Алексей Поляринов «Центр тяжести»

Роман собирался прочесть сразу после выхода. О романе комплиментарно отзывались, он некоторое время был в инфополе. К тому же вроде как киберпанк. Но всё что-то не складывалось. У Поляринова уж и «Риф» вышел, а я всё никак не мог прочесть дебютную вещь. А тут натолкнулся на топ100 персоналий от издания Blueprint, а там Поляринов, и как раз выбирал, что почитать. И всё срослось.

Великий американский роман. Это не описка. Ощущение, что читаешь шикарный перевод очередного романа Фоера или Тарт. Интонации, проблемы, переживания первой части, там где роман взросления — всё насквозь западное. Буллинг, психологи, дэдди ишэс, манера речи, внутренний голос. И даже местность, если бы не топонимы, похожа на Средний Запад. Поменяй Петро, Егора и Марину на Питера, Джорджа и Мэри и готово очередное «Лето мальчишки». Это не в укор, это ощущения.

Очень характерный момент:

«В следующий раз я встретила его на вечеринке в честь Хэллоуина. Формат вечеринки: известные киногерои. В том году как раз вышел «Темный рыцарь» Кристофера Нолана, и все тащились от Джокера. Его играл – как бишь его? – а! – Хитман Леджер. Поэтому половина пацанов явилась на вечеринку в зеленых рубашках и с лицами, размалеванными маминой косметикой. Сходство с оригиналом, как правило, было весьма условным и ограничивалось пандоподобными черными кругами вокруг глаз. Все это выглядело очень комично: казалось, я попала на какой-то, прости-господи, кастинг клоунов-панд, или типа того.

...

Мимо нас проходил кто-то из его друзей, Кокорин искоса посмотрел на него и сказал:

– Слушай, Дим, ты не обижайся, но ты сегодня самый уродливый и непохожий на Джокера Джокер на этой вечеринке.

– Я не Джокер! – закричал Дима. Похоже, его этим вечером все уже достали подобными ремарками. – Я клоун Пеннивайс из фильма «Оно»! По Стивену Кингу! Неужели никто не смотрел? Крутое же кино!

Кокорин поднял руки.

– О’кей, о’кей, братан, не кипятись. Я просто обознался, значит. Крутой костюм.

Дима-в-образе-клоуна-Пеннивайса прошел мимо нас дальше, злобно бормоча что-то себе под нос, Кокорин посмотрел ему вслед и шепотом произнес:

– Неловко.

Я засмеялась.

– А ты у нас кто? Погоди, не говори, я угадаю. Рыжий парик, военная форма. Какая-то смесь Эрин Брокович и Солдата Джейн.

– Я Эллен Рипли из «Чужого».

– О как! Круто. А теперь угадай, кто я!

...

Кокорин все ждал, что я узнаю отсылку.

– Ну? Ну? Это ж Вождь, смотри! А я – Макмерфи! Ну же!

Краснолицый детина флегматично обнимал свою раковину.

– Я ж говорил, – проворчал он, – тут одни школотроны, никто не смотрел «Над гнездом кукушки».

– Блин, но это же классика! Лучший фильм Формана!»

Давайте еще раз. Русская провинция. 2008-й год. Десяти- и одиннадцатиклассники косплеят всю классику американского кинематографа: 1975, 1979, 1990, 2008 годы выходов фильмов. И упоминают ещё пару знаковых картин. Ну не было в культурном коде девочек нулевых бой-бабы Эллен Рипли, не было.

Однажды поняв-придумав, что читаешь про Америку, отвязаться от этого ощущения было невозможно.

Полкниги герои взрослеют, потом как-то сразу и резко становятся взрослыми: программистами, художниками и журналистами. Семья, дети, отношения.

И уже только в последней трети появляется президент России Боткин и протестная составляющая.

Педалируется тема двойника Президента.

Когда пошла тема акционизма и противостояния Системе, невольно вспомнилась «Средняя Эдда» Захарова. Те же профессии, журналисты и художники, то же давление Системы. Но вот сказать, какой же роман понравился и запал в душу больше, очень сложно.

