Джин Вулф «Домашний очаг»

Расширенная версия — https://bit.ly/3eUKSl5

Протагонист (роман написан преимущественно от третьего лица, но повествование обильно прослоено отступлениями) Скип, адвокат по профессии, ждет возвращения своей возлюбленной Шелль Си Блю (пишется Chelle Sea Blue, но произносится как «раковина из моря синего») с поля боя в космосе. Девушка завербовалась на войну еще двадцать пять лет назад, но благодаря релятивистским эффектам просто skip'нула весь этот промежуток, за исключением полутора-двух годков субъективного времени, и летит обратно на Землю во всем блеске своей молодости и красоты, как Мастер Оружия, увенчанная армейскими наградами, чтобы провести с мужем отпуск на Карибах. Скип не нуждается в деньгах и делает Шелль своеобразный подарок, приурочив к ее возвращению пересадку в новое тело виртуального конструкта личности её давно умершей матери.

Язык Вулфа с годами, казалось, утратил четкость, метафоричность и чистоту образов, какими славились его книги о далеком будущем: фэнтези-романы о «Рыцаре-чародее» даже близко с ними не стояли. Но тут Старый Волк опять в хорошей форме. Эксперименты с тканью повествования чем-то напоминают Кристофера Приста и, как ни странно, Германа Гессе.

Предмет изысканий Вулфа — не сюжет, но техники и приемы нарратива как такового, его деконструкция и воссоздание на новой программной основе; интертекстуальность книги даже избыточна, и для первого ознакомления с Вулфом «Домашний очаг» не подойдет. Это проза преимущественно диалогическая, личности героев исследуются через их высказывания и «распаковку» произвольно избранных личных идентификаторов, а не с позиции всеведущего и всемогущего автора. Их отношения даже нельзя назвать семейными, да Вулф и не использует термин «жена»: вместо него он предпочитает применять слово «контракта».

Круг проблем, поднятых в книге, в принципе мало изменился со времени «Пятой головы Цербера»: Вулф пишет о любви и смерти, утрате и обретении себя, мимикрии и зомбировании личности, скрещивании искусственного и естественного интеллекта (примеры: воскрешенная мать Шелль, воплощенная в женщине по имени Вирджиния, столь же мало соотносится со своим оригиналом, Ванессой Хеннесси, как Мистер Миллион — с Джином Вулфом, но незаметны эти различия только членам ее семьи; тело и разум Шелль сильно пострадали на войне, привычки, в том числе сексуальные, претерпевают все более странную и местами грозную метаморфозу).

Не удержался он и от мрачных экополитических прогнозов: ко времени прилета Шелль Евросоюз (или то, что называется этим термином) в значительной степени подконтролен законам шариата, Россия и некоторые азиатские страны, как у Оруэлла, объединены в сверхгосударство, истощение земных ресурсов достигло предельной точки, широко используются парусная тяга морских кораблей и мускульная сила фактических рабов, скорость передвижения на частном транспорте ограничена значением 35 км/ч, а на общественном — вдвое большей величиной.

Как при этом земное общество сумело добиться столь значительных успехов в освоении космоса и бытовой электронике (личностные конструкты запросто скидываются на мобильники, космические корабли летают на околосвете) — я так и не понял, хотя пытался. Это придает изображаемому миру некоторую дразнящую искусственность... как если бы это была виртуальная реконструкция.

Печальная, мрачная, местами переусложненная до вычурности, но сильная книга, напоминающая текстовую расшифровку аудиодневника чужих снов, из которой вымараны армейскими цензорами мгновения перехода от яви к грёзам и обратно.

Ведь даже имя планеты, за которую сражается с безликими инопланетянами (а инопланетяне ли это?) Шелль, может быть прочтено двояко. То ли это Йоханна, колонизированная выходцами из скандинавских стран. А то ли Геенна... Мало ли какие метаморфозы могли претерпеть письменные европейские языки в мире, который перестал быть плоским и глобальным? Ведь обычные правила здесь не действуют. Ты есть То, что ты читаешь.

Номинант Мемориальной премии Джона Кэмпбелла 2012 года.

