Дж. М. Кутзее «Бесчестье»

Бывают книги, которые берешь в руки и чувствуешь (даже знаешь), что понравится. Не смотря на то, что это не первое издание данного романа, да и других произведений этого автора на русском тоже хватает, я познакомился с ним благодаря серии «Интеллектуальный бестселлер». Читая данный роман, понимаешь, что именно произведения такого плана и должны заслуженно получать награды и премии. Роман заставляет серьезно задуматься, ставит множество вопросов и не дает ответов. Даже само название несколько обманчиво и сначала применимо лишь к поступку главного героя, обесчестившего девушку-студентку. Далее же следует бесчестие за бесчестием в масштабе всей страны, ставшей жертвой политики апартеида. Действие разворачивается в смутные для ЮАР времена, сходные с нашими перестроечными. Главный герой у меня вызывает симпатии, потому что не увиливает от ответственности за содеянное и признает себя жертвой инстинкта, ищет себя в новом качестве (пусть даже работая в собачьем питомнике), пытается всячески наладить отношения с дочерью, ставшей жертвой насилия и при этом не забывает о творчестве, мечтая написать оперу о Байроне. Хочется верить, что у него все получится...

КУТЗЕЕ УМЕЕТ ИЛИ ГАММЕЛЬНСКАЯ МАНДОЛИНА

...– Пойдем, – говорит он, и наклоняется, и раскрывает объятия. Пес, виляя увечным задом, обнюхивает его лицо, облизывает щеки, губы, уши. Он не отстраняется. – Пойдем.

Неся кобелька на руках, как ягненка, он входит в хирургическую.

– Я думала, ты позволишь ему пожить еще неделю, – говорит Бев. – Решил поставить на нем крест?

– Да, решил поставить крест...

Закончив, чувствовала себя тем кобельком с парализованной левой задней: знаешь, надежда напрасна, но до последнего продолжаешь надеяться, что твой бессильный бог внесет в безжалостный мир малую толику милосердия. А покуда крест на тебе окончательно не поставлен, слушаешь надтреснутое дребезжание его мандолины, и в целом свете нет для тебя лепшей гармонии. Кутзее умеет превратить инструмент. на котором наигрывает, во флейту гаммельнского крысолова: знаешь, что путь, на который она тебя увлекает, не твой путь, но продолжаешь идти. Хотя тут дело еще в том, что «Бесчестью» невероятно повезло с русским переводом. Все, что делал Сергей Ильин, эталонно.

Нобелиант из страны, победившей апартеид, был явлением предсказуемым. Помимо того, что Африка в ХХI веке в литературном тренде, случай ЮАР уникален и несопоставим с центральноафриканскими странами. Масса нюансов, начиная с климата и заканчивая мощнейшей драматургией обстоятельств. Там теперь одних только государственных языков одиннадцать, можете представить, как им легко договариваться? Наши симпатии, конечно, на стороне угнетенного большинства («ибо я един со всем Человечеством»). Но, положа руку на сердце, вы понимаете, что для белого меньшинства сейчас что-то, вроде «Россия, которую мы потеряли», «и хруст французской булки» — самоощущение профессора Преображенского в окружении Шариковых и Швондеров.

Да, социальные лифты по-прежнему способствуют продвижению потомков колонистов в большей, нежели коренного населения, степени. Но нарождающийся средний класс из чернокожих и цветных, не склонный перенимать европейские культурные ценности; общая криминализация страны; столкновение родообщинного уклада с развитым капитализмом; чувство вины и переживание коллективной травмы, наконец. Джон Максвелл Кутзее плоть от плоти своей земли и своего времени, а потому неудивительно. что его творчество мощно окрашено этими тонами. Даже и тогда. когда то, о чем он рассказывает, апеллирует к общечеловеческим вещам.