Вообще, из концовки «Центра тяжести» получился такой синкретический оппозиционный роман: искусство как протест и журналистика — из «Средней Эдды»; связь и одержимость президента Китаем и буддизмом — из «2008» Доренко; тема побега президента — из «Министерства справедливости» Гурского; двойничество первого лица из «Тёмных вершин» Винокурова.

Пожалуй, даже и хорошо, что я задержался с прочтением «Центра» — серьёзней воспринимается всё происходящее в книге. Оказывается, Поляринов, Быков и остальные либеральные алармисты ничуть не преувеличивали, а просто провидчески экстраполировали происходящие на тот момент события в будущее. И вот мы в этом будущем.

На очереди «Риф».

10(БЛИСТАТЕЛЬНО)

«Центр тяжести» – своеобразный роман в романе, многослойное произведение, метапроза. Алексей Поляринов общается с читателями и своими героями в сносках и комментариях. Таким образом два брата, Петро и Егор, переписываются в сносках к рукописи, которой и является роман, читаемый нами. По словам самого автора, книга во многом автобиографичная, отражает его страхи и переживания. В одном из главных героев Поляринов видит себя. На работу над романом у него ушло 7 лет, настолько сложно было собрать этот пазл воедино. Думаю, завершению романа поспособствовала «Бесконечная шутка», переводом которой и занимался Поляринов. В романе жанры последовательно сменяют друг друга, образуя довольно сложную структуру. Градус накала в процессе чтения постепенно возрастает, достигая своей критической точки к финалу.

В первой части романа нас знакомят с семьей Портных. Мать Нина работает журналисткой и мечтает, чтобы её муж был признанным гением. Однако выдающийся математик не дотянул до гениального, тем самым расстроив все планы. Нина – женщина волевая и сдаваться не привыкла. Если не удалось стать женой гения, нужно стать матерью гения! Из своего первенца, сына Петро, она всеми силами пытается вытянуть хоть какой-нибудь талант. Мальчик записан на всевозможные кружки, но так и не может найти в себе особые способности. Приходится сделать вывод, что и Петро не подходит на роль гения. Нина и тут не сдается, ведь у неё есть ещё один ребёнок – Егор. Всё идёт по уже отработанной схеме, но, в отличие от Петро, у Егора обнаруживается талант к музыке. Однако у судьбы есть собственные планы на семью Портных, и мечтам матери не суждено сбыться. На примере Нины мы видим, как мать пытается реализовать себя за счёт мужа и детей, боясь совершенствоваться самой. В её жизни было немало успехов и достижений, но страх или неуверенность мешали ей достичь большего. К сожалению, подобную проблему мы встречаем повсеместно.

По своей атмосфере первая часть напомнила мне «Жизнь мальчишки» Роберта Маккаммона – та же энергия беззаботного детства. Петро вместе со своим другом Греком ведут расследование пропажи озера, видя в окружающем мире массу всего загадочного и таинственного. Классической мистики мы тут не найдём – это именно реализм, а все загадки существуют лишь в воображении подростков. Читать эту историю необычайно увлекательно. Ты будто бы возвращаешься в детство, без взрослых проблем и трудностей. Тут много хорошего чистого юмора, откровений. Одинаково хорошо прописаны и герои, и окружение.

Затем история делает резкий поворот, и детско-юношеские приключения превращаются в мрачную действительность. Здесь мы видим своеобразную антиутопию в российском антураже, приправленную киберпанком. Всю эту гремучую смесь сшивают воедино истории и сказки, ещё больше усиливая контраст происходящего. В этой части будет задано много важных и сложных вопросов, большинство из которых останутся без ответа. Внимание читателей смещается с уже полюбившихся героев на окружающий мир, в котором этим героям приходится жить. Трое героев, Петро, Егор и их сестра Марина, оказываются втянуты в бурный водоворот событий, где смешались политика, искусство и новые технологии. В этой части Алексей Поляринов гиперболизирует некоторые аспекты нашей реальности, доводя их до абсурда. Тотальный контроль со стороны государства, постройка Великой Русской стены, запреты на всё подряд, гонения деятелей культуры – всё это есть на страницах «Центра тяжести». Есть ли это в нашем мире? Пусть каждый ответит для себя сам.

