fantlab ru

Иван Тургенев «Рудин»

Рейтинг
Средняя оценка:
7.72
Оценок:
392
Моя оценка:
-

подробнее

Рудин

Роман, год

Жанрово-тематический классификатор:
Всего проголосовало: 58
Аннотация:

В деревенской усадьбе Дарьи Михайловны Ласунской, знатной и богатой помещицы, ждут некоего барона, эрудита и знатока философии, обещавшего познакомить со своими научными изысканиями. Вместо ожидаемой знаменитости приезжает Дмитрий Николаевич Рудин, которому барон поручил доставить свою статью. Дочь Ласунской, совсем ещё юная Наталья, очарована красноречием Рудина и жадно впитывает всё, что он говорит...

© duke

Лингвистический анализ текста:


Приблизительно страниц: 111

Активный словарный запас: очень низкий (2339 уникальных слов на 10000 слов текста)

Средняя длина предложения: 68 знаков, что гораздо ниже среднего (81)

Доля диалогов в тексте: 62% — на редкость выше среднего (37%)!

подробные результаты анализа >>


Похожие произведения:

 

 


И. С. Тургенев. Полное собрание сочинений в десяти томах. Том 4
1891 г.
Рудин. Дворянское гнездо
1933 г.
Рудин. Накануне
1935 г.
Рудин. Дворянское гнездо
1936 г.
Избранные произведения
1941 г.
Избранные произведения
1946 г.
Избранные произведения
1947 г.
Рудин
1948 г.
Романы
1949 г.
Рудин
1950 г.
Рудин
1950 г.
Собрание сочинений в 12 томах. Том 2
1954 г.
Избранные произведения в двух томах. Том 2
1958 г.
Рудин
1958 г.
Собрание сочинений в десяти томах. Том 2
1961 г.
Полное собрание сочинений и писем в 28 томах. Сочинения в 15 томах. Том 6
1963 г.
Рудин
1965 г.
Избранное
1968 г.
Собрание сочинений в шести томах. Том 1
1968 г.
Романы
1969 г.
Рудин
1971 г.
Рудин
1971 г.
Рудин. Накануне
1971 г.
Рудин. Дворянское гнездо
1972 г.
Рудин. Накануне
1972 г.
Рудин. Ася
1974 г.
Рудин. Дворянское гнездо
1974 г.
Рудин. Дворянское гнездо. Накануне. Отцы и дети
1974 г.
Избранное
1975 г.
Романы
1975 г.
Рудин. Накануне
1975 г.
Избранное
1976 г.
Отцы и дети. Рудин. Дворянское гнездо
1976 г.
Рудин. Дворянское гнездо
1976 г.
Собрание сочинений в двенадцати томах. Том 2
1976 г.
Рудин. Дворянское гнездо
1979 г.
Рудин. Дворянское гнездо. Повести
1979 г.
Избранное
1980 г.
Отцы и дети. Рудин
1980 г.
Полное собрание сочинений и писем. Сочинения. Том 5
1980 г.
Рудин Дворянское гнездо
1980 г.
Рудин. Дворянское гнездо
1980 г.
Рудин. Дворянское гнездо
1980 г.
Рудин. Дворянское гнездо. Повести
1980 г.
Сочинения в двух томах. Том 1
1980 г.
Избранные произведения
1982 г.
Избранное
1983 г.
Рудин. Дворянское гнездо. Накануне. Отцы и дети
1983 г.
Рудин. Повести и рассказы
1984 г.
Рудин.  Дворянское гнездо. Повести
1985 г.
Избранные сочинения
1987 г.
Сочинения в трех томах. Том 2
1988 г.
Рудин
1990 г.
Рудин. Вешние воды. Критические статьи
1992 г.
Романы
1996 г.
Избранное. В двух томах. Том 1
1997 г.
Сочинения в двух томах. Том 1
1997 г.
И. С. Тургенев. Собрание сочинений в 2 томах. Том I. Рудин. Дворянское гнездо. Накануне
1999 г.
Первая любовь
1999 г.
Хрестоматия по литературе. 10-11 классы. Книга первая
2000 г.
Дворянское гнездо
2002 г.
Дворянское гнездо
2002 г.
Рудин. Дворянское гнездо. Накануне
2002 г.
Дворянское гнездо
2004 г.
Рудин
2005 г.
Дворянское гнездо
2009 г.
Рудин
2009 г.
Рудин. Дворянское гнездо. Накануне
2009 г.
Отцы и дети. Рудин. Накануне
2011 г.
Рудин
2013 г.
Рудин
2013 г.
Отцы и дети
2014 г.
Отцы и дети. Рудин. Записки охотника. Повести
2014 г.
Полное собрание романов в одном томе
2014 г.
Рудин
2014 г.
Первая любовь
2015 г.
Собрание сочинений в 7 томах. Том I
2016 г.
Отцы и дети
2017 г.
Муму
2017 г.
Полное собрание романов в одном томе
2017 г.
Дворянское гнездо. Рудин
2018 г.
Избранное в 2 томах. Том I
2018 г.
Первая любовь
2021 г.
Отцы и дети. Дворянское гнездо. Записки охотника
2024 г.

