Захар Прилепин «Чёрная обезьяна»

Поначалу — ага, полная чернуха.

Мрак копится, копистся, и вдруг зашкаливает так, что становится понятно: никакого отношения к «реальности» книга не имеет. Тогда — отпускает. Понимаешь, что герой живет в иной реальности. Практически — в параллельной. Но не фантастической, а созданной неким фильтром в его мозгу. Такой фильтр есть у каждого из нас, он окрашивает окружающее в разные оттенки серого и в результате одно и тоже место мы видим по-разному и , даже контактируя, проживаем свою жизнь каждый в своей личной вселенной — триумф солипсизма.

Вселенная ГГ — погружение в полный мрак постоянного самоистязания. Стоит ГГ чего-то добиться, как он начинает свои успехи разрушать. Уворачивается от направленной на него любви. Нарывается на физическое насилие. Любит ли он сам кого-то кроме себя? Любит, но настолько глубоко, что и себе в том не сознается — вот и приходится не жену любить, а «проститутку, похожую на жену» искать, и к детям вроде как тянется, но какие-то они назойливые, и места им не находится в его крутящемся колесом аду, и любовницу вроде как впускает в личную сферу, но раздражается и тут же отталкивает, ни то наслаждаясь, ни то презирая ее, бегущую за ним собачонкой. Не человек — квинтэссенция бытового мелочного порока. И все равно в центре его внимания — я, любимый и великий, гадина, но своя, родная. И поиск в конце — чтобы почувствовать себя нужным.

И только последним проблеском уже животного разума — я кому-то нужен.

Он уже не смог.

Расследуя аморальность мира, оскотинился в хлам.

Если бы он только свою жизнь разрушал, беды бы не было — так, любопытный экземпляр, потаращиться на него сквозь стекло террариума, но солипсизм — это еще и формирование Вселенных окружающих тебя людей. Особенно тех, кто близок тебе, кто от тебя зависит. И мы получаем вскользь упомянутую трагедию. Автор не акцентируется на ней, как не акцентируется и на многих других деталях, не утруждает себя развитием физического сюжета, развязкой интриги с детьми. Потому что книга — совсем не об этом. Она о месте нравственности в нашем мире. Дети без понятия добра и зла, кто они — абсолютное зло или Чистота, посланная истребить носителей зла — нашу цивилизацию? Где граница меж сумасшествием и рассудком? «Когда смирение из святого человека делает опустившееся ничтожество»? В какой момент бытовые грешки выносят тебя за скобки «добра и зла», а точнее — социума?

«Когда я потерялся?..»

Ответ на предпоследний вопрос — жестко зависит от ответа на первый.

Абзацем выше я написал: «последним проблеском уже животного разума — я кому-то нужен». Мне кажется, это — один из ключей, которые дает автор: даже инстинкты, сам наш базис, заставляет нас жить ДЛЯ кого-то. Вот он — «0» на шкале координат, а не внеморальные дети. Поиск «сверхчеловека» — в себе ли, во вне ли — приводит к отторжению человеческим сообществом, к бунту собственной природы, к саморазрушению, аутодеструкции.

Вторично? Многие это говорят. Может и так. Возможно, какие-то древние когда-то об этом писали, но я не читал их и никогда не прочту. К примеру, потому что «их тяжелое детство прошло вдалеке от вещей, тех, которые так переполнили доверху нас»(ДДТ). Я хочу современных, родных декораций. Я хочу себя узнавать в этих героях. Я хочу современной прозы. А вторичность... Чтож, если вопрос не решен вот уже тысячу лет — предлагаете о нем замолчать?

И ЗЫ: мрак-мраком, чернуха-чернухой, а я стал добрее к окружающим, особенно — родным.

Ну что, плохая книга?

Почитал отзывы. Искали книжонку, а нашли книгу. И тщатся выплюнуть её из себя, как случайную горькую ягоду.

Вам когда-нибудь хотелось оказаться в каюте тонущего корабля? Изнутри увидеть, как вода, захлестывая палубы, затягивает в глубины громоздкое железо? Через круг мутного стекла рассмотреть бьющиеся волны, а потом, шевеля мокрыми пальцами, видеть подступающую кромку и знать, что в потолок коридоров уже плещет, и единственный кусок воздуха на 3-5 минут здесь и сейчас. Хотелось? Тогда читайте.

