---
О любимых женщинах, мышах и абсолютном конце Вселенной
История моей жизни закончилась 12 апреля 20… года невероятным визитом серого мыша Сырного. Я только что натёрся времеотталкивающим составом и держал у рта времепогружающую пилюлю. Диапазон у пилюли был так себе, месяца на два, но мне лишь бы прорваться до демонтажа Большой Аллы, как мы называли институтскую машину времени, а уж дальше я грыз бы прошлое не минутами, а годами.
— Не делай этого, — крикнул-пискнул мне серый мыш, возникнув в конце длинного прямого коридора, идущего через весь второй этаж дома.
И я не стал.
Оглядываясь назад, нельзя не признать правильным выбор точки проявления и персону визитёра. Будь это кто-нибудь побольше и явись поближе, я бы не выдержал и проглотил капсулу. А так… я был заинтригован.
Совершенно по-мышиному, шустро перебирая лапками, мой визитёр промчался по коридору, вскочил на ботинок, оттуда на стул, на кровать, на столик и уместился на солидной папке с докладами Всемирной ассоциации буровиков времени (Всебур).
— Не делай этого, — повторил мыш, умоляюще-киношно сцепив лапки перед собой.
Легко сказать! Я шёл к этому моменту всю жизнь, с той минуты, как узнал о возможности погрузиться в прошлое. Сколько усилий стоило доказать тогдашнему кружку энтузиастов-физиков, что без моих технических способностей им не обойтись! С паяльником в одной руке и молотком в другой я создавал и рушил безумные воплощения пытливых молодых умов. Сколько профессий пришлось освоить! Для запонок и браслетов времени — ювелирное дело, для комбинезона времени (жилет плюс брюки) — портняжное, для ботильонов времени — сапожное. В последнем случае, мне кажется, модель была нерабочей изначально, просто одной из участниц проекта понадобилась новая обувь, но кто знает.
А угнанный экскаватор? Когда перепробовали все лёгкие самодвижущиеся конструкции, начиная со скейтборда, упорные открыватели времени решили перейти к технике потяжелее. И кому воплощать их идеи?
Неудивительно, что когда речь пошла о виселице времени, правоохранительные органы уже держали кружок на примете. И всё же мне удалось смастерить опытный образец в деревенском сарае дяди жены брата знакомого слесаря. Под покровом ночи, с разных сторон, чертыхаясь в непролазной грязи, молодые физики собрались для эксперимента. Кое-кто привёл за собой «хвост», но до начала штурма мы успели сделать пару опытов с заготовленными лабораторными кошками.
Увы, опыты провалились. Хотя идея виселицы до сих пор кажется мне перспективной. Из утверждения, что перед приговорённым к смерти проходит вся его прошлая жизнь, один из кружковцев сделал вывод: усилием воли и с помощью электрооборудования медленно удушаемый человек инстинктивно нырнёт в своё прошлое. По-моему, вполне логично.
Возможно, перед кошками не проходила вся их сытая и спокойная жизнь, или напряжение было рассчитано неверно, но обе кошки так и не исчезли из петли. Тем временем отряд полиции уже окружил постройку. Однако, как выяснилось позже, они медлили, предполагая по истошным кошачьим визгам наличие заложников.
Это дало время отчаянным учёным пойти на опыт с человеком. Добровольцев не нашлось. Решили тянуть жребий. Я сразу заявил, что не могу участвовать, так как должен следить за генератором, компьютерами и прочим оборудованием. Из шестерых короткую соломинку вытянула Алла, та самая Алла с длинными ногтями и ботильонами. К слову, ботильоны перед подвешиванием я с неё снял — для чистоты эксперимента.
Злой рок не дал тогда свершиться эпохальному открытию, а мне — найти способ спасти Нину. В тот самый момент, когда Алла, болтая босыми ногами, постепенно синела, в сарай ворвались полицейские.
Поднялась стрельба. Один ретивый сержант попал в верёвку, Алла упала. Другие, не разобравшись, стали палить куда попало: в дизельный генератор, в компьютер, в обмотку времепоточного контура. Кстати, как показало следствие, из четыреста шестнадцати пуль, выпущенных нападавшими, было найдено только четыреста двенадцать. То есть четыре пули ушли в прошлое. К сожалению, этот научный факт стал известен значительно позже признания теории бура, а то, кто знает, может быть, в прошлое мы летали бы на ядре, выстреливаясь из пушки…
— Да кто ты, собственно, такой? — с досадой сказал я.
— Ах да, забыл представиться, — мыш вытянулся в струнку, — можешь называть меня месье Сырный.
— Почему месье? — удивился я.
— Дань уважения французам-сыроделам.
Напряжение последних минут меня отпустило, и я прилёг на кровать так, что мои глаза находились на уровне с глазками серой мыши.
— Ну хорошо, месье Сырный, объясни толком, почему я не могу нырнуть в прошлое, хотя каждый день этим занимаются сотни испытателей по всему миру.
Мыш тоже прилёг на папку, подперев мордочку лапкой.
