Алексей Сальников «Петровы в гриппе и вокруг него»

Тут весь подвох в том, что порой человек начитанный, является жертвой доступной и очевидной для авторов, не способных сочинить нечто связное и цельное, но умеющих сотворить что-то такое многозначительно расплывчатое, полное намеков и ускользающее из рамок здравого смысла...

Потому как натренированный нужным образом мозг легко начнет видеть Харона в водителе скорой помощи, в гаражах за брежневскими пятиэтажками узрит царство Аида, а бегающую с ножом в поисках жертвы психопатку того и гляди отождествит с Гекатой...

Если еще немного постараться, то с легкостью все эти шатания главных героев по городу, по своим воспоминаниям и по галлюцинациям, вызванным нашествием вирусов на организм, накладываются на личные( и да, чувак, ты крут, ты сделал это сам) или полученные из вторых рук впечатления о том, как шастали по джойсовскому Дублину-Даблину-Никогдаблину мистер Дедалус и мистер Блум...

Сальникову стоит сказать спасибо, что это все вот у него не столь затянуто и не столь хаотично, как у великого ирландского гения графомании. И местами даже забавно, и напиши нечто такое кто-нибудь сто лет назад, он покорил бы мир, но нынче лавры первоткрывателя ему не светят, поскольку все эти хтонь, чернуха и прочий пролетарский постмодернизм давно уже доступны каждому посетителю литературного блошиного рынка...

«Бойцовский клуб» в русской глубинке. Первое правило «бойцовского клуба» — никому не рассказывать о «Петрове» )). Тут и юмор есть (3-я глава) и триллер (4-я глава) и если все досконально разбирать, то это будет русский «Улисс» Джеймса Джойса. Книга, заставляющая искать и открывать все новые и новые детали с каждым прочтением. Даже страшно, до чего можно докопаться в казалось бы «обычной жизни обычных Петровых». Итак, товарищи Петровы, садимся, пристегиваемся, наша колесница в ТАРТАРАРЫ уже отправляется, ваш гид АИД!

«И все?» — подумала я, когда дослушала последнюю минуту книги сегодня утром, собираясь на работу. Она настолько резко оборвалась, что я как-то даже растерялась. Книга очень специфичная, но при этом слушается/читается легко. А вот сюжет бессмысленный и все, что происходит в книге какой-то сумбур на фоне болезненного состояния героев. «Такой развеселой хтони и инфернальной жути» в книге я не обнаружила, то ли плохо слушала, то ли ее и правда нет.

Описание бытовухи, елки, разговора родителей в детстве Петрова старшего возвращали меня в детство. Все эти поездки в общественном транспорте, магазины… я все это вижу каждый день. А звонок в скорую, когда у Петрова младшего была температура заставил поморщиться от безысходности, да, вот так у нас скорая работает. Особенно, вспоминая прошлый и позапрошлый год в период эпидемии. И от этого как-то грустно на душе.

Герои неприятны своей неоднозначностью. Вроде похожи на обычных ваших знакомых, а вроде бы холодные и безэмоциональные. Петрова пугала своим Зверем, который требовал своих жертв. При чем, пока читаешь, думаешь, что это какая-то метафора. Но когда она начинает охотиться с ножом на мужчин, то становится жутко, что такие люди и правда есть в твоем городе, а может это вообще твоя милая соседка по площадке. Поразило, как сильно не любим сын. Сравнение с какой-то собачкой, опять же, подвергает в шок. Так же как и участие Петрова в суициде друга.

Я не знаю, как относится к книге. С одной стороны, язык автора мне понравился. Во всяком случае, слушать было приятно. С другой – происходит какой-то сюр, постоянно меняется время действия, а окончание книги должно было бы поставить точку в повествование, какое-то логичное заключение, а не вышло. Возможно, я не прониклась и не поняла, потому что на слух книга воспринимается иначе. Пока оставлю книгу без оценки, потому что не знаю, как оценить ее. Возможно в будущем, я перечитаю глазами, замечу то, что не замечается при аудиокниге и вернусь к своему отзыву, чтобы дополнить.

