Михаил Елизаров «Земля»

Люблю Елизарова, даже после прочтения романа «Земля». Ну что можно сказать? С первых страниц роман напомнил мне почему-то повесть «Ногти» и некоторое время продолжал напоминать, но потом... Потом стало скучно, хотя всего можно ожидать от Елизарова, но только не скуки. Слишком много философии, словно автор просто переписывал учебники по философии. Вроде слова умные, а все так банально и местами глупо. Вот «Библиотекарь» — под оберткой боевичка скрывалось значимое и настоящее — люди, прошлое и настоящее, ностальгия по утраченной Родине, идея, мужество, предательство и героизм. Впервые после Елизарова ощущение, что лучше бы не читал. Но надеюсь, что автор еще напишет свой лучший роман. Как-то так.

Эй, гражданина! Ты туда не ходи — ты сюда ходи. А то снег башка попадёт — совсем мёртвый будешь... (Василий Алибабаевич)

Тема смерти настолько же знакома и актуальна для каждого человека, насколько и его собственное рождение. «Случайное начало и неизбежный конец» — так охарактеризовал человеческую жизнь один из персонажей трилогии Сергея Снегова «Люди как боги». Абсолютно точная и исчерпывающая формулировка! Действующая, по крайней мере, до тех пор, пока не будет изобретено лекарство от смерти или какие-то иные варианты пересадки человеческой личности в другое тело. Потому что когда мы говорим о смерти, то, прежде всего, имеем ввиду исчезновение, прекращение, уход человеческой личности (вместе со смертью материально-физиологического тела). Недаром ведь в ситуациях, когда тело человека продолжает жить, т. е. выполнять практически все физиологические функции, но при этом сознание отсутствует, то наблюдающее за таким человеческим останком врачи рано или поздно поставят вопрос о прекращении поддержки жизни в физиологизирующей оболочке. Однако такие случаи крайне редки, а чаще всего все мы сталкиваемся с ситуацией, когда кто-либо из нашего окружения — близкий или более отдалённый родственник, знакомый или просто случайный человек, попавший в поле нашего внимания — уходит из жизни тем или иным способом. Причём в контексте этой книги неважно, естественная смерть пришла к умершему, или он каким-то иным способом перешёл в мир иной и попал в категорию усопших. В любом случае — появляется мёртвое тело и возникает необходимость выполнения похоронного обряда...

А на кладбище так спокойненько, Ни врагов, ни друзей не видать, Все культурненько, все пристойненько — Исключительная благодать (из песни)

Но это что-то я сразу быка за рога взял, а ведь началась книга вовсе не со смертей, а наоборот, со знакомства с нашим героем, с простым русским пареньком по имени Вова с оригинальной фамилией Кротышев (никогда не встречал людей с такой фамилией, Кротовы были, а Кротышевы — нет). И, как водится, сначала мы просто живём детство детское, мотаемся туда-сюда по стране вместе с родителями (такая вот планида выпала Кротышевым) и понемногу растём. А более-менее по-настоящему (детсадовские игры практически не в счёт) наш герой сталкивается со смертью в довольно раннем своём возрасте: умирает бабушка — ситуация весьма распространённая и совершенно естественная — люди как родятся, так и помирают, ничего необычного. А вот приобщение к теме уже едва ли не на уровне некоего посвящения происходит при подростковом ночном кладбищенском приключении — кто из мальчишек не проверял себя и своих приятелей ночными походами на кладбище и выполнениями там тех или иных «решительных отважностей и геройских смелостей»!

Два солдата из стройбата заменяют экскаватор (солдатское)

Да-да, а потом армия, и служба в «войсках стратегической обороны», то бишь в ВСО, или ещё проще — в стройбате. Лопата–лом–кирка — вот и всё техническое оснащение военного строителя, не имеющего на момент призыва никакой более-менее строительной специальности. Плоское катаем, круглое таскаем. И копаем от угла и до обеда (а то и до заката и далее). И тут первый опыт самостоятельного изготовления последнего человеческого пристанища размерами 1х2х2 (в метрах). Вот эта армейско-стройбатовская глава, между прочим, и для всей книги, и конкретно для всей дальнейшей судьбы нашего визави определяющая и важная во всех отношениях. Всё-таки, как ни крути, но до службы в армии пацан всего лишь пацан, а два года солдатской лямки (тогда служили ещё два полновесных года — «сто две бани», как говорили в нашей довольно северной бронекопытной части) всё-таки так или иначе, но меняют мальчишескую стать на мужскую — знаю не только в абстрактном размышлении, но и по самому себе — пришлось нам с супругой наново привыкать друг к другу после моего дембеля в маю. Вот и Володя тоже получил нехилый жизненный опыт — научился устаканивать отношения с людьми разного калибра и веса, ну, а о наращивании мышечной массы и говорить не приходится, кубометры вынутой и перекантованной земли и бетона частично перемещаются в зону бицепсов-трицепсов и материализуются в виде кубиков брюшного пресса, и делают рельеф твоей мускулатуры более выразительным и бугристым, а хватку ладони каменной, как рукопожатие статуи командора.

