Один из лучших коротких текстов Прилепина. Суровая смесь позднего Чехова и раннего Гая Риччи. Он один из немногих писателей, которые могут в трех абзацах описать характер и судьбу человека. Собственно это одно и тоже, и вслед за глупой жизнью приходит глупая смерть.

Дополнительный бонус — это едкая самопародия Захара. любит он иногда выставить себя редкостным козлом, сам себе подножки ставит, чтоб не зазвездиться. И тогда становится понятно, что большинство из тех, кто о него в Сети ноги вытирает и грязью поливают попросту тупое хамло и недалекие завистники. Захар им талантливейший мастер-класс показал по разоблачению и саморазвенчанию.

В принципе что-то подобное может рассказать любой сорокалетний мужчина, но не любой сорокалетний так зверски талантлив, как Прилепин. Так что спасибо Захару за новое точное и правдивое — да и красивое, хоть и грустное, — высказывание от всех нас.

Прилепин, как мало кто в русской литературе, может отрефлексировать «мысль семейную». Что происходит внутри семьи, снаружи, на фоне диковатой русской жизни. Мне — бобылю — читать было больно и завидно. Хорошо, что финал хороший! Больше не надо таких экспериментов, Захар!:)

Аннотация не совсем точна. Это рассказ-воспоминание о погибшем на Донбассе Евгении Павленко, действие, как понятно из контекста, происходит в 2000 году. Как всегда у Захара, когда он в ударе, очень точно и пронзительно. Особенно зацепил рыжий гопник-самоубийца. Я с таким в одном классе учился.

Это новелла, нечастый гость в русской литературе. И по-моему мнению, эксперимент Прилепину удался. Если шокированный развязкой читатель перелистнет предыдущие страницы, то сможет убедиться, что психологически, а главное — стилистически, поступок персонажа достаточно мотивирован. Просто автор описывает своего героя уже после принятия решения, а раз его приняв, он не хочет возвращаться и вновь все мучительно обдумывать. Отвлекается на внешнее, на мелочи, на новые впечатления. Потом, конечно, боль от свершенного экзистенциального выбора вернется, но пока ее хочется отдалить, дать себе время на спокойный вдох-выдох. У меня лично такое много раз в жизни было. Поэтому — верю.

Рассказ чем-то напоминает великолепную Нику Пелевина

Неудачная книжка, а все в авторе потенциал чувствуется ( а при чтении «Патологий» такого не было). Прилепин здорово стартовал и первые сто страниц не покидало ощущение, что сейчас он заткнет за пояс Гранже с его «Мизерере». Те же дети-убийцы и тотальный мрак. Я прямо вот радовался тому, насколько выигрышней выглядит писатель сравнительно с сюжетчиком ( слог Гранже много хуже чем у, допустим, Дэна Брауна). Потом все завершилось традиционными записками сумасшедшего, не без удачных сцен, но в общем мутью. Персонаж «кодекса» первых романов ожидаемо брутален, мир против него и проч. В роман вставлен самостоятельный рассказ от лица условно средневекового мальчика про штурм замка детьми. Сам по себе рассказ хорош, но в общей мозаике он затерялся. Общая тревога за детей как единый ориентир понятна, автор выжал эмоционально из нее все, что мог. Физиологично, с чувством меры и вкуса откровенные проблемы. Коль скоро персонаж вполне себе сумасшедший, автор и не заботится особо о логике поступков. К несомненным плюсам отнесу корректный объем.

Из пяти книг Прилепина, которые прочитал к данному моменту, эта, по мне, — чуть ли не лучше всех написанная и самая его правильная книга: что ни говори, как у писателя с фантазией у него не очень, но вот документальная проза получается намного лучше (в тех же «Саньке» и «Патологиях» самые удачные моменты — крепко и зримо описанные истории из собственной жизни). И интервьюер здесь он неплохой (в отличие от «Именин сердца», где при общении с братушками-писателями постоянно сбивается на комплиментарный тон) — вопросы задаёт почти всегда правильные и к месту. Средняя оценка этой книги на данный момент на Фантлабе — 4, — и мне представляется, что это просто за гранью добра и зла. Вы бы, ребята, съездили в пекло, а потом написали бы о нём что-нибудь, причём не важно, что, пусть даже с позиции адвоката дьявола (или даже самого дьявола), а потом посмотрели бы, как бы Вам ставили «четвёрочки» — т.е. двойки по привычной пятибалльной. При всей «нерукопожатности» автора для некоторых слоёв нашего «гражданского» общества нельзя не признать медицинский факт: Прилепин как писатель состоялся, писать он умеет и местами даже неплохо; мало того, он почти никогда не врёт, что для писателя — изрядная редкость. В отличие от него наши «рукопожатные» врут почти всегда — пусть даже и пишут некоторые красивше, да только толку-то от красоты слога, коли в душе весь гнилой, и из каждой строчки эта гниль так и прёт. А Прилепин — в отличие от них, почти всех, — хоть и ушлый парень (неушлый, понятное дело, не смог бы с главой непризнанной республики общаться «вась-вась», не говоря уже о регулярных визитах в кремлёвские кабинеты), и деньги любит, — но правду говорит громко и регулярно. Нашу правду — нам «их» правда не нужна. Их правда — чтобы мы все сдохли (кстати, и «рукопожатные» в том числе) и как можно скорее. Если в нашей стране кто-то ещё этого не понял, такому человеку можно только посочувствовать.

Часть авторов этого сборника уже знакомы мне как читателю (а кое-кто так даже и лично), но добрая половина даже на слуху не бывала и потому стала совсем новым приятствием. Некоторых читателей, возможно, отпугнёт обозначение «Женская проза», однако имя автора-составителя — Захар Прилепин (а лично для меня это уже весомая рекомендация) — по идее, должно всё расставить на свои места — никакого гламура и мур-мура вы в этой книге не обнаружите! Никаких розовеньких пузыриков, никаких ути-пути и прочего, что пугает нас в «Женских романах». Крепкая, добротная, основательная, приземлённая, реалистическая, драматическая и не без некоторого трагедийного оттенка литература. С глубоким психологизмом, не без экшена, но и не ставящая событийный ряд во главу угла; с некоторыми душанараспашку разговорами и событиями из сугубо женской жизни — в общем самая настоящая большая русская современная художественная литература в «малой форме».

Даже как-то страшновато... Иногда думаешь: возможен ли сегодня большой русский роман, классического, так сказать, масштаба? И вот он перед тобой, и ты его читаешь.

Об этой книге будут еще написаны книги и главы в учебниках, а детишки будут страдать от того, что ее задали читать по программе. Ну, ничего, дети, читайте, умнее будете. Русскому языку нужно учиться у классиков, так что учитесь у дедушки Захара.

Но это в будущем, а пока это очень живая, пышущая жаром книга. С одной стороны она была оценена высшей государственной премией, стала самой востребованной книгой в московских библиотеках в 2015 году. С другой стороны, вызвала бурную полемику среди либерального и патриотического лагерей критики. Сейчас не те времена, что описаны в романе, поэтому критики спорят на страницах изданий, а не на нарах. И противники Прилепина прямо-таки сладострастно смешивают его с грязью. Мстят за его антилиберальные инвективы, за «Письмо товарищу Сталину». Он-де и дутая величина, и самопиарщик, и коньюктурщик, и...

А он классик, написавший новый вариант Воины и мира. Мысль народная так и бьется на каждой странице книги, только народ здесь уже не патриархальный, а взорвавшийся народной революцией и постепенно оформляющийся в новую — советскую — общность. Где лучше всего построить новую и работающую модель — в лаборатории, в ограниченных условиях. Поэтому — Соловки. Там в зверских условиях скоротеного эксперимента ковался тот социалистический строй, о котором мы до сих пор вспоминаем, как о высшем историческом взлете нашего народа. Не все выдержали темпы и крутость методов, много было ошибок и просто преступлений. Ведь общество новой эпохи строили люди из эпох предыдущих.

И на все, что происходило в ходе эксперимента, Прилепин смотрит без боязни, в надежде славы и добра. И описывает без страха. Для того, чтобы все выдержать и все описать нужен был классический, почти былинный герой. Такового предоставила русская классическая литература.

Артем Горяинов — это и Алеко, и Печорин, и Базаров, и Андрей Балконский, и конечно же пятый брат Карамазов. Все их черты присущи и ему. Гордость, беспощадный самоанализ, нигилизм, высокомерие, бунташность и надрыв. Прилепин, не ставя перед собой этой задачи, ярко показал, что персонажи русской классики это никакие не лишние люди, а плоть от плоти народной. Их судьба, это и народная судьба. Просто они раньше родились, они центры кристаллизации массы.

Западные идеологи учат нас, что 20 век стал веком масс, и восстания этих масс. Прилепин, следуя трациям русского гуманизма, показывает, что масса состоит из людей. Что даже палачи имеют необщее выражение лица. И сцена издевательств Артема над обреченными на смерть палачами одна из самых страшных в романе.

