Владимир Сорокин «Теллурия»

теллурия. монументальность русского слова, заключенная в одну из главных книг владимира георгиевича.

невероятный уровень владения словами, контекстами и жанрами.

новые смыслы, постоянно видоизменяющийся на протяжении пятидесяти глав текст.

памятник, обелиск и надгробная плита всей современной литературы.

euphoria helicopters

Игра со стилями и языком хороша, за это и стоит читать. Но оставляет ощущение некоей искусственности. Действие, даже в фантастике, должно все ж быть подчинено пусть другой, но ЕСТЕСТВЕННОЙ логике. В этом, пожалуй, суть.

Несмотря на это замечание прочитать стоит, но ждать откровений — нет.

Сорокин легких путей не ищет. Роман — ода наркотику, но не простому, а теллуровому, вбитому гвоздем в голову. Не одному же Кастанеде кактус жевать десятками произведений. И структура романа, как у наркомана — ширнулся, получил приход и давай ваять новый мир на бумаге. Приход закончился, эпизод завис без продолжения. Вся «Теллурия» такими эпизодами сшита. Кое-где паззл худо-бедно с разных сторон складывается, кое-где прет чистый разум.

Разумеется, роман премиями обласкан. Таким работам только премии и давать. Оригинально? С кучей аллюзий и отсылочек? Язык подвешен? Ну так, чего же боле.

А, в-общем. это заковыристое ресторанное блюдо, этакий дефлопе, не стыдно фоточку в блог запостить. Но особо много «Теллурией» не напитаешься. Не картошечка с укропчиком, не шашлычок зампаринованный. Даже не шаурма.

Онтология будущего, или исследование пустоты

Романом в привычном понимании «Теллурию» сложно назвать. Вместо героев — калейдоскоп лиц и персонажей, закрученных в броуновском движении бытовухи. Сюжета как таковой не прощупывается — есть некие направления, в которые автор устремляет свой острый постмодернисткий язык.

Но о чем же эти все зарисовки будущего мира? Вокруг какого центра притяжения они крутятся?

На мой взгляд, тема романа — это Пустота. Самая что ни на есть постмодернистская категория, которую можно исследовать бесконечно. Пустота в голове, душе и в будущем...

Если разложить сценки, то отчетливо прослеживается две категории наполнения. Первая — это собственно теллур. Его используют чтобы погрузится в мир, где все по настоящему. Основными пользователями гвоздей выступает интеллигенция, творческие люди. Илита, одним словом. Только гвозди способны заполнить захватившую их пустоту. Никакой альтернативы этого лекарства от саморефлексии автор не дает. Молоток и гвоздь. Да, эти герои образованный, говорят красивым языком, у них хорошее образование и манеры, они знаю толк в однополой любви (ну фишка Пелевина, без этого никуда).

Но есть и вторая категория, кому не нужен теллур. Выбравшие простую жизнь обычные люди. Чернь. Еда, водка, вера в хорошего царя и стабильность. Показательно, что последняя сценка прям кричит об этом, где герой так и говорит. Что еще человеку надо? Этакое возвращение в природу, к православным истокам. В этих сценках даже речь и мысли персонажей меняются. И никакие гвозди им не нужны.

Вот и все альтернативы, рисуемые автором. Заполнение пустоты металлом или банькой-верой-гармошкой?

В этом смысле идейное наполнение романа — тоже в какой-то мере пустота. Искать смыслы здесь у автора можно долго, но его нет.

Наслаждаемся пустотой.

PS:

Но написано очень. Уровень владения текстом выше похвал.

Сорокин как Сорокин. Пишет как всегда прекрасно, а вот в чем смысл — с этим уже труднее. Труднее сформулировать, какой-то смысл там безусловно есть. В принципе, это продолжение «Дня опричника» и «Сахарного кремля» только масштаб на весь мир (или хотя бы континент Евразию).

