Вячеслав Шишков «Ватага»

Бунт бессмысленный и беспощадный, смешались в кучу красные, колчаковцы, белополяки, чехо-собаки (так в повести названы «затерянные в Сибири» военнослужащие чехословацкого корпуса), раскольники-кержаки, гопота, купеческие красавицы-барышни и прочие. А ведь небольшое пряничное авторское предисловие про красивую и жестокую русскую сказку-быль никак не предвещает встречи с полным набором сибирского макабра времен Гражданской войны.

Описание кровавых злодейств и расправ зашкаливает: тут бьют безменом (так, что мозги летят во все стороны), сносят головы шашкой и топором (уродливый палач-горбун сделал бы «честь» любому слэшеру), заживо перепиливают пилой, бросают в костер «полумертвых, истерзанных» колчаковских милицейских.

Язык Шишкова завораживает: то ли сказка, то ли песня, сарказм с черным юмором вдогонку: «Там на колокольне жарились четыре трупа, и, когда веревки перетлели, удавленные, один за другим, дымясь и потрескивая, радостно прыгнули в пламя».

Во время чтения всплывали в памяти:

- «Иди и смотри» — сцены сожжения в церкви, уродливый-мерзкий-крышесносный хэппенинг на площади поруганного городка охмелевшей от крови ватаги, припудренной, подрумяненной, переодевшейся в женскую одежду и церковные облачения — конечно, вспоминается климовская запредельно длинная сцена кровавого шабаша в беззащитной деревне;

- «Список Шиндлера» — местный доктор, видя и слыша, что ватага спешит разделаться с ним, успокаивает семью, наливает яд в вино и бормоча, что лошади уже поданы, и они сейчас уедут, выпьем на дорожку — у Спилберга эпизод в больничке гетто, когда по лестнице громыхают сапоги эсэсовцев, а доктор и медсестра дают больным последнее «лекарство».

Шишков мастерски сумел вызвать сочувствие к Зыкову, кровавому параноику, но есть у него несколько эпизодических героев, которые не поддаются всеобщему покорству, страху, кляузничеству и грабежу. Это чахоточный портняга-интеллигент, «сицилист», который и белым перечит, и красных в лицо проклинает. Это младшая сестренка купеческой барышни, Верочка, на которую никак не действует люциферский магнетизм Зыкова. И, наконец, какой-то безымянный юнец, пальнувшийся вдогонку «вытянувшейся чрез городишко тысяченогой гусенице»:

«И на самом краю, когда хвост отряда спустился на реку, с чердака колченогого домишки шарахнул выстрел. Крайний всадник кувырнулся с коня в снег.

Быстро отделились пятеро, и через минуту растерзанный стрелец-мальчишка был сброшен с чердака».

«Ватага» писалась по горячим следам и была надолго «задвинута» после первой публикации. Я читала издание 1990 года и бегло проглядела один из электронных вариантов. Обнаружились кое-где разночтения и сокращения. Вот как последнее предложение выглядит в книге:

«Быстро отделились пятеро, и через минуту растерзанный стрелец-мальчишка об одной руке и безголовый был сброшен с чердака».

Не нашла я и абзаца о судьбе 700 «убиенных и умученных». Их «увозили за город, в Поганый Лог, и там сваливали в яму. Ожидавшие в Логу старатели и доброхоты из ватаги с остервенением крошили трупы саблями и топорами на мелкие куски. Семь сотен мертвецов — сплошное рубленое мясо, слякоть. Воронье уносило добычу в гнезда, подхваченные клювом неостывшие кишки вихлялись в морозном воздухе, как змеи».

Кто и когда подредактировал в Интернете Вячеслава Яковлевича — не ведаю, но советую искать печатный вариант перестроечных времен.

Сегодня прочитал эту повесть Вячеслава Шишкова. Повесть написана на документальном материале, на основе «эпизодов, имевших место в Кузнецком округе, Томской губернии, в 1919 году». Сюжет « Ватаги « в том, что к командиру красных партизан Зыкову из ближайшего городка прибывают делегаты большевиков, взявших там власть, с просьбой, что «необходим красный террор и красная паника, иначе нас всех перережут». Отряд Зыкова, ворвавшийся в город, изуверски расправляется, терроризирует всех не красных. Это кровавая, садистская бойня, где священнику, например, сначала отрубают руку, потом его распиливают. Изданная в 1927 году, повесть подверглась уничтожающей критике. Среди клеймивших «Ватагу» бывший комиссар Чапаевской дивизии Д.Фурманов, автор романа «Чапаев», за «уродливое сближение Зыкова с пролетарскими бойцами», «cплошной кроваво-блудный навет на сибирских партизан». Неудивительно что «Ватага» пропала для читателей. Она не включалась и в собрания сочинений писателя, выходившие в 40 — 70-е годы, хотя голоса в ее защиту в нашей печати не раз раздавались. Только в середине 90-х эта повесть была переиздана. Потрясающее произведение, с одной стороны жестокое и отталкивающее, с другой — драматичное и щемящее душу какой-то болезненной красотой.