Там полно таких страшных мест и в этом один из ярчайших парадоксов книги. Она читается на одном дыхании, это непрекращающийся экшн, за которым следишь, разиня рот. Но всякий раз преде чем взяться за книгу, приходится себя настраивать, как настраивается дайвер перед погружением. потому что действительно пугает и не знаешь какие еще сюрпризы преподнесет тебе глубина романа.

Так что .господа, можно снимать шляпу. Перед нами человек, которого будущие поколения могут и гением назвать. Это для нас он только сосед-приятель, рэпер и актер-любитель, а там, в будущем...

Если оно, конечно, будет, это будущее. И вот для того чтобы оно наступило, в частности, и написан этот роман. Ведь нация, чтобы существовать должна иметь великую культуру и прочную, обширную память о своих победах и поражениях. Так вот и культурой и памятью и является этот шедевр.

П.С. Книга эта не могла появиться ни в девяностые, ни в нулевые. Нужно было, чтобы совпали годины суровых испытаний и высокий уровень самосознания народа. В 2014 это слияние времени и мысли о времени началось. И Прилепин даже немного опередил этот процесс, ведь книга писалась несколько лет. И теперь, когда человечество вновь оборотило на Россию свои очи, нужно было дать ответ, что такое есть Россия? Как ее понимать? И роман — это версия Прилепина о России. Она не тюрьма народов, не военный завод, не монастырь и не цирк в аду. Россия — Обитель.

У меня с этой книжкой Захара смешная история получилась. Два раза останавливался на одной и той же — 201 — странице. А высоту взял, как говорится, с третьей попытки:) Так и не понял как так вышло, ведь книга-то замечательная! Зато могу ответственно заявить — перечитывать статьи и эссе Захара так же интересно, как читать впервые. Как всегда — много чувства, много мыслей. И от подлинного таланта никогда не устаешь.

Прилепин не устает удивлять своего читателя и водить его — опешившего — по просторам собственного вдохновения. После мрачной Черной обезьяны и гиперреалистичной Восьмерки — сборник эссе и заметок о литературе. И о том, как отражается в литературе Россия — сегодняшняя, вчерашняя и будущая. Это есть в первом же, программном тексте книги. О невозможности существования русского языка и культуры вне целостной исторической Родины. Все это нужно беречь и развивать. Согласен и поддерживаю полностью!

Вообще тексты этой книги я бы разделил на две части. Аналитические и эмоциональные. Аналитика критическая у Захара такова, что становится понятно — он у себя на филфаке не просто штаны протирал. Природный ум огранен большими познаниями в филологии и литанализе. А эмоциональные... Как по-настоящему большой писатель Прилепин умеет втянуть читателя в строй своих чувств, заставить его испытывать широкую палитру эмоций. Вслед за увлеченным Захаром начинаешь относиться к литературе, поэзии как к чему-то очень личному, важному, необходимому. Переживаешь и гневаешься, сострадаешь неудачам и радуешься чужому успеху, как своему. Даже зависть Захар умеет вызвать очень тонкую, она — белая, уважительная к чужому таланту.

В общем, это она из лучших книг о русской литературе, что попадались мне когда-либо в руки. А как филолог я их много прочитал.

Так что мои аплодисменты, маэстро!

Вот интересно, Прилепин специально пишет рассказы циклами или оно само так выпевается, как у казахского акына:) Все его сборники имеют явное композиционно-эстетическое единство и Восьмерка тут не исключение. И если Грех и Ботинки имели в качестве точек сборки биографию и персону рассказчика, то Восьмерку — при все разнообразии материала — объединяет тема и настроение.

Настроение, вернее чувство, пронизывающее книгу от корки до корки, — грусть. Классическая чеховская грусть, возникшая не от пессимизма или квиетизма, а от осознания огромности мира и малости человека в этом мире. От трезвого осознания разности масштабов между внешним и внутренним космосом.

Тема — конечно же, отец и его влияние на жизнь и судьбу ребенка. Даже неслучившееся отцовство, как это произошло с персонажем, как мне кажется наиболее слабого рассказа в книге, — Тени облака... Там герой все искал потерянную любовь, а обрел лишь разочарование и горечь утраты. Потому что искал не там. Не любовь надо искать, а самого себя, свою мужскую судьбу. Судьбу отца и мужа.

И еще, мне кажется, вся эта книга просвечивается лучами, исходящими от мощного всплеска новой русской прозы, произошедшего сразу после Революции в 1920-х годах. При чтении мне все чудились то Платонов, то Фадеев, то Бабель, слышны нотки легкой меланхолии Газданова. Даже — как ни странно — отзвуки прозы Кафки явственно различимы в кошмарном бреде Допроса.

И еще. В Восьмерке Захар сохраняет верность пари некогда с кем-то заключенному (с собой, с Богом?). Эта книга ничуть не похожа на все изданные им до нее. Ни на сборники, ни на романы, ни на нон-фикшн. При этом, изменчивый как Протей, Захар остается всегда самим собой — цельным, ярким, умным и огромно талантливым.

За это и любим:)

А вот этот рассказ Захара написан в духе Черной обезьяны. Смесь его матерого реализма с книжным магизмом вроде Кортасара и Борхеса. Мне такая смесь не очень-то нравится. То ли Захару не удается гармонично слить жизненность и книжность, то ли такая смесь и вовсе ему не подходит. В Допросе же он смог сгустить реальность до такого концентрата, что ощущение вязкого кошмара не отпускало и пугало до дрожи в коленках. Там он шкл по пути позднего Газданова, а здесь — магреалистов. И какой-то литературщиной надуманной попахивает от текста. И все его фирменные яркие метафоры тут же начинают казать ненужными побрякушками. Впрочем психологические куски в жанре критического реализма написаны блестяще.

Да уж, Кафка в чистом виде! И без всякой мистики или трансцедентных переживаний. Просто однажды вышел человек из дому, а его схватили и превратили в таракана. То есть помогли понять ему, что он таракан и место его в этой жизни в вонючем углу за мусорным ведром. И вот он поднимает бунт, пытается доказать себе и окружающим, что он все же человек и достоинство имеет. А выходит из его потуг и смех и грех, только новая череда унижений. Да еще и самые близкие говорят: ну и что же, что таракан. Тараканы тоже люди и те же самые гражданские права имеют.

И как все точно, ярко, жутко жизненно. Давно уже такого не было, чтобы бросив читать, я вскакивал и бегал от волнения по комнате. Слишком за живое цепляет Захар, самые тонкие струны души теребит не щадя моего читательского стыда.

И при этом ухитряется вместить в этот кордебалет жути и много веселых моментов. В повести есть юмор как бросающийся в глаза, так и скрытый, тонкий контекстный.

Вот бы какое его произведение экранизировать. Замечательный арт-хаус можно было бы забабахать в духе раннего фон Триера.

В конце 1980-х если подростков с улицы спрашивали, кем вы хотите стать, то чаще всего отвечали: парни — бандитами, девчата — проститутками. Они ими и стали через семь или восемь лет. Неоторые по стечению обстоятельств — пошли в милицию. О них всех и грустный и жесткий рассказ Захара. Очень похоже на некогда прогремевший Бумер, но выполнено на неизмеримо более высоком художественном уровне. Потому что правдивее, как всегда у Захара. Прямо как у Толстого: главный герой — правда.

Повесть о том, как очищали наше общество от грязной и мутной пены, вскипевшей на волне политической контрреволюции и криминальной революции. Да, пришлось испачкать руки, в чем-то душевно деформироваться. Но главное было сделано — страна сохранилась и общество окрепло. А памятники в бронзе ставят негодяям вроде Горбачева и Ельцина.

Но теперь у этих простых ребят есть свой памятник в прозе.

Спасибо, Захар!

Думаю, все-таки это рассказ не об упущенных возможностях, а о нравственном выборе человека. Сохранять ли верность жене всегда и везде или воспользоваться привилегиями альфа-самца, сиречь успешного писателя. С одной стороны верность дело хорошее, с другой — отдавать такую девушку на потребу приматам из пустыни... Сложно решить... Ну Захар простецких ответов за жизнь никому и не обещал.

Очередной рассказ Захара про меня:) Точно описаны и люди провинциальной рок-тусовки и гуманитарные девушки с нескладной судьбой, выпускницы провинциального вуза. Только дело было не в Нижнем Новгороде, а дальше на Восток. А так — с подлинным верно.

Тема «отцов и детей» — это, конечно, одна из основных у Захара. И говорить о ней он умеет не только на материале своей судьбы, но и других людей. Думаю, это означает не только величину его писательского мастерства, но и то, что он считает эту тему обобщенно философской, важной для всего рода людского. Не даром же героем его самого амбициозного на данный момент романа Обитель является не просто уголовник, а отцеубица.

Этот же рассказ целиком посвящен любви сына к отцу. О чувстве рассказано глубоко и волнующе, но само слово выведено за рамки текста — в заглавие. Сильный ход!

