Яцек Дукай «Иные песни»

Тот редкий случай, когда на вполне обоснованный вопрос даже вполне подготовленного читателя «ЗАЧЕМ?» заранее дан столь же вполне закономерный ответ «ПОТОМУ ЧТО». Вопрос: надо ли было писать много сотен страниц высокохудожественного, почти-маркесовского по размаху эпичности текста, чтобы смоделировать вселенную, где единственной данной в ощущениях реальностью является аристотелева «Метафизика» (с прибавлениями «Физики» и «Метеорологии»)? Ответ: да, надо, вот же пан Дукай написал, и написал талантливо. Вопрос: альтернативный ли нашему этот мир? Ответ: в нашем мире ученик Аристотеля Александр Великий умер тридцати трёх лет от роду, а в мире пана Дукая сорокалетний Александр был коронован владыкой обитаемой вселенной, и с этого момента «всё пошло не так»; но это только на поверхности — на деле же мир «Иных песен» и до воцарения Двурогого обладает не просто иной, нежели в реальности, историей — он обладает иной космогонией, ведь небесные сферы, четыре простых элемента и пятый — эфир, но самое главное — психократическое воздействие человеческого разума на живую и, что характерно, на неживую природу... — все это не могло возникнуть в результате восхождения Искендера на мировой престол, а следовательно, существовало изначально — не как исторически ограниченная система воззрений на мир ранних философов, а как, повторюсь, данная нам в ощущениях подлинная реальность.

В общем, титанический труд автора по созданию полностью иного мироздания, которое к нашему привязывают только некоторые события древней истории, невозможно не уважать.

Но вот возможно ли его любить?

Наверное,в молодости он воспринимается как откровение.

Наверное,будь мне двадцать один год,я задыхался бы от величия постигаемого в этом тексте — так же как в свои реальные 21 я задыхался от величия вселенной Гарсиа Маркеса...

Но во вселенной Маркеса были живые люди.

А во вселенной пана Яцека Дукая, увы, живых людей нет. Есть морфы (*кстати, г-н переводчик, это у Вас формы и морфы так произвольно взаимозаменяются по тексту? или так в оригинале польскем?), которым более или менее правдоподобно приданы черты, схожие с человеческими. Но мне как читателю так и не удалось установить свое читательское,человеческое родство с этими морфами. Они так и не стали для меня людьми. Величественные абстракции, восхищающие могуществом фантазии автора (о лунники и лунницы, особенно одна конкретная лунница, пышущие огнем как доминирующим в лунной сфере первоэлементом!) — да. Живые люди, с которыми читатель может себя ассоциировать,в которых может узнать кого-то, особенно себя? Нет. О нет.

Даже главный герой — он сложно разработанная абстракция, он мощный комплекс писательских идей, он причудливая система философских построений... Но не живой человек. В нем не узнаешь живого человека. Он не вызывает ни ненависти,ни любви. Он не достоверен психологически. Бледно прописанная пышущая «пиросом» лунница — и та достовернее, чем господин Бербелек, поляк аристотелевой вселенной — с польским упрямством и польскими национальными комплексами (ну конечно же Зло в лице самого мрачного из кратистов, владык Морфы — кстати, г-н переводчик, почему показатель греческого именительного падежа понадобилось сохранять в косвенных падежах, набивая текст «кратистосами» вместо «кратистов»? — так вот, Зло находится в Москве, а Урал это вообще средоточие ужаса, ну конечно!), но без польской души.

Просто потому, что в отличие от подлинной философии Аристотеля, души у обитателей мирка «Иных песен» нет.

Возможно, еще и потому, что в мире Аристотеля есть Перводвигатель, есть Первопричина — то есть Бог.

А в мире «Иных песен» нет Бога — и, вероятно, поэтому нет и людей как таковых.

С подачи Зелёного медведя роман взят (с год назад подачи, торможу). Чтение слОжно, туева хуча аллегорий с историей, признанной реальной, где-то даже пришлось пользоваться поисковиком за ради информации (продравшийся через эти тернии, обретёт плюс к выдержке). Начатое как альтернативная история переросло в масштабную космооперу. При прочтении нервировали ГГ, рефреном через всю историю, меняющий поведенческие маски (некий ненавязчивый супермен), и темп, две трети романа анданте, а потом аллегро.

Очень необычный роман. Показать читателю, что означает первичность духа на деле, вживую, и как будет выглядеть мир, где сила твоего сознания/подсознания ( или сила духа твоего знакомого, соседа,друга или врага) формирует действительность- задача не из лёгких. И Дукай с ней справился. Не самый лёгкий для чтения роман, но, безусловно, обязательный к прочтению.

Сели на стволе медной рыбы. Под короной газовой пальмы висел огненный гиппопотам, с морды его капали прозрачные камни, пришлось подвинуться по стволу: разбиваясь, те взрывались обжигающим кожу снегом.

Из романа.

