Случилось — в квартиру к Мурзыкину забрался кот. Робко скрипнула форточка — и вот он, пожалуйста, сидит на старом бабушкином стуле, смотрит жалобно, молока просит.
Надо сказать, котов Мурзыкин не любил с детства, полагая инопланетными захватчиками. В изгибе кошачьих усов, в желтизне глаз и, особенно, в полосатости — видел Мурзыкин признаки подозрительного и, безусловно, внеземного их происхождения. Потому в ответ на жалобный взгляд кота Мурзыкин взялся за веник. Сказал ласково:
— Пшёл вон, собака!
Кот, не будь дурак, тотчас нашинковал докторской колбасы и налил Мурзыкину сто граммов. Мурзыкин нахмурился, ища подвох. Водку, однако, выпил. Потянулся снова за веником — а веника-то и нет. Кот им уже пол подметает. Уборку затеял, подлец.
«Всё это чрезвычайно подозрительно» — подумал Мурзыкин и притворился спящим. Одним глазом за котом смотрит, другим внутри себя мысли разглядывает. Ловок был Мурзыкин. А и кот не промах. Принялся, мерзавец, ходить из угла в угол, заразительно урча. «Спать нельзя», — думает Мурзыкин, а сам уже бежит с сачком по треугольному дереву и поёт сиреневую сову.
Проснулся Мурзыкин, до краёв наполненный предчувствием. Решительно открыл глаза, готовый к самой страшной катастрофе или даже апокалипсису. Смотрит — стены новенькими обоями заклеены — ровно теми, что намедни сам Мурзыкин в универмаге присмотрел, весёленькими, глазки да лапки. Пол паркетом застелен, окна вымыты. Не апокалипсис, выходит, а полная ему противоположность.
Кот за ночь ремонт сделал, негодяй.
Ничего не попишешь: оставил Мурзыкин коту ключи от квартиры, список покупок и билет на трамвай, а сам отправился в учреждение, где состоял на службе специалистом.
Кот проводил его ласковым взглядом, махнул даже платочком вслед. И, довольный, принялся мастерить под кроватью передатчик.