Г. Ф. Лавкрафт «Другие боги»

Достоточно небольшой, но очень интересный рассказ Лавкравта, скорее напоминает миф, чем обычную историю. События, отображонные в рассказе мне были вдвойне интересны, поскольку побывав в Тибете я попал немного в похожую ситуацию, когда был там в творческом отпуске. Мы путишествовали в двоем с гидом и как-то раз пришли в одну деревушку в которой мы должны были заночевать. Мы пришли слишком рано и еще пол дня было в переди. В той деревушке находился храм у подножия небольшой горы (ну гдето 700 м + те 4 500 тыс на которых стояла деревушка). Короче уломал я гида пойти на ту гору, хотя он меня предупреждал, что это гора Богов и туристы на нее не ходят. Подьем и спуск — это отдельная история, но короче: после того как мы спустились с горы у меня всю ночь был жар, болела голова и меня рвало (вообщем горная болезнь). Когда же я рассказал гиду о проишествмм он сказал, что предупреждал меня что нельзя заходить на гору Богов. И хотя мы поднимались потом и на более высокие участки горная болезнь ни разу не давала о себе знать. Моя история, как и история Лавкрафта поучает тому, что Богам лучше не кидать вызов, какими бы они не были:pray:

Маленький шедевр Лавкрафта, представляющий собой абрис его метафизики.

Существуют две категории богов. Первая — это земные боги. Лавкрафт не называет их имена, но очевидно, что они нам хорошо известны. Это Христос, Аллах, Зевс, Один и проч. Эти боги слабые, трусливые, они уступают напору человека, прячась на все более и более недоступных горных вершинах. Все, что они могут, это тосковать по былым забавам, да танцевать в редкие минуты спасительного забвения. Несмотря на то что они не показываются людям, среди последних есть такие, которые легко вычисляют богов: их передвижения, их затеи, их суть. Короче говоря, это слабые боги для слабых людей.

Но есть иные боги! Иные всему, что мы можем знать, помыслить, представить даже в самых ужасных кошмарах. Эти боги по-настоящему могущественны: им подвластны сами законы Вселенной, так что они могут сделать и верх низом, а низ верхом. Их имена тоже не называет Лавкрафт, но секрета здесь нет — это Азатот, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат и проч. Земные боги для них — словно овечки на пастбище. Что же для них люди? Ничто. Пыль. Иным богам незачем скрываться от людей по недоступным кручам, незачем и отвечать на молитвы и призывы. Они являются, когда хотят, берут, что хотят, неподвластные никому, неисчислимые ни для кого, даже для самих себя. Это настоящие Боги. О них — все творчество Лавкрафта.

Пара слов о русских переводах. Хотя рассказ представляет собой небольшую поэтическую зарисовку, так что переводчикам вроде бы трудно напортачить, тем не менее это им вполне удалось. Наиболее приемлемый вариант — у Дорогокупли, который я и советую. Володарская традиционно обедняет язык Лавкрафта, а Бавина, при общем неплохом уровне, делает несколько диких ляпов. Например, у нее герои «вырубают» себе дорогу сквозь горы деревянными (!) палками, хотя в оригинале речь идет лишь о том, что они помогают себе посохами. Или уж совсем запредельное выражение «пропастная бесконечность«! Во-первых, если хочется образовать прилагательное от слова «пропасть», то нужно взять «бездонная», во-вторых, у Лавкрафта наоборот infinite abysses, то есть «беспредельные бездны». Как тут не пожелать, чтобы переводчики Лавкрафта сами не пропадали в таких вот «пропастных бесконечностях«!

«Другие боги» — рассказ, который относится к той категории произведений, что стóит прочесть только ради концовки. Основная часть повествования предельно проста и не особо увлекательна (хотя, замечу, написан рассказ таким красочным языком, что этот фактор можно назвать в качестве второй причины, по которой могу рекомендовать его к прочтению).

Точнее, подкупила меня не столько концовка (она, для читателей, хорошо знакомых с творчеством Лавкрафта, на 100% предсказуема), сколько одна фраза — слова, которые прокричал Барзай Мудрый перед своим таинственным исчезновением: «Я падаю в небо!». Удивительные слова, если глубоко вдуматься. В этом коротком предложении — экспрессивный и емкий образ инверсии мироустройства, обращения его в Хаос. Лично для меня эта фраза является своего рода девизом литературы Лавкрафта и вообще weird fiction.