— Предупреждаю сразу: мы знаем всё! Мы — это Вселенская организация мышей, сокращённо ВОМ. Мы знаем прошлое, настоящее и будущее. Пока вы, люди, занимались наблюдением прошлого, мы не вмешивались. Но ты, — мышь укоризненно покачал пальцем, — собираешься вмешаться в ход времени, а этого допустить мы не можем.
Я смутился.
— Всего-то небольшое изменение. Кому от этого станет плохо?
— Всем, — прорычал Сырный. — Время не знает категорий плохо или хорошо, оно течёт как река, в предназначенном для него русле. И любое изменение… делит поток на части. Понимаешь? Будет и то время, где Нина жива, и то, где она погибла.
Он действительно всё знал. Но это не поколебало мою решимость. Ведь мыш признал, что будет мир, где Нина останется в живых. Что же желать ещё?
— Но главное, — продолжал Сырный, — твоя затея провалится, потому что Время, по закону сохранения энергии, будет стремиться восстановить единое русло. Тебе придётся постоянно находиться рядом с девушкой и раз за разом спасть её от самых невероятных смертей, которые обрушатся на неё. Ты потратишь сто семьдесят девять попыток, пока не убедишься, что я прав. Затем ты предпримешь ещё более безумную авантюру, которая станет угрозой…
Приятно поболтать со знающим человеком. Точнее, существом. Но что-то меня стало клонить ко сну, да и мазь могла выветриться. Я плавно поднёс пилюлю к лицу и демонстративно, глядя в глазки мыша, проглотил…
Теория бура. Гениальная в своей простоте, но, как это часто бывает, пришедшая в голову в исключительных обстоятельствах.
После ночного захвата нас, исключая Аллу, поместили в СИЗО, где физики продолжили обсуждение. Я мало что понимал из их разговора. Свитов, самый шумный спорщик, перешёл на крик, за что и был отправлен в одиночную камеру. Там, обследовав железную дверь, молодой гений понял, что Время — это не река и не стрела, а барьер. Стена, толкающая нас в одном направлении. Как бы мы ни упирались, движущаяся из прошлого стена секунда за секундой смещает нас в будущее. И потому единственный выход — пробурить в стене дырку.
Никаких инструментов для письма у Свитова не было и он провёл все расчёты в уме, без сна бродя по камере двое суток! Его пришлось вытаскивать на свободу, когда всё разъяснилось. И первым делом он ринулся к дежурному, хватая то ручку, то бланк заявления потерпевшего. К счастью, стрельбы на этот раз удалось избежать — всё-таки нас было больше, чем полиции. Пока я охранял связанного лейтенанта, Свитов объяснял коллегам своё открытие.
Потом всё завертелось: признание Академии наук, выделение средств, строительство Института… Через пять лет был готов опытный образец, прорыв на полсекунды в прошлое, мировая сенсация. И новые установки, одна мощнее другой. Я, как глава технического отдела, только успевал подписывать заявки на оборудование и расписание отпусков сотрудников. Да, много лет прошло до Большой Аллы…
Пилюля подействовала мгновенно. Новейшее изобретение, ещё на стадии разработки. Эх, если бы у меня была такая же пилюля силой в десятки лет, я дотянулся бы до Нины без аппарата, но увы, пока такого средства нет, а время не терпит, я слышу за спиной шушуканье, мол, пора на пенсию. Нет, ждать дольше я не мог.
Окружающее истончилось, поблёкло, замерло. Усилием мысли я переместился в прошлое на месяц и на пару километров в пространстве. Я выбрал субботнюю ночь, когда в институте ещё оставались сотрудники, но в буровом зале, я знал точно, никого нет.
Многие сравнивают машину времени со штопором, что в принципе верно. Ходовая часть установки из сверхпрочного титана по форме — винт, есть и удерживающие крылья-планки, но вот сферу оператора ни к какому штопору не подошьёшь. Малая по сравнению со всей установкой, сфера после бурения барьера проталкивается поршнем во временное отверстие. Одновременно вытравливается страховочный трос, который должен вытянуть исследователя обратно.
В норме Большой Аллой управляют шестеро. В минимуме — двое: оператор внутри сферы и регулировщик у троса. Я вынужден был запустить машину в одиночку, намертво установив длину погружения и таймер всплытия.
Дебельцев Игорь Петрович, слесарь, перебрал лишнего, оступился, вывалился на проезжую. Из-за чего один автомобиль вильнул и сбил одну девушку. Насмерть.
Я обновил мазь — без неё я не смог бы выйти из сферы, — подменил Дебельцеву бутылку на такую же, но с добавлением отрезвителя, и переместился на перекрёсток. Нина стояла на тротуаре. В лёгком платье чуть выше колен и белых босоножках. Как всегда свежая, радостная и какая-то воздушная. Я видел эту сцену так много раз, что выучил наизусть. Сидя в сфере, следил за Дебельцевым — оступится или нет. Он явно был навеселе, чему-то пьяно лыбился, но на ногах держался. Неужели мыш прав, и Время, защищаясь, всё равно бросит пьяницу под машину?
Но нет, вот Дебельцев прошёл то место, где всегда падал. Всё в порядке. Я с облегчением выдохнул и перевёл взгляд на Нину.
