждаемый рассказ), каждый из которых предлагал свой путь развития человечества. Такие книги легко глотаются в детстве, а во взрослом состоянии к ним возникают вопросы. Поэтому Гуревич, конечно, преимущественно детский фантаст. Причём писавший конкретно для детей 60-70 годов. Будет ли такое интересно детям современным — мне неведомо.

По старой памяти поставил рассказу оценку 7. Если бы сначала перечитал, то, пожалуй, снизил бы. Ну да ладно, пусть остаётся как есть.

Сейчас перечитал эту повесть, читанную в детстве. Честно говоря, немного побаивался. Мало ли случаев, когда то, что казалось в детстве романтикой, стало слащавостью, а драма превратилась в слезливую мелодраму... Но нет, Исай Давыдов написал неплохую историю. Другое дело, что только в шестидесятых можно было её написать. Тогда проще верилось в коллективное здравомыслие землян, которые смогут, если припрёт, поставить интересы человечества выше интересов отдельных наций и государств. А сегодня описанное в книге вызывает, пожалуй, лишь ностальгию.

Отдельно должен извиниться за слово «болид», которое я, следуя авторскому тексту, использовал в аннотации. Разумеется, болидом объект становится, когда горит в атмосфере. В открытом космосе болидов нет — там кометы и астероиды. Но автору «болид», вероятно, показался более звучным, и в повести он использовал именно этот термин. Простите нам эту астрономическую неточность — не в ней дело.

В целом роман мне понравился. Давно хотел прочитать что-то подобное про антропогенез.

Автор (по крайней мере, в исторической части книги) пытается балансировать между твердой научной фантастикой и научно-популярными очерками. В серии новелл описаны ключевые события в жизни антропоидов, начиная аж с плезиадаписов: гибель динозавров (об этом смотри ниже), переселение низших обезьян в Америку, выход приматов из леса, контакты сапиенсов с неандертальцами, заселение Австралии, неолитическую революцию и прочее. Это всё написано весьма нескучно, с драматизмом (чего стоит хотя бы плаванье несчастных обезьянок на стволе манго через Атлантический океан) и читается «на ура».

Конечно, перемены, которые реально могли растягиваться на пару тысяч (а то и пару сотен тысяч) лет, в книге сжимаются до лет или даже дней — но в этом художественном приёме ничего страшного я не вижу. Несколько напрягает другое. Неискушённому читателю трудно понять, в какой мере рассказанное Бакстером — научные гипотезы (путь даже не общепринятые), а в каком — его собственные фантазии. Я, например, имея некоторое представление об современных взглядах на эволюцию, иногда затруднялся. Скажем, мне понятно, что разумные юрские ящеры и стратосферные птеродонты — чистая фантастика. Сухопутные протокиты и хищные парнокопытные — вполне себе научные факты. Модель Лавджоя (aka «секс в обмен на еду») — тоже вполне научная гипотеза, хотя и не все её разделяют. (Новеллы, посвящённой другой неоднозначной антропологической гипотезе — о «водной обезьяне» — я с нетерпением ждал, но так и не дождался.) Пушистые динозавры, впадающие на зиму в спячку, тоже, вроде бы, в русле современных представлений (хотя тут я уже не так уверен). А вот, скажем, обработка каменных топоров в целях обольщения самок — это вымысел автора, или на эту тему британские учёные тоже уже высказались? Я не в курсе. И я не уверен, что всё это поймёт всякий читатель, взявшийся читать это роман в образовательных целях. Хотелось бы, в добрых советских традициях, примечаний с пометками типа «гипотеза» или «чистая фантастика», и развёрнутого послесловия, написанного специалистом.

Отдельно я огорчён несколько уже надоевшим сценарием одномоментной и практически полной гибели благоденствующей меловой фауны из-за внезапного падении метеорита в Мексиканский залив. Конечно, это по-голливудски впечатляюще — километровые цунами, метеоритные дожди, пылающие вода и воздух... Но интересующиеся вопросом должны знать, что к такому объяснению гибели динозавров есть множество серьёзных претензий — например, вымирание началось задолго до этой катастрофы, а полностью завершилось через несколько миллионов лет после неё. Тут мне выбор автора, конечно, понятен — он выбрал самый зрелищный вариант. А всё же хотелось бы, чтобы именно здесь он был более оригинален — раз уж в других местах не стесняется давать волю своей фантазии.

А впрочем, что я придираюсь? Роман написан вполне в русле славных английских традиций твёрдой научной фантастики — от Уэллса и Кларка. Но параллельно с ним неплохо было бы перечитать, скажем, «Историю Земли» Кирилла Еськова и послушать на ютубе лекции Станислава Дробышевского.

К части романа, посвящённая будущему человечества и земной жизни вообще, озвученные претензии, конечно, отношения почти не имеют. Здесь автор намного более свободен в своих фантазиях, этой свободой пользуется с размахом, и читатель тут тоже не заскучает.

В целом же ставлю роману оценку 8 — «хорошо».

В этом рассказе есть практически всё, что полагалось иметь советскому научно-фантастическому рассказу 60-х «про космос» — хоть в Палату мер и весов его в качестве эталона. Освоение Солнечной системы, описанное примерно так, как описывались советские стройки Сибири. Молодые, весёлые, трудолюбивые и высокомотивированные главные герои. Много интересной работы — при этом именно повседневной, в чём-то даже рутинной — и немножко хобби и дел сердечных. Авария в космосе — впрочем, все остались живы и здоровы. И, конечно, безграничные и немного таинственные возможности человеческого мозга, с которыми пока не всё понятно, но учёные, без сомнения, скоро с этим разберутся. (Был бы рассказ написан чуть раньше, в конце 50-х — было бы там побольше пафоса, а ещё, возможно, иностранный шпион). В результате — довольно рядовой рассказ, не хороший и не плохой. Ровно на 5 из 10.

По большому счёту, в 1960-е годы всё описанное воспринималось как фантастика ближнего прицела. Совершенно же ясно было, что человечество начнёт активно осваивать планеты нашей системы лет через 20-30. Лично я в детстве почти не сомневался, что доживу до возможности слетать на Луну туристом. Это сейчас грузовики, везущие активное вещество с Юпитера, отодвинулись лет на двести в будущее, а то и дальше. Да и до массового лунного туризма как-то пока не близко. Что не может не огорчать.

Встретив два негативных отзыва подряд, заинтересовался: чего же такого нехорошего написал Фазиль Искандер — писатель, насколько мне известно, умный и глубокий, к тому же вовсе не склонный к прославлению тоталитаризма и психологического насилия?

Прочитал (рассказ очень короткий). М-да... Это какие-то специальные проекции нужно использовать, чтобы увидеть в этой истории учителя, злобно натравливающего класс на свою жертву!? Да этот Харлампий Диогенович — фактически святой по сравнению с тем, что я лично наблюдал в советской школе, не говоря уже о том, что слышал и читал. Если уж мотивировать учеников — которые далеко не ангелы — к учёбе и приличному поведению, то боязнь показаться смешным — это, вероятно, одно из наилучших и наименее травматичных средств в списке возможных, среди которых много довольно мерзких. Указкой по пальцам вам никогда не били?

Конечно, нынче, в эпоху расцвета ювенальной юстиции и прочей политкорректности, можно и описанному учителю математики инкриминировать psychological abuse. Но, вообще-то, любое воспитание и обучение — это насилие. Ну не хочет школьник учиться, а учителя, гады такие, его заставляют, а ещё и глумятся всячески. С принцем Уэлльским сравнивают, злодеи. А лучше бы оставили дитя в покое, в самом деле. Авось само вырастет...

Не могу не оставить реплики к отзыву предыдущего лаборанта. Разумеется, ИМХО — оно и есть ИМХО. Но у меня оно совсем другое. Так случилось, что физику мы в нашей физматшколе когда-то учили, опираясь именно на этот курс. Результат, насколько я могу судить, вышел неплохой. Конечно, если изучать предмет исключительно по ФЛФ, а потом счесть своё физическое образование законченным, то ничего хорошего не получится. — но вряд ли кто-то так поступит. А так — замечательный и полезный курс отличного популяризатора. Несколько американский по духу, со всеми присущими таким курсам достоинствами и недостатками. Не годится для глубокого изучения предмета, но отлично проходит для ознакомления с ним. ИМХО, разумеется

Хотя о вкусах не спорят. Ищите то, что вам нравится, но и лекциями Фейнмана не пренебрегайте.

Отдельный респект автору за его отношение к философии. До сих пор помню (цитирую приблизительно, по памяти): «Эти философы вечно суетятся у обочин дороги, по которой мы идём, и пытаются сообщить нам нечто важное, но никогда они не понимали всей глубины и сложности наших проблем».

P.S. Вот уж не ожидал встретить здесь упоминаний об этом курсе! Плюсую предыдущий отзыв за поднятую тему и внятно изложенное мнение, несмотря на то, что мнение это не разделяю.

Как известно, абсолютная монархия — идеальный способ правления, если во главе её стоит идеальный монарх. А кто такой идеальный монарх? Разумеется, это мы с вами, дорогой читатель. Уж кому как не нам знать, как именно управлять государством? Да если бы нам дали порулить, ну, хотя бы Российской империей начала XX века — ух, мы бы там развернулись! Уж мы бы показали безвольному Ники и истеричной Аликс, как это надо правильно делать. Войны бы выиграли, революций бы на допустили, промышленность и финансы развили бы до невероятных высот... А между делом дали бы пару мудрых советов императору Вильгельму, научили бы Северянина писать приличные стихи и трахнули бы вдовствующую императрицу. А сокращение штатов начали бы со штата Аляска.

Вот про это примерно и рассказывается в данной серии романов Величко (и, как я понимаю, другие его книги тоже в основном об этом). Так и пишется большинство книг в жанре альтернативной истории. Ведь зачем их читают? Чтобы поиграть с тем самым сослагательным наклонением, которого, как известно, история не знает. Вернуться назад и сделать всё как надо.

В процессе чтения цикла моё отношение к нему несколько раз менялось. Вначале я не ждал от цикла вообще ничего. Серия альтернативно-исторических романов, написанных автором с Самиздата — ну чего тут можно ждать, я вас умоляю?! Потом допустил, что книги могут быть не так и плохи. Потом опять счёл их графоманией. Наконец, дочитав цикл до конца — а я его таки дочитал — остановился на том, что мне от чтения всё же была какая-то польза. Как говорили древние римляне, нет такой плохой книги, которая куда-нибудь бы не годилась. Моё мнение о том, куда годится эта книга. представлено ниже.

Честно говоря, иногда мне казалось, что этот сериал Величко — пародия на альтернативно-исторические тексты. Уж больно эталонным Марти Стю выставлен её главный герой. Руля гигантской империей, он ни разу за всё время повествования не допустил ни единой ошибки. И ни разу у него не возникло ни тени сомнения в правильности своих действий. Но пародия из 7 книг — это слишком уж тяжеловесно. Поэтому приходится признать, что всё это написано автором всерьез.

Теперь про литературные достоинства текста. Если коротко — они невелики. Персонажи — ходячие манекены со встроенными магнитофонами, без малейших намёков на индивидуальность. Если это положительные персонажи, то они либо выражают мнение ГГ, либо горячо его одобряют. Если слово дают отрицательным, то они вяло и неубедительно возражают. Представьте, что у вас есть эссэ на тему «Как нам обустроить Россию», и вам зачем-то нужно сделать из него роман, а со временем у вас туго. Да и возиться особенно не хочется — в ваши планы не входить поразить читателя чисто литературными достоинствами.

О юморе. С ним примерно так же, как с другими литературными достоинствами. Ну, ГГ временами рассказывает предкам бородатые советские анекдоты. А наследника престола называет исключительно Вовочкой. Вовочка, бу-га-га-га! Конечно, быть может, это уровень не авторского юмора, а юмора его героя — личности во многих отношениях весьма... э-э-э.. односторонней.

Очень много внимания автор уделяет технике и её развитию в альтернативном мире — разумеется, без технологического прорыва Россию обустроить сложно. И надо сказать, самолёты с пулемётами он описывает с куда большей теплотой, чем людей. К сожалению, моей компетенции — да и интереса — не хватило, чтобы разобраться, насколько корректно и реалистично он пишет про ТТХ всего этого железа.

Меня могут спросить: а зачем ты вообще тратил время на чтение этих опусов? Вопрос непростой. Ну, во-первых, наверное, потому, что автор мне классово близок. Я сам в чём-то стихийный технократ, подсознательно уверенный в том, что государством можно управлять, как автомобилем — был бы мощный мотор, хорошая карта местности и шофёр с крепкими нервами. Правда, жизнь раз за разом даёт понять, что не всё так просто. Во-вторых, как я сказал выше, идея отмотать историю к последнему сэйву и переиграть её заново, притягивает внимание сама по себе. В-третьих, у автора встречаются любопытные — хотя и наивные временами — рассуждения об истории. Заметьте, я не сказал «верные рассуждения». Тему для размышлений может дать и совершенно неверное суждение.