По жанру — сборник отдельных коротких рассказов в сумме изображающих постапокалиптический мир будущего. Герои разные, от коммунистов и графьев до тамплиеров и псоглавцев. Главный элемент — теллуровый гвоздь или клин. Дорогая вещь, залежи теллура только в Сибири, так что стоят они.... Забитые в череп эти самые гвозди клинья дают труднообъяснимый эффект и неясные свойства. Но в Теллурии эти самые теллуровые гвозди — высшая ценность.

Читается легко, как семечки грызутся — только вкус специфический. В общем, сильно на любителя вещь. Личнео мне День и Кремль понравились больше.

Первое, что приходит на ум, когда начинаешь читать эту книгу и сталкиваешься с парадоксальными, казалось бы, невозможными ситуациями, жизнью в антиутопии — полный абсурд. Но язык повествования настолько легок и приятен, что хочется читать дальше, а затем думаешь и понимаешь: – Хм, все же это возможно. Тем более, зная реальное положение вещей, парадоксы, традиции и нюансы на огромной территории северной части Евразии.

Да, это классическая, немного депрессивная антиутопия, показанная в юмористическом ключе, с иронией и в то самое время с долей драматизма (странный коктейль, но у автора он получился очень вкусным).

И еще очевидно, что роман пророческий, может не в деталях, но в сути.

Кстати, интересно поискать аналоги металла «теллур», сравнимое с каким-то дивным наркотиком. Как вариант, близкий к реальности — лесть и ложь, которые также регулярно вдалбливаются в головы согласным с курсом партии (сравнения напрашиваются сами). Именно ложь единственное, что необходимо людям на таких обширных просторах (даже после дробления) и ради чего народ идет на все, даже на смерть, ведь не всегда теллуровые гвозди вбиваются благополучно.

«Всем понятно, что нынешний режим валится в тартарары и надо срочно менять пропагандистскую тактику.»

Удивительно. Как можно целую рецензию написать не на произведение, а на свои политические фантазии? И главное — зачем?

Роман, состоящий из 50 глав-рассказов о будущем России, где плотники забивают в головы теллуровые гвозди — высшее наслаждение, дарованное природой.

Недалекое будущее. Вскоре после распада Советов над Россией прокатилась целая вереница гражданских войн революций, а на Европу обрушился ваххабитский молот, ввергнув Евразию в прославленный средневековый феодализм. Наша бывшая страна представляет собой полтора десятка республик разной степени адовости — от Рязанской, где восстановили дореволюционную (<1917) русскую речь, до СССР (Сталинская Советская Социалистическая Республика), где Сталина воздвигли в ранг бога, а ввп обеспечивают туристы, раскупающие сувениры с вождем.

Существует и Теллурия — самая обеспеченная и независимая республика, снабжающая весь мир теллуром. Эффект от теллура четко не прописан, но примерно представляет собой грезы наяву, эйфорию и четкость мыслей, умноженное на 10 и действием до 5 дней.

Вся книга это зарисовки из жизни в этих республиках. Где-то царит тоталитарная монархия с крестьянами-рабами, где-то христианский коммунизм. Естественно, везде наблюдается абсолютное падение нравов, что Сорокин описывает наиболее красочно.

Романом эту книгу назвать тяжело, т.к. главы между собой практически не пересекаются, а стиль варьируется от басни и сказки, до манифестов и песен. Читать его в отрыве от всего цикла тяжеловато. Особенно неподготовленному читателю — ужасные сцены изнасилования, педофилия, каннибализм... Не о таком будущем я мечтаю. Хотя есть несколько забавных пассажей. Например полет Пелевина над болотными протестами и воспоминания дедов о полете Путина со стерхами.

Это первая прочитанная мной книга Сорокина. И наверно — последняя.

Отважиться на знакомство с сим сочинением побудила одна отлично написанная рецензия, плюс ещё, конечно, то, что роман из этой рецензии выглядел как антиутопия.

При чтении первых глав не встретил ничего особо отвратительного (как известно именно всякими мерзостями автор создал себе имя). Словесные извивы повествования напомнили оные в «Палисандрии» Саши Соколова, читанной почти два десятилетия назад. С той лишь разницей, что Соколов зануднее. Но вместе с тем — и серьёзнее. И слог его прихотливее и затейливей.