«Другие боги» — пример религиозно-мифологического синкретизма в лавкрафтовской мифологии. С одной стороны, эти боги «незнаемы» и «непознаваемы», хотя и называемы — так, что, с другой стороны, простой человек вполне может знать их «житьё-бытьё». Иными словами, придающее эпическое звучание возвышенное представление о божественном переводится из области мифологии и религии на уровень фольклора. Носителем фольклорного сознания выступает герой – Премудрый Барзай, стремящийся к поистине алхимическому единому восстановлению своего знания о богах. При этом он, в сущности, не знает ничего о том, кто такие эти боги: ему известно только, как они живут, их образ жизни, способ бытия. Всё это он и хочет проверить и собрать свои сведения воедино, но сделать это решается в исключительную «ночь странного затмения». Ему противопоставлен юный кумирослужитель Атал: в отличие от Барзая, он молод, принадлежит молодой культуре, и, соответственно, поклоняется и служит уже совсем другим богам, приближенным к земле и человеку. В своём движении к заветной цели Барзай достигает обожения – но совершается это не по божественной воле, а тогда, когда он сам видит богов. В этом ярко проявляется одно из принципиальных различий между лавкрафтовскими божествами и религиями спасения: боги мифов Ктулху нечеловеколюбивы, они не хотят возвеличивания человека и уж тем более его обожения. Подобная идея могла возникнуть только уже для промежуточного уровня между ними и собственно людьми – для новых божеств в новых религиозных системах, которым соответствует уже наше современное сознание. Но и здесь обожение оказывается изначально скрыто, и потребовалась полемика св. Иринея Лионского и Климента Алексанлрисйкого с гностиками, чтобы прийти к пониманию и утверждению этого постулата. Вместе с тем, нелюбовь лавкрафтовских богов к человеку в пределе приводит к мысли о том, что они испытывают неуверенность в отношении людей, а в чём-то даже, возможно, и боятся его — опять же в силу того, что через посредничество не созданных ими самими новых божеств потеряли свой культовый статус для человечества. Отсюда возникает прометеево дерзание в поступке Барзая, каким его видит Атал. Наконец, в «Других богах» необычным образом явлен ужас — строго говоря, он не показан, а услышан: Атал слышит горделивые речи Барзая, в которых тот превозносит себя над богами, но вслед за тем он встречается уже с силой иного порядка, и если до этого он своими словами и действиями «отрицал» древность земных богов, то теперь уже и её, и Барзая «отрицают» древнейшие небесные боги. Герой падает в небо — перед нами, без сомнения, один из самых жутких образов, созданных Ховардом Филлипсом Лавкрафтом. Пожалуй, лучше всего уникальный сплав религии и мифа в сказовой основу этой истории был определён самим же автором в другом его произведении, «Сон о неведомом Кадате»: «Один старый кумирослужитель сумел даже взойти на высокую гору, дабы подсмотреть их танец при лунном свете. Он потерпел неудачу, а сотоварищ его преуспел в этом деле, и как он пропал, того не скажешь словами». Перед нами ещё одно превращение «наоборот»: оказывается, именно юный Атал выступает как главное действующее лицо, как принципиально важная для лавкрафтовского мира фигура связующего звена, живой памяти поколений. Потерпев поражение, он выжил, а Барзай, одержав победу, погиб.

«Другие боги» — это весьма неоднозначное и не вполне простое для оценок творение Лавкрафта. Стиль написания и сюжет разительно отличаются от большинства других работ мэтра, что, несомненно, идёт только в плюс. Рассказ не только не теряет в качестве, а наоборот получается даже лучше некоторых мистических произведений мечтателя из Провиденса. Секрет кроется в простоте повествования, которое выбрал за основу автор. Без всяких лишних и ненужных отступлений мы движемся вперёд вместе с сюжетом и, с удивлением отмечаем: у новеллы есть свой скрытый шарм. Возможно причина в том, что Лавкрафт отступил от привычного по другим работам описания вторжения кошмарных тварей в наш мир. Здесь он демонстрирует нам свой многогранный талант во всей красе. Из внешне простой и легко доступной для понимания истории, поначалу не несущей в себе почти никакого мистического оттенка, мы, вдруг наблюдаем мгновенную метаморфозу, оборачивающуюся неожиданным жутковатым эндшпилем. Лавкрафт не перестаёт удивлять и восхищать своим умением писать столь интересные и разные рассказы. Про автора можно сказать многое, но достаточно будет лишь одного и при этом главного: Говард Филлипс Лавкрафт — писатель от Бога. Больше мне добавить нечего, да, пожалуй, и не за чем. Читайте рассказ и вы не пожалеете.

