Василий Ян «Чингиз-хан»
- Жанры/поджанры: Историческая проза
- Общие характеристики: Приключенческое | Военное | Социальное
- Место действия: Наш мир (Земля) (Азия (Центральная Азия ))
- Время действия: Средние века
- Сюжетные ходы: Становление/взросление героя
- Линейность сюжета: Линейно-параллельный
- Возраст читателя: Любой
Могуч и велик шах Хорезма, полновластный повелитель огромной страны. При имени Ала ад-Дина Мухаммеда трепещут враги его и даже сам калиф Багдада не может быть спокоен за свою жизнь и судьбу. Доходили правда и до высокого шахского трона слухи о том, что на востоке некий хан подчинил себе все монгольские племена и даже напал на Китай. Никто в Хорезме не видит причин для беспокойства — этому дерзкому, конечно, не сравниться с великим шахом. И когда в Самарканд прибыло посольство от великого кагана Чингисхана, участь его была незавидной...
Входит в:
— цикл «Нашествие монголов»
Награды и премии:
 лауреат |
Сталинская премия в области литературы, 1941 // Художественная проза. Первая степень |
1939 г.
1947 г.
1954 г.
1956 г.
1958 г.
1959 г.
1960 г.
1966 г.
1970 г.
1975 г.
1979 г.
1981 г.
1981 г.
1983 г.
1984 г.
1987 г.
1988 г.
1988 г.
1989 г.
1993 г.
1993 г.
1993 г.
1994 г.
1994 г.
2003 г.
2003 г.
2003 г.
2005 г.
2005 г.
2006 г.
2006 г.
2006 г.
2008 г.
2009 г.
2009 г.
2010 г.
2013 г.
2014 г.
2014 г.
2015 г.
2015 г.
2015 г.
2018 г.
2018 г.
2019 г.
2019 г.
2019 г.
2019 г.
2021 г.
2023 г.
Самиздат и фэнзины:
2021 г.
Аудиокниги:
2005 г.
2007 г.
Отзывы читателей
Рейтинг отзыва
[ 20 ]
strannik102, 29 января 2017 г.
Свершилось! Книга, однажды прочитанная что-то около 40 лет назад и навсегда впечатавшаяся в кластеры эмоциональной памяти, вновь вернулась в моё «сейчас» и заняла там подобающее для чего-то лелеемого место. И моя эмоциональная память меня нисколько не подвела — вот как помнилось давнишнее мощное и едва ли не чувственное отношение к читаемому тексту, таким оно и возникло наново сейчас. Вот что значит настоящая классика исторической литературы — изменилась эпоха (и даже уже не одна), читатель из пацана-подростка вырос в солидного дяденьку, а отношения «читатель-книга» остались прежними!
Прежде всего вызывает чувство глубочайшего уважения такой скрупулёзно-документалистский и, наверное, уже историко-научный подход к изучению автором темы. Свидетельством этому служат не только строки предисловия, написанного Львом Разгоном, но ещё и буквально вставленные в текст романа в виде сносок многочисленные отсылы к свидетельству тех или других авторов — современников Чингисхана, а также ссылки на мнения солидных академических историков — специалистов по этим жутким временам; а в необходимых случаях автор просто упоминает названия письменных научно-исторических трудов. По сути, Василий Ян не даёт себе свободы в творческом фантазировании — только то, что подтверждают учёные-историки и только то, чему есть письменные свидетельства современников!
И такое тщательное и внимательное изучение всего интересующего автора периода не может не сказаться и на качестве литературного материала, на качестве текста романа — многочисленные детали и подробности буквально всего, что попадает в поле зрения писателя Яна, настолько достоверны и не подлежат сомнению, что так и кажется, что просто находишься сам внутри тех самым времён, тех самым событий, тех самых обычаев и нравов — эффект погружения в книгу чрезвычайный, почище любого 3D.
Однако ведь можно просто детально и подробно педантично написать очень правдоподобную книгу, читать которую, тем не менее, будет скучнейшим занятием. И тут уже речь заходит о писательском мастерстве и литературном таланте Василия Яна — безукоризненное владение слогом, очень точно выверенное соотношение исторических фактов и романных драматических событий и описаний (опять таки основанных на фактическом историческом материале), интересность книги не только как исторического полотна, но и просто как художественной литературы...