Произведение подается как оригинальное в современном художественном мире, вон нашумевший режиссер оперативно даже выдал экранизацию. Читается, конечно, легко, да и все эти узелочки-скрыжаванки плюс интеллегентная мистика со смотрящим ада. Но, по-моему. это тот случай, как процесс подменяет цель. Мы к чему пришли по окончанию чтения? Такое впечатление, что автор водил-водил по тропинкам, привел на опушку и кинул. Где малинник, где болото, люди, в коце концов где? Ау.

Конечно, любопытно читать бытовуху, приправленную болезненным маревом. Можно даже поиграть в бисер — убил ли кого Петров, убила ли кого Петрова или это авторские крючочки. А что выловилось на эти крючочки? И почему автор именно на этой странице сказал «Стоп»? А не показал, к примеру, философа. читающего комикс с учительницей Петрова-младшего. Или не намекнул. что Птров-младший это реинкарнация Игоря. Да бог знает чего можно было ещё наворотить. все равно автор как-то структурировать произведение и не собирался. Не модно это теперь, наверное.

Очень лёгкий слог автора. Начал слушать в аудио формате и прям зацепило. Сразу чувствуются корни Екатеринбурга, по настроению смесь «Географ глобус пропил» и, наверное, Пелевина. Сюжет не сильно мудреный. Больше описание жития с пьяными философствованиями. Но все такое локальное ностальгически родное. Не без скелетов в шкафу.

«Петровы в гриппе и вокруг него» все чаще начали попадаться мне на глаза. Последней каплей стал выпуск подкаста «Книжный базар», в котором Галина Юзефович настолько сочно расхваливала роман, что я не удержался.

Верхний слой сюжета достаточно прост – есть семья Петровых, и семья Петровых болеет гриппом. Собственно, это все, получите-распишитесь. Сюжетных линий три: линия Петрова (включая флешбеки из детства и юности), линия Петровой, и линия Снегурочки – самая незаметная, вроде лежащая на виду, но запрятана в самую глубь.

«Петровы в гриппе…» — смешной роман. Не-не-не, не так. «Петровы в гриппе…» — очень остроумный роман. Остроумны ситуации, в которые попадают герои. Например, Петров не может никак добраться домой – его прямо с троллейбуса забирает знакомый, Игорь, и увозит Петрова на очень странную пьянку. Сначала они бухают водку в катафалке, изредка заливая гроб с покойником водкой, позже уезжают в какой-то дачный поселок – пить с местным интеллигентом, а утром Петров просыпается и сбегает от друзей-собутыльников. «Ну да, очередные мужики бухают» заметите вы, но то, как все это написано, превращает всю эту историю в нечто большее. Или Петрова и ее размышления о работе в библиотеке, местных завсегдатаях, и бесконтрольном желании кого-то убить. Даже флешбек про Петрова и его друга Сергея, непризнанного писателя с манией к суициду, совсем не такой депрессивный, как это описание. И опять – вроде выглядит как чернуха, пахнет как чернуха, и на вкус тоже чернушно, ан-нет! Читается легко и, можно сказать, весело. Это вам не Быков, хотя он мог бы.

Второй слой «Петровых…» для меня – идеальное описание быта обычной семьи. Ладно, поймали. Не совсем обычной семьи, норм? Петров работает автослесарем, а в свободное время рисует комиксы. Его жена, Петрова, работает в библиотеке, и у нее случаются приступы агрессии. Сын Петрова, Петров-младший, обычный школьник, со средними оценками, любовью к компьютерным играм и нелюбовью к печатному слову. Их жизнь ощущается настоящей благодаря всем тем мелким деталькам, которые автор скрупулёзно описывает, что может показаться излишней многословностью. Постоянно открытый подъезд с домофоном и запиской на дверях, странные люди в троллейбусе, постиранная с розовыми колготками куртка, аспирин 1976 года, терапевт с тягой к сплетням и много-много всего.