И еще одна важнейшая мысль этого рассказа. Жизнь русского мужчины такова, что и одна ошибка может отправить ее в необратимый нокаут.

Рассказ написан в духе и букве Андрея Платонова. И тема его — маленький ребенок в чужом и холодном мире. Но странным образом Захару удалось не утратить ни своего голоса, ни своего почерка. Похоже его литературное кунг-фу не слабее платоновского:)

Что касается основного события в рассказе, названного, но не проясненного, — это видимо загиб в духе «предчувствие гражданской войны» на фоне активизации рукопожатной части общества в 2011 году в преддверии выборов. И предчувствие художника не обмануло. Правда, рвануло не в Москве, а южнее, но мира во всем мире всяко не прибавилось. Надеюсь, не обманет предчувствие Захара и в другом. Финал рассказа дает небольшую надежду, что гуманизм и разум возобладает и история продолжит течение свое на более человечных началах.

Как и Верочка, этот рассказ был опубликован в антологии Захара «Десятка». Их объединяет тема памяти, как все это живо в нас и всегда актуально. Как и Верочка, Лес очень напоминают «южную готику» американских писателей, напоминает о Фолкнере, который утверждал, что прошлое, не прошло, оно остается в нашем разуме вечным настоящим. Иногда я верю, что он прав.

Очередной мини-шедевр от Захара! Помните знаменитые рассуждения Пушкина: точность и краткость вот первые достоинства прозы. Это короткий, но чрезвычайно емкий рассказ, каждая деталь которого работает либо на атмосферу, либо на сюжет. Ничего лишнего, драгоценно и на своем месте каждое слово. А уж что касается точности... Вот за что люблю Прилепина-прозаика, который вечно утверждает, что не умеет думать, так это за его способность точно указать на максимально болезненные места в твоей памяти, а потом правильно диагностировать почему болит и спустя много лет после произошедшего, когда ты уже стал другим человеком и живешь другой жизнью, а боль остается. И мало того, он убеждает тебя, что все было так, как он описал.

С этим рассказом та же история. Вначале кажется, что все происходило в другом месте, за тысячи километров от рязанской глуши, и девочку не Верочка звали, и пацаны были злее и подлее, и не солдат был, а студент. Но потом ты полностью попадаешь во власть рассказчика и доверяешь абсолютно его версии событий. Было именно так!

В отличие от знаменитого Греха, исследующего ту же тему подростковой инициации, в этом рассказе Захар свои эмоции держит под контролем, а вот читателя заставляет всего прямо таки вибрировать от пробравших чувств.

Это мастерски написанная новелла по американским — лучшим — образцам. Хоть сейчас отправляй ее на соискание премии О.Генри и в длинном и коротком списке она не выглядела бы бедной родственницей. Даже странно, что рассказ не получил, например, премию Казакова. Если за такое не награждать, то за что тогда?..

И самая последняя строка рассказа... Она как раз о той боли в памяти, которая остается навсегда и делает тебя тобой...

Когда-то сам работал в подобном заведении и испытывал те же ощущения что и автор, поэтому могу с уверенностью сказать, что этот рассказ не выдуман. Пьяная, блатная и полублатная шушара мнящая себя крутыми мужиками, гамадрильская музыка, тяжелый проспиртованный и прокуренный смрад а не воздух и липкое ощущение грязи в конце смены.

Как можно так составлять слова? Простые слова, простые предложения («Отец засобирался»). И ничего он там дальше не написал, по сути-то. И, оказывается, трагедии тоже нет. Но первый лист на исходе («Потому что с тех пор всё не так»), а я чувствую, как увлажняются глаза.

Как так составлять слова?

Дальше пятилетний мальчик взрослеет, и истории уже не столь трогательны, но полны стиснутой эмоцией. Полны криком. Рефлексия – движущая сила цивилизации, если бы не она, прозябать бы нам в людоедском варварстве со всеми нашими смартфонами и мерседесами. (Я знаю, что многие считают, что так оно и есть на сегодняшний день, но в мире без совести и зачаточного гуманизма всё было бы намного мрачнее и намного безжалостнее). Лирический Захар получает от судьбы удар за ударом, от которых едва-едва может устоять на ногах, и ты ощущаешь, как крепнет стержень его позвоночника. (Не флейта, нифига). И вот пик – триумф, превращённый в кэрри-евское (кинговское) падение.

И альтернативная версия прошлого — то, что осталось за скобками.

(Особенно (ха-ха) впечатляют «триумфы» — насколько мелочно всё это возмездие. Я впервые понял, что «воздаяние» – бред. Есть ситуация, и как ты в ней поступил. А как там потом обернулось, что жизнь сотворила с обидчиками… А ты весь такой Д'Артаньян. Хотя душу греет, это да. Только не нужно делиться низменным. Не за то любят Русскую Литературу).

История успеха. Она отдаёт мачизмом и самолюбованием. Лирического Захара уважаешь, но как-то стыдно; неловко даже самому Прилепину, и он подаёт альтер-историю скомканной скороговоркой.

И сам останавливается у двери, глядя на своих детей, размышляя, уйти или остаться? Что для них благо?

На самом деле, благо – уйти, потому что лишь волчата способны быть успешными в волчьем мире.

Вот только не всегда успешный – счастливый. И тот — с какой-то оглядкой, с постоянным нервом, с горечью – счастливый…

Можно подумать, овцы счастливы безмятежно.

И всё-таки он говорит: отдал бы весь успех, лишь бы тогда догнать отца (я специально не цитирую, чтоб не попортить вкус абзацев тем, кто не читал).

Безусловно, жизнь не спрашивает. Но спрашивают Люди, которые Совесть. «Стоит ли счастье мира слезинки ребёнка?» Я отвечал в своё время классику с изуверским цинизмом и сарказмом. Теперь мне неприятно это вспоминать. На такие вопросы имеет право отвечать только человек, который ростил детей. (Замете, не «наделал», а «ростил»). Ответ будет однозначным и односложным.

А потом в сознании родителя вновь столкнутся идеализм и рационализм: блин, конечно, надо создавать мир, где не нужно растить волчат! – но этот мир ещё не настал, поэтому своего я, пока в блоге сею семена доброго-вечного, буду растить волчонком.

То есть, как Лирический Захар, ты сам постоянно стоишь у двери.

Это, безусловно, одна из главных книг Прилепина на сегодняшний день. Книга о русском, положительно прекрасном человеке, каким он явился чуть раньше, чем предсказывал Гоголь, правда, не в массовом порядке.

Тут, кстати, и находится ответ на некоторые критики раннего Прилепина — чего собственно хотят Саша Тишин и другие персонажи Захара? А вот этого и хотят, чтобы в России было как можно больше таких людей, как Леонов. Чтобы огромные люди жили в огромной стране и в огромные эпохи. Люди, равновеликие веку. Как Леонов.

Книга это построена как романизированная биография. Прилепин постепенно развертывает внутренний мир своего героя на фоне эпохи, взаимоотношений с современниками, через поступки. Прилепин ставит леонова в наиболее крупные аспекты его времени. Так что книга превращается из частной биографии в исторический роман.

Прилепин этой книгой показал, что он очень умный, честный и значительный писатель. История, политика, глубины человеческой психологии, вера и религия — никакой темы он не боится, обо всем может говорить глубоко и оригинально. Эту книгу можно использовать даже в качестве учебника для начинающего писателя, т.к. Прилепин много внимания уделяет технике художественного творчества.

Один из критиков сразу после публикации биографии Леонова задался вопросом — какой же вывод мы можем сделать из истории жизни классика русской литературы. Да такой же, какой из биографий других великих людей — Ньютона, Достоевского, Ганди. Эта жизнь — своеобразный учебник жизни. Высота, на которую надо ориентироваться. Так что я бы порекомендовал эту книгу прежде всего думающим молодым людям. Красивым, двадцатилетним, только вступающим в жизнь. У Леонова есть чему поучиться. И Прилепин блистательно это показал.

Наверное, сложно будет написать отзыв на эту книгу, исключив политическую составляющую, но я все же попробую.

Они так ничего и не поняли. Не выросли. Ничего не создали. Не хотели создать, да, впрочем, и не могли.

Здоровый двадцатипятилетний дядька, не проработавший ни дня, один раз в жизни (!) помог матери деньгами, да и то украденными. В свободное время (т.е. всегда) занимается тем, что пьет (даже идя на архиважное и архисложное партийное задание), громит автомобили, учреждения общепита и офисы политических противников, временами снисходит до разговора с политическими противниками и пытается донести до них Истину (тм). Хулиганство, грабеж, бандитизм, нарушение общественного порядка, незаконное пересечение границы, нападение на сотрудников органов внутренних дел, убийство, поджог, захват государственных и общественных зданий прилагаются.

Старший брат, оставляющий младшего одного с матерью, отправляется в другое государство с заведомо бессмысленным заданием, после которого заведомо сядет в тюрьму. Стоит ли говорить, что в реальности это деяние не вызвало бы такого интереса у журналистов и, тем более, у Президента России и сотрудников ФСБ?