То есть, ты хочешь сказать, что у интрижки престарелого профессора со студенткой национально-политический подтекст? А разве нет? Согласна. принуждать к сожительству зависящую от тебя женщину нехорошо. Но Дэвид не Гумберт, Мелани не Лолита и дело даже не в том. как много мужей она познала до него, а в странно провоцирующем поведении. В мерзкой поговорке «сучка не схочет — кобель не вскочит», немалая доля житейской правды, хотим мы того или нет. В астрологии есть аспекты, которые прямо говорят о сексуальное влечении к партнеру, сильно превосходящему по возрасту. Ничего противоестественного в ситуации изначально не заложено. А ее интерпретация окружающими и провокационное поведение девушки: лечь с мужчиной по доброй воле. ни взглядом, ни намеком не дав ему понять, что он тебе противен; прийти к нему, когда тебе плохо. А потом объявить себя жертвой харассмента, с чем социум радостно согласится. Я не любитель CПДC (синдрома поиска дополнительного смысла), но не напоминает ли вам это ситуацию с белыми угнетателями в ЮАР?

Идем дальше, суд над Дэвидом. Стойкое ощущение, что он делает все, ог него зависящее. чтобы претерпеть самое жестокое из возможных наказаний. Все могло ограничиться вынесением устного взыскания, избери он верную линию поведения и повернись ситуация в благоприятную для героя сторону. Отчего так упорно нарывается? Чтобы иметь возможность сказать: вот, со мной сделали это, лишили меня всего словно бы все вокруг не поступают ежечасно, как поступал я! Дальше: Люси и изнасилование. Она знала о криминальной обстановке, пятерых доберманов от нечем заняться не заводят. На прогулке Люси и ее отец, оба люди образованные, встречают подозрительную троицу, использующую прием проникновения в дом,который обессмертил «Заводной апельсин». Да там не тревожный звоночек должен звякнуть, а сирена взреветь. И что делают герои? Правильно, ведут бандитов в дом.

Так можно разобрать по кирпичику весь роман и везде будет одна и та же ситуация, словно отраженная в галерее зеркал, уводящих читателя по пути, выбранному для него автором. «Бесчестье» очень сильная книга, но у меня есть своя земля и иной опыт коллективной вины, отличный от южноафриканского. И свой путь изживания. Однако Кутзее умеет.

Роман о кризисе, который может пережить каждый из нас. Пока мы живем обычной пресной жизнью, до той поры никто нас не трогает. Ходим на работу, как заведенные механизмы, и машинально бубним в ответ на привычное «Как дела?» привычное «Нормально».

Но однажды мы можем проснуться и узнать, что мы в центре всеобщего внимания. В центре всеобщего осуждения. Каждому нормальному гражданину нормального общества естественно осуждать другого. И даже не просто осуждать, а вершить правосудие. В полном праве указывать на человека, совершившего что-то, мало-мальски разнящееся с усредненной нормальной моралью.

При этом обвиняющие становятся до приторности понимающими, до мелочности сочувствующими, до унизительности заботливыми. Они готовы вам помочь выкарабкаться из беды. О, эти обычные люди, которые хотят вам всегда помочь! Именно их проклинал Ницше, вскричавший: «Падающего — подтолкни». А не умиляйся собственной моральной чистоте по сравнению с преступником, которого ты затем только обвиняешь в бесчестьи, чтобы самому стать в позу морального судьи, всё понимающего и даже, может, готового ко всепрощению.

Опыт публичного бесчестья — вот тема романа. Как преодолеть паутину морали ресентимента, когда всякое «благо» есть обертка для ненависти и зависти. Когда любовь и сострадание есть иное слово для сладчайшего переживания собственной слабости как величайшей силы.

Осуждающий и утешающий отлично знает, что эта его забота и примирение с человеком, допустившим бесчестье, с «грешником», которого он любя, осуждает («для его же блага!»), есть еще более страшное бесчестие — бесчестие общепринятой морали.