Самый нижний слой «Петровых…» — двузначность происходящего. Кроме того, что текст очень легко читается, он удивительным образом передает ощущение липкого горячечного бреда. Постоянно ловил себя на мысли, что здесь реально, а что – следствие высокой температуры. Подобное я встречал только в романах Марии Галиной («Медведки», «Малая Глуша» и «Автохтоны») – реальность, которая, еще чуть-чуть поднажми, и сломается, демонстрируя то, что видеть не особо хотелось. Так еще и автор подбрасывает намеки то тут, то там. И в этом сюрреалистичном мире, глубоко-глубоко, запрятан миф про Аида и Персефону…

К чему я все это писал? Даже не знаю… К тому, что каждый из нас, если болел гриппом, понимает чувства Петрова и разделяет его состояние? Или к тому, что реалистичному, на первый взгляд, роману не повредит немного чертовщины? Или может к тому, что у каждого есть свои нелицеприятные секреты, спрятанные от близких? А может мне просто очень сильно понравился роман, но мысли, такие стройные и красивые в голове, оказались не совсем такими в буквенном изложении? Решать вам.

П.С. То, что я поместил под спойлеры должно было быть курсивом, но в отзывах, увы, это невозможно выделить таким образом.

С опозданием, но перед выходом экранизации, ознакомился с романом «Петровы в гриппе и вокруг него».

Язык, описание российской гриппозной хтони, проблемы нового маленького человека, который уже не только о шинели мечтает, но ещё и рисует комиксы, отношение родителей и детей, отношения мужа и жены, быт, всеобщее индивидуальное сумасшествие — всё это потрясающе прописано.

Но в последних главах всё начинает завязываться, все ниточки, персонажи, судьбы, полунамёки начинают сплетаться в единый узор. Последняя глава, так вообще от лица нового персонажа. В ней уже появляются прямые прикосновения героев, как телесные, так и воспоминаниями.... клубок скатывается, скатывается... но как-то в общую картину развязка у меня так и не сложилась... Такое ощущение, что я пропустил какую-то очень важную мысль в середине и из-за неё не могу всё скомбинировать идеально.

Книга всё же сильно понравилась. Получил истинное удовольствие от языка, подробных личных описаний. Постоянно не покидало тоскливое ощущение, что всё это про меня, про моё детство, про то что всё это я думал ,видел, ощущал, переживал и не раз.

Оценка большая. Обязательно к прочтению и перепрочтению.

Все стремятся к некоему идеалу жизни, который пытаются достигнуть через определенные маяки, при том что жизнь бушует вокруг этих маяков, совершенно непредсказуемая и неостановимая.

Удивительно, но я помню тот момент, когда о Сальникове не говорил только ленивый. Буквально волна читателей и отзывов, перебивающие друг друга и публикующие восторженные рецензии. Ну, я человек не из торопливых, могу ждать десятилетиями, когда схлынет волна популярности)))

Самое поразительное, что даже спустя пару дней, сложно сформулировать, — почему роман понравился-то? Есть у нас семейство Петровых, живущих своей странной, но забавной жизнью. Петров старший — автослесарь, заболевший гриппом перед Новым годом. У него есть бывшая жена Нурлыниса, которую все зовут по фамилии мужа — Петрова, и сын — Петров младший.

Все они благополучненько заболели и... А вот их полет мыслей казался мне каким-то наркоманским, но связным, бредом. Особенно забавно наблюдать за Петровой, женщина не без скелета в шкафу)

Странно, вот где-то отдаленно сюжет выстроился, а в целом сказать что поняла роман — не могу. Он не напрягал, слушала с удовольствием, но при всем этом, внятно выразить не могу. Будем считать, что была в хорошем настроение, так что цепляться не будем)))

Жизнь не готовила меня к российским писателям. Я правда не знаю, зачем все это создавалось, издавалось, читалось. Короче, есть, значит семья Петровых: Петров, Петрова, Петров-младший. В разводе, но живут почти вместе. Родители тоже в шоке, ага.