Аудиокниги:

«Лишний человек» в русской литературе XIX в.
2007 г.
Рудин
2007 г.
Рудин
2011 г.

Издания на иностранных языках:

Rudin
2012 г.
(английский)
Rudin
2016 г.
(румынский)




 


Отзывы читателей

Рейтинг отзыва


– [  12  ] +

Ссылка на сообщение ,

«Призрак бродит по Европе, призрак коммунизма» (из одного известного манифеста)

«Если тебе выпало счастье жить в мире ума, какое безрассудство — искать доступ в страшный, полный криков мир страсти» (А. Камю)

*Как обычно, предупреждение — в данном отзыве будут мои исторические и политотные мысления. А также появятся частые обращения к иной русской литературе*

Эх, насколько бедны и слепы люди, которые пренебрегают и знать не знают русской классики! Той самой, которая расцвела пышным подсолнухом в веке 19, чем зародила сложную по устройству, но все равно в глубине своей тоже русскую, советскую классику. Как мне жаль тех, кто топит Достоевского в нападках наподобие «сплошной мрак, ужас, не хочется жить, кошмар, как такое можно читать», а Толстого в «хоспадэ, какие объемы, какие объемы»... Черт, второго и я упрекал в излишней щедрости пера, но «Анна Каренина», если поставить в ней несколько иные, не общепринятые акценты, вполне и вполне хороший роман. Я уж молчу про лаконичную и пеструю на реальные факты в образном изложении публицистику графа. Она прекрасна. А Федор Михайлович! Когда нападают на него, хочу «по-господски» вызвать этого нечестивца на дуэль! Я молчу про укоры в советскую литературу и про все остальное. И людям таким невдомек, что почему-то Чехова, нашего гения малой прозы, во всем мире обожают и каждый хоть сколько-нибудь значимый актер жаждет сыграть в его ярких пьесах. Я уж молчу о почитании этого «ужасного» Достаевского, которого Ясперс причисляет к обязательным для изучения философам-литераторам. И куда без Льва Толстого! Но правда, что дело тут не только в опопсевших и ленных натурах современных «критиков», но и в упадке нашей образовательной системы... Но, простите, милейшие, отвлекся от темы! К «Рудину» Ивана Сергеевича Тургенева.

Это долгое вступление было необходимо, чтобы дать почву для следующего краткого высказывания: я люблю русскую литературу. Я расслабляюсь в ней от надоевшего новояза и похабщины, от дурмана СМИ-пространства и прочего. Но не только мне в океане великих цитат великих авторов легко и приятно. Мне одновременно и нескучно. Ведь, как я уже писал в предыдущем отзыве, наша проза и поэзия той эпохи и позднее заставляет думать, и думать не только о далеком вечном, но и о здешнем. Остросоциальном и жизненно важном. Наша литература притягивает бесконечно высокое к жизни здесь и сейчас, а саму жизнь дробит на широкий, но конечный ряд отдельных проблематик. Личностных, классовых, исторических, политических и т.д., и т.д. Она превращает прозаические тексты романтизма и реализма в философию жизни в данный момент, раскрывая перед читателем всю боль, страдания и трудности мира и России. Ее народа, конечно же, стараясь по мере возможности ненароком предложить свои ответы и мысли на данный счет. Не остается в стороне от этой характеристики доподлинно русской литературы и первый романный труд Ивана Сергеевича — «Рудин».

