Лев Толстой «Воскресение»

Пришлось писать, что роман «Воскресение» реалистический, хотя большей неправды жизни трудно себе представить. Ещё за тридцать лет до выхода толстовского романа Фёдор Михайлович Достоевский, выступая против Некрасова, разгромил основные положения толстовского романа в повести «Записки из подполья». Но Лев Толстой с обречённостью Кассандры дует в свою дудку, выдавая желаемое за правду жизни. Кстати, за тринадцать лет до Толстого Чехов в рассказе «Мечты» обозначил одну из сюжетных линий романа. Неужто жизнь российская столь скупа на события, что один классик вынужден у другого сюжеты тягать?

Написано, как и всё у Льва Толстого скучным, скрипучим языком, с массой огрехов и провинностей перед русским языком. Недаром у Толстого самый низкий словарный запас среди всех писателей девятнадцатого века, во всяком случае, среди тех, чьё имя дошло до нас. Когда-то, в двадцатилетнем возрасте, прочёл это потому, что «надо», сейчас пролистал, освежил в памяти и с отвращением засунул на книжную полку во второй ряд.

Не читала Толстого со школы, хотя в то время вполне успешно, хоть и без особых восторгов продралась через «Войну и мир» и «АК». А тут взяла по случаю не столько духовного очищения ради, сколько потому, что больше на электронной книге не было ничего симпатичнее. И поразилась. Серьезно, первые страниц сто не переставала удивляться, что это *действительно* интересно. И даже персонажам слегка сопереживала. Мне кажется, начало романа — самое сильное, что в нем есть, или я просто от манера письма Толстого так отвыкла, а потом привыкла опять. Во всяком случае, я начала понимаю, почему в 10 классе меня так безумно раздражал «мир» и так нравилась «война» — по банальнейшей причине, что до мира в тот момент я еще не доросла. Тогда казалось, что персонажи зря тратят драгоценное время своей жизни на бесконечное обмусоливание, кто, с кем и как, построение, выяснение и прекращение отношений. Прошло больше десяти лет — и тут-то до меня наконец дошло, что не зря)) И что вообще интересней этой темы мало что можно придумать.

Начало, первая четверть «Воскресения» — именно что очень *отношенческий* текст. Думаю, не открою никому великой тайны сюжета: барин, богатый наследник, при случае совратил воспитанницу своих тетушек «из простых», сделал ей ребенка да и думать забыл. Прошли годы, воспитанница пошла с того момента по наклонной и дошла сначала до проституции, а потом и до скамьи подсудимых по обвинению в убийстве. И вот этот барин в составе присяжных рассматривает ее дело — и узнает.

Отлично прописаны все детали характера и барина, и окружающих его персонажей — небольшим количеством черт, но очень четко. При этом Толстой не уходит ни в преувеличение, ни в преуменьшение добродетелей и пороков, разве что общее ворчливое неодобрение всего окружающего мира у него постоянно слышится. Но при этом — в отличие от того же Достоевского — в его персонажах и их действиях нет никакой «фантастичности», невротичности, все они, от последнего каторжника до высших чинов очень твердо стоят на грешной земле. Их поведение, поступки, характеры, даже порывы души настолько логичны, что кажутся не просто естественными, а единственно возможными. И при этом всем персонажи не вызывают ни сочувствия, ни симпатии. Забавно, возможно, это как раз издержки слишком внимательного авторского взгляда на их характеры и мотивы, который «снимает все покровы», в том числе те, которые лучше бы не снимать. Если где и есть героические герои, то только не в «Воскресение».

Увы, с развитием сюжета становится все занудней и занудней. Толстой по доброй своей традиции не доверяет читателю и не пытается донести до него хоть одну мысль или идею исподволь, через поведение или разговоры персонажей. Нет, об этом обязательно должно быть пятьдесят страниц авторского текста. На извечные темы «как нам обустроить Россию», «учи дурака богу молиться» и «а если вы не поняли, я еще раз повторю». При этом у меня лично острейшую антипатию вызывают два момента: наезды на христианство, причем совершенно нелогичные (в свете концовки) и необоснованные как таковые и «красная зараза». Прямо выраженные симпатии к революционерам и террористам, то бишь. Учитывая, что тему русской революции я воспринимала и воспринимаю весьма болезненно и в целом эмоционально отношусь к ней ровно так, как изложено в «Бесах». Толстовские же идеи, пусть и не прямо революционные, но весьма сочувствующие, учитывая, что дело происходит уже в 1899, понять и оправдать не могу. Нужно быть чудовищно слепым, чтобы продолжать думать, что из всех этих маньяков и садистов составится некая очищенная и просветленная Россия.