* * *

Эта книга стала в свое время большим событием не только для польской, но и для мировой фантастики: большой, глубокий и многоплановый роман, тугое сплетение философии, истории и культурологии — сложное и долгое чтение, выводящее фантастический жанр из ниши легкомысленной беллетристики в категорию Литературы с большой буквы. Лишь спустя десять лет — хотя фанатские переводы были и раньше — «Иные песни» добираются до нашего рынка, воссияв в лучах благосклонности множества критиков (см. рецензию в майском номере «Мира Фантастики» за 2014 г.)

Создавая свой мир на основе трудов античных философов — Платона и Аристотеля, Сократа и Гераклита, Пифагора и Евклида — автор превращает их метафизику в физику совершенно реальную, буквальную и действительную. Умозрительные теории древнегреческих схоластов, интересные нам на сегодняшний день лишь как прекраснодушная архаика, в мире «Иных песен» обретают статус законов природы, точнейших, всепроникающих и неотвратимых.

Мир наполнен Материей, Материя упорядочена в Форму, Формы наполнены Идеей — такова первооснова всего сущего в «Иных песнях», и это не просто словоблудие философствующих бездельников, но строгая математическая сетка реальности.

Человеческое общество пребывает во власти Кратистосов — князей, обладающих столь сильным идейным началом, что они способны морфировать мир вокруг себя по своему подобию, подминать под себя форму (а вслед за ней и сущность) пространства. Воденбург, вотчина кратистоса Георгия Мрачного — это город постоянных дождей, густых теней, тяжелых воспоминаний и непреходящей меланхолии, земли же кратиста Анаксегироса столь напитаны витальной силой своего владыки, что солнце там сияет жарче, кровь в жилах бежит быстрее а углы зданий кажутся более острыми.

Вдали от волевого присутствия кратистосов реальность истончается и оплывает, объекты теряют не только форму, но и суть, смешиваясь и взаимопроникая друг в друга (см. эпиграф), и даже язык, которым все это описывается, подрвежен сменшеию и всебоещму распдау — это загадочное и ужасное Сколиодои, Искажение, где люди начинают дышать песком, газ застывает в форме деревьев, а кости превращается в жидкую грязь.

* * *

Этот мир чрезвычайно интересен в статичном состоянии, его, как огромную картину, можно часами рассматривать, выискивая удивительные новые мелочи и наслаждаясь прихотливым перетеканием смыслов, идей и форм. Увы, когда этот колосс приходит в движение, его нежизнеспособность становится более чем видна.

Во-первых, отпечаток странности, исказившей мир, виден и в психологии персонажей. Речь не о каком-то единичном герое с трудным детством и непростым характером, но обо всей ментальности здешнего социума, которая сдвинулась в неких глобальных психологических координатах в неведомую для меня сторону. И если превращение воздуха в песок я, напрягши фантазию, еще как-то могу принять, то искажение характеров людей понять гораздо сложнее.

«Человеку нужен человек» — отметил в свое время другой светоч польской фантастики Станислав Лем. Люди тянутся к фантастике не ради неведомых планет и загадочных антуражей, людям нужно зеркало, чтобы видеть себя самих. Нам не нужна вся эта мишура с зелеными человечками и многочисленными щупальцами, мы хотим видеть настоящие характеры настоящих людей с их историями и проблемами.

«Иные песни» же и не пахнут подобной достоверностью. Поведение героев можно было бы назвать звериным — если бы звери могли быть столь целеустремленны и механистичны. Это можно было бы назвать средневековым варварством — но герои романа прекрасно образованы и безукоризненно воспитаны.

Кривое зеркало, идеально вписанное в контекст и атмосферу, порождает аутентичные характеры, соответствующие месту и времени — но ровно по этой же причине они далеки от меня, читателя из другого мира. Я их не понимаю. Не могу и не хочу понимать. Эти люди — не люди, а лишь фигурки в форме людей, слепленные из фарша (в психологическом смысле).

Во-вторых, трудно наслаждаться книгой, главный герой которой тебя чрезвычайно бесит.

Господин Иероним Бербелек, некогда бывший великим полководцем, еще до начала описываемых событий терпит сокрушительное поражение и становится хуже чем инвалидом — маленьким серым незаметным мышонком, сутулым коротышкой с бледными глазами и тихим голосом (напомню, что в реальности «Иных песен», где Идея превалирует над Материей, моральная травма может оказаться в разы страшнее физической).

Таким и принимаем мы его в первых главах романа, и все повествование, согласно авторской задумке, должно было стать историей возвращения былого величия: одинокая искорка, тлеющая на углях разрушенной личности, постепенно разгорается в новое пламя, величественное и мощное — пламя истинного Стратега и великолепного полководца. Герой должен буквально «вырасти обратно в себя», и фамилия «Бербелек» должна перестать ассоциироваться с булькающим супчиком, а превратиться в раскаты грома.

Так задумывалось. В теории.