Роман написан красивым русским языком. В нём масса отсылок к различным литературным произведениям. Думаю, что я заметил далеко не все. Удачным решением было сделать вставки с различными историями, разбавляющими сюжет и акцентирующими внимание на важных вопросах. Особенно меня впечатлила история немца Бертольда Брехта, которая удачно закрывает сюжетную арку одинокого старика по прозвищу Косарь.

Итог: «Центр тяжести» – яркий и необычный представитель современной российской прозы. Он неплохо выделяется на фоне развлекательной литературы про попаданцев и суперменов-выживальщиков. На вопросы, заданные в романе, автор нам не отвечает, что в общем-то и не плохо, т.к. ответить однозначно на них крайне проблематично. Да и стоит ли? А вот роман Алексея Поляринова однозначно стоит вашего внимания.

Антиутопий я читывал множество. Но столь литературно безупречной припомнить не могу.

Условно роман можно разделить на три части.

Реалистическая. Бесподобно! Мастерское соединение бытового жизнеописания и некоей детско-таинственной составляющей. По сути, именно первая часть и заставляет вцепиться в текст, и читать не отрываясь. И этот позитивный ретроспективный заряд настолько силен, что его хватает до конца книги. Кстати, Поляринов едва ли не первый автор, чьи 90-е состоят не из чернухи, кровищи и безнадеги, а из вполне нормальных, разумеется, не без трагедий и драм, реалий.

Футуристическая. (Сам автор, устами одного из героев характеризует ее как киберпанк; хотя если он с натягом и присутствует, то находится на стыке этой и следующей частей). Гиперреалисты и мастера кода. Умельцы перформанса и хакеры. При этом художники борются с режимом, а компьютерщики на него работают.

Где-то на исходе второй части темп повествования ускоряется, а затем переходит в галоп. Что это – традиционный литературный прием, или традиционная же слабость начинающих авторов, не умеющих распределять и соотносить скорость изложения мыслей с фактурой сюжета, я до конца не понял.

Сатирическо-антиутопическая. Исчезнувший (или нет?) президент и «душение свобод». Множество сентенций типа «Когда власть набивается народу в друзья – это плохо; а когда лезет в его личное пространство – это беда», или «Чем ближе к национальному единству, тем дальше от человека». Искусственно и искусно встроенная аналогия с фашисткой Германией. Искусственно, ибо получился уже перебор с политическим пафосом на злобу дня, а искусно – ибо великолепно уложено в сюжет, закрывая одну из его линий. Нелепая (благо, минимальная) тема ласково насаждаемого буддизма. И три любопытных прогноза.

Прогноз идиотский. Введение уголовной ответственности за свист в местах массовых мероприятий, запрещение аплодисментов на них же, и заклеивания рта скотчем.

Прогноз сатирический. Строительство Великой Русской стены вокруг России, с обязательством каждого гражданина приобрести именной кирпич для нее с возможностью «персонализации» (оформления по собственному желанию).

Прогноз страшный. (О Дне Победы). «…С каждым годом содержания будет все меньше, а формы все больше. Лет через десять-двадцать, а может и раньше, когда умрет последний свидетель событий, по улицам в мае все еще будут ездить танки, а люди будут наряжаться в «солдат», покупать себе игрушечные автоматы и петь песни про Катюшу, но спроси у них, что такое «Курская дуга» – на тебя наорут и попросят не портить праздник».

Плюс четыре сказки, достойные быть опубликованными отдельно, и два главных символа романа: стена и озеро.