А ещё невольно сравнивал со сравнительно недавно прочитанным «Завтраком для чемпионов» Воннегута. Но сравнение не в пользу Сорокина. Американский автор, обращая по-детски незамутнённый взгляд на те или иные факты, события, явления, открывает в этих фактах-событиях-явлениях уродливые стороны. Сорокин — просто прикалывается.

Приходил на ум также и прочитанный уже довольно давно малоизвестный у нас шедевр немецкого автора — «Республика учёных. Краткий роман из жизни южных широт» Арно Шмидта. Нарисовав в своей антиутопии тоже в общем-то недалёкое будущее, немецкий писатель не по-немецки щедро и размашисто населил постапокалиптический мир диковинными чудищами, однако не являющимися простой прихотью буйно-неуёмной фантазии, а как и в случае Вонннегута всегда намекающими на какую-то несообразность общепринятых предрассудков и заблуждений... Словом, сравнение опять не в пользу...

Примерно до середины книги Сорокина составляющие её мозаичные эпизоды казались мне недостаточно прикольными, многословно-вялыми... Лишь дойдя до главы, где описывается привал каких-то псоглавцев (зооморфов), я почувствовал нормальный читательский интерес. И далее — без насилия над собой — читал главу описывающую один день президента Теллурии, а затем главу опять-таки про привал так называемых плотников, потом «триптих» о поездке бабушки с внуками к камню-монументу (тройному) в лесу.

Я замечал, что порой автор имитирует стиль советской газетной передовицы, а порой — этакий славянский сказ. А иногда — поток довольно косноязычного сознания. Но всё это как-то мало меня впечатляло...

Прочитав книгу, я понял, почему Сорокин не мой автор и книги его я читать не хочу.

Во-первых, автор сам (сам!) недвусмысленно даёт понять читателю, что он играет с ним в некую игру — отнюдь не божественную, как у одного классика-билингвы — а игру, скорее, неравную. Ибо читателя в итоге ожидает какая-нибудь подколка или подвох. Спрашивается: следует ли тратить калории своих бессмертных душ на такие небожественные игры? Вопрос риторический.

Во-вторых, книга Сорокина полна разного рода фриков, но здесь нет людей... И опять-таки спрашивается, а следует ли тратить своё далеко не резиновое время на каких-то фриков? Вопрос опять риторический, и пусть не в обиде будут на меня поклонники Сорокина: у нас, видимо, разные вкусы и разные представления о хорошем в литературе...

Написано, как и всегда у Сорокина, выше всяких. Жаль только, что автор (как очевидно следует из текста) сильно не любит Россию. Причем не только как гос-во, но и как страну. И желает ей всяческого расчленения. Дескать, так оно для всех будет лучше.

Как именно Сорокин выстраивает модель «Нового Средневековья» (вполне банальную, в общем-то), меня, признаюсь, не очень интересовало. Зато роман в очередной раз подтвердил мою уверенность в том, что Сорокин – плохой стилист и, следственно, плохой стилизатор. Собственно, уже после «Голубого сала» (по крайней мере) было очевидно: как только ему приходится выходить за пределы штампов – классических ли, советских ли, – он сразу же оказывается неубедителен. Так и здесь: сквозь всё многообразие жанровых и стилевых форм (не вторичных, а третичных – там Михаил Успенский проглянет, там Татьяна Толстая) регулярно пробивается родной, неистребимый, суконный советский говорок, потому что он-то и есть родной язык Сорокина.

Попробую добавить и я «щепотку ощущений» от прочтения этого романа к общему «пирогу»... Так случилось, что у меня уже есть 7 книг Сорокина... И эта оказалась первым прочитанным мной его романом... Признаться ожидал большего....

Итак...

Мне трудно определить характер этого произведения. Сказка, или сон о будущем....?

Именно сны, как правило, имеют такую структуру новелл, эпизодов, этюдов...

И все-таки почему-то произведение ощущается как роман. Хотя некоторые из глав отличаются стилистически. Есть даже кусочки пьес, пару глав на 3 страницы из одного предложения без знаков препинания...