Трагедия же, на мой взгляд, состоит в том, что изначальный образ, в котором мы видим Господина Бербелека — образ маленького человека, тихого и скромного хомячка — подходит ему гораздо больше. Он необычайно органичен и целостен именно в данной роли, и весь его облик — от фамилии до стиля одежды — соответствует именно ей.

И когда начинается его трансформация в великого стратега, выглядит все это противно и мерзко: как развитие синдрома вахтера у маленького, капризного и истеричного человечка. Наш пупсик начинает сучить своими коротенькими ножками и пытается подпустить стали в свой голос — сталь получается ломкая и визгливая.

Бербелек пучит глазки и что-то там лопочет про «право рождения», а я брезгливо вслушиваюсь, кто это там пищит из-под плинтуса. Ему хочется дать по лицу — не кулаком, ибо это бы уравняло его с настоящими мужчинами, а так, лишь пощечину для острастки.

В то, что все это происходит взаправду, я не верю ни миллисекунды, и тем более мне странно и неприятно, что все остальные персонажи воспринимают такое поведение как должное — отводят глаза и склоняют головы вместо того, чтобы пристукнуть этого жалкого мозгляка, как он того заслуживает.

Сюжет же, если отшелушить от него могучие напластования виньеточных красивостей (схоластику, герменевтику и все прочее древнегречество, коего здесь процентов восемьдесят от всего текста), получится весьма рыхлым. В одном месте автор вроде как берется писать детектив, в другом — любовный роман, а в третьем — и вовсе отправляет персонажей в полет на Луну (я не шучу). Ибо почему бы не отправить. Стройности нет, интриги нет, целостной цепочки причинно-следственных связей не проглядывается тоже — в общем, эдакое мелкое крошево, обильно замешанное на античности, средневековье и постмодернистском заигрывании со смыслами и формами, которое можно подавать в любом порядке и потреблять в любой последовательности.

Впрочем, отшелушивать могучие напластования ни в коем случае не следует, ибо именно они и являют собой суть и смысл романа, именно они создают рельеф и глубину. Но с горькой иронией отмечу: история, воспевающая торжество Идеи над Формой, по форме получилась гораздо сильнее, чем по идее.

* * *

Да простят меня фанаты «Иных песен» (впрочем, нет, чувствую, не простят), но ощущения от книги остались самые тягостные.

Автор невероятно умен, эрудирован и творчески смел, но как собеседник он зануден и совершенно неинтересен. В здешнем огромном болоте фактов, гипотез и исторических реконструкций есть место и любопытным идеям, но ввергаться в эту пучину большую часть времени чрезвычайно скучно.

Дукай прекрасно разбирается в древних цивилизациях и философских школах, но при этом он почему-то наделил своих персонажей какой-то совершенно ублюдочной психологией, отчего ни сопереживать им, ни даже интересоваться их судьбой нет ни малейшего желания. Он мастерски играет с формой и смыслами, но в попытке выстроить хотя бы простенькую сюжетную арку моментально роняет все кубики.

Этот роман сродни некоему академическому труду по истории культуры — он призван услаждать высоколобых академиков от литературы, собирать престижные награды и входить во всяческие Золотые фонды. Единственное, для чего он ни в коей мере не предназначен — это для того, чтобы его читали.

Скучно.

Книга вызывает двойственное ощущение.

Во время чтения ее не хочется бросать или откладывать, даже в местах чересчур долгих описаний дирижабля или когда повествование переходит к личности (как по мне) менее интересной лунницы. Действительно интересный мир создан автором, где люди повелевают материей, элементами и своими собратьями, опираясь на силу своих мыслей, своего характера. Где пифагорейцы в своих измышлениях ищут формулу вещества, или даже самого человека. Где те, кто в нашем мире названы пророками и богочеловеками, разбиваются о несокрушимое влияние земных богов. Где космические корабли ловят эфирные ветры, кружа в эпициклах Земли, как центра мира. Где несчастье одного окликается в другом, незнакомом, человеке и дает ему частицу воли. Иные цивилизации, дикие племена, юные ангелы, вечные двигатели…

Неповторимый мир, в который вторгаются чуждые ему внеземные создания, извращая, искривляя привычную ему гармонию. Стратегос Иероним проходит свой путь от сломленного ветерана к защитнику Земли, и за этим интересно следить, это захватывает.

Но тут книга заканчивается и оставляет неприятный осадок.

Долго рассказывая о разных морфах, автор так и не снизошел к объяснению, как и почему. В повествовании аресы уже аресы, нимроды уже нимроды. Ни одной попытки объяснить, как люди ими стают, ни разу не упоминаются, ни тренировки, ни обучения. Демургоси и текнитесы уже творят свои чудеса, причем мы так и не узнаем, почему один человек властен над водой другой над воздухом? Почему человек ограничен лишь одним элементом? И даже мы ни разу так и не узнаем, как управления стихией происходит в умах творящих магию этого мира. Лишь легкий намек о кратистосах, которые якобы занимают избранные судьбой места.