Так вот, Петров, простой автослесарь, чинит машины в гараже, бухает, а в свободное время рисует мангу. Мангу, Карл! Дядька не без греха, на Петрове числится труп, про которого никто не знает.

Петрова. Работает в библиотеке, ненавидит людей, особенно быдловатых мужиков, в свободное время разгуливает по ночным улицам, следит за оными. На барышне числится не один десяток трупов, про которых никто не знает.

Петров-младший. Школьник, ведет себя почти как труп, никаких переживаний, никаких эмоций, крайне подозрительная личность. На счету ребенка точно будет числится не один труп, про который никто не узнает.

И тут внезапно появляется Снегурочка. Снегурочка настоящая, с ледяной кожей на руках. Ну Петров, во всяком случае так считает, когда встречает ее на своем утреннике, еще в свои шестьилисколькотам лет. Зачем она тут? Видимо просто, чтоб показать что и у нее на счету труп ребенка. Наверное.

А вообще может я ничего не понял, а роман на самом деле гениален до безобразия

В качестве традиционного придесловия к рецензии — я хочу сказать, что это в первую очередь книга от екатеринбуржца для екатеринбуржцев. Если вы никогда не жили в этом городе, то от вас ускользнет некоторая часть очарования этого романа. Ну и я ниже ещё порассуждаю об её жанре, так что вполне можете понять надо ли оно вам, прочитав отзыв целиком.

Итак, в моих руках наш знаменитый Уральский Пелевин. Номинант множества наград и премий, прославленный — Алексей Сальников!

Как обычно, я избегаю длинных отзывов с потенциальными спойлерами, а те короткие, что я прочёл — не дали особого представления о книге. Впрочем, в этом случае и аннотация книги, кроме указания жанра — магический реализм — не дала ровным счётом ничего... а к чёрту всё, так будет даже интереснее!

Итак, ожидании какого-то микса Ночного Дозора с Пелевенщиной, я погружаюсь в какую-то балобановскую чернуху...

Главный герой Петров, простой обыватель, болеющий гриппом. Он едет в троллейбусе по знакомым мне улицам и остановкам, но трэшовость начинается с дедка, который начал рассказывать уступившей ему девятилетней девочке про то, что в Индии и Афганистане с 7 лет выходят замуж и что она могла бы уже 2 года быть женатой и изменять мужу. За это он получает в морду от сидящего рядом мужика и драка переходит за пределы тралика. Ну а потом наш герой оказывается в газели, везущей гроб, вместе с другом Игорем, пьющие водку втроём с водителем.

А потом мчат на Эльмаш на такси к какому-то профессору, который их не особо хочет видеть.

И эти разговоры под водку о том, что христианство это адаптироваться вера в Зевса, Геракла и Гермеса... Перетекающий потом в козлов соседей и затем, внезапно в материальность информации...

Ну и нам немного раскрывают нашего Петрова — оказывается он автослесарь и чинил уазик этого самого элмашевского профессора.

И дальше всё идёт как-то совсем не магически, но очень уж реалистично. Такое ощущение, что Алексей лично ездил в автобусах и маршрутках, чтобы насмотреться этих историй... Слава Тесле, великому Илону и дядюшке Цзюню, что я нынче лешился этого удовольствия и даже маршруты забывать начинаю.

Ну а шутка про «три настойки боярышника и гематоген» — просто сделала мой вечер!

А Петров всё больше раскрывается перед нами. Автослесарь, который рисует на досуге мангу! Где же это видано!?