Бывший спецназовец, хранящий в подвале оружие, мечтающий заняться «настоящим делом», ненавидит и презирает всех, кто ему не нравится, то есть почти всех.

Руководители СС (нет, это не организация, причастная к бесчисленным военным преступлениям, а всего лишь сокращенное название партии, в которой состоит Саша — «Союз созидающих») — прекрасные люди, один из которых сидит за хранение оружия. Стоит заметить, что никакой программы, ни официальной, ни кулуарной только для своих, у партии нет в принципе.

Девушки-подпольщицы, эти нимфы, одна чуднее другой. Занимаются тем, что спят с Санькой, спят с кем-то еще, протестуют, сопротивляются и борются за все хорошее и против всего плохого.

Прочие члены партии по большому счету не примечательны, разве что тем, что дерутся лучше, чем говорят. А уж чем думают и подавно.

В целом, складывается впечатление, что героям этой книги думать противопоказано вовсе, а голова им нужна, чтобы шапку носить и есть в нее как в известном анекдоте про боксера, не более того. По ту сторону баррикад, кстати, думать и действовать логично тоже не принято, а потому

В итоге, взглянув на эти мудрые одухотворенные лица, читатель подумает немного и скажет: «Нет уж, ребята, давайте вы не будете тут воплощать в жизнь очередное «Как нам обустроить Россию», а я как-нибудь сам справлюсь. Без вас».

Всем интересующимся могу посоветовать отзыв Андрея Рудалева на эту книгу в газете Завтра — http://www.zaharprilepin.ru/ru/pressa/botinki-polnie-gorjachej-vodkoj/zavtra.html

Лучше о ее эмоциональном воздействии и не скажешь, я тоже самое испытывал, разве что не напился в хлам после прочтения книги. И другим не советую:)

Хочется мне сказать несколько слов о сути этой книги и ее композиции.

Сборник делится на две примерно равные части, которые можно назвать — Что я видел и Что бывало. Первая — это лиричнейшие новеллы в духе Бунина, Паустовского, Казакова. Очень проникновенные, глубоко интонированные, вызывающие большую палитру эмоций. Вторая — рассказы-анекдоты о похождении троицы неунывающих пацанов по городам и весям России в середине «диких девяностых». Когда я прочитал первые два рассказа из этой серии, они мне показались ненужными и какими-то простоватыми на фоне Жилки, Славчука, Героя рок-н-ролла. А потом понял замысел Прилепина и оценил по достоинству. Эти анекдоты о новых Трусе, Балбесе и Бывалом нужны для того, чтобы показать через что пришлось пройти Рассказчику и что пришлось преодолеть, чтобы сохранить ту личность с тонкой душевной организацией, с точки зрения которой написаны рассказы лирического цикла.

Рассказчик совершенно сознательно взял на себя роль стороннего наблюдателя. В книге у него даже имени нет. Все. что он хотел поведать о себе, он рассказал в книжке Грех. В Ботинках... он только летописец эпохи, но летописец чуткий, внимательный к деталям, честный и взыскущий правды, как он ее понимает.

На мой взгляд этот сборник — лучшая книга Прилепина в нулевые. Вот за что ему бы Нацбест десятилетия давать. Книга не о себе любимом, но о всех нас, о том что мы видели, чувствовали, как существовали в эпоху от начала Перестройки до конца сытой эпохи в 2008 году.

Книга получилась очень честная, очень откровенная и изумительно написанная.

Весело. Творчески, и я бы сказал психологически, осмыслены переживания главного героя по поводу происхождения мяса. И неудачи на любовном Фронте тоже юмористичны.

Главный герой постоянно и демонстративно употребляет алкоголь. Но он как-то творчески это делает. У него поэтически «пьяное» время года. Но это лишь основа, холст на который ложится мазками повествование. Рассказ о другом: об уходящем рок-н-ролльном времени, о его героях, которые остались какими-то неприкаянными. «Рок-н-ролл мертв, а я еще жив», как пел Борис Борисович.

А героя рок-н-ролла я, кажется, узнал. По цитате из песни. Это Михаил Борзыкин.

Отличное окончание для сборника пацанских рассказов. Женщина не должна прощать своему мужчине ничего. А почему так? Ответ во всем прочитанном сборнике. Мужчина в прощении не нуждается, если он настоящий пацан.

Рассказ очень точный, очень честный, очень пронзительный.

Отличный деревенский триллер в духе Стивена Кинга. Только все намного правдоподобней кажется, может быть из-за родных реалий. Я подобные байки тоже в детстве слышал, правда про отмороженные семейки, а не про целую деревню. Очень понравилось, как Прилепину удалось передать чувство саспенса, нагнетание жути. Рассказ вполне годен для включения в жанровые антологии ужасов и триллеров.

Браво, мастер! Показал нам и такую необычную грань своего таланта.

Это цикл рассказов, в котором целое больше, чем сумма составляющих его частей. Рассказы по отдельности очень неровные, есть просто необязательные в отрыве от всего цикла (как например добавленный в новых изданиях Черт и другие). Но вместе они показывают очень хороший портрет человека моего поколения. Очень правдивый. Прямо как у Лермонтова в его классическом романе. Да, приходилось много унижаться по ничтожным поводам, много восторгаться вообще без повода (а потом испытывать жгучий стыд), не понимать сверхсмысла своего существования, зарабатывать шальные деньги и впустую их спускать, дружить не с теми людьми. Всякое бывало, и за точность описанного Захаром я ручаюсь. Я свидетель.

Еще эта книга убедительно доказывает, что как художник Прилепин антиинтеллектуален. Как-то удалось ему в творчестве развести чувство и мысль. Если его нон-фикшн просто сочится энергией чистого мышления, то проза его — это эмоциональные «американские горки». Переживание впечатлений очень высокой интенсивности.

И еще, что мне очень нравится у Прилепина — так это его умение передать чувственность, Эрос. Он умеет так описать девушку или женщину, схватить ее образ двумя-тремя штрихами, что немедленно начинаешь испытывать к этой особе влечение. Как писал Довлатов, мысленно открываешь записную книжку, чтоб взять телефончик:)

Его стиль очень живой, громокипящий, избыточный. Ну еще бы, Прилепину ведь приходится иметь дело с такими тонкими вещами, как изгиб эмоции, потоки невербализуемых ощущений. И он хорошо справляется с задачей, с некотрыми стилистическими огрехами, которые ему легко простить за доставленное удовольствие от чтения.

ПС. Вот странно — хотел написать более критичный отзыв, но когда взялся, понял, что книга слишком мощная и цепляющая. Весьма рекомендую всем любителям изящной словесности.

Я тоже любитель. Мне понравились портретные зарисовки в духе похмельного Довлатова. Как и автору, интереснее всего было узнавать про девочку с ее потерей девственности и абортом. Как всегда, Захар не преминул упомянуть о жестокости родной милиции.

Тут мне кажется грех не в близкородственных половых связях, как некоторые рецензенты подумали, а в том, что нельзя кувыркаться на сеновале с замужней девчонкой, у которой муж тянет второй уж год солдатскую лямку. Не по-пацански так поступать! Вот Захарка и сдерживает свои половые позывы:) А так да, очень хорошо описано как тебя прет, когда тебе 17.

Признаться, перед чтением я серьёзно опасался, что рассказ будет из ряда пацанско-воровской макулатуры, с романтикой (а я к этому отношусь очень негативно) «стрелок» и «разводок». Но, слава Богу, обошлось… Да, написано очень хорошо, ярко, бодро – ну, красота просто! Язык – отличен! Просто отличен! Без штампов, конечно, не обошлось, те же сельские «братки», например, в фуфайках на голое тело – куда ж без этого! Ну, хорошо хоть не с балалайками наперевес… Ну, это так – к чему придраться. В том моменте с помощью сельскому продавцу – казалось, вот так бы, в том же духе, с чем-то человеческим, с чем-то драматичным, вот заверши – и цены этому рассказу не будет! Это будет классика – новая, современная! Но… как-то дальше и никак… Всё так же бодро, всё так же шикарно написано – но, ни о чём, приключения в дороге… такой анекдот по типу «вон чего с нами было». Идей, какого-то чёткого смысла в этом не было. Я, по крайней мере, не увидел. Даже ощущение сложилось, что ни о чём. Отлично написано, но – ни о чём. Да, ярко, самобытно, но – просто «веселушка». Однако за прекрасный современный стиль большое автору спасибо, яркий был стиль – ощущение составил.

Выступлю в защиту романа.

Общим местом стало сравнение этой книги с романом Горького Мать. Я бы копал глубже, и докопался до Достоевского. Санькя — идеологический роман, а вцентре этого романа герой-идеолог. Прямо как в Бесах или Бр. Карамазовых ФМД. Многие критикуют «союзников», что не показана их позитивная программа, неясно указаны их цели. А какая была программа у Родиона Раскольникова, Ивана Карамазова, или Ставрогина, кроме бонапартизма, возвращения билета или получения швейцарского гражданства? Тем не менее портреты бунтарей получились у ФМ эпические и правдивешие. Получились они и у Прилепина. И это не только Санькя, но и Негатив, очень мне напомнивший Кириллова, и Верочка — консенсус между Соней Мармеладовой и Дарьей Шатовой.