И даже путь Иеронима Бербелека после окончания уже не вызывает такого восторга.

Необычный элемент книги адинатосы, «невозможные» пришельцы из далеких неизвестных планет.

Подводя итог можно еще раз восхититься необычным миром «Иных песен», но, увы, признать, что именно мир был для автора главным. Не его герои, а его небесные острова и лунные города.

Хочется ли прочитать другие книге автора? Да. Хочется ли прочесть еще раз эту? Нет.

Роман прочитан несколько месяцев назад, а сформировать главное не получалось. Чтение происходило в три этапа:

1. Недоуменный старт. Что это такое? Позади уже несколько десятков страниц, а до сих пор не понимаю, что читаю и зачем. Кто все эти люди, и этот мир наполненный непонятными словами? Может пора притормозить, а вдруг это не мое?

2. Ого! Пошла движуха (радостно потирая ладони и слюнявя палец, привычно перескакивая в объяснение слов и терминов в конце книги — хвала Вам Сергей Легеза за отличный перевод, статью о польской фантастике и глоссарий, которым были обделены поляки!). Оказывается я вовсе не глуп, и роман не метафизическая психоклопедия, разрывающая мозг.

3. И все же это моё. Я принял этот мир, понял мотивацию героев. По Дукаю, моя морфа подчинилась Иным песням.

Что сделал автор? Он не просто придумал альтернативную историю нашего мира, внедрив туда исторических персонажей и смешав времена, описав все по образу и подобию Платона и Аристотеля. Нет, Дукай смоделировал мир с иными физическими законами, поставив во главу угла пять первоэлементов. В этом мире каждому воздается по праву, и хозяином над огромной территорией не может стать никчемный человек. Он должен обладать силой, способной подчинять и переделывать под себя людей, природу, животный мир, всю окружающую действительность. Менее сильные люди могут управлять только одним из первоэлементов — земля, огонь, вода, воздух. Есть еще межзвездный эфир, который не подчиняется никому. Получается очень логичная концепция — люди с мощной морфой (кратистосы), создающие свое окружение (антос), в котором варится прочий люд. Размеры государств ограничиваются естественным путем — влиянием морфы местного владыки.

Конфликт вытекает из основы модели мира: появление существ не имеющих формы, способных смешивать материю и время в непонятных и жутких пропорциях. Это адинатосы, и только они способны разрушить мир, поставив под угрозу фундамент мироздания, деформировав краеугольный камень в основании.

Но есть такие люди, которые не гнутся и не меняются под чужим воздействием, они не воск, но камень, который можно лишь сломать.

Иероним Бербелек из таких. На него не влияет аура власть держащих. Он лишь может сломаться, потерпев поражение. Именно таким: сломленным и неспособным отвечать за себя и других он появляется в романе. А потом начнется возрождение к которому приложит руку окружение, дети, утрата.

Перерождение купца Иеронима в Господина Бербелека сопровождается физическими изменениями — он становится выше, сила убеждения способна убедить и сплотить власть имущих, и он, как настоящий дальновидный стратег, видит ситуацию в целом, понимая чем все должно закончится.

Вот и выходит, что в романе отнюдь не гелиоцентрическая модель мира, а очень даже антропоцентрическая. Потому как в подобном мире возможно появление человека способного изменить само мироздание.

Есть у романа и прикладная задача — для меня он будет репером, для определения тех, с кем мои литературные вкусы наиболее близки.

И да, разумеется это лучшая книга 2014 года.

О книге 3 впечатления: очень жаль времени, очень жаль отпуск, в течение которого я ее читал, и очень жаль, что опять поверил восторженным отзывам с сайта, хотя уже зарекался и после «ложной слепоты», и после «марсианина», и «войны престолов» и многого чего еще, не доверять им. Тут я даже предвкушал, что на сей раз точно будет что-то новое, сильное, качественное. Ну, в самом худшем случае, думал, окажется просто добротная НФ. Кто-то даже писал, что это второй Лем, у которого я читал почти все, и слабые вещи находил крайне редко. Также слышал и про философское наполнение, и одновременно твердую НФ, и уникальный мир. В общем, я опять поверил...

Книга настолько сырая, что прямо расползается в руках, донельзя перегружена нелепыми словами, комплексами автора, ощущением национальной неудовлетворенности и неимоверно раздражающим пафосом, который просто льется из книги. Про сюжет и героев не буду говорить, так как тут ну совсем очень просто, но, по идее, должно казаться сложным, так как обильно смочено потоком неуместных рассуждений, напыщенных мыслей героев и описаниями нелепого мира, но ход не удался, и постоянные ямы и провисания в повествовании просто невозможно не заметить. Философия романа пошла и бульварна до безобразия. Например, рассуждения, что если бы Иисуса повесили, то на храмах бы были виселицы... Ну да, я такой демотиватор тоже видел) Или пафосненькие рассуждения о разнице между господами и холопами, которые могут произвести впечатление разве что на детей школьного, вернее, даже дошкольного возраста) Ну, а каково описание роли охоты в среде аристократии! Бедняги делают вызов себе, рискуют жизнью...Нет, это перебор, все, больше примеры приводить не буду, а то еще вспомню про лизание сапог господину, весьма возвышенно описанное....