Ещё по некоторым признакам становится ясно, что дело происходит не сейчас и не в 2017, когда вышла книга. Милиция, кажется, ещё не переименована в Полицию, Е-карты ещё особо не в ходу, на телефонах преимущественно кнопки, да и звонят ещё с домашнего на домашний. Хотя, раз электронные книги в ходу, то наверное это как раз какой-нибудь 2010, когда до переименования осталось чуть-чуть. Да и развязки у Вечного огня ещё нет. А в подъездах всё ещё пишут HSH и Prodigy, хотя надо писать The Prodigy, но инглиш ещё не столь распространён, как в нашем 2020, когда мы рофлим, чилим и агримся даже после тридцати.

Тут мы узнаём о жене Петрова — Петровой. Она тоже безымянная, как и главный герой. Всё по классике, маленький сын, развод, всё сложно... Ипотеки разве что не хватает.

А мысли про Игоря, который возможно и не существует вовсе, как Тайлер из Бойцовского Клуба.

Любопытно погружение в детство героя. Позднесоветский быт, туалет с эмблемой писающего мальчика, воспоминания о книгах, фильмах. Даже Звёздные Войны, старую трилогию вспомнил! Разные забавные вещи — вроде осы, которая летом залетела в окно, а потом пропала, ёлки, которая непонятно светилась, красивого круглого будильника... а уж детали новогоднего праздника в местном театре — это просто вышка! Если у кого-то из вас есть хотя бы остатки этих детских воспоминаний — то вы можете обнаружить, что всё действительно казалось весьма странным в том возрасте. Лично я вспомнил Ёлку в ДК Лаврова в 1993 году. Правда у меня был костюм моряка... а впрочем не буду вам спойлерить.

Ну а Петрова, жена Петрова, простите за каламбур, оказывается той ещё штучкой... вот чего-чего, а этого от неё не ждёшь, ведь они же как-то смогли построить длительные отношения, родить ребёнка... но если я вам щас начну рассказывать, то это уже будет слишком спойлерно, потому я пожалуй кончу с этим.

Скажу лишь, что она библиотекарь и через неё, как будто бы автор пытается рассказать нам о своём отношении к некоторым авторам и книгам. Крапивину, на тот момент ещё живому и продолжавшему творить, вроде бы завидует. Над наивностью советской фантастики смеётся. Вспоминает нашего Олега Корякина и его повесть Парень с космодрома, иронизирует над тем, какой могла бы быть 2 часть. Если хотите узнать какой — то послушайте трек группы 25-17 Вернись.

Любопытны размышления Петровой о том, как приучить сына к чтению и то, как она вспоминает маленькую девочку, подошедшую к ней с книжкой фэнтези с драконом на обложке — я почему-то сразу вспомнил Не время для драконов, совместного творчества Лукъяненко и Перумова.

Довольно приятно очутиться на родном Юго-западе времен... а хз каких времён — наверно 2007го или 2009го. Как-то так тепло от этого 21го автобуса с гармошкой, в котором на самом то деле было обычно холодно. От ещё не асфальтированного парка Чкалова и жёлтых газелей-маршруток на конечной, на Онуфриева.

Как же обойтись без пьянок? Пьянки сопровождают сюжет, как бы сами собой разумеющиеся события. Их не то чтобы много, но они органично вкрадываются в повествование.

Закольцованная линия сюжета из прошлого в настоящее. И грипп её неотъемлемой частью. Мы не получаем всех ответов на вопросы, мы не видим развития многих сюжетных линий, но автор заканчивает так, как хотел и это его личное дело.

Я не могу назвать это шедевром, но это действительно что-то новое, по крайней мере для меня и это очень живое и хорошо читаемое произведение. Хочется сказать словами Станиславского — Верю! Я верю, что нечто такое вполне могло бы быть и нет тут никакой магии, я её так и не увидел, потому не ждите — просто читайте и получайте удовольствие.