«Рудин», как и «Обломов» Гончарова — дореформенный роман (до Великих реформ Александра Второго, в частности Крестьянской), который все еще описывает прекрасную и не очерненную свободными крестьянами и борьбой классов бездельно-идиллическую жизнь помещиков. Разве что в реалистичности и многомерности поданных образов тогдашних господ жизни и их быте Тургенев явно опережает двух с половиной героев «Обломова», в котором господствует вечная мезансцена одного актера из заглавия. Все получились роскошные, колоритные, живые, отнюдь не функционалы концептов романа и холодного авторского расчета. Все индивидуальности, у каждого свой характер, манера говорения, интересы, конфликты и т.д. Взять самого самобытного и примечательного персонажа, к примеру — Африкан Семеныч Пигасов! Едко-желочный женоненавистник, но чертовски при всем этом привлекательный и запоминающийся. Его фразы можно распределять на житейские цитаты и анекдоты! Чего только стоят «А как ее зовут?» — вопрос, посвященный любой случившейся беде, ведь в каждой по-Пигасову замешана прекрасная особа! А случай с лошадью и женщиной, а неестественность всех барышень в чувствах и юмореска про осиновый кол, а три женских кита, «попрек, намек и упрек», а о трех разрядах эгоизма, а о маророссиких поэтах... И это я сейчас ссылаюсь на первые пять страниц «Рудина», которые связаны с, напоминаю, второстепенным героем!

«Рудин» — это симфония характеров и типажей. При том же в большей степени, нежели «Отцы и дети» и уж точно «Накануне». Это бирюзовое чуть прохладное море, из которого не хочется вылезать. Правда, приходится, чтобы описать всю его глубинную палитру. Но вернемся от красок к мыслям. Все-таки два обозначенных великих произведения различны в охвате идейном *готовьтесь, начинается «левизна»*. Если «Обломов» по-марксистки прямо проникает в суть нарождающегося конфликта в российском обществе и государственности, беря под прицел почти-антигероя Обломова, отжившего свой век неэффективного менеджера аграрной индустрии, то «Рудин» идет иным путем. Тоже находя и ударяя по корню зреющего российского кризиса, Тургенев в «Рудине», на мой взгляд, поднимает эту самую проблему на новый уровень. Он русифицирует марксистско-обломовский вопрос, как бы это не было иронично по отношению к автору с столь сложным взглядом на свое Отечество. И при этом добавляет свою охапку вопросительных знаков. Но обо всем по порядку.

Итак, на первый взгляд, «Рудин» — более-менее развлекательный (как минимум три, а как максимум и более смешных, комичных моментов в тексте явно присутствуют) тургеневский роман с изучением пороков некоторых русских типажей. Разумеется, главный такой типаж сам Дмитрий Николаевич Рудин — полуобразованный помещик, который может говорить, но не умеет делать. И кажется, что вот, пожалуйста, брат для нашего Обломова, но различие между ними глубоко. Герой Гончарова все-таки практически абсолютно оторванный от жизни рохля в достатке, который и на беседу не широк душой. Тургеневский типаж, Рудин, иного сорта. Обедневший дворянин, своей бедностью и пресловутой полуграмотностью метящий в интеллигенцию, которая-таки придет после Великих реформ. Скиталец по долгим гостям и пансионам у разных еще менее грамотных и интеллектуальных покровителей. И самое главное любимец всех возрастов своим подвешенным языком, который и с его уровнем знания (очень недурным, конечно, но не позволяющим более явно себя проявить) способен словесным фимиамом привлекать люд. А еще и такой романтичный, такой особенный, такой красивый, и все-таки такой умный. Умный на западный манер, ведь ум его именно оттуда — от их философии, от их института, от их поэтов. Как раз в этом, как мне видится, и кроется главный конфликт романа. Противоречия Ума и России, Интеллигента и Власти (или народа?), Западного системного знания и Русской самобытности.