Еще, что сближает роман Прилепина с Достоевским, его пророческий пафос. Не в том дело, что он что-то предсказывает — революцию, например, Прилепин говорит своим текстом — Вы, власть предержащие, если будете продолжать такое поведение — грабеж, хамство, да просто уничтожение населения своей страны, то дождетесь ответки, и мало вам не покажется. И этот пафос романа ничуть за девять лет не устарел, несмотря на Крымнаш и прочие достижения.

Хотелось бы отметить и отлично написанные постельные сцены и вообще мощный импульс Эроса в романе, который эстетически точно уравновешивает Танатос, как и должно быть в высококлассной художественной прозе.

Что еще вызывает уважение — Прилепин очень смелый писатель, очень смелый человек. Его книга настоящий гражданский поступок. Совершенно понятен истеричный гнев Пети Авена — ишь ты быдло вякать осмеливается! Потому что роман, конечно, экстремистский. И призывающий. И не Нацбест десятилетия Прилепину получать, и не госпремию Большая книга, а чалиться бы ему на нарах, если бы как всегда в России суровость законов не компенсировалась необязательностью их соблюдения.

Конечно, эссе и интервью по истечении какого-то времени становятся неактуальными, иногда неинтересными. Шесть лет — как раз такой срок. Пройдет, скажем, пятьдесят, вот тогда снова станет интересно. Но! В этой книге Захар Прилепин беседует с современными писателями, большей частью 60-70-х годов рождения, начавших публиковаться совсем недавно — в нулевых. А я, признаться, никак не следил за литературными новинками — стыд-позор!! — последний «новый» автор у меня оказался Пелевин (правда, тогда еще, в 95-м). И этот сборник оказался прямо таки откровением. Целых тридцать фамилий! (Конечно, исключая старших — Проханова, Юзефовича, их-то я знаю). И сразу по разговору видно, интересный человек или нет, стоит читать его книги, или ну его. Теперь вот списочек составлен, приступим!

Само чтение, несмотря на гнетущие образы, оказалось на удивление легким. Если после солженицынского Ивана Денисовича должно было оставаться впечатление мерзко однообразных дней на зоне, то у Прилепина при тяжких условиях проявилось разнообразие жизни. Это не взирая на то, что в самом начале главный герой постулирует одну из основных заповедей: «самое важное – не считать дни». Оставаясь в рамках лагерной реальности, он постоянно движется. От человека до человека, от работы к работе, от опасности к опасности. Круговорот событий на самом деле вышел достаточно быстрый, не позволяющий заскучать. Разве что сновидческие откровения прерывают скорый темп повествования.

«Здесь власть не советская, а соловецкая»- несколько раз повторяют герои романа, а один из них еще и высказывает сегодня ставшую привычной мысль, что лагерь — это отдельное государство. Ведь по сути в СЛОНе сидели все слои населения России, существовавшие в 1910х-1920х. Просто разрушились все связи и авторитеты, и люди остались наедине с самими собой. В общем-то я верю, что идеологи на какое-то время верили в мантры о том, что «Соловки не карают, а исправляют» и «Мы новый путь земле укажем. Владыкой мира будет труд». Только эксперимент по созданию нового человека включал перетирку, гомогенизацию человеческой массы, ее расчеловечивание. А некоторые слишком сильно цеплялись за свое «я», веря что их мучают именно за это, хотя причина по которой человек чаще всего попадал в лагерь была тривиальной: организация притона, неприятие революции, убийство и т.д. А истина проста: невиновных по тем законам не было. В какой-то момент я поймал себя на мысли, что из романа потянуло Лавкрафтом. Герой может долго считать себя выше этих рыбоподобных, тупых и грязных, но однажды начинает чувствовать нутряное зло в самом себе, зло, исторгнуть которое он не в силах. Остается только вжаться в христианскую молитву целиком, надеясь остаться человеком чуточку дольше, перетерпеть окружающий ад, загнать зло обратно.

Над соловецким экспериментом гордо вышагивает начальник лагеря Федор Иванович Эйхманис. Не знаю уж, каким образом в нем можно было углядеть воландовские черты. Как минимум потому что Эйхманис в определенной мере был отражением Троцкого, а Воланд все же списан со Сталина. Революционный увлекающийся азарт супротив утомления и административного канцелярита. Демон супротив дьявола. Эйхманис в романе выведен как оправдывающий происходящее идеолог. Он принимает собственную жестокость, но договаривает, что основные мучения приносят друг другу сами заключенные. При этом он выступает как эталон в лагерном пространстве — надчеловеческое порождение революции и труда. Потом будет ругань по поводу безжизненных прожектов на соловецкой земле, но при новом начальнике лагере пространство вдруг теряет даже остатки красок, а один из осужденных на критику даже кричит: «Врешь! Врешь! Многое было сделано, контра». То есть дыхание революции поднимало кого-то хоть чуточку вверх, но при этом обещанного полета дать не смогло, а потом и вовсе прекратилось, оставив холодный лишь пол карцера. Как это не смешно, в этом-то и есть выведенное Прилепиным отличие СЛОНа от дальнейшего ГУЛАГа: и осужденные, и руководство лагеря еще были остатками Серебряного века с его богоискательством, ницшеанством и прочими философствованиями. А потом жернова все перемололи, сделав тяжкий труд наказанием, а не инструментом.

Любовную линию между зэком и работницей лагеря можно охарактеризовать как сытную. Не даром одним из самых емких любовных образов в романе стала влажная и жирная селедка. Постоянный голод плоти по теплу, еде, женскому телу, эмоциям пропитывает почти весь роман. В финальных 70 страницах главный герой показан уже перегоревшим, утратившим алчное чувство. Возможно, именно оно-то и сохраняло ему жизнь. После остается лишь квазихристианское смирение, в котором подвиг может совершаться с безразличием, потому что силы духа ушли вместе с тревогами и сомнениями. Но читателю остаются воспоминания о болезненной близости, в которой люди ищут тепла, а не понимания.

Итого: Роман на самом деле неплох. Как минимум тем, что идеологический маятник оказался около среднего положения между ярой антисоветщиной и пенистым обоснованием революционной целесообразности. Получился роман о выживании как череде удачных обстоятельств. И в этом, наверно, его главная заслуга — отрефлексирован сложный этап нашей истории. Дальше можно сколько угодно отдербанивать его с документами в руках, но покуда не будет написано более умное, настолько же сдержанное произведение, имеющее потенциал массовой литературы, этот роман останется адекватным восприятием СЛОНа, в котором мясо соседствует с верой.

Давно я не читал квинтэссенции счастья. Наверное, с «Вина из одуванчиков» Бредбери. И «Грех» — то же «Вино из одуванчиков», только пацану тут не 12, а 17. Отсюда — смещение акцентов, но ощущение захлёстывающего с головой счастья..., утопание в собственном детстве — ровно то же (возможно даже, более концентрированно, поскольку перед нами не повесть, а рассказ). Очень солнечно, очень кислородно, очень любвеобильно (не только по отношению к ..., но и бабушка-дедушка живы...), а сердце при этом сладко плачет, а глаза замирают, не видя ничего кроме собственного прошлого, и вспоминается предчувствие безграничного фееричного будущего... Поступок ГГ, абсолютно правильный (я поступил бы так же), в то же время абсолютно катастрофичен

Читая роман, я мысленно несколько раз менял свою оценку, 8 было среднее, колебалась она туда-сюда много раз. А поставил 10. Как целое произведение могу оценить только так. Вообще, как никогда, даже трудно выразить свое впечатление о книге. Простой, доступный язык, и вместе с тем прямо какой-то академически точный, проникающий, каждая мысль выражена очень по-свойски, понятна и памятна.

«Истина — то, что помнится» — один из многочисленных афоризмов. Я почему-то очень поверил в эту историю Соловков. Несмотря на то, что автор (слава Богу) там не был. Практически отсутствует нецензурная лексика, которая конечно же главенствует в тех местах (к сожалению не только тех). Но так выписаны характеры, взаимоотношения, что я поверил, как в истину.

Недавно здесь была встреча с писателем, я не смог пойти. Думаю, что если бы прочитал роман ранее, все бы бросил...

Последняя фраза «Человек тёмен и страшен, но мир человечен и тёпел.»

По-моему, потрясающе!