Плутониана

Сказанное слово может размножаться в человеческой среде как живое, по сути дела слово – это как квант света, имеет сразу несколько сущностей, только свет может иметь корпускулярную и волновую сущность одновременно.

Ты вот придумал себе, что если ты в ямке своей сидишь, но при этом тушью рисуешь, то тебя это как-то оправдывает.

А ведь, и вправду — мы принимаем, как данность что Олимпийцы, в придачу к прочим сверхчеловеческим качествам, должны славиться плодовитостью. Забывая о том, что Лебедь, Бык и Золотой дождь — все это образы, которые принимал, нисходя до простых смертных, Зевс. Хотя Посейдон тоже отметился на поприще воспроизводства. Из старших богов один только Аид бездетен. Он и Персефону вынужден на полгода отпускать в Верхний мир, дабы выход красавицы из царства мрачного супруга знаменовал приход весны. Никаких условий для нормальной семейной жизни, не правда ли?

Теперь скажите, о какой из областей современного мира бог подземного царства мог бы сказать: «Я дух этого места»? Намекаешь на Свердловскую область, с чего это? С того, что столица Урала — ворота Сибири, а дальше сибири не сошлют (Елисейские поля отчизны). И с того, что рудниками испокон веку славится, а рудное дело по части Аида. И с того, что птенцы гнезда Свердловского рок-клуба не на одно десятилетие окрасили российскую музыку инфернальными тонами андеграунда. Да с того, что Алексей Сальников так сказал, а слово — это квант света.

Я ведь не ошибусь, утверждая, что книга выстрелила и полку читалей прибывает по экспоненте, а значит отзывов, которые рассмотрят ее со всех возможных сторон, будет достаточно. Я астролог, я понимаю толк в литературе и могу утверждать, что хорошая книга непременно несет отпечаток архетипической энергии определенной планеты, даже если автор ничего подобного не имел в виду в процессе работы над ней. И мне интересно проследить, как в романе последовательно разворачивается линия Плутона (на случай, если кто не знает, Плутон в римской мифологии соответствует Аиду в греческой, как Юпитер Зевсу, Меркурий Ганимеду, а Венера Афродите).

Очень кратко: Плутон в астрологии — планета смерти и возрождения, неотвратимых роковых ситуаций, ям, подземелий; толп — вообще больших скоплений народа; политики и манипуляции общественным сознанием; больших денег: наследование, страхование, инвестиции, банковское дело (плутократия — власть богатства); странной сексуальности (совершение и расследование серийных преступлений на почве секса). В ведении Плутона спецслужбы и любая секретная деятельность.

Теперь поехали. Начало, троллейбусы, которыми любит ездить Петров — общественный транспорт предполагает большое скопление людей. Кстати, сумасшедшие, что то и дело подсаживаются к герою, это не плутонианская вотчина, скорее затуманенное искаженное восприятие действительности по части Нептуна. Однако разговоры эти странные люди ведут совершенно в русле Плутона: мировые заговоры, конспирология. А старичок. который подсаживается к девочке, вещая о положении дел с ранними браками в Индии и Пакистане — он прямой плутонианец.

Дальше, Игорь, в книге мы встречаем его пассажиром катафалка (смерть, Плутон), беззастенчиво предающимся возлияниям над непонятно кому принадлежащим мертвым телом. Рассказ о предыстории отношений — панегирик деструктивной харизме человека, умеющего кого угодно убедить в чем угодно, в анамнезе попойка с нарядом милиции, который прибыл арестовать дебошира. Он и здесь сумеет напоить водителя катафалка прямо по ходу движения. Всегда при деньгах (при очень больших), одет в черное, не выказывает признаков опьянения после количества спиртного, несовместимого с жизнью и еще вот это — он умеет так взглянуть на тебя, что мгновенно почувствуешь себя инфузорией на предметном стеклышке микроскопа.