И наконец, все отмеченные выше недостатки можно рассматривать как атрибуты жанра. И марти-стюшность главного героя, и игры автора с ним в поддавки, и штампованные характеры, и протокольный стиль изложения... Если фантастика — это реальные герои в вымышленных обстоятельствах, то почему бы не придумать такие обстоятельства, в которых герою и читателю будет комфортно, весело и ненапряжно? Да, это литературный фастфуд, и смешным выглядели бы всерьёз высказанные претензии гурмана к купленному на вокзале беляшу. Чай, не в ресторане.

Впрочем, мне известны книги этого жанра, обладающие некоторыми литературными достоинствами, но это скорее исключение из правил. Например, «Голубой человек» Лагина — он про ту же страну и примерно про то же время, но написан куда лучше.

Итак, оцениваю серию баллом 5 — «можно прочесть один раз». Второй раз есть эти беляши не нужно.

В детстве меня этот рассказ просто потряс, а ещё и устыдил. И даже не потому, что мне захотелось принять волшебную таблетку и немедленно стать гением. А потому, что я почувствовал: время неотвратимо течёт мимо, а я занимаюсь ерундой, вместо того, чтобы сделать что-то полезное, вечное, прекрасное! Хотелось бы написать: «... и с тех пор я не трачу ни минуты своей жизни зря». Увы, это не так. Муки совести, как известно, переносимы. Но несмотря на то, что с годами свежесть восприятия ушла, этот рассказ по прежнему действует на меня как стакан крепкого чая.

И мне очень жаль главного героя. Недаром в «похожих произведениях» упомянуты «Цветы для Элджернона». Судьба Фёдора Пряничкова действительно напоминает судьбу горемыки Чарли Гордона. Гансовский про это не пишет, да и вообще герой рассказа, особенно в его не-гениальном состоянии, ему не очень интересен, он — лишь иллюстрация к тезису о возможности пробуждения в человеке скрытых талантов. Но, если вдуматься, то быть гением, а потом стать посредственностью, при этом сохранив память о том, что когда-то был гениален — что может быть мучительнее?

Я, вообще-то, современной русской прозы не чтец. Скучно мне её читать, за редкими исключениями. Но тут решил прочитать «Учителя Дымова», потому мне эту книгу рекомендовали чуть ли не как новую классику, которая «в будущем, несомненно войдёт в школьную программу» — как-то так примерно. Поэтому решил сделать над собой усилие и прочитать. Сразу скажу, что до конца я эту работу не довёл. Когда текст мне не нравится, а прочитать мне его, по каким-то причинам, надо, то я его дочитываю по диагонали. Так случилось и на этот раз.

При этом ругать автора мне и не за что. Вроде бы, всё на местах в этом романе, всё по канону. История семьи на фоне эпохи — мне обычно нравятся такие вещи. Но не в этом случае. И даже не хочется глубоко анализировать, почему. Выскажу только одну догадку. Для меня роман распадается на две части. Когда автор пишет о сороковых или пятидесятых -- я ему, в основном, верю. Он — мой ровестник, и об этих временах мы знаем примерно по одним источникам: книги, кинохроники, воспоминания родителей и прочее. Но вот рассказ переходит к семидесятым-восьмидесятым — то есть ко времени, которое и я, и Кузнецов уже помним сами. И тут внезапно действие переносится из СССР в какое-то Буркина-Фасо. Это не мои семидесятые, я помню их совершенно по-другому. Заметьте, — я не говорю, что помню их правильно, а автор романа — нет. Но для меня всё было не так. И мне неинтересно читать про его семидесятые или его девяностые. И герои, которые, вообще-то, должны были вызвать у меня симпатию (а концепция учителя, меняющего мир малыми делами, мне очень симпатична), этой симпатии почему-то не вызывают.

Прочитав повесть «Ольга Яковлева», которая мне понравилась, я решил присмотреться к этому автору повнимательнее. Почитал серию про близнецов... и загрустил. Это не то чтобы совсем плохо, но оставляет примерно то же чувство неловкости, что и последние комедии Гайдая. Мастер и чуждый ему материал. Да и сам автор, судя по всему, к своим «детским детективам» относился снисходительно. К счастью, после этого я прочитал «Бывшего Булку»...

Повесть издана «Детгизом», что как бы подразумевает, что она детская или, на худой конец, подростковая. Но не уверен, что мне в подростковом возрасте такое бы понравилось. Экшэна здесь нет никакого (в отличие от упомянутых выше «Близнецов...»), зато психологизма выше крыши. Сорокалетний папа очень любит дочку и жалеет маму. Мама любит в основном себя, но и папу немножко. Двенадцатилетняя дочка любит и жалеет отца, а маму — не очень. А у дочки есть ещё лучшая подруга и поклонник... Мне надо было дожить примерно до возраста папы, чтобы научится вот эти все перипетии чувствовать, понимать, и находить удовольствие в их описании.

К тому же очень я люблю это приём — когда одни и те же события рассматриваются с точки зрения нескольких человек. Так что ставлю этой повести девятку.

Когда-то, очень давно, эту повесть читала моя жена. Сейчас попросила меня её найти, описала несколько деталей, и по фразе «я Ольга, а не Оля» я книгу моментально в Яндексе нагуглил (о, эти современные оксюмороны!). Ну и, конечно, сразу же прочитал.

Повесть меня немного огорчила. Но не тем, о чём вы подумали. А тем, что я задумался: насколько далеко, всё-таки, мы ушли от советской детской литературы, причём не в лучшую сторону. Тогда можно было вот так взять и купить в магазине такую детскую книжку: без сюсюканья, без заигрывания с детьми, без манной каши с малиновым вареньем, без обязательного хэппи-энда, без гарри-поттерианства, со вполне невыдуманными жизненными проблемами, которые решает разумный и ответственный восьмилетний человек — Ольга Яковлева.

При этом книга не скучная и не мрачная. Она оптимистична — несмотря на некоторые не слишком весёлые события, которые в ней происходят. Не знаю точно, понравилась бы она мне 45 лет назад так, как понравилась сейчас, но, я думаю, запомнилась бы.

А, может быть, это даже и не такая уж замечательная повесть? Просто она произвела на меня впечатление на резком контрасте с тем, что пишут для детей сейчас? Не знаю. Прочитайте сами. Вспомните (ну, или узнайте, если вы молоды), что считалось детской литературой полвека назад.

Ставлю «Ольге Яковлевой» свою глубоко субъективную девятку.

P.S. Сергей Иванов, как я сейчас узнал, написал, помимо всего прочего, сценарий к мультфильму «Падал прошлогодний снег», за что ему отдельный респект и уважение!

Я очень давно не перечитывал Гайдара. Настолько давно, что даже забыл, что «Мальчиш-Кибальчиш» — это «история в истории», вставка в другую его книгу. В памяти остался только «Бумбараш» (да и то скорее фильм, а он сильно отличается от недописанной книги по сюжету и радикально — по стилю повествования) и «Тимур и его команда». Поэтому перечитывать «Военную тайну» я начал с некоторой опаской. А ну как окажется, что это трафаретная и скучноватая детская книжка про пионеров и шпионов?

Не оказалась. Написано, по-моему, очень и очень неплохо. И, что очень важно, с чувством меры и вкуса. Гайдар хорошо чувствует фальшь. Приведу только два примера.

/Примечание: Если вы не читали повести, и подвержены глубоко мне непонятной, но распространённой ныне боязни спойлеров, то дальше не читайте!/

Атмосфера у повести очень тревожная, предвоенная. Казалось бы, велик был соблазн ввести в историю какого-нибудь иностранного диверсанта («В чем дело? Дело происходит, конечно, у нас, а фашист переодетый», как говорил Никифор Ляпис). Этот буржуин и сгубил бы Мальчиша-Альку. Я подзабыл повесть, поэтому ждал этого диверсанта — но не дождался. Гайдар удержался от этого соблазна — у него мальчик погибает по более прозаической, почти случайной причине.

Второй пример менее важный, но тоже показательный. Очень непафосно и лаконично описаны похороны Альки. «Что-то там над могилой говорили, кого-то с ненавистью проклинали, в чём-то крепко клялись, но всё это плохо слушала Натка». Дано лишь несколько мелких деталей. Гайдар понимает, что этого достаточно.

И, кстати, история про Кибальчиша (а это, на самом деле, сказка, которую рассказывает Алька Натке, а она потом пересказывает всему отряду) в повести звучит гораздо естественнее, чем вынутая из контекста.

В общем, респект автору. Вам может не нравиться ни та эпоха, ни гражданская позиция Гайдара. Он ведь, помимо прочего, в бытность свою красным командиром, о ужас, подавлял крестьянские восстания и в кого-то даже стрелял... Но если вы объективны, то вряд ли обвините его в неискренности. Гайдар писал то, во что верил. И писал сильно, чисто, честно.

Достаточно беглого взгляда на этот рассказ, чтобы понять, что «нейросеть» не «пишет текст в стиле Гоголя», а просто вставляет в него фразы из произведений Николая Васильевича. Например, нижеследующий кусок без изменений взят из «Мёртвых душ».

Так что подозреваю, что дело обстояло следующим образом. Сергей Васильевич написал некий текст под Николая Васильевича, а алгоритм, ориентируясь на контекст и ключевые слова, разбавил его подходящими цитатами из произведений классика. Что, быть может, и не лишено какого-то интереса, но гораздо менее интересно, чем пытаются представить дело создатели данного опуса, рекламирующие с его помощью премьеру «Страшной мести».

Не знаю, как кому, а мне «Белая трость...» всегда казалась этаким стёбом над штампами фантастики (скорее даже кинофантастики). Потому что невозможно всерьёз воспринимать ни этих жуткоглазых пришельцев, умеющих за пару минут обращать людей в мутантов взглядом сквозь объектив телекамеры, ни эти спецслужбы с их слепым снайпером, стреляюшим на слух, ни ситуацию в целом. Но если понимать всё это как пародию — то рассказ вполне хорош.

А какой из этого вышел бы абсурдный, но захватывающий фантастический триллер!.. Только хэппи энд нужно доработать. Скажем, снайпер (Брюс Уиллис) остаётся жив, сохранив при этом зрение, дарованное ему зловещим «тюлилихум ааухум», и закручивает роман с выжившей же Даной Мразковой (Кристен Стюарт), а пришельцы не улетают, а затаиваются вблизи границ Солнечной системы, делая тем самым уверенную заявку на сиквел.

Сейчас этот роман назвали бы, наверное, фанфиком по книге Стэнли «Как я отыскал Ливингстона». Конечно, Грин, как и все читающие русские мальчишки конца XIX века, в своё время зачитывался опубликованными во «Всемирном следопыте» дневниками Стэнли. Но суховатый стиль американского журналиста вряд ли пришёлся ему по душе, и много позднее, став писателем, он вплёл в описанные Стэнли события свою, более романтическую историю, с африканской экзотикой, спрятанными сокровищами, тайными интригами и драматическим финалом. При этом описанные журналистом детали путешествия по Африке воспроизведены Грином почти с документальной точностью. Есть одно главное допущение — присоединившийся к экспедиции по поискам Ливингстона загадочный белый человек по имени Гент взял со Стэнли обещание при рассказах о путешествии никогда о нём не упоминать.

Так получилось, что я прочитал этот роман сразу после дневников Стэнли. Еще и поэтому я читал его с любопытством. Любителям классического Грина, автора «Алых парусов» и «Блистающего мира» эта книга вряд ли сильно понравится. Мне же было интересно — ещё и потому, что я смог заглянуть во внутреннюю писательскую кухню Грина и посмотреть, как он работает с реальными событиями, как функционирует то самое «творческое пересоздание действительности по собственным образцам», которое является сущностью романтизма.

В одной из миниатюр Аркадия Райкина звучала такая мысль: чтобы эффективно руководить советским заводом, надо с утра принять на грудь. Иначе ничего не выйдет — не будет взаимопонимания между тобой и твоими подчинёнными.

Здесь примерно та же история. Вероятно, чтобы понять и оценить «Москву-Петушки», нужно читать эту повесть — простите, поэму — в пьяном виде. Или, как минимум, иметь богатый алкогольный опыт. У меня же, человека непьющего, текст этот вызывает главным образом недоумение. Да, в паре мест я усмехнулся. Но в основном меня подташнивало.