Знакомство с творчеством Прилепина состоялось. Из приятностей: язык повествования. Живой, образный, яркий. Настоящий литературный язык, близкий к классической литературе. Одно удовольствие. Историческую достоверность романа оценить не могу, поскольку с темой советских концлагерей практически не знакома...Автору удалось показать быт лагеря без прикрас, не спекулируя на физиологической составляющей. Взгляд «изнутри», на то, что представлял собой СЛОН.Взгляд изнутри на человека в СЛОНЕ.. Интересно. Затягивает. Лица, люди, судьбы. и все по максимуму, все нараспашку. Отсутствие четко выраженной позиции к происходящему в романе тоже отнесу к плюсам.. Думай, дорогой читатель. Что шевельнулось внутри?Кому сочувствуешь, кому симпатизируешь...На мой взгляд тема с

Главное в книге — это, конечно же, сам герой, даже скорее, по-моему, антигерой. Ибо вряд ли можно испытывать к нему особого доверия или симпатии. Отдельные поступки или чувства его могут быть поняты или оправданы, но в целом — это бурные, большей частью бесцельные метания в пространстве и мыслях. Может он ищет себя ? Ну так поиски явно затянулись, да и не видно в нём большой цели. А сны-отступления тоже не дают этого ответа.

В общем — суматошно и , наверное, затянуто. И если сравнивать с гламурно-цинично-обеспеченными героями нашего времени, то этот персонаж недалеко от них ушёл, хотя и смотрится этаким антидухлесс.

Прилепин для меня стал первым живым литературным классиком, который живет в одно время со мной.

Правильно заметили, если у Варлама Тихоновича в произведениях преимущественно ад плоти, то здесь — преисподняя разумов, горнило перековки сторожащих и сторожимых, что точно подметил Зиновий в Секирке:

— Мы в аду.

— Нет, они в аду. А мы со стороны смотрим на них.

Интересно, что весь остальное творчество Евгения мне совсем не нравится.

В светлом прошлом нашего детства к Малышу прилетал его неугомонный друг Карлсон; в нашем унылом настоящем к алкашу прилетает его собственный Карлсон. Собственно, этой фразой и исчерпывается сюжет грустного рассказа Прилепина, истории о бывшем спивающемся военном, единственным лучиком в пустой жизни которого является приятель-собутыльник.

Малую прозу Захара Прилепина нередко наполняет атмосфера безысходности, словно автор вновь и вновь переживает один и тот же болезненный фантазм, и это не должно удивлять. Писатель, национал-большевик, один из современных «певцов революции» не может не описывать неприглядные стороны наших реалий, через трещины которых просвечивает его надежда на будущую борьбу и революционное восстание. Но в его же творчестве заложена и глубокая, неизбывная тоска по некоему утраченному Золотому веку России — эпохе, где люди жили по указаниям православных традиций, прославлялись семейные ценности, а мужчины годам к тридцати имели от трех детей и культивировали воинскую службу. Вот где настоящая фантастика! И вот это пугает. Если составить коллективный образ героев Прилепина, начиная от персонажей малой прозы и завершая незабвенным Санькой из одноименного романа, то на получившемся портрете мы вполне можем увидеть не революционера, а погромщика, далекого от идеалов революционный свободы.

Еще Маркс, а вслед за ним Ленин относили беднейшие и маргинализированные слои населения к числу врагов революции, раздавленных капитализмом и уже не способных возвыситься до идеи революционной борьбы (Ленин. Полн. собр. соч. Т.21, С. 267). Зато такие персонажи восприимчивы к образу врага, и потому их легко направить на удушение протестных действий. Сможем ли мы когда-нибудь пережить эту фашистскую болезнь, таящуюся за фасадом революционности? Это серьезный вопрос. Сказочный Карлсон был воплощением детства, которое Малыш проживает и перерастает, вступая на путь взросления и в финале уже посмеиваясь над своим несерьезным другом. Современный Карлсон — спутник героя в завершении его жизненного пути, в ситуации застоя и тупика.

Потому горечь и безысходность — завершающие впечатления от странствия по мрачной прозе Захара Прилепина. Безысходность тем большая, что она превосходит сам авторский замысел и особенно остро прочувствуется при критическом отношении к его творчеству.

«Не по плису, не по бархату хожу, А хожу-хожу по острому ножу...»

Лаборатория. Кузница перековки. Ад. Цирк в аду — по разному называют СЛОН в книге... Читайте, судите, думайте...

А вот в этом романе мы видим и знакомимся уже с новым Захаром Прилепиным. Повзрослевшим, заматеревшим, помудревшим и более выверенным в своей любви к родине и к памяти своих предков. И, как и свойственно Прилепину, мы снова уткнёмся в несколько смысловых слоёв, в несколько содержательных структур.

Авторское предисловие к роману объясняет нам появление этой лагерной темы в его творчестве. Причём не просто лагерной, ГУЛАГовской, а именно Соловки, и именно СЛОН конца 20-х — прадед Прилепина б_ы_л там, т_я_н_у_л свой срок... И кое-что из его рассказов и воспоминаний (дошедшее до Захара в пересказе деда) и легло в основу самого романа, и одновременно послужило отправной точкой, стало тем минимально необходимым воздействием, которое переломило спину верблюда из простого интереса к судьбе прадеда вытянуло сюжет романа. Читайте, судите, думайте...

Исторический пласт книги основан на реальных фамилиях чекистов и чекисток СЛОНа, на фамилиях и судьбах реальных людей, вершивших суд и закон, чинивших бесправие и самоуправство в первом советском концентрационном лагере. И на судьбах тех из сидельцев, о которых сохранилась какая-то память и конкретные сведения в государственных и ведомственных архивах, а также в рассказах людей, так или иначе причастных к Соловецкой «обители» в ранге лагеря. Читайте, судите, думайте...

Социально-политический смысловой слой плавно вытекает из переплетения первых двух упомянутых. Потому что конечно же за конкретными событиями и случаями спрятана общая тенденция, спрятаны общие закономерности и общий портрет и власти, и государства. И принципов и ценностей, которые эта власть исповедует и к достижению которых стремится, и механизмов, приёмов и методов, которыми эта власть и это государство пользуется и применяет для достижения своих целей. Читайте, судите, думайте...

Для того, чтобы передать все свои чувства и эмоции, а также возбудить в читателе своё собственное, читательское отношение к описываемым событиям, Прилепин пишет роман совсем не от лица своего пращура (которого он вводит в содержание буквально полутенью-полуобразом где-то к середине романа и который так до конца книги и мелькает порой — крайне редко— на страницах книги). А в качестве главного героя берёт судьбу совсем другого человека, не злобно-кровавого уркагана и не контрреволюционную сволочь какую-нибудь, а обыкновенного бытовика, совсем не врага советской власти, Но ведь здесь, на Соловках «Нет власти советской, есть власть соловецкая». И наш герой, лихой и удачливый, самолюбивый и даже где-то рисковый парень Артём, так и ведёт себя — стараясь просто приспособиться к лагерному быту и не стать ни лагерной пылью, ни лагерной сволочью.

Для обострения сюжетных и событийных моментов автор вводит в книгу любовно-эротическую линию (основанную вообще-то не на личных своих пристрастиях или авторских писательских фантазиях, а на судьбе конкретной женщины и на её личном дневнике). И переплетя и завязав всю эту вакханалию событий и происшествий — реальных, реконструированных, дополненных и выдуманных — в одну связку, Захар Прилепин выдаёт нам Книгу. Читайте, судите, думайте...

Язык романа великолепен, сочен и точен. Образы героев и персонажей яркие, чётко прорисованные, с выпуклыми характерами и принципами. Прилепин умело держит напряжение, создавая и поддерживая огонёк интереса к событийному ряду, заставляя интерес к книге превращать в нетерпеливое безотрывное чтение — как сказала моя супруга, читая этот роман «От него хочется скорее избавиться, но не потому, что он плохой, а потому, что тяжёлый». И таки прочитала эту совсем не тоненькую книгу всего за неделю, хотя обычно чтение таких объёмов растягивается на месяцы... Читайте, судите, думайте...

Это была седьмая книга автора в моём послужном читательском списке. Одну книгу я прочитал в 2013, остальные 6 в 2014 году. Можно сказать, что этот год прошёл под знаменем Прилепина. Потому что книги его я брал осознанно и целенаправленно. И не ошибся в своём выборе — Захар Прилепин определённо становится явлением в современной русской литературе. И точно стал открытием для меня!

Читайте, судите, думайте...

Стыдно признаться, но я только сейчас познакомился с творчеством этого замечательного автора. Был наслышан, книги уже давно стояли на полке и ждали своего часа, но вот наступил этот самый «час» только несколько дней назад. Ну что я могу сказать...на данный момент этот авторский сборник — лучшее, что я прочитал в 2014-м году. Один из тех редких случаев, когда получаешь удовольствие не столько от захватывающего сюжета, колоритных и «живых» героев, сколько непосредственно от самого текста. Не хочется выделять какой либо рассказ из сборника, каждый был прочитан с большим интересом и нашел отклик в душе. «Восьмерку» — однозначно в список любимых книг, а Захар Прилепин — однозначно один из близких мне по духу авторов. Конечно преждевременно делать такие выводы, прочитав одну- единственную книгу, но я почему-то уверен, что другие произведения тоже не разочаруют.

