– Рут, вы, наверное, знаете, что Ясная Поляна тесно связана с именем Льва Толстого…

– Я, конечно, читала «Войну и мир», «Анну Каренину», «Смерть Ивана Ильича», его статьи. Сложно получить филологическое образование в США и не изучать Льва Толстого.

– А еще именно он говорил о непротивлении злу насилием. По-моему, вполне в духе буддизма?

– Я помню, как в Америке развивалось движение за гражданские права, все тогда увлекались Мартином Лютером Кингом. А еще восхищались Махатмой Ганди и его непротивлением злу насилием. И я тогда и не догадывалась, что Толстой – человек, от которого все пошло. Замечательно, что идеологом философии стал писатель. К ним же отношение такое несерьезное: мол, это человек, который пишет какие-то истории. А тут совершенно другое. Толстой – очень важный человек в моей жизни.

– А еще какие писатели повлияли на ваше творчество?

– Их много. И от каждого я взяла понемногу. Тот же Толстой научил меня выписывать характеры и строить сюжет. Шекспир рассказал мне много о поэзии, Курт Воннегут – о юморе, Габриэль Гарсия Маркес – о чудесах, Харуки Мураками – о божественных мирах.

– Ваше творчество называют смесью Сэлинджера и Мураками?

– Мне это нравится. Можно сказать, я польщена. Здорово, что у вас в России сравнение с Сэлинджером считается похвалой. В Америке так было не всегда. Я еще раз прочитала его «Над пропастью во ржи» в 2006 году, перед тем как начать писать свой роман. И образ главного героя все время вертелся в моей голове. Я многое, конечно, прочла у Мураками. И роман «Моя рыба будет жить» – в чем-то своеобразное посвящение ему. Не зря одного из персонажей я так и назвала – Харуки.

– Вы с ним когда-либо общались?

– Нет, он очень серьезный писатель, поэтому не общается с людьми. (Смеется.)

– Сколько в романе «Моя рыба будет жить» правды и вымысла?

– Это художественное произведение, основанное на реальных событиях: например, землетрясении в Японии, цунами. Многие факты из жизни героини Рут взяты из моей жизни. Муж Оливер тоже фигурирует в книге.

– Я слышал, что вы переписали книгу после того, как цунами обрушилось на Японию?

– Все верно. Это была большая трагедия для Японии: цунами, землетрясение, авария на атомной станции Фукусима. Настоящая катастрофа, после которой мир изменился. До нее была одна Япония. После – совсем другая. И чтобы двигаться в повествовании вперед, нужно было принять эти события. Они разрушили не только мир, но и мой художественный замысел.

– Вы так трогательно рассказываете о Японии, хотя родились и живете, как я понимаю, в США. Кем себя ощущаете?

– Меня вырастила мама-японка. Я много лет провела в Японии, работала на местном телевидении, в прессе. У меня там есть родственники, друзья. То есть связи очень сильные. Я – американка с сильным японским влиянием.

– Чем вам помогает буддизм?

– Очень сложно жить в согласии с самим собой. Дзен помогает мне в этом. Я начала заниматься медитацией серьезно в 1992 году в Америке. Занимались с учителем из Тибета. В 2001 году я перебралась на западное побережье и встретила учителя Нормана Фишера. Но корни этого увлечения гораздо глубже. Мои бабушка и дедушка увлекались дзен-буддизмом. Я знала о медитации и буддийских практиках с детства. И даже пробовала медитировать, кода была совсем маленькой. Так что я играю с этим всю свою жизнь.

– Как вы сочетаете медитацию и писательство?

– Это две очень схожие вещи. Наверное, почти все писатели – немного буддисты. (смеется). Хотя поняла это не с самого начала. Я думала, что если продолжу заниматься практикой дзен, то не смогу писать. Но выяснилось, что это не так. Дзен и писательство – это как две руки, которые встретились. Сейчас мы один-два раз в год собираемся на неделю и вместе медитируем. Группа – примерно 50 человек. Сейчас мой день начинается с того, что я медитирую. Затем выпиваю чашечку кофе и сажусь писать.

– Кто ваш главный читатель?

– Я сама. Затем муж. В данном случае он был героем книги, поэтому обязательно дала ему прочитать. Мой редактор, она мой друг. И мне нравится мысль: пишу что-то, что порадует ее. Но я не думаю в этот момент о мире в целом. Он слишком велик.

– Если верить Интернету, то вы – буддийский священник?

– Скорее, его ученик. До сих пор учусь практике и учусь, как быть священником. Есть несколько ступеней, чтобы стать им, и я прошла лишь несколько из них. В моем случае это достаточно сложно, поскольку я и писательница, и учительница. Все время что-то отвлекает и занимает мое время. Так что этот путь до сана священника займет у меня много времени. Возможно, всю оставшуюся жизнь. Но ничего страшного, я никуда не тороплюсь. Дзен-буддизм в Америке отличается от японского. В Японии – большие храмы. В США – ничего подобного. Нет такого, чтобы ты побрил голову и пошел в храм. Все занятия в частном порядке.

– А вы сами жили в буддийском монастыре?

– Провела там два месяца. Потом мне нужно было уехать. Это была лишь часть моего тренировочного курса. И да, я сбрила тогда волосы. Это важно.

– Муж как к этому относится?

– Оливер присутствует, но не участвует в медитациях. Он – художник, работает с растениями. А живая природа близка духу буддизма.

– Среди голливудских звезд буддизм очень популярен: Ричард Гир, Стивен Сигал. Что они в нем ищут и находят?

– Буддизм – очень практичная религия. Медитация помогает, особенно если у тебя жизнь полна стрессов. Буддизм позволяет найти дорогу в жизни. Америка – страна крайностей. А буддизм, он где-то посредине, в стороне от этих крайностей. Своего рода компромисс.

– О чем будет ваш следующий роман?

– Я уже приступила к нему, но еще точно не знаю, о чем он будет. Возможно, о маленьком мальчике. Конечно. От влияния дзен никуда не денусь. Я очень неспешная писательница. Первый роман создала за год. Второй – за три года, третий – за шесть лет. Этот может и 12 лет занять.