Книга ...сюжетов из жизни и деятельности лиц (мне трудно назвать всех персонажей людьми)...

«Маленькие» (Горан, Зоран и другие), «средние» (обычные люди) и большие (до 3 метров и более, как правило не блещущие умом и используемые «по-назначению») humans.

Созданные кем-то «собако-люди» (зооморфы), или люди (хотя иногда рычат) с собачьими головами (Роман и Фома), преимущественно прямоходящие, с шерстью, говорящие и приводящие цитаты на изысканном русском «архаичном» языке, на французском языке, латыни, цитирующие стихотворения Светлова, пьющие спирт из фляжки, поющие песни и …. наслаждающиеся похлебкой и содержимым свежесорванной из сваренной головы трупа....

Humans (женщины) с головами лани (Лань) и рыси (Рысь), наложницы... Существа с медвежьими головами, ослица-доярка, влюбленный, обласканный, счастливый кентавр (с особой речью)...

Калифорния, Пруссия, Бавария, Нормандия, Галичина, Московия, Беломорье, Уральская Республика, Рязань, Тартария, Барабин, Байкальская Республика, Дальневосточная Республика и др. и Алтайская Республика Теллурия, возникшая вследствие обнаружения китайскими археологами в горах Алтая в 2022 году древнего храма на месторождении теллура (редкоземельный металл).... Именно с найденных в пещере скелетов с теллуровыми 4-сантиметровыми клиньями с головах начались запрещенные вскоре эксперименты, закончившиеся описываемыми событиями (повсеместным законным и незаконным использованием теллуровых клиньев и гвоздей).

Население и главы новообразованных стран специально смешаны автором разных национальностей и этносов.

Волею замысла автора этнические русские, немцы, французы, китайцы, «ваххабиты» и прочие проживают зачастую вместе не на территориях исконных государств...

Войны, московский голодомор...каннибалы, мародеры...

Где-то образованы республики, где-то восстановлены эдакие «современные» монархии, например, Московия... Восстановлены сословия... Опричники, порки, истребление каннибализма, мародерства... прекращение голода...

Экзотическая Сталинская Советская Социалистическая Республика,

Со слов одного из персонажей «евроазиатский континент... после краха идеологических, геополитических и технологических утопий ... погрузился ... в благословенное просвещенное...средневековье...Массовое производство доживает последние годы...Люди снова обрели чувство вещи, стали есть здоровую пищу, пересели на лошадей. Генная инженерия...Мы больше никуда не торопимся...А главное — мы понимаем, что на земле не может быть технологического рая. И вообще — рая. Земля дана нам как остров преодоления». Да, немного напоминает «Трудно быть богом»...

Но войны и набеги увы продолжаются...И под старыми лозунгами...

Повсеместно, особенно на Алтае, в Теллурии (естественно), возникают мастера-плотники, судя по всему, единственным профессиональным навыком которых является искусство ... точного, не приводящего к смерти (хотя бывают и такие случаи), вбивания в определенное место в череп желающих теллуровых клиньев и (или) гвоздей.

Вышеописанные эксперименты и последующая практика вбивания теллуровых клиньев и гвоздей в голову, доказывают введение подвергаемых в состояние наркотического состояния, сопровождающегося в течение длительного периода (но не на всю жизнь, так что имеют место повторные процедуры), наряду с чувством счастья, повышением знаний, навыков, часто галлюцинациями...

Поэтому самородный теллур, теллуровые клинья и гвозди — богатство («в шесть раз дороже коровы с подтелком»), о котором мечтают, на которые копят, которые наследуют, за вбивание в голову хорошо платят плотникам...

«Счастье — не лекарство. И не наркотик. Счастье — это состояние души. Именно это дает теллур».

«Он возбуждает в мозгу нашем самые откровенные желания, самые лелеемые мечты...Теллур дарует вам целый мир. Основательный, правдоподобный, живой» — так говорит Лукомский...

Лучевые резаки, живородящее сено (прыснул спреем на колоб и он стал копной)…

Калоши из живородящей резины, живородящие валенки...другие «живородящие» предметы и материалы...