Отстраненный стиль Кутзее, его мизантропия, меланхолия, картина опустошения, неспешное действие, происходящее в Богом забытой глубинке южноафриканского вельда (кстати, впервые услышал этот термин как раз у автора. Если бы не это, сам бы описал эти места как саванну) создает удивительное ощущение зыбкости жизни, ее неопределенности, сожаления по поводу ее …не знаю как сказать, нечестности, что ли. Ну, или бесчестья, поскольку иначе непонятно, почему роман назван именно так. Собственно, никакой особой «чести» в жизни профессора и не было, даже до «краха» она была грустной и нелепой: дамский угодник, выходящий в тираж, в постоянном поиске сексуальных приключений; лекции, прочитанные для самого себя, потому что студентам они не нужны, неинтересны. Нелепость и абсурд, конечно. Как и жизнь вообще.

В романе, как мне кажется, важна тема судьбы, предопределенности. Человек – совсем не хозяин своей жизни, мир и ход времени не изменить, не повернуть вспять и от своих корней никуда не деться, поэтому главный герой, такой себе лощеный профессор, академический лев, витающий в эмпиреях английской классической литературы оказывается там, где должен быть – в глухой провинции, в скромном жилище, рядом с овощными грядками, овцами и африканской хтонью. И утилизация умерших собак, расчищение мертвого, но не ради жизни, а ради очередного тлена – вот жизненный удел, скромное дело твоей жизни. Своего рода толстовское «опрощение», смирение перед бесконечностью и непознаваемостью жизни. Видимо, всем нам суждено пройти подобный путь «бесчестья».

Эта книга напомнила мне цемент — она такая же серая, плоская, невыразительная и неподатливая.

Эта книга напомнила мне пустырь — здесь так же безлюдно, уныло и загажено неаппетитными подробностями; так же бесполезно пытаться хоть что-то сделать; так же хочется со вздохом отвернуться.

Эта книга напомнила мне «маргаритку»… Нет, не тот скромный и милый цветок, который ассоциируется с полным обещаний ласковым маем и благонравной английской поэзией, а определённого сорта девушек: тех, что могут сидеть на столе, прихлёбывая пиво из горлышка, но будут оскорблены в лучших чувствах, если вы в их присутствии сядете, не спросив у них на то разрешения.

Эта книга напомнила мне невнятный музыкальный шум, доносящийся из оркестровой ямы, пока зрители, шурша программками, бродят по богато украшенному и скудно освещённому залу; музыканты вразнобой пробуют свои инструменты; эту тихую какофонию нет-нет, да прорежет чистая и точная музыкальная фраза — когда в воображении ГГ возникает Тереза, героиня его оперы, которая (я уверена в этом) так никогда и не будет написана. И ты встрепенёшься, обратив к этому фрагменту мелодии и слух, и душу, но она оборвётся «на полуслове»…

Простите, если не оправдала ваших ожиданий. Так же, как Кутзее — моих.

Пожалуй, одно из самых противоречивых произведений, которое мне довелось читать, основывается эта противоречивость — на поступках героев.

Это книга — ловушка, в которую я попал. Начало — «приключения», жизнь и мысли профессора/преподавателя, стареющего, но все еще цепляющегося за поэзию и юбки. Я думал, книга и пройдет по такому руслу, но это было ошибкой: за мирным течением меня ждал каскад из водопадов.

Итог. Произведению — 6, героям — 0. Почему тогда произведению 6, а не 0 — как героям? Для меня это произведение о том, как нельзя жить. Я каждую страницу ждал того, на что решаться главные герои, зря ждал. Очень точное название книги, бесчестье — это олицетворение качеств героев, они сами к этому пришли. Не жизнь, с ее поворотами и падениями, а «самостоятельное бездействие» по отношению к этим превратностям. Равнодушным книга не оставит.