Впрочем, чем хорош Толстой — он может сколько угодно абстрактно рассуждать о добре и зле, но в деталях он предельно честен, а детали говорят сами за себя. Чудовищные, звериные отношения в сообществе каторжников — особенно по сравнению с «высшим обществом», которое вначале так противно, а потом так приятно Нехлюдову. Революционеры, которые преследуют вовсе не общественное благо, а ищут личного самоутверждения (Новодворов) или оправдания бессмысленного своего существования (Вера Ефремовна и прочие). Толстой может ставить какие угодно высокие этические планки, но при этом постоянно спускает героев с небес на землю (Наташа Ростова в молодости и зрелости). Это забавно, и с одной стороны, хорошо, потому что честно, а с другой плохо, потому что разочаровывает.

Подумала, кстати, что концовка достраивается по тому же принципу. Нехлюдов открывает для себя Новый Завет, и на этом мы с ним расстаемся (опустим вопрос, что будет, когда он откроет для себя ВЗ и искренне удивится тамошней жестокости и бессмысленности). Что с ним будет дальше? Логика Толстого предполагает, что он спокойно вернется в свое общество, поездив, возможно, некоторое время по заграницам, и будет в нем жить, и *ничего* глобально в нем не изменится. Ну разве что будет меньшей свиньей — но он и так ей особо не был. Что в нем воскресло, или в Катерине, вот вопрос.

В общем, начали за здравие, середина прошла под знаком хождения Нехлюдова по инстанциям, а закончили, как обычно, за упокой, Евангелием от Матвея в толстовской обработке. Читала легко, но после первой трети уже без особого интереса.

Этот роман-обличение, роман-проповедь оказался совсем не тем, что я могла ждать от Льва Николаевича. Если бы мне дали «Воскресение» без титульного листа, я бы, пожалуй, решила, что это вообще не Толстой. И не потому, что «Воскресение» слабее других его книг. Но от Толстого я никак не ждала ни такого нарочитого натурализма, ни такой прямолинейности. Здесь не найдешь огромного, многокрасочного мира, как в «Анне Карениной», тем более в «Войне и мире». Писатель сознательно и нарочито обеднил свою палитру.

Уже первые главы откровенно били на эффект: погубленная женщина в вонючей мрачной камере и ее соблазнитель среди комфорта и роскоши. И тут же слишком резкое, в лоб противопоставление духовного и физического в человеке. Духовный человек в Нехлюдове, и чистая любовь, и Христово воскресенье — а затем торжество чувственности и спальня Катюши, как символ всего греховного и темного, что разовьется дальше, пустив под откос жизнь героини. Контраст очевиден и прост.

Но Толстому здесь явно не до тонкости и глубины. Писатель выплескивает накопившееся, судит и выносит приговор.

Откровенное лицемерие всюду: в семье, в суде, в религии, во всем укладе жизни. Когда Нехлюдов пытается жить по евангельским заповедям, его считают в лучшем случае «оболтусом». Когда он живет, «как все», т.е. проматывает состояние, пьет, соблазняет Катюшу, — вот тут родные вздыхают с облегчением: наконец-то мальчик ведет себя нормально. А как яростно, насмешливо чуть не по-щедрински Толстой описывает суд!

«То, а не другое решение принято было не потому, что все согласились, а, во-первых, потому, что председательствующий, говоривший так долго свое резюме, в этот раз упустил сказать то, что он всегда говорил, а именно то, что, отвечая на вопрос, они могут сказать: «Да, виновна, но без намерения лишить жизни»; во-вторых, потому, что полковник очень длинно и скучно рассказывал историю жены своего шурина (...) и, главное, потому, что все устали и всем хотелось скорей освободиться и потому согласиться с тем решением, при котором все скорей кончается».

В тех же главах впервые возникает противопоставление христианской обрядности и Евангелия, чуть позже развитое в безжалостно остраненном описании богослужения в остроге, а затем продолженное во многих эпизодах.

Затронута и еще одна дорогая Толстому тема — положение крестьян и незаконность частной собственности на землю.

Да, роман-обличение, роман-проповедь, убежденный и яростный, полемически заостренный, но в чем-то и одномерный.

Толстой будучи мировым судьей хотел показать то, каким должен быть настоящий суд. Ну и соответственно, и совесть людей. Их страдания и эмоции. Если так можно выразиться, бесстрастность и беспристрастность судей.

В том и достоинство Толстого. Он всегда говорит то, что думает. Он не лицемер, подобный многим другим чиновникам и служащим, которые готовы завернуть и закрыть дело на полдороги. Жаль, что в мире так мало хороших людей и писателей как он. Точнее, их много. Но мало кто слушает их.

Я как юрист и журналист, согласен с Толстым. К сожалению, и сейчас мы сталкиваемся с тем же. Сто лет прошло, а люди все те же. Это плохо и хорошо. Однако пока люди помнят Льва Николаевича. Будет бессмертны и его творения.

Непохожее на другие произведение Толстого удивило меня.