«Мягкие» батарейки...живые шубы от торгового товарищества «Баргузинов и сыновья»...

Умницы и умники — то ли живые существа, то ли механизмы-приборы, во всяком случае, складываются в гармошку, накладываются на руку, принимают форму колобка, шашечной доски, «красной шапочки», или наволочки, простыни, на которую, как на экран передается изображение сексуального партнера, выполняющие функции и компьютера, и электронного справочника, и аппарата для голограмм и ... невесть чего ещё... В общем, нано-скатерть-самобранка...

Пищемашины...

Многие ездят на лошадях...другие на машинах, называемых «самоходами».

На самоходах на газе и электричестве ездят только государственные мужи и богатеи, остальные на

картофельной пульпе...

Набеги на поезда купцов роботов, не убивающих, не различающих sapiensov — их интересует только товар...сало, крупы и т.п.

Неотамплиеры — летающие на вмонтированных в костюмы (в ногах) ракетных двигателях...

Клонирование...

Нецензурная лексика (мат), эротика...гомосексуализм умеренно...

Критика или ирония в адрес руководства страны умеренная

Так утопия или нечто другое? По-моему утопия — это произведение о ...счастье...о городе счастья.

А в романе Сорокина нет счастья... Может быть, у отдельных персонажей оно и есть, или они так считают, некоторые по глупости, другие вследствие наркотического вмешательства теллуровых имплантантов...«Как Иванушка-дурачок за чудом ходил...».

Так что все-таки антиутопия...

И идея «как следует жить», «как жить счастливо», «в чем счастье» вроде бы просматривается сначала в речи вернувшегося через 4 года из опасного и драматического путешествия к «божественному теллуру» Сергея Венедиктовича Лукомского, и в самом конце в виде литературной заповеди ... последнего эпизода о «исходе» Гаврила Романыча, ну или как возможный вариант счастья...

Конечно, я не могу назвать роман шедевром, но он явно оригинален во всех отношениях. Не жалею, что прочитал и советую к прочтению. Читается быстро и легко, но... не сильно трогает... 7,2

Лестница счастья, или Эвтопия во множественном числе

Они творят свой мир.

Чудесный, совершенный, бесконечный,

В бесчисленных возможностях своих.

«Теллурия», XIV глава

Двадцатый век был веком плохих утопий: дистопий. Созданные наяву и силой художественной фантазии, они, как кажется, надолго отвратили нас от попыток сочинения положительных утопий: эвтопий. Может быть, в качестве сказки или в далеком космосе, но уж точно не на земле и не завтра — с этим давайте поосторожнее. Скудость утопической мысли даже позволила Лему говорить об «интеллектуальном парезе» авторов научной фантастики, — что, конечно же, было не столько справедливым диагнозом, сколько стимуляцией дальнейших изысканий.

Владимира Сорокина можно с полным правом назвать утопическим писателем. К этой теме он обращался не раз. В «Дне опричника» и «Сахарном Кремле» он выстроил сатирическую антиутопию, в трилогии «Лед» замаскировал дистопию под эвтопию, описав гностическое будущее «братьев Света», для которых все прочие люди — «мясные машины», не стоящие и капли соучастия. Наконец, в «Теллурии» Сорокин отказывается от мономифа, и это сразу выводит его на принципиально иной уровень — пусть не классической идеальной утопии, но человекоразмерного к ней приближения.

Именно такое приближение я бы и назвал эвтопией — изображением общества не идеального, и даже не особо справедливого, но счастливого — во всей затейливой неопределенности этого слова. Причем речь идет не об «общем счастье» (которое всегда есть счастье избранных), а именно о счастье всякого — в первую очередь индивидуума, но и семьи или любой малой группы. В чем заключается его счастье — решает каждый, общее только одно — не решать за другого. Конечно, это не идеальное общество, потому что оно человеческое, а идеалы — для богов и уберменшей. Это не лучшее общество, это просто хорошее общество. Которое позволяет быть счастливым.