У попа была собака, он её любил. Она съела кусок мяса, он её убил. И в землю закопал, и надпись написал: У попа… (народное творчество)

А вот дальше, собственно говоря, уже началась и вся основная песня, а всё что было до этого, было просто запевом. Потому что прихотливая судьба столкнула Володю лицом к лицу со своим сводным старшим братом от первого брака отца — парнище оказался ражим детиной с солидным опытом выживания-приспособления-существования как в постперестроечно-бандитских реалиях, так и в тюремно-лагерных «посиделках». И пошла основная чехарда метаний и мотаний по разным бюро, конторам и комбинатам похоронно-ритуальных услуг. Хотя на самом деле вместо услуг просто нужно подставить слово «бизнес» и всё сразу встанет на свои места. Потому что основным и главным смысловым содержанием всех этих заведений и заведований является отъятие более-менее законным способом у всех попавших в их сферу интересов и внимания лиц дензнаков. И поскольку деньги тут крутятся немалые, то конечно же возникает острая и жёсткая непримиримая конкуренция между всеми притязающими на роль последнего посредника между миром живых и царством мёртвых. И некие не слишком благовидные поступки Володи начинают гонять его из рук в руки, от одних гробовщиков к другим, от одних сильных мира сего к другим не менее сильным — и те и другие сильны только лишь своими связями и влиянием, ну и толщиной денежного бисквита во внутреннем кармане своего пиджака. Все эти метания и мотания каждый раз связаны с какими-то приключениями и происшествиями, бугры Володиных мышц постоянно находятся в действии и казалось бы, всё это напоминает банальный гангстерско-постсоветский романчик на тему острой критики, сатиры и юмора всего того, что творится на стыке этих двух миров и пространств — мира живых и мира мёртвых.

После, когда Сарпедона оставит душа, повели ты Смерти и кроткому Сну бездыханное тело героя («Илиада», XVI 454)

Однако есть одно «но». Многим более-менее образованным и просто начитанным людям безусловно знакомы термины танатофилия и танатофобия, да и просто понятие Танатос сразу вызывает у них вполне определённые ассоциации и вытаскивает из глубин их памяти и образования знания об этом. Ибо отношение людей и человечества к смерти всегда было весьма особенным и порой весьма вдумчивым и специфичным. Размышления о некросфере, потустороннем мире, о влиянии смерти и о постсмертной «жизни» усопшего, о тех местах, куда отправляются души умерших и об их дальнейшей судьбе всегда занимали род людской — ибо никого не минет чаша сия и каждый вне зависимости от чинов и званий персонально и единолично рано или чуть позже столкнётся лицом к лицу с ситуацией умирания (правда, свою смерть так никто и не встретит, ибо пока ты жив, то и смерти нет, а когда умер, то уже не осознаёшь этого прискорбного для тебя факта). И именно на этих размышлениях и рассуждениях и построены многие религиозные доктрины, целые культурные пласты, культовые верования и обряды. И помимо всяких официальных организаций имеются и разные неформальные группы и секты, субкультуры и модные течения, занимающиеся как раз всякими вот такого рода досмертными, предсмертными, смертными и послесмертными обрядами и ритуалами. Порой весьма причудливыми, а иной раз и смертельно опасными для вовлекаемых в них людей. Припоминать и перечислять всякие такие штучки-дрючки можно долго — тут вам и хитроумные гадания, и наговоры-заговоры, и разные культовые собрания с действиями самого широкого профиля (смерть петуха и изощрённо-извращённые сексуальные манипуляции вовсе не исчерпывают диапазон — и сразу на ум приходит совершённое в не слишком давние времена в наших мелких районных реалиях ритуальное убийство на кладбище — чел возомнил себя неким мессией и просто следовал Зову).

И вот этого всего в книге тоже довольно много. И читатель романа много чего может и познать, и понять, и увидеть по-новому. И уже, может быть, иным, более внимательным взглядом будет смотреть и на кладбище, и на посещающих его в разное время суток людей, и замечать разного рода надписи и рисунки на надгробиях, ну и все прочие символы и знаки — кто книгу прочитал, тот поймёт, что я имею ввиду и на что именно намекаю.