Те, кто все же хочет окунуться в этот волшебный мир благородных героев, следующий абзац пропустите )

Тут я напишу только о НФ составляющей. Которая нелепа до абсурда. Итак, мир романа сказочен. В нем вы найдете путешествие на Луну на гигантской стрекозе. Узнаете, что в Африке обитают причудливые монстры, такие как летающий змей (если убить и освежевать, то снятая кожа воспарит в небо), обезьяна без туловища (т. е. ручки-ножки в воздухе, типа как у Винни-Пуха в мульте), и остальные нелепицы, самый страшный из которых сгусток крови-убийца, который разделывается с одним из героев. Также, если долго стоять в одной из зон, можно врасти ногами в землю, но потом тебя вырубят топором как дерево, и все будет норм. ))) Также узнаете про злого правителя Москвы, его зовут Чернокнижник (ха-ха-ха), который занимается на Урале генетическими экспериментами по скрещиванию людей и животных, и их почему-то боятся в Европе, хотя уже в космос летают (???). Также вы узнаете, что если вы, например, работаете генеральным директором, а завтра вас переведут за косяк в менеджеры, то и рост у вас уменьшится от этого сантиметров на двадцать. На Луне ,кстати, живут люди, у которых вместо крови лава, и они сражаются с космическими монстрами посредством ловких перемещений и меча. Летающие острова тоже есть (привет Бушкову). В общем, чего том только нет, мир воистину волшебен и многогранен! А, ну да, логики нет...

Про сюжет писать не буду, он очень прост, и боюсь тут его целиком пересказать...

В общем, книга сугубо не понравилась. Кстати, читал ее, ни разу не выпивая. Может быть, в этом дело)

Не тратьте время, не ломайте голову, не беритесь за нее! Верьте только себе! Читайте проверенных, добротных авторов!

Книга сложная. В ее основе лежит концепция строения мира Аристотеля. Куча неизвестных терминов, сложная физика и география мира. Все приключения и путешествия являются служанками философии. Книга на читателя, которому хочется сложных концепций, незнакомых терминов, и которые при этом объясняются не в лоб.

Безусловно достойна прочтения. Но не рекомендаций.

Иные песни. Песни о невероятной Земле, где легко уживаются алхимия и космические путешествия, повсеместно используются вечные двигатели и при этом все равно не брезгуют рабской силой. Странное это место – Земля по Яцеку Дукаю, странное, но притягательное. Кто бы отказался пожить под антосом кратистоса Навуходоносора, слетать на Луну во владения Иллеи Жестокой или провести время с Вечерней Госпожой. Список таких желаний после прочтения будет внушителен у каждого. Мир «Иных песен» красив, богат и изящен.

Как и изящно само художественное решение выбранное автором: балансируя на стыке научной фантастики и фэнтэзи, повествование бежит по богатой сюжетной линии с участием множества колоритных персонажей. Всё хорошо, но идеалов, конечно, не бывает: через текст часто приходиться продираться, будто через джунгли Сколиодои, да и мир во всех своих противоречиях зачастую кажется нереальным.

P.S. Отмечу также антагонистов романа – адинатосов. Злодеев круче сложно себе представить!

Шикарный, очень красивый приключенческий роман. Эдакая фэнтези, но с сюжетными ходами, характерными для фантастики. Никаких мегатонн философии и космологии мной не обнаружено.

Декорации романа: система мира Птолемея с Землей в центре мироздания и небесными телами, обращающимися в эфире вокруг нее. На мой взгляд, оригинально. И выписано замечательно, я бы сказал, лучше, детальнее тех фантастических миров, с которыми я ранее встречался. А автор ограничил себя лишь четырьмя первоэлементами и эфиром.

В этом мире нас ждут битвы, осады городов, поход в неизведаные земли для разведки боем немыслимого...

Для всех любителей хорошей художественной литературы, включая любителей фантастики и фэнтези, но не ограничиваясь ими.

P.S. Отмечу также великолепную работу переводчика.

P.P.S. Читал в переводе С. Легезы

В предыдущих отзывах про роман написано очень подробно, поэтому позволю себе краткие впечатления спустя две недели после прочтения.

Однажды возник у меня спор с одним приятелем по поводу сложных книг. «Зачем читать романы, которые трудно понимать?» — недоумевал он — «Это же психологически тяжело, а от чтения нужно получать удовольствие!» Тогда я не смог ему внятно возразить, действительно нельзя читать без удовольствия. Но теперь, после прочтения «Иных песен», я вдруг осознал, что не получал особого удовольствия от процесса чтения, книга читалась тяжело, тем более, что наличие примечаний я обнаружил после того, как прочёл треть книги. Тем не менее я читал, читал до середины ночи, ложился спать с воспаленными глазами, вставал в 6 утра и снова читал перед тем как идти на работу, вечером всё повторялось. Я покорял роман как скалолаз покоряет вершину, завоёвывал страницу за страницей как полководец завоёвывает твердыни, добивал последние главы как охотник добивает раненую дичь. Я поддался морфе романа.