«Покидая прежние горы, они забрали с собою все свои знаки, и лишь однажды, как гласит молва, оставили некий образ высеченный на вершине пика Нгранек»

«А над дымкой, окутавшей Хатег-Кла, Боги Земли по прежнему иногда исполняют свой танец…»

Рассказ о том как размножение и распространение людей с захватом все больших территорий изгнали творцов на самую высокую, отдаленную вершину, что стоит в холодной пустыне, куда не ступала нога человека. Детальнее о упомянутом вскользь потустороннем мире можно узнать из «Поисков неведомого Кадата», где обитает чуть ли не целая треть всех созданных Лавкрафтом чудовищ.

Рассказ полностью захватывает воображение, короткое, но потрясающее произведение. В нем Лавкрафт создает атмосферу сверхъестественного ужаса при этом, не смакуя кровищей или прочими элементами насилия. Настоящее искусство.

о манере в которой написал этот текст Говард Филлипс Лавкрафт, нам много скажет другой великий сновидец — Эдвард Джон Мортон Дракс Планкетт, лорд Дансени: «...долгое время любая манера, которая не была библейский pastiche (подражание, фр,), казалась мне ненатуральной...», а его слова нам припомнил третий величайший сновидец Хорхе Луис Борхес.

достаточно открыть Библию, что бы удостовериться в этой правде: без швов и изъянов можно вписать «Других Богов» в какие-то апокрифические (или как сейчас так любят — альтернативные) главы..., но конечно другого, сновидческого Писания...

у сновидцев сны созвучны, и отражение этого сна у Дансени — «Праздный город», у Борхеса — «Рагнарёк».

Чтож это еще один кусочек далекого и фэнтезийного мира, который уже живет и описан в таких произведениях как «Искания Иранона», «Рок, покаравший Сарнат», «Сонабулический поиск неведомого Кадата». Этот мир довольно интересен и невозможен одновременно, он самостоятелен и весьма претенциозен. Этот мир — отличная площадка для философско-фэнтезийного жанра, жанра мифа, жанра притчи. Поэтому Лавкрафт так легко и непринужденно использует этот мир в благих целях, он доносит до читателя красивые и глубокие истории, обрамляя повествование лаконичным языком, немного непривычным, но завораживающим и многоступенчатым.

Сюжет этого рассказа может так же трактоваться, как некая притча. Ведь мы имеем двух героев непохожих друг на друга, и по задумке автора на примере судьбы одного из них мы должны понять, учитывая поведение другого, кто же прав в этой ситуации а кто виноват, кого сгубил собственный характер и предвзятое мнение, а чью жизнь сохранил страх.

Атмосфера так же имеет свою магию и завораживает читателя своей мистической стороной. Ведь автор пытается донести и вложить в этот мир некоторый фундамент, написать историю этого мира и уже отталкиваться от этого, как от данного. Мы узнаем о богах, живших когда-то на этих землях. И тут прослеживается некоторая грань, с помощью которой писатель пытается разделить этих богов на до и после, на сильных и слабых, на локальных и глобальных, если можно так выразиться. И если рассматривать все творчество Лавкрафта так глобально, как только это возможно, то можно проследить эту связь и множественные попытки автора вплести и уровнять все свои созданные вселенные, подвести черту под общим знаменателем и выстроить какую-то свою неподвластную объяснениям последовательность миров, их сотворение, их жизнь и увядание. Ведь что такое Мир Катада и Ултара? Может это наш мир, да только настолько древний, что мы не можем его узнать по описанию.

«Другие боги» — это объявление, это претензия к этому миру. Лавкрафт берет этот мир и ставит своей авторитетной писательской рукой на полку с другими мирами, логически связывая их незримыми нитями. Другие боги — это Азатот, Йог-Сотот, Шуб-Ниггурат. Они настолько могущественны и глобальны, что незримое их присутствие внушает страх и ужас у тех земных богов, которые в страхе ушли и покинули свой мир, в котором теперь будут новые хозяева.