Да, вот такая существенная и немаловажная особенность. Поскольку круг общения Володи довольно специфичен и практически все живущие в книге персонажи имеют свои яркие характерные черты и особенности, то и речь их довольно причудлива и весьма цветиста. Ну, т. е. обычные русские непечатные, однако общеупотребительные слова и выражения не только иногда встречаются в тексте, а порой просто составляют весьма заметную часть лексикона этих людей — это они не матерятся, это они так разговаривают. А некоторые ещё и знают и вовсю используют разного рода меткие и афористические выражения и народные непечатные поговорки и присказки, придающие и этим персонажам и их речи особый колорит (помните прапорщика Шматко из сериала «Солдаты»?).

Поскольку наш герой — молодой и вполне дееспособный парень с высоким сексуальным КПД и многочасовым фрикционным потенциалом, то, конечно же, в книге довольно много и секса, траха, перепихона и прочего «туда-сюда-обратно». Однако автор вовсе не ставит описание интимных сцен и эпизодов в центр читательского внимания — всё делается ровно настолько, насколько это необходимо для более полного и глубокого раскрытия образов героев и персонажей книги и проникновения в их сущности и сучности. Да мы и сами по молодости лет выдавали на гора и бессонные ночи, и потёртости в некоторых выдающихся во всех смыслах местах — чего уж там, все мы были молодыми наездниками и наездницами :-)

Одновременно тяжеловесно и местами захватывающе . С нетерпением ждешь очередных сцен и диалогов с Гапоненко (это конечно что то с чем то , некоторые вещи не знал и даже записал)) ради которых в общем то сцепив зубы дочитал сей шедевр до конца. А вот философско-эзотерическую кашу занимающую две трети текста хочется пропустить (перескакивал целые абзацы не читая и немного потерял).

В целом одна крупная форма у автора за 10 лет как бы намекает... Фрукт явно перезрел и если в некоторых местах вкус просто изумительный то в целом все остальное немалое его пространство занимает приторный крахмал, проглатывать или выплевывать который это уже личное дело каждого читателя. Сократив и выпустив его пораньше скажем так в году 2015 том автор совсем бы ничего не потерял а приобрел и в рейтингах и оценках критиков.

у меня на данный момент, пожалуй три русских автора которых читаю и жду... было

Сорокин самый любимый, Пелевин- ежегодная периодика. пока читаешь наслаждаешься, прочитал и уже не вспомнишь что из какой книги ибо все то же самое. И наконец Елизаров, самый «разнообразный»

земля. впечатление от книги по синусоиде до средины все прекрасно и по нарастающей, а потом все ниже и ниже. все одно и то же, бесконечные повторения ситуаций и реакций. ГГ начинает подбешивать своим соплежеванием. все персонажи застывают в своих ипостасях описанных при знакомстве с ними. к чему по сто раз расписывать «мертвую» Алину «мятежного» Вову и «быковатого» Никиту ,который был слит в средине в никуда, как и история с часами так удачно начавшаяся.

все это разбавляется «философией смерти» и чтобы соответствовать «переосмыслению русского танатоса» в конце книги мы читаем все тоже самое еще раз одним сплошным текстом, уже хочется забросить всю эту «смертельную мыльную оперу», но вроде как надо добить.

а в итоге? добивать то не чего, это типа только затравочка....

зачем столько страниц ? к чему все это?

Шедевр однозначно, вынос мозга при прочтении, особенно в финале романа, который предполагает второй том. Поставил 9 из-за открытого финала романа. Спасибо, Михаил Юрьевич за огромное удовольствие от вашего творчества.

Надеюсь лишь, что осилившим всю метафизику смерти вышлют «нестеровский» диплом бакалавра со специализацией в области загробного дела и туризма.

Пространный и странный роман, особенно равняясь на предыдущие работы автора. Книга, начинающаяся как драма маленького человека-неудачника, который в полной мере жанрово-тематического классификатора имеет тэги становление-взросление, превращается в псевдофилософскую притчу про смерть, как единицу жизни. Правила жизни затюканного троечника: стать отличным бойцом, хорошим любовником, попасть в тайное общество, точнее даже не общества, а … ну в общем гаррипоттер околопосмертного мира. Остаются открытыми почти все сюжетные линии, как правильно заметили фантлабовцы на этой странице, произведение просит второй части или даже трилогии, но без анонса теряет интригу и понижает градус удовольствие от прочтения. Зато закрытие личных гештальтов (любимое словечко в романе) автора обеспечено.

АНТЕЙ ИЛИ МЕРТВЫЕ СРАМУ НЕ ИМУТ

...Я приложил Некрономикон к уху.

И запредельный космический Хаос

Заговорил со мной голосом Ктулху...