Через осыпающийся, рушащийся мир, сквозь разъезжающееся по швам повествование надо продираться, заставлять себя читать дальше и дальше. Герой словно идет по стеклянному коридору в мерцающем белом свете электрических ламп. Под тихое неотвязное жужжание ему слышатся невнятные голоса «с той стороны». Воркование детей нынешних, воспоминания о детях прошлых, выламывающиеся в неестественных позах и гримасах взрослые. Коридор разветвляется и петляет, уводя то в одну, то в другую сторону. Нет повествования, есть напряженное, болезненное всматривание в детали. Обычные предметы, действия, явления становятся ярким выпуклым сюром; заварка в стакане – женский лобок, «ало саднящая зарешеченная лампочка», «раскрытые кривые рты откидных стульев». Деформируются время и пространство, нивелируя общее, выпячивая частное.

С одинаковыми отчуждением и усталостью описываются Кремль и убогая деревенька, где живьем палят в печке котят – не по злобе, от лени – топить долго. Милые, живущие рядом родные дети, даже не знаемые по именам, любовница, журналистское расследование идут белым шумом. Не интересным и не значимым фоном.

Медленно, но верно скатывающийся в безумие человек тонкий, образованный, в меру обычный, такой, как мы свами, тянет за собой трепыхающегося на ветру терпких сравнений читателя.

Это первая книга, читая которую, то и дело вспоминалось: «Поднимите мне веки! Не вижу!» До последних страниц, я не могла осознать, что стержень романа, его посыл – деструкция. От начала и до конца. В отстраненной жестокости, в будничности боли, в безразличном трепете кровавыми жилками деталей – везде. Чтобы хоть как-то разглядеть книгу, ощутить ее целостность, приходится отодвигаться. Намеренно отстранятся и охватывать глазом, нюхом, слухом. Потому что вблизи – то же, что полотна Монэ в размерах «Явления Христа народу» — муторно и бессмысленно.

В последние сто страниц чтение, словно ползающего по полу таракана оставить уже нельзя. Оно беспокоит и раздражает. Его нельзя не заметить, нельзя прекратить. Нужно раздавить. Дохрустеть. Дочитать. Чтобы не зудело. Чтобы отпустило.

Резонный вопрос: почему я не бросила читать в первую сотню? Все просто – это отменно написанная книга. Удивительный, звучный, сочный необыкновенно живой и пульсирующий прилепинский язык увлекателен и манящ. Он завораживает и пьянит, заставляя листать вглубь.

Впрочем, уверенного чавкающего хруста в финале он не глушит, отчего желание узнать «что же все так это было!» становится еще более острым. К счастью, Прилепин, в отличие от большинства классиков жив и здоров, и с удовольствием высказывается относительно своих произведений. Из его интервью: «Здесь нет сюжета. Он был намеренно мной извлечен в определенный момент. Изначально роман был больше раза в полтора. <...> Бессюжетный морок. Человек встал посреди жизни и идти ему некуда. Начинается все, как сюжетная вещь, а потом рассыпается в прах. Это было для меня важно. <…> Из своего витального рая человек может осыпаться в полный кромешный ад».

Наверное, не зря до сих пор нет на эту работу аннотации: даже нет желания определять, о чём это написано.

Общее впечатление однозначное — да, это очень неплохо стилистически. Причем, сначала в глаза бросалась некоторая искусственность такой манеры, едва ли не натужность, но затем автор «расписался» и читать было уже достаточно комфортно. Что же касается содержания... При том, что при чтении остро ощущаешь атмосферность, чуть ли не кинематографичность, текста, буквально через полдня я не смогла вспомнить, о чем был роман. Ощущение (или послевкусие) двойственное: помнится, что здорово написано и — что неприятное содержание. Нет, я отнюдь не считаю, что не должно быть жёстких и «чёрных» текстов. Но здесь осталось ощущение какой-то тёмной пустоты. И досады, что литературный талант создает то, что мне — пожалуй, не нужно.

И, кстати, да — фантастической составляющей я здесь не уловила. Уж сюжетообразующей — точно.

Когда читал произведение, очень сильно сосредоточился на детях, и не понимал почему эта тема практически не развивается по ходу повествования. В итоге я не понял книги. Может кому мое предостережение будет полезным

Слава Богу прочитал эту книгу много позже «Обители» и «Некоторые не попадут в ад». Прочитай я её первой из творчества Прилепина, возможно другое и не захотел бы попробовать. Наверное, её можно расценивать как не очень удачный эксперимент автора. Но даже в таком виде, спустя некоторое время нет, нет да и всплывают в памяти некоторые фрагменты текста и эпизоды. Роман безусловно оставил некоторое послевкусие, впрочем далеко не самое приятное.

