Добрым словом и не только
— Это полный провал, сэр! Я послал пять торговых партий, и все без толку. Гураны обливают наших людей, простите, дерьмом, вскрывают контейнеры и высыпают товар в реку!
Голос у Криса Липовски, торгового агента Компании на Галатее, звенел от волнения и от некоторого злорадства, как у человека, перепробовавшего все возможные способы и окончательно убедившегося, что порученная ему задача – невыполнима.
Суперинтендант сектора Дик Ли поморщился:
— Сынок, надо было постараться. Подружиться с туземцами, подкупить шамана, дать взятку вождю. Компания отвалила за лицензию чертову уйму денег, так что лишних пару кусков ради успеха операции тебе бы простили.
— У них больше нет шамана, сэр. Прогнали. Я же докладывал. Они, в некотором смысле, теперь христиане.
— А, помню, — Дик лениво зевнул, не потрудившись прикрыть зубастую пасть ладонью. – Этот миссионер–иезуит, отец Игнатий…
— Так точно, сэр. Полностью промыл дикарям мозги. А из вождя вообще черт знает что сделал. Не туземец, а свихнувшийся церковный староста, сэр. Разговаривать о делах не хочет, плюется, сыплет цитатами из Библии, половину из которых явно не понимает, а для большей доходчивости крутит над головой томагавком. Совершенно невозможно общаться, сэр.
— Так надо было договориться с иезуитом!
— Я прощупывал варианты, сэр. Мне даже показалось, что он готов идти на контакт.
— Ну, и?
— Его отозвали, сэр. Какие-то их интриги. Он и сам не ожидал. Мне с ним удалось перекинуться парой слов в порту перед отлетом, так он намекнул, что если его пришлют обратно, то мы вернемся к этому разговору. А пока пусть к гуранам никто не лезет. Чтобы чего не вышло, сэр. Так и сказал!
— Если его пришлют обратно? — Дик грохнул по столу кулаком, на котором Крис с содроганием разглядел татуировку черепа со знаком доллара, вплетенным в глазницы, и фразу “PROFIT OR DEATH”. – Компания купила годовую лицензию не для того, чтобы ждать второго пришествия какого-то проходимца в рясе! На каждого чужого проходимца у Компании найдется свой! Хм… Короче, сынок, я тебя сейчас кое с кем познакомлю.
И Дик надавил на кнопку селектора:
— Сэмми, твое преподобие, зайди.
Переборка отползла в сторону, и в кают–компанию зашел широкоплечий пузатый монах в рясе, подпоясанной веревкой с узлами, и в сандалиях, из которых торчали крупные загорелые пальцы. Слева над веревкой, в том месте, где некоторые торговцы носят запрещенный армейский бластер, у монаха что-то подозрительно выпирало.
— Не может быть, — подумал Крис, и ему сразу же стало стыдно за грешные мысли. – Наверняка, у него там Библия. Или эти, как их, Святые Дары.
Дик привстал в кресле на пару сантиметром – знак величайшего почтения, который Крису, например, сроду не полагался:
— Крис — это Сэмми. Сэм – познакомься, это Крис – наш агент на Галатее. У него проблемы с туземцами. Сукины дети отказываются брать наш замечательный товар.
- …..! — ответил Сэм и сплюнул себе под ноги.
— Перестань марать мой гребанный корабль! – заорал Дик, не обращая внимание на вытянувшееся лицо Криса. – Ты не в каком-нибудь гребаном монастыре!
Монах дружелюбно посмотрел на Дика, как на какое-то безвредное, но забавное явление природы, типа совокупляющихся белок. Дик в ответ некоторое время яростно ел Сэма глазами, потом не выдержал, отвел взгляд и повернулся к Крису:
— Сэм – из тамплиеров. Спец по язычникам и иезуитам. Наши друзья из Ордена сдали нам его в аренду. Давайте обсудим детали, джентльмены, и начнем работать. И побыстрее отправим Сэмми в лес. Он задирает мою команду, пачкает мой корабль и, к тому же, обходится мне в двести кредиток в час!