На этом можно было бы и закончить. Но всё же скажу еще пару слов. Мне кажется, поклонники поэмы имеют склонность несколько переоценивают глубину данного текста. До абсурдного логического завершения довёл эту склонность Пелевин в своём издевательском эссе «Икстлан — Петушки», сравнив Веничку с кастанедовским доном Хенаро. Конечно, глубины неимоверные можно при желании обнаружить в любом тексте — было бы желание да подвешенный язык. Но при этом хорошо бы помнить, что не во всякой тёмной комнате сидит чёрная кошка.

Разумеется, описание бреда как литературный приём, как способ сместить фокус и взглянуть на мир с неожиданной стороны, имеет право на существование. Гоголь с его «Записками сумасшедшего» тому пример. Но дело здесь в том, что Поприщину сочувствуешь, а Веничка мне неприятен. Не жалко мне его. Совсем.

Вообще-то, книга эта в моём рейтинге потянула бы балла на 4-5. То есть плоховато, но не паталогично. Неинтересная мне литература, однако всё же литература. Ставлю ей единицу только потому, что не хочу, чтобы Фантлаб рекомендовал мне для прочтения что-либо подобное.

Это классическая книга, внедрившая в своё время в историю науки взгляд на эволюцию научного знания как на череду «смен парадигм». Забавно наблюдать, как автор в этой работе формирует свою собственную парадигму (уже в области науковедения) — при этом используя довольно тенденциозный отбор фактов и трактуя их в свою пользу.

Идея о том, что наука развивается путём революционного слома старой «парадигмы» и воздвижения на её месте новой, кажется мне чрезвычайно сомнительной. Например, ни Эйнштейн, ни плеяда создателей квантовой механики не разрушили здание классической механики Ньютона, они его только достроили и расширили. Надстроили новые этажи, если угодно, не повредив и старых. Статистическая механика не зачёркивает классическую термодинамику — она лишь её объясняет и дополняет. И так далее. Кун же (быть может, невольно) льёт воду на мельницу творцов «альтернативных наук», всевозможных эфиродинамик, биоэнергетик, новых хронологий и православных арифметик, которым чрезвычайно импонирует концепция р-р-революционного слома здания старой научной теории — в порошок, до ровной земли, до основанья, а затем — строительства на замену ему своего, нового.

Наука развивается не так. Но это долгий разговор, который не вполне соответствует жанру фантлабовского отзыва.

А если говорить коротко, то книгу, конечно, стоит прочитать тому, кто интересуется историей естественных наук — хотя бы затем, чтобы не испытывать излишнего пиетета перед концепцией Куна.

Странно, что кто-то вообще попался на этот шитый белыми нитками приём. Примерно с третьего абзаца становится понятно, что автор чего-то не договаривает. Ну, а заподозрив подвох, достаточно сложить два и два, чтобы понять, что

Вопрос в том, остаётся ли в рассказе что-то после того, как разгадаешь эту немудрёную загадку. По-моему, мало что. Во многих ранних вещах Пелевина я чувствую некую энергетику. Но не в этой. Домашнее задание по предмету «постмодернизм», выполненное старательно, но формально, без души.

P.S. Немного похожий приём автор, кстати, использовал в «Затворнике и Шестипалом» — и там я действительно далеко не сразу догадался, где происходит дело и кем являются главные герои. Но, конечно, нелепо сравнивать «ЗиШ» с «Никой». Первое — безусловно, шедевр. В отличие от второго.

Поразительная штука: повесть эта написана в 1881 году! Ещё раз, прописью: в одна тысяча восемьсот восемьдесят первом. То есть граф Толстой к этому времени ещё, вероятно, не успел потратить всех гонораров от первого издания «Анны Карениной», Антоша Чехонте только-только сочинил «Письмо к учёному соседу», а Алексей Пешков вообще работал посудомоем на пароходе.

При этом «Левша» звучит удивительно современно. Разумеется, уязвимая и уязвлённая национальная гордость, судьба Мастера в России и так далее — эта вообще вечные русские темы, они не устареют никогда. Но и язык, и стилистика, как это не странно, не кажутся устаревшими. Читая Толстого или Чехова, никогда не забываешь, что это было написано сто с лишним лет назад. Читая «Левшу» — забыть это можно вполне. В чём здесь секрет, я не вполне понимаю. Но читается этот шедевр на одном дыхании. Позднее что-то подобное делал Борис Шергин в своих сказках; а вообще писавших в подобном манере на удивление мало. Мне вспоминается «Повесть о капитане Копейкине», а из советского — Зощенко, хотя аналогии тут, конечно, очень отдалённые.

Лесков, как мне кажется, вообще сильно недооценённый русский писатель...

Напишу-ка я, пожалуй, научно-фантастический бестселлер.

Итак, что там в последнее время на слуху в научных новостях? Секвентирование генома неандертальца, квантовые компьютеры, многомировые интерпретации квантовой механики, экскурсии магнитных полюсов Земли, солнечные нейтрино? Достаточно, беру. Решено — главным героем у нас будет неандерталец, занимающийся квантовыми компьютерами, который вывалился на Землю, прямо в нейтринную обсерваторию, под черенковские детекторы, из альтернативной реальности. Где не кроманьонцы истребили неандертальцев, а наоборот... Нет, неандертальцы никого не истребляли — кроманьонцы на их Земле вымерли сами из-за какого-то фокуса с геомагнитным полем. А неандертальцы — хорошие ребята: у них царят демократия, политкорректность, гендерное равенство, высокие технологии и одновременно — защита природы, контроль над рождаемостью, вегетарианство... Нет, пожалуй, вегетарианство нельзя, а то антропологи меня точно убьют. Ну, тогда они умерщвляют добычу, не испытывая к ней зла, с доброй улыбкой на лице.

Так, интерес нердов и зелёных я уже книге обеспечил. Для расширения аудитории нужно бы добавить в роман пару романтических линий. Пусть в неандертальца влюбляется умопомрачительно красивая земная женщина-физик... то есть, простите, физикиня, специалистка по теории элементарных частиц (или кто там изучает эти солнечные нейтрино? надо в википедии посмотреть)... Нет, это, пожалуй перебор. Пусть умопомрачительной физикиней будет её подруга. А она будет... э-э-э... генетикиней и секвентировать (роскошное всё-таки слово!) всякие геномы. Они с неандертальцем, значит, полюбят друг друга, но разные препятствия будут мешать их любви осуществиться в полной мере. И пусть у неандертальца будет бывшая подруга, к которой землянка ревнует. А ещё лучше — друг. Точно, друг! Потому что неандертальцы — хорошие, политкорректные ребята (см. выше), и этих предрассудков у них тоже нет.

Осталось добавить что-то для любителей острых сюжетов. Маньяка. Он вообще склонен к агрессии и насилию, а от политкорректности и гендерного равенства просто впадает в ярость. И вот этот Male Chauvinist Pig решил застрелить главного неандертальца. Или лучше — уничтожить вообще всех неандертальцев. А поддерживают его плохие парни из правительства. Он медленно и страшно готовится осуществить свою маниакальную идею. И в последний момент, когда таймер супербомбы, как водится, показывает 00:00:01, влюблённая пара главных героев его останавливает... Нет, это как-то совсем уж банально. Пусть будет не маньяк, а два маньяка! И хороший маньяк разрушает планы плохого. А хорошим он станет, пообщавшись с главным героем. Хм, только как этот неандерталец его переубедит? Ладно, придумаю что-нибудь. Каким-нибудь народным неандертальским способом.

Пожалуй, в один роман всё это не влезет — надо писать трилогию.

Что, такую трилогию уже кто-то написал? Роберт Сойер, говорите? И она называется «Неандертальский параллакс»? Ну вот, положительно ничего нового нельзя придумать в этом мире! Придётся ограничиться этим текстом.

Я долго думал, имеет ли смысл писать что-то по поводу этого текста. С одной стороны — вроде бы, много чести. С другой — Сорокин позволил мне ещё раз осознать одну простую вещь.

Искусство, как известно, призвано вызывать у человека эмоциональный отклик. Так вот. Ни один самый гениальный художник, величайший знаток техник живописи, умеющий перенести на холст деликатнейшие движения человеческой души или тончайшие оттенки красок природы, не сравнится по силе эмоционального воздействия на массового зрителя (именно по силе, а не по знаку) с ремесленником, который более или менее узнаваемо изобразит, скажем, обеденный стол, а на нем — кучку, я извиняюсь, экскрементов. Просто человеческий мозг так устроен, увы. Чтобы оценить работу гениального живописца, нужно уметь это делать, этому нужно учиться, это нужно воспитывать. А упомянутый натюрморт апеллирует к инстинктам, выработанным у наших предков за миллионы лет эволюции на просторах Африки.

Является ли хорошо выписанный кусок гуана на столе произведением искусства? Ну... наверное... в каком-то смысле. Эмоции-то он вызывает. Но увольте меня от таких эмоций и такого искусства.

Это всё, что я имею сказать о данном тексте. Оценки не ставлю, ибо нуля на шкале нет.

P.S. Всё же хочу добавить для понятности. Меня могут спросить: «Автор же не просто изображает пир каннибалов, а символически бичует <нужное вписать>, обличает <нужное вписать> и протестует против <нужного вписать>. Что же ты, против символизма в искусстве?» Нет, я и за символизм, и за бичевание пороков. Я против использования дешёвых приёмов. А натуралистическое описание убийства юной девственницы с её последующим пожиранием или, скажем, вивисекции пушистого котёнка — это именно дешёвый приём, незатейливо эксплуатирующий нашу эмпатию. И это заставляет меня предположить, что автор не умеет доносить свои мысли до читателя иными, более сложными, способами.

Не сразу верится, что этот роман написан Сергеем Лукьяненко. (Примечание: Да, я в курсе, что формально это два романа. Но это, скорее, одна вещь, механически разбитая на две книги — поэтому далее я буду использовать единственное число.)

Не то чтобы в книге совсем не было юных наивных мальчиков, бросающихся на героя страстных девиц, кулинарных отступлений и литературных комплиментов («угадай, мой эрудированный читатель, откуда эта фраза?»). Нет, всё это есть, но в очень умеренных и вполне съедобных количествах. Главный герой не открывает в себе внезапно уникальных способностей (хотя вообще без сверхспособностей, конечно, в книге не обошлось). Он не спасает человечество от страшной и неминуемой угрозы. В романе нет product placement'а (по крайней мере, я не заметил). Там не убивают Семецкого. Это не беллетризация компьютерной игрушки. В книге нет пришельцев из иных миров. И прочее, и прочее. И то, что всего этого нет — хорошо.

Теперь о том, что в романе есть. Есть альтернативная история Евразии с точкой бифуркации в начале нашей эры. Есть возникшая после этой бифуркации довольно своеобразная политическая и религиозная система. Я лично атеист, но мне кажется, что и верующих читателей построенная автором альтернативная история развития христианской церкви не должна чересчур обидеть или оскорбить. Есть интрига. Есть квест. И имеется не очень ожидаемый (на мой взгляд, конечно) финал.

По вышеназванным причинам у меня «Искателям неба» присвоен личный рейтинг «лучший роман Лукьяненко». И это единственная книга автора, которую я иногда перечитываю. А перечитав, со вздохом приговариваю: «Но ведь мог же когда-то писать... нет, не шедевры, но вполне приличные книги. И куда всё это потом делось?»

Подведу итог. Если вы поклонник стандартного Лукьяненко, то вам «Холодные берега» и «Близится утро», вероятно, не понравятся. А вот если вы вдруг не слишком любите, скажем, «Дозоры», то можете попробовать прочитать. Чем чёрт не шутит — а вдруг придётся по душе?

Один из самых жутких из прочитанных мною за всю мою жизнь фантастических рассказов. Да, Бредбери умеет пугать читателя — «Улыбка», «Будет ласковый дождь», «Вельд»... Недаром же он автор не только фантастических произведений (что общеизвестно), но и мейнстримовых «ужастиков» (что известно гораздо менее).

И какое счастье, что это не роман! Удлиннение полностью убило бы вещь, которая хороша именно своей лаконичностью, оставляющей пространство для воображения.

Одно из двух: либо этой серии романов сильно не повезло с русскими переводчиками, либо это далеко не лучшие вещи Гаррисона.

За первое предположения говорит то, что переводить это у нас начали не раньше 1980-х, причём переводили любители (так называемая «ФЛП», если кто слышал, что расшифровывалось не то как «федерация любительских переводчиков», не то как «фантастика в литературном переводе», хотя литературного там зачастую было немного — смысл улавливался, и ладно). В начале девяностых, в условиях ажиотажного спроса на фантастику, эти полуподстрочники, естественно, в бумажных книгах и тискались — и (с некоторыми улучшениями) дожили до нашего времени. А вот профессиональные переводчики на «Стальную крысу», судя по всему, внимания так и не обратили.