Чуть отвлекаясь от развития темы и одновременно оную же расширяя, скажу, что подобная проблематика характерна для нашей литературы. В тех и иных проявлениях образ западного мышления как неестественного и по большей части провального (но потенциально опасного или быть может спасительного) для русской души встречается в самых разных повестях и романах. Немец Вральман из «Недоросля» Фонвизина, который даже своим западным чуждым наукам не может обучить — лишь врет да курит. «Горе от ума» и грибоедовский Александр Чацкий, который научился вольнодумиям и думам в Европах, а в Великой Руси оказался чужим для холопской бюрократической химеры. «Бесы» Достоевского изобилуют подобными образами-примерами, в особенности Верховенского-старшего и -младшего. В довольно узком смысле, антиинтеллектуальный настрой, настрой против мало-мальски умного ума, способного направлять людей в своих целях и жить за их счет, может подойти и повесть Федора Михайловича «Село Степанчивково и его обитатели», но тут крайне издалека. И все это произведения, первые пришедшие в голову! Разумеется, кто-то из авторов выступает со славянофильской («патриотической», консервативной, почвеннической), кто-то с либеральной («антипатриотической», западнической, прогрессивной) позиций. И образы, вмещающие в себя представителей двух сторон этого ценностного противоречия, получаются в связи с этим с различными коннотациями и смысловыми оттенками. Но тему взаимоотношения Западного ( (псевдо)рационального, (псевдо)интеллектуального, системного, (воинствующе) нигилистического) в и с Российским (традиционным, духовным, хаотичным, самобытным, естественным, властвующим и довлеющим) в этих литературных произведениях это не отменяет.

Как же, в таком случае, на данную проблему смотрит «коренной и неисправимый западник» Тургенев? Как и у Гончарова в «Обломове», в конце «Рудина» мелькают намеки на необходимость перемен. При том же в западном капиталистическом духе, с созданием нового типа людей — «делового человека». Нужен переход от сословности к классовости, от заржавевшего позднего феодализма к раннему капитализму. Но намеки эти довольно туманные, в особенности из-за того, что Рудин, преодолевший леность и ставший тургеневским Штольцем, лишь попытался им стать. Все его проекты окончились довольно плачевно. Все предпринимательские задумки у какого-то эпатажного помещика и с неким юным бизнесменом провалились. Даже переход позднего Рудина в класс «реальной интеллигенции» (то есть из псевдоинтеллектуальных болтунов к работающим трудягам умственного труда) не задался. В подобной концовке все можно, конечно, спустить на излишнюю романтичность Рудина, на его неспособность долго чем-то заниматься, на его же слишком широкое эго. Так оно и есть, но эти намеки на нужду в создании классового общества вторичны. Первично то самое взаимодействие Западного в Русском и осмысление этих отношений. Взглянем на образ Рудина со стороны иных образов, довольно русских. Со стороны Ласунских, Лежнева, Пигасова, Басистова, Липиной, Волынцева. Большинство из них восторгается и восхищается словесной высотой речей Рудина, великими смыслами, которые он излагает. Их не волнует его приживальческий статус, его попытки навязать свое мнение другим, изменить сложившийся уклад жизни в поместье. Лишь немногие, вроде Лежнева и Пигасова, сопротивляются системе, системной жизни, системному мышлению, которые пропагандирует Рудин и по поводу которых среди этих персонажей возникали споры. Они замечают то не очень нужное, слишком навязчивое и слишком не скромное вмешательство, которое вносит заглавный герой романа в их тихую жизнь. Они сопротивляются тому влиянию, которое Лежнев в конце романа хоть и окрасил в розовые тона, но не отрицал. Воздействие, которое может не просто видоизменить, но уничтожить прежнюю жизнь. Европейская идея, способная в определенный момент разорвать как управляющий аппарат российской цивилизации, так и ее саму.