Высшая степень читательского удовольствия и нетерпеливая дрожь копыт — скорей, к книге второй...
[ 17 ]
Шербетун, 3 октября 2014 г.
«Чингиз-хан» — это скорее фантазия автора на тему определенных исторических событий. Но какая же сладкая восточная фантазия со вкусом халвы и дыни получилась – оторваться от нее просто невозможно! Сам язык повествования настолько красив и пропитан песками Востока, что без малейших сомнений, веришь всему, о чем рассказывает автор.
Ковер этой книги соткан из десятка судеб людей, выросших на молоке монгольских кобылиц и туркменских верблюдиц, живущих в шахских дворцах и бедняцких хижинах, домах писцов и туркменских юртах.
Эта книга не столько о великом кагане Чингиз-хане, сколько о времени его величия, о падении городов великого Хорезма (Бухары, Самарканда, Гурганджа,..), о верных военачальниках Чингиз-хана и заклятых врагах, благородных разбойниках и мудрых дервишах, самовлюбленных шахах и отчаянных землепашцах.
Так, мы с замиранием сердца следим за трагической историей любви непокорной туркменки Гюль-Джамал и разбойника, барса степей Кара-Кончара, мы бредем по золотым пескам Хорезма с дервишем Хаджи Рахимом и слушаем вместе с маленьким писцом Туганом его сладкоречивые истории, мы бъемся в одной битве рядом с храбрым Джелаль эд-Дином, сопровождаем бегущего хорезм-шаха Мухаммада на остров прокаженных и оплакиваем его вместе с верным воином Тимур-Меликом, мы наблюдаем превращение в воина землепашца Курбана и вместе с Субудай-багатуром у берега Калки видим поражение русских князей.
«Великий хан над всеми племенами» предстает перед нами уже стариком, имеющим взрослых сыновей и подрастающих внуков. Он связующее звено, катализатор всех событий, описанных в романе. Что же есть такого в старом неграмотном человеке, что заставляет идти за ним тысячи воинов, в чем секрет его несокрушимой власти? Ведь Чингиз-хан как и любой смертный совершает ошибки, отнюдь не сладкоречив, боится собственных сыновей, могущих отобрать у него власть, он грезит бессмертием и косвенно виновен в смерти непокорного соперника — собственного сына Джучи.
Безоговорочное подчинение обусловлено верой в силу Темуджина, верой в то, что лишь под его началом монгольский народ сможет покорить Вселенную, дойдет до Последнего моря, ведь и сам Чингиз-хан совершил невозможное – бывший раб стал властителем душ и мира, сделал сильнейшим монгольское племя. И покоряли с его именем на устах суровые воины степей народы и земли, сеяли ужас и смерть на своем пути, подминали их легконогие кони всех, кто посмел восстать перед ними на древних путях Азии, кровавое солнце поднялось над Востоком.
Вот как поют о великом кагане монгольские певцы:
«Рубите, рубите
молодых и старых!
Взвился над вселенной
Монгольский аркан»
Повелел, повелел так
В искрах пожара
Краснобородый бич неба
Батыр Чингиз-хан.
Он сказал:
«В ваши рты положу я сахар!
Заверну животы вам
в шелк и парчу!
Все мое, все мое!
Я не знаю страха!
Я весь мир
к седлу моему прикручу!»
Так вперед, вперед,
Крепконогие кони!
Вашу тень
Обгоняет народов страх...
Мы не сдержим, не сдержим
Буйной погони,
Пока распаленных
Коней не омоем
В последних
Последнего моря волнах...»
Конные завоеватели покорили все от Китая до Каспия и пошли бы дальше, если бы не остановила их смерть мрачного владыки монголов. Но у дела Чингиз-хана остался достойный продолжатель – его осиротевший внук Бату-хан, готовый завоевать все земли Искандера Двурогого (Александра Македонского). Но это уже совсем другая история…
[ 16 ]
ii00429935, 29 сентября 2012 г.