Для того, чтобы почувствовать разницу, достаточно сравнить любой перевод любой «Крысы» со, скажем, ждановским переводом «Неукротимой планеты» из 24-го тома советской БСФ. Ну, например, вот вам начало одной книги:

А вот — начало другой:

Не правда ли, невозможно перепутать, где Жданов, а где переводчик ФЛПшной школы? Первый текст хочется читать. Второй, в лучшем случае, даёт вам понять, что написано в оригинале. Впрочем, едва ли даже это. Изучив первые два абзаца английского текста, можно обнаружить, что

Впрочем, допускаю (именно допускаю — ибо по-английски не читал), что и в оригинале автор мог сознательно снизить планку. Причём чем дальше, чем ниже он её опускал — последние книги серии плохи даже на фоне первых, что заметно не только по бледному корявому языку, но о по путаности и невнятности сюжета, например. Одним переводом, как мне кажется, сложно было бы добиться такого эффекта.

А скарее всего, эти две причины сосуществуют — схалтурил и автор, и переводчики.

В общем, если оценивать всю серию разом (что довольно условно, конечно), то я бы поставил ей ровно половину от максимально возможного балла, то есть 5. Можно прочесть один раз.

Общее впечатление: не стоило потраченного времени. С недоумением листаю отзывы, пестрящие десятками и девятками.

В сущности, самым фантастическим в этом романе являются не сакраментальные космические корабли (которых практически и нет) или инопланетные жители (которые отличаются от землян несколькими незначительными анатомическими деталями), а фабула: простой землянин после двух (прописью — двух) месяцев обучения в шпионской школе отправляется на враждебную планету для диверсионной работы. Один. И с успехом с этой работой справляется.

Книга слегка напоминает написанную на 12 лет позже «Месть Стальной Крысы» Гаррисона, но последний всё же пытался иронизировать по поводу штампов шпионской литературы (и не по поводу ли Рассела, кстати?), автор же «Осы», боюсь, вполне серьёзен. Доблестный земной разведчик, разумеется, хитёр, удачлив и борется за правое дело, а его инопланетные оппоненты — тупы, жестоки, невезучи и обречены на провал уже просто потому, что они не земляне (классическая схема — «светловолосые друзья и рыжие враги», только в данном случае враги — синелицые), при этом и первый, и вторые схематичны настолько, что скулы сводит. Уровень представлений автора об особенностях диверсионной деятельности вполне гармонирует с уровнем литературным.

Откровенно говоря, отбросить книгу в сторону мне мешала только слабая надежда на какой-то нетривиальный конец, но надежда эта не оправдалась. Да, наши победили — сюрприз! Больше ничего интересного не произошло.

Так что упомянутая выше «Стальная Крыса», литературные достоинства которой тоже, мягко говоря, не зашкаливают, по сравнению с романом Рассела смотрится чуть ли не шедевром. Четыре балла от силы такому чтению.

Собственно, мне почти нечего добавить к предыдущим отзывам. Просто хочу выразить своё восхищение книгой любимого моего писателя. Да, одна из лучших известных мне книг о той войне. Не о боевых действиях — а о войне как эпохе в жизни страны и человека. Именно так — хотя война там скорее сопутствующее обстоятельство, фон для действия.

У каждого читателя, вероятно, есть набор книги, которые формируют его представление о той или иной исторической эпохе. Так вот, на предвоенные годы и блокаду Ленинграда я смотрю во многом сквозь прозу Шефнера. Она негромкая, непафосная, и очень пронзительная.

Рассказ основан на крайне неправдоподобных посылках. Жителям Лагаша темнота внушает такой ужас, что они через полчаса сходят с ума. Они что — все спят с открытыми глазами? После очередного светопреставления выживают только дети, слепые и идиоты. А разве не именно они, как самые незащищённые, должны были погибнуть в создавшемся хаосе в первую очередь? Никому ранее не приходило в голову изобрести факел или свечу. То есть жители планеты настолько ленивы и нелюбопытны, что у них никогда не возникало потребности спуститься в пещеру или хотя бы в погреб? Да как они, при таком отсутствии любознательности, дошли до изобретения астрономии? (Здесь было замечание об одной астрономической несуразности, которое я убираю, потому что, как выяснилось, оно, по крайней мере отчасти, на совести переводчика: он перевёл фразу «no spot on the planet escapes the effects» как «на Лагаше не остается ни одного освещенного местечка».) И так далее.

А так как я во все эти несуразности не верю, то рассказ вызывает у меня только недоумение. Это всё прокатило бы для лёгкой юморески — но автор явно серьёзен: недаром же он переделал рассказ в роман.

Что касается «тончайшего исследования человеческой психологии», то тут, я надеюсь, автор одного из предыдущих отзывов пошутил. Это же Азимов, у него все характеры одинаковы, как сардинки в жестянке! Хотя любим мы его, конечно, не за это. В его вещах главные персонажи — логика и идеи, а не люди. Но как раз логика в данном случае и подкачала.

Да, в качестве дебюта молодого автора рассказ, быть может, и неплох. Но до «лучшего в мировой фантастике» ему далеко как до неба.

P.S. Могу допустить, что в позднейшем романе Азимов какие-то ляпы исправил. Но речь сейчас идёт о рассказе. Да и читать роман, чтобы это проверить, я особого желания не имею.

Однажды некто находит на карманном ноже пылинку дальних стран, и... Однажды в дверь таверны «Адмирал БенБоу» стучится моряк, и... Именно так и должна начинаться добротная приключенческая повесть. Итак, однажды заурядный ленинградский бухгалтер находит в кармане шальмугровое яблоко, и...

Первый раз я читал эту повесть очень давно, в детстве, и бы весьма впечатлён. Но ирония автора прошла как-то мимо меня. А ведь многие детали позволяют заподозрить его в литературном хулиганстве — и, по тем временам, иногда довольно рискованном. Например, термин «страна, где всех любят», который аборигены используют в качестве описательного названия Советского Союза. Режьте меня, но не поверю, что милейший и умнейший Лев Васильевич написал это с серьёзным выражением лица. Да не пародия ли это? Опасные приключения на далёком тропическом острове, любовь прекрасной туземки к бухгалтеру артели «Ленэмальер-Цветэмаль», таинственная и полная потеря памяти главным героем, и наконец — сбывшееся мистическое пророчество: нагой бог О-Ванг среди изобилия и плодов дуриана на складе Военфлотторга... Разумеется, для автора, согрешившего в юность авантюрным романом «Цвет лимона», всё это совершенно неудивительно.

Кстати, о существовании плодов дуриана — умопомрачительного вкуса и фантастической вонючести — я впервые узнал именно из этой примечательной повести.

Когда-то пытался осилить первый роман цикла, купившись на красовавшееся на обложке «Борис Стругацкий рекомендует». С недоумением отложил книгу в сторону. Успокаиваю себя тем, что мэтр сие творение даже и не открывал, а просто дал разрешение написать нечто хвалебное от своего имени для привлечения наивных лопухов типа меня. В общем — зауряднейшая и довольно унылая «фантастико-приключенческая сага» об одичавшем человечестве, покорённом и поедаемом %злобным_и_могущественным_неважно_кем% и пытающемся выжить в такой ситуации. Перевод А. Шабрина впечатление от романа не улучшил — впрочем, сильно испортить такое, я думаю, сложно.

Роман этот вызвал у меня смешанные чувства. Начинается он как стандартная история о попаданце в параллельный фэнтезийный мир. Мне показалось даже, что Далин дразнит читателя, с самого начала книги рассыпая по тексту избыточное количество стандартных сюжетных штампов. Узурпатор — убийца короля, благословенный и сокрытый царственный младенец — претендент на трон, на фоне некромантов, вампиров и драконов... И в этот мир попадает человек из нашего времени. Узнавая все эти штампы, но при этом учитывая уровень автора, я начинаю ждать от него не стандартной истории про «нашего в чужом мире», а каких-то подвохов, неожиданностей и ломок шаблонов. А роман развивается, и особых подвохов всё нет — сюжет движется по наезженной и давно знакомой колее. И юноша Кирилл (он же король Эральд), воспитанный нашими современниками в тепличных условиях и попавший из привычного Петербурга в совершенно чуждую ему квазисредневековую среду, на удивление быстро акклиматизируется — я ожидал бы от него на порядок большего культурного шока. И новые друзья из этой среды понимают его на редкость неплохо, да ведут себя почти так же, как современные подростки — хотя и не должны бы, вроде бы. А Кириллу-то, между прочим, предстоит стать королём (и прогрессором, разумеется) в практически неизвестной ему стране. А он ведь даже не Румата Эсторский, который представлял себе, куда попал и обладал некоторой подготовкой в области экспериментальной истории. Сколькими там дециребами измерял дон Румата способность своих современников к феодальной интриге? И чем он кончил? Так что даже российский школьник должен понимать, что перспективы у короля Эральда очень незавидные. Точнее говоря, их и нет вовсе. Это если всерьёз, а не при игре в «Янки при дворе короля Артура» — а автор даёт мне некоторые основания думать, что в такую игру он не играет. А в какую тогда?

В общем, если бы не традиционное для Далина внимание к слову — тут он, как обычно, на высоте — и не завершающая страница романа, которая наконец показывает, что здесь всё всерьёз, то, опираясь только на сюжет, я бы, думаю, заподозрил, что он относится к тексту кого-то из современных фэнтезятников, пишущих в жанре «Десятиклассник Вася Иванов на троне Эгладора». Да, для Лукьяненко роман такого уровня был бы прорывом. Для некоторых наших фантастов этот уровень вообще недостижимый идеал. Для Далина... ну, не знаю. Не ради же последней страницы он писан?

Теперь о хорошем. Я мог бы возразить сам себе, что я чересчур придирчив. Что автор фантастического произведения — полновластный хозяин своего мира. Что объяснение особенностям психологии Кирилла и легкости его вхождения в мир Святой Земли автором предъявлено — оно не совсем честное, на мой взгляд, ибо апеллирует к сверхъестественному, но оно есть. Что не надо отождествлять автора, который прекрасно понимает, что прогрессорство — штука сложная, и его героев, которые вправе этого не знать. Что роман легко и с удовольствием читается — литературные качества текста, как я уже сказал, весьма высоки. И, наконец, что не следует судить автора, если тебе не понятны до конца задачи, которые он перед собой ставит.

Если охарактеризовать эту книгу кратко — то это американский вариант «Что делать?». Так как же, и программный роман Чернышевского, программный роман Айн Рэнд затянут, дидактичен и весьма слаб в литературном отношении (читайте об этом в других отзывых, а я не буду повторяться). И так же, как и в случае Чернышевского, ознакомиться с книгой стоит. Независимо от того, как вы относитесь к объективизму, индивидуализму, разумному эгоизму и т.п. — а, впрочем, даже и с большим основанием, если вы относитесь к этим концепциям отрицательно. Хотя бы затем, чтобы попытаться разобраться в том, почему эта книга так популярна в США.

На мой взгляд, в романе сделана попытка соединить почти несоединимое: создать гибрид твёрдой научной фантастики технократической направленности (вспоминается почему-то «Туннель» Каллермана) авантюрного романа, «романа катастроф», утопии, антиутопии, женского романа и философского трактата. Результат получился... своеобразный. Я слышал, что «Атлант...» входит в программу каких-то американских школ. В таком случае, я не особенно завидую американским школьникам. Что касается моей личной оценки, то это тот случай, когда мне хотелось бы, как в фигурном катании, поставить две: четвёрку за технику исполнения и оценку балла на три выше за внятно выраженную идею (хотя сам я к проповедуемой Рэнд идеологии отношусь без особой симпатии). Поэтому путь будет 6.

Я читал «Остров Крым» довольно давно, и что-то мешает мне перечитать книгу, чтобы освежить впечатления. Боюсь, что имя этому «чему-то» — брезгливость. Это, само по себе, уже неплохо характеризует моё к ней отношение. Но могу, основываясь на старых впечатлениях, сказать и чуть подробнее.

Как давно известно, советский диссидент — плоть от плоти советской системы. И эта книга Аксёнова произросла из советской прозы стандартного пошиба. Разница лишь в знаке. Возьмём какой-нибудь стандартный советский детективно-социальный роман и поменяем в нём «плюс» на «минус». При этом поставим себе задачу понравиться западному читателю, а для этого задействуем набор узнаваемых штампов на тему загадочной русской души вообще и советской её разновидности — в частности. И вот капитаны овечкины из недобитых контриков превратятся в шевалье сан пер э сан репрош, страна победившего социализма — в Совдепию, её жители — в сволочей или в быдло. Корнеты оболенские красиво нальют вина, пока комиссары в пыльных шлемах водят в кабинеты их многочисленных девушек. Главный герой, разумеется, будет брутален, благороден, богат, успешен, умён, ироничен, сексуален и слегка секретен...