По сфере словно кто-то провёл ногтём. Обшивка скрежетнула раз, другой, третий. Стало трясти. А снаружи: на Нину бросился бешеный пёс, она отшатнулась, толкнула спиной стоящего рядом мужчину, тот пихнул Нину в ответ и она сама ступила на дорогу, как раз когда тот же самый автомобиль газовал на зелёный.
Карма, судьба, предначертание. Я наблюдал, как сбитую Нину грузили в «скорую», как подметальщики смывали кровь, как сняли оцепление, как ночь сменилась рассветом. В следующий раз я поставил таймер поменьше.
Шестнадцать раз пришлось возвращаться к злополучному перекрёстку, пока Время не сдалось и не отпустило Нину живой. Я перевёл дух и решил перекусить. Там же, на пульте, разложил взятые из дома бутерброды.
Еда подкрепила силы. Пусть я буду раз за разом спасть Нину от Времени, я готов. Я буду добрым ангелом, незримо стоящим за плечом Нины. Лишь бы она жила.
На пульте возник мыш.
— Ну как? — спросил он.
— Шестнадцать, — ответил я с набитым ртом.
— Понятно… Это у тебя с сыром бутер?
Я поделился начинкой.
— Ты же понимаешь, что это навсегда? — спросил Сырный. — Весь остаток жизни ты проведёшь в батискафе.
— Угу.
Мыш вздохнул. Посмотрел на меня, поводил носом и исчез.
До рассвета я успел спасти Нину ещё восемнадцать раз. От падающих предметов, проводов под напряжением и шаткой лестницы. На рухнувшем лифте я прервался и вернулся домой. Жизнь закрутилась в спираль: я спал, ел, мазался, глотал пилюлю, добирался до Большой Аллы и ночь за ночью погружался в прошлое, спасая Нину.
Изредка появлялся мыш, поджирал внутренности бутербродов, тяжко или сыто вздыхал и пропадал снова.
Проблема была не в том, что я не успевал спасти её. Но у меня уходило больше времени на спасение, чем проходило времени во времени Нины. Пятнадцать минут её жизни в обмен на восемь часов моей. Такими темпами я не дотяну её до настоящего — вот в чём была основная проблема. Правда, осознал я это только на сто восьмидесятом погружении.
И тогда я решился. Мыш прав, это безумие. Но что мне оставалось?
Я выбрал ночь, проник к Нине в спальню, прижал к её лицу платок с хлороформом.
Да, я похитил человека. Да, я перенёс девушку из прошлого в настоящее.
Она открыла глаза. Синие, как тропическое море.
— Кто вы?
— Ты не узнаешь меня? Я — Вова. Вова Покровский.
— А! Я учусь с вашим внуком в одной группе. Его назвали в вашу честь, да?
Я отвернулся и заплакал.
— Верни девушку обратно, — на этот раз мыш возник у меня на плече. — Она прожила столько, сколько отпущено. Прошлое не стоит изменять. Кстати, — он прильнул тёплой шёрсткой к моей шее, — ты так и не вернул ботильоны Алле. Заодно купи цветы, тортик и лёгкого вина. Ну?
— Какая у вас забавная мышка, — донеслось из-за спины.
Я обернулся. Сырный сказал:
— Мы тебе снимся. Оба. И всё вокруг. Понимаешь?
— А кто такая Алла?
— Спи, — приказал мыш.
— Спи, — повторил я, получив хвостом по затылку.
В последний раз я воспользовался установкой, чтобы вернуть Нину в её время. Смотреть, как именно она погибнет, я не стал. На сердце было пусто. Вечером я позвонил Алле.
С мышом я встретился ещё один раз, спустя годы. Я сидел в беседке, подрёмывал и ни о чём не жалел.
— Привет, — раздалось у уха.
— Сырный! Ты откуда?
Мыш разлёгся на спинке кресла.
— Из будущего. Из абсолютного конца Вселенной.
— И как там?
— Одиноко. От атома до атома расстояние в миллиарды световых лет.
— И это конец?
— Конечно. Раз нет наблюдателя, то нет и времени.
Мы помолчали. Потом я сказал:
— Ты знаешь, Институт закрыли.
— Знаю.
— Говорят, бурили мы не в реальное прошлое, а в воображаемое. Как такое может быть?
— Я скажу умно, но ты запомнишь. Из того, что всё, что существует, теоретически наблюдаемо, следует, что всё, что наблюдаемо, теоретически существует.
— Лучше запиши.
— Уже, — на столике возникла книга. «Путешествия Покровского Вовы и храброго мыша месье Сырного по мирам прошлого, будущего и вбок».
— Не сильно толстая, — заметил я.
— Зато только правда.
Мы снова замолчали. Чертовски приятно было вот так сидеть и ничего не говорить. Я попытался вспомнить Нину, но её лицо расплывалось в смутный овал, только глаза оставались чёткими и бездонно синими.
— А теперь куда? — спросил я наконец.
— В прошлое. Стану родоначальником всех земных мышей и уничтожу динозавров.
— Разве можно менять прошлое?
Мыш хмыкнул.
— Так я же не собираюсь их спасать.