Теперь Петров, он автослесарь и он любит свою работу, а по-настоящему счастлив бывает, когда порой случаетлся сутками не выходить на свет, ковыряясь в яме (подземелье, Плутон) с особо сложным случаем. Странные преференции, — протянет досужий наблюдатель. Просто каждый реализуется так, как для него оптимально. Этому парню хорошо вот так. В свое время он оказал большую услугу Аиду, оказавшись в нужное время в нужном месте и в нужном состоянии и теперь находится под особым покровительством. Что ж не сделал его всемогущий Дух Этого Места банкиром или знаменитым художником, чьи мрачные полотна снискали бы мировую славу? Не знаю, возможно банкиром ему не надо, а для художника таланта недостаточно — видит же он сам несовершенство своих комиксов. А потом, Аид вам не Зевс, у него и дары специфичные. Но любить свою работу — это немало, доложу вам, господа. Он и копать, кстати, любит, как герой «Котлована» Платонова», помните?

А женой у него Эриния. Нет-нет, если кто недостаточно знаком с мифологией, к Эросу, сыну Афродиты это божество отношения не имеет. Эринии — богини мести, обитающие в Аиде. Нет, я не буду подробно рассматривать образ Нурлынисы (угу, не знаю, насколько автор имел в виду зашифровать архетип в имени, однако ему это удалось) Петровой. Оставлю это удовольствие читателям. А другом у него, обиженный на весь свет и выбравший самоубийство в качестве способа мести, Сергей. Да, при непосредственном участии Петрова (а что делать, если бог смерти осенил тебя печатью?) А основная тема книги — умирающий от инфлюэнцы ребенок, которого удается спасти в последнюю минуту волшебным средством (да, я о просроченой четверть века назад таблетке аспирина из города Невьянска). Смерть и возрождение в ведении Плутона, помните? А главная награда Петрову-старшему — любовь сына к его графическим романам «Про мальчика». Как-то так.

Море волнуется раз, море волнуется два, море волнуется три…

Нас качало с тобой, качало. Нас качало в туманной мгле (из песни)

Вынесенные в заголовок и в эпиграф ассоциации с волнующимся морем появились здесь совсем не случайно и не для красоты. А просто как образное отреагирование на прочитанную книгу. Потому что и в самом деле по мере чтения текста постоянно возникало ощущение, что ты подобно штормовому купальщику качаешься на морских волнах — вверх-вниз, вверх-вниз… Книга то захватывала и возносила тебя на свои пенистые, барашками закрученные гребни, и тогда перед тобой широко открывалась картина волнующегося морского простора, с ветром, с пеной, с брызгами и альбатросами, с криками мечущихся над солёными пучинами чаек, с глубоким небом, транслирующим морским обитателям быстрые облака; а то вдруг ты стремительно летел вниз, окунаясь с головкой, и слепо таращился глазами в пугающую тёмную зелень, пузырящуюся захваченными с поверхности воздушными шариками, суетливо рвущимися из морских глубин вверх, к воле, к небу… Вот это ощущение жизни по синусоиде возникало, прежде всего, из-за очень неровного, буквально волнующегося текста романа. И при этом речь идёт не о литературной форме, а именно о тех сутях и смыслах, которыми наполнено содержание «Петровых...». Которые то ошарашивали тебя своей узнаваемостью и точностью, а то вдруг приводили в недоуменный ступор полным несоответствием тому, что и как ты думаешь о людях и о жизни. И потому какие-то главы или какие-то эпизоды романа тянут на добротные пять баллов без всяких натяжек, а кое-что просто единично и в лучшем случае двоечно.