Да, возможно, книга произвела бы впечатление на советского человека, прочитавшего её в начале 1980-х годов. Но сейчас, право слово, она выглядит безвкусной, одномерной и неинтересной. Совершенно согласен с оценкой в одном из предыдущих отзывов — «либеральный соцреализм». И больше 4 баллов поставить книге не могу.

Это очень американская книга. Её можно отнести к жанру «историй успеха», и в ней неявно подразумеваются (а иногда и явно проговариваются) две вещи: во-первых, если человек заработал миллион долларов своими книгами, то он — хороший писатель. Во-вторых, желающий может повторить этот успех, если прилежно воспользуется данными ему рецептами. И то и другое, в общем случае, разумеется, неверно, и иногда книги подобного жанра выглядят довольно смешно. Как если бы, например, Альберт Эйнштейн написал книгу «Как создавать революционные физические теории».

Впрочем, Кинг, разумеется, не Эйнштейн от беллетристики. Он (по моему оценочному и глубоко субъективному суждению) — классический крепкий ремесленник, который наработанными техническими приёмами компенсирует отсутствие искры божьей. Какой-то смысл в его инструкциях, наверное, есть. «Пишите по столько-то часов в день... заводите знакомства среди литагентов... избегайте наречий в характеристиках прямой речи... много читайте... работайте... работайте... работайте...» Говорю об этом без пренебрежения: если вам захочется купить дом, вы, скорее всего, предпочтёте коттедж, построенный трудолюбивым ремесленникам по всем правилам (фундамент, стены, крыша), а не экспромт гениального творца, который либо простоит тысячу лет, либо развалится через неделю. Тем не менее, я не очень верю, что можно научиться писать хорошие книги (и заработать миллион долларов), изучив подобную инструкцию и добросовестно ей следуя.

Всё сказанное, конечно, не относится к мемуарной части книги, которая довольно интересна. Хотя написать совсем и никому не интересные мемуары вообще довольно трудно.

Ставлю этой книге 5 баллов («можно прочесть один раз»), оценивая примерно тем же баллом и все остальные книги писателя. Да, Кинг — это не моё.

Мне казалось, что юмор Покровского должен быть понятен любому, но, похоже, это не так. Так вот. Эта книга — не пародия на что-то конкретное, её герои прототипов не имеют, и искать их бессмысленно. И именно то, что это не политическая сатира на злобу дня, делает повесть особенно смешной. Ироничностью, условностью, литературной игрой «1000 тяжких» чем-то немного напоминает мне советские авантюрные романы 1920-х годов, хотя акценты тут, разумеется, расставлены несколько по-иному, да и юмор почернее.

А последний телефонный разговор между Иксом и Живоглотом — это, между прочим, отсылка к знаменитому диалогу между Холмсом и Мориарти: «... Я знаю каждый ход вашей игры. До понедельника вы бессильны...».

P.S. Между прочим, невзирая на классификатор, это, конечно, не фантастика (любой степени мягкости), а сказка. И никакие генераторы случайных кварков этому помешать не могут.

Я не любитель детективов. Возможно, ещё и поэтому данный роман Лема относится к моим любимым. Если его воспринимать именно как детектив, то он, наверное, проигрывает классике жанра. Поэтому так его воспринимать не нужно. Это не больший детектив чем, скажем, «Солярис» или «Непобедимый». Он не про преступление, а на излюбленные Лемом темы — о взаимосвязи случайности и необходимости, о природе, которая, согласно знаменитому высказыванию, «изощренна, но не злонамеренна».

Книга замечательна своей атмосферностью, интеллектуальностью и, не в последнюю очередь, своей неожиданной развязкой. Нет, убийца — не садовник. Знатоки жанра меня поправят, но мне сдаётся, что идея написать

То, что кому-то кажется недостатками — некоторая отстранённость повествования и отступления, не имеющие прямого отношения к основной сюжетной линии — я бы записал книге в плюс, а не в минус.

Интересно, что в конце 1970-х, когда я читал «Насморк» впервые, одна из побочных линий книги — вся эта суета вокруг террористов и терроризма — воспринимались мною как выдумка фантаста, имеющая мало отношения к действительности. Минуло 40 лет — и это уже не фантастика, а самая что ни на есть печальная реальность. Эх, пан Станислав, лучше бы вам было попать в точку в «Магеллановом облаке» или, на худой конец, в рассказах о пилоте Пирксе!

Любому другому писателю за такую книгу я поставил бы 10. Лему ставлю 9 только потому, что он — один из очень немногих — мог и лучше.

P.S. Разумеется, к «Хищным вещам века» роман не имеет ни малейшего отношения.

Книга эта была мне рекомендована уважаемыми знакомыми и вообще по многим признакам должна была быть оказаться интересной. Но, к сожалению, не оказалась — я дочитывал её исключительно на упрямстве. Да, это, в каком-то смысле, слепок с мира Полудня — но несимпатичный мне главный герой решает в этом мире невнятные для меня проблемы. Братья Стругацкие, в общем и целом, представляли, чем, как и для чего будут заниматься люди в их будущем — пусть даже концепция «хомо люденс» сегодня и покажется кому-то надуманной. Филенко же, поместив героев в свой мир, по-моему, просто не знает, чем их там занять. В результате из книги и мира вынут стержень. Какие-то люди летают туда-сюда по Галактике и попадают в различные попадалова... В довершение всего Старшие Братья по Разуму намекают Главному Герою, что он ОТМЕЧЕН (именно так, капслоком). И тут аналогия с Миром Полудня в моих глазах разваливается окончательно. И у меня нет желания читать следующие книги цикла, чтобы понять, в каком именно смысле отмечен ГГ и каковы планы Старших Братьев на его счёт.

Ну что тут сказать? Представьте себе роман Молодого Талантливого Автора, в котором группа наших славных российских ребят попадает в прошлое, учит там уму-разуму доброжелательных, но тёмных поселенцев (скажем, американских) и строит с ними техническую цивилизацию с нуля, попутно внушая им правильные представления о Духовности. Представить это несложно — опусов подобного рода ныне воз и маленькая тележка. Представили? А теперь поменяйте русских с американцами местами, а Духовность замените на Демократию, и вы получите довольно полное представление об этих книгах.

Собственно, изначально я не планировал читать все девять книг серии, но потом невольно втянулся, как тот кот в пылесос. Книги эти, конечно, могут представлять интерес для любителей историй типа «как мы замечательно обустроились на нашем острове» («Таинственный остров» Ж. Верна, «Робинзоны космоса» Ф. Карсака и т.д. и т.п.) — я их и сам люблю, хотя правдоподобие происходящего внушает мне некоторые сомнения. Особых литературных достоинств я в книгах не обнаружил, но вряд кто-то будет ожидать их от текстов подобного жанра. Представители земных наций, волею судьбы заброшенные на чужую планету, выглядят довольно опереточно, причём это относится, что интересно, и к самим американцам. Русские, разумеется, постоянно пьют vodka и chai.

Возможно, автор сначала и не планировал писать продолжения, а пошёл на это, как говорится, ведомый неумолимыми законами рынка. Как бы то ни было, несмотря все на его усилия, с увеличением номера книги он начинает всё чаще повторяться, и для удержания внимания читателя применять приёмы не вполне честные. Про выдумывание всё новых и новых врагов здесь уже говорили. А ещё, например, он из книги в книгу повторяет в разных вариантах утомительно-тошнотворную сцену поедания плохими парнями мозгов ещё живого человека...

Честно говоря, даже не знаю, был ли мне какой-то профит от того, что я дочитал серию до конца. Но дочитал — и бог с ней. Читать ли вам? Читайте, если хотите, но не говорите потом, что вас не предупреждали.

Ах да, оценка. Пусть будет 5. По моей шкале это означает «можно прочесть один раз».

P.S. Мне только сейчас пришло в голову. Русские, римляне, американцы, карфагеняне, майя, китайцы, живущие по соседству на одной планете. Создание железных дорог и других технологических достижений... Периодические набеги варваров. Вам это ничего не напоминает?

По словам автора, это «авантюрно-любовный роман про то, как муж любил жену», действие которого происходит в мире «Убить некроманта» через два века после Дольфа. Но автор, конечно, лукавит — и потому, что никакого отношения к Дольфу книга не имеет, и потому, что роман не вполне «про мужа и жену», хотя соответствующая сюжетная линия в нём имеется. Я бы сказал, что главным героем книги (возможно, вопреки исходному намерению автора) является Антоний — начинающий мерзавец, в котором по мере взросления волей обстоятельств пробуждаются совесть и сострадание. А роман, таким образом — это «роман взросления». И это, пожалуй, единственное, что, помимо формальных обстоятельств, роднит его с «Убить некроманта».

Повествование в романе ведётся от лица нескольких (пяти, по-моему) персонажей — но это не ведёт к путанице, потому что автор смог найти каждому герою уникальные речевые характеристики. Тут, как и в других книгах Далина, заметно, какое важное значение он этим характеристикам придаёт. В частности, написанное от лица Жанны вовсе не «сопливо», как тут ниже выразились. Это именно та манера изъясняться, которая должна быть у неглупой и хорошо, хотя несколько односторонне и книжно, образованной девочки, воспитанной при монастыре.

Мне роман понравился. Впрочем, мне вообще, как правило, нравится то, что пишет Далин. Ставлю книге твёрдую восьмёрку.

Удивлён предыдущим отзывом. «Социалистическая направленность»? Да мы одну ли книгу читали? У Ильина ни о социализме, ни о коммунизме в книге нет ни слова. С тем же, или даже большим, основанием, можно заподозрить автора в антикоммунизме. Его отношение к описанному в книге обществу — явно не капиталистическому, и притом планирующему на штыках разнести «новую и прогрессивную идеологию» по всему миру — очевидно отрицательно. «Советского» в книге нет ничего. Интересно, что даже во втором издании 1967 года автор не сделал уступок идеологической конъюктуре, вставив в роман что-нибудь про светлое будущее и всё прогрессивное человечество.

Книга показалась мне скучноватой — этакий добросовестный классический научно-фантастический роман в духе не то Уэллса, не то Беляева, но написанный на более низком, хотя и сносном, литературном уровне. Несмотря на все усилия автора — и даже сквозную романтическую линию — характеры в нём остались весьма схематичными.

Впрочем, я дочитал роман до конца, не уснув.

Продолжаю читать реалистическую прозу Сергея Снегова.

Интересно, что это роман понравился мне больше, чем написанный Снеговым позднее (и, следовательно, более опытной рукой) «В глухом углу». Не знаю, в чём здесь дело. Быть может, в том, что тут автор писал от души, о том, чему сам был непосредственным свидетелем и участником (строительство Норильского металлургического комбината), а роман «В глухом углу» написан отчасти по чужим впечатлениям и под социальный заказ (абстрактная молодёжная стройка в Сибири).

Разумеется, в книге тщательно обойдена тема участия зэков в заполярных стройках, но поставить это в вину автору (который в описанное время сам был заключённым Норильлага) сложно — «Один день Ивана Денисовича» ещё даже и не написан.

И, да — Снегов в первую очередь силён описаниями процесса творческого труда. И не очень важно, идет ли речь о вводе в строй нового искусственного солнца на Плутоне или о запуске новой ТЭЦ в Заполярье. Именно эта его сильная сторона дала ему возможность сделать непростое дело — интересно и ненатужно (на мой субъективный взгляд, разумеется) написать производственный роман. Не знаю как кого, а меня увлекло, например, описание методов размораживания вечной мерзлоты под земляные работы...

Но не хотелось бы никого напугать — люди и их характеры в романе тоже занимают не последнее место. Очевидно, в этой книге Снегов поступил так же, как позднее сделал в своей знаменитой трилогии «Люди как боги». Никого не выдумывая, просто взял да и вставил в роман своих друзей и знакомых. И здесь это вышло даже удачнее — в конце концов, просто описать своего приятеля легче, чем представить его же, но в качестве командира межзвёздного крейсера или имперского разрушителя первой категории.

Ставлю роману семь баллов («неплохо» по моей шкале).

Книжка в жанре «киберпанк-постапокалиптический боевик». Никак не мог отделаться от мысли, что читаю беллетризацию какого-то шутера с элементами РПГ. Левелапы героя размеренно чередуются с прохождением локаций, заполненных очень злыми и совершенно безликими и бессловесными врагами (автор даёт плохим парням сказать пару слов буквально два раза, в самом начале романа и в самом конце) на фоне не очень навязчивого сюжета.