Цикл «Нашествие монголов» Василия Яна для меня — эталон исторической эпопеи. Ну а «Чингиз-хан» — блистательное начало трилогии.
Личность Чингиз-хана невероятно притягательна для исторического романиста. Один из множества монгольских князьков, в юности побывавший рабом, создал мощную империю — от Тихого океана до Каспийского моря... Но можно ли считать великим человека, погубившего сотни тысяч жизней? Сразу надо оговориться, что становление монгольской государственности автора мало интересует. Да и сам Чингиз-хан появляется в романе где-то после 100-й страницы. И он у Яна, безусловно, человек, а не Темный Властелин из фэнтези. По-своему любит свою молодую жену Кулан-Хатун. Как и большинство людей, боится старческой немощи и смерти. Если его и можно назвать великим человеком, то он, конечно же, гений зла и разрушитель.
Но по большому счету Василий Ян писал роман не о великом тиране, а о времени, о людях, которым выпало жить в эпоху великих потрясений. В этой книге немало колоритных персонажей, грандиозные батальные сцены, удивительная атмосфера Востока, напоминающая о сказках «1001 ночи». Здесь хватает кровавых и даже натуралистичных эпизодов, но есть и надежда, вековая мудрость, позволяющая верить в лучшее. Империи строятся на крови, но рано или поздно распадаются. И от смерти не сможет убежать даже тот, кто считает себя владыкой мира...
[ 6 ]
Читач, 10 марта 2023 г.
В книге сложно выделить главных героев. Как отдельные мазки художника составляют саму картину, так и в романе судьбы всех персонажей сплетаются в единое полотно того времени. Времени жестоких нравов, хитрости, без которой порой невозможно было выжить («Говорящий правду умирает не от болезни»), мудрости, коварства. Времени роковых событий, за которыми стоит Чингиз-хан, направляющий своей властью, своей волей полчища туменов.
Впервые Чингиз-хан предстаёт во второй части романа. Это уже глубоко немолодой, жестокий, расчетливый, проницательный, наделённый острым умом человек, хорошо усвоивший принцип: «Только когда ты убьешь твоего непримиримого врага, то и вдали и вблизи станет спокойно». Человек, покоривший половину вселенной, но не победивший смерть.
[ 15 ]
Михаэль, 18 апреля 2016 г.
ставший невероятно популярным, благодаря подаренному ему создателями остроумию, жулик Остап Бендер, как-то раз взвился на дотошного обывателя «убивать надо таких знатоков!!!».
универсальный, право, совет, особенно на тему того, что делать со «знатоками», из десятых годов 21 века упрекающими авторов писавших 60-70, а то и все 200 лет назад в «исторических неточностях» и особенности в «вольностях», хотя речь идет о литературе художественной...
не, то чтобы писатели неподсудны по определению, но право, речь изначально идет о ВЫМЫСЛЕ, а не о претендующем историческую истину исследовании.
так что изыски на тему, «что такое Сульдэ, бог войны вообще, или своеобразный дух воинской удачи каждого военачальника», с точки зрения науки, несомненно интересны, но Ян был вправе изобразить его так, как хотел...
после такого пафосного вступления пора бы обсудить саму книгу.
Василий Ян, конечно, не мог пользоваться современными научными работами, зато он знал Азию, которая в начале 20 века, в чем-то изменившись, в чем-то оставалась той же самой что во времена Чингисхана. Ян пробирался по пустыням инспектируя состояние колодцев, бывал на приеме у самого настоящего Хивинского Хана, он укрывался от песчаных бурь, промерзал до костей на горных перевалах, пил с местными жителями приправленный солью чай...
потому его древний Хорезм и предстает таким живым, настоящим, лишенным искусственной экзотизации, слишком уж пышного-пряного ориентального колорита, но при этом несомненно Другим, иным, непохожим на современный мир.
богатые и могущественные мусульманские государства Средней Азии погружены во внутренние конфликты и повседневную жизнь, не зная еще, что над ними занесен меч Потрясателя Вселенной, овладевшего Великой Степью и покорившего уже Китай, непобедимого Чингисхана...