Трудно пройти мимо книги если за нее дают столько премий. Автор лауреат Нобелевской премии по литературе (2003), да ещё и двух букеров. Ну разве можно удержаться? Вот я и не удержалась и прочла этот роман. Судя по формулировке Нобелевку ему вручили не зря. В романе действительно масса сцен с посторонними, да ещё и запутанных. Вообще весь роман словно состоит из отрывков жизни профессора, постепенно опускающегося на дно. Точнее выталкиваемого туда обществом. В нем масса сюжетных линий, которые связаны между собой лишь главным героем. Внешние линии: профессор и студентка, профессор и общество, профессор и дочь, дочь и общество, общество и животные; внутренние: профессор и Байрон, Тереза и Байрон, профессор и его совесть. Вообщем намешано много и поднято огромное количество тем, более или менее важных и социальных. Думаю, что я ещё не все подметила. Однако мне показалось, что из-за обилия этих тем роман не удался. Все очень отрывисто и фрагментарно. Это словно неудачный монтаж в фильме, вырезающий все кадры, в которых нет главного героя. Кроме того, книга повествование, от третьего лица. Не знаю, возможно это такой перевод, но думаю, что все же изначально была такая задумка автора. При этом чувства и мысли героя словно существуют отдельно. О них говорится, как о факте, но не получается в них погрузиться и прочувствовать их. Во всяком случае у меня не получилось. Наверное для этого надо быть пожилым профессором, старым ловеласом.

Есть один момент, который мне действительно понравился в книге — сюжет общества и насилия. Ведь стоило выйти на ружу связи профессора и студентки, как она тут же классифицируется как насилие и подключаются всякие общественные организации, которые начинают судить и травить мужчину, а на деле желают лишь подробностей, вывернуть его душу, насладиться унижением мужчины, посмаковать скандальчик. И это же общество тут же закрывает глаза на действительное изнасилование, потому что скандальчика не получится, потому что унизить асоциальных людей, бандитов и преступников не получится, не будет торжества. Но вот этот момент, единственный который мне понравился, все остальное, включая поведение героя вызвало чувство брезгливости.

Книга, после прочтения которой я даже не знаю, что сказать. Обычно, когда я не понимаю суть книги, я все равно нахожу что проанализировать из сюжета и написать хотя бы пару слов. А данная книга настолько переполнена своеобразными метафорами и своеобразными переносами, что очень тяжело понять, что автор хотел донести. С одной стороны, в основе сюжета лежит отношение профессора к женщинам в сексуальном плане, а точнее природным инстинктам, подобно собакам, которые помечают самку. С другой стороны, его дочь, которая содержит ферму, подвергается насилию мужчин, что тоже можно назвать животным инстинктом, однако, как рассуждает главный герой насилие это дело принудительное, а он же не вынуждает своих женщин ложится с ним в постель. Предлагая дочери рассказать полиции о насилии, она отказывается, считая это недостойным, также, как и бросить ферму и уехать. Сам же профессор тоже много рассуждает о достоинстве и чести, но все это очень сложные понятия, в которых он сам начинает путаться. С одной стороны, он полностью и без сопротивления принимает обвинения студентки из-за сексуальной связи с ней, хотя можно было бы и оспорить данное решение, так как студентку никто не принуждал ложиться в постель. Профессор считает, что взяв полностью вину на себя он достойно покидает университет, но спустя какое-то время едет извиняться к родителями студентки и интересуется положением ее дел. Получается с одной стороны, он едет потому что чувствует свою вину, хотя это спорный вопрос, и тем самым теряет свое достоинство, с другой стороны он интересуется положением дел девушки с которой был близок и показывает, что она ему не безразлична, а значит сохраняет свое достоинство. Вот, пожалуй, и все что запомнилось мне больше всего. А сюжет очень пересыщен второстепенной информацией, хотя наверно для автора книги она не является таковой. Например, работа профессора в ветклинике, где большинство собак отправляют на тот свет. Здесь профессор искупает свою вину, тем что аккуратно складывает кости мертвых собак в печь для сжигания, но с другой стороны когда подворачивается случай взять собаку себе он отказывается, отпуская ее с миром, как в итоге отпускает свою дочь. В общем книга напоминает чистую классику, когда читаешь много и не понимаешь главного. Все таки, не зря автор лауреат Нобеля, а книга удостоена букеровской премии.