Прочитать и забыть. Впрочем, быть может, в сравнении с другими произведениями похожего жанра, это и неплохо написано — у меня маловато материала для сравнения, а набирать его как-то не тянет. А посему — 5 баллов.

Если Пелевин всё время пишет один и тот же роман, то почему бы мне не писать на него один и тот же отзыв?

Итак. Ожидаемо. Ничего нового. Вариации на тему старых текстов. Эксплуатируются всё те же стандартные штампы массового сознания: криптократия, мировой заговор банкиров и вампиров — бессмысленный и беспощадный. На злобу дня к последним на этот раз пристёгнуты пусси райот и менты. Не сомневаюсь, что выйди книга на пару месяцев позже — и приснопамятный эпизод с Платоном Елениным в неё бы тоже вошёл. [Добавление от 2021 года: Кто такой этот Еленин? Убей, не помню. Sic transit gloria mundi...] Утром в газете, вечером в куплете. По мне так всё это скучновато и, главное, непонятно зачем писано.

И беда не в том, что это действительно написали... э-э-э... литературные афроамериканцы — не думаю, что это так — но в том, что тексты такого уровня они теоретически вполне могли бы создавать при минимальной поддержке со стороны мэтра.

Хотя есть и более весёлое предположение — Пелевин просто издевается над читателем. Точнее, экспериментально исследует вопрос о том, насколько можно снизить планку, не потеряв при этом интереса таргет-группы.

Пелевин давно (с «Омона Ра», наверное) перестал меня удивлять. Эта книга тоже совершенно ожидаема. И главный герой её пройдёт, как обычно, сквозь мрачные круги медиа-, крипто-, сексо- и плутократического ада, и, как водится, в конце этого путешествия обретёт просветление. И всё это, конечно, будет сопровождаться иронией автора — циничной, но горькой. И, разумеется, не будут забыты буддизм в изложении для чайников, шутки про сексменьшинства и нуворишей, рассуждения про эрос и танатос, а также игры в народную этимологию («вертухай -> VERTU HIGH» etc). В целом же — вы прочтёте очередной фрагмент того длинного романа, который автор пишет уже второй десяток лет. Если роман этот вам не надоел — вы не разочаруетесь.

Такой вот неоригинальный отзыв на это неоригинальное произведение.

А вот мне этот приквел показался значительно интереснее, чем основная серия. Пришельцы, покоряющие Землю с помощью транслируемого по телевизору шоу — это, по меньшей мере, заявка на нетривиальное продолжение. Если бы не это — ни за что не стал бы дочитывать основной цикл. А так всё надеялся, что начнётся что-то интересное. Увы, ожидания не оправдались. То есть нет — как раз всё вполне ожидаемо. Ещё классики писали, как пришельцы «... захватили власть, установили феодальные порядки и вовсю пользуются правом первой ночи. Живут эти пришельцы — дай бог всякому, но тем, кто у них в милости, тоже кое-что перепадает». Если не придираться к деталям, то примерно так в дальнейшем и обстоят дела у Кристофера. Да, есть ещё тёмные, но мужественные земные ребята, которые — сюрприз! — побеждают коварных захватчиков к концу последнего романа способом, более уместным для сценария голливудского боевика.

Поэтому «коммерческим самоповтором» (см. мнения ниже) я бы эту книгу не назвал — она не совсем про то и не совсем так, как в основном цикле. Конечно, Кристофер и тут не оригинален — он не мог не читать, например, хайнлайновских «Кукловодов». А ведь была ещё и «Война миров»... А отечественным читателям не может не вспомниться и «Дом скитальцев»... Тем не менее, приквелу ставлю семь баллов, а романы основной серии вряд ли получат у меня даже по шестёрке.

Я прочитал этот роман из любопытства. Чтобы понять, из чего же, собственно, вырос фантаст Сергей Снегов.

Ну что ж, что хотел, то и получил. Снегов — сильный лирик, автор в его произведениях всегда является одним из немаловажных действующих лиц. Кроме того, у него богатая фантазия. В случае, если материал позволяет эти сильные стороны проявить — получаются «Люди как боги», которые я ценю весьма высоко. А если сюжет — жизнь молодёжи на комсомольской стройке, то получается то, что вышло.

Разумеется, сама тема не позволяла выйти за заданные идеологические рамки. Но даже при этом книгу можно было написать по-разному. Богатая фантазия здесь спасти не могла. Могли спасти владение словом и психологизм — но они, что уж там скрывать, никогда не были особенно сильными сторонами прозы Снегова. Да, у него получились описания природы и, отчасти, поэзии творческого труда. Кроме того, он, без сомнения, знал то, о чём писал — бытовые подробности жизни в тайге также представляют некоторый интерес. Но в целом от чтения осталось какое-то неловкое впечатление — будто я без спроса вытащил из письменного стола и прочитал первый юношеский опус солидного, крепкого профессионала...

Помню, как при первом появления этой книги (в «Новом мире», кажется? — да, точно), под воздействием восторженных отзывов («О боже! Новый Булгаков!») я честно пытался это прочитать, но не смог осилить и нескольких десятков страниц, охваченный неодолимой скукой... Теперь, через тридцать с лишним лет, посмотрев на ряды поставленных ему здесь лаборантами девяток и десяток и глубоко вдохнув, попробовал повторить подход к этой штанге — роман не изменился, но, быть может, изменился я?

Да, я действительно изменился. Вчитаться в этот текст мне было довольно сложно, и самой неинтересной для меня стала «московская линия» — с описанием будней советской интеллигенции, всех этих будохлопов, гастрономически озабоченных друзей и бывших жён. Но когда я сквозь неё продрался — дело пошло. Я почувствовал симпатию к главному герою — а для меня это главное. Кроме того, чтение отчасти стало игрой по поиску литературных параллелей — а таких оказалось множество. «Мастер и Маргарита»? «Хромая судьба»? «Координаты чудес»? «Чертёнок номер тринадцать»? В конечном итоге — всего понемножку.

Между прочим, мне кажется, что роману не помешала бы хорошая редактура — в тексте много необязательного, ненужного, он вязок и тяжёл для чтения. Писать длинно вообще легче, чем коротко — и, похоже, в этом смысле автор жизни себе не усложнял.

Итак, перечитывать роман не буду, но о прочтении не жалею. Ставлю ему 6 баллов (по моей шкале — «ничего себе»).

Понравилось мне меньше, чем «Лестница из терновника», но вполне читабельно.

Апология злодея — приём, ставший в современной фэнтезятине особенно популярным. Всеми этими тонко чувствующими графами Дракулами, сентиментальными Джеками-потрошителями, обожающими детей вервольфами или — как в данном случае — некромантами, обречёнными на непонимание толпы, давно никого не удивишь. Но здесь личность главного героя получилась всё равно вполне жуткая, хотя в чём-то и симпатичная, так что толпу тоже вполне можно понять. Всех можно понять — и это следует поставить в заслугу автору и его умению писать психологически достоверно.

Вот только эпилог мне не понравился — совершенно он лишний, на мой взгляд.

Весьма достойная книга. Тем более приятно это отметить, что автор, как я понимаю, публикуется главным образом в самиздате, который обычно произведениями такого уровня нас, увы, не балует.

Разумеется, прежде всего роман напомнил мне «Левую руку тьмы» Ле Гуин — но в заимствованиях автора не упрекнуть, он пошёл совершенно своим путем. Реверансы в сторону «Трудно быть богом» тоже показались мне в данном случае уместными и симпатичными.

Не понравилась мне буквально одна вещь. Неубедительно звучат утверждения рассказчика об инстинктивном отвращении, которую земляне поголовно (включая этнографов и членов КОМКОНа) испытывают по отношению к аборигенам. При том, что сам герой привык к ним, если верить книге, легко и сразу, практически никаких внутренних барьеров не преодолевая. Почему? Это он такой странный, или все остальные земляне — такие ханжи и ксенофобы?

Планирую читать цикл дальше, да и автора возьму себе на заметку.

Ставлю твёрдые девять баллов — по моей шкале это «очень хорошо».

P.S. Впрочем, в следующих романах серии упомянутая неубедительность, похоже, получит своё разъяснение. Зря я придирался.

Могу сказать про эту книгу примерно то же, что сказал про первый роман тех же авторов — «Пулковский меридиан» (1939). С одной стороны — непривычные для современного читателя, хотя и совершенно естественные для начала 1950-х годов, идеологические штампы (впрочем, без них книга просто не увидела бы свет). Но если отвлечься от этого, то, на мой взгляд, это вполне добротный исторический роман: с переплетением сюжетных линий, с развитием характеров, с интригой, с интересными бытовыми зарисовками. Успенский (а может быть, и Караев — но тут я не уверен) был непосредственным участником обороны Ленинграда — это чувствуется и придаёт тексту особенную достоверность, которой не добиться, описывая события многолетней давности «по документам и воспоминаниям очевидцев».

Роман издавался в «Детгизе» и, конечно, был рассчитан прежде всего на молодого читателя — отсюда и герои соответствующего возраста, и подчёркнуто приключенческая «шпионская» линия. Но вряд ли он был так уж интересен советским детям — а современных тем более не заинтересует. А вот я сейчас прочитал его не без интереса. Интересу этому способствовало и то, что описываемые события происходили в местах, рядом с которыми я живу и которые мне хорошо знакомы.

Не совсем понятна издательская судьба романа. Несмотря на свою совершенно железобетонную идеологическую выдержанность, он издавался всего трижды, причём последний раз — в 1964 году. На полках детских библиотек я его в советское время, по-моему, не встречал. Да, разумеется, в 1960-е годы появились гораздо более сильные и жёсткие «взрослые» произведения о войне. Но вот детских книг о блокаде Ленинграда я вот так вот, навскидку, не припомню.

Книга начинается с развёрнутой экспозиции, рисующей совершенно идиллическую картину жизни страны в субботу, 21 июня 1941 года и призванной создать контраст со внезапно обрушившимися на следующий день несчастьями. И, хотя к фантастике роман, казалось бы, не имеет ни малейшего отношения, мне (вероятно, из-за моего специфического читательского опыта) картина эта странным образом напомнила какую-то советскую утопию — чуть ли не «Полдень» Стругацких. Что-то в стиле «прекрасен и обычен на планете Земля и в ее окрестностях был день 21 июня 1941 года нашей эры, от начала же Великой Революции 23-го...».

Это наблюдение ещё раз навело меня на мысль, что советский социалистический реализм был не таким уж антиподом советской же научной фантастики. Оба направления, помимо прочего, исследовали будущее, только соцреализм изучал его in vitro («ростки будущего в настоящем» — так, кажется, это формулировалось в учебнике), а фантастика — in vivo. И упрощением было бы считать пресловутый фильм «Кубанские казаки» только «лживой лакировкой действительности». Это ещё и описание того, как мы, советские люди, ещё пока в массе своей не живём, но должны — и обязательно будем! — жить совсем-совсем скоро. К 1980-му году. Тут надо бы поставить смайлик, но не знаю какой — весёлый или грустный...

После некоторого размышления ставлю книге оценку 6 — по моей шкале это «ничего себе».

Начав читать «Планету для робинзонов», я не знал, когда она написана. Поэтому сначала датировал её для себя 1950-ми годами. Затем, встретив в тексте упоминание о Юрии Гагарине, с некоторым удивлением перенёс время её предполагаемого написания в 1960-е, хотя и тогда подобная книга выглядела бы несколько устаревшей. А уж для 1991 года (и даже для 1980-х) такое смотрится безнадёжным ретро. Выбрав тему, которая, мягко говоря, не нова в фантастике, автор должен отыграться на чём-то ещё – на тонком психологизме, на нестандартных поворотах сюжета, на стилистических достоинствах, наконец. Увы, ничем таким у Забелло даже и не пахнет.

Чтобы не быть голословным, привожу образчик стиля:

Воля ваша, но с «беспредельными просторами космоса» в качестве стилистической находки — как и со всем остальным — писатель опоздал лет на сорок. Всему своё время. Вот даже автор предисловия к изданию 1991 года, уважаемый Андрей Балабуха, поделившись своими небезынтересными соображениями об утопиях вообще и робинзонадах вообще, вопрос о литературных достоинствах данной конкретной книги тактично обошёл — мол, вам, читатели, судить.

При всей моей симпатии и к советской фантастике, и к робинзонадам, вынужден признать книгу откровенной неудачей автора и больше четвёрки поставить ему не могу.