Нет, я ни в коем разе не антизападник, государственный патриот и поборник духовных скреп *следящие за моими отзывами уже могли понять, что это не так*. Я человек, который в силу определенного, может и неправильного, но видения истории России понимает: Россия, к счастью или к сожалению, не Европа. И нам не все европейское подходит. Тем более столь педантичное, строгое, системное и иерархизированное, как германская мысль. Ведь подумайте. Наш Рудин вдохновляется немецкими понятиями о жизни, немецким знанием, немецким бытом, немецким мышлением и т.д. Он поборник строгих систем — опять же, вспоминаем первый же спор Дмитрия Николаевича с Африканом Семенычем. Если бы он был еще и такой же работоспособный, как немецкий работяга, чуть больше образованный, как гении германской философии, оставался при этом всем столь же красноречивым и воздействующим на окружающих, все было бы иначе. Как? Добавить ко всем этим предложенным мной качествам еще и смену в голове мягкого романтизма на романтическую революционность, и пожалуйста — вот вам истовый марксист-большевик! Человек трудовой, умный, который хочет разрушить не просто буржуазно-помещичью диктату, но и крестьянскую вольницу, т.е. русскую цивилизацию как таковую. Он хочет навязать во благо то, что считает необходимым для его мысленной утопии. Не зря Рудина критики сравнивали с Бакуниным, но без тех сопутствующих параметров, которые я назвал, сходство очень блеклое.

Вопрос лишь, а нужен нам такой Новый Петр? В итоге оказался нужным. Интересно, что даже в концовке «Рудина» герой гибнет в Париже с красным знаменем в руках. В итоге так случилось и в Петрограде почти сто лет спустя, правда краснознаменец не погиб, а воссел на народный престол. В итоге жизнь была преображена, и европейская системность стала великой тоталитарной диктатурой. Зато с социальной справедливостью. Но какой ценой? Нет, большевики не разрушили русскую цивилизацию, хоть и хотели ее основательно перестроить. Я не считаю уничтожение прошлых правящих классов-сословий гибелью Руси и наступлением азиатчины — того хотел крестьянский люд, истинная цивилизация России. Она просто смела паразитов-оккупантов, но в качестве новых поводырей избрала марксистов. Партию Ленина, которая постепенно сделала вольные Советы — самую демократичную народную демократию — бюрократизированной составляющей нового класса угнетателей. Но более справедливых, эффективных и полезных.

Так неужели «Рудин» не просто прекрасная кладовая крылатых фраз и живее всех живых героев? Это роман-предупреждение? В чем-то, да. Если смотреть на него в наше время, когда за спиной две Мировые войны, Февраль, Октябрь да Гражданка. И неужели Тургенев и вправду видит только в Рудине возможного кандидата в спасители России? Во-первых, Лежнев правильно характеризовал не моего модернизированного, а именно тургеневского Рудина, сказав, что он делает благое дело, оживляя сердца и умы людей. Делает их живыми, чувствующими и жаждущими нового. Но мой революционный Рудин, конечно, уже фигура двоякая; способный и спасти, и одновременно убить Россию. Опять же, в реальности все оказалось сложнее. Так кто же нам нужен? Дает ли «Рудин» какие-то ответы? Мне кажется, что да. В самом начале романа один второстепенный персонаж, Пандалевский, мысленно сказал про другого, Басистова, следующее: «Мужик!.. Совершенный мужик! Испортит он этих мальчишек!». И еще материалист (в оскорбительной коннотации Пандалевского же). В этом молодом, рослом, простом, но живом и неглупом человеке, русском мужике, я, к примеру, вижу будущее. Искренний и честный, умный и работящий. Да и Лежнев Михайло Михайлович тоже походит на настоящего русского мужика, пусть он и помещик (в романе в принципе представлены помещики весьма человечные и способные к переустройству своего быта — по большей части). С виду холодный и циничный, замкнутый, а на самом деле человек широкой души и большого сердца. С некоторой язвительностью, но и неподдельной романтикой. Не белоручка. Не европеизированный, хотя и образованный западными науками. В конце книги он говорит очень дельные слова, описывающие, что не так с Рудиным и его взглядами: «...но не от философии наши главные невзгоды! Философические хитросплетения и бредни никогда не привьются к русскому: на это у него слишком много здравого смысла; но нельзя же допустить, чтобы под именем философии нападали на всякое честное стремление к истине и к сознанию. Несчастье Рудина состоит в том, что он России не знает, и это точно большое несчастье. Россия без каждого из нас обойтись может, но никто из нас без нее не может обойтись. Горе тому, кто это думает, двойное горе тому, кто действительно без нее обходится! Космополитизм – чепуха, космополит – нуль, хуже нуля; вне народности ни художества, ни истины, ни жизни, ничего нет. Без физиономии нет даже идеального лица; только пошлое лицо возможно без физиономии. Но опять-таки скажу, это не вина Рудина: это его судьба, судьба горькая и тяжелая, за которую мы-то уж винить его не станем». Так что дело не в том, что революционер-Рудин не прав. Дело в том, что он доподлинно не знает того, что хочет менять. Народ — это не дворяне. Даже они это понимают. Народ — он там, в селе, деревне, хуторе, ауле. Его чаяния надо понимать, им содействовать, а не строить какие-то западные песочные замки, а строить свое. Без тирании, без новых угнетателей, но с народностью и его вольницей.