В мире «Теллурии» есть место всем: князьям и холопам, революционерам и сталинистам, карликам и великанам, кентаврам и псоглавцам, тамплиерам и ваххабитам, авангардным художникам и мешочникам, детям и охотникам за монстрами, гомосексуалистам и прочей «нетрадиционно ориентированной братии» — зато нет полиции нравов, политики партии, многотысячных митингов, имперских амбиций, жадной цензуры, государственного и церковного террора. Как же все уживаются, как сосуществуют, как не разгрызают друг другу глотки? Один ответ прост: каждый пребывает в той среде, в тех пределах, которые выбирает сам. Нужно ли для этого совершить долгий путь, или же достаточно окружить себя сотоварищи границей карликовой страны, «персонального рая» — зависит от личных обстоятельств. Главное, что это возможно.

Второй ответ сложнее; тут Сорокину требуется метафизическое допущение. Предположим, у человечества появился наркотик, настолько мощный, что радикально меняет систему ценностей, делая внутренние переживания неизмеримо значительней внешних событий, усиливая до экстаза чувство свободы, веру в собственные возможности, жажду счастья, совершенства, вечного бытия. Теллур Сорокина избавляет человека от паутины быта и самодовольной пошлости, от ничтожности «футляра» и слепоты мушки-однодневки, позволяет стряхнуть страх времени и смерти, наполняет душу, словно огнем, чистым, бесконечным воображением. Да ведь именно это делает с нами высокая культура, воскликните вы! Поэтому я и назвал второй ответ метафизическим. Теллур лишь символ, метафора; отчаявшись ждать, когда просвещение и культура сделают с людьми то, о чем мечтали великие гуманисты, Сорокин предлагает несомненно более простой и фантастический способ преображения обывателя в «нового человека» — зато ему не приходится размениваться на игру в бисер. Духовное преображение дано у него не как надежда религиозно настроенного юнца, но как физический факт, нечто реальное, от чего не отвертеться, с чем теперь придется иметь дело человечеству, хочет того оно или нет.

Какое оно, это преображение, теллуровый, если угодно, «трип»? У всех свое. Авторы утопий до двадцатого века ничтоже сумняшеся полагали, что счастье человечества в единообразности — как можно желать разного, если вот он, один-единственный идеал? Утопия века двадцать первого отвергает тоталитаризм идеи. Уважаемые интеллектуалы, словно говорит Сорокин, вы умнейшие люди, но живете мозгами, не сердцем, оттого ваши идеи бессердечны, безжизненны. Два сорокинских интеллектуала, философ Фома и поэт Роман, люди буквально с песьими головами, на привале набивают животы человеческими мозгами и потрохами. Образ предельно прозрачен: от потребления идей недалеко и до потребления людей, тем более что прошлый век протоптал эту тропинку до широкого тракта. Древу жизни не нужны садовники и «специалисты по ландшафтному дизайну» — каждая ветка, каждый лист уже совершенны. В «Теллурии» пятьдесят равноценных листьев-глав — пятьдесят историй, сотни героев, и почти каждый обладает не горизонтальным, броуновским движением, но вертикальным, целеустремленным. К теллуру (впрочем, иногда и от него). Но всегда к собственной утопии, к собственному миру, к собственному счастью.

В это трудно поверить, но, кажется, Сорокин нашел формулу настоящей утопии. Она звучит так: «Только множественное число». Утопия в единственном числе всегда антиутопия, дистопия, мир под одну гребенку, где человек принесен в жертву идее, массе или воле другого человека. Хорошая утопия возможна только как несходящееся, нередуцируемое множество обособленных утопий, индивидуальных грез, духовных просветлений, глубоко личных представлений о счастье, миров, созданных воображением каждого. Несомненно, эти миры будут отличаться не только количественно, но и качественно. Утопия неграмотного кентавра, которого «одна женшчин» научила «большому щастью», утопия ослиноголовой скотницы, умеющей и любящей в этом мире лишь доить коров, утопия «большого» по кличке Вяхирь, жаждущего бочку самогонки, «обоети ее», — все они несопоставимы с утопиями «товарища Тимура», прозревающего «великих людей Futurum», или Сергея Венедиктовича Лукомского, ставшего «одним из учеников Господа нашего Иисуса Христа». Впрочем, несоизмеримы они только культурным масштабом, но отнюдь не персональным. Персонально они равнозначны, ибо каждая выводит человека на его личный путь: в чем-то крестный, в чем-то добрый, но всегда свой, незаемный. Множество человеческих судеб-траекторий, где ни одна не поглощает другую, где нет главного пути, которым хорошо или даже надо пройтись, предав забвению свой, — вот что делает утопию «Теллурии» по-настоящему живой, жизненной, дионисийской. Это, по словам Ницше, «неимоверно длинная лестница счастья»: от высших форм обожествленности «до радости здоровых крестьян и здоровых полулюдей-полуживотных». Это утопия счастья, которое каждый понимает по-своему. А ведь только такое счастье можно (и стоит!) называть настоящим.

