Дмитрий Карманов «Колпашевский обрыв»

Рассказ повествует нам о некой гадкой находке во времена позднего СССР: река Обь размыла часть берега, получился обрыв, земля которого оказалась набита до отказа трупами. Отсюда идет два ответвления сюжета: о прошлом палачей, сложивших сюда эти трупы и об их будущем...

Честно говоря, встретив этот рассказ, я еще раза три проверял — а нет ли ошибки? Точно ли этот рассказ написал Дмитрий Карманов, а не Елена Щетинина? Потому что, честно, все это лютейшим образом напоминает мне «Из села Кукуева». И претензии к рассказу у меня будут все те же.

Нет, коснутся они не текста, ни в коем разе. Язык у автора вполне себе сформированный, без перловки, без графомани. Не сильно морочась или мучаясь над словами-предложениями Дмитрий Карманов рассказывает нам ровно то, что хочет рассказать. Он говорит — я слышу, и это, собственно, главное, что нам нужно от рассказа.

То же самое касается и сюжета. Несмотря на его раздробленность на временные промежутки и кажущуюся нелинейность, история вполне конкретна, продумана и логична. И рассказывает она вполне себе адекватную историю о кармической мести.

И все было бы в порядке с этим рассказом, если бы не херов Колпашевский Обрыв и не херова расстрельная команда НКВД, которая вполне себе существует в реальности. И вот тут, мне кажется, писатель совершил некоторое количество сомнительных с точки зрения писательской морали действий.

Во-первых, я не считаю себя вправе распоряжаться (как писатель) жизнями, мыслями и судьбами реальных людей, да еще так подробно, как это сделал Дмитрий Карманов. Взяв реальное имя, взяв за шкирку реальную персону, автор берет на себя определенную ответственность. Рассказ превращается уже не просто в вымысел, пускай и «по мотивам» реальных событий, но в настоящий байопик. И здесь уже не может Гиляровский общаться с селедкой и становиться экстрасенсом, а инспектор спецотдела Кох... тут, конечно, автору, изучавшему материалы виднее, что он там может, а что нет, но я, будучи вполне себе реальным Николаем Ивановичем Кохом резко бы возмутился таким вот своим запечатлением, еще и не самым лестным.

Но куда важнее «во-вторых». Это «во-вторых» также отсылает нас к рассказу Оксаны Ветловской «Яр», который, как по мне, нарушил еще одно негласное правило хоррор-писателя. Видите ли, если я опишу долгую мучительные пытки рандомной девочки группой рандомных мальчиков, то ваши эмоции будут зависеть ИСКЛЮЧИТЕЛЬНО от того, насколько хорошо мне это удастся. А вот если это будет, ну-у-у, скажем, вполне себе реально произошедшее убийство Сильвии Лайкенз, то и восприятие будет несколько иным: все это мы воспримем куда ближе к сердцу. И вот, знаете, не вижу я литературной ценности в художественном пересказе статей с википедии — будь то Кукуевская катастрофа или опять же книга Джека Кетчама «Девушка по соседству». Эмоции-то я испытаю, базара нет, оно ж все было-произошло-случилось. Люди погибли, деды воевали и все такое. Но заслуги автора в этом не вижу категорически. Короче, с моей точки зрения такой подход — этакое писательское читерство.

НО, надо признать, что на основе реальной катастрофы у Дмитрия Карманова получилось выстроить вполне себе самостоятельную и по-настоящему ПУГАЮЩУЮ историю ВНЕ контекста произошедших в реальности событий. То есть, прочти я такое про какой-нибудь фентезийный обрыв и не про кровавую гэбню, а, скажем, про эльфийских опричников, история НЕ ПОТЕРЯЛА БЫ в своей силе. Именно поэтому я считаю, что прямой (а не ретроспективный) контекст в таком виде — ИМЕЕТ право на существование. Грань, безусловно, очень тонка, и лично я стараюсь к ней даже не приближаться, но это уже личный выбор каждого.

А как вывод: «Колпашевский обрыв» Димы Карманова я рекомендую: рассказ интересен, рассказ страшен, рассказ строен и грамотен, а еще он приоткрывает весьма интересный пласт советской истории, «подковыривает», так сказать, позолоту, чтобы показать нам его самые прогнившие места.

Тягостное впечатление.

Написан рассказ талантливо. Несколько центральных персонажей, здорово и реалистично прописанных. Эмоций через край. Да, драматизм и трагизм происходящего зашкаливает. Атмосферно и психологично.

Но, на мой взгляд, автор, всё-таки, «нагнал жути», сгустив краски, хотя, что и говорить, массовые казни, как ни крути, дело страшное.

Ну и да, есть спорный момент о оценке такого рода хоррор-произведений. Ужасы, да, безусловно. Хоррор, как мне кажется, это не только мистика, но, и, реализм. Рассказ о действительно существовавшем маньяке, по-моему, не менее страшен, чем придуманная история о путостороннем вампире. Ну, и, добавить некий элемент художественного вымысла в реально происходившие события, тоже в норме вещей.

Все так, надо бы, по-логике, оценить этот рассказ на «отлично», но, что-то, мешает. Сложная тема. Тут и политика. И, какая-то, нравственная преграда. Есть же поговорка: «не выносить сор из избы». Неприятная тема.

Но, рассказ сильный.

Психологический хоррор о событиях действительно страшных и трагических. Рассказ сделан живо, литературно и даже идейно, но впечатление остаётся неправильное. Все таки на мой взгляд роль развлекательного жанра — отвлекать от реальности, дать отдых в том числе и с созданием искусственного ужаса. А в этом рассказе очевидное нагнетание негатива, которого в жизни и так с избытком. Да и конфликт интересов, придуманный автором, не просто невероятен, а непосредственно запрещен, почему вместо усиления эмоций финал вызывает разочарование после прочтения.

К сожалению, происходит наращивание политической пропаганды в гуманитарной сфере, в том числе и в сугубо фантастическом жанре.

1979, благостный брежневский застой и ничто не предвещало. Обь подмыла обрывистый берег возле небольшого ситбирского городка, обнажив массовое захоронение тысяч расстрелянных в годы репрессий. Которые ожили и пытаются вернуться к прежней жизни, которой нет. Такое, немного вернувшийся отец героя из «Пикника на обочине». Сильная страшная повесть о неотомщенности и беспамятности, о вине исполнителей и коллективной ответственности и «можем повторить». Сорокадвухлетний интервал между событиями наводит на определенные мысли.

Хоррор в советских исторических декорациях.

Первым побуждением после прочтения было желание обвинить автора в излишнем сгущении красок, штампованном изображении кровавого НКВД и в нагнетании совсем уж фантастических масштабов в рамках одного небольшого посёлка.

Но есть одно но. Колпашевский Яр. Этот художественный, с долей мимолетной мистики рассказ написан на основе реальных событий. И уже хотя бы то, что он привлекает внимание к реальной истории, нельзя не признать плюсом.

Правда тут возникает другой вопрос: где допустимые грани вымысла и художественных границ в истории, которая написана на основе реальной трагедии? Боюсь, на этот вопрос каждому читателю предстоит ответить самостоятельно.

Рассказ неприятный, но вероятно он таким и задумывался.