Острые как ожог и жгучие как порез короткие повести Захара Прилепина читать равнодушным глазом просто невозможно. Не получится. Если вы ещё живой, думающий и чувствующий человек. А если они не вызывают в вас никакой реакции, то можно уже начинать вызывать труповозку, потому что вы точно умерли — даже если ещё дышите, едите и пьёте, спите и испражняетесь, справляете малую нужду и любитесь, работаете на предприятии тяжёлой или лёгонькой промышленности, или офисно пялитесь в монитор своего двухъядерного компа, заполняя цифирьками и буковками чрезвычайно важные отчётные ворд-бумажки и эксель-бланки или же изображая гиперзанятость и одновременно перетирая за жизнь в соцсетях, а то и гоняя танки по виртуальному танкодрому...

Неважно, отчего происходит этот постприлепинский жгучий порез и постзахаровский острый ожог — вариантов много, тут вам и острейшая социальная несправедливость, или самое бессмысленное чувство на свете, именуемое Любовью, или же война-мать-родна — важно, что просто не заметить эту макротравму у вас не получится. Ни не заметить, ни проигнорировать, ни залечить.

Автобиографическая книга народного и любимого миллионами Олега Басилашвили называется «Неужели это я?! Господи...». Когда читаешь вот эту ли книгу Захара Прилепина, или любую другую, то это же самое выражение невольно само собой всплывает в разбалансированном и раскуроченном безжалостным Захаром сознании. Потому что наверное практически каждый человек из нашего времени отыщет в героях книги кусочки или частички самого себя, своего Ид-Эго-Суперэго, приметы своей реальной непоказушной жизни, обрывки и лохмотья своих истинных мыслей и чувств.

Вообще по мере чтения книг Захара Прилепина постепенно вырисовывается и складывается воедино некий гипертекст. Фирменный, захаровско-прилепинский. Открывается некий гипермир, совсем не отличимый от нашего реального современного мира, и вместе с тем чуточку гиперболизированный, чрезмерно выпуклый, слегка искажённый и драматизированный до чрезвычайности. Жить в таком мире и страшновато и не совсем приятно, но что делать, ведь этот мир ничто иное, как отражение нашего «доброго, тёплого, ласкового, уютно организованного» реального мира. И кто виноват в том, что этот самый «уютный безопасный и ласковый», официально признаваемый и «назначаемый» таковым мир отбрасывает такую корявую, уродливую и жутковатую тень? Наверное всё-таки ответственен за это не Захар Прилепин, который видит эту тень и понимает, какие красивые финтифлюшки мира реального дают эти ужасающие теневые корявости и рогатости-хвостатости-копытости...

Шестая книга Захара Прилепина, и вновь попадание в яблочко, в центр мишени, в самую серёдку души...

Много пафоса, пустословия. Описание женщины у меня вообще вызвало неприятные ощущения. Финал, конечно, непредсказуемый. Но это и есть самоцель автора — удивить. А то, что подобный выверт должен быть чем-то мотивирован, проявиться заранее (это ведь законы психики человека) — автору ни к чему. Читателю же этот рассказ — ни к чему (ни уму, ни сердцу).

Я не любитель лагерной прозы, и если бы эту книгу написал не Прилепин, читать её я бы не стал. Прилепин же – определённый знак качества, и взяв в руки томик размерами с кирпич, я знал, что держу живую историю – дышащую, страдающую, равнодушную, неприкрытую. Писаную-переписаную, штопаную-перештопанную, многократно заклеймённую и давно ждущую кого-то сочувствующего. Типа Прилепина. И он не подвёл. Гражданская позиция его не помешала показать время и место честно – ничего не преуменьшая, никого не оправдывая, но всё-таки отвесив несколько увесистых оплеух любителям сгустить краски и демонизировать Советский Союз. Спойлерить не стану, но для меня эта информация и этот взгляд были неожиданными и интересными. Разумеется, такой подход вызвал пенообразование во рту ряда либеральных критиков, заявивших, в частности, что Прилепин специально выбрал конец 20-х годов, чтобы смягчить ужас лагерной системы. Странное заявление, потому что уже в предисловии Прилепин написал, почему выбрал именно это время – оно непосредственно коснулось его семьи; именно об этих событиях он слышал с детства. Естественно, его заинтересовал конец 20-х, а не 30-х. Роман позиционируется, как основанный на реальных событиях и реальных людях. Каждый из них имеет свою точку зрения, и автор уважает всякую из них.

Язык, как всегда, великолепен – образный, метафоричный, льющийся. Он течёт, он рисует, он вживляет читателя в стылое блеклое небо, в скупую соловецкую землю, в корявые сердитые деревья, в святые неухоженные стены, в белое от холода море, бесконечное во все стороны, как одиночество. Нечеловеческая злоба к ближнему, отчаянное желание тепла – людского, печного – в какой-то момент это становится неважным, непосильная работа и неутолимое чувство голода — читая роман, постоянно хочется есть!

В отличие от постмодернистской «Черной обезьяны», «Обитель» максимально реалистична, при этом современна – мы видим Соловки через погружение в одну конкретную личность.

Как всегда у Прилепина, личность эта мне несимпатична. Но в этот раз меня хотя бы не призывали ею любоваться! Да, Артём позиционируется как «сильный человек»: не ищет опоры ни в сокамерниках, ни в Боге. Особенно – в Боге. Условно-положительные герои (к слову, неверно сказать, что черно-белых в романе нет. Нет белых, а черных – полно: «блатные» и откровенные палачи) нет-нет да сделают ГГ невнятный комплимент в том смысле, что он не поддаётся лагерной деградации. Но не поддаётся ли он на самом деле? Когда в прологе Прилепин описывает своего прадеда (с любовью, это же родной дедушка, но мне, постороннему человеку, очень не хотелось бы с таким общаться), понимаешь, что это – будущее ГГ, если по сюжету у него будет будущее. Другие заключенные могут не замечать этой деградации, потому что Артём вообще мало общается, да ещё судьба постоянно мотает его по разным закоулкам островов – вот и не замечается то, чего перед глазами нет. А он просто плывёт по течению, в какой-то момент попав в правильную струю, а в сложных ситуациях пассивно складывает ручки и тупо ждёт, когда за него примут решение – перекладывая всю работу и ответственность на человека, который по какой-то причине оказывается вовлечённым в ту же неприятность.

К слову, у героя низкая стрессоустойчивость. На внезапный стресс он реагирует истерически-психотическим ответом, столь противоречащим инстинкту самосохранения, что со стороны может показаться геройством. Похоже, что в основе этого лежит болезненно обостренная гордость, но она явно лишь симптом более глубоких комплексов. Свидетельства об этом разбросаны по всему роману (чего стоит хотя бы «Прости – слово, которое он презирал и никогда не употреблял» — за точность цитаты не ручаюсь). Именно такая реакция, к слову, и привела его на Соловки, и именно эти комплексы не позволили открыть во время следствия часть правды, являющуюся «смягчающими» наказание обстоятельствами. Попадая же в условия длительного стресса, ГГ валится в депрессивно-бредовое расстройство с псевдогаллюцинациями.

Так в чем же его «сильная личность»? В том, как во время массовой исповеди перед лицом приближающейся смерти он не присоединяется к другим заключенным, а с наслаждением НЕ раскаивается во всех перечисленных грехах? В том, как он калечит символ их веры? В том, с какой жестокостью он периодически кидается на тех, кто ему не нравится, в том, как безразличны ему те, кто должен вызывать жалость или хотя бы сочувствие у любого другого?

Вот вам «сильная личность» ГГ «Обители»:

«Психопатия — психопатологический синдром, проявляющийся в виде констелляции таких черт, как бессердечие по отношению к окружающим, сниженная способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда другим людям, лживость, эгоцентричность и поверхностность эмоциональных реакций.

Понятие «психопа́тия» подразумевает бессердечие по отношению к окружающим, сниженную способность к сопереживанию, неспособность к искреннему раскаянию в причинении вреда другим людям, лживость, эгоцентричность и поверхностность эмоциональных реакций[1]. Субклиническая психопатия, наряду с макиавеллизмом и субклиническим нарциссизмом, входит в тёмную триаду «дурных характеров», которым свойственны бессердечие и манипулятивность[2]. Психопатия является гетерогенным синдромом, который, согласно триединой модели, представляет собой комбинацию следующих фенотипических доменов: «расторможенность», «смелость» и «подлость»[3]. В перечни официальных психиатрических диагнозов, DSM-5 и МКБ-10, психопатия не включена. Согласно альтернативной модели DSM-5 (Section III), психопатия может проявиться как особый вариант антисоциального расстройства личности.»