Неоднозначный сюжет и впечатление такое же -разное. С одной стороны- захватывающее чтиво -детектив. Но детектив должен быть дотошен до мелочей- здесь этого нет. Это к тому, что если фантасты начинают писать детектив, то не всегда классно получается. Многие детали, да даже и не детали, а мотивы, повисли в воздухе. И в финале не обнародованы, хотя вот такая недосказанность более подходит к фантастике на размышление.

Взят приём, заимствованный у Лема «Возвращение со звезд» — на основе(гипотезы пока) теории относительности о разно текущем времени в Космосе и на Земле — возвращаются космонавты молодые, а здесь прошли десятилетия- целая социальность перед автором- только распиши поярче. Не совсем удалось.

Стиль , присущий Вулфу — перепрыгивание через события, которые прошли, на них ссылка, что читатель прочитал -а он их не мог прочитать, так как автор просто не написал.

Ранее не понимал, но уже к Вулфу привык. Такой же Брин.

Мир терроризма. Мир контрактов для создания семьи. Мир звездных войн, только нелогичный вариант избрал автор — используя теорию относительности всякие войны за обладание чужими планетами бессмысленны. Можно было бы использовать гиперпространство, но тогда бы замысел не реализовался на разнице философии поколений.

В целом — захватывающе, но не ШЕДЕВР.

К сожалению, в биографии почти любого писателя наступает момент, когда приходится вздохнуть и сказать: «Мда, похоже, дедушка исписался и вышел в расход». Джину Вулфу уже за 80 – возраст более чем почтенный – но от этого констатация факта, что один из гениальнейших писателей последнего столетия больше не может считаться таковым, не становится менее печальной.

На первый взгляд «Домашний очаг» выглядит добротно сделанной «мягкой» фантастикой среднего прицела. Люди колонизируют планеты близлежащих звёздных систем и сражаются с не появляющимися в кадре инопланетянами, в то время как на Земле из-за исчерпания природных ресурсов по дорогам катаются медленные машинки на солнечных батареях, а по морям плавают гигантские 8-мачтовые парусники. Вследствие глобализации на Земле осталось три полноценных державы – Североамериканский союз, единая Европа и Остазия, находящиеся в состоянии перманентной холодной войны. Капитан Очевидность подсказывает, что что-то подобное мы уже видели году в 1984-м, но почему бы и не процитировать классику. Проблема не в этом.

Интриги и сюжетные закруты, как и обычно у Вулфа, присутствуют в количестве – холмсовские загадки в духе «Так кто же всё-таки убийца», слияние и расщепление личностей, люди-роботы и роботолюди. Тем не менее, книгу еле удаётся дочитать до конца – и вот почему.

Джин Вулф никогда не скрывал, что его политические взгляды находятся немного правее Атиллы, вождя гуннов. Но ни в одном романе, ни в одном рассказе за более чем полувековую карьеру он не писал политические памфлеты и не скатывался в айнрэндовщину – никогда, до этого момента. А в Home Fires старика как будто прорвало. Тут и брюзжание на тему того, что святость церковного брака сменили гражданские контракты. И негодование по поводу расплодившихся унтерменшей, которые существуют на социальное пособие и минимальную зарплату, чем мешают жить нормальным людям. И даже практически списанные из агиток Республиканской партии страшилки та тему того, что глобальное бесплатное медобслуживание выливается в многомесячные очереди к любому врачу по любому поводу. Разумеется, Вулф – не Рэнд, и его литературный талант никуда не делся – эти социальные комментарии упоминаются как бы между делом, но по тому, насколько аккуратно они прописаны, и как любовно обсасывается лейтмотив «довели страну (мир) демократы проклятые», становится видно, каков был основной стимул для написания этого романа.

«Домашний очаг» – первая осечка у великого писателя, книга, написанная в нелёгкий период жизни (Вулф недавно перенёс тяжёлую операцию на сердце), поэтому пока я не теряю надежды на то, что маэстро вернётся на коня (на 2013 год обещана новая книга). Но на данном этапе – это провал. Пока что остаётся перечитывать циклы про Брийю и Латро, да с ностальгией вспоминать те десятилетия, когда имя Джина Вулфа было синонимом одного из лучших, да что там – лучшего в мире писателя.