Таким образом, вот он, мой графоманский левый взгляд на великолепный труд Ивана Сергеевича, где мне увиделся не просто конфликт новой интеллигенции со старым миром, трагичную судьбу человечка высокого в «немытой России» или что-то подобное. Это песнь и о трудном пути нашей печальной Родины, которая все ищет правду вне себя, в чужих блистающих храмах, не видя в русской деревне правду и истину.

Оценка: 10
– [  7  ] +

Ссылка на сообщение ,

Тургенев, в том числе «Рудин», идёт у меня с некоторым напрягом. Не моё. Но объективно вещь великолепная. Исключительно богатый язык, разный для каждого эпизода. Поток идей, тоже разных, и таких, за которые тогда ещё можно было обрести неприятности. Ирония, которую не всегда и уловишь (что особенно ценно). Неожиданный финал. И герои, по-настоящему живые. Прежде всего, Рудин.

Меня удивляло, когда наши образцовые критики ставили в один ряд Онегина, Печорина и Рудина. Сибарита Онегина, мизантропа Печорина, идеалиста Рудина. Рудин по своим побуждениям просто безупречный человек. Он всегда старается поступать, как лучше для людей, иногда жертвуя собой, старается никому не причинять в вреда и избегает даже думать о людях плохо. Плохи не люди, плоха система. Всё пытается сделать наилучшим образом. И ничего не способен не то, что довести до конца, но хотя бы сдвинуть с места. Ни в личной жизни, ни в общественной. А как только отойдёт в сторону, тут же у других начинает что-то получаться. Почему всё это? Из-за рудинского идеализма? Если так, то это страшновато. Но, похоже, дело именно в этом.

Жалко человека. Дело даже не в гибели за чужое дело. В предпоследней сцене Рудин выглядит стариком — седой, обессиленный, весь какой-то потухший. А ведь ему всего под сорок. И приходит на ум аналогия. За год до гибели Рудина вышли «Выбранные места из переписки с друзьями». Гоголь — тоже идеалист, только вдохновлённый совсем другими идеями. Автору в момент публикации было всего 37. А кажется, что писал это старик, вдвое старше себя самого.

Оценка: 10
– [  8  ] +

Ссылка на сообщение ,

Текст просто волшебный. Самая обычная житейская история увлекает, как остросюжетный детектив. Вначале навевает какие-то ассоциации с «Тартюфом» и «Лолитой», но затем все принимает совершенно неожиданный оборот. Половина диалогов может уйти в афоризмы. В общем, классика есть классика.

Невидимо присутствует в тексте сам автор, который мне представляется этаким вальяжным барином — умным, гостеприимным, много повидавшим, но в то же время удивительно простым и располагающим к себе человеком.

Оценка: 9
– [  8  ] +

Ссылка на сообщение ,

«Рудин» традиционно позиционируется как трагедия русского интеллигента, который буквально фонтанирует идеями, но при этом не способен ни одну из них претворить в жизнь. Но по-моему, термин «интеллигент» стоит заменить на конкретное «слабый человек», и тогда всё встает на свои места. Интеллигент не равно пустослов!