Книга не рекомендуется к прочтению беременным, детям, пенсионерам, склонным к суициду личностям, эмо, впечатлительным и тонким натурам.

Книга написана очень интересным стилем изложения, жестким и юморным. Книга без света в конце тонеля. Книга во время прочтения которой, ты недоволен всем и всеми кто и что тебя окружают. Книга — неудовлетворенность.

Не знаю как те, кто прочитал эту книгу к ней отнеслись. Но я своему другу не дал бы ее прочитать, если бы хоть на секунду возникло у меня чувство сомнения о том, что книга изменит его жизнь или отношени к той жизни, какой он сейчас живет. Так как мне кажется ни к чему хорошему эта эмоция, что возникнет, а то что возникнет это точно, вряд ли приведет.

Вам решать!

Неудачная книжка, а все в авторе потенциал чувствуется ( а при чтении «Патологий» такого не было). Прилепин здорово стартовал и первые сто страниц не покидало ощущение, что сейчас он заткнет за пояс Гранже с его «Мизерере». Те же дети-убийцы и тотальный мрак. Я прямо вот радовался тому, насколько выигрышней выглядит писатель сравнительно с сюжетчиком ( слог Гранже много хуже чем у, допустим, Дэна Брауна). Потом все завершилось традиционными записками сумасшедшего, не без удачных сцен, но в общем мутью. Персонаж «кодекса» первых романов ожидаемо брутален, мир против него и проч. В роман вставлен самостоятельный рассказ от лица условно средневекового мальчика про штурм замка детьми. Сам по себе рассказ хорош, но в общей мозаике он затерялся. Общая тревога за детей как единый ориентир понятна, автор выжал эмоционально из нее все, что мог. Физиологично, с чувством меры и вкуса откровенные проблемы. Коль скоро персонаж вполне себе сумасшедший, автор и не заботится особо о логике поступков. К несомненным плюсам отнесу корректный объем.

Не знаю, не очень мне понравился роман. Хотя написан хорошо, ярко, упруго. Просто остается такое ощущение, будто бы Захару Прилепину очень хотелось взять, наплевать на гендреные стереотипы да и написать женский роман по-мужски: о женах, любовницах, детях и кризисе среднего возраста. Без всякой лишней чернухи, только с той чернухой, которая в обычной жизни обычного замученого бытом благополучного человека. Но нет, сознательно или же бессознательно, показалось это автору стыдным, и появилась в романе интригующая тайна нечеловечески жестоких, непобедимых детей, и не просто появилась, а прямо как центральная профигурировала в самом начале (и в аннотации, чего уж там). И хороши ведь эти дети до безобразия, и так чудовищно архетипны, будто вылился в этом тексте весь ужас патриархального общества перед непонятным миром унижаемого и подавляемого им ребенка, и мог бы быть такой мощный, жуткий, провидческий почти текст, если бы не отвлекался Прилепин на свою любовь-морковь так сильно. А то по идее любовь-морковь должна была стать фоном для жуткой загадки карающей детской десницы — а вышло наоборот. А вот решись Прилепин написать отдельно про детей, а отдельно — честный, безбоязненный мужской женский роман, и было бы два отличных романа. А так раз — и ни одного.

Мне кажется, книга написана языком 30-х годов. Таким пёстрым и мутным, как тогда многие писали. Почему так Прилепин написал? Наверно, потому что своего стиля не имеет.

Есть страницы написанные жёстко, но в целом такое впечатление, что он просто выплеснул весь негатив, какой у него был, на страницы. У кого — праздничное слово, а тут — как будто слово с бодуна... Не мой выбор.

Кажется, книга получила какую-то премию как фантастика? Где здесь фантастика? Если только, исходить из соображений, что всякая повесть и всякий роман есть выдумка, сиречь — фантастика...

Главное в книге — это, конечно же, сам герой, даже скорее, по-моему, антигерой. Ибо вряд ли можно испытывать к нему особого доверия или симпатии. Отдельные поступки или чувства его могут быть поняты или оправданы, но в целом — это бурные, большей частью бесцельные метания в пространстве и мыслях. Может он ищет себя ? Ну так поиски явно затянулись, да и не видно в нём большой цели. А сны-отступления тоже не дают этого ответа.

В общем — суматошно и , наверное, затянуто. И если сравнивать с гламурно-цинично-обеспеченными героями нашего времени, то этот персонаж недалеко от них ушёл, хотя и смотрится этаким антидухлесс.