И вот теперь, после прочтения, я заново переворачиваю эту головоломку в уме, домысливаю, анализирую и сопоставляю факты с вымыслом — и вот это и есть УДОВОЛЬСТВИЕ.

Что особо привлекло: неординарная система мира, философия и стиль.

Что не понравилось: местами очень затянуто, много ни к чему не приводящих подробностей.

Кратко: античность и современность, метафизика Аристотеля и полеты в космос, описание неописуемого, победа человека над нечеловеческим.

P.S. Спасибо автору, спасибо переводчику, спасибо издателю.

P.P.S. Завидую тем, у кого вершина ещё впереди!

Книга, конечно, интересная.

Начало скучноватым показалось, пока знакомились с героем и миром, тем более, что пан автор увлекался подробным описанием известных нам вещей, но другими (придуманными) терминами. Возможно, для создания атмосферы. Но меня, например, описание дирижабля вообще не интересует, даже если это воздушная свинья. Или глобус с лепестками. Но после страниц 100 (или чуть меньше) уже пошли тайны и интриги, появились приключения и динамика. Стало интересно.

Герои яркие и своеобразные (из-за формы, морфы), запоминаются, но как-то сочувствия (лично у меня) не вызвали, поэтому смерть персонажей мною переносилась без тени грусти.

Мир интересный. Не берусь судить о его связи с Аристотелем и доле самого автора, так как Аристотеля не помню, да и не приняла я его в то время, когда изучала философию. Но так ли это важно? А ведь везде об этом пишут. Хоть сам всё выдумал, хоть взял что-то за основу, но главное — никаких логических нестыковок, все ясно и связно, для этого мира все описываемые явления убедительны и объяснимы. Это очень большой плюс. К сожалению, далеко не все фантасты утруждаются созданием необычного мира, а уж продумать его до мелочей непротиворечиво (логике этого мира) да без ляпов — вообще высший пилотаж.

О не в меру талантливых писателях часто выражаются в духе «у него в одной главе/странице/абзаце больше оригинальных идей, чем у некоторых авторов в целых трилогиях». Обычно это поэтическое преувеличение — говоря языком математики, разница составляет не несколько порядков, а один-два.

Но в случае Яцека Дукая старый рецензентский прием попадает в точку. Причем в самой смелой своей вариации — той, что про абзац (до предложений все-таки не доходит).

Не в меру, сверх меры, вне меры — «Иные песни» действительно написаны человеком, который мыслит по-иному. Написан, что примечательно, в двадцать восемь лет (как у писателя у меня этому факту сложное, очень сложное отношение). Но изобретательных идей и ярких образов в романе и в самом деле хватило бы на двадцать восемь авторов попроще. Если не дважды двадцать восемь.

Дальше я хотел написать, что в первую очередь покоряет и поражает мир, описанный в романе, но вовремя сообразил, что был бы не прав. Вселенная «Иных песен» неотделима от того, что в ней происходит, и тех, кто в ней живет. Как правило, автор средней руки заворачивает в фантастический фантик привычную нам действительность. В случае с Дукаем все наоборот: такое впечатление, что земные реалии привязаны к некоему чуждому мирозданию из чистого милосердия — чтобы не оставлять читателя совсем без ориентиров. Но даже и так ему, читателю (и читательнице) придется очень непросто.

Нам предлагают нечто большее, чем альтернативную историю, — альтернативную физику, основанную на онтологических идеях Аристотеля (воплотившихся почти буквально). И это не косметический эффект, а космический, в исконном смысле слова. За физикой идет длинная вереница других явлений — иные химия, география, биология, социология, политика, психология, иные механизмы любви и ненависти, лидерства и подчинения. При этом провести некие аналогии с нашей реальностью не составит труда, а ключевая концепция формы, определяющей облик всего сущего, оказывается отличной метафорой, поводом к размышлениям и спорам — о геополитических играх, о взаимном влиянии связанных между собой людей, о творчестве, о природе хаоса.

У каждой главы романа своя атмосфера, свое настроение, даже свое место действия — представьте все разнообразие «Песни льда и огня», втиснутое в один том вместо (дай Ктулху) семи и помноженное как минимум на пять. Большую часть пути мы пройдем с бывшим стратегосом Иеронимом Бербелеком — и с каждым шагом он тоже будет немного меняться. Этому персонажу трудно симпатизировать, но оторвать от него взгляд невозможно — а финал будет таков, что прогулку захочется повторить еще раз.