Ян, при всей нескрываемой симпатии к мусульманам, избегает соблазна сделать их невинными жертвами свирепых варваров.
Хорезмшах Мухаммед правит тиранически, сам устраивая грабительские походы на соседей, раздавая должности и города верным степнякам-половцам.
жизнь же простых хорезмийцев описанная с редким сочетанием этнографической яркости и житейского правдоподобия, тяжела, полна повседневных трудов и опасностей, притеснений со стороны власти, религиозной нетерпимости и бытовой жестокости.
но все же это привычная, устоявшая жизнь, это цивилизация, это культура, это оросительные каналы и школы, это изысканная поэзия и грандиозная архитектура, это ремесла, торговля, зарождение наук...
само вторжение монголов приходится на последнюю треть книги, и хотя Ян не из числа писателей, смакующих «кровищщщу», сцены вроде той, в которой обезумевшие от голода люди заживо раздирают случайно пойманного ими верблюда, надолго останутся перед глазами, тем более, что писатель лишь касается их, не обсасывая страницы напролет.
страшны монгольские мечи и стрелы, но еще страшнее — разрушение ирригационных сооружений, разрыв земледельческого цикла, благодаря которому благоденствовал Хорезм.
голод, эпидемии, опустение и одичание приходят на смену привычным тяготам.
мир рушится.
мусульмане называют своих врагов иаджуджами, давая им взятое из Корана имя проклятого народа, чей приход знаменует конец света.
вот только Махди не придет, и Аллах не уничтожит иаджуджей, закупорив им носы и рты...
полуразрушенные государства Средней Азии окажутся под пятой старого степного кагана, который с удовольствием будет пировать в «доме мусульманского бога», и потребует от покоренных, чтобы они услаждали его слух «жалобными песнями о гибели Хорезма», а некогда могущественную хорезмийскую царицу-мать изощренно унизит, сделав так, чтобы жила она у него в плену только на объедках, которые бросают ей пирующие победители.
Чингисхан появляется в книге далеко не сразу, но образ его на редкость убедителен.
он не фэнтезийный «темный властелин», а живой человек, в прошлом раб, сам хлебнувший унижений.
ему не чужды такие простые человеческие черты, как страх старости, сентиментальная любовь к младшему сыну, сомнения.
но все же это великий человек, великий и страшный, и величие его как раз и заключается том ужасе, который он внушает окружающим, а следом за ними и всему населенному миру.
жестокость великого кагана, поданная без излишней театрализации, проиллюстрирована сценами вроде этой:
– Род наших врагов надо вырвать с корнем, – сказал Чингисхан. – Потомство таких смелых мусульман вырежет моих внуков. Поэтому сердцем мальчишки накормите мою борзую собаку.
Палач-монгол, улыбаясь до ушей от гордости, что он может перед великим каганом показать свое искусство, засучил рукава и подошел к мальчику. Опрокинув его на спину, он в одно мгновение, по монгольскому обычаю, вспорол ножом его грудь; засунув руку под ребра, вырвал маленькое дымящееся сердце и поднес его Чингисхану.
Тот несколько раз, как старый боров, прокряхтел: «Кху-кху-кху!» – повернул саврасого коня и, сгорбившись, угрюмый, двинулся дальше вверх по каменистой тропинке.
старый деспот старается договориться со Смертью, он мечтает жить и править вечно.
но уже на смертном одре, зная, что ему немного осталось, отдает приказ сломать хребет собственному старшему сыну.
персонажи в книге вообще очень живые, не уплощенные до картонных «злодеев», «героев», «мудрецов» и тому подобного, у каждого своя правда и своя точка зрения.
более всего интересен Махмуд Ялвач, купец-мусульманин, добровольно взявший сторону монголов, способствовавший их победам.
но это не «законченный подлец на службе сил зла», он старается использовать свое влияние в том числе и для добрых дел.
хорезмшах Мухаммед не самый дальновидный правитель, не самый отважный полководец, и не самый лучший человек.
но и он не плоский «трусливый тиран», и судьба его трагична, а в описании его предсмертных мучений автор достигает чуть ли не эпических высот.