– Вы сами для себя решили что-нибудь, глядя на все это? – заторопился я с вопросами. – Где кончается рассудок и начинается сумасшествие? Что более органично человеческой природе – смирение или буйство? И когда смирение из святого человека делает опустившееся ничтожество? И когда буйство делает из национального героя припадочного психопата?

(из диалога с главврачом)

Иди ко мне! – суровый мужской голос; ну-ка, ну-ка, а теперь иди ко мне! – ласковый женский.

Куда к тебе? Зачем ты меня звал, художник, пахнущий табаком, с порыжелыми от красок руками? Зачем ты звала меня, пахнущая молоком, с руками, побелевшими от стирки? Я пришел – и что теперь? Рисовать, стирать?

(описание рождения)

Книга — внутренний диалог героя с самим собой. Борьба сумасшедшего и здорового внутри человека. На протяжении повествования «ненормальное» и «нормальное» несколько раз меняются ролями. В роли системы координат, ориентироваться на которую предлагает автор, выступают «недоростки» — дети, с отсутвующими понятиями добра и зла, хорошо и плохо (то есть чистый лист, абсолютный ноль).

В книге, на мой взгляд, основными являются три вопроса: стоит ли жизнь того, чтобы ее прожить, вопрос сверхчеловека и вопрос относительности «нормальности». Но Прилепин, изливая бумаге свою душу, принципиально нового ничего не пишет. До него были А.Камю, Ф.Ницше и произведение «Я легенда», которые рассматривали каждый по отдельности из вышеперечисленных вопросов и делали это намного глубже и осмысленнее. С точки зрения философской составляющей и психологичности книги — провал. Любой читатель, знакомый с классиками философии, после прочтения «Черной обезьяны» Америку из выводов Прилепина не откроет.

Начало вроде интересное: какие-то странные дети в спецлаборатории, таинственное резня целого подъезда дома, журналист, ведущий расследование. Но это туфта. Вот серьёзно: роман — туфта. Ружья не только не стреляют, они падают со стены в погреб, обжираются опят и улетают на йух.

Удивительно: дали Улитку за проституток, пальцы в сперме и зажёванный носок.

Герой, журналист, попадает в секретную лабораторию в Кремле, где изучают разных душегубов. Одновременно герой узнает про судьбу целого подъезда, вырезанного бандой гномов. Одновременно распадается его семья, жена уводит детей, сама попадает в дурдом, где обитал доселе и герой. Отдельная, самая, по-моему, удачная линия — отношения с вокзальной проституткой Оксаной и поездка к ее сухорукому сыночку в деревню. Проститутка описана уверенными мазками, но и не без сентиментальной отсылки к Сонечке Мармеладовой. Сюжетные линии обрываются, но переплетаются: одна история мягко переходит в другую, вдобавок книга разбавлена двумя вставными новеллами — про древних малорослых завоевателей и про современных детей Африки. Прием, который должен был, по задумке автора, поднять писательскую состоятельность, не иначе.

Герой у Прилепина всегда более-менее один и тот же, даже если его по-разному зовут и у него разные биографические обстоятельства, мы понимаем, что речь о том же человеке. Этот герой всегда выступал фокусом, наверное, самой важной темы писателя — животного права человека на насилие.Кажется, что историю с детьми-убийцами у героя никак не получается разъяснить не из-за профессиональной неловкости, а из-за того, что их настоящий корень должен, исходя из всей системы взглядов Прилепина, обнаружиться в нем самом. Но не обнаруживается. И именно из-за того, что звериный субстрат из героя почти изъят, он оказывается слаб и впервые у Прилепина терпит полное поражение.

Роман обо всем и ни о чем. О семье и детях, о собственно несостоятельности и смысле жизни. В конце концов о нынешней жизни в России, где каждый мужик — это неудачник-писатель.

Пожалуй, самая неудачная, откровенно слабая книга Прилепина.

Автор явно попытался сыграть на новом для себя поле, выйти за рамки привычного реализма, написать сложный, многослойный роман. Но не получилось. Книга по большей части вышла «вымученной», «философия» книги мутная, несвязанная, сцены в Африке и вовсе уровень фанфика. Впрочем, та часть романа, где описываются отношения ГГ внутри семьи и с дамой лёгкого поведения, на удивление хороши, правдоподобны, вызывают интерес и даже сочувствие к ГГ.

В целом общая задумка и идея книги понятны, но исполнение очень слабо. Не советую.