Я не полностью разделяю социальную проповедь/идею/смысл романа и политические взгляды автора. Но литературных достоинств книги это не умаляет от слова «совсем». До оценки «почти гениально» не хватило какой-то малости. Или не вовремя повысился мой и без того не низкий уровень вредности)))

Думать про эту книжку интересней, чем, собственно, её читать. Читать «Центр тяжести» вообще не очень просто — и дело не в том, что начинается он, как типичный роман воспитания о мальчике из Ростовской области, потом превращается в историю о травме, а заканчивается антиутопией, что ли, или чёрт знает, как это назвать. Смена жанров замедляет чтение, но бывало в этом смысле и пожёстче: «Ожог» Аксёнова, например, или 14-я глава «Улисса». Скорее глаз цепляется за какую-то внутреннюю неправильность самого текста, расположения слов на странице. Паззл сошёлся на сцене, где бывший советский инженер (а дело происходит уже в 90-е) говорит двум школьникам:

- И потом я сказал себе: «Эй, эти парни не просто шпана... Эй, я тоже должен поговорить с этими пацанами, вправить им мозги»

Бог с ней с тавтологией — советский инженер просто не мог такого сказать. Или точнее — так в русской литературе сказать не мог никто; что в XIX веке, что у Сорокина не найти приёма с малость раздолбайским внутренним рассказчиком, не найти мысленного монолога, начинающегося со слова «эй». «Центр тяжести» не кажется русским романом, его как будто ураганом принесло на наши головы откуда-то из Канзаса, и в анамнезе у автора явно условные Гибсон и Тартт вместо Трифонова или Стругацких. Герои сначала живут в деревне, но догадаться об этом можно только по упоминанию каких-то абстрактных полей, здесь нет и намёка на влияние деревенской прозы; они вроде как ходят в школу, но в отличие от огромного пласта советской литературы про детей школа вообще не играет никакой роли в их жизни; старшеклассники в провинции отмечают Хэллоуин, нарядившись в Макмёрфи, Рипли и Пеннивайса. Продолжать можно долго, скажу просто, что в конце концов не удержался от эксперимента и дал прочесть друзьям (все филологи, прости Господи) пару страниц, не называя имени автора. Никто не догадался, что книжка отечественная.

Всю дорогу меня, само собой, страшно волновало, специально это всё или само получилось. Оказалось, специально: Поляринов честно признаётся в интервью, что хотел написать американский роман на русском, чтобы про современность, с твистами и нестандартной формой. Well done, но самое смешное, что лучшие куски в романе выполнены в совсем другой манере — сказки матери главного героя больше всего напоминают каверинские поздние вещи типа «Лёгких шагов», осенние, щемяще-радостные. Совершенно советские сказки и становятся центром тяжести романа, островом человеческих ценностей посреди нового дивного мира, в котором одни выросшие дети строят систему тотального цифрового контроля, а другие пытаются вырваться за пределы недавно построенной Великой русской стены.

Поляринов не мог добить роман пять лет, по ходу дела несколько раз менял замысел, но в итоге у него вышла книжка, ну, не скажу умнее его самого, но явно менее однозначная, чем планировалось.

И вот что-то подсказывает, что Аксёнов всплыл здесь не зря (хоть и, клянусь, случайно), тот тоже был большой «штатник» и воровал у Сэлинджера с Воннегутом, как может себе позволить только большой писатель. «Центр тяжести» это как если бы Василий Палыч начал без комсомольского разбега сразу с «В поисках жанра». И хорошо — поиски всегда интересней их финала.

Его истории напоминали лоскутные одеяла – причем рассказ обычно строился так виртуозно, что швы между ложью и правдой были совсем незаметны. Он любил приврать и приукрасить, но при этом жутко обижался, когда люди подвергали сомнению его россказни.

Уже несколько дней думаю над тем, как лучше написать рецензию. Ведь, признаюсь сразу, приобрела роман совершенно спонтанно! Наверно лучшее решение моего внутреннего читателя) Очень редко попадаются книги, про которые хочется сказать — да, это мое! Особенно учитывая, какие оценки ставлю)

Сначала у нас детство в девяностых, а потом – нейросети, тотальная слежка, шарфы-уильямгибсоны и бегство из страны, захваченной птеродактилями в погонах.