главные же герои, через которых автор показывает, как переживали нашествие монголов простые люди, по-своему типичны для исторического романа, традиция эта восходит чуть ли не к Вальтеру Скотту.
среди них есть молодой вольнодумец, бежавший от преследований имамов, превратившийся в бродягу-дервиша, есть простой крестьянин, здоровяк, что один дрался с многими за право отвести воду на свой участок, есть молодые девушки, ставшие пешками в играх сильных мира сего, есть старый книжник, есть рабы и разбойники, есть мусульманские принцы и монгольские военачальники.
и каждый из них — живой человек.
правда можно задать вопрос, что плохого автору сделали половцы — единственные, кому не дано шанса оправдаться.
монголы — жестокие неумолимые убийцы, но в них есть несгибаемая отвага, поистине самурайская преданность вождям, готовность переносить лишения и опасности, верность воинскому братству.
среднеазиатские мусульмане представлены самыми разными людьми, по большей части достойными, выбирай на вкус, гордый принц Джелаль ад-Дин или остроумный дервиш Хаджи Рахим.
туркмены так и вовсе все как один джигиты-молодцы, и женщины у них гордые красавицы, и разбойники благородные, и простые чабаны держать себя вровень с принцами.
русы, как и положено в нашей традиции представлять самих себя, безалаберны и неорганизованы, излишне доверчивы и склонны быстро загораться самыми разными идеями, но уж храбрецы-удальцы такие, что даже у врагов вызывают восхищение, и друг за друга — горой.
китайцы — конформисты, сгибающиеся перед любой силой, но есть в них вековая хитрость и мудрость, позволяющая раз за разом побеждать своих победителей.
и только кипчаки одновременно жадны, жестоки, трусоваты и подловаты...
все же я не решился поставить книге высший бал, и причина тому — некоторые ходульные, словно из школьных учебников, рассуждения и эпизоды, призванные натянуть образ действий и мыслей людей далекого азиатского Средневековья на каркас упрощенного советского марксизма. как уже до меня писали рецензенты:
ну что ж, такова была историческая парадигма во время написания книги, которая, кстати, получила Сталинскую Премию.
но в отличие от множества монументально скучных соцреалистических «кирпичей», пригодных лишь как оружие ударного типа, книга Яна оказалась живой и увлекательной, пережив больше сотни переизданий.
я впервые читал ее в отрочестве, лет в 11-12, решил освежить в памяти недавно, и оказался нисколько не разочарован.
[ 7 ]
Блофельд, 11 мая 2019 г.
Хотя роман называется «Чингисхан», сам Чингисхан появляется далеко не сразу. Не тянет он на главного персонажа. Вообще в романе главного персонажа не выделить. Главное в романе — это процесс завоевания Азии монголами. Надо отметить, что роман насквозь пропитан духом Востока. Даже напоминает «Тысяча и одну ночь».
[ 6 ]
Paganist, 11 октября 2014 г.
Не скажу что роман так уж понравился, но что-то в нём определённо есть. Как кажется, автор, несмотря на отличное знание предмета, о котором написал, всё же местами сгущает краски, что касается действий монголов. А вот воссоздание жизни и нравов Хорезма, а также раздробленной Руси вызывают неподдельное уважение.
В то же время, ощущается некий разрыв между линиями героев романа с общим историческим полотном, которое воспроизводит Ян. Хотя опять же, «мелкие пешки», то есть рядовые люди, не играющие никакой роли в историческом процессе показаны как одна из движущих сил этого самого процесса. Одним словом, «Чингиз-хана» стоит почитать. Восток, как говорится, дело тонкое... И очень загадочно-притягательное.
[ 14 ]
kerigma, 4 ноября 2019 г.