Как итог у меня все таки родился обширный отзыв о книги по которой я не знал что сказать, но тем не менее это не мое. Понравилась только первая часть книги – описание чувств переживания главного героя после содеянного, потому как ему веришь и переживаешь вместе с ним.

Я прочитала много романов Кутзее, но этот будет последним: мне надоело. Кажется, я раскусила эту стандартную схему, которая следует у него из текста в текст: берем человека среднего возраста, скорее ближе к пожилому, из самого что ни на есть среднего класса, мелкая буржуазия, в общем, с уклоном в интеллигенцию. И устраиваем ему череду неудач разного размера и степени постыдности. И к концу текста наш относительно благополучный мелкобуржуа скатывается уже практически в скотское существование, сам того не осознавая. Как же так получилось? А как получалось до этого, вот вопрос? Что, у них в жизни до всегда было медом намазано, и они могли жить по накатанной, не переживая никакие провалы и неудачи? Почему эти люди не сопротивляются, вот что меня волнует. В этом нет ничего от сознательного христианского смирения, ничего от «подставь другую щеку» — только какая-то скотская покорность и такое же скотское упрямство в отдельных вещах. Больше всего меня раздражает у этих героев полное отсутствие рефлексии на тему своего состояния: им почему-то не приходит мысль «какой ужас, что я делаю/позволяю с собой делать! надо срочно подрыгать лапами и выбраться из этого кувшина с молоком!» Нет, они так и тонут, унося с собой свои мелкобуржуазные воспоминания о никому не нужных книгах, которые они задумали написать, но не написали, и женщинах, с которыми они спали и которые их давно забыли.

А вот череда романов с ровно такими героями: «В ожидании варваров», «Жизнь и время Михаэля К.», «Железный век» — и «Бесчестье» как апофеоз этой схемы. Если в других романах помимо нее есть что-то еще, то в «Бесчестье» — больше ничего.

Герой, пожилой университетский преподаватель никому не нужного предмета (ему самому — тоже) совращает студентку и в результате скандала лишается работы. Так начинается его падение. Увы, посочувствовать ему не получается, потому что личность героя вызывает в лучшем случае раздражение: мало того, что человек закопал себя своими руками — его дело. Но он не думает об окружающих ни секунды, даже не пытается понять их чувства или смысл их поступков. И поэтому вполне естественные действия окружающих (вроде того, что совращенная студентка написала на него жалобу) вызывают у него такое удивление. Откровенно говоря, такого уровня проблемы с социализацией и такое полное отсутствие эмпатии наводят на мысль о каком-то психическом отклонении. И все это — в сочетании с какой-то невероятной степенью уверенности в себе; мы видим происходящее глазами героя, но вот что странно: в его внутреннем диалоге он ни разу не задумывается о том, что чувствуют (и чувствуют ли что-либо) другие люди к нему и какой эффект он производит своими поступками. К примеру, уже после всей этой шумной истории со студенткой он раздумывает совершенно спокойно, а не возродятся ли между ними былые чувства. В то время как читателю и из текста, и из всего сделанного ей, совершенно понятно, что со стороны девочки там не было никаких чувств, а был чистейший харрасмент — но нет, что она на самом деле испытывает, его не интересует ни секунды. Равно как и что на самом деле испытывает его дочь, решившая остаться жить на своей земле даже после разбойного нападения, а также что на самом деле испытывают все его случайные женщины. Может, героя и постигло кармическое воздаяние за толстокожесть и твердолобость, да только он в конце книги остался таким же эгоцентрическим кретином, каким был в начале. Дело тут не в бесчестье, и нет его вовсе, а в бесчувственности, безответственности, безынициативности и, в конечном счете, в бессердечии. Возможно, но начала действия герою просто везло, а в книге мы видим, как мир в лице всех остальных людей начал относиться к герою ровно так же, как и тот относится к миру — равнодушно.