Теллура в Древнем Риме была богиней земли, из которой все выходит и куда возвращается. Вергилий называл ее «первой из богов», Август изобразил на алтаре Мира символом изобилия. Утопия на земле, завтра, для каждого из нас — разве не заслужило ее человечество, измученное утопиями небесными, вечными, тотальными? Только не забудем о множественном числе…

Сорокин в который раз продемонстрировал блестящее умение жонглировать словами. Роман в новеллах — это хороший жанр, я его люблю, но в данном случае новеллы не складываются в роман, они какие-то все отдельные совсем, они не создают общей картины, а производят впечатление лоскутного одеяла. Поэтому к концу читать было ужасно скучно, едва дожал.

Этот роман, по сути сборник малого размера лоскутков, решенных в различном стилистическом варианте, может быть безоговорочно рекомендован самым ортодоксальным противникам Сорокина. «Телегия» — достаточно жанровая геттовая фэнтезийная вещь на тему альтернативного расколотого на составные феодального мира. Никакого действия и интриги нет и в помине — срезки фрагментов из жизни более не встречающихся персоналий. Упомянутый ер на ножках никак не является сквозным персонажем — мелькнул разок, да и исчез. В другой главке мелькнул кентавр, есть полуослица, великаны и карлики. Нескучно. «Теллурия» — чисто литературная забава, в которой более всего радует именно легкость смешения стилей, авторский талант пародиста. Изобретенный Сорокиным мир в мелочах прорисован, на правдоподобие претендует, пафоса нет и в помине. Арабески, конечно, неодиниковы по качеству, но каждому зато что-то понравится больше — охват разноцелевой аудитории здесь для Сорокина уникальный. Есть и вполне себе кавээновские шутки в адрес Путина и Быкова, главка стилизация про «Виктора Олеговича». Имеющие некоторые черты сходства премированный роман Фигль-Мигль литературно и изобретательней победнее будет. И то отметить — вещица очень добрая покладистая и отвращающих многих капрофагии, эпатажа и натурализмов и в помине нет.

Лет семь что ли назад Дмитрий Быков в статье о Сорокине писал, что тот прекрасный пародист и не более. По тем временам это являлось преувеличением, поскольку тексты Сорокина содержали как минимум здоровую долю эпатажа, деструкции, перфекционизма. В самом деле, в «Романе», например большая часть — вполне себе переложение изводов помещичей прозы 19 века — а диссонансом последние страницы рубящие предложения с Романом, который всех перебил, а в конце и умер. В «Голубом сале» степень авторской разнузданности в области извращений с участием знаковых персонажей ( в том числе и табуированных) вызвала отвращение у многих. Лингвистические конструкции в «Норме», демонстрация работы манеры независимо от авторских целей впечатляла.

В «Теллурии» амбиций нет и в помине, пародийные перепевы Шишкина и Быкова, Гоголя и «производственников», лукавые ссылки на известные события представляют по существу игру в «Угадай мелодию». Добрая ирония и дружеские шаржи делают этот роман Сорокина самым легким, необязательным и в некоторым смысле неуязвимым для критики. Уверенный дрейф в сторону литературы «филологов» ( Водолазкин, Шмараков, Березин и цетера)