«Иные песни» — сложный роман, но его сложность не в изощренных стилистических изысках, а в количестве и качестве заложенных в нем идей. Пролистать книжку наскоро не получится — даже если вы хорошо знакомы с историей античной мысли, несколько сюрпризов наверняка найдется и по вашу душу. Простые смертные будут пробиваться с боем — но заодно и с пылом конкистадора, открывающего новые земли.

Безусловно, это очень холодная книга (хотя едва ли холоднее, чем другой дукаевский роман, «Лед») — для автора важнее посылки и выводы, чем люди. Действующие лица выписаны объемно и ярко, и все же каждое из них — не столько фигура, сколько функция. Но персонажей, способных привязать к себе, в литературе предостаточно. А вот настолько насыщенной и неординарной фантастики — считаные примеры. С другой стороны, в динамике недостатка нет — философские диалоги удачно вписаны в сплошной поток событий, приключений и интриг.

«Иные песни» заслуживают не этого поверхностного отзыва и даже не обстоятельной рецензии, а полноценной статьи (такой, например, как замечательное послесловие Сергея Легезы в конце русского издания, очень вдумчивое и информативное — спасибо Сергею и за него, и, конечно же, за перевод). Но я, признаюсь, не готов — по крайней мере, после первого прочтения... а роман требует как минимум два. Поэтому вместо анализа — открытка с места событий. Check-in, если угодно. Но я обязательно вернусь в эти места, полюбуюсь танцем стихий и мозаикой переменчивых форм.

Добавлю лишь одно: в кои-то веки англосаксы могут нам позавидовать. Мы уже можем читать Дукая на родном языке, а они еще нет.

P. S. В 2014-м выбрать переводную книгу года будет просто как никогда.

Небольшое лирическое отступление, которое, тем не менее, поможет понять суть происходящего.

Любите ли вы песни на иностранных языках? Нет, не на тех, которыми владеете свободно, а на тех, которые знаете едва-едва, несколько десятков слов, не больше, или на тех, слова которых для вас просто набор звуков, мелодичных или режущих слух своей чуждостью? Вы слушаете такие песни без раздражения? Если, да, то продолжим наш разговор.

Я люблю все хорошие песни, на каком бы языке не рассказывал певец свои истории. Сначала ты пытаешься уловить хоть какой-то смысл в звучащих словах, ловишь знакомые сочетания звуков. Твой мозг усиленно работает, пытаясь интерпретировать получаемые данные в знакомые слова и символы, но все его попытки напрасны.

И вот, когда ты уже сдался, что-то щелкает внутри головы. По давно спящим аксонам и синапсам пробегают электрические волны, вызывающие к жизни давно забытые ассоциации и эмоции, и, неожиданно, из глубин мозга всплывает УЗНАВАНИЕ — этот таинственный левиафан ПОНИМАНИЯ. Звуки полузнакомого или вовсе незнакомого языка сливаются со звучащей мелодией, и становится понятен СМЫСЛ, заключенный в этих Иных песнях. Иногда это глубинное понимание даже невозможно выразить словами. Я знаю, я понимаю, я готов петь эту песню вместе с вами....

Путешествие материалиста в страну Зазеркалья

Мир Иных песен — это своеобразное «Зазеркалье» нашего с вами существования. Мы дети мира, где материальное главенствует над духовным. Мы практичны, рациональны, свято верим в нерушимость причинно-следственных связей и всегда знаем, где «черное» и где «белое». Нам исключительно неуютно в мире, где мысль главенствует безраздельно и формирует материальное, лепит материю по своему усмотрению, и творит саму Вселенную. Здесь более сильная мысль и воля творят структуру и наполнение всего мира, а более слабые духовно обитатели просто слепо следуют уготованной им судьбе.

/Думаю в этом месте, кто-то сразу скажет: если так посмотреть, то это никакое не Зазеркалье. В нашем мире все то же самое: сильные мира нашего кроят для слабых судьбу, только действуют при этом более грубыми, материальными средствами. Но чтобы попасть в Зазеркалье, надо сначала посмотреть в Зеркало. Не правда ли?/

И вот я, материалист до мозга костей, неожиданно попадаю в такой мир. Мне чуждо все. Я не знаю его законов, поскольку философию Аристотеля изучала тридцать лет назад, да и то ей был уделен маленький абзац. Я почти не знаю этого языка, сформированного господством мысли над материей. Я теряюсь среди незнакомых слов, фраз, событий, пытаюсь уловить их смысл, а мой мозг рационалиста мучительно ищет знакомые вехи, причины, следствия, чтобы втиснуть получаемую информацию в знакомую и устоявшуюся картину мира. Мне неуютно, некомфортно и хочется вернуться к привычному. В этом месте можно бросить все и закрыть книгу.