— Ваша команда, Дик, не крепка в вере, — сказал Сэм, молитвенно сложив ладони на груди, а затем переплел пальцы и неожиданно хрустнул ими, да так громко, что Крис подскочил в кресле. – И вообще не крепка!
***
Сэм шел по тропе и громко насвистывал псалом «На реках Вавилонских». Ну, по крайней мере, как его себе представлял. Он специально попросил высадить его подальше от деревни гуранов – так чудно пройтись по лесу солнечным утром и умилиться мудрости Творца, создавшего зверей, птиц и прочие растения, чтобы они цвели и питались друг другом в превосходной гармонии и счастье!
Впрочем, кое-что из превосходной гармонии все-таки выпадало. Монах уже несколько раз замечал в придорожных кустах раскрашенных туземцев с луками, но счел суетным и недостойным клирика обращать внимание на такие мелочи. Сначала надо было дойти до деревни и выяснить, что там напроповедовал чертов иезуит. Сэму доводилось сталкиваться на узкой дорожке с миссионерами ордена Игнатия Лайолы, так что торжественной встречи с гирляндами цветов, жаренным поросенком на пальмовых листьях и с приватным танцем дочери вождя он не ожидал. А этого последыша еще и звали Игнатием, как их древнего шефа. Нет, определенно у Сэма были нехорошие предчувствия.
И они не оправдались!
Гураны оказались славными дружелюбными ребятами, а вождь, для начала прощупав Сэма парочкой цитат из Библии, получил десяток в ответ и сделался абсолютно счастлив. Сэмми выделили просторную хижину, в которой раньше жил Игнатий и где, приставив к лежанке табурет (предшественник был мелковат), Сэм отлично устроился.
Весь следующий день он ходил по деревне и болтал со встречными туземцами. С теми, по крайней мере, кто знал хоть десяток слов на английском. Тех, кто не знал, Сэм хлопал по плечу, благословлял и дарил миниатюрные иконки Святой Девы, которые взял себе за правило брать на любое дело. Пустяк, не дороже цента, а людям – в радость!
За обедом он поговорил с вождем и попытался осторожно подвести его к мысли о ценности свободной торговли. К его удивлению, вождь вспыхнул, заерзал на циновках и скорчил заговорщицкое лицо, только что не подмигнув Сэмми. Реакция была странная, но, однозначно, не отрицательная. Сэм стал думать, что, пожалуй, на этот раз все пройдет гладко. В смысле, без стрельбы.
Отслужив вечернюю службу, где собралась вся деревня, и раздав туземцам Дары, в которых гостию отлично заменили пластинки привезенных с собой чипсов, а вино – местное пальмовое пиво, он, позевывая, пошел спать.
— Еще парочка таких дней, — думал Сэм, пристраивая голову на табурете, — и можно будет вызывать грузовой борт Компании с товаром. На нем, кстати, и улечу…
***
— Отец! Святой отец! – кто-то осторожно потряс Сэмми за плечо.
Сэм открыл глаза и, шустро перекатившись по лежанке, вскочил на ноги. Спал он одетым. Устав тамплиеров категорически запрещал раздеваться на ночь где-либо, кроме казарм Ордена. А уставы, ребята, сами знаете, чем пишутся! Уж точно не местным кислым пивом.
Вождь (а это был он) отпрянул, испуганный резвостью грузного священника, но быстро собрался, и начал, запинаясь и краснея от смущения, заранее подготовленную речь:
— Сбылось предсказание Отца Игнатия! Ибо сказал он: «Идущий за мной сильнее меня!» Господу угодно, чтобы ты стал Святым, охраняющим гуранов, дарящим нам победы и скальпы врагов. Когда ты испытывал мою веру вчера за обедом, я понял – свершилось! Пойдем, отче, мы приготовили чудесный дар, который прославит твое имя и даст нашему племени покровителя на Небесах.