Продолжаю знакомиться с непрочитанной в детстве классикой фантастики. На сей раз это роман Георгия Мартынова «Гианэя».

Прежде всего, Мартынов нетвёрд в физике. Эти спутники-шпионы — не то абсолютно белые, не то абсолютно чёрные — которые можно заметить с Земли, но почему-то не видно в упор, и которые по инерции летают по спиральным орбитам. Эти гравиометры, которые указывают наличие массы, но почему-то не направление на неё. Эта идея о том, что достаточно развернуть летящий межзвёздный корабль носом в какую-нибудь сторону, чтобы он туда сразу и полетел. И т.д. и т.п. Всё это немного напрягает. Ну и ладно, не он один такой, и не это главное.

Сюжет романа не вполне тривиален. Это уже далеко не профессор Всезнайкин, путешествующий на космолёте с пионером Петей и собакой Тузиком, типичный для некоторой части отечественной НФ того времени. И даже не «Каллисто» (в общем-то, довольно стандартная история про тесные контакты 3-го рода). Есть в нём и совершенно нешаблонная для советской фантастики того времени инопланетянка (чем-то напоминающая Нию из «Через тернии к звёздам»), и некий психологизм. Есть и другие находки — вероятно, бунт управляющего кораблём компьютера Мартынов описал чуть позже, чем Кларк в «Космической одиссее 2001», но совершенно независимо от него.

Кроме того, сюжет динамичен и способен удерживать внимание читателя (ну, по крайней мере, моё). На мой вкус, с этой динамичностью автор даже временами перебирает через край — иногда она уместна скорее для сценария, чем для романа («Лица стоящих напряглись. Что же делать? — явственно читалось на них. Как же нам поступить? Как же? Что же будет? И никто не знал, что в этот самый момент...» Это написал я, а не Мартынов, но принцип тот же). Так что вполне могу представить себе это на экране в качестве очередного творения Бондарчука нашего джуниора. Не дай бог, конечно.

С другой стороны, у меня, как и в случае «Каллистян», возникло ощущение, что в какой-то момент текст надоел автору. Ружья развешены, часть из них еще не выстрелила... И тут автор цедит: «Ну, в общем, и так далее, вот в таком примерно духе...» Примечательна фраза, которой кончается книга: «Остальное было понятно...». Возникает впечатление, что в этот момент писателя позвали обедать, и к роману он уже не возвращался.

Кстати, я читал переработанный книжный вариант 1971 года — с дописанным хэппи-эндом. Интересно было бы сравнить его с первым журнальным вариантом 1963-го.

Как много совершенно разных мыслей читатели вынесли из этого коротенького рассказа! Побег хитрого мальчика из школы для одарённых детей? Да, вроде бы, было там такое, припоминаю. Но мне запомнилось не это. Весь рассказ, на мой взгляд, написан ради одной идеи, сформулированной во фразе Песочного человека «Я не ярлык — я сущность». Назвать — значить упростить, ограничить, связать. Рассказ — изящная иллюстрация этой глубокой мысли. Всё остальное в нём — лишь антураж.

Книга написана Л. Успенским в соавторстве с Г. Караевым. Вероятно, военный историк и будущий генерал-майор Караев был добавлен в писательский тандем ради идеологического пригляда. В результате книга и получилась такой, какой она получилась.

Вот вам сюжет (не забываем — книга писалась в середине 1930-х). Идёт суровый 1919 год. Злобные империалисты хотят придушить молодую Советскую Россию. Проникшие в ряды сознательных защитников революции недобитые белогвардейцы и прочие буржуи всячески им помогают. А тут ещё трус и мерзавец Григорий Зиновьев (одутловатое лицо, путаная речь, непомерное властолюбие) задумал, подлый враг, сдать Петроград Юденичу. Одна надежда на посланного из Москвы представителя ЦК (всепонимающий взгляд, военный френч, лёгкий грузинский акцент, неизменная трубка), благодаря которому — и, разумеется, революционному энтузиазму масс — враги остаются ни с чем...

Это с одной стороны. С другой стороны, встречаются в книге и интересные зарисовки жизни тех времён — отдельные маленькие рассказики — которые особенно нравятся мне в творчестве Успенского.

Как оценить такого кентавра? Конечно, мне приятно было бы думать, что за литературные достоинства книги следует отдавать должное Успенскому, а за отчётливую политическую ангажированность и навязчивые идеологические штампы — пенять Караеву. А как было на самом деле — кто знает?

Впрочем, любителям исторической прозы книга эта, мне кажется, должна быть любопытна — хотя бы как памятник эпохи. А может быть, и любителей альтернативной истории она заинтересует. Ведь сказал же когда-то и по похожему поводу тот самый представитель ЦК: «Нэ так все это было! Савсэм нэ так!».

Я буду неоригинален и лаконичен. Эта книга — одно из больших моих разочарований. Много слышал о ней, наконец — попытался прочитать. Как и все, начав чтение, многого ждал от заданной ситуации (люди воскресают в новом мире со старой памятью). Но не дождался. Через сотню страниц текста понял, что дочитывать мне это неинтересно. И, по-моему, так и не дочитал (за давностью лет уже не помню). Гора родила мышь: ситуация, вокруг которой могло возникнуть выдающееся (не побоюсь этого слова) литературное произведение, стала лишь поводом для написания заурядного боевика типа «наши в чужом мире».

Я вообще люблю мемуары. Особенно мемуары о Петербурге-Петрограде-Ленинграде. А уж особенно — написанные таким замечательным рассказчиком, как Лев Васильевич Успенский.

Мемуаристы, конечно, всегда чуть привирают — кто по плохой памяти, а кто и сознательно. Но у Льва Васильевича, говорят, память была замечательная. И я ему, в общем, верю. Ну, если даже Л.В. что-то и приукрасил — описания того, как, например, он провёл 25 октября 1917 года, или как встречался с А. Ф. Керенским (современники, причём из полярных политических лагерей, почти единодушно сходятся на том, что министр-председатель был пренеприятнейшим типом) стоят того, чтобы их прочитать.

Ставлю 10 и горячо рекомендую как интересующимся историей страны, так и просто любителям хорошей документальной прозы.

P.S. Впрочем, желающие могут ознакомится и с другой точкой зрения на объективность воспоминаний Л.В. в записках Лидии Чуковской (http://lib.rus.ec/b/320822/read). «В наше время верить нельзя никому...» (с) Папаша Мюллер

Автор, вероятно, был впечатлён «Хрониками Эмбера» и решил написать что-то подобное. «Что-то подобное» и вышло — но читать это невозможно. Никому. Нелюбителям серии про Эмбер читать это резона нет, по очевидным причинам. Любителям — лучше и читать книги Железного Роджера, так как они на два порядка лучше в литературном смысле.

Сложно оценить это рассказ правильно, если не знать, что автор написал его, услышав от одного из знатоков фантастики определение киберпанка. В определении в качестве основных элементов текстов этого жанра присутствовали: рубленый стиль, жёсткий триллерный сюжет с загадками, широкое использование специального технического жаргона — как правило, компьютерного — и т. д. Логинов возмутился — а почему слэнг обязательно должен быть компьютерным?! И написал киберпанк, основанный на слэнге помологическом...

Так что это литературная игра, сочинение в заданном стиле. Впрочем, нельзя сказать, чтобы результат мне уж очень понравился. Так, на шестёрку.

Написать детектив, главным преступником в котором являлся бы

К моему большому сожалению, раскрыть потенциал этой идеи Савченко не вполне удалось. Завязка повести интригует, развязка же несколько разочаровывает и заставляет вспомнить бородатый анекдот про сороконожку, которая разучилась ходить после того, как начала задумываться, в каком же порядке она переставляет ноги. Но там анекдот — а тут четыре трупа.

Впрочем, повесть вполне неплоха как повод для размышления о четырёхмерности пространства-времени, фатализме и свободе воли, детерминизме и индетерминизме, хаотических системах, демоне Лапласа и прочих нетривиальных вещах. Лёгкий съезд крыши гарантирован. К счастью, эти размышления не столь опасны для жизни, как описано у автора.

Книга, написанная большим, очень умным и начитанным ребёнком, который никак не может поверить, что несчастья, произошедшие с ним (его близкими, его веком, его страной), происходили в этом мире не один раз и до него.

Конечно, эмоционально эта вещь цепляет очень сильно — как всегда у Рыбакова. И, как почти всегда у Рыбакова, когда первое впечатление отпускает, выясняется, что есть некие логические шероховатости. Hу, о мелочах я говорить не буду. Hо вот о самом большом своем недоумении умолчать не могу.

И пришла мне в голову альтернативная теория, объясняющая описанное в книге.

Вот так. Гораздо менее весело, но намного более правдоподобно...

Большинство рассказов сборника построены по одной схеме: изобретается нечто небывалое (сверхпрочная нить, сверхёмкий аккумулятор, сверхупругий полимер, сверхлёгкий бетон и т. д.), а затем описывается, чем это изобретение будет полезно для советского народного хозяйства. То есть это типичнейшая «фантастика ближнего прицела». Казалось бы, что может быть скучнее? Тем не менее, рассказы Сапарина и сегодня, на мой взгляд, вполне могут читаться. В чём здесь секрет — не пойму. Быть может, чуть менее картонные, чем у других авторов ФБП, герои?

Попытки описать логику, отличную от традиционной, и общество, построенное на использовании такой логики, безусловно, заслуживают уважения. Беда только в том, что в данном случае попытка эта автору не удалась.

Приставка «нуль-А» (сокращение от «неаристотелева логика») употребляется Ван Вогтом к месту и не к месту («нуль-А гармония», «нуль-А воспитание», «нуль-А пауза», даже «нуль-А детектив»), но, к сожалению, внятно объяснить, что это за логика такая и чем она отличается от аристотелевой, он так и не смог. Не считать же объяснениями голословные заверения о ну о-о-очень больших преимуществах, которыми адепты новой философии обладают перед традиционалистами, или банальности вроде той, что «во Вселенной не существует двух одинаковых ситуаций»? (Кто бы мог подумать?! А это, между прочим, основной принцип «нуль-А» логики.) У меня даже возникло подозрение, что сам автор где-то слышал про то, что Аристотель изобрёл какую-то логику, но в детали не вдавался. В результате при чтении я не мог отделаться от впечатления, что «нуль-А» — это не концепция, которую автор хочет мне объяснить, а новая двухпроцессорная сковорода с нанопокрытием, которую он хочет мне продать.

Конечно, странно было бы требовать от Ван Вогта, чтобы он создал новое революционное философское учение — в конце концов, он литератор, а не мыслитель или религиозный гуру. Но и в качестве литературной детали, оживляющей созданный им мир, все эти «нуль-А» штуки тоже не работают. А если извлечь их из книги, то в ней, на мой взгляд, вообще ничего не останется.

Ставлю пять баллов (а не нуль :) за благое, но неосуществлённое намерение.

Не припомню, чтобы где-то ещё в читаной мною фантастике так детально разрабатывался этот аспект проблемы. Не «возможно ли читать чужие мысли?», а «нужно ли читать чужие мысли?». Этично ли это? И готовы ли вы, читая мысли других, сами предоставить свои для чтения? Тут есть над чем задуматься. И финал, между прочим, открыт: удалось ли молодому человеку очистить свою голову от неподобающих мыслей, прийдя на встречу с любимой девушкой — этого мы никогда не узнаем.

Любопытно, как распределились мнения в отзывах — от «самый плохой у Саймака» до «самый лучший у Саймака». А всё зависит от того, что читатель ищет у этого писателя. Я лично не люблю книги Саймака за излишнюю, с моей точки зрения, «гуманитарность» — поэтому мне рассказ нравится. Пожалуй что и «лучшее у Саймака». Что-то подобное мог бы написать Лем — и Саймак, как видно, в 1949 году был на это ещё способен.

Между прочим, не отсюда ли происходят искусственный спутник Владиславы и найденная там Августом-Иоганном-Марией Бадером пуговица, описанные Стругацкими в «Полдне»?

Нашёл эту книгу в списке любимых книг Б. Н. Стругацкого. Прочитал. Оценил. Между прочими, возникла мысль — а не написали ли братья свою «Улитку на склоне», находясь отчасти под впечатлением от этой книги Фрейна? Уж очень мне показались близки некоторые ситуации и общий дух заведений из «Оловянных солдатиков» и Управления. И, кстати, в авторских черновиках «Улитки» среди машинок, беседующих на складе, имелся Оловянный Солдат (потом, вероятно, заменённый на Заводной Танк). Случайно всё это или нет — не знаю, но, в любом случае, любителям «Улитки» прочесть это произведение однозначно рекомендуется.