Центр тяжести — роман, который говорит с читателем о важных вещах. Знаете, о дебюте Поляринова не достаточно сказать — нравится и все, надо как-то аргументировать, привести примеры. Правда заключается в том, что суть не передать словами, также как и внутренние ощущения:

– У тебя такого никогда не бывает? – спросил я. – Вот ты хочешь что-то сказать и так сильно боишься сказать глупость и разочаровать человека, что просто молчишь, как дурак. Ну, то есть как дура. Ой, прости. – Я нервно размахивал руками, пытаясь выразить свою мысль. – Моя мама называет это «внутренний цензор». Такой голосок внутри головы, твой самый жестокий судья, сноб, который тщательно следит за твоими словами и высмеивает, и стыдит тебя всякий раз, когда ты лажаешь.

Чего только в ЦТ нет, но такая смесь пришлась по-душе. Да, были и провисающие моменты, но и фиг с ними! Главное, что в книге затронуты важные моменты, и я практически не бухтела! )

– Видишь этих людей? – говорил он Андреасу. – Запомни их. И запомни вот что: люди, идущие строем, всегда идут не туда. Чаще всего строем не “идут”, а уходят – от здравого смысла. Национальная идея – миф, обман, и очень удобный; ты просто вливаешься в толпу и чувствуешь себя частью чего-то большего. И в самом деле: зачем мозги, если есть национальность? Главный соблазн объединяющей идеи в том, что она не требует ничего, кроме покорности, но многое дает взамен – чувство неодиночества и безусловной правоты.

Люди в толпе все делят поровну, даже эмоции, – и в этом проблема. Если человек совершил подлость – ему стыдно. Если подлость совершили два человека – их стыд делится на двоих. Но если подлость совершают миллионы – это хуже всего: ведь разве можно почувствовать одну миллионную стыда?

Никогда не пытайся разделить стыд – ни свой, ни чужой.

Стыд неделим. Запомни это.

Тяжесть центра

Тяжело пожатье каменной его десницы

Алексей Поляринов нынешней осенью очень на слуху. О нем много говорят (все, кто есть кто-то). Интеллектуалы по достоинству оценили перевод «Бесконечной шутки» Уоллеса; читатели ждут «Риф» с легкой руки Галины Юзефович; широкая публика могла слышать о нем в «Вечернем Урганте» (Ваня, по примеру Опры, завел свой книжный клуб). Я не оригинальна и тоже жду «Рифа», прочитав начало,даже и с нетерпением жду.

Почему бы прежде не составить более полное представление об авторе по ранним произведениям — подумала. И стала читать «Центр тяжести». Да, книга хорошая. Нет, легкой не назвала бы: и затронутыми темами, и манерой подачи материала это скорее выход из зоны комфорта — пятьсот ее страниц воспринимаются как восемьсот. Очень необычная структура, прежде с такой не доводилось сталкиваться: повествование ведется попеременно от лица детей одного человека, математика, который подавал большие надежды в юности, да так и не стал знаменитым.

Родители играют серьезную и неоднозначную роль в повествовании. Для меня осталась загадкой фигура отца, паганелистого неприспособленного к жизни кабинетного ученого по фамилии Портной, который всю жизнь говорит со смешным эстонским акцентом, строгает от невостребованности кривоногие табуретки у себя в гараже, полируя житейскую неуспешность, неустроенность и никчемность на фоне яркой красавицы жены алкоголем, и вдруг внезапно оказывается разбивателем сердец. Заводит новую семью на стороне, оставляя в прежней двух мальчиков, и с момента ухода как-бы совершенно вычеркнув их из памяти. Позже точно так же поступит со второй женой и дочерью. Больше того, умудрится исчезнуть со всех радаров, что в наше цифровое время сложно. А уже ближе к финалу мелькнет упоминание о нем, как об отце-основателе сверхцифровой структуры, российского аналога силиконовой долины «вне политики, вне конкуренции».