Однако этот роман таки не без изюминки. В качестве которой выступает и семья Петровых, и практически все встречающиеся в тексте книги обитатели-персонажи. Изюминность всех этих героев состоит как раз в полном отсутствии всякой героичности, в абсолютной обыденности и приземлённости и их самих и их жизни. Жизней. Потому что в течение всего романа с нашими героями практически ничего не происходит. Нет, конечно же что-то случается — заболевают, бухают (с ударением на А), треплются о том о сём, изменяют супругу (супруге), мытарятся с заболевшим ребёнком, таскаются по новогодним ёлкам, работают работу, ссорятся и мирятся — в общем, живут совсем обычной, обыденной, ничем не примечательной жизнью. И даже в самые острые моменты всё у них происходит обыденно и буднично. Не кинабельно, в общем. Показывать нечего, да и смотреть тоже столько же. И фишка, наверное, как раз в этом и состоит — Сальников, вероятно, так и хотел — показать нам наше истинное лицо, макнуть нас в нашу собственную обыденную негероическую повседневность, в наше реалити-шоу под названием жизнь. И наверное это у него получилось, раз уж даже я до этого дотумкал и докумекал.

И всё же… всё же… Я ж говорю, очень неровная книга. Вверх-вниз, вверх-вниз...

Как ни странно, я, как и Ябадзин, только вчера закончил сагу о Петровых. Действительно, сюжета нет. И если бы автор догадался ввести еще с десяток действующих лиц, можно было бы продолжать в духе многих американских писателей: «Петровы в кори», «Петровы в свинке» и, наконец, «Петровы в коронавирусе». Все эти восторженные хлюпанья видных интеллигентов и советы , что прочитать в карантине и подвигнули меня на чтение этого опуса. Кроме как упоминания знакомых улиц и мест Екатеринбурга, где когда то учился, ничего интересного я не нашел. Действительно — ничто о ни о чем.

Дочитал, и даже не знаю что и сказать.

Фабула донельзя прямая, как шпала. Герой совершает некие бытовые дела, причем написано это легко и с юмором, но сюжетного движения при этом на пол-шишки.

Но при этом «очучается» некое подводное течение, ныряя в которое, начинаешь видеть подземное царство, аллюзии со смертью и все вот это вот.

Структура романа мозаичная. Герои с их поступками связаны единой безумной нитью. Это автор хорошо запилил.

Но цель этой нити, ее итоговый рисунок, от меня ускользнул. Или возникает бесконечное количество интерпретаций, как в «Замке» Кафки, только ближе к отечественному телу.

Буду краток. Это ню. Жанр такой. Он не требует сюжетности. Но он требует от художника чрезвычайно тонкого вкуса и мастерства. Чтобы не свалиться в пошлость, не рухнуть в порнуху. Автор удержался. На самой грани, однако.

Ах, да. Я забыл сказать, что это ню не телесное, а психологическое и даже местами душевное. Во всех смыслах. Фантастическое владение русским языком позволяет автору совершенно простыми словами, без всяких там экивоков, описывать... что? Тончайшие душевные движения? А вот нифига. (Тут почему-то вспомнился заяц из анекдота: «А зато я богат духовно!») Описана на самом деле кондовая бытовая психология, но герои будто вывернуты наизнанку, автор проговаривает за них многое из «грязного белья» тех порывов и мотивов, которые и составляют самую обычную жизнь и которые подавляющее большинство из нас в себе фрустрирует. Именно поэтому сия бытописательная нудятина читается взахлеб: в читателе просыпается вуаерист, который буквально заставляет подсматривать в щелочку за всем этим слегка циничным оголением порывов и мотивов. А еще интонация, весьма точно выбранная: отстраненно-ироничная. Даже не знаю, с чем сравнить. Ну вот если взять Веню Ерофеева, убрать куда-нибудь разудалость, но добавить въедливость взгляда, интраверсию развернуть наружу... как-то так, наверное.

Понятно, что книга пойдет не у всех. Но мне трудно сказать, у кого. Изысканность вкуса вряд ли играет существенную роль. Хотя «нырнуть в стиль» поможет. Пол? Наверное, любой. А вот возраст... Возраст — видимо, средний. Потребен читатель в соответствующем кризисе и вокруг него.