Неплохой рассказ. Автор явно находился под впечатлением «теории решения изобретательских задач» Альтшуллера.

«Метро 2033» — убедительная иллюстрация того факта, что сегодня любой более или менее грамотный человек, прочитавший дюжину постапокалиптических фантастических романов, может написать свой. Который, в принципе, можно будет читать без особого отвращения. А можно будет и не читать. И если будут средства на раскрутку — он может превратиться в бестселлер. Но, вообще-то, текст романа не несёт в себе ничего нового, или интересного, или оригинального. Он катастрофически вторичен. Для тех, кто этого не читал: не тратьте зря время, почитайте лучше что-нибудь из классической фантастики, полезнее будет.

«Медная калябра», и этим всё сказано! Замечательный, очень смешной... рассказ? (рассказ ли? — затруднюсь определить форму произведения), доказывающий, что настоящему мастеру границы жанров не указ. При всём моём уважении к фантастике Варшавского признаюсь, что этот рассказ — из самых любимых, хотя фантастики в нём и нет (ну, так скажем, почти нет). Даже если допустить, что он состоит из морских баек, не самим Ильёй Иосифовичем придуманных, всё равно Веллер с Довлатовым нервно курят в углу.

P.S. Добавлю — я не имею ни малейшего отношения к морю или флоту. Что опровергает утверждение одного из лаборантов о том, что рассказ мол, интересен, только специалистам.

Странная повесть. Читал давно и, вроде бы, не слишком понравилось. Но судя по тому, что до сих пор помню, чем-то зацепило. Романтика дальних странствий, южно-американская экзотика, юмор, доходящий до уровня гротеска (одни только приключения двух незадачливых гангстеров чего стоят)... И верилось, что нет ничего естественнее для молодого советского учёного, чем путешествие на океанском лайнере в далёкую Южную Америку на научную конференцию. «Только Дон и Магдалина...».

Рассказ из тех, что запоминаются навсегда — а вместе с ним и стиль автора, который ни с чем не спутаешь. Прочитал очень давно, но неологизмы из него — «барбарные жабки», «соответствующие лица», «наичестнейший герцог Санчос» — до сих пор в памяти.

Любопытно, что критика советского периода почти единодушно относит этот роман к неудачным. Несмотря на это (а может быть — именно поэтому), мне кажется, что роман очень неплох. По мне, так он — один из лучших у автора. И уж всяко не хуже «Старика Хоттабыча», против которого я, между прочим, тоже ничего не имею.

Да, люди конца 1950-х годов в книге несколько идеализированы. Так ведь автор сам это понимал — недаром роман так называется. Зато какие замечательные зарисовки Москвы конца позапрошлого века, какой сочный язык! Да и сама ситуация описана интереснейшая — не забывайте, что попаданческой фантастикой мы в 70-е избалованы не были. Помню, как прочитав роман тогда в первый раз, я всерьез размышлял о своей линии поведения в том случае, если я, вслед за Георгием Антошиным, попаду в прошлое. Бегом вступать в «Союз борьбы за освобождение рабочего класса»? Почему-то не очень хотелось. Просто коптить небо, дожидаясь революции (а про неё, заметьте, совершенно точно известно, что она будет) — тоже как-то неудобно...

Разумеется, выбрав такую тему, Лагин не мог не считаться с идеологической коньюктурой, но и тут он не оплошал, виртуозно обойдя некоторые острые углы. А описание встречи нашего современника с будущим Вождём мирового пролетариата — это вообще, я считаю, новое слово в советской литературе. Я сейчас без иронии говорю. Ну, почти без иронии.

В общем, рекомендую данный роман и любителям фантастики про «попаданцев» и любителям отечественной истории.

Очень неудачная книга. Антифашистский памфлет с научно-популярным слоем, знакомящим читателя со специальной теорией относительности. Памфлет получился, на мой взгляд, просто скучным, а что касается популяризации... Ну задумайтесь сами: герой стреляет из обычного пистолета в городке Гаммельн, на территории которого, согласно фантазии писательницы, скорость света очень мала, и поэтому пуля имеет релятивистскую скорость. Тем самым, по мнению автора, пуля приобретает огромную массу и вызывает чудовищные разрушения. И автору почему-то не приходит в голову спросить: откуда, собственно, взялась энергия, потраченная на эти разрушения? Патрон-то был самый обычный, со стандартным пороховым зарядом. На упомянутой несуразности, кстати, строится сюжет. «У меня будет самое страшное оружие в условиях Гаммельна» — говорит один из героев.

Тем более всё это странно, если учесть, что Гнедина — физик по образованию. Таким образом, ни с одной из поставленных задач — ни с литературной, ни с популяризаторской — писательница не справилась.

Замечательный образчик «лингвистической фантастики». Писатели-фантасты нечасто затрагивают темы языкознания в своих книгах (более или менее регулярно это делал, по-моему, только Лем). А здесь у Шекли как минимум две роскошные лингвистические идеи (спрячу их, чтобы не разрушать интриги):

Повесть эта была мне порекомендована автоматическим сервисом Фантлаба. Прочитал. Могу себе представить, за что она может понравиться, но это явно не моё, хотя к произведениям Желязны я, как правило, отношусь неплохо. Слишком мягко и гуманитарно. Мотивы поведения главного героя показались мне невнятными, сюжет — вторичным, марсиане — трафаретными (кто из фантастов не писал о красивом увядании древней марсианской цивилизации? — только ленивый). Да, повесть, вероятно, поэтична — я плохо разбираюсь в английской поэзии и часть соответствующих аллюзий от меня, вероятно, ускользнула. Но текст содержит в себе нечто, что даёт право оценить его и с точки зрения фантастического мэйнстрима, и с этой позиции он не показался мне интересным.

Вслед за многими повторю — в детстве читалось взахлёб. Интересный, нетривиальный, в чём-то спорный мир. Ещё запомнилось полное непонимание автором специальной теории относительности (космический корабль разгоняется до релятивистских скоростей, и космонавты рвут себе связки на турнике в спортивном зале — а как же, масса же увеличилась!). Перечитывать не очень хочется: во-первых, я и так неплохо помню книгу, а во-вторых — боюсь испортить юношеские впечатления. Как это произведение воспримут современные подростки — даже боюсь представить. В детстве поставил бы 9, сейчас оценил бы на 6, так что ставлю нечто промежуточное.

Я много слышал про этот роман, и в основном плохого. Недавно сподобился прочитать, и оказалось, что ничего особенно ужасного он из себя не представляет. Для того времени — вполне добротно написанная детская книга. Да, это фантастика ближнего прицела. Да, разумеется, в ней есть коварные фашистские шпионы и доблестные советские разведчики. Читать это произведение для удовольствия я никому посоветовать не рискну. А вот для ознакомления с соответствующей страницей истории советской фантастики — почему бы и нет?

Я люблю эту повесть, причём не смогу внятно сформулировать — за что. Быть может, за некоторую логическую сдвинутость ситуаций, не переходящую при этом в нарочитую абсурдность? Или просто за симпатичного мне главного героя? Чем-то «Часть этого мира» напоминает мне рассказы Лема — не то из «Дневников Ийона Тихого», не то из серии о Пирксе. Ставлю ей твёрдую восьмёрку.

С одной стороны — известнейшее произведение, повлиявшее на умы нескольких поколений. «Все животные равны, но некоторые равнее» — кто этого не помнит? Но, с другой стороны, это, на мой взгляд, всего лишь слегка беллетризованная басня невеликих — да простит мне это Оруэлл — художественных достоинств. Поэтому я ставлю ей шесть (что по моей личной шкале расшифровывается как «ничего себе»).

Я, вообще-то, не люблю фанфиков. Но «Чёрную пешку» мне удалось дочитать до конца. Впечатления двойственны. Впрочем, отзывы об этом произведении тоже очень полярны — от «великолепная книга» до «чушь полная» — что, как известно, всегда указывает на произведение как минимум нетривиальное. Автора есть за что ругать. Ему не удались, на мой взгляд, почти все задачи, которые он перед собою ставил, за вычетом, быть может, небезынтересных очерков о природе и ранней истории Саракша. Но... всё же предпочту повторить за Овидием: «Пусть не всё удалось, но намерение похвально». Хотя за Максима нашего Каммерера, конечно, обидно.

Есть книги, которые нужно первый раз читать в детстве — в них есть какая-то магия, которую взрослый, вероятно, ощутить не может. Если он прочитал книгу ребёнком, то он может попытаться реконструировать свои детские впечатления. Если он её не читал — скорее всего, просто пожмёт плечами и пройдет мимо.

Я, как прочитавший и запомнивший «Серебряное дерево» сорок лет назад, по праву бывшего ребёнка могу сказать — это очень хорошая сказка. С позиций взрослого, перечитавшего её недавно, могу её и покритиковать (некоторая дидактичность, откровенные параллели с «Незнайкой» Носова и т.п.) — но стоит ли?

Иллюстрации Ники Гольц хороши, про рисунки Шишенко я лучше промолчу.

Несколько раз зарекался читать позднего Хайнлайна, и вот опять... На этот раз я ушибся об «Не убоюсь я зла».

Обмен мозгами — сюжет в фантастике не новый и многократно использованный. Не был оно новым и в 1970 году. Сознание субъекта А пересаживается в тело субъекта Б и испытывает в нём разные интересные ощущения — тем более интересные, чем больше различались пол/возраст/раса/материальное положение А и Б. Впрочем, из этого и сегодня вполне можно сделать интересный рассказ. К сожалению, Хайнлайн сделал из этого занудный роман.

Разумеется, в романе присутствуют Сладострастный Старец (СС) и Любвеобильная Леди (ЛЛ, она же Идеальная Подруга Главного Героя, она же Сферическая Женщина в Вакууме) — несть им числа в книгах Хайнлайна. Вероятно, автору показалась удачной мысль объединить их в одном теле — и он пересадил в ЛЛ мозг СС. При этом — почему-то и к сожалению — довольно-таки болтливое сознание ЛЛ никуда не делось. В результате роман более чем наполовину (с) заполнен утомительными внутренними диалогами гибридного тела, обильно сдобренными воркованием и автофлиртом. Впрочем, вероятно, свою лепту внёс в книгу и переводчик своими малышками, сучками, крошками, попками, плохими девочками и прочей лексикой, более характерной для малобюджетных локализаций малобюджетного же порно, чем для фантастики. Имеются в романе и другие привычные для читателей Хайнлайна типы, как то: Беспристрастный Судья, Продажный Судья, Беспринципный Учёный, Злопамятное Ничтожество и т.д. В основном к таким стандартным деталям и их сочленениям и сводится роман — если я чего-то не пропустил, долистывая его по диагонали. Сил уже не было дочитывать.

В общем, вам нужно прочитать эту книгу, если вам интересны эротические фантазии стареющего американца. Если же вы ищете новых фантастических идей — или хотя бы интересных разработок старых — то не стоит.

Любопытно, что в рецензиях роман именуется «сатирико-философским». Вот уж не заметил там ни первого, ни второго.

Негативные отзывы читателей о книгах всегда страдают некоторой поверхностностью — и по понятным причинам. Если произведение вам неинтересно, то вы обычно бросаете чтение до того, как накопится достаточно материалов для предметной критики. По крайней мере, я так делаю. Если же вы дочитали что-то до конца, то оно, скорее всего, пришлось вам по вкусу или, как минимум, вас заинтересовало. Я же в данном случае нахожусь в редкой ситуации: по не зависящим от меня техническим обстоятельствам (других книг просто не было в доступе) я когда-то прочитал довольно много — около десятка — книг из серии «Лабиринт Ехо». Хотя читать это было очень непросто. И как только у меня появилась возможность читать другие книги, я эту серию бросил. Но впечатления накопить успел.

Вот вам примерный пересказ всего сериала в одном абзаце. Главный Герой — бывший офисный рачок. Начальство его угнетало, друзья с ним не дружили, девушки его бросали... И вот, о чудо, он попал в мир, где всё совершенно наоборот! Начальство, друзья и девушки от него в восторге! Занимается он тем, что: а) обменивается незамысловатыми шутками со своими сослуживцами; б) вкусно, но необременительно для фигуры, ест, причём детально описывается, что, как и где; в) сладко пьёт — см. пункт «б»; г) в промежутках между шутками и приёмами пищи принимает участие в неутомительных для ума и тела приключениях с применением своих выдающихся, чудесным образом обретённых, магических талантов.

Ну, по нынешним временам в плюс автору, вероятно, можно поставить то, что он(а) пишет на грамотном, хотя и изобилующем штампами, русском языке.

Впрочем, очевидно, любители максианы есть, и их немало. О вкусах не спорят. Но что дают им эти книги, я до сих пор не могу понять.