С мамой проще, оговорюсь — с мамой мальчиков. Второй жены, красивой синхронистки, здесь будет очень мало, буквально только то, что расскажет о ней в свой черед Марина, дочь от второго брака. Нина, напротив, выступит соавтором или даже основным автором книги, которую мы читаем. Черновики ее неоконченного романа (никогда ничего не умела довести до логического завершения — так сама о себе думала) написанного от имени сына, найдет старший, Петро, станет приводить в порядок, и он же придумает эту необычную чересполосицу сменяющих друг друга монологов: Петро, Егор, Марина.

Так вот, мама сначала талантлива, взбалмошна, избалована вниманием и недовольна мужем, не оправдавшим надежд. Потом с тем же энтузиазмом, какой прежде доставался ему, принимается за старшего сына, затем за младшего, после переживает горький опыт брошенной с двумя детьми женщины, пишет и даже издает книгу сказок, которая проходит незамеченной. Вырастив и отпустив во взрослую жизнь детей, утрачивает интерес к жизни, впадает в клиническую депрессию и приобретает зависимость от наркосодержащих препаратов. От которой сыновья совместными усилиями спасают ее. И обретает второе дыхание, внезапно став культовым автором, чьи произведения политическая оппозиция поднимает на знамя борьбы с застойным режимом. Не чересчур? В самый раз, все это динамично, необычно и очень, как бы сформулировать — честно.

То есть, воспринимается как совершенная правда, вообще, с биением живой крови в жилах персонажей у Поляринова никаких проблем. Он ни разу не стилист, языковыми изысками не поражает, пишет просто, но кто написан, тот уж живет, со всей нелепостью, несуразностью и непоследовательностью поступков. Сделаю обзор основных персонажей и скажу несколько слов о главных темах, что-то уж очень растеклась мыслию.

Петр (Петро) старший сын, куча комплексов, очень близок с матерью, что не мешает порой люто ее ненавидеть. Пройдя школьный опыт нелегкой интеграции, обретает друга на всю жизнь. Талантлив к языкам, поступает в МГУ, где снова встречает школьного товарища, с которым в детстве уже вляпывался в неприятности, ведя расследование в стиле «Кортика». Работает в оппозиционном СМИ, в период политической реакции окажется в очень сложном положении.

Егор, младший, невероятно талантливый мальчик со внешностью миниатюрного белокурого ангела. В детстве подает большие надежды в игре на фортепиано, позже переключается на программирование. Цепью неприятных обстоятельств оказывается завербован конторой, создает систему тотальной слежки «Кусто» (мечтал быть океанологом, Петро, кстати, антропологом). Имеет неприятности со стимуляторами, осознав, что сотрудничает с деспотическим режимом, пытается взломать систему,оказывается вне закона.

Марина, дочь от второго брака, «Точка» — эстонский акцент отца. Все детство пап читает ей сказки из книги первой жены, в пятнадцать лет первая любовь к лучшему парню на свете заканчивается групповым изнасилованием, после чего надолго утрачивает интерес к отношениям и жизни вообще. Обретает заново, познакомившись с талантливым реквизитором девушкой Сашей, которая и выводит из тени забвения персонажа странной нининой книги сказок Графта, делая его символом сопротивления.

В качестве протестных акций Саша использует сюжеты из той книги,воплощенные в арт-объектах современного искусства. Поляринов вообще очень хорош с инсталляциями, перфомансами и всякими такими вещами,в его «Рифе» современное искусство тоже будет играть значительную роль. Вот, пожалуй, и все. Умная интересная книга с необычной структурой, оммажами ко многим культовым вещам, серьезной заявкой на популяризацию современного искусства, достаточно громкой гражданственной нотой и обращением ко многим актуальным темам. Подождем «Рифа»

– А что обычно делают пацифисты? – спросил я.

– Да, в общем, ничего.

– Как это «ничего»? То есть если я весь день лежу на диване и ничего не делаю – я пацифист?