Что касается непосредственно Рудина, то это довольно неприятный тип. Живёт за чужой счёт, за свои поступки отвечать не хочет, от проблем бежит. В эпилоге автор показывает его как идеалиста, который искренне старается что-то делать, но в силу каких-то обстоятельств всякий раз терпит неудачу, но этот образ совершенно не похож на того Рудина, которого мы видим в усадьбе Ласунской.

Гораздо лучше Тургеневу удались второстепенные герои, такие как Наталья, что в свои семнадцать лет гораздо сильнее морально Рудина, или Михаил Лежнев, который как глоток свежего воздуха в этом затхлом помещичьем мирке.

И, конечно, мастерское обращение Тургенева с русским языком, полюбившееся мне ещё со времен «Отцов и детей». Читаешь и наслаждаешься каждой строчкой, так и хочется начать читать вслух, чтобы слушать эти мелодичные фразы.

Оценка: 8
– [  10  ] +

Ссылка на сообщение ,

Для меня «Рудин» – это типичнейший представитель русской классики, типичный представитель своей эры – середины 19-го века. Его невозможно читать быстро – он тягуч, размерен, читать его надо медленно, и если приноровится к ритму, то удовольствие от чтения появится само собой. Его можно смаковать, этот роман. Он довольно камерный, действий в нем, по сути, не так много – физических действий (может быть, это, кстати, следствие перехода автора от короткой прозы к крупной, «Рудин» же переходное произведение) действий духа, переживаний, тут вполне достаточно, чтобы читалось с интересом. Язык густой, приятный – где-то, конечно не без пафоса (но это простительно, это следствие времени), но во многом – тот сладкий удивительный язык русской классики. Смешное здесь – смешно. Грустное – грустно. Много диалогов, и многое – через диалоги (и в этом тоже что-то от камерности, от пьесы); однако даже так создаётся и глубина и напряжение местами практически детективное. И, конечно же, совершенно не случайные герои, герои-характеры, герои-типажи, что не мешает им быть живыми, осязаемыми, яркими. И, конечно же, как полагается, нас ждёт погружение в каждого персонажа, в его голову и душу, и многие окажутся с «двойным дном», сложными; даже Пигасов, очень полюбившийся мне своей по-уайльдосвски едкой философией (это для меня было самое забавное в романе – одним этим можно было наслаждаться) оказался в прошлом взяточником, и философия его, по словам Лежнева, гораздо опаснее, чем философия Руднева. Все сложны. Даже персонажи положительные – Наталья, Лежнев, Волынцев. Что уж говорить о персонаже заглавном! Много говорить о нём не буду, о нём и так много сказано, и людьми гораздо умнее меня… Хотелось бы только заметить, как меняется мнение о нём – вот он появляется, интересный, умный, вдохновенный оратор, но постепенно что-то меняется, и другие качества выходят на первый план – привычка жить за чужой счёт, пустота слов, низкая принципиальность не к месту… И вот уже все это грозит бедой, если не трагедией (даже удивительно, что это не закончилось трагедией, особенно после фразы Лежнева, что Наталья из тех, что способны свести счёты с жизнью) – практически антигерой. Но, в конце все меняется, и испытание любовью человека (Натальи), что оказался мудрее и сильнее его, Рудина, идёт ему на пользу – и вот мы уже видим как меняется отношение к нему даже у антагониста Лежнёва: что Рудин чист, что он нужен миру, что в нём есть большая польза для других людей, зажжённых его речами. И финал, трагический, но почетный как «смерть на миру», за правое дело – эдакая точка в этой спирали, хотя кажется (и мы знаем, что это так), что эпилог придуман позже для усиления мысли о нужности России таких людей как Рудин. Такая сложная линия характера, раскинувшаяся в повести почти детективно. И в этом глубина романа – в проникновении, в вычленении такого человека-образа (а он тут центральный, но не один такой – и остальные так же вычленены), благородное и сложное дело проникновения в душу не только современника (явления), но и в душу, как не крути, русского человека… Вот она – классика. Типичная классика.

Оценка: 7


Написать отзыв:
Писать отзывы могут только зарегистрированные посетители!Регистрация




⇑ Наверх