Базовый сюжет рассказан уже в аннотации к книге: барин приходит в качестве присяжного на уголовный суд, там одна из подсудимых — девушка, которую он совратил и бросил сто лет назад. И вот случается нелепая судебная ошибка, её приговаривают к каторге, а он, чтобы искупить давнишнюю вину перед ней и самим собой, следует за героиней. По сути, даже этой девушке уделено в романе не очень много времени. Скорее это книга одного персонажа, через взгляд которого (а по сути через свой) Толстой нам делает срез общества России 1880-х. Тут много про судебную систему и наказание, про заключенных (и уголовных, и политических), про земельно-крестьянские вопросы, хождения по инстанциям, договаривания через знакомых. Рассуждения про попов, церковь, сектантов. Как это обычно у Льва нашего Николаевича рефлексия на тему: я так делаю, чтобы показаться хорошим или это правда хорошо? Или это (о, его любимое слово!) дурно?

Вобщем если понимать, что это не горячая любовная история, как в Карениной, не смесь кучи сюжетных линий, как в Войне и мир, а именно рассуждения писателя о наболевшей для него теме, то очень даже хорошо.

Понравилось детальное описание тюрем, этапирования, уголовников и революционеров через видение достаточно состоятельного человека и через диалоги. Внутренние борьба и инсайты, конечно, здесь тоже есть.

Кстати, я бы не сказала, что именно в Воскресении много морализаторства от автора. По моим ощущениям их гораздо больше в той же Война и мир.

8 из 10.

Грехи и их лечение самообманом.

Роман-конфликт «Воскресение» рассказывает о возрождении, духовном переосмыслении собственной жизни богатого дворянина Нехлюдова. Он когда-то совершил нелицеприятный поступок и, через десятилетие, столкнувшись с последствиями (старая как мир история нравственного падения соблазненной женщины), неожиданно для себя пересмотрел собственные поступки, свое бессмысленное бытие. Герой дает оценку себе и своей деятельности и судорожно порывается исправить не только себя, но и несправедливый окружающий мир. Князь Нехлюдов в процессе нравственных поисков поднимает вопросы государственного устройства (в том числе и земельной реформы), общественного порядка, судебной и социальной несправедливости, религии и морали.

Роман обращается к множеству животрепещущих проблем, рассматривает идейные противоречия, возникшие в период становления революционеров, греховность в целом. Герой «Воскресения» не просто живет в поисках истины и совершенства, он силится что-то изменить и яро клеймит несправедливость, пытаясь осмыслить происходящее в мире не только с позиций дворянства, но и через призму восприятия крестьян, революционеров и представителей разных сословий и занятий, осужденных за различные проступки.

Нехлюдов часто пристрастен, импульсивен, склонен совершать необдуманные поступки, лезть на рожон, рвать связи с привычным ему миром. Найдя свою истину — идет к ней напролом, бьется головой об стену, даже не пытаясь её обойти, или открыть дверь, которая совсем рядом. Внутри князя кипит вулкан страстей, его грызет истовое желание воскресить себя, загладить грехи и снова стать чистым. В чём-то он по-детски наивен, в чём-то прогрессивен, а в чём-то перепуган и потерян.

Образ князя, как впрочем, и собирательные образы чиновнической и дворянской среды, в которой он вынужден вращаться, носят сатирический оттенок и показаны полностью, либо частично (с незначительной надеждой на очищение/оттаивание) заплесневевшими/ закосневшими в своем иллюзорно идеальном мирке. Иногда рассуждения героев пафосны, иногда оправдано скептичны.

Но всё же Нехлюдов терзается, растет и… воскресает? Скорее смиряется с обществом и его порядками, к которым он привязан с рождения.

Противоречие за противоречием, безнадега и безвыходность, несправедливость и неправедность – из поколения в поколение, цикл за циклом…

Роман оставляет двоякое впечатление. С одной стороны эта основная сюжетная завязка и линия сюжета: скучная, глупая, наивная, неинтересная мыльная драма, в самом худшем своем проявление. Но, с другой стороны, это описанный быт и социальные взаимоотношения того времени. Дворяне, купающиеся в роскоши, прожигающие состояние и живущие в вечной скуке с одной стороны, и огромные народные массы, которым есть нечего, в буквальном смысле этого слова, и которые эту роскошь и обеспечивают. Дворяне к этим людям относятся как к говорящему скоту, не более, за людей их не считают. Суды, которые как заметил ГГ романа решают задачу не того что бы восстановить справедливость, а действуют в интересах правящего класса. Бессмысленно жестокое обращения с заключенными. А ведь сам Толстой был дворянином, написать такой роман, с такой позицией, для это же требовалась честно посмотреть на действительность которая его окружала. В этом отношение конечно, большой плюс Толстому.

Не буду вдаваться в аналогии и сравнения, а просто скажу, почему книгу стоит прочесть:

-сюжет, хоть и излишне детализирован, но интересен;

-некоторая философия о тюрьме, как «исправительном» учреждении;

-экскурс в прошлое со всем контрастом расслоения общества.