Читая порой интеллектуальную (точнее, «высоколобую современную») литературу, я прихожу к выводу, что все они — Кутзее, Макьюэн, Фейбер и так далее — совершенно одинаковы, как одинаковы тысячи фэнтезюшных авторов в АСТовских сериях про ведьм и гоблинов. В «Бесчестье» у меня было постоянно дежавю «Солнечной» (хотя «Бесчестье» написано раньше, просто я читал в обратном порядке) — стареющий бабник, профессор, мелкая и неприятная душонка, какие-то мелочные интриги, какая-то замешанная на человеческой лени, слабости и глупости простокваша, не оставляющая после себя совершенно никаких чувств. Пустая книга, обыденность насилия, обыденность работы обыденность всех и вся, и так обыденно она написана, что больше и сказать нечего.

Больше десяти лет назад читал, но как вспомню про этот роман, так до сих пор от злости трясет.

Кутзее, конечно, великолепный романист, глыба. И когда эта глыба рушится, то грохот стоит неимоверный и разлетается сия глыба на миллионы кусков.

Потому что рухнул Кутзее именно в этом романе. И все его творчество в 21 веке — пустопорожний шлак и вторсырье.

А роман Бесчестье — это самая забубенная и омерзительная пропаганда политкорректности и мультикультурализма в самых их извращенных формах.

Тебя погнали с работы за глупую ошибку, так я пойду с гордо поднятой головой сжигать собачек в печке-буржуйке. Но это полдела. Твою дочь изнасиловала толпа негров и она забрюхатела. Решила, что раз она конченая, то теперь можно давать каждому нигеру, что на нее позарится и при этом все имущество им раздать. Причем негры показаны уродами и мерзавцами. А ты будешь смотреть, как твоя дочь стала подстилкой уродов и молчать в тряпочку, тайно сохраняя свою гордость пропащего человека.

Но сам-то аффтор сего безумства после крушения режима апартеида долго не думал. Собрал манатки и съехал в благополучную Австралию, где аборигенов давным-дано заключили в концлагеря в пустыне, и где всем заправляет белый англосаксонский протестант.

Так что вся писанина и вся деятельность этого автора оказалась большой ложью. И за это Б-г наказал его творческим бесплодием. Отныне он в словесные бирюльки играет и эксплуатирует свой авторитет, заработанный ранними замечательными романами.

Влеплю-ка я этому лгунишке «двушечку».

Прочитал за два присеста. Кутзее я всегда читаю влёт, и его романы всегда производят на меня неизгладимое сильное впечатление, потому как они не дают никаких поблажек читателю, очень суровы и правдивы, показывают те стороны жизни, на которые хочется закрыть глаза, показывают ту правду о людях, которую совсем не хочется знать. «Бесчестье» мне понравилась меньше «В ожидании варваров», это ещё более тяжёлый и жёсткий роман, и пьянящей поэтичности в показании нелицеприятных моментов здесь нет, в отличие от «В ожидании...», но он более глубок в плане психологическом, показывая все грани этого самого бесчестья и унижения, деградации человека в глазах самого себя, и преследуемого презрением от окружающих, да в добавок профессор ещё и ничего не может изменить не только в своей судьбе, но и в судьбе дочери, которая, также как и он, стала несчастной жертвой обстоятельств.

Вы читаете сюжет. Это ваше право. Но я люблю Кутзее не за то про что он пишет, а за то как он пишет. Потому что в мире всего 200сюжетов, и читать ради того как будут разворачиваться события — не для меня. Он пишет проживая каждый момент вместе с героем, словно пишет про себя, опираясь на глубоко посаженный внутрь своей земли опыт. И эта мысль не покидала меня всегда, даже когда я читала его романы «в сердце страны», «железный век», «мистер Фо» и т.п где повествование идет от женщины. Мне 15 лет, я фото-художник, и на данном этапе жизни он вдохновляет меня больше всего. Его речь, льющаяся из сердца, протекает в моё сознание и заставляет вибрировать душу.