Прилепин пишет ему иной анамнез: это человек, который убил Бога. Не как Ницше, а скорее, как Лонгин. Копьем в подреберье. Но Богу не нужна наша вера, а вот нам Его вера очень даже нужна, и Артём однажды во сне просит Его оглянуться, максимально приближаясь к тому, что можно назвать «просить прощения». Бог давит его пальцем, как тех клопов, чем сам Артем недавно развлекался. И просыпается он совершенно пустой оболочкой, бессмысленно и ожесточенно цепляющейся за существование, и единственную радость находящей в том, чтобы издеваться над сломанными людьми, пусть и подонками.

Вот и вся сила. Тюрьма ломает душу. Как можно сломать то, чего нет? Мни оболочку – ей всё равно. Оказывается можно, потому что можно доказать, что выкрутасы твои небезобидны для тебя же. «Сильная личность»-Артём всю книгу прогнозирует это, вроде как серьезно, но все действия его говорят, что до конца он не верит. И только когда ухнуло – вот тут он осознал. И сломавшись/смирившись вдруг стал человеком.

Противопоставлением – личности священников, не только сохранившие «образ и подобие», но и стремящиеся поддержать всякого нуждающегося, не робеющие отстаивать свои взгляды перед сильными мирка их и при этом не утратившие самокритичность. Вот это – сильные люди, заслуживающие уважения.

Вообще, христианская тема пронизывает весь роман, создавая что-то вроде вуали, как в фильмах Тарковского, но эта тема так сложна, что рассуждать на неё я не решусь. Скажу одно – меня проняло.

И конечно, эта странная любовь… Настоящая любовь. «Настоящая» — не в романтическом, а в бытовом смысле. Она измеряется не мыслями, а поступками. Мысли безобразны: плотское желание, эгоистические мотивации, а в промежутках ГГ смотрит на свою даму в лучшем случае как на что-то постороннее, ненужное, а то и с какой-то неприязнью. Ох, как меня бесило это его отношение! В эссе «Дочка» Прилепин показывает собственную любовь, полную нежности и заботы, так почему же он лишает её своих персонажей?! Приходилось встряхивать себя и напоминать, что ты читаешь на тёплом диване, накушавшись котлет про человека физически вымотанного и эмоционально истощенного. Да еще и страдающего аффективным уплощением, что ярко показано на примере его отношений с матерью.

Впрочем, дама сердца относится к своему мужчине не лучше. На словах. Поступки же говорят иное. Именно поступки, особенно финальный, конечно, примирил меня с этим героем и его странной любовью.

Желающим подискутировать — милости прошу на мою страничку, там будет дубликат отзыва.

Мне книга определенно понравилась и, по совести, Прилепин совершил шаг вперед. Прежде всего тем, что вытравил из романа свою чрезмерную тягу к мужскому кокетству — всяким рубленым афоризмам, претензиям на джеклондонство и ношение «кодекса». Для наглядности в концовке романа есть главка про встречу с дочерью Эйхманса — как же она контрастирует с текстом в целом ( тут и суждение относительно здороваться с офиицианткой и месте в ресторане , чтобы спиной к входу, и и запоминающиеся.советскую власть он не любит, а вот тех, кто ее ненавидит, еще больше и прочая типа пацанская мура). Доводилось встречать претензии к бесцветностии главного героя — но альтернативой «бесцветности» выступает только маскулинистость в духе традиционных прилепинских мужичков с ботинками, полными горячей водки, и не факт, что альтернатива была бы лучше. Пара значимых персонажей рядом выписаны совершенно славно. Мой любимец — владычка, но и бывший белогвардейский контрразведчик и еврейский тенор прекрасны. Женский образ центральный очень сложен для исполнения и, наверное, сделан так добротно и соразмерно, как это возможно в предлагаемом антураже. Более персонажей Прилепину удались сцены ( от расстрелов до скитаний вдвоем на лодке), драматургически выписанные. Автор отнюдь не полемизировал с Солженицыным и Шаламовым, но известный маатериал расцветил, написал увлекательный в том числе отчасти приключеенческий роман о выживании и пределах человеческой деградации. Отдельные шероховатости ( ну там без биографической справки Эйхманса, вполне себе доступной по фактуре можно обойтись) не отменяют позитивного впечатления от книги, в которой автор избавился от маннерности и рассказал о близком ему, но не о себе, любимом. Последнего в последнее время во всяких интервью много и не так, чтобы заслуженно.

05.01.2014.

Спустя более чем 7 лет перечитал роман. После осмотра сериала ( достойного) и посещения этим летом Соловков ( не потрясших, к слову). Повышаю оценку на 2 балла, прекрасный и безоговорочно увлекательный роман, который автор при всяких оправданных инвективах в его адрес может класть на иную чашу весов.

Начало 20-х. То ли самый конец Гражданской войны, то ли первые годы после. На Соловки – по сути, первый советский исправительный лагерь, попадает осужденный за убийство 27-летний Артем Горяинов. Мир Соловков мы видим его глазами – глазами полными силы, жизни, какой-то невероятной дерзновенности, радости и воли. Интересно, что положительным персонажем Артема назвать язык не поворачивается. Достаточно вспомнить за убийство кого именно он попал на Соловки.

Что видят эти глаза? Они видят, как в соловецком котле смешались и варятся (толи до готовности, то ли до смерти), индийские чертежники и русские проститутки, поэты и шпионы, послы и священники, писатели и белогвардейцы, казаки и проштрафившиеся чекисты, блатные и актеры, купцы и анархисты, студенты и коммунисты, беспризорники и чеченцы…

«Фабрика людей» — так называл Соловки их первый начальник Федор Эйхманис (прототип в романе реального советского сверхчеловека эпохи Троцкого Федора Эйхманса, чья биография, изложенная в приложении к «Обители», сама по себе достойна романа).

В Соловецком лагере выращивают шиншилл, ищут клады, стараются сберечь бесценные иконы и заживо скармливают людей гнусу. Здесь есть театр и библиотека, но также карцер и штрафной изолятор. А прямо над расстрельным помещением торгуют мармеладом.

«Цирк в аду», — как говорит о Соловках один из героев романа.

Но не стоит путать Соловки 20-х годов с концентрационными лагерями, каторгами, колониями и в целом ГУЛАГом, которым впоследствии так прославился Союз. Всем этим они стали несколько позже. Задумывались же Соловецкие лагеря как кузница, лаборатория, в которой будут перевоспитывать, переплавлять и создавать человека нового. Вот этот период перековки и описывает Прилепин. Причем так точно и проникновенно, так заразительно и мастерски, что к середине романа у читателя, сиречь меня, произошло полное погружение в реальность Соловков — очень чувствуется упоение, увлеченность, с которым роман писан. Тем более что вместе с героем, мы попадаем практически во все уголки СЛОНа – от обычных бараков и лисьего питомника до баланов (подвид лесозаготовки) и карцера. В этом, конечно, есть некая искусственность, экскурсионность, дань сюжету, и тем не менее…

Сравнение Прилепина с Шаламовым и Солженицыным неизбежно. Хотя бы потому, что автор «Обители» играет на их поле. И не то чтобы выигрывает, скорее, играет по своим собственным правилам. Если ГУЛАГ Солженицина – это, в первую очередь, муки ума, а лагеря Шаламова наоборот – ад плоти, то у Прилепина это скорее некая особая, лабораторная среда, в которой тоже можно жить. Правда, предварительно как следует умерев.

Захар Прилепин воевал в Чечне, и именно оттуда привез свои «Патологии» – роман, куски из которого мне периодически снятся. Его второй роман – «Санькя», тоже в какой-то мере автобиографический (Прилепин был членом национал-большевистской партии), прочтения более чем достоин. Особенно бы я его советовал молодым и горячим, тем, которые «дух, що тіло рве до бою».

Дальше же с Прилепиным произошло странное. В «Грехе», «Ботинках полных горячей водки», «Черной обезьяне», «Восьмерке», как по мне, качество, размах, да даже объем его прозы заметно пошли на убыль. Казалось, Прилепин-писатель просто отделывался от читателя и критика подачками, стараясь при этом сохранить свое реноме. Зато всевозможные награды и премии так и посыпались на писателя.

Теперь же, «Обителью», все выданные авансы Захар Прилепин не просто отработал. Мы, читатели, ему еще и должны оказались. Я так уж точно.

Наверное, не зря до сих пор нет на эту работу аннотации: даже нет желания определять, о чём это написано.

Общее впечатление однозначное — да, это очень неплохо стилистически. Причем, сначала в глаза бросалась некоторая искусственность такой манеры, едва ли не натужность, но затем автор «расписался» и читать было уже достаточно комфортно. Что же касается содержания... При том, что при чтении остро ощущаешь атмосферность, чуть ли не кинематографичность, текста, буквально через полдня я не смогла вспомнить, о чем был роман. Ощущение (или послевкусие) двойственное: помнится, что здорово написано и — что неприятное содержание. Нет, я отнюдь не считаю, что не должно быть жёстких и «чёрных» текстов. Но здесь осталось ощущение какой-то тёмной пустоты. И досады, что литературный талант создает то, что мне — пожалуй, не нужно.

И, кстати, да — фантастической составляющей я здесь не уловила. Уж сюжетообразующей — точно.