До сих пор не имела опыта знакомства с сочинениями Михаила Елизарова, всякий раз, как собиралась прочесть что-нибудь, находился человек. который говорил: «Не делайте этого, если вы себе не враг». Брала книгу другого писателя, на время забывая о намерении спознаться с елизаровским творчеством. Однако в этом году, когда «Земля» фаворит Нацбеста — пришла пора. Нет, она не влюбилась, но и не так страшен автор, как его мамлюют.

Нормальная крепкая проза, не производит впечатления маргинальной, несмотря на то, что в качестве объекта изображения выбран пограничный, во всех возможных смыслах, похоронный бизнес. Русская литература, в отличие от западной, к кладбищенской теме не часто обращается. Я теперь не о криминальном романе и не о жутиках, все-таки имею в виду серьезные книги. Кажется только у Золотухи в «Свечке» есть недолгий, среди мытарств героя, период кладбищенской жизни.

Отчасти вопрос ментальности, всегда коррелирующий с имущественно-денежной сферой: в западной традиции боль от ухода близкого человека частично компенсируется видами на наследство, в России на первый план выдвигается: «хоронить на что?» Светлого восточного приятия смерти, даруемого буддизмом, мы тоже лишены. Как дети, чье понимание посмертия законсервировано на стадии: «тишина. И мертвые с косами стоят»

В этом отношении «Земля» правильная и своевременная книга. Надо уже потихоньку взрослеть. И хорошо выстроена: отчасти семейная сага, но без немыслимых экскурсов во глубину сибирских руд; частью роман взросления, тоже без ненужных рефлексий: немалая доля производственного романа — и это хорошо. Никогда не пойму отношения к литературе, описывающей труд, как к ублюдку соцреализма. Работа — немалая часть жизни, посредством которой человек самоутверждается и реализуется, выстраивает отношения в социуме, завоевывает и подтверждает статус, да зарабатывает, в конце концов.

Вот отношением к тому, что жизнь заставила делать, герой меня и купил. Владимир Кротов, не поступивший в институт, ожидаемо забрит в солдаты, да не куда-нибудь, а в стройбат. Про «заменяют экскаватор» помнят даже те, кому служить не приходилось и не грозило. Нет, легко не было, но близость к земле с необходимостью перекидывать вручную мегатонны ее, не в абсурдистском ключе «от забора до обеда», а с конкретной целью, все это как-то изначально правильно настраивает на дальнейшее восприятие персонажа и его истории. Не просто не бездельник, но человек, уважающий процесс труда, гармонизирующий пространство-время посредством того инструмента, какой достался.

В христианской традиции — нести свой крест, в исламе хукукуллах, в буддизме следовать дхарме, в даосизме — дао. Заступ и лопата не хуже скальпеля хирурга или учительской указке. Просто тебе досталось это: бери, осваивай, стань лучшим. Смешно? Нисколько. И она вся такая, правильная, эта книга. Когда основание крепкое, здание можно украшать башенками немыслимых лавстори с татуированной сверху донизу Femme Fatal (Громадный!); обвешивать контрфорсами реалий похоронного бизнеса; даже горгульи и флюгеры эзотерики с психоделикой не утяжелят — выдержит.

Автор не пренебрегает ничем. В романе будет все, что вы хотели узнать о похоронном бизнесе, но стеснялись спросить; роковая любовь к роковой женщине; немыслимое количество шуток-прибауток на темы любви и смерти, (большей частью с использованием обсценной лексики), для читателей попроще, и обширный квазифилософский дискурс о смерти — для тех, что поумнее.

Печально, что со второй трети это вырождается в совокупления, перемежающиеся лекциями на темы посмертия: от технологического цикла изготовления памятника и бальзамирования до трансцендентного и трансцендентального. А к финалу вовсе прибывает балалаечной Эпифанией. Но тут уж, кто на что учился:

...Покойники – это… – Гапон поглядел на стену, словно там была написана подсказка. – Как бы, бля, поделикатнее-то выразиться? Мёртвое золото!..

У меня не создалось впечатления, что это законченное произведение. Как минимум это должна быть дилогия, а учитывая темп развития сюжета, то и трилогия. По-настоящему можно оценить произведение только после выхода следующих томов, если они будут, а я надеюсь, что они будут. Сейчас даже трудно определить жанр, вроде бы реализм, но полшага до магического реализма, мистики и постмодернизма.

Прекрасный, образный, сочный язык. Читаешь, словно смотришь неспешный фильм. Вроде бы и сильной интриги нет, а оторваться от чтения трудно. Роман скорее созерцательный, и сейчас он в таком виде лишён какого-либо смысла, кроме лицезрения жизненного пути главного героя.