Подозрительно щурясь, Сэм направился за вождем к выходу из хижины. Чудесный дар – это хорошо, но негоже честному тамплиеру выполнять предсказание какого-то иезуита.
У входа их ждало все племя, в праздничной раскраске, с гирляндами цветов и пучками ярких птичьих перьев на резных деревянных жезлах. Гураны встретили Сэма и вождя радостными воплями, но вождь поднял руку, и крики мгновенно стихли. Племя расступилось, и Сэм увидел посереди деревни кипящий на костре котел, какие-то колья и поленницу, сложенную вокруг вкопанного в землю столба.
— Это что у вас тут? — повернулся он к вождю, уже не сомневаясь в ответе. — Отец Игнатий придумал?
— Да, Святой отец! – радостно закивал вождь. – Как и ты вчера, он учил нас, что высшее счастье истинно–верующего – принять мученический венец. К сожалению, его слабое здоровье не позволяло ему достойно перенести страдания. Но он уверил нас, что вслед за ним придет человек крепкий и сильный, точь–в-точь, как ты, и, проверив нас на стойкость к соблазнам дьявольской торговли, с радостью примет мучения и за себя, и за него! Пойдем, Преподобный, у наших людей нет сил больше ждать обещанного. С чего бы ты хотел начать, с костра, котла или с кольев?
— Ах ты гребанная иезуитская…, — начал Сэм, но вовремя осекся.
— Послушай, парень, — он наклонился к уху вождя, понизив голос, — понимаешь, это совсем не то, что я имел ввиду…
Вождь радостно вскрикнул, полез в набедренную повязку и вытащил оттуда грязный кусок картона. Поднес его к глазам, секунду изучал, а потом подпрыгнул, размахивая им над головой. Племя ответило ему радостным воплем.
— Те самые слова, что предсказал Отец Игнатий! – дрожащим голосом произнес он, повернувшись к Сэму. – Теперь я точно знаю, что мы не ошиблись. А в ответ я должен прочитать тебе вот это. Я не очень понимаю, о чем тут речь, но Отец Игнатий настаивал, чтобы я повторил слово–в-слово.
Вождь перевернул картон и стал читать на обратной стороне, заикаясь от волнения:
— И вошёл Он в храм Божий и выгнал всех продающих и покупающих в храме, и говорил им: написано, — дом Мой домом молитвы наречётся, а вы хотите сделать из него супермаркет!
Сэм замер, пораженный смертельной уместностью фразы, и только молча открывал и закрывал рот, как выброшенная на песок рыба. Есть слова, против которых любая подготовка бессильна. Код доступа. Мастер–ключ. Иезуиты не даром тысячу лет ели свой ядовитый хлеб и пили отравленное вино.
Неверно истолковав его молчание, вождь кивнул и негромко скомандовал:
— Аллилуйя!
И, подхватив его клич, все племя с дикими воплями бросилось на Сэма. Думать он сейчас не мог, сработали, скорее, реакции, приобретенные еще послушником, за месяцы отсидки на орденской гауптвахте.
— Без рук! – заорал Сэм на отскочивших в испуге туземцев. – Сам пойду.
Он молча подошел к столбу, забрался на вязанку дров, мрачно оглядел десятки восторженных лиц внизу, засунул руку в разрез рясы и перевел бластер на «шумовую стрельбу очередями»
— Что ж, — пробормотал он еле слышно. – Без пальбы опять не обошлось. Начинаешь прибирать за иезуитами – быстро входишь во вкус.
— А ну, — голос его загремел над поляной, — тише! Вижу, Отец Игнатий по теории вас подтянул неплохо. Так что сейчас займемся Духовной практикой – будем усмирять гордыню и каяться. И для начала, агнцы Божие… На колени!