– Нет, если ты весь день лежишь на диване – ты лентяй, а не пацифист.

Ясный, тщательно написанный роман. Первая часть, про поиски школьниками Третьего озера, отличная. К сожалению, больше особых достоинств нет. Киберпанк, в основном, сводится к магически всемогущим нейросетям и «большой брат лезет сапогом в личное пространство» (говорит ли книга что-то новое о взаимодействии технологии и общества? нет), антиутопия — к незамысловатому противостоянию «уличных художников» и картонного президента, который не может правильно выговорить «Алигьери», с двумя тюремными сроками в анамнезе. Вообще, очень удачно (для автора), что оппоненты главных героев тупы и немотивированно злы. «Если, конечно, их можно назвать людьми», буквально. Все на что их хватает в противостоянии «талантливым перфомансам» — запрещать хлопать в ладоши. На этом фоне неплохо смотрится авторское предупреждение про «промолчи и придут за тобой» и прочий нарастающий фашизм. Прямая отсылка к веймаровской Германии и Гитлеру — в наличии, разумеется (помогает ли книга как-то разобраться в современности? нет). Впечатление, что написано старательным подростком.

Хотя прочитанный ранее «Риф» в целом оставил у меня смешанные впечатления, то, как автор складывает слова в предложения, мне понравилось, и захотелось продолжить знакомство с его текстами.

«Центр тяжести» оказался, как ни странно, поинтереснее «Рифа» (правда, тут ожидания были меньше), и куда более всеобъемлющим. Последнее – для меня обычно негативная характеристика, я редко с интересом читаю сагообразные произведения, но здесь внезапно получилось удачно. Может потому, что широта охвата совмещается с отсутствием глубины, но все же.

Начало книги – это совершенно классическая детская повесть. С приключениями, дружбой, загадками и теплыми летними днями. Кажется, похожих, теплых и светлых книжек, я читала в детстве десятками. А потом герои становятся взрослыми, повествование обрастает персонажами, темами, жанрами и размышлениями о всем подряд, а атмосфера становится (по моему субъективному мнению) совершенно пелевинской.

Несмотря на то, что размышления автора о современности, и особенно о политике, во многом грешат инфантильностью, попытку изобразить современный (абсолютно современный, вот прям сегодняшний) мир можно считать удачной. Отдельный плюс – страницы, посвященные современному искусству, как части мироощущения.

Причем, мне понравился и угол зрения. Не в том смысле, что я разделяю авторский взгляд на вещи (скорее, даже наоборот), а в смысле «здравствуй племя младое, незнакомое». Во время чтения меня постоянно преследовало ощущение, что автор ее – не только человек категорически другого поколения (хотя у нас разница всего в 10 лет), но и с принципиально иным бэкграундом («Шишков, прости»). И это чувствуется буквально в каждой строчке. Вот ни разу до этого не читала книг (а я читаю немало), где разница менталитетов была бы столь значительной.

Из минусов – меня очень раздражали вставки унылейших и откровенно плохих сказок, которые должны были внести элемент метафоричности, многозначности и прочей мудрости. Не внесли.

Если сравнивать с «Рифом», то структура романов в обоих случаях очень похожа. Начинается все с прекрасно написанного реалистичного кусочка из времен СССР (и каждый раз жалеешь, что он заканчивается), а потом идет перескок в современность, повествование ныряет в винегрет историй, персонажей, обрывков мыслей, некоторое время в нем мечется, и там и застревает.

Но слог очень хорош. Этого не отнять.

Несвязная бредятина. Первые звоночки прозвучали ещё в начале, где автор вроде бы начал рассказывать интересную историю неплохим языком, но с дырами в сюжетно значимых местах, далее же ему, очевидно, не хватило умения историю продолжить или закончить и сразу после завязки он начал пороть чушь, нарезанную на мелкие эпизоды (классический графоманский приём, книжный аналог клипового видеоряда). Дочитывал через силу. Впрочем, как мне кажется, автор сможет написать нормальную книгу, если потренируется.