Но я люблю песни на незнакомых языках и знаю рецепт их восприятия. В какой-то момент я отключаю свои рациональные мозги, и начинаю воспринимать текст так, как слушаю Иные песни. И это срабатывает: на помощь приходит память, воскрешающая эмоции и ассоциации. И тогда история жизни господина Иеронима Бербелека с ее взлетом, падением и новым взлетом, с его упорным и одиноким «нет» всем сильным, пытающимся перекроить его судьбу, становится почти личной и глубоко разделяемой. И тогда все, что так раздражало — незнакомые законы, понятия и слова — воспринимается гармонично.

Т.е. я хочу сказать, что невозможно вступить в этом мир туристом, который несет с собой шлейф из обыденных забот, устоявшихся понятий и не желания поступиться своими привычками ни на минуту. По этому миру надо путешествовать устремленным исследователем, как по реке или морю, полностью отдаваясь течениям-событиям и воздушным потокам-эмоциям., по волнам узнавания и понимания.

Еще одно лирическое отступление: отголоски Иных песен в закостенелой душе материалиста или зачем все это нужно

Я хочу заметить, что сознательно ничего не пишу о построении сюжета, переводе/хотя труд переводчика в этом случае — героический подвиг, не меньше/, развитии образов героев. Потому что в данном случае это абсолютно бессмысленно. Сухие слова ничего не скажут, не подготовят к восприятию и не ответят на вопрос: читать или не читать. Книга или очень понравится или вызовет полное отторжение. Единственное... Вам нравится Джин Вулф и его «Книга Нового Солнца»? Причем даже не первая часть, а последующие, где эмоциональное важнее рационального? Вы смогли дочитать «И явилось новое Солнце»? Если, да, то вы готовы и к восприятию «Иных песен».

Теперь же я хочу ответить на свой собственный невысказанный вопрос. Зачем это нужно? Зачем придумывать такой сложный мир, наполнять текст непонятными словами, наслаивать уровни значений и скрытых смыслов. Можно ведь просто, ясно, без затей. Линейный сюжет, однозначные герои, динамичные события.

Я отвечаю сама себе, так, как прочувствовала. Все дело в идентификации. В своих и чужих. В нашем сложном мире, где происходит миллионы событий, уже невозможно исходить из крайних определений, деля мир строго на «черный» и «белый». Все усложняется многократно и линейный подход уже не годится. Не достаточно знать всего лишь один язык и утверждать, что он — единственно верно описывает окружающий мир. Без умения слушать, слышать, узнавать и понимать Иные песни уже ничего не получается. Вот такая моя версия зачем и почему нужны нам « Иные песни» Дукая.

Полагаю, следует снять шляпу перед автором за старательную попытку осуществления заведомо провального и тем самым бессмысленного замысла. Не иные песни поем мы безумству слабых и мудрости храбрых. Панам Бербелеку и Дукаю слава!

Что ж, представим, что мир полностью соответствует представлениям первых греческих философов о нем — и прочитаем роман, действие которого происходит в таком мире. Видно, что автор тщательно создавал свою вселенную, вложил много труда, и это вызывает уважение. Но можно ли вообще сколько-нибудь серьезно воспринимать роман, в котором плоская и круглая Земля стоит на трех китах, лежащих на огромной черепахе? И при всем том, что вокруг черепахи плетутся коварные интриги, «сильные личности» пытаются перевернуть земной блин, инопланетяне похищают одного из китов, а в междупланетном эфире разворачиваются астральные войны — при всей эпичности описываемых событий нам как-то не эпично.

Да, за всем этим эпиком как бы проскальзывает что-то еще, но, собственно, что? Невнятный сюжет, завершающийся невнятным пшиком? Самопротиворечивый мир, который не то, что шит, а сшит белыми нитками? Мутные персонажи со странным поведением и непонятной мотивацией? Суконный язык с «морфой и «Формой» в каждом предложении, «пыром» и «этхером» в каждом абзаце? Многословное пустословие (слов много, а нет ни картинки, ни сути)? «Философские» рассуждения о том, как хорошо обладать могучей волей, и быть сильным и богатым? «Загадки сюжета», (не) разрешающиеся после пятого прочтения?

«Книга года», не иначе.

Отдельные места и отдельные идеи книги, кстати, удачны, и даже весьма — но в целостный паззл пестрые кусочки не сложились, получился всего лишь один большой пестрый кусок. Возможно, таков и был метазамысел автора (дать цветное пятно как символ нарушающих всякую форму Чужих), не знаю. С идеями автора, кстати, тоже не все так просто — вот, с одной стороны, автором всю книгу проводится идея о людях, чья воля (Форма) способна изменять мир (кратистосы, стратегосы, на фоне которых плебс играет роль фона), а с другой стороны сам же автор и издевается над этой идеей, изображая суперволевого ГГ человеком, легко, как вода, принимающим любую предлагаемую ему форму: купец — пожалуйста, отец — отчего нет, любовник — как скажете, и вообще чего изволите. Это тоже сделано неплохо, даже (особенно) если и не умышленно.

И все же недостатки перевешивают, и сильно. Добавим балл за высоту устремления, но выше семерки не получается, как ни крути.