Собственно, это роман не столько лично про Чингисхана, и даже не про поход на Русь, что логично было бы предположить, а про второй крупный эпизод монгольского завоевания (после покорения Северного Китая, я имею в виду) — про завоевание Хорезма. А где Хорезм, там вся эта восточная романтика, шейхи, гаремы, развращенная роскошь и общая атмосфера восточного базара, такая, знаете, слегка соловьевская. Поскольку я ровно ничего не знала об этой части монгольской истории, то ничего и не могу сказать относительно исторической достоверности романа — может, и к лучшему. Надо признать, что правитель Хорезма, а также практически все окружающие его военачальники, выставлены самоуверенными идиотами, которые слишком давно привыкли уже считать себя самыми великими среди своих угнетенных подданных, самыми богатыми, с самым большим войском и т.д. Им и в голову не приходило, что какие-то полудикие кочевники с востока, с войском гораздо меньшим по размеру, могут не оставить от их процветающего царства камня на камне, опираясь ислючительно на дисциплину, единоначалие и здравый смысл. Монголы на их фоне выглядят очень организованными и целеустремленными и в целом как-то вызывают большее уважение.
Все-таки атмосфера востока придает событиям романа какую-то особую сказочность, что ли, и как-то почти забывается, что это ровно те же самые монголы, которые спустя всего три года будут пировать на помосте, стоящем на побежденных русских князьях. Это достигается за счет слога, который то и дело перемежается какими-нибудь эпическими стихами, и за счет отдельных ярких, но совершенно сказочных эпизодических персонажей — каких-нибудь мудрых старцев, которые одни осмеливались говорить Чингисхану правду в лицо, или горюющих девиц в гареме, героически дожидающихся, когда влюбленный джитиг спасет их из плена. В такой стилистике даже самые что ни на есть археологически подтвержденные исторические события приобретают налет выдумки, былинности, и уже совершенно не важно, существовали ли в действительности упомянутые лица и были ли в действительности захвачены эти города и сыграны эти битвы.
Ближе к концу романа сюжет внезапно отходит от Хорезма следует за двумя монгольскими военачальниками, которые отправились по приказу Чингисхана «к последнему морю» и по пути разгромили русских на Калке в 1223. Я понимаю, что автор, видимо, старался придерживаться хронологии в повествовании и ничего не упускать, но лучше бы про поход на Русь он написал отдельно. Насколько в части про Хорезм весь это пряный восточный базар симпатичен и в целом уместен, настолько неловкой вышла попытка в той же стилистике описать сбор русских князей и последующую битву. Все это посконное-домотканое, сусеки и исполать, героические сражения русских богатырей и трагическая их гибель. Учитывая, что с точки зрения военной тактики и здравого смысла русские князья проявили себя даже хуже, чем несчастный шейх Хорезма — не совсем честным и разумным кажется очернение его тирании, которая понесла вроде как справедливое наказание, в сравнении с нейтральным отношением к нашим с возвеличиванием отдельных подвигов. И если «восточная» стилистика повествования симпатична, то «русская» часть, изложенная в таком же стиле, но уже с славянским колоритом, вызывает идиосинкразию своей неестественностью.
Несмотря на этот момент, в целом прочитала с удовольствием и интересом, такой хороший экнш с восточным колоритом.
[ 12 ]
prouste, 1 мая 2013 г.
Определенно лучшая книга в переоцененной трилогии, в которой есть вполне себе приемлемая реконструкция Средней Азии при вторжении в города войск Чингисхана. Композиция у романа совершенно рваная — начинается срезом с Востока и одними персонажами, а в концовке действие происходит вокруг Чингисхана и его окружения. Роман был дико популярен из-по причине бесптичья, яркости красок и некоторого упрощения собственно исторической составляющей. В художественном плане, по проникновению в материал он сильно уступает вышедшему позже «Железному веку» Калашникова, а по воссозданию восточной пряной базарной фактуры- «Звездам над Самаркандом» Бородина. Роман Яна несколько манихейский, со скудноватыми полутонами, без нюансирования восточной психологии. Излюбленная схема продажности верхов и стойкого сопротивления монголам со стороны националистически настроенного предпролетариата вызывает иронию. Последующая книга стала еще хуже, с совершенно несносными картинами жизни еще и древнерусских городов и той же схемой ( еще и «богатыри-партизаны» появились), а «К последнему морю» — вещь вообще типа адаптации хроники с расцветкой фактографической каавы.