Именно так я понял данное произведение. 9 из 10.

Лавкрафт творит собственную мифологию.

И, как и в любой мифологии, сюжетная линия тут неважна — это настоящая песня в прозе, поток слов, которые, минуя голову, заходят прямо в сердце.

Автор нашел эти слова и достучался, создав в очередном крохотном своем произведении эпическую картину, еще одну часть мифологии Говарда Лавкрафта.

Несколько ехидный рассказ, находящий своё продолжение в «Сомнамбулическом поиске». Просто легенда и ничего больше. Но легенда красивая.

Хотя, на мой взгляд рассказы типа страшненького у Лавкрафта получаются лучше, чем красоты. Слог у него какой-то... ну более располагающий к трепету, чем к восторгам.

Довольно не трудное в плане как описательском, так и тематичнском творение, пред читателем разворачивающее довольно обыкновенную историю, замешанную на привычной людской гордыни и жажде возвысить себя над тем, до чего даже дотянуться нельзя. История попытки, с самого начала которой будет присуще тотальное поражение. В принципе — ничего необычного и ничего плохого.

Лишь одно разбавляет дальную обыденность: стилистическое оформление автора. Говард Лафкрафт прибегает к обыкновенному для себя повествованию, не обремененному оформленными длиалогами даже там, где они есть, тем самым уже внутри своих мифов разделяя мир людской, и мир снов. И формируя на данной почве множество ситуаций, не присущих нашему обыденному существованию, прибегая к вещам фантастичным и описывая их как нечто обыденное, заставляя поверить в это читателя, вместе с тем неуступно убеждая того, что это — по ту сторону неведомого.

Однако автор славиться своими двойственными витиеватыми слогами, оставляя простор читателю для размышления над тем, возможно ли приоткрыть эту темнейшую занавесу, вновь возбуждая первобытный страх внутри. Это — однозначный талант формировать атмосферу столь плотную, столь подобную суспензии, что кажется, будто это и есть та самая занавесь... Для ценителей «Иные Боги» — очередное прекрасное творение.

Рассказ похож на притчу. Человек хочет добраться до богов, однако добравшись, оказывается, что это демоны. Наступает расплата в виде смерти. И намек на то, что человек никогда не станет могущественнее богов.

За картинными описаниями прячется жуткий смысл. А я не шучу!

Никто наверно не заметил, однако Лавкрафт феноменально зашифровал под «другими богами» кое-что знакомое. Барзай, вы думаете, кто!? Помощь зала- отвечает некто Макс Барских. Однофамилец? Не думаю. Продюсеры решили дать звучное имя?

Что их объединяет? Барс! Ужасно! Страшно! Хитро!

Недавно вышла Книга «Последний ритуал». Главный злодей выходит из туннелей под Барселоной.

Опять!

Это совпадение?

Дружко так не думает.

Сновидческий цикл Лавкрафта я в своё время начал с «Сомнамбулических поисков неведомого Кадата», романа, который очень меня поразил, и который я по-прежнему считаю одной из вершин творчества автора. Сейчас же я вижу, что роман впитал в себя многое из того, что уже было написано ранее, являясь истинной вершиной пирамиды всего цикла. Впитал он и этот рассказ – богов земли, играющих на вершинах гор, и лики богов, оставленные на одной из гор, кажется, именно туда поднимался герой «Сомнамбулических поисков…». А ещё этот рассказ чем-то напоминает более ранний «Таинственный дом в туманном поднебесье». В этом есть своя внутренняя логика авторского мира Лавкрафта. Как известно, мир снов и мир реальности у него взаимосвязанные и взаимопроникающие – игра богов на Хатег-Кла и присутствие таинственных существ в доме, в который можно попасть только с воздуха, вполне могут быть одним и тем же событием, отражённым в разных плоскостях бытия. Как минимум такая интерпретация кажется мне интересней, чем мысль о банальном самоповторе…

Что до самого рассказа, то он, как и остальные истории из мира снов, имеет свое изысканное очарование. Красота «Сказок тысячи и одной ночи» и